Текст книги "Письмо, так и не написанное, потому что его отправлять некому"

Алексей Комов
Письмо, так и не написанное, потому что его отправлять некому

Все существующее – сон.

Все, что не сон не существует.

Борхес

Как же ее назвать – Оля, Галя, Лена? Нет, я конечно помню её настоящее имя. Но прошло так много времени, что из Лены, Гали, Оли она превратилась в Галину, Елену, Ольгу. С добавлением соответствующего отчества.

Да и зачем по прошествии стольких лет ей вспоминать легкомысленное приключение в славном месте Гурзуф?

Или, не дай Бог, по настоящему имени кто-нибудь из близких или друзей догадается, о ком идет речь, и начнет допытываться: было ли все это на самом деле и если было, то так как описано или что-то было совсем по-другому?

Зачем настоящее имя? Мои воспоминания – это мои воспоминания и навязывать свое прошлое тому, кто в нем совершенно не нуждается, по крайне мере так же глупо, как делать искусственное дыхание человеку, который и не собирался тонуть.

Тем более, что история эта приключилась так давно, что стала моим и только моим мифом.

Глава 1

Я назову ее… Оксаной.

Мне нравится это имя. Оно словно легкое терпкое вино в южной ночи с огромными звездами и шумом прибоя. Ну да ладно…

Сначала я вообще имени не знал, как и ее саму. Сначала была авантюра. Иначе нельзя было назвать эту поездку на юг в начале сентября (только потом я узнал, что это время называют «бархатным сезоном») в славном году 1981-м.

Те года сейчас называют расцветом «застоя». Но тогда мы еще не знали, что живем в этом самом застое. По правде сказать, я и сейчас не очень понимаю, что это такое. Жизнь шла, меняя и нас, и окружающий мир. Да, Брежнев казался вечным. Но, по большому счету это мало кого волновало, кроме небольшой группки шумных диссидентов. Это сейчас написаны горы исследований, как эти «борцы с режимом» перевернули сознание советского человека и уничтожили «совок». Но тогда они были чем-то вроде экзотической сектой. А за «совок» можно было бы и в пятак получить (неплохо было бы и в наше время эту «традицию» возродить)!

Мы просто жили, и даже не догадывались, что всего через год с небольшим наш, уже устоявшийся уклад с вечным Генеральным, сменится с началом периодом «естественной» демократии, когда дата назначения Генерального секретаря ЦК КПСС будет все ближе находиться к дате его проводов в последний путь. А потом наступит и вовсе кавардак с перевертышами в верхах, который в конечном итоге перевернет и нашу жизнь, и нашу страну (которая станет из нашей – фактом истории), а, главное, наши мозги. У некоторых это вращение до сих пор не прекратилось…. Впрочем, это проблемы совсем для другой истории!

Тогда же…

Всего год назад, даже меньше, я вернулся из армии. И быстро избавившись от привычки ранних подъемов, сержантского лексикона и замашек несостоявшегося маршала, с радостью окунулся в гражданскую жизнь. За прошедшие месяцы я построил огромное количество планов, которые рождали еще большее количество идей, а те, в свою очередь, вызывали всякие желания. Да и энергии было избыточно.

Единственное, что отсутствовало, как факт, необходимое количество дензнаков, которые в те времена никто не называл деревянными, по причине того, что с валютой имели дело только узкие круги загранкомандированных и то в форме чеков "Березки"[1]1
  Сеть фирменных розничных магазинов в СССР, реализовывавших пищевые продукты и потребительские товары за иностранную валюту (иностранцам) либо за сертификаты, позднее – чеки Внешпосылторга и Внешторгбанка


[Закрыть], фарцовщиков и спецотделов милиции, которые вели с ними (с фарцовщиками) беспощадную, и, как сейчас выяснилось, совершенно бесполезную борьбу. Сейчас, когда моя восьмидесятилетняя мама периодически по телефону сообщает мне об изменении курса доллара на ММВБ, совершенно ясно, что дело фарцовщиков живет и побеждает.

