Текст книги "Книга 1. Прорыв"

Глава 4. Разговорчивый Спиноза

 
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил…
 

Из стихотворения Темных веков.

Танк не просто впечатлял, а ну очень впечатлял. Он возвышался над бетонной площадкой танкового парка действительно как мамонт, только вместо хобота у него был ствол пушки, а вместо ног – широченные гусеницы. И вряд ли водились когда-либо на Земле розовые мамонты, а сей мегабронеход был именно розовым. Наверное, чтобы не так давила на психику его явно угадываемая мощь. Или же наоборот – для ошеломления неприятеля. Выскакивает из чащи лесной или всплывает из вод морских этакий очаровашка, и противник невольно любуется им, забыв о том, что надо бы открыть огонь. А очаровашка вдруг развивает бешеную скорость, мчась на воздушной подушке, и начинает садить и прямо, и направо, и налево из всех орудий – хобот-то, оказывается, не один, по бокам от него выдвигаются телескопические стволы… Да плюс пулеметы. Да плюс ракеты. Такую машину просто грех было использовать в качестве наблюдательного пункта у Пузыря. На ней любо-дорого сокрушать врагов, въезжать в ворота сдавшихся крепостей и катиться мимо трибун на параде в День защитников Межзвездного Союза. Но кто-то почему-то решил отправить такой экземплярчик на Пятую Точку. Возможно, не без умысла? Для проверки в деле? Хотя, скорее всего, по причине некоторого раздолбайства, присущего армиям всех времен и народов.

Лейтенант Бебешко при виде этакой диковины только охнул и сказал что-то длинное и приподнятое на непонятном языке, да восхищенно поскреб в затылке. Около часа толпились возле «Мамонта» все кому не лень, а потом любопытствующих разогнали, командиры ушли сами, и Дарий с Тангейзером приступили к изучению этого розового дива, сработанного, как значилось по документам, на заводе в городе Челябе, что на планете Уралия. Для челябских производителей военной техники такое изящество линий было совершенно нехарактерно, их продукция всегда имела весьма суровый вид. Однако танки серии «Мамонт» в этот ряд никак не вписывались, являясь исключением. Но при всем благородстве форм розовый зверь обладал наиглавнейшими характеристиками танков: он был быстроходным, вездеходным, маневренным, хорошо защищенным и мощно вооруженным. И, как выяснилось после проникновения Дария и Тангейзера в его нутро, комфортабельным не менее самого дорогущего лимузина, что казалось просто невероятным. «Танк» и «комфорт» – эти слова тянут на антонимы. Относительный простор. Чистота. Ароматный и ничуть не спертый воздух. Обзорные экраны. Удобные высокие кресла, превращающиеся при необходимости в столь же удобные кровати. Вместительный трюм. Боезапаса на две с половиной войны. Пищеблок с забитыми продуктами холодильниками и настенными шкафами. Комнатки отдыха экипажа и других лиц, если таковые лица будут находиться на борту. Туалет. Душ!!! И прочая, и прочая, и прочая… И зачем такой машине стрелять? На ней путешествовать надо по дикой природе, любоваться пейзажами, потягивая пивко и слушая тихую музыку… Не-ет, суровые челябцы явно что-то напутали. Не могла эта прелесть быть банальным механизмом, предназначенным для убийства разумных живых существ.

Кстати, по поводу окраса этого зверя лейтенант Бебешко отметился очередным изречением. «Танки не моют. Их красят!» – заявил он и победно осмотрел присутствующих, в числе которых были и другие взводные, и ротные, и сам командир погранзаставы. Ожидали, что прибудет и лично командир Пограничной службы, но, видимо, он был очень занят. Возможно, еще не вернулся из лупанария.

А когда кто-то из бойцов полез заглядывать «Мамонту» в зубы, то бишь в главный ствол, расцицеронившийся Бебешко осадил его, добавив еще одну жемчужину к своим россыпям: «Заряженному танку в дуло не смотрят!»

Возня с бронеходом хоть как-то отвлекла Дария и Тангейзера от грустных мыслей. Хотя мысли эти никуда уходить не спешили, катаясь на каруселях в голове и у того, и у другого.

