Текст книги "Ломка"

2

Андрей проснулся в девять. Сладко потягиваясь, позволил себе еще немного понежиться на мягкой пуховой перине, давая затекшему раскисшему телу прийти в рабочее состояние. Полежав самую малость, неторопливо оделся и вышел на крыльцо.

Здесь его ждала маленькая неприятность. Бродивший поблизости черный петух с пунцовым гребешком расценил появление молодого человека как посягательство на священные особы вверенных ему кур, сновавших рядом. Взъерошив перья на длинной шее, хозяин куриного гарема начал атаку. Парень не растерялся и, пуская в ход ноги, начал контрнаступление. В отличие от кудахтающего соперника, Андрей терпеливо молчал, боясь привлечь внимание стариков, а больше деда, скорого на язвительное словцо в сопровождении коротких смешков в окладистую русую бороду. Будучи в душе оптимистом, парень, обозрев ограду, увидел возле будки Пушка – собаку, ласковое прозвище которой в данный момент никак не вязалось со всклокоченной, местами линявшей шерстью. Оскалившийся Пушок изредка кидал умоляющие взгляды на человека, потом переводил налитые кровью глаза на ненавистного задиристого петуха, всегда нагло расхаживающего в опасной близости и игнорирующего законные притязания ночного сторожа на неограниченную власть в усадьбе. Кто знает, почему между животными не получилось дружбы. Баба утверждала, что виной всему короткая собачья цепь, которую вольная птица свысока презирал. Дед же говорил, что красавец-петух за версту чует непородистое происхождение пса, особенно ярко выражавшееся в периоды линьки.

Андрей быстро смекнул, что гонор молодого раззадоренного петуха быстро поутихнет в кобелиной пасти, и стал теснить птицу к будке.

До собаки оставалось несколько сантиметров, и Пушок неминуемо растерзал бы зарвавшуюся птицу, но петух, ощутив спиной подлую засаду, взмыл высоко вверх, оттолкнулся от воздуха и успешно ретировался в огород. Все бы ничего, да последний взмах ноги, произведенный в яростном конечном запале, заставил Андрея потерять равновесие и рухнуть на землю. Содержимое собачьей миски, опрокинутое при падении, неравномерно окатило правый бок и теперь вязко стекало.

В таком неприглядном виде и застал Андрея высунувшийся из времянки дед.

– Тьфу, язви тя в душу, – сказал старик неизвестно кому и вновь скрылся за дверью.

Андрей быстро отмыл замаранный бок и вошел во времянку. Запах свежеиспеченных пирогов, ворвавшись в ноздри, пробудил аппетит. Бабушка переливала из крынки в кружку купленное у соседки молоко, так как своей коровы старики по немощности уже не держали. Дед, шмыгая огромным красным носом, изредка встряхивал головой, наверное, по поводу казуса, в котором недавно оказался внук.

– Что стряслось опять, Андрюшенька? – запричитала бабушка, обернувшись к внуку.

– Да ничего существенного. Просто петух ваш задиристый больно.

– Ух, окаянный, он и на меня ить кидался третьего дня. Говорила деду зарубить его, а он, знай, все молчит да пыхтит себе в бороду. Внука нам на нет изведет, петух энтот.

– Не изведет. Поделом вам, – буркнул дед.

Петух в усадьбе действительно никого не боялся, кроме деда и, пользуясь поддержкой старика, с достоинством расхаживал, где ему было угодно, кидаясь на всякого, кто вставал ему поперек дороги. Благо, куры неслись хорошо, и ему пока ничего не угрожало.

– Андрюшенька, садись к столу, не побрезгуй бабушкиными пирожками. Тесто на славу удалось, – обратилась бабушка к внуку.

– Андрю-ю-шенька, Андрю-ю-шенька, – передразнил старуху дед. – Как с мальцом, с ним вошкаешься. Парню двадцатый пошел, а она все Андрю-ю-шенька.

– Так кровинушка ж наша.

– Ты спроси у кровинушки, когда он у нас последний раз был… Молчишь? Так я тебе отвечу. Полгода скоро будет. Совсем стариков забыли, – строго, с еле скрываемой обидой сказал дед.

– Ну, Андрей Иванович, это ты зря. У меня учеба, а папа с мамой вам постоянно помогают, чем могут.

– Ты меня помощью-то не попрекай. То сыновний долг каждого знатного человека. Все наскоком, все впопыхах у вас. Три недели назад залетели родители твои, как заполошные, зерно в клети ссыпали и – на хода. Словом обмолвиться некогда. Бизнесмены чертовы!