Уточню: фарцовщиками в те времена называли и тех, кто торговал всякими модными иностранными тряпками, которых в простых советских магазинах днем с огнем не отыщешь. Разве что отстояв огромную очередь по записи за соцстрановским суррогатом, или в желании пробрести нечто финское (но об этом можно было только мечтать). Как предел мечтаний – французское.

Правда, и самосторока хватало. Сейчас приходится пояснять, что означает еще недавно популярный термин. А означает он любую одежду, сделанную своими доморощенными способами, но только с импортными наклейками. Сейчас это все называют контрафактной продукцией. Но тогда, мы этого заумного термина и слыхом не слыхивали.

Какое отношение вся эта экономическая информация имеет к истории той далекой любви? Самое прямое!

В те времена, зарплаты честно работающего молодого человека на государственной службе, хватило бы ровно на билет туда с небольшим хвостиком полунищенского существования в течении трех, четырех дней. Если ты к этому хронически не можешь копить деньги, отказывая себе в маленьких радостях жизни, то дела твои совсем плохи. Либо ты надолго забываешь о существовании теплого ласкового моря с горячей галькой на берегу, утешаясь круизами по домам отдыха в ближайшем Подмосковье. Либо находишь приемлемый выход из хронического безденежья.

Мы нашли!

Собственно, тогда его и находить не нужно было.

И выход этот формулировался в единственном слове: ДЕФИЦИТ!!!

Это сейчас это понятие ушло на периферию сознания и используется чаще всего замшелыми историками.

В те времена это был Код СССР. Или Код Брежнева. Это кому как нравится. Если вы залезете в толковый словарь или, как сейчас это принято, запустите поисковик, то вам выдадут академическое определение. Примерно такое:

Дефици́т (от лат. deficit – недостаёт) – термин, означающий недостачу, недостаточность.

Или еще вариант:

Дефици́т – недостаток отдельных товаров и услуг, которые покупатели не могут приобрести, несмотря на наличие денег. Дефицит свидетельствует о несовпадении спроса и предложения и отсутствии уравновешивающей цены.

С точки зрения ученого мужа современности – совершено правильно. А для нормального человека того время – абсолютный чушь! Потому что Дефицит – это стержень всего быта. Уровень доступности к дефициту определял твое социальное, служебное и даже политическое положение. Те, кто приникал даже к малому источнику дефицита – впитывал в себя, как из источника живой воды силы, которые поднимало его над окружающими. Возможность достать то, чего вообще нет лучше всяких штатных расписаний и официальных званий показывало место человека в обществе.

Дефицитные товары были иногда некими магическими артефактами. Обещание гаишнику достать билеты в Большой театр (театр на Таганке или «Современник») освобождали от любого штрафа. И не потому что любой сержант был тонким ценителем классического балета или оперных постановок. Просто, сам факт обладания подобной редкостью возвышало его даже среди его избалованных коллег!

Если ты не можешь обсудить лучшие показы на Московском кинофестивали или не побывал ни на одном закрытом ппросмотре в Доме кино ни один самый престижный диплом, да что там диплом, кандидатская диссертация, не закроит твоё интеллектуальное убожество!

Так что, те, кто сводит понятие ДЕФИЦИТА только к отсутствию колбасы и селедки в продуктовых магазинов, просто ничего не знают о жизненных функциях этого явления. Не знает, что он являлся даже фактором просвещения. Достать хорошую книжку – было неимоверной удачей. Кто-то для этого использовал всевозможные знакомства и родственные связи. Кто-то собирал макулатуры, как сумасшедший (за неё давали талоны на разные подписные издания). Те, кто мотался по командировкам знал места залегания книжных пластов: Кишинев, Прибалтика, Ташкент и, конечно же, одесский книжный рынок. И старались именно туда получить направление от работы. Упоминание о том, что на твоих книжных полках появился Бабель и Булгаков, делали тебя самым равным среди равным. Про ротапринтовые[2]2
  Ротапринт – небольшая упрощённая офсетная печатная машина, служащая для размножения в относительно небольших тиражах книг, бюллетеней, служебной документации


[Закрыть] экземпляры самиздата, например, «Собачьего сердца», которые по хорошему и прочесть было невозможно – буквы расплывались, и упоминать не стоит. Это как в армии из лейтенанта сразу стать генерал-майором!