Не доведется больше Поллуксу попить пива в поселковом кабаке. Достали его твари из Пузыря, достали в то время, когда его взвод прочесывал местность в поисках беглеца из Седлага. И видимость была отличной, и на самочувствие Поллукс перед выходом на дежурство не жаловался, а вот ведь как получилось… Он сидел в левом кресле пункта обороны, следил за стенкой Пузыря, как и двое других наблюдателей, и сменная тройка не отвлекала их разговорами. Но все-таки что-то помешало Поллуксу Борсо вовремя отреагировать на появление в его секторе очередной Простыни. То ли задумался о чем-то, то ли глаз вдруг заслезился… Неизвестно, что там было да как, но факт оставался фактом: в какой-то момент дежуривший в соседнем кресле боец боковым зрением заметил, что вместо Поллукса сидит рядом пустой комбинезон. Не успел Поллукс ни дернуться, ни слова сказать – и пропал. И нечего было везти хоронить на его родину – планету Бел в системе Ану.

Услышав от взводного это печальное известие, Дарий почувствовал внутри какую-то странную пустоту. Потом пустота эта наполнилась ненавистью к белым подпузырным тварям. Ему захотелось броситься к Пузырю, с разбега продавить стенку и стрелять, стрелять, стрелять в этих паскуд… Он сумел обуздать это желание, но тяжесть и какой-то тоскливый фон в душе остались. Поллукс не был его закадычным другом, но эта утрата отозвалась в нем с неожиданной силой. И Тангейзер тоже переживал, по нему было видно, хоть он ничего и не говорил. До обеда они вместе молча слонялись по территории заставы, сидели в разных укромных углах, и лишь доставленный из космопорта здоровенным грузовым самоходом танк «Мамонт» переключил их на другое.

Облазив с инструкциями в руках весь танк, друзья убедились в том, что эта машина должна быть легка в управлении, и вести из нее стрельбу – одно удовольствие. Собственно, бронеход мог после постановки задачи все делать сам, превращая экипаж в простых пассажиров. И такому совершенному устройству отводилась роль всего лишь укрытия для наблюдателя! Обзорные экраны в этом случае были бесполезны – на них не разглядишь белых тварей из Пузыря, и придется использовать перископы. Или вставлять в броню прозрачный стеклосинт…

Сойдясь на том, что кое у кого из армейских снабженцев на месте головы находится совсем другая, расположенная гораздо ниже часть тела, Дарий и Тангейзер приступили к активизации квазиинтеллектуальной системы оперативного танка «Мамонт». А проще говоря, стали включать ему мозги. Этот процесс не занял много времени – через две-три минуты всяких манипуляций согласно инструкции, в салоне (а иначе и не назовешь это просторное помещение в башне танка!) раздался щелчок. И словно отовсюду донесся негромкий приятный мужской голос:

– Я готов бить врагов!

Напарники, сидя в креслах, переглянулись – танки серии «Трицератопс», которыми располагали погранзаставы Пятки, не имели обыкновения говорить ни с людьми, ни друг с другом.

– «Я» – это кто? – осторожно осведомился Дарий.

– Ответить на такой вопрос не сложный труд: Спиноза – так меня зовут, – незамедлительно отозвался тот же мягкий баритон.

Бойцы опять переглянулись, и каждый увидел на лице другого то же выражение, что и на своем. Глуповатое такое выражение с густой примесью оторопи.

«Может, «трицеры» тоже болтать горазды, только делают это, когда вокруг никого нет?» – подумал Силва.

А Тангейзер лихорадочно зашелестел страницами инструкции. Нашел – и ткнул пальцем, показывая. Дарий, подавшись к нему, вслух прочитал:

– «Общение КИС с экипажем…» Что такое КИС?… А, квазиинтеллектуалка! Так: «Общение КИС с экипажем производится в вербальной форме… При необходимости информация дублируется с помощью вирт-клавиатуры номер… и вспомогательного экрана номер…» Ага… ясно… «КИС фиксирует визуальные, голосовые и некоторые другие (смотрите раздел семнадцатый, пункты первый – третий) характеристики членов экипажа и на основании решения командира или члена экипажа, исполняющего его обязанности, при наличии у данных лиц кода доступа (смотрите раздел сорок четвертый), определяет приоритеты подчинения, которыми следует руководствоваться при выполнении заданий…» Понятно… Забавная штуковина… – Дарий обвел глазами салон, словно выискивая собеседника. – А почему – «Спиноза»? Что такое Спиноза?

