Текст книги "Следуя своему выбору"

– Максимыч сюда нотариуса послал, – в ответ на мой вопросительный взгляд сообщает Бригадир.

Надо же! Даже это предусмотрели!

– А он в курсе, что всё может пойти не так, как ожидается? – первым войдя в парадную, тихонько спрашиваю я у Сан Саныча.

– Не волнуйся, всё будет, как надо. Ты – главное вовремя поддакивай!

Поднимаемся на этаж и подходим к знакомой мне двери. Достав из кармана случайно доставшийся ключ, изучаю замочную скважину. Естественно, после того как Люсин хахаль сделал мне такой неожиданный подарок, замок был сменён из опасений за складские запасы. Забавно… Оглядываюсь на сопровождающих.

– Новый замок? – понизив голос интересуется Сан Саныч.

– Угу… – киваю я.

– Звони! – и он жестом подзывает Витька́.

Нажимаю кнопку звонка. За дверью раздаются шаги, и она открывается. На пороге моя бывшая жена. Видно, что она немного навеселе – не так, как в последний раз, но запах выпитого спиртного в её дыхании чувствую отчётливо.

– Ты? – на её лице возникает уже знакомая гримаса. – Что тебе здесь надо? – вопрос звучит хлёстко.

В это время Бригадир уверенно отодвигает меня в сторону и делает шаг через порог, заставляя хозяйку попятиться.

– Павел продаёт эту квартиру, и мы пришли её посмотреть, – следует спокойное заявление.

– К-как продаёт? – от неожиданности Люся явно чуть не теряет дар речи, продолжая пятиться в глубь помещения.

– Просто продаёт новому хозяину, – разъясняет Сан Саныч. – Я являюсь представителем покупателя и хочу всё здесь посмотреть, – он оборачивается ко мне. – Ну, хозяин, заходи и показывай. Заходите, ребята!

Заходим все. Окидываю взглядом прихожую. Я здесь не был больше месяца, и поэтому мне видны изменения. Поражаюсь, с каким усердием зачищены все следы нашего совместного проживания. Убрана даже низкая вешалка, которую я пришурупил к стене, чтобы Катя могла после прихода с улицы, раздевшись, сама повесить свою куртку или пальтишко.

– Он здесь не хозяин! – вспыхивает моя бывшая. – Он здесь никто! У меня надо спрашивать, а я квартиру не продаю! – и, обернувшись, визгливо зовёт: – Гена! Тут вломились какие-то, помоги!

Из бывшей гостиной появляется слегка заспанный, в меру упитанный мужичок в тренировочном костюме. Почему-то сразу вспоминаю свои старания в агентстве найти приемлемый для Катиного проживания вариант двухкомнатной квартиры. Если её матушка так активно ищет себе партнёра, то мои труды были напрасными и дочка будет продолжать жить с бабушкой и дедушкой.

– Что у тебя тут? – недовольно спрашивает он. – Чего им надо?

– Вот… – Люся тычет пальцем в нашу сторону. – Говорят, что пришли покупать квартиру! – звучит возмущённое разъяснение.

Её новый хахаль не успевает что-либо сказать потому, что Сан Саныч берёт меня за руку, тянет к ближайшей комнате и командует:

– Давай, показывай апартаменты. У нас не так много времени, чтобы лясы точить.

– А ну-ка пошли все отсюда! – вскипает моя бывшая жена. – Смотри-ка ты, по квартире они собрались шляться. Немедленно все вон!

– Мужики, вы что-то не в меру разошлись, – наконец приходит в себя этот самый Гена. – Вам же хозяйка ясно сказала, что квартира не продаётся!