Нынешним поколениям общедоступного интернета подобный путь развития мозгов умер. У некоторых – вместе с мозгом!

Хотелось бы снова окунуться в атмосферу тотального дефицита? Упаси Господь! Но и забывать не стоит.

Вот мы как раз этим и возможностями «эпохи Д» и воспользовались!

Мы – это я и мой приятель, тогда начинающий карикатурист. Точнее, все наоборот. Эффективный выход из безденежья предложил он. Я был рабочей силой.

По большому знакомству нам удалось достать только появившиеся комплекты – трикотажные футболки и трусы. Вы не представляете, какое количество желающих было поменять свои сатиновые семейные трусы на обтягивающие трикотажные полоски. Носившие их просто ощущали резко повысившуюся сексуальную привлекательность, хотя, разумеется под брюками особо ничего не разглядишь. Но какая разница? Главное ощущение. То же относилось и к майкам.

Но банальная спекуляция, купил подешевле, перепродал подороже, нам претила.

Мой компаньон – художник – из линолеума вырезал матрицы – символы популярных рок-групп и их солистов. Достали типографскую краску. И производство началось.

К нашей чести могу сказать, что выпускали мы качественный товар. Майки со временем истлевали, но вот наши Ленноны и Тир Эксы не тускнели никогда.

Майки уходили бойко.

Возникла проблема трусов. С красивыми футболками предлагать девственно белые трусы? Нет, это было не для нас.

И решение было найдено. Илья сделал набор специальных миништампов, которые позволили закреплять контуры заросших лиц далеких звезд рок-музыки на уровне самых интимных мест.

К нашему радостному удивлению трусы стали пользоваться еще большей популярностью, чем футболки При чем особый успех продукция произвела на женщин средней молодости. Не знаю, себе они покупали или своим друзьям, но факт остается фактом.

Именно первые опыты подпольной деятельности цеховика – артельщика и мелкого коммерсанта в эпоху агонии развитого социализма помогла мне (хотя и несколько позднее) сделать научное открытие, опровергающее один из основных постулатов (готовьтесь!) марксизма, а точнее, энгельсизма. Мы с младых ногтей как аксиому твердим:

ТРУД СДЕЛАЛ ИЗ ОБЕЗЬЯНЫ ЧЕЛОВЕКА!

Сейчас!!! На собственном опыте я убедился и готов до последних сил биться за эту открытую мной истину, которая напрочь опровергает основоположника. У меня, после погружения в реальную жизнь так было сформулирован момент перехода от животного состояния наших предков к разумному:

ТРУД СДЕЛАЛ ИЗ ОБЕЗЬЯНЫ РАБОТАЮЩУЮ ОБЕЗЬЯНУ!!! А ЧЕЛОВЕКОМ ОНА СТАЛА, КОГДА РЕШИЛА ПОМЕНЯТЬ ТО, ЧТО СДЕЛАЛА, И ЗАДУМАЛАСЬ, КАК СЕБЯ НЕ ОБИДЕТЬ ПРИ ЭТОМ ОБМЕНЕ.

Конечно, предприниматели по нынешним меркам мы были так себе – накидывали за свой высокохудожественный труд совсем немного. Но к моменту отъезда кое-какая сумма в кармане уже была.

К чему эти производственно-коммерческий отступления? Они имеют самое прямое отношение к тому, что случилось в самом начале моей будущей личной жизни.

Точнее, тогда это имело отношение к поездке на юг, куда мой компаньон вместе с женой собрался поехать отдохнуть. Сведя дебет с кредитом, и получив весьма оптимистический результат, я естественно, согласился на их предложение. Смущало, что ехали мы туда в категории дикарей. Но вместе с друзьями и «одичать» было не страшно.

Тем более, ехал я туда не совсем за отдыхом, в обычно обывательском смысле этого слова.