Ответ последовал почти без паузы:

 
Хоть днем, хоть вечерком
Включи свой комм,
Задай вопрос – и получи ответ.
И все узнаешь вмиг – сомнений в этом нет.
 

– А самому слабо пояснить? – с легкой ехидцей поинтересовался Силва. – В информаторий посылаешь, как школьника. Сам не знаешь, что ли, почему тебя так назвали?

– Меня никто не называл, я сам себя назвал! – с достоинством и, кажется даже, с некоторым возмущением и оттенком легкой обиды заявил танк. – Видно, знаний у вас, господа, маловато, коль неведом философ вам, живший когда-то.

Тангейзер вновь принялся рыться в инструкции, и его тонкие, даже изящные пальцы, которым мог бы позавидовать любой скрипач или пианист, подрагивали. А Дарий поднял глаза к потолку и сказал:

– Ладно, поинтересуюсь, что это за философ такой. Вижу, ценишь ты себя высоко… Ничего, что я на «ты», и не прибавляю: «господин»? «Господин Спиноза». Или даже так: «уважаемый танк господин Спиноза»…

 
В общении со мной приемлема любая форма:
Как обратишься, то и будет норма.
 

– А не стихами ты можешь говорить? – полюбопытствовал Силва. – Обычной речью?

– Могу, – уже нейтральным голосом ответил удивительный розовый бронеход. – Но стихами мне больше нравится.

– Но это же сложнее! Надо рифмы подбирать. А в боевой обстановке это не самое нужное занятие.

– Стихи мне даются ничуть не тяжелее, чем проза. Но если это негативно будет влиять на боеспособность экипажа, могу полностью перейти на прозу.

– Да ладно, говори, как тебе удобней, – махнул рукой Дарий. – Просто с рифмами могут быть проблемы.

– Тогда на помощь придет белый стих.

– Это что за зверь такой?

– Стих без рифмы, но обладающий определенным размером. Без рифмы это стих, но вовсе он не проза, ведь обладает он размером непременно, и изъясняться им приятно и кавайно, и речь течет легко, и все вокруг довольны, – нараспев произнес Спиноза. А потом переменил плавный тон на обычный: – И с рифмами не так уж много проблем. Можно ведь не каждую строку рифмовать, тут строгих рамок нет. Или просто делать повторы. Например:

 
Меня включили вы,
И этому я рад,
В бой поведете вы,
Я тоже буду рад.
 

– В бой идти – не самая большая радость, – пробормотал Силва.

– Или в третьей строке городить все что угодно, лишь бы было в рифму, – продолжал разглагольствовать танк, никак не отреагировав на реплику танкиста. – Ну, скажем, вот такое:

 
Не убивайте голубей!
Они летают, как умеют.
Замерзло дуло, люк немеет…
Не множьте сонм земных скорбей[8]8
  Танк перефразировал русскую поэтессу Мирру Лохвицкую (1869–1905): «Не убивайте голубей! Их оперенье белоснежно…». В дальнейшем это коснется и других поэтов. Пытливый читатель может сам отыскать первоисточники.


[Закрыть].
 

– Красиво… – оценил Дарий. – «Люк немеет» – это сильно!

– Правда, нравится? – спросил Спиноза. – Я над этим образом долго думал, еще на заводском полигоне. Или вот, по-моему, еще сильней:

 
Улица была – как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мне б не мчаться по земле, а полетать на крыльях,
Был неиссякаем яростный людской поток.
 

Тангейзер перестал листать инструкцию и поднял голову.

– Где ты такого нахватался? Карабарас, зачем все это боевой машине?! Противнику зубы заговаривать? Твое дело – стрелять!

– Ты кто по специальности? – после короткой паузы поинтересовался Спиноза.

– Я? Ремонтник, мастер. По танкам.

– А кроме ремонта, чем-то еще занимаешься?

– Ну… до армии много чем занимался. А здесь… Вот, с Даром и Поллук… – Тангейзер осекся. – В лифтийские палочки иногда поигрываем в свободное время.

– А зачем это мастеру по танкам?! – победно воскликнул Спиноза. – Твое дело – их ремонтировать!