– Будет вам, – примирительно сказала бабушка, и все приступили к еде.

Наевшись пирогов, Андрей и дед отправились налаживать уличную колонку. В шланге, шедшем из колонки, случился прорыв, и его пришлось залатать. Андрей недовольно заметил:

– 21 век идет, а у вас тут не то что горячей и холодной – иногда вообще воды нет… А так-то, знаешь, дед! По-моему, здорово здесь у вас. Если и задуманы были кем-то когда-то дедушки и бабушки, то задуманы они были в деревне, а уж никак не в городе.

– Понял, наконец, студент? То-то. А теперь к окнам присмотрись. Все ведь до последнего в своих лачугах ждали, пока мы воду подадим. Сейчас с флягами потянутся, я их знаю.

Время подходило к одиннадцати. Андрей выгнал новенькую «тойоту» из ограды и поехал к девушке, помня о ночной договоренности.

Наташа ночь спала плохо, часто просыпаясь и думала о брате. Родителям ничего говорить не стала, да им в принципе было глубоко наплевать на детей.

Отец в прошлом был ударником в кайбальском совхозе, но потом окрестные поля засевать почти перестали, и Николай Заваров остался не у дел. Потеряв работу, стал пить, срывая злобу на жене и детях. Мать Наташи, Зоя Заварова, в девичестве была бабой боевой и приятно по-женски полной. Парни толпами вились подле нее. Она допускала до себя всех, но повода к долгим отношениям не давала никому. Любила красиво одеться и щегольнуть перед деревенскими. Только гармонисту Кольке Заварову хмельной залихватской игрой на тальянке однажды удалось заманить Зойку в лес. Через девять месяцев появился первенец Толька, и жизнь молодой супружеской пары потекла своим чередом. Заваровы получили от совхоза добротный дом, обзавелись хозяйством, позже приобрели «Москвич-412» модели. Теперь от былой красоты Зои не осталось и следа. Пристроившись пить на пару с мужем, она смотреть за собой перестала, почернела, и вскоре все, что было нажито за долгие годы, Заваровы пустили по ветру. Теперь все их богатство было – Наташа да Толька.

Андрей подъехал к покосившимся от хозяйского недосмотра воротам и посигналил. Наташа открыла калитку и вышла на улицу. Девушка была одета в короткую кожаную юбку, плотно облегающую фигуру, и ярко-оранжевый топик. Невысокая, с прямым очаровательным носиком, тонкими губами и длинными ресницами вчерашняя знакомая произвела на парня благоприятное впечатление.

– Здравствуйте, красавица. Машина в Вашем распоряжении, – сказал Андрей в открытое окно.

– А я думала, что ты не приедешь.

Через секунду девушка юркнула в машину, дверь которой Андрей приоткрыл изнутри.

– Ну что?! Поехали?.. Извини, вчера не спросил, как тебя зовут.

– Наташей.

– А меня Андреем. С братом твоим, скорей всего, все в порядке, иначе бы уже сообщили. Так что не переживай.

Дальше ехали, перебрасываясь незначительными фразами. Андрей рассказал, что учится в ХГУ на экономическом факультете, что приехал навестить бабушку, а после поездки в больницу вернется в Абакан и будет устраиваться к отцу на работу.

Приехав в Белый Яр, большое село, располагавшееся в десяти километрах от Кайбал, не без труда отыскали больницу. Девушка сразу направилась к дверям, но Андрей окликнул ее на ступеньках:

– Наташа, нехорошо идти к больному с пустыми руками.

– Ах да, я совсем забыла, – растерянно ответила она и вернулась к машине.

Возле больницы стоял ржавый ларек, куда и зашли парень с девушкой.

– Андрей, а ведь у меня совсем нет денег, – смущенно сказала Наташа, прячась от глаз продавщицы.

– Ну, это не беда. У меня как раз есть немного лишних, – браво ответил парень, выхватив из кармана бумажник, распухший от обилия сотенных купюр. Об этом необдуманном шаге Андрей в следующее мгновение уже пожалел. Стыд залил краской его лицо, когда он увидел, как по-детски удивилась его недавняя знакомая. Он до последнего времени даже не предполагал, что не каждый может позволить себе купить самое необходимое.

Набрав фруктов, они пошли в больницу. Андрей остался в фойе, взяв с Наташи слово, что она умолчит о том, кто ее привез.