Глава 2

…Ехал я туда за приключениями. Любовными, разумеется.

Сейчас постоянно мусолится одна и та же фраза: «В СССР секса нет!», которую, по словам «звезды» отечественной журналистики, произнесла на заре перестройки некая дама во время телемоста с США. Оставим на совести самоназначенного «классика», что он, как обычно, переврал смысл сказанного женщиной (она, собственно имела ввиду показ по телевидению эротики, и ни на йоту не обманула). Того журналиста, который вырвал фразу из контекста и пустил гулять эту бессмыслицу среди коллег различных СМИ, тоже понять можно – всю сознательную (и не сознательную) жизнь, он прожил в далеких странах-государствах вместе с родителями. Поэтому, своей исторической родины почти не знал, да и, как сам признался, знать не очень хотел. Про теплые чувства здесь заикаться не приходится. Разумеется, не знал он и и про то, как любили здесь друг друга люди. Удивительно, что эту нелепицу охотно повторяют многие другие, называющие себя журналистами. Очевидно, и у них с «теплыми чувствами» к своей земле, явно напряженно. Ну да ладно. Суть от этого не менялась.

На самом деле, мы были веселы и здоровы. Мы хотели веселья и любви!

Правда, для любви чувств было мало. Взрослой любви нужны были еще места, где ею можно было бы заняться…

В Москве, того времени, с этим было напряженно. То есть, ходить по улицам или приглашать девушек в театры, это сколько угодно, если хочешь шикануть или пустить пыль в глаза. Не самим посещением во дворец Мельпомены, а тем, что смог достать билеты. Речь, понятно идет не о всяких там спектаклях в нагрузку для приезжих, а модных, куда очередь занимали за несколько дней и ночевали у касс, запасшись спальными мешками, бутербродами и большими китайскими термосами.

Проще было пойти в кино, что демократичнее и дешевле – максимум сорок копеек за билет.

Но для большего, к чему так стремились все гормоны здорового молодого (двадцати с небольшим лет) тела, условий практически не было. Так, свидания в форточном режиме. О южных похождениях своих приятелей я был наслышан.

Думать, что половина этих историй – разгулявшаяся фантазия и неудовлетворенные желания – не хотелось. Зачем? Ведь вторая-то половина – чистая правда.

Этой половины мне вполне хватало чтобы строить самые радужные планы. Пусть моралисты застрелятся или забросают меня гнилыми бананами (сейчас их в достатке) – я хотел трахаться. Хотя тогда этого слова не было, чего не скажешь о действии.

Так что, несмотря на не слишком набитый кошелек, я был полон радужных ожиданий.

Они, ожидания, оправдывались.

Мы удачно прилетели в Симферополь – днем. Изрядно пропетляв по крымскому серпантину на рычащем как бронтозавр автобусе (на такси мы явно не тянули – по 25 рублей с носа, сумасшедшие деньги!), часам к шести уже приехали на гурзуфский автовокзал. Хотя «Автовокзал» для небольшой оштукатуренной будки это слишком громкое название. Но, что это центральное место поселка, где можно встретить любого человека, которого ищешь – это уж точно. И мы через пятнадцать минут встретили добрую фею ростом не выше метра пятидесяти пяти и под центнер весом, которая после недолгих торгов изящно махнула «волшебной палочкой» ("ай, да что с вами поделаешь") и сдала нам койки по вполне доступным ценам совсем рядом с морем.

Мне особенно повезло. Рубль за сутки – даже по тем временам – фантастическая удача.

Ударив по рукам с хозяйкой, мы отправились знакомиться с нашим новым местом обитания на ближайшие два десятка дней.

Идти было совсем недолго. Вверх по лестнице со сбитыми бетонными ступенями. Потом по странной улочке, нависавшей над садом внизу.

Было просто замечательно!

Под теплыми лучами крымского солнца, Москва с её сиротским пасмурным летом, растворялась в сознании.

Вот и наш домик. На повороте узкой дороги, пробиравшейся на склон горки. А что, симпатичный домик, бревенчатый, с удобствами на улице.