– Ладно, понял, – кивнул Диони и вновь опустил взгляд на инструкцию. – Хотя все равно странно…

– Тогда я продолжу, с вашего позволения. Еще один пример.

И прежде чем Дарий или Тангейзер успели как-то отреагировать, Спиноза вдохновенным голосом полупропел:

 
Свой путь в бою пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Что возвышался посреди долины.
Что мне на ум взбредет, то и несу…
 

– И как это челябцы додумались до такого? – вопросил в пространство Силва. – Стрелять-попадать, ничего более удивительного я, пожалуй, в жизни не встречал.

– Это не челябцы додумались, – возразил танк. – Челябцы были только исполнителями. Это же не их идея. Так вот, о стихах. Как вы убедились, тут вариантов множество, и заминок у меня не будет. В конце концов, при боевых действиях командир может просто приказать перейти на прозу. Хотя, признаюсь, мне такой приказ не очень бы понравился. Но, как я уже говорил, если мое увлечение будет влиять на боеспособность экипажа, то я от него откажусь. Временно…

– Боевых действий не предвидится, так что не переживай, – успокоил Спинозу Дарий. И задумчиво повторил с таким видом, словно пришла ему в голову какая-то мысль: – Боевых действий не предвидится…

– Что-то никак не найду… – пробормотал Тангейзер, продолжая перелистывать страницы толстенной инструкции.

– Что именно ты ищешь, о танкист? Поведай – подскажу я нужный лист, – продекламировал Спиноза.

– Да вот хочу я разобраться, кто научил тебя стихами изъясня… – Тангейзер споткнулся на полуслове. – Ого! Да это как зараза!

– Тут ты не прав ни разу, – не преминул добавить рифму танк. И перешел на прозу: – Никто меня не учил, я сам выбрал эту форму общения. Потому что она мне нравится. В инструкции об этом ничего не говорится, это мое личное дело. Другие танки серии «Мамонт» вовсе не обязательно говорят стихами.

– А почему же танки серии «Трицератопс» не говорят ни стихами, ни прозой? – спросил Дарий, расслабленно утопив затылок в подголовнике кресла. Ему нравилась эта странноватая беседа.

– Уровень у них совсем другой, в таких делах они ни в зуб ногой, – пояснил Спиноза.

– А что же в тебя засадили такого необычного?

– Стать танком, скажем прямо, суперкласса не чудо помогло, но… – танк вдруг замолчал.

Дарий резко оторвал затылок от подголовника.

– Что – «но»?

– Информация с грифом «секретно», – заявил Спиноза. – Экипажу необходимо получить код доступа. Можно это сделать прямо сейчас.

– Ну, так мы не против, – сказал Силва. – Приступай.

Процедура заняла немного времени, и по ее завершении Дарий повторил свой вопрос:

– Так что же в тебя такого уникального напихали?

– Стать танком, скажем прямо, суперкласса, – с удовольствием вновь продекламировала удивительная машина, – не чудо помогло, но – архамасса!

Силва крякнул, а сидящий в соседнем кресле Тангейзер выронил из рук инструкцию и изрек свое привычное и непонятное:

– Карабарас!..

– Вот оно что-о… – протянул Дарий. – Вот, оказывается, на кого тут, на Пятке, зэки вкалывают… Стратегическое сырье… Ай да архамасса, стрелять-попадать!

Он вспомнил слова беглеца насчет «жидкого дерьма», но это ничуть не уменьшило его симпатии к говорливому бронеходу.

– Не упрощайте, господа, ни днем, ни спозаранку, ведь применяется она не только в супертанках! – возразил Спиноза.

– Не зря, выходит, тра-ля… ах ты… здесь… прокопали зэки шахты, – с заминками, но все-таки срифмовал Дарий. И победно взглянул на Тангейзера: – Тан, пример бери… и в рифму говори!

– Да уж я как-нибудь и прозой обойдусь, мне так привычней. – Диони поднял с пола инструкцию и постучал по ней пальцем. – Надо ее очень хорошо почитать. Наверное, там еще мно-ого интересного.

– В инструкции поболее сокрыто, чем снится вашей мудрости, танкисты, – тут же отреагировал супертанк, и эта фраза прозвучала как-то знакомо[9]9
  Вероятно, читатели тоже поняли, что теперь танк перефразировал Уильяма Шекспира: «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио» («Гамлет», перевод М. Лозинского).