Через час Наташа вышла. Она старалась выглядеть веселой, но это у нее плохо получалось – выдавала мертвенная бледность, кстати, шедшая ей. Понимая, что девушка сильно переживает, Андрей с расспросами приставать не стал. Они доехали до Кайбал в полном молчании. Возле дома Наташа сама заговорила:

– Знаешь, Андрей, – большое спасибо тебе. У брата все благополучно, проколотое легкое ему заклеили… Там с ним наши ребята лежат. Они так рады были меня видеть; я ведь вторая из деревенских их навестила. До меня только к Кольке Мухменову мать приезжала. Про тебя, как ты наказал, ничего говорить не стала. Только, пожалуйста, ответь мне: зачем тебе все это надо?

– Ответ напрашивается самый банальный, но у меня пока нет и такого. Ничего, – со временем, думаю, появится. А теперь мне пора, – шутливым тоном сказал Андрей, грустно улыбнулся и уехал.

Наташа долго смотрела вслед удалявшейся машине, силясь понять поступки юноши. Женское самолюбие упрямо твердило ей, что он делал все из-за нее. В свою очередь девушка удивленно отметила про себя, что, только расставшись, она мечтает увидеть юношу снова. От этой мысли приятно защемило сердце.

3

Андрей стоял на пороге отцовского офиса, неловко топчась на одном месте и теребя бумажку, неизвестно каким образом попавшую ему в руки.

Антон Владимирович Спасский, одетый в элегантный кремовый костюм строгого покроя, белую шелковую рубашку, связанную лиловым галстуком, сидел за огромным письменным столом и просматривал накопившиеся счета, бормоча под нос цифры. Судя по непринужденной позе и улыбке, не сходившей с лица, предприниматель чувствовал себя довольно вольготно среди кипы бумаг.

Меблировка в офисе была по-спартански простой. Судя по всему, единственное, на чем не экономил сахарный магнат, так это на технических приспособлениях, облегчающих суровую жизнь современного предпринимателя. Пентиум последней модели, нафаршированный до отказа, модем, телефон, сканер, принтер, факс, ксерокс – в общем, все необходимые атрибуты, позволяющие оперативно обрабатывать непрерывно поступающую информацию и раздавать приказания во все уголки небольшой, но постоянно развивающейся империи.

– Здравствуй, папа, – решил обратить на себя внимание Андрей.

Антон Владимирович оторвался от счетов и сухо, исподлобья стал разглядывать Андрея.

– Привет, сын, – прервал отец ставшее уже тягостным для обоих молчание. – С чем пожаловал?

– Пришел устраиваться к тебе на работу. Ты же знаешь, что у нас летняя практика. Разнарядки на предприятия нет; времена социализма давно канули в Лету. Вот я и решил прийти к тебе… Поможешь?

– А стоит ли тебе помогать, Андрей? Помнишь, как этой зимой я определил тебя в ангар?!

– Разве я плохо справлялся?

– Не спорю – дела у тебя шли успешно некоторое время, но потом ты умудрился поддержать бунт среди рабочих, этих оборзевших наглецов, требующих добавить 50 копеек за отгруженный мешок. Пользуясь твоим участием, они пошли до конца в своих требованиях, невзирая на то, что 20 копеек я все же согласился накинуть. Из-за тебя мне пришлось их уволить всех до одного. Нормально, по-твоему?

– Это был свободный выбор свободных людей, – беззаботно возразил Андрей, гордо встряхнув головой.

– Свободный выбор? Ха-ха. Свободные люди, оставшиеся без средств к существованию. Как Вам, Андрей Антонович, такое? Тебя я тоже уволил тогда, но ведь ты живешь в обеспеченной семье, – а у них, может быть, дети, жены потом долго хорошей жратвы за столом не видели. Это все по твоей милости. И вообще, что тебе надо? – Антон Владимирович в недоумении развел руками. – Все у него есть: собственная машина, кров над головой, карманные деньги… А ты обо мне хоть раз подумал? Я ночами не сплю, забыл, что такое аппетит. Налоги, скачущие галопам цены. Да что я тебе объясняю – сам учишься на экономическом, должен все понимать.

– Я все понимаю, но давай думать о людях. Пора уже!.. Мы вышли из праха и в прах обратимся, ничего не захватив с собой. Не твои ли это слова, которые ты так часто любишь повторять? – упавшим голосом начал Андрей, но на последней фразе заметно оживился.