Но когда мы вошли в небольшой дворик, выяснилось, что на улице не только удобства, но и собственно и я.

За полтора рубля в сутки кроме койки и крыши у меня ничего не было. Койка на самом деле оказалась простой раскладушкой, которая стояла на широком крытом крыльце.

Моим друзьям стены достались. Но не капитальные. Они разместились на веранде.

Единственная комната, настоящая, была уже занята. Но наша пышная хозяйка клятвенно обещала, что если мы захотим, как только она освободится – мы можем улучшить свои «дикарские» условия (что кстати так и не понадобилось – от добра добра не ищут).

Я уселся на свою продавленную раскладушку, огляделся и понял, что меня эти спартанские условия вполне устраивают. Не за комфортом же я приехал. Успев быстро переодеться, я бросил сумку с вещами в комнату к ребятам,

Лена тут же засуетилась по хозяйству. Вскоре мы с Ильей были накормлены.

И я был вполне готов к задуманным свершениям.

Надев жутко модные, естественно, не из магазина, местами тертые, местами голубые джинсы, я оставил семейную пару основательно обустраивать свой быт.

Наш дом стоял чуть в стороне от набережной, где и концентрировалась вся жизнь отдыхающих с редкими вкраплениями местного населения.

Спускаясь по узким улочкам вымощенным старинным булыжником я с каждым шагом погружался в отдых, незаметно отравляясь Гурзуфом (отравление до сих пор не прошло).

Шаг – и я услышал шелест легкого прибоя.

Шаг – и почувствовал запах морской воды.

А потом, вдруг я увидел пальмы, акации, гальку обкатанную волнами…

Глава 3

Но я, погружаясь в едва начавшийся вечер первого дня отдыха, занят был не созерцанием эстетики окружающей эко-системы и стихийной архитектуры приморского поселка, а поиском манящей волны легкого, как молодое крымское вино, разврата.

Осматриваясь вокруг я видел загорелых беззаботных и веселых девушек. Да, я там, куда стремился. То есть, почти в раю. Но не бестелесно-праведном, а в вполне реально ощущаемом и наполненном сладкими страстями.

Но страсти пока были чужими. Я же пока был вне этого праздника жизни, словно стеклянный барьера. отделял меня от него То, что происходило там, я видел ясно и отчетливо, а меня не замечал никто. Хотя, есть же та заветная «калиточка»? На помощь тоже рассчитывать не приходилось.

Не будешь же останавливать любого прохожего и спрашивать: "Где у вас здесь самые легкомысленные симпатичные и, в то же время, самые доступные девушки"? По тем, внешне суровым временам, в лучшем случае, можно было получить общественное порицание, выраженное в различных формах морального, а то и физического воздействия на твою личность. В худшем, загреметь в милицию за… (статью приставьте сами), где личность так же не попала бы в комфортные условия.

Приходилось полагаться на интуицию и природный инстинкт.

Сначала инстинкт провел меня вдоль мощного чугунного забора дома отдыха больших чинов Министерства обороны. Чины предпочитали отдыхать в привычном для себя комфорте, и поэтому охрана этого объекта была построена по образу и подобию средневекового замка или ракетной стартовой позиции. Штурмовать или брать осадой объект в мои планы не входило. Тем более, контенгент, изредка мелькавший вдалеке совершенно не располагал к подвигам.

Другое дело – "Спутник", куда я вскоре дошел, двигаясь по набережной. Это молодежный дом отдыха ЦК комсомола. Там с выбором все было нормально. Да так, что глаза разбегались! Но товарищи из ЦК не менее ревностно оберегали свои рубежи номенклатурного отдыха. И чтобы посторонние объекты, типа меня, не проникали на священную территорию, у врат были поставлены проверенные кадры, а окружающий территорию дома отдыха забор был густо вымазан каким-то грязным и вязким машинным маслом.

Чуть позже выяснилось, что все эти внешне грозные препятствия достатчно легко преодолевались. Но в первый вечер, они внушали уважение и казались совершенно неприступными.