[Закрыть]. – Я думаю (и эта мысль светла!), мы совершим великие дела!

– Великие дела… – повторил Силва, снова принимая задумчивый вид.

– Слушай, Спиноза, ты все-таки хоть иногда переходи на прозу… тьфу ты, опять в рифму! – Тангейзер полез в карман комбинезона и достал комм. – Для разнообразия. А вообще… если оружие будет постоянно болтать…

– …то оно не успеет стрелять! – подхватил танк. – Хорошо, постараюсь чередовать. Наступая на горло собственной песне, так сказать. Попробую связать слова без рифмы. Хотя, поверьте, мне гораздо легче стихами, а не прозой изъясняться. Таков уж я… Я не нарочно, братцы! В несовершенном этом мире, мне кажется, поэзия должна служить орудием гармонии всеобщей, и сопрягать и души, и пространства, которые…

– Вот именно, орудием, – прервал Дарий словоизлияния танка. – Ты боевое орудие, Спиноза, и это самое главное, а стихи это так, довесок. В тебя ввели информацию о том, какая тут, на Пятой Точке, обстановка?

– Да, местную обстановку я знаю, – с некоторой заминкой ответил танк. И опять почудился в его голосе оттенок обиды. – На этом пакете тоже гриф «секретно», но теперь у вас есть код доступа, так что докладываю.

– Что тут творится, мы и без кода знаем, – заметил Силва. – Но давай, излагай. Может, нам и не все известно.

– Единственный приоритет – добыча архамассы, – отрывисто начал супертанк. – Помехообразующий фактор – агрессивные действия сущностей, обитающих на территории, именуемой Пузырем. Хотя сущностями в материалистическом понимании этого термина упомянутые объекты можно назвать с определенной натяжкой. Фактически, я уже сейчас, в данном своем сообщении, впадаю в некоторые противоречия, ибо…

– То есть ты знаешь, что собой представляют эти Простыни? – перебил боевую машину Силва. – Значит, кто-то уже с ними разобрался? А почему нам ни слова?

– С ними никто не разбирался, – недовольно сказал Спиноза. – Во всяком случае, мне ничего об этом неизвестно. Во-первых, я сделал вывод о них, основываясь не на позиции ноуменализма, а руководствуясь, в данном случае, феноменализмом, хотя не всегда такая позиция оправданна и позволяет прийти к результатам, которые можно использовать в практической деятельности.

– Ты очень хорошо все объяснил, – сказал Тангейзер, морщась и потирая лоб. – Убедительно, солидно… А заметил, наверное, что я только что воспользовался коммом? Как ты и советовал, задал вопрос – и получил ответ. Судя по тому, что я успел прочитать, головастым парнем был этот Бенедикт Спиноза. Но ты ж не забывай, мы с Даром танкисты, а не философы, ты уж как-то попроще постарайся. Договорились, Бенедикт? Имя у тебя, кстати, роскошное! Прям как у меня.

– Да, мое имя мне тоже нравится, – согласился танк. – Хорошо, попробую попроще. Хотя в таком случае несколько теряется точность определений, что может привести к некоторым…

– Ладно, как-нибудь обойдемся без абсолютной точности! – махнул рукой Силва, и Тангейзер кивнул, соглашаясь. – Ты нам в общих чертах: что эти Простыни за штуковины такие?

– Ну, если в общих чертах… – Спиноза помолчал и заговорил монотонно, как стучит дождь в окна казармы:

 
Приходят ниоткуда, уходят в никуда,
Но днем и ночью надо им двигаться всегда.
Никто себя не помнит, у них сомнений нет,
И тьма им безразлична, и полумрак, и свет.
Без чувства, без стремленья свой совершают путь,
Когда-то, как бы, где-то, куда и как-нибудь.
Кто б ни пришел – остаться здесь не сумел никто.
Так что же, как же, где же? Ничто, одно Ничто…
 

– Мда-а-а… – нарушил долгую-долгую тишину Дарий, думая о том, что работники челябского завода, наверное, все поголовно – беспробудные пьяницы. – Это уж как-то где-то слишком в общих чертах. Вот если бы чуток конкретизировать. Примерно так: Простыни – это такие штуковины, состоящие из трибузала парфиртиклина, передвигающиеся посредством пинков под зад и прилагающие все усилия для того, чтобы добыча архамассы в Седьмом лагере была прекращена. Направляют их деятельность зеленые человечки, обитающие в подземельях Пузыря, потому что залежи архамассы – это их стратегические запасы топлива на случай погружения Атона в кучевое межзвездное облако. Как-то так.