– В тебе говорит молодость, парень. Я бы даже сказал юношеский максимализм. Пройдет время, и ты остепенишься, станешь преуспевающим бизнесменом и забудешь эти никому не нужные высокопарные речи.

Антон Владимирович легко поднялся с кресла, снисходительно улыбнулся и, подойдя к сыну, ободряюще похлопал юношу по плечу.

– Никогда, папа, я не соглашусь с твоими словами, – спокойно сказал Андрей.

Отец разозлился:

– Никогда не говори никогда, щенок! Чему вас только учат? Не тому ли, чтобы сыновья восставали против собственных родителей, желающих своим детям только добра?! Я хочу, чтобы из него сделали первоклассного специалиста, а он талдычит мне о правах народа. Наш народ – безликая толпа! Понимаешь ты это или нет? Быдло, которое привыкло, чтобы им повелевали. В царское время, в эпоху СССР твой народ только и делал, что жаловался, боялся и жрал водку, упиваясь собственной никчемностью и горькой участью. Этому народу конец, точно тебе говорю. Он итак никогда толком ничего не имел, а за последние 70 лет растерял последнее. Будь благодарен этой стране хотя бы за то, что дала тем, кто хоть немного разбирается в ситуации, выбиться в люди, сосредоточить в своих руках финансовые ресурсы; за то, что не исключает возможности зарождения среднего класса.

– А зародились лишь олигархи да нищие.

– Что тебе до олигархов?! Каждому – свое! Сумей позаботиться хотя бы о самом себе, а он пусть барахтается в привычной для него грязи, этот наш народ. Все же безобразия видят и тем не менее молчат. Трусливое стадо!

– За олигархов я не переживаю. Они улизнут за пределы России при первых волнениях в рабочей среде, а вот нам, драгоценным представителям среднего класса, безусловно, достанется. За неимением лучшего съедят нас, – попытался Андрей склонить разговор на свою сторону.

– Ты несешь чепуху, парень. Обстановка в стране не такая уж накаленная. Всем известно, что наш народ терпелив. Не переживай, на твоем веку волнений не будет, – самоуверенно заметил отец.

– Нет, даже эмигрировать из страны не станут, – рассеянно заключил Андрей, похоже, пропустив мимо ушей реплику оппонента. – Подключат ФСБ, задействуют прессу, телевидение, радио. Если понадобится, всю страну закидают прокламациями, обклеят листовками, чтобы заверить людей в том, что их главный классовый враг – это ты… Так что я и о себе забочусь. Олигархи будут высоко сидеть и наблюдать за своей хорошо спланированной постановкой, а мы, это очевидный факт, к миру голодных и рабов поближе будем, нас и съедят на местах. Люди требуют хлеба и зрелищ. Хлеба в виде того, что мы, средняя прослойка, можем им дать, и зрелищ в виде того, что они, вышедшие из терпения, с нами учинят, захватив по ходу дела и этот банальный хлеб, который мы им так и не захотели предложить. Заметь – во втором случае народ убьет двух зайцев.

– Мне надоели твои наивные разглагольствования. Если действительно хочешь работать, то пойдешь разгружать краснодарские вагоны с сахаром. Думаю, это поубавит в тебе спеси.

– Наивные???.. Время покажет!!!

От отца Андрей поехал домой. По дороге его опять захватили мысли, и он не заметил гаишника, махнувшего жезлом в его сторону. Сигнал милицейской сирены и стальной голос в рупор вывели его из задумчивости. Тойота сбавила ход и припарковалась у обочины.

– Сержант Корастылев, – отдав честь, представился милиционер. – Вы не остановились по моему требованию, предъявите документы.

– Возьмите.

Андрей вылез из машины и стал рыться в карманах брюк. Достал полтинник и виновато попытался его всучить. Сержант быстро взял деньги, предварительно по-лисьи осмотрев улицу и, пожелав впредь быть внимательным, удалился.

– Скотина… Почему каждый день приходится бывать скотиной? – подумал парень про свою персону и со злостью хлопнул дверцей.

4

– Мам, меня отец на работу взял! Угадай кем? – весело крикнул из прихожей Андрей.

– Уж не заместителем ли директора? – отозвалась мать из кухни.

– Нет, обыкновенным грузчиком! Будет у меня практика по опорожнению вагонов! Я не шучу! – радостно воскликнул Андрей, снимая туфли.

– Задор у тебя какой-то нездоровый сынок. Отец совсем с ума спятил… Ты же надорвешься на мешках, – сказала мать, выйдя из кухни.

– Знаешь, мама, мне это надо даже больше, чем ему. Я нисколько не расстроился. Он хочет проучить меня! Что ж – у него ничего не выйдет. Предлагая мне эту работу, он втайне надеялся, что я откажусь. Тем самым он приструнил бы меня. А я нахожу в своей новой должности только плюсы. Пройду, как принято на японских фирмах, все стадии карьерного роста. Чтобы лучше понять рядового рабочего, надо самому побывать в его шкуре… Очень жаль, что эта идея пришла в голову отцу, а не мне.

5

Утром Андрея кинули на вагон. Работа оказалась адской, довела до изнеможения. 60 тонн пятидесятикилограммовых мешков выгружали из составов, перевозили на базы и до верху затаривали склады.

Так прошло три недели нечеловеческого напряжения, заставившие парня распрощаться с недавним энтузиазмом. Познакомившись с грузчиками, он нашел их людьми ограниченными и далекими от всякой морали. Разговоров с ними по возможности старался избегать. Мужики, в свою очередь, тоже сторонились сынка хозяина, приняв его появление в своих рядах за быстропроходимую блажь. Но день пролетал за днем, а парень продолжал выходить на работу, не пользуясь даже тремя днями отдыха, которые, меняясь между собой, брали себе грузчики. Все как на подбор здоровые, они не могли себе уяснить, откуда в блеклом теле Андрея берётся энергия для невероятных усилий.

Освоившись, Андрей заметил, что абсолютно во всех ангарах, куда его приставляли, практикуется выпивка, а заведующие складами смотрят на это сквозь пальцы, несмотря на четкие указания его отца.

Парень работал на совесть, выбирая себе самые трудные участки. К примеру, уже на второй день он попросил поставить его на укладку сахара. Задача заключалась в следующем: мешки кидали друг на друга, и это было достаточно просто, но по мере увеличения стопки до человеческого роста возникала необходимость в разбеге. Рабочий разгонялся, подпрыгивал и заносил мешок наверх.

С такой работой у Андрея начала пропадать мысль, которой парень всегда гордился. Он стал похож на бездумного робота, на автомате выполняющего указания. Теперь Андрей нисколько не удивлялся беззаботной тупости своих напарников, чувствуя без особого содрогания, что еще немного, и он уподобится им полностью. На исходе второй недели в конце рабочего дня Андрей подошел к своему бригадиру и сказал:

– Антоныч, ливани спиртяжки.

– А как же отец? Вдруг просечет?

– Плохо меня знаешь. Я своих не сдаю, – ответил Андрей.

– Тимоха, принеси кружку! Пацан горло промочить хочет! Устал, наверное, бедолага! – крикнул бригадир молодому грузчику.

– Полную, – заявил Андрей, когда увидел, что Антоныч остановился, едва прикрылось донышко.

– Зачем? Тебе хватит и этого – по за глаза.

– Я сказал полную, – колючим голосом произнес Андрей.

– Полную так полную. Посмотрим, как ты выпьешь.

Андрей поднес стакан к губам, выдохнул воздух в сторону и с каменным лицом выплеснул спирт под ноги бригадиру.

– Что-то я трезвый! Еще!

Испугавшийся бригадир наполнил второй стакан, который тут же последовал на землю за первым.

– Не берет, собака! Еще!

Третий стакан постигла та же участь.

– Ну и спирт пошел! Еще!

– У меня больше нет, Андрей.

– Меня не волнует! Достань из-под земли! – сухо бросил парень. – Тащи все, что у вас имеется в закромах, и чтобы через пять минут передо мной стояли все ваши запасы. Ужасно хочется выпить.

Перед глазами грузчиков, полными ненависти, три двухлитровые бутылки были вылиты на землю.

– Еще! – потребовал Андрей.

– Больше нет. Правда, нет, – закусив губу, промычал бригадир.

– Если нет, то конкретно тебя, Антоныч, я уволю! По сусекам поскреби. Если ничего не найдешь, то все будут работать, а ты на завтра получишь расчет… И напьюсь я сегодня или нет?!

– Ну дает, – пробубнил бригадир, отойдя на безопасное расстояние. – Скоро отец ему в подметки годиться не будет.

– Вот теперь, кажется, зацепило, – пьяным голосом сказал Андрей, опорожнив четвертую бутылку. – Вот всегда так, как кого-нибудь выпившим увижу, сам нажраться хочу. Завидую пьяным, знаете ли.