Меж тем, в пустых прогулках время шло. И южная ночь, совершенно не обременяя себя долгими сумерками, наступила почти почти мгновенно. Словно кто-то старомодно-аккуратный, как деньщик отставного генерала, нажимает на старый выключатель… Впрочем, темноты в Гурзуфе не было. Только солнце уходило за горы, как за пресловутый железный занавес, в сторону тогда неведомых нам комфортных среднеземноморских курортов, вспыхивали тысячи огоньков, фонарей и фонариков.

Почему-то каждая лампочка даже на одном фонаре светила по-разному. А так ли это важно?

Ночь вместе с густой теплой темнотой и уличными огнями принесла музыкальную какофонию. Звуки неслись с разных сторон и спутывались клубком в моих ушах.

Отойдя от первого музыкально-шумового удара, я сообразил, что это выход. Там, где музыка, там и веселье. А где веселье, там и мое место. Вычленев из «клубка» конкретную ниточку, я пошел по ней.

Первая мелодия привела меня в совершенно пустой дощатый тир с облупленными жестяными мишенями, по которым стреляли еще наши революционно настроенные предки, готовясь к сдачам норм "Ворошиловских стрелков". Главный тирщик с удивлением посмотрел на бледного отдыхающего, словно он и не ожидал никого увидеть в своем развлекательно-стреляющем заведении, и сразу отвернулся к своей газете.

Назло ударнику убойного заведения купил пять пулек, которыми и расстрелял престарелых желто-синих зайцев. Минут на пять зайцы прекратили свое бренное существование на благословенной земле, а хозяин тира ради такого события поменял местную газету "Черноморскую здравницу" на столичную "Социалистическую индустрию", что я расценил, как признание заслуг столичного гостя.

Первая ошибка моего поиска веселых мест меня не обескуражила. Ведь метод-то был правильным!

Правда, еще пару раз я натыкался на какие-то киоски и мелкие ларьки.

Наконец, поднявшись по крутой дорожке в гору, а потом по стертой лестнице почти спрятанной густыми ветвями акаций и других южных деревьев, я наконец достиг цели.

Это была большая веранда. Справа – огороженный ресторан, где играл приезжий ВИА. Но ресторан сметой моих расходов никак не был предусмотрен. Очевидно, не только у меня. Ресторан был заполнен едва ли наполовину.

Зато слева был вполне приличный бар, который недостатка в посетителях явно не испытывал. Кстати, музыка звучала в большей части именно оттуда.

За бетонными столами уже устроились шумные загорелые компании. Они уже вполне растворились в отдыхе и меня не тянуло быть среди них белой вороной (и по отсутствию загара тоже). Поэтому пришлось скромно сесть у барной стойки и потягивать кислый коктейль.

Минут двадцать я смотрел за веселящиеся публикой, ощущая себя зрителем в стереокинотеатре, который радуется вместе со счастливыми героями, но в действие участвовать возможности не имеет.

Конечно, можно было пойти потенцевать. Но разобраться сразу, кто с кем и кому я, собственно, нужен в этой веселой толпе было невозможно.

Оставалось с милой грустью наблюдать за девушками, которые в этой теплой ночи больше заботились не о том, как лучше одеться, а о том, как изящней раздеться.

Через некоторое время роль стороннего наблюдателя начала надоедать. И тут появились две вполне приличные девчонки. Не просто появились, а, во-первых, встали рядом со мной, и, во-вторых, начали расстерянно рассматривать меню.

Конечно, я не супермен, который за здорово живешь может склеить любую, но уж если есть хоть малейший повод, то полным идиотом я тоже не буду.

С выбором, на кого же из них обратить внимание, тоже проблем не было – на ту, что ближе. Из-за грохота музыки вторая просто ничего не услышала бы.

Кто-то разрабатывает целые теории как знакомиться. Ерунда все это. Если пошел кураж, то и повода не надо. И полусвязное бормотание о достоинствах коктейлей, температуре воды, последнем кинофестивале и бог его знает о чем еще, ровным счетом ничего не значит. Потому что главным в такие моменты является другой язык.