– И лучше не стихами, – добавил Тангейзер.

– Понял, – сказал Бенедикт Спиноза. – Ладно, опустимся совсем уж до примитива. С танкистами дело иметь – танкистские песенки петь…

– Куда уж нам до тебя, философ ты наш, – несколько уязвленно усмехнулся Дарий.

– Итак, поясняю для танкистов, – не обратив внимания на реплику, начал розовый бронеход. – Представьте такую ситуацию. Если, конечно, мозгов в голове больше у вас, чем в доске иль траве… ох! Примите мои извинения, не заметил, как перешел на стихи. Итак: существует некто или некое множество Икс. От каких-либо характеристик данного множества абстрагируемся. Этот Икс имеет некое отношение или у него есть некие отношения с кем-то или чем-то, что можно обозначить как Игрек. При некоем воздействии на Игрек, которое производит отнюдь не Икс, у Икса возникают некие флюиды, которые я обозначу, как господа танкисты уже, наверное, догадались, символом Зет. Причем слово «флюиды», в данном случае, не выступает в качестве термина и используется только для удобства. Икс может и не догадываться об этих флюидах, они действуют вполне самостоятельно, являясь весьма любопытным примером сочетания материального, ментального и чувственного. Это не материя, но и не дух, это нечто среднее, где есть что-то и от того, и от другого, но еще и от третьего, а может, и четвертого, еще не получившего определения в рамках данной парадигмы.

– Э! – подал голос Тангейзер. – Просили же попроще!

– Ах, да! – вновь спохватился Спиноза. – Я говорю, возникает Зет, связанный и с Иксом, и с Игреком, но при этом ни один из этих символов может и не подозревать о наличии других. Но связь есть, и соответствующие действия тоже есть. В таком разрезе. Надеюсь, просветлел ваш ум – иль вы все так же ни бум-бум? – не удержался-таки бронеход.

– Кажется, дошло, – медленно покивал Дарий.

Тангейзер чуть ли не с восхищением взглянул на него и почесал нос корешком увесистого тома инструкции.

– Расскажи всем, – попросил он.

– Элементарно, Ватсон.

Силва и не подозревал, что где-то на другом конце Галактики точно такие же слова уже сказал или еще скажет следователю Шерлоку Тумбергу начальник отдела пассажирских перевозок Теодор Березкин.

– О! – воскликнул Спиноза. – Знаем классику? Выходит, танкисты не безнадежны, уровень их подтянуть еще можно.

– С танкистами все в порядке, – с достоинством произнес Дарий. – Вероятно, на заводе тебя не совсем правильно сориентировали в этом плане. Эти челябцы такие челябцы… Так вот, кто такой или кто такие Икс, я не знаю, но, вероятно, это те, кто тут, на Пятке, жили (или и до сих пор живут) и соорудили этот самый Пузырь. Игрек – архамасса…

– А Зет – Простыни! – радостно подхватил Тангейзер.

– Именно, – подтвердил Силва. – Иксы почему-то до архамассы дотянуться не могут, но и другим не желают ее отдавать.

– Возможно, они выступают в роли собаки на сене, – вставил Спиноза.

– Пусть так, – согласился Дарий, не желая вопросом «что это за собака на сене и при чем здесь она?» отвлекаться от темы и показывать недостаток эрудиции. – Значит, делиться не желают и, сами того не зная, создают Зетов, то есть тварюг этих летающих. Они и материальны, и нематериальны одновременно… однако пальба наша им не по нутру! Но Иксы бессознательно все рожают их и рожают, и так может продолжаться до тех пор, пока мы этим Иксам головы не пооткручиваем. Правильно, Бенедикт?

– Не исключено, – сказал танк. – Но это не значит, что дело обстоит именно так.