– Ты вообще помолчи, – поворачивается к нему Бригадир. – Если кто-то здесь никто, так это ты, а Павел – собственник как минимум половины жилплощади. А будешь вякать, выкинем тебя прямо сейчас на мороз, в чём есть. А ты, коза, – это уже относится к Люсе, – заруби себе на носу, что как минимум половина площади будет продана моему доверителю. Это полторы комнаты, так что в самой большой мы поставим перегородку. И сделаем её так, что дверь в коридор будет не твоей. Как тогда ты будешь попадать в свою половину – твоя забота. И не дай тебе бог нам препятствовать. Поняла? – и видя, что она хочет что-то сказать, чуть повышает голос: – Я не всё сказал! У тебя ещё есть возможность всё решить миром. Павел подобрал для вас с дочкой вполне приличную двушку в спальном районе. Борис Степаныч, – обращается он к нотариусу, – покажите, пожалуйста, ей бумаги из агентства, – и переключается назад: – И благодари своего бывшего мужа, который оказался слишком порядочным для таких, как ты. Я бы на его месте просто выкинул тебя на улицу с деньгами за твою часть, чтобы ты сама покорячилась в поисках приемлемого жилья. Кстати, если захочешь, этот вариант тоже возможен.

Всё сказанное было произнесено спокойным тоном уверенного в себе человека, который как скажет – так и будет. Возможно, об этом сейчас и подумали оба с противоположной стороны конфликта, поскольку Люсины плечи опускаются, а её мужик, махнув рукой, делает шаг назад.

– Борис Степаныч, идите с ней на кухню и там займитесь, – несколько небрежно повторяет Сан Саныч и обращается ко мне: – Ну пошли, всё покажешь.

Нотариус и моя бывшая жена уходят на кухню, а мы с Бригадиром начинаем обход когда-то семейного гнёздышка, а теперь поля для боевых действий. Гена, немного потоптавшись, идёт нас сопровождать.

Да… Многого из того, что мне было дорого, к сожалению, уже нет. Хорошо хоть книги в мебельной стенке остались на месте. Из той комнаты, которая когда-то была моей, исчез мамин шифоньер, в зеркале которого я тогда ночью изучал своё отражение. Хоть он был и очень старый, но мне его жалко. Помню, как в раннем детстве я любил там прятаться между висящих платьев и пальто…

– Ну, что у вас? – с очевидным нетерпением интересуется Сан Саныч, входя на кухню после завершения осмотра.

– Вот, Людмила Петровна подписала согласие на размен квартиры через её продажу, что я и зафиксировал. Также она согласилась с вариантом, выбранным для неё Павлом Сергеевичем, – сухо докладывает нотариус.

Я понимаю, что никто иного просто не допускал и все документы были подготовлены заранее.

– Вот и хорошо, – одобряет Бригадир и обращается к моей бывшей жене: – Только учти, срока для осмотра твоего нового жилья и оформления всех документов я тебе даю ровно две недели. А если соберёшься нарушить своё согласие, то мы приедем сюда с болгаркой в руках, снесём твою входную дверь к чёртовой матери и всё твоё барахло выкинем на помойку. Мой доверитель ждать не хочет. Поняла?

– Поняла, – буркает она и собирается выйти.

– Погоди. Сейчас же дашь ему, – и показывает на меня, – второй экземпляр ключей. Он в течение этих двух недель тоже подпишет все документы и после этого заберёт те вещи, которые посчитает нужными. Повторяю: не дай тебе бог ставить какие-то палки в колёса, – теперь он поворачивается ко мне. – А ты, Паша, в ближайшие дни встреться с Борисом Степанычем и тоже оформи все необходимые бумаги, в том числе и с хозяевами твоей будущей квартиры. Агентство с этим поможет, а перевезём тебя мы с ребятами. Запомните: через две недели здесь всё должно быть чисто, – это уже относится к нам обоим.

* * *

Утром захожу в кабинет начальника отдела. Очень хочется поделиться с Мишей информацией о событиях, происшедших накануне. Рассказываю всё очень подробно.

– Что, этот Сан Саныч так и назвал её – «коза»? – с удивлением уточняет он.

– Именно!

– В общем, вполне соответствует содержанию твоей бывшей жены. Блудливая и вероломная коза, – с усмешкой констатирует мой друг и добавляет: – Думаю, за такую обалденную помощь ты своему благодетелю должен проставиться.

– Рад бы, да денег почти нет.

Он молча лезет в кошелёк и достаёт две купюры.

– На! Отдашь, когда сможешь.

В понедельник после тренировки я пригласил Сан Саныча навестить то кафе, в котором мы с ним уже бывали дважды. Бросив на меня ироничный взгляд, он согласился, но сказал, что вряд ли мне сейчас стоит тратить деньги на такие посиделки. Но всё-таки сейчас мы вдвоём сидим за столиком.

– Я бы с удовольствием пригласил сюда всех, кто помог мне, но очень сильно ограничен в деньгах. Нам ведь зарплату совсем платить перестали… – невесело признаюсь я после первого тоста с благодарностью за помощь.

– Ты, Пашка, не в меру совестливый, – задумчиво замечает Бригадир.

– А разве это плохо?

– С человеческой точки зрения это прекрасно, только таким людям, как ты, жить бывает очень трудно. Особенно сейчас, когда наступило время цинизма. Я, кажется, уже говорил, что Бог – это сострадание, а безбожие – это цинизм. Так вот, цинику жить легче, ведь он лишён желания, да и способности примерить на себя страдания других. Он для достижения своей цели готов пройти по головам, а может быть, и по… трупам. И сейчас наступило время именно таких людей.

– Возможно, ты и прав, – бормочу я, вспоминая поведение своей бывшей жены. – Но ведь сказанное тобой не означает, что каждый может стать циником. Многое зависит от того, какое воспитание человек получил в детстве в семье.

– Это ни о чём не говорит! – резко возражает мой собеседник. – Даже ангелоподобный человек, однажды вкусив плоды неправедных действий, способен ощутить в себе тягу к повторению поступков, которые дали ему возможность получить что-то запретное, но так им желаемое. Нет тормозов в самом человеке! Только страх перед наказанием кем-то, кто много сильнее, может заставить каждого из нас держаться в рамках морали. Я имею в виду страх перед неотвратимой Божьей карой ещё в этом мире или в том, который мы познаем только после смерти.

Слушаю Сан Саныча и снова думаю, что судьба свела меня со странным, но очень интересным человеком. Казалось бы, простой строитель, то есть представитель профессии, которая никогда не считалась особо интеллектуальной, а ведь неплохо знает Достоевского и мыслит просто философски! Может, уголовное прошлое, о котором он говорил, то есть отсидка в зоне, сделало его философом? Или я оцениваю, как сноб? Вообще, надо признать, что о многом из того, о чём сейчас он говорит, я никогда не задумывался, сидя в своей скорлупе технических разработок.

– Человек слаб, – между тем продолжает Бригадир. – Ему обязательно нужен тот, кто поможет преодолеть искушения и соблазны, а это только Бог. Недаром к нему обращаются с просьбой «укрепить»!

– Но ведь тем, кто укрепляет в случае сомнений, может быть и друг или просто старший товарищ, – возражаю я.

– Ты не понимаешь… – с лёгкой досадой останавливает меня Сан Саныч. – Советчиков может быть много, причём и добрых, и не добрых. Когда я сказал о совестливости, то имел в виду такое состояние, когда мы, порой бессознательно, сравниваем свои поступки с Божьими заповедями и решительно отбрасываем то, что им противоречит. Если же над нами стоит только закон, который, как ты уже, наверно, понял по своему случаю, то работает, то не работает, человек, не обременённый пониманием присутствия Бога, подсознательно начинает искать лазейки, как этот закон обойти. Пример – твоя бывшая жена с её угрозами позвать каких-то мальчиков с рынка. А сколько таких мальчиков творят суд и расправу, никого и ничего не боясь?

Не хотелось бы обидеть Бригадира, но, кажется, я готов в начавшейся дискуссии использовать в качестве примера пятничный случай.

– Но ведь когда мы проникли в мою бывшую квартиру, это трудно назвать праведным деянием.

– А что в наших действиях было неправедным? – усмехается он. – Дверь мы не ломали, морды никому не побили, а просто пришлось объяснить твоей бывшей кое-что из того, чего она не понимала или до сих пор не понимает. Ничего мы не нарушили! Она нас пустила сама, а дальше было убеждение с позиции силы. Согласись, что, когда наши силовые службы требуют от нас соблюдения закона, они тоже действуют с позиции имеющейся у них силы. Если бы этой силы не было, все бы их посылали по известному адресу, а так каждый из нас подсознательно прикидывает, как ему будет потом «бо-бо» в случае невыполнения предписанных требований. Разве не так?

– Так… – вздыхаю я, не видя в его словах нарушения логики.

– А вот если бы у каждого из нас был в сознании Бог, то и силовики стали бы не нужны. Тогда бы мы сами своими поступками не оскорбляли окружающих людей. Вот и весь расклад.

– Но ведь цинизм, о котором ты говорил, – это гораздо более широкое понятие.

– Каким бы широким оно ни было, именно это понятие определяет сегодняшнее общественное устройство. Согласись, ведь и люди, и нынешняя власть спокойно отвергают и мораль, и нравственные ценности. К слову, в воскресенье, заметь – на Невском, на книжном развале видел руководство по сексу! Для меня, человека, воспитанного на хорошей книге, увидеть такое на Невском – это святотатство! А теперь это в порядке вещей и никого не удивляет. Вот тебе и цинизм общества в полный рост. Кстати, я видел, у тебя собрана неплохая библиотека, надеюсь, ты не станешь её оставлять своей бывшей?

– Я бы сразу забрал, но, когда практически ночью срочно перебирался к родителям, не стал заходить в комнату, где она спала.

– Вот! – Бригадир торжествует и, видимо, по этому поводу сам наливает нам ещё по рюмке. – Ты тогда повёл себя, как совестливый человек, пойдя на поводу у цинизма её поступка. Скажешь, я не прав?

– Прав… – вздыхаю я, думая о том, что действительно сегодня слишком часто мне приходится пасовать перед, как было сказано у классика, «свинцовыми мерзостями жизни».

Часть 2
Наука выживать

Выбрав выходные для подготовки оставшихся вещей к транспортировке на новое место, в субботу приезжаю по своему прежнему адресу. От помощи в сборах, предложенной родителями, отказался, посчитав, что им находиться там будет тяжело. Открываю дверь комплектом ключей, переданным мне накануне в присутствии Сан Саныча. Бывшая жена, услышав, как хлопнула входная дверь, выходит в прихожую. Решив, что пора вспомнить, кто тут настоящий хозяин, с порога заявляю:

– Я сейчас буду собирать вещи. Уложу их в той комнате, в которой прежде спал. Постараюсь увезти, как только будет возможность их разместить в новой квартире.

На лице бывшей благоверной вижу брезгливую улыбочку.

– Я тебе помогла, – усмехаясь, заявляет она. – Твоё барахло туда уже вынесла.

Понимая, что это очередная провокация, открываю дверь и вижу небрежно сброшенные в кучу прямо на полу какие-то мои старые вещи.

– Ну это ещё не всё, – спокойно бросаю с ответной усмешкой. – Я заберу всю библиотеку, которую собирал на свои деньги.

Честно говоря, упоминать про то, кто, сколько и куда вложил, мне совсем не хочется, но сейчас я вижу, что без этого не обойтись, ведь это единственный язык, который теперь понимает Люся. Она в ответ пожимает плечами и скрывается в бывшей гостиной.

За час увязал в узлы и то, что может пригодиться, и то, что просто мне дорого. Когда вхожу в комнату, где стоит мебельная стенка с книжным шкафом, слышу ехидное замечание:

– Разве тебя твои папочка и мамочка в детстве стучаться не приучили?

– А я у себя дома, – бросаю через плечо и, отодвинув в сторону приготовленные для транспортировки на рынок какие-то тюки с импортными шмотками, начинаю выгружать с полок книги.

Библиотека сложена в стопки и связана ещё за час и тоже перенесена в комнату, в которой я раньше ночевал. В заключение брожу по квартире и забираю то, что когда-то нам оставляли родители, переезжая к себе. Это – память, и её я собираюсь сохранять. Наполнилась целая сумка, которую я привёз с собой. В общем, получилось солидно… А ведь есть ещё и мебель! Пока я не очень понимаю, как буду всё перевозить, но Сан Саныч, сказав про будущую помощь, вселил в меня надежду, что и в этом случае мне не дадут пропасть.

Когда я вернулся, мама, конечно, спросила о результатах сборов и поинтересовалась кое-какими вещами – удалось ли их забрать. Дал ей полный отчёт, и она успокоилась.

В общем, теперь остаётся ждать обещанного транспорта и рабочей силы. А ведь это благодаря моим занятиям в спортзале у меня появились знакомые, которые могут оказать мне такую необходимую сейчас помощь в переезде. Вот что значит расширенный круг знакомств из-за посещения спортзала, которое, в свою очередь, является следствием моего желания изменить себя. Короче, от сделанных мной шагов одна сплошная польза, а значит, я на правильном пути.

Я уже как-то думал, что в результате занимающей меня полностью конструкторской деятельности оказался в своеобразной скорлупе. В прошедшие годы, когда я не занимался Катей и её жизнью, я занимался творчеством. У меня был один путь: дом – работа – дом. Ну разве что ещё в магазины за продуктами заходил. Я, кроме работы, ни с кем и нигде не встречался, не ходил в гости, не обсуждал последние новости… У меня до минимума сократился круг общения! И, главное, для меня такой образ жизни стал нормой. А когда у тебя вокруг нет друзей, товарищей, просто знакомых, то и не к кому обратиться за помощью. Ну а сам я кому-нибудь в последнее время помогал? Увы… Конечно, можно сказать, что просто ко мне не обращались, но к кому обращаются за помощью? Естественно, к таким людям, которые не демонстрируют всем свою занятость пополам с сухостью. А ведь за последний период из-за своей вечной озабоченности какими-то делами я стал именно таким. В любом случае, за помощью скорее обратятся к нормальному открытому и коммуникабельному человеку, каковым я, к сожалению, сейчас не являюсь. Так чего же я хочу?

* * *

Когда ты полностью занят всякими разными делами, время бежит так, что не успеваешь отслеживать меняющиеся на календаре даты. Две последних недели были для меня очень насыщенными. С владельцем выбранной однокомнатной квартиры все документы я оформил быстро. И его, и меня просто пригласили в агентство, где мы всё и подписали. Наступило время ожидания, когда он освободит свои квадратные метры. Уже через день Сан Саныч на тренировке спросил, готов ли я съездить и посмотреть образец винтовой лестницы. Я сказал, что всегда готов, и на следующий день, отпросившись у своего начальника, поехал с Бригадиром в коттедж к его знакомому. Более полутора часов осматривал объект, ползая с рулеткой, делал зарисовки того, что есть, и сразу одновременно того, что бы мне хотелось видеть. На обратном пути сказал, что сконструировать такую лестницу мне вполне по зубам, но я должен сначала посмотреть здание, куда её будут ставить, и там тоже снять там все размеры. Через пару дней состоялась новая поездка.

Михаилу я рассказал обо всём уже после второго визита. Показал свои эскизы. Он, со своей стороны, доложил, что подготовил документы для оформления нашего предприятия и готов подать их в администрацию города, но, поскольку учредителей двое, нужны и мои подписи. Все бумаги я подписал тут же. А ещё мой соучредитель похвастался, что вечерами уже ходит на бухгалтерские курсы. В результате решили, что теперь можно с полным основанием начинать серьёзную работу. Похихикали, что я и здесь буду ведущим конструктором, а он у меня в подмастерьях.

Уже в среду на второй неделе состоялся мой переезд в новую квартиру. Опять же спасибо Сан Санычу. Даже машину подогнал! Пришлось у Миши занять ещё немного, чтобы на этот раз рассчитаться со всеми моими благодетелями. Теперь вот обустраиваюсь в новом жилище. Хорошо, что мне пришло в голову оставить бывшую супружескую кровать Люсе, а себе под её вопли в стиле «грабят несчастную женщину!» забрать диван-кровать, стоявший в гостиной. В общем, получается вполне удобно и даже уютно. Нашёл место и для чертёжной доски, чтобы вечерами заниматься тем, что, возможно, принесёт мне реальные деньги.

На работе продолжается тихий исход сотрудников, да и с остающимися стало трудно разговаривать. В ответ на какие-либо производственные требования всё чаще звучат слова: «Вы сначала мне деньги заплатите!» Приходится как-то убеждать, что-то обещать, пораньше отпускать… Порой сам доделываю за своих подчинённых их не полностью выполненную работу. Правда, создавшаяся из-за отсутствия зарплаты в нашем КБ обстановка непослушания и разгильдяйства разлагающе подействовала и на руководство, которое практически отпустило вожжи. Это видно во всём – и в плохой уборке, а точнее, в её отсутствии, и в прекращении замен перегоревших ламп в коридорах и наших комнатах, ну и, конечно, в несоблюдении режима прихода на работу и ухода с неё. Однако самое главное то, что с нас почти перестали спрашивать результат. Сейчас, по сути, всё держится на сознательности небольшого количества людей, которые пока не изжили в себе советское воспитание. Не знаю, долго ли мы так протянем… Короче, такая ситуация во многом способствует моей побочной работе, которая у меня идёт полным ходом. Некоторые детали будущей конструкции я даже черчу без предварительных эскизов сразу набело.

В пятницу, ровно через две недели после нашего набега в мою старую квартиру, на тренировке в спортзале ко мне подходит Сан Саныч.

– В общем, твоя бывшая показала себя во всей красе.

– А что случилось? – и пытаюсь догадаться: – Небось, она за две недели так и не собралась переехать?

– В самую точку! Она даже не подняла задницы, чтобы съездить и посмотреть свою квартиру, – звучит спокойная констатация. – Оправдывается тем, что всё время занята своей работой.

– Ну и что теперь?

Не скажу, что меня это беспокоит, но почему-то чувствую некоторое неудобство.

– Да ничего! Мы, как и предупреждали, начали там ремонт, а чтобы её поторопить, снесли двери в ванную и в сортир, – усмехается Бригадир. – Визгу, конечно, был целый ушат, поэтому пришлось на неё гаркнуть. Надеюсь, образумится, а то действительно придётся применять силу, а это будет, как ты тогда правильно сказал, незаконно, хоть и праведно. Ладно, сейчас давай продолжим тренировку, а на эту философскую тему, думаю, у нас ещё будет возможность подискутировать, когда всё счастливо закончится.

– Можно даже в том же кафе, – с улыбкой предлагаю я.

– Конечно, можно, – снова усмехается Сан Саныч. – Теперь о другом. Скажи, как движется работа? А то мой заказчик тоже беспокоится – будет ли завершена лестница к окончанию стройки.

– Кое-что на бумаге я уже проработал, теперь мы думаем, где делать уже начерченные детали.

– Были бы грамотные чертежи, а на каком производстве заниматься железом, я подумаю.

* * *

На работе в кабинете начальника отдела мы теперь помимо дел сугубо производственных обсуждаем, где можно будет заказать будущую лестницу подетально, чтобы потом на месте всё это собрать. С прицелом на такой вариант при конструировании я специально ушёл от сварных соединений, и это должно облегчить процесс сборки. Что-то мне подсказывает, что заниматься этим придётся тоже нам с Михаилом. Но хоть по роду своей деятельности мы с ним постоянно связаны с различными производствами, начиная от цехов в самом КБ и до заводов, где изготавливаются изделия нашей разработки, пока идей, куда обратиться, у нас нет. В конце концов решили попробовать обратиться к нашим цеховым умельцам. Правда, пока не знаем, чем им будем платить. Это ещё одна проблема, которую как-то надо будет решать. Если бы нам хоть немного проавансировали нашу работу!

С утра захожу в механический цех попытать счастья. Конечно, то, с чем я сюда сейчас пришёл, сильно отличается от тех просьб, с которыми многие из нас обращались к здешним токарям и слесарям, и по размерам, и по профилю работы.

Пожилой начальник участка Семён Николаевич долго рассматривает чертежи.

– Ну что тебе сказать? – наконец поднимает он на меня глаза. – Ничего невозможного нет, только где материал будем брать? Это ведь не какая-нибудь маленькая поделка.

Вопрос сопровождается внимательным взглядом. В общем, всё ясно! Этот серьёзный момент как-то выпал из нашего рассмотрения при обсуждении в кабинете начальника отдела.

– Но ведь есть же у нас сейчас свободное железо… – неуверенно выговариваю я. – Производство теперь сократилось.

Семён Николаевич по-прежнему смотрит на меня, и я пытаюсь понять, что читается в его взгляде. Взаимно молчим.

– Сократилось, – с усмешкой соглашается начальник участка. – Только когда я буду брать всё нужное со склада, как я это буду объяснять? Скажу – для халтуры Рябинина?

Понимаю, что необходимо принять решение. Ясно, что придётся воровать, но ведь если посмотреть на возникшую ситуацию беспристрастно, то сейчас, требуя от всех нас работать практически бесплатно, администрация КБ тоже ворует наш труд!

– Ладно, я подумаю, как можно организовать железо, – всё-таки решает Семён Николаевич и, видимо, поняв, что я в таких вопросах абсолютно неопытный человек, наказывает: – А ты подумай, как и когда будешь платить.

– Понял, – соглашаюсь, давя в себе облегчённый вздох. – Только мне нужно знать, сколько вся эта работа будет стоить.

– Ну это я посчитаю, – обещает он.

Из цеха сразу иду в кабинет к Михаилу и рассказываю про свои переговоры.

– Посмотрим, чего он там насчитает, – бурчит он, когда мой рассказ заканчивается. – Давай, как в цеху определятся, поторгуйся с ними, и тогда уже будем решать, где брать деньги, иначе нам не сделать эту чёртову лестницу.

Слушаю Мишу и думаю, что он, конечно, всё разложил неплохо, но сама перспектива разговоров про деньги у меня всегда вызывала отрыжку. Наверно, я действительно очень советский человек, поскольку привычка, когда за меня решают, въелась в мой характер. Собственно, это не удивительно, ведь при советской власти страна представляла собой подобие большого пионерского лагеря, где глобальные условия жизни каждого члена общества были расписаны буквально по шагам. На самостоятельные решения человеку оставались лишь частности. Нарушение распорядка в большом «пионерском лагере» каралось наказаниями в широком спектре – от всеобщего непонимания и отчуждения до неких воздействий сугубо принудительного характера. Причём не имеются в виду какие-либо нарушения законодательства. Речь идёт о поступках, с одной стороны, закон не нарушающих, но с другой – идущих вразрез с существующими тогда идеологическими постулатами. Воспитанный родителями по-советски, я спокойно принял правила игры того времени и вписался в те реалии, по сути, законсервировав в себе любые порывы к свободе мышления. Сейчас же, в новых условиях, когда прежние ограничения рухнули, наступившая свобода меня не опьянила, как тех, кто с удовольствием пустился во все тяжкие, о чём во время наших первых посиделок в кафе говорил Сан Саныч, но заставила почувствовать себя беззащитным перед лицом всеобщей вакханалии. Может, стоит вспомнить принцип: «с волками жить – по волчьи выть»? Если так, то надо в любой ситуации искать возможность выжимать всё из создавшегося положения вещей. Это значит уметь использовать доступные средства для достижения своих целей, не обращая внимания на пока ещё существующие условности. Вопрос только, к чему это приведёт? Помня ещё одну беседу с Бригадиром за столиком в кафе, могу предположить, что таким образом я воспитаю в себе тягу к неким запретным прежде действиям с целью получения таких же запретных плодов. Но ведь так называемые запретные действия могут быть такими, которые без нарушения законодательства обеспечат получение чего-то вполне законного. Например, как это было с нашим вторжением в мою бывшую квартиру, принадлежащую мне на законных основаниях. Кстати, моя бывшая жена наконец её освободила, о чём мне сразу же сообщил Сан Саныч. Слава богу, что эта эпопея закончилась.

* * *

Я очень сильно скучаю по Кате. Пару раз в субботу подходил к школе и ждал, когда она выйдет, но так и не встретил. Боюсь, её перевели в другую, которая ближе к дому Люсиных родителей.

Не знаю, какой я отец, но мне всегда казалось, что дочка в моей жизни занимает главное место. Я постоянно старался помогать ей в решении её детских проблем, иногда придумывал какие-то совместные занятия или темы для прогулок в городе. Она всегда с радостью принимала моё общество и, наверно, даже к нему привыкла. Когда мы засиживались вечером допоздна за каким-нибудь занятием и жена прикрикивала на нас, чтобы отправить её спать, Катя уходила к себе с явным неудовольствием. Думаю, что с бабушкой и дедушкой, насколько я их узнал за годы совместной жизни с Люсей, ей сейчас просто скучно, ведь мои теперь уже бывшие тёща и тесть дома никогда не демонстрировали интереса ни к чему, кроме телевизора.

Сегодня суббота, и я приехал к дому своих бывших родственников. Походил по району вокруг, всё осмотрел и нашёл единственную школу. И вот стою у школьной ограды, жду, когда закончатся уроки, чтобы, может быть, встретить Катю. Много детей выходят из школьных дверей и идут мимо меня. От постоянного поиска среди них дочки даже глаза устали. Вон она! Ну конечно, это она!

– Катюша! – окликаю я.

Она оборачивается, и лицо её на глазах светлеет.

– Папка! – и бежит ко мне, расталкивая других детей.

– Ну здравствуй, моя дорогая! – и целую её.

– Папка… Как давно я тебя не видела! – грустно произносит Катя и обнимает меня.

От такого проявления любви я весь в счастье. Просто млею…

– Ну как ты? – интересуюсь осторожно.

– Ничего… – вздыхает она и вдруг звучит вопрос: – Папа, а почему вы с мамой развелись?

Такой поворот меня обескураживает. Что я могу ей ответить? Сможет ли ребёнок понять причину, приведшую к тому, что папа и мама вдруг в одночасье стали друг другу чужими?

– Понимаешь, Катюша, мы с мамой очень сильно поссорились… – начинаю я каким-то фальшивым тоном, но дочь меня прерывает:

– Пап, ты обиделся, что мама тебя назвала неудачником?

Значит, она запомнила!.. Но как интересно поставлен вопрос… Судя по тому, как он прозвучал, ребёнку сказали, что папа сам ушёл из семьи, и теперь Катя, возможно, винит себя, что передала не красящий меня разговор мамы с подругой, считая, что стала причиной ссоры родителей.

– Что тебе здесь надо, Павел? – прерывает мои мысли жёсткий окрик знакомого голоса.

Оборачиваюсь и вижу свою бывшую тёщу.

– Здравствуйте, Галина Владимировна, – здороваюсь почтительно, но натыкаюсь на гневный и презрительный взгляд.

– Я спрашиваю, зачем ты сюда пришёл?

– Хотел вот с Катей поговорить… – неуверенно выговариваю я, ещё надеясь на хоть какой-то разговор.

– Нечего тебе с ней разговаривать! – рубит бывшая родственница. – Не нужен ей такой отец! Она заслуживает лучшего, чем то, что ты можешь ей дать. Мало того, что семью развалил, так ещё и жену с дочкой практически ограбил, жильё у них отнял.

– Но у Люси же теперь есть двухкомнатная квартира.

– Ага, двухкомнатный клоповник подсунул и доволен! – она явно сознательно себя