Теплый чуть с прохладой ветерок ночного моря, запах горячего девичьего тела цвета темного золота, внутренняя энергия, которая начинает метаться по твоему телу со скоростью элементарных частиц в космосе. Все это замешивается на ощущении того же желания, которое испытывает и она. Это главный язык, который уплотняет время до размеров кончика иголки и растягивает каждую секунду до размеров вечности. И все равно, будете вы танцевать, обсуждать последние новости или просто молчать. Развитие действия проходит и так.

После некоторого не слишком обязательного общения наступило второе действие нашего знакомства.

– По моему здесь слишком шумно, – это, кажется, сказал я. И это был пароль, который был понятен только нам двоим.

– Да внизу намного, намного тише, – это, кажется, ответила она.

Хотя все может было наоборот.

Подругу её мы потеряли сразу. И не искали. Мы были внутри себя. И стремились друг к другу. Близость уже состоялась. И теперь она должна была произойти в реальном времени.

Впрочем, это сейчас я могу все происходившее разложить по составным.

Тогда – были ощущения на кончиках нервов. Нами двигало, то что заложено в нас природой, но к сожалению так часто не раскрывается.

Погуляв немного по тенистым дорожкам, мы устроились на узенькой скамеечке, в какой-то кипарисовой аллее. И сразу же окунулись в поцелуй, такой долгий, как затяжной прыжок из стратосферы.

Правда, «приземление» наступило достаточно быстро. Послышался шум многих шагов и голоса. Потом, когда я узнал Гурзуф получше, выяснилось, что мы устроились на очень оживленной аллее, по которой люди из кинотеатра поднимались в свои корпуса дома отдыха на горе.

Но в тот момент нам было не до географических подробностей. Место надо было менять.

– Давай просто погуляем, – предложил я. Что мне еще оставалось предложить?

– Давай, – а что ей оставалось ответить?

Мы пошли гулять.

Гулять – это для всех тех, кто был вокруг. Но мы оба знали, что это были судорожные поиски места, где бы можно было остаться вдвоем. Обстоятельства насмешливо предлагали нам: а не стоит ли вам остановится?

Мы сплетали в плотный узел узкие улочки, каменные заборы и чахлые кусты. И узел этот разрастался, оставляя нас посередине. Влечение друг к другу не только не ослабевало, но росло от каждого прикосновения рук, легкого поцелуя и мимолетной ласки.

И влечение разрубило этот узел. Поднявшись в гору (как я сейчас понимаю совсем немаленькую) мы увидели совершенно пустой склон под черным небом с насмешливыми звездами. На склоне торчало несколько полувысохших кустиков – то ли остатки виноградной лозы, то ли еще что-то. Выяснять ботанические подробности в тот момент мне и в голову не приходило. Нам они показались густой развесистой рощей, которая готова была помочь нам и спрятать от случайных наблюдателей.

Мне не надо было девушку спрашивать или просить. А ей не надо было отвечать "Да"! Природа все сказала за нас.

Не без труда нам удалось вскарабкаться на этот склон и устроиться у ближайшего куста. Дальше мы идти не могли и не хотели. Время ожидания уже кончилось. Сознательные решения исчезли. Мы уже жили подсознанием.

Слава, слава модельерам, которые придумали джинсовые юбки на кнопках спереди! Небольшое движение с легким усилием и она превращается в удобную подстилку. Еще несколько движений – и остатки условностей в виде мелких деталей одежды лежат рядом, А вместе с ними отлетают в стороны и уже никому не нужные слова о чем-то стороннем и совершенно ненужном. Оставалось только пьянящее ощущение тел и желание близости.

Прикосновения стали громче крика, поцелуи гормоничней любой мелодии. Мы не были загружены излишними знаниями и советами людьми начала нового века. Информационно-интимный взрыв – удел нынешних двадцатилетних. Нами же руководила природа и опыт многих многих предков, оставивших отпечатки своих наслаждений в генетической памяти. А может…

Впрочем, о чем это я?