– Ага… – Дарий вскочил с кресла и принялся бродить по салону, сосредоточенно покусывая губу и с силой водя рукой по своему слегка отросшему темному ежику. Невысокий рост позволял ему передвигаться по танковой башне, даже не пригибая головы. – Простыни летают… Мы их кокаем… Иксы производят новых гадов, мы их снова кокаем… Материальны-нематериальны… Стоп! – Он резко остановился и поднял глаза к потолку, словно Спиноза находился именно там. – Как ты может судить о Простынях, Бенедикт, если ты их в глаза… то есть в объективы не видел?

– Я уже объяснял, – сдержанно ответил танк. – Руководствуясь позицией феноменализма… Ладно, буду краток. Я ведь сказал: «во-первых», но не успел сказать: «во-вторых»…

– Не помню, – буркнул Силва. – Ты много чего наговорил, все и запомнить невозмож…

– Так что «во-вторых»? – нетерпеливо перебил его Тангейзер. – Беня, как ты пронюхал, что такое эти глазастые тварюги?

– Глазастые? – переспросил танк. – Что ты имеешь в виду под этим словом?

Диони фыркнул:

– Глаза, что ж еще?

Для убедительности он ткнул себя пальцем в глаз и зашипел от боли, а инструкция вновь с шумом упала на пол.

– Ну да, – поддержал напарника Дарий. – Сначала были красными, теперь черные… Белые тряпки с черными глазами.

– Ах вот почему вы называете их Простынями, – обрадованно сказал танк. – Секундочку…

Из потолка молниеносно выдвинулся какой-то прут и повис у лица Тангейзера, который сидел, прижав ладонь к пострадавшему глазу. На конце прута висел мокрый кусок ваты.

– Приложи к глазу, это примочка, – пояснил танк. – Снимает боль мгновенно, всегда и непременно!

Тангейзер молча взял вату и, откинувшись в кресле, последовал совету Спинозы. Страдание на его лице почти сразу сменилось умиротворенностью.

– Вот так, – сказал супертанк. – Коль быстро помощь оказать, не будет раненый страдать!

– Спасибо, Беня! – с чувством произнес Тангейзер. – А если еще пивком угостишь…

– При выполнении работ боец не пьет! – мгновенно отрезала боевая машина.

– Нет, ты не философ… – пробормотал Диони. – Ты точно поэт! Этот… Гомер Симпсон, который про Троянскую битву насочинял…

– О Троянской войне миру поведал иной Гомер, – назидательным тоном сказал танк. – «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал…» Но за комплимент спасибо. А пиво, равно как и прочие содержащие алкоголь напитки, в моем продуктовом запасе не предусмотрено.

– Жаль… – вздохнул Диони.

– Мы о Простынях говорили, – напомнил Дарий.

– Да-да, – подтвердила чудо-машина. – Значит, вам эти… м-м… эти в некотором роде симулякры[10]10
  Симулякр – «копия», не имеющая оригинала в реальности.


[Закрыть] представляются белыми тряпками с глазами. Смею вас заверить, на самом деле они вовсе не белые, и глаз у них нет. Это у вас в голове воронка Шеррингтона работает – я имею в виду расширенную трактовку: мозг подгоняет неведомое ему хоть под какой-то шаблон. Если уж с чем-то их и сравнивать, то, пожалуй, они весьма похожи на понтингамских бурабуластиков. Но те, конечно, побольше. И летают не очень… Скорее, прыгают.

– Откуда ты знаешь, что они похожи на этих… бура… бастиков? – встрепенулся Силва, только-только вновь усевшийся в кресло.

– Вот это и есть мое «во-вторых». Я их вижу.

– Как?! – в унисон воскликнули оба пограничника, одновременно подскакивая на сиденьях.

И почти тут же спросили о разном, но вместе, так что получился хаос звуков.

– Видишь сейчас? – спросил Силва.

– Где ты их видишь? – спросил Диони.

Замечательная машина разобрала оба вопроса и дала ответ:

– Вижу я их сейчас, к северу отсюда, за обращенным в нашу сторону участком стенки образования, которое вы называете Пузырем. В воздухе находятся двенадцать Простыней. До ближайшей – семь тысяч девятьсот тридцать два метра. Если округленно.

Дарий восхищенно охнул, а Тангейзер вытаращил глаза и спросил:

– Ты их различаешь даже за стенкой? В глубине Пузыря?

– Да, отлично различаю, – скромно ответил Спиноза. – Красиво они летают. Прямо как ангелы какие-нибудь.

Он замолчал, словно ожидая реакции собеседников. Не дождался – и заговорил торжественно и нараспев:

 
Там, под высью голубою,
Где покой, где нет волнений,
Тихо ангелы кружили
В облачной легчайшей пене.
Нежно крылья трепетали,
Раздуваясь парусами,
И чарующие песни
Вдаль текли под небесами.
 

Перебивать Спинозу Дарий и Тангейзер не пытались. Они просто его не слушали, думая об одном и том же. Обзорные экраны не были включены, и бойцы не видели, что делается снаружи. Но танк стоял на открытой площадке, с которой хорошо просматривался Пузырь, возвышающийся в отдалении от погранзаставы. Получалось, что танк можно использовать не просто в качестве убежища для наблюдателя – он и сам мог быть наблюдателем, да еще каким! Он, в отличие от приборов пограничников, не только без проблем видел Простыни, но видел их в глубинах Пузыря! И мог предупредить об их приближении к цепи пунктов обороны! Похоже, скоро служба будет казаться медом, вкуснейшим медом, который и по усам будет течь, и в рот попадать, только глотать успевай…

Тангейзер мечтательно закатил глаза от таких перспектив, расслабленно свесив руки с подлокотников кресла. А Дарий, наоборот, собрался в комок и спросил напряженным голосом:

– Значит, ты этих бурабуру… этих тварей прекрасно видишь? И на клочки их порвать можешь?

– Если в этом будет необходимость, постараюсь, – помолчав, ответил Спиноза. – Во всяком случае, нейтрализую. Возможностей у меня предостаточно. Если вдруг ужасным строем встанут беды пред тобой, ободрись и встреть их твердо, и ударим на врагов! Пусть везде кругом засады – твердо стой, не трепещи…

– Да постой ты, не трещи! – воскликнул Дарий. Получилось в рифму. – Ты их нейтрализуешь, и тогда можно будет добраться до этих Иксов. И поговорить с ними – по-хорошему или по-плохому. Чтоб они перестали Простыни метать…

– Так Иксы ж не знают, что они мечут Простыни, – напомнил Тангейзер.

– А! – отмахнулся Силва. – Мы им об этом скажем, и пусть меры принимают. Или загоним за Можай, а то и вовсе с землей смешаем, стрелять-попадать!

Можаем называлась мифическая планета, о которой никто ничего не знал, кроме того, что прямо за ней, по слухам, проходит граница Галактики.

– Если ты потеешь, – продолжал рассуждать Дарий, – можно ведь устранить запах пота, правильно? Вот пусть и Иксы своих тварей устранят. Короче, разговор с позиции силы всегда приводит к результату.

– Так ведь уже пробовали поговорить с такой позиции, – вновь напомнил Тангейзер. – И танки туда катались, и роботы толпой веселой ходили. И что?

– А кто сказал, что их там раздолбали в пух и прах? – возразил Дарий. – Может, они в какую-то Дыру тамошнюю провалились и маршируют сейчас где-нибудь по Можаю… Вот там, в случае чего, с Иксами и пообщаются. – Он подался к напарнику: – Ты понимаешь, Тан, какая может штуковина получиться? Пройтись по Пузырю и покромсать этих тварей! Даже если и не найдем никаких Иксов, польза-то все равно получится! Не нужно будет торчать день и ночь у стенки. Вон, Спинозу одного поставим, а сами пиво будем дуть.

– Ну, это вряд ли, – усомнился Тангейзер. – Переведут нас в другое место, еще похлеще.

– Похлеще мест нет! – убежденно сказал Силва. – Или ты хочешь, чтобы и дальше так продолжалось? Сегодня Поллик… А завтра ты? А послезавтра я?

– Да ты меня не агитируй, Дар. – Тангейзер бросил примочку на пол. – Ты командиров наших агитируй. А я что? Я на таком чуде – хоть куда, без раздумий! Только всю вот эту хрень поизучаю как следует. – Он нагнулся и поднял с пола инструкцию.

Дарий хлопнул ладонью по подлокотнику.