Текст книги "Капкан"

– Хорошо. Лидочка, пригласите Ветлицкого из седьмой палаты, только не напугайте больного, а я через десять минут зайду, так что располагайтесь поудобней для пользы следствия.

Хозяин кабинета вышел, а вскоре Андрей, приглашённый медицинской сестрой якобы в ординаторскую, был препровождён в кабинет к тому самому следаку, который так не понравился Ветлицкому в прошлый раз и который теперь не стал рассусоливать, а сразу приступил к допросу.

– Ветлицкий Андрей Андреевич, одна тысяча девятьсот… – и так далее, короче, формальности соблюли быстро. – Значит, коротко, если можно, что произошло с вами в ночь с десятого на одиннадцатое февраля? Сами понимаете, хотелось бы узнать подробней, вы – живой свидетель.

– Поэтому вы меня охраняете? – схитрил Андрей, вроде бы не будучи в курсе, кого оберегают в его палате. – Обещали добить, да?

– Кого? – удивился Дёмин.

– Меня.

– Вас… добить? Кто обещал, кому?

– Да просто прикончить, а посему и охрана ко мне приставлена?

Следователь слегка опешил:

– Прошу яснее, кто вас хотел убить и зачем?

– Я не знаю. – Ветлицкий вовсе не собирался делиться с подозрительным следователем тем, что налётчики предполагали найти в доме бумаги полковника Орлова, тем более никаких бумаг Алексей Иванович ему не давал.

– Так не бывает. Соседи слышали шум машины, потом крики – происходило выяснение обстоятельств, надо понимать, и не одну минуту. За это время о цели прихода «гостей» вы могли бы узнать вполне. Или это были ваши друзья?

– Разве между друзьями такое бывает?

– Случается и похлеще.

– Меня подозреваете?

– Ни в коем случае, просто хотелось узнать, что вам известно?

– Да то, что жена погибла, квартира сгорела и библиотека, а ещё рукопись стихов.

– Чьих стихов?

– Моих…

Дёмин задумался, соображая, с какой стороны подступиться к такому свидетелю. То, что он крутится – ясно, непонятно – зачем? Может, всё-таки знает тех, кто приезжал в Отрадное?

– Ну, Ветлицкий, вы соберитесь…

И тут в кабинете появился врач. Он строго посмотрел на обоих, словно удивляясь появлению и того и другого в своей вотчине:

– Владимир Данилович, нарушаете договор, а вас, молодой человек, прошу в палату.

– Ещё два вопроса. Понимаю, доктор, что ваше любимое: «В понедельник…», но сегодня понедельник и есть.

– Значит, в следующий.

– Замечательно. Здесь убийство повисло в воздухе нераскрытое, а вы всё послезавтраками угощаете.

– У себя, уважаемый, у себя!

– Понимаю. Значит, до завтра?

– Нет, по вторникам у нас генеральный обход. Понимаете – генеральный!

– Почти как прокуратура – Ге-не-раль-на-я…

После ухода следователя доктор неодобрительно посмотрел на подопечного и молча кивнул на дверь. Видно было, что старик расстроился. Чем-то напомнил он Василия Степановича, хотя правоту свою мог отстаивать получше, чем заведующий отделом пропаганды писательского Союза.

Выйдя в коридор, Ветлицкий не пошёл в палату, а присел на диванчике возле окна. Там на улице царило оживление – кого-то привезла скорая, около неё толпились люди. Его, Андрея, тоже, наверное, подобным образом доставили сюда, и народ суетился похоже, и машина, возможно, эта же?

– Ветлицкий, на процедуры! Уже битый час сидите…

Больной из седьмой палаты усмехнулся, как-то странно прозвучало слово «битый» в применении здесь не к человеку, а ко времени. Встал и пошёл к себе…

16

После неудавшегося визита Дёмина, подколотого школьного учителя никто не беспокоил. За это время Андрей окончательно примирился с тем, что лежит в палате со своим заклятым врагом. Несколько раз Ветлицкий пробовал представить картину мести своему соседу, но всё-таки, наверное, у него не было должной закалки, чтобы действовать так, как нужно, да и кровожадности не хватало. Однажды додумался до того, что даже голова закружилась, а может, просто в палате был спёртый воздух. Разогнала его хандру Мирра Нестеровна, которая появилась у постели больного неожиданно, без обычного в таких случаях препирательства с персоналом и охраной.

– Лежишь, Андрей?

– Да, лежу, хотя дело идёт к выздоровлению, – заоправдывался несостоявшийся мститель. – Правда, вид у меня, скорей всего, неважнецкий?

– Вид нормальный, – косясь на безмолвствующего соседа Ветлицкого по палате, заметила председательница Союза писателей, – но поберечься тебе надо.

Я тебе тут журнал принесла, первый номер «Стержня», правда, без твоих стихов. Сам виноват, что во время редакторше подборку не отдал. Ну, не беда. Всё в наших руках, главное – выздоравливай, да и вот ещё что. – Мирра достала какой-то небольшой свёрточек. – Здесь ключи и адрес, если без меня выпишешься, поезжай прямо туда – твоя квартира.

– Как – моя?

– Я неточно выразилась, хотя можешь жить в ней, пока не определишься с бытом окончательно. Это в стороне Отрадного, на окраине города, зато отдельная и тебе понравится.

– Я ещё не выписываюсь, – вздохнул больной из седьмой палаты.

– Да брось, не век же тебе здесь с таким соседом под охраной милиции вылёживаться.

– Не пойму я, Мирра Нестеровна, к чему такие строгости? Когда безногие убегали? – Ветлицкий только хотел поделиться с пришедшей своими подозрениями насчёт участия Серого в налёте на его семью, как Мирра сама перебила Андрея, резко понизив голос:

– Ты, милый друг, простота святая. Не хотела я тебя травмировать, чтобы лишних страхов не набирался, да ладно – он человека убил возле ресторана, как раз напротив редакции «Енисея», Куксова и Сунцова статью с места события накатали. Светлана-то на правах старой знакомой не заходила?

– А ко мне никого, кроме вас и следователя, не пускают, – пожаловался Ветлицкий. – Значит, в любом случае этот парень крепко увяз в криминале? – Но делиться подозрениями и сейчас не стал, а только благодарно пожал протянутую председательскую руку, а после ухода Мирры недоумённо заглянул в бумажку с адресом:

«Набережная, 46, квартира 7»… и, повертев ключ, подумал, что если Набережная, значит, речку из окна видно будет, лишь бы квартира была не с другой стороны дома.

17

После неловкой вечеринки, проведённой со Светкой и её подружкой, Кира, к своему удавлению, обнаружила, что очень плохо знает себя. Как незнакомый, в сущности, человек, может враз привязать к себе.

С такими мыслями брошенная мужем журналистка ехала в редакцию «Енисея» в надежде узнать у Куксовой координаты её подруги.

Светлана встретила коллегу не очень-то доброжелательно и на вопрос последней, в чём причина негодного настроения, целую речь толкнула:

– Какая может быть причина, просто быт заел, повседневность. Надоело, Кира, наше трюкачество. Ты посмотри в газету: действительность – подлая, шутки – плоские, даже благие дела и те выходят боком, а реклама: сигареты, сахар, бананы да объявления о том, что кто-то кого-то ищет…

– Наши страсти и мысли – мелочи, – возразила жена бизнесмена, в душе соглашаясь, что в общем-то Светлана права, но до поры смолчала, да и Куксова была заряжена на другое.

– Мелочи по сравнению с мировой революцией.

– И с ней – тоже!

– Легко разводить философию, когда всё имеешь.

– Рассуждаешь как обывательница, – усмехнулась Кира. – Если дом в городке, а супруг – добытчик, то и верх блаженства?

– Почему верх? – Светлана прищурилась, словно бы раздумывая, откровенничать с Левашовой или нет. – Тряпки – действительно барахло, а вот одной по жизни мотаться – врагу не пожелаю. Вы посмеялись со Штуровой, что я быстро спилась тогда. – И увидев протестующий жест Киры, согласилась: – Ну, нет так нет, но Ветлицкий тоже сказал однажды, что мне серьёзности не хватает.

– Пошутил, наверное?

Денег мало, чтобы жить красиво. Да ему-то не богатство нужно, а равенство. Он с богатой, живя в достатке, тяготиться будет, сознавая, что находится на содержании.

– Вот спасибо, теперь я в курсе.