Я лежал рядом с юной женщиной, которую смертельно хотел, и которая хотела меня, вдыхал запах её кожи, чуть влажной и прохлядной в жаркой ночи, ласкал грудь и наслаждался.

Правда, буду честен, наслаждался я больше своими ощущениями, своей мужской силой, своим желанием.

Лаская ее грудь, я чувствовал свою руку, которая ласкала красивую женскую грудь, когда её ноги переплетались с моими, я чувствовал, что она сплетается именно со мной, и когда я прикасался к ее лону – ощущал прикосновения своих пальцев к нежным складкам этого чудного женского начала.

Да, плохо ли, хорошо ли, но в тот момент важней всего на свете для меня были именно мои (!!!) желания и ощущения.

Ей, кажется тоже. То есть, ей тоже важней всего на свете были её собственные ощущения.

Её грудь ложилась в мою ладонь, потому что она хотела почувствовать чувственность своей груди… Через прикосновения моего тела она ощущала чувственность своего…

Мы хотели друг друга, чтобы почувствовать самих себя.

Я хотел войти в неё, что бы ощутить себя в ней. А она ждала меня в себе, чтобы её чувственность взорвалась миллионами милисекунд наслаждения.

Мы вдвоем были вместе, чтобы почувствовать самих себя. Желая того, кто был рядом, мы, в конечной степени, хотели самих себя в своих ощущениях.

Это было прекрасно.

Хотя и грешно. Любовь для самого себя – это грех перед природой.

За это мы и были сразу же наказаны. Чуть-чуть. Но все же…

… И в какой-то момент я понял – уже пора. Просто ласк и прикосновений мало.

Она приподняла колени и раздвинула ноги, показывая, что она жаждет меня.

Я принимаю этот призыв, ложусь на неё, еще мгновенье и…

…И здесь стало ясно, почему смеялись звезды. Мы лежали, хотя на достаточно пологом, но все же склоне холма. В то мгновенье, когда мой член уже коснулся её лона и я уже готов был ощутить сладкое движение внутрь, как моё, чуть влажное тело, медленно стало скользить вниз по её тоже чуть влажной коже.

Момент неприятный, но в возбуждении я даже не понял, что случилось. Попытался войти в нее еще раз. Но от волнения моё тело стало еще более влажным.

Я вновь соскользнул. Черт возьми, это было издевательство. Звезды хохотали. Смеялся холм, на котором мы устроились. Усмехался чахлый куст, за которым мы прятались. Надо мной подхихикивала даже жухлая трава, за которую я безуспешно пытался зацепиться.

Еще раза три я пытался совершить то, к чему стремился весь этот вечер! И целый месяц перед поездкой в отпуск!

Безуспешно!

Только скорость скольжения увеличилась. Положение становилось безвыходным. Я чувствовал – если остановлюсь и попытаюсь предложить найти место поудобнее, уже ничего не будет.

Когда, казалось, выхода не осталось, на помощь пришла армия. И наш прапорщик, который говорил, что при стрельбе из пулемета лежа, самое главное создать надежный упор ногами. Делая вид, что продолжаю ласкать женщину, я с остервенением кончиками своих легких ботинок, как когда-то кирзовыми сапогами с выкопал небольшие ямки в каменистой почве (большие пальцы ног потом три дня болели) уперся в них и….

Да, все свершилось. Я вошел в нее…

Потом, когда все закончилось и мы чуть отдохнули, мы повторили все снова.

Но первое очарование ночи пропало. Это был азарт победы над насмешливыми звездами, а не обретение женщины.

Сразу я, конечно, этого не осознал. Проводил до домика, в котором она жила с подругой, говорил всякие слова и даже, что-то обещал. Но ночь уже закончилась…

Через день я встретил ту девушку на пляже. Мы кивнули друг другу, сделав вид, что, собственно, повода для большего нет. Поймал себя на мысли, что никак не могу вспомнить, как её зовут! И тогда я понял, а может еще не понял, а только почуствовал, что просто заняться сексом с женщиной: это хотя и приятно, но не очень интересно.