– Ты и раньше всё знала, только муж мешал, а если начистоту? Ведь это ваши ребята его в парке тогда избили?

– Почему ты думаешь – наши?

– Полагаю – Альберт из ревности шпану подослал.

– Левашову было не до того, он в предвыборную борьбу с головой ушёл.

– Одно другому не помеха, тем более чужими руками…

Кира слегка растерялась и неожиданно спросила про Штурову, воспользовавшись тем, что Куксова сама перед этим упомянула имя подруги.

– Послушай, всё это ерунда, мало ли у нас лупят прохожих, а вот про то, будто мы над тобой смеялись, – извини. Нинка тоже, как я поняла, одна, но ведь держится и не киснет.

– Нинка – да, она может терпеть, опять же работа требует собранности.

– Что за работа?

– Чертёжницей вкалывает в филиале «Гидропроекта».

– Неужели кому-то нужны проекты?

– Я сама удивляюсь, что в наше время такую обузу содержит городская мэрия. Вот у меня в записной книжке, кстати…

Зазвонил телефон. Светлана подняла трубку и тут же повернулась к собеседнице:

– Солод требует, после чаю попьём. Ты подшустри здесь пока…

Куксова убежала, а Кира как бы впервые оглядела их общий кабинет: стена заклеены пошлыми вырезками из журналов, фрагментами буклетов, предвыборными афишками – не стена, а паноптикум. Соскоблить бы всё и закрасить, хотя нет – фотография Збигнева Цибульского пусть останется. Несколько мешковатый, изломанный славой актёр рано ушёл из жизни, а играл изумительно: «Пепел и алмаз», «Как быть любимой», – Кира взята с письменного стола забытую Куксовой записную книжку: ничего особенного – черновые заметки, цитаты, адреса, телефоны… На страничке под букву «Ш» наткнулась на фамилию Штуровой и машинально запомнила номер – три шестёрки девяносто семь… Отодвинув в сторону записнушку подруги, прикинула, чем бы сегодня заняться: выходило, что день проходит впустую, как и многие до этого.

Светлана забежала в кабинет взъерошенная:

– Главред поручение дал, в школе-студии очередное мероприятие, бегу отвлекать народ от нелёгких мыслей репортажем в номер…

После ухода Куксовой Кира, вспомнив, что они собирались пить чай, налила в чашечку кипятка и потом долго смотрела, как, намокая, опускаются на дно чёрные чаинки, но так и не стала заниматься чаепитием.

18

Блинов встретил Крота на лестнице.

– Будь здоров, старик.

– Да пока не кашляю.

– Вот и хорошо, возвращаться не будем – по дороге всё объяснишь. Вы его завезли куда надо?

– Так точно.

– А он?

Невысокого роста парень оскалился:

– Говорит, что не брал…

– И куда, по-твоему, баксы делись?

– Не знаю, но квартиру по фальшивыми бумагам на сторону толкнул.

– Выходит, хотел сорваться?

Двое вышли на улицу. У подъезда посиживали старушки, а завидев их, собеседники смолкли. Впрочем, и так было ясно – ситуация непростая.

– Я свою машину на стоянке оставил, как и договаривались.

– Правильно, на моей доедем, нечего лишний раз мелькать, хотя, если здраво рассуждать, не в тылу врага и наш город ещё не дотянул до столичного. Мало ли кто и куда разъезжает?

У лесополосы «девятка» Блинова притормозила, и приехавшие спустились в низинку, где под кучей хворосту, для маскировки на всякий случай, их дожидался связанный по рукам и ногам человек, который должен был бы молить судьбу, чтоб замёрзнуть, а не ждать, пока командир афганцев приедет сюда лично. Остановившись у непокорного сотоварища, Виктор Борисович зло пнул его:

– Ну, мразь, допрыгался? Молоти, куда бабки дел?

– Он, Виконт, молчит. – Из ближайших кустиков показался ещё один участник расправы. – Мы с Кротом уже пробовали расколоть, бесполезняк.

– Ты послушай, Толя, ну зачем тебе чужой капитал? Понимаю, что решил обрубить концы, только разве от добра добра ищут?

Пленник отвернул голову, уткнувшись лицом в хворост, которым был прикрыт, и ничего не ответил.

– Молчишь, тварь? Дёшево же ты свою жизнь ценишь!

– Зря стараетесь, – закашлявшись, с трудом сказал тот, которого уговаривали отдать деньги, – мне теперь всё равно сдыхать, раз сюда доставили.

– Знамо дело, сдохнешь, но ведь можно по-человечески, а можно и так. Крот, неси бензин. Плесни за шиворот, враз запоёт. Ты подумай, Толян, каким на тот свет заявишься, а себя не жаль – о семье вспомни.

– До семьи у тебя руки коротки.

– Ага, выходит, думал о последствиях? – И Блинов снова пнул лежачего. – Завязать решил – чёрт с тобой, но другим-то пример какой, и с квартирою ты, сучок, наследил, а накроют – всех потянешь?

– Всё равно к одному концу.

– Хватит разводить базар, обливай и… я в последний раз спрашиваю… – Но лежащий парень даже не шевельнулся, вроде бы за шутку принимая весь этот разговор. Крот чиркнул зажигалкой и отскочил в сторону, при этом неловко задев ногой канистру. Пламя метнулось по спине парня, охватило голову и змейкой юркнуло под хворост. Те, кто стоял рядом, шарахнулись в стороны. Парень закричал и смолк, словно захлебнулся, или это взрывом заглушило крик. Лёжа на снегу, Блинов вполголоса материл подручного:

– Ты нарочно так плеснул, скотина?

– Да какой – нарочно…

Бензин прогорел быстро, и только хворост сырой потрескивал да лежащий человек чадил, но смотреть на него уже не хотелось.

Когда двое садились в машину к шефу, тот поморщился:

– Ну и прёт от вас, словно свинью палили!

– Он и есть свинья.

– Сам ты, Крот, свинья. Давно можно было допереть, что с Толяном могут быть проблемы.

– Я-то здесь при чём? Твой друган, армейский.

– Мой и твой.

При въезде в город председатель фонда тормознул возле первых многоэтажек:

– Выметайтесь, а о бабе Толика покумекайте.

– Ты бы сам её поискал через свои связи.

– Молодцы, додумались. Может, деньги по суду истребовать? – Виктор Борисович глянул на часы: «Ох, опаздываю». – И потом, увидев Мирру, стоящую неподалёку от здания, в котором находился Союз писателей, попытался отшутиться: – Начальство, как говорят, задерживается.

Женщина сделала недовольную мину:

– Надоело перед мужем оправдываться, всё-таки рабочий день у нас до пяти.

– Скажешь, что на встрече с пионерами задержалась.

– Да какие нынче пионеры, ты не с луны свалился?

– Может, и с луны. – Блинов вспомнил про недавнюю расправу с товарищем и слегка занервничал. – И куда едем?

– Тебе виднее.

– Тогда на прежнюю квартиру?

– Туда – нет, я уже ключи отдала мальчишке.

– Выписали, значит, твоего подопечного?

– Пока нет; лежит, и, представь себе, в той палате, где и киллер, которого подстрелили у ресторана.

– С Серым?

– Кто его поймёт, серый он или белый, только пост охраны у дверей круглосуточно.

– Подожди, – Блинов резко нажал на тормоз, – значит, твой поэт вместе с этим?

От внезапного торможения Мирру крепко мотнуло и она едва не ударилась о стекло:

– Осторожней, угробишь тоже, как и тех, что лежат в больнице.

– Те, как я понимаю, живы.

– Без сознания твой знакомый, под каким-то аппаратом лежит.

– Значит, техника выручает?

– Слушай, Виктор. Поедем, а то ещё немного – и можно уже никуда не торопиться, время прижимает.

Поколесив по городу, остановились у незнакомой председательнице Союза девятиэтажки.

– Другана моего, он сейчас в загранке, – коротко пояснил афганец. Женщина поморщилась, но Блинова занимали другие мысли, и потом, лёжа с Миррой в постели, он соображал, как бы ловчей распорядиться неожиданным подарком судьбы. То, что его любовница была вхожа в палату к Серому, предоставляло шанс избавиться ещё от одного свидетеля, но как подъехать с таким предложением к Мирре, это не с Кротом базарить, однако и сидеть сложа руки тоже непростительно, если Серый заговорит – всё пропало.

– Слушай, Мирра, а ты ходишь к поэту запросто?

– Когда как.

– И бываешь с ним наедине?

– Как тебя понимать прикажешь?

– Так и понимай.

– Ох и глуп ты, опять ревнуешь?

– Не в этом дело…

По дороге домой председатель фонда усиленно соображал, что делать. Вряд ли такая возможность больше представится, но Мирра выскочила из машины как угорелая, и, оставшись один, Блинов откинулся на сиденье. Голова работала плохо, и тем более в направлении, необходимом, чтобы сговорить ставших вдруг такими нужными интеллигентов – свою любовницу и её литературного протеже, но, так ничего и не продумав, афганец, раздражаясь, ударил руками по рулю и включил мотор.

19

«Значит, этот Серый крепко завяз, – подумал Ветлицкий, вспоминая о том, что ему рассказала Мирра Нестеровна. – Отсюда и все охранники, а я-то не мог понять, с чего бы такие строгости».

Размышления неудачливого литератора прервал какой-то странный звук, почти хрип. Андрей поднял голову и посмотрел в сторону соседа. Лежащий на кровати обрубок зашевелился и открыл глаза.

– Парень, – с трудом произнёс он, – по-мо-ги…

Ветлицкий приподнялся на койке:

– Сестру позвать?

– Не надо. Ты вот что, послушай. Да сядь, а то мент увидит. Кто это у тебя был недавно?

– Наша председательница писательской организации.

– Нет, мужик, который тебя на понт брал?

Андрей понял, что Серый интересуется следователем, и на душе у него заскребли кошки: что сказать этому налётчику? Правду или соврать, а вдруг он всё слышал? Так ничего не придумав, ответил:

– Дёмин, следователь.

– Значит, мы с тобой на больничке?

– Да нет, я же говорил уже, что в горбольнице, а мент… он тебя охраняет, Серый.

В то же самое время, когда Ветлицкий проболтался, что кличка его соседа не для всех здесь является тайной, Виктор Блинов позвонил Мирре Нестеровне на работу. Та всё ещё не могла остыть после вечерней ссоры с мужем, которого не убедили ссылки на творчество, заседания и кучу других дел. Даже дочь, казалось, приняла сторону отца, а тут снова звонок от прямого виновника её бед. Афганец сразу понял, что подруга не в духе, но ждать у него больше не было терпения, и Блинов сообщил, что хочет поговорить на весьма щекотливую тему.

– С ума спрыгнул? У нас все телефоны параллельны, – ужаснулась Мирра.

– Тогда давай встретимся на нейтральной территории.

– В ресторане.

– Можно и в кафе, к примеру, в «Айре», посидим в тишине под пальмою, покалякаем. За тобой заехать? Да ты не дрейфь, не на эшафот же.

– Только и осталось. Никуда заезжать не надо, я в Совмин к десяти поеду, а в половине одиннадцатого жди.

– Замётано.

– Ну и жаргон у вас, господин хороший.

– Я не писатель.

– Нашёл чем хвастаться. Пока! – Мирра бросила трубку. Для чего ей идти в министерство, если денег нет, а от того, что новая заместительница Орлова по делам культуры относится к писателям с пониманием, ни жарко ни холодно.

В кафе Мирра Нестеровна появилась позже Блинова. Тот уже ждал её за накрытым столиком, оставалось только заказать горячее, но женщина его остановила:

– Обойдёмся тем, что есть.

После бокала вина в голове у неё зашумело.

– Я закурю, Виктор! – Глаза председательницы уже не метали тех молний, которые она приготовила для своего любовника. – Так о чём будем беседовать, что за дела с утра… пораньше?

– Ничего себе – утро, а вообще-то я просто соскучился.

– Брось хохмить, Виктор. – Мирра снова недоброжелательно посмотрела на соседа по столику: мужчина выглядел вполне презентабельно… одет с иголочки, в тёмных очках, и… подружка Блинова знала: под пиджаком, как бы дополняя образ героя крутого вестерна, пистолет в кобуре. – Лучше скажи, зачем ты с собой «пушку» таскаешь? Может, в органах подрабатываешь?

– Пистолет – не вопрос, лучше скажи, как твой подопечный на ключи от квартиры прореагировал?

– Да, возможно, что и обрадовался, он помят сильно, так что не до проявления внешних эмоций, – уклончиво ответила Мирра и внезапно снова поинтересовалась, с чего бы это разговор о Ветлицком. – Но ты-то, думаю, действовал не чисто из альтруистских соображений?

– Почти угадала, – закуривая, пробормотал Блинов, сбившись с налаженного тона. – Даром только птички поют, как утверждал Шаляпин.

– Что, с Шаляпиным в Афгане встречался?

– Туда Кобзон прилетал и пел даром.

– А ты говоришь – только птички. – Мирра тоже докуривала очередную сигарету, и бутылка вина пустела весьма быстро. – Я не хуже тебя в нашей жизни ориентируюсь, но случается – пролетаю, а всё проклятые финансы: пообещала Андрею книгу издать – пролёт, хорошо, что с квартирою помогла… хотя и сборник стихов для молодого не помешал бы.

Блинов обрадовался. Дело оборачивалось таким образом, что Мирра сама напрашивалась на предложение.

– Так может, я удружу?

– Чем же?

– Хотя бы квартиру насовсем отдать, пусть живёт на здоровье.

– Выходит, с барского плеча? – Женщина накогтилась, видимо вино всё-таки её возбудило. – По-твоему, Ветлицкий – нищий?

– Тише, тише, – стал урезонивать соседку Блинов. – Всё нормально, всё под контролем, а что мальчик твой стихи пишет – неплохо, я всегда поэтам завидовал. Вы такое можете порой выдать, в чём люди, почти как в хлебе, нуждаются.

– Вот и помоги ему профинансировать книгу, всё же поэзия, а то – квар-ти-ру-у!

– И хату пусть забирает, и денег на книжку выделим через фонд. У него стихи про Афган имеются?

– И про Афганистан, и про Чечню.

– Тем лучше.

– Только я одного в толк не возьму: с чего ты, Виктор, расщедрился? Может, ко мне подлизываешься?

– И к тебе – тоже. – Блинов не знал, как ловчее подступиться к делу.

В кафе кое-кто уже стал посматривать на приметную парочку у окна.

– Знаешь, Мирра, поедем куда-нибудь проветримся, там и поговорим.

За городом, свернув на боковую дорогу, что вела к реке, Виктор Борисович притормозил, потом подумал и выключил двигатель.

– Хорошо здесь, тихо. На дачи мало кто зимой наведывается! А ты красивая, Мирра, – сказал новоявленный лирик и припал к сладковатым губам подруги.

– Зубы-то не заговаривай, – оттолкнула Блинова женщина, – и не думай, что я забыла о твоих обещаниях, но, кажется, ты не зря расщедрился?

– Угадала, хотя в принципе и без него обойтись могут в том деле, которое меня беспокоит, но для писателя это будет как бы расплата за квартиру и деньги, а то просто так он не согласится принять – гордый, как ты сказала?

– Я сказала – не побирушка!

– Правильно. Значит, Ветлицкий лежит в одной палате с фраером, который прораба грохнул?

– Тебе-то до этого киллера, подлечат и поставят к стенке, хотя теперь мораторий на смертную казнь, если сам не сдохнет.

– А если всё-таки не успеет отдать концы – тогда мне хана.

– Теперь понятно, – растянуто произнесла Мирра, – то-то я смотрю – расстарался: квартира, книга – значит, у тебя с тем бандитом завязка?

– В кошки-мышки играть не стану, хотя дело имел не с убийцей, а с пулькинским прорабом, который квартиры для афганцев строил.

– Значит, ты нам предлагаешь парня того убрать? А потом нам с Андреем в тюрьму садиться?

– Ничего страшного, если пошевелить мозгами. Пусть твой товарищ расскажет, чем Серый дышит, я у кого надо проконсультируюсь – и делов-то – пару краников привернуть, а потом заново всё открыть, минут через пять. И кто там разбираться станет, отчего зэк подох? Всех устраивает такое решение, даже Серому хорошо, на больничной шконке гнить не будет.

– Ладно, кончай болтать! Поехали в город.

– Значит, договорились. Вот и ладушки.

20

В глазах Серого промелькнул испуг, но только на мгновение. Кажется, он уже смирился с безвыходностью своего положения и не очень-то удивился тому, что его опознали.

– Ты, выходит, мент и ко мне подсажен?

Было странновато слышать голос того, против кого в душе у Андрея столько времени копилась ненависть и желание отомстить.

– Я не мент, а тот самый, к кому вы как-то приходили искать бумаги.

– Путаешь, братан, какие ещё бумаги?

– Да ничуть. – Ветлицкий покосился на дверь. – Радик, ты и ещё… двое.

Глаза Серого потемнели:

– Теперь вспомнил, меньше дёргаться надо было.

– А жена в чём перед вами провинилась? Она погибла.

– Я не трогал её, пугнул – и только.

– Считаешь вправе распоряжаться, кого трогать, а кого пугать?

Серый ничего не ответил, застонал и глаза прищурил. Возможно, прикидывался, а может, и правда ему плохо стало. Разговор не клеился, но желание врезать так и осталось простым желанием: «Нужно проситься в другую палату, терпения нет переносить такое соседство», – подумал Андрей, а левашовский охранник заговорил опять:

– Понимаю, что ты не при делах, у вас там свои дела с начальником. – Безногий пододвинул голову ближе к краю подушки. – Радику было сказано – стребовать бумаги, вот и кубатурь в этом направлении, если оказался под подозрением. Но и ты не овечка – другана моего приложил, пришлось в доме бросить.

– Я у себя был, а вы в чужой монастырь ввалились. – Ветлицкий понял, что мстителя из него не получится. – Сначала за меня решали, а потом у ресторана мужчину к смерти приговорили. Почти сверхчеловеки, выходит…

– Это уже другой случай. Там Блин марафет наводить взялся, а ему виднее, кто чего накрутил… Тяжело мне, кореш, позови сестрёнку, пусть ширнёт. – И опять захрипел, закашлялся, а Андрей, помедлив, словно желая удостовериться, что соседу и в самом деле плохо, нажал кнопку вызова.

21

Магдалена Сунцова заглянула в кабинет к Светлане:

– Ты одна?

– Как видишь, вот корплю над проблемами беспризорничества. Заходи, поболтаем.

– Да мне Кира нужна.

– Ты же знаешь, у Левашихи свободное посещение, а теперь и вовсе, Альберт смылся, и она – птаха вольная.

– Левашов удрал, – Магдалена уселась в кресло, – а тебе подруга ничего о муже не говорила? Куда уехал, зачем? Вы же, случалось, по пустякам сплетничали?

В голосе Сунцовой зазвучали фальшивые нотки, было видно, что Магда изо всех сил сдерживается, чтобы не выказать сильную заинтересованность, однако Светлана, чёркая что-то в своих бумагах, не очень-то придавала значение такой заморочке со стороны коллеги.

– Мы сплетничали, а ты-то вполне определённо многое должна знать из того, что подвигло Альку сбежать, да не куда-нибудь, а в загранку?

– Что я знаю – о продукции неучтенной, которую проверка в «Лотосе» выявила, про махинации со строительством жилья для северян у нас здесь, на юге, вкупе с Пулькиным, и ещё кое-что, по мелочам, но работы для налоговых органов предостаточно.

– Значит, не зря Киркин муж удрапал. – Хозяйка кабинета подмигнула Сунцовой. – Полагаю, что Орлову после своих предшественников года два разгребать завалы придётся, не случайно пулькинского прораба уже грохнули.

– Случайно даже чирей не садится. – Магдалена направилась к двери и, уже выходя, заметила: – Ты очень-то, о чём мы здесь с тобой трещали, не распространяйся, – и, хлопнув дверью, вышла, а Куксова, удивлённая тем, что Сунцова из ничего делает военную тайну, только плечами пожала и состроила рожу вслед осторожной журналистке:

– Надо будет, без тебя у ментов узнаю или в той же налоговой.

22

То, что возле седьмой палаты не оказалось привычного милиционера, насторожило Мирру Нестеровну – неужели Серого куда-то перевели? Войдя к Андрею, она сразу обратила внимание на пустую, аккуратно заправленную койку, где до этого лежал уголовник. Два противоречивых чувства вспыхнули в душе женщины – это радость от осознания, что теперь не нужно будет лгать Блинову, выдумывая различные предлоги, почему трудно осуществить его план по устранению Серого, и разочарование от упущенной возможности обеспечить Ветлицкого деньгами для первой книги.

– Ты сегодня один? Привет! – сказала она растерянно.

– Здравствуйте, Мирра Нестеровна. Пока никого не подселили, живу как некий функционер.

– А сосед твой где?

– Приказал долго жить, ещё вчера вечером. Перед смертью оправдывался. Его послушаешь – ангел с чёрными крыльями.

– Значит, всё само собой утряслось. – Мирра вздохнула. – Я присяду, а у тебя дело, вижу, идёт на поправку?

– Теперь уже точно, как говорит мой доктор.

– Да-да, – раздумчиво произнесла председательница писательского Союза, до неё внезапно дошло, что Блинова можно раскрутить безо всяких усилий с их стороны. – Андрей, послушай, эта смерть нам как нельзя кстати.

– Почему нам?

– Не спеши…

В это время в палате появилась медичка, которая с подозрением покосилась на посетительницу:

– Доктор просил, чтобы не утомлять больного.

– Вот и не утомляйте, – усмехнулась Мирра.

– Мне так наказали, а вас, Ветлицкий, жду на процедуры. – И вышла, сильней обычного хлопнув дверью.

– Ого? Ты уже здесь настолько оздоровел, что стал привлекать внимание женщин? – пошутила Мирра.

– Да я эту девочку второй раз вижу.

– Ну, любовь возникает и с первого раза, хотя… на чём мы остановились? Ты ключи от квартиры ещё не потерял?

– Да вроде бы нет.

– Теперь врубайся: стихи твои ребята уже по газетам собрали, ту дискету перевели, осталось заказ в типографии разместить и для полного счастья… – писательская председательница запнулась. – Остаётся разрешить денежный вопрос, но для этого даже душу закладывать не придётся, просто кивнёшь в ответ утвердительно, когда спросят. Понял?

– Не очень.

В дверь просунулась голова медсестры:

– Андрей Андреевич, вы один остались.

Мирра отмахнулась от надоедливой девчонки, как от мухи:

– М-минуточку, гражданка, – и уже к Ветлицкому: – Значит, вникай – будет у тебя и квартира, и деньги, если меня не подставишь, но если чистоплюйство выказывать станешь, тогда – уволь, и всё-таки не хотелось бы терпеть унижение.

Разволновавшись, Мирра достала из сумочки сигареты и отошла к окну.

– Да они уже курят! – Воздыхательница молодого поэта опять появилась на пороге палаты, но посетительница даже бровью не повела:

– Закройте дверь, всё согласовано с вашим руководством.

Девушка покачала головой и так хлопнула дверью, что стало понятно – больше она здесь не появится до конца жизни.

– Вот и хорошо. – Мирра загасила окурок. – У тебя, Андрей, всё будет, только нужно сказать одному человеку, если он тебя случайно спросит об этом, что Серому ты помог на тот свет отправиться.

– Да нет, Мирра Нестеровна, он сам хрипеть начал, – растерялся Ветлицкий, – я, наоборот, медсестру позвал, хотя была такая мыслишка – притвориться спящим.

– Тем паче, только скажи, что помог соседу отойти в мир иной.

– А кому сказать-то?

– Не бойся, не следователю. Есть такой меценат – Блинов, председатель афганского фонда, у того были счёты с бандитом. Он тоже хотел бы соседу твоему отомстить из благородных соображений. Понятно? – Андрей кивнул. – Я тогда побежала, а ты выздоравливай и очень-то не напрягайся.

После ухода Мирры недисциплинированный больной покорно выслушал сетования обиженной медички, потом посидел около телевизора и уже перед сном, перебирая события дня, вдруг припомнил фамилию: оказывается, это не кличка – Блин, именно про этого человека Серый сказал, что его вокруг пальца не обведёшь. Мирра же, повстречав своего любовника, заверила его, что Ветлицкий согласен.

– Только ты мальчишку без нужды не доставай, понятно? – наказала она.

– Отчего не понять, чистоплюи – самые щепетильные люди.

– Ну, не тебе об этом рассуждать, – нахмурилась заступница молодого дарования. Ей совсем не нравилась авантюра, в которую они втянулись, но отступать было поздно, Серый мёртв, а там доказывай, кто виноват и что делать.

23

В день выписки Ветлицкого удивили коллеги. Андрей стоял в задумчивости, размышляя – куда податься, и увидел, что в дверях приёмного покоя замаячила фигура физрука из отрадненской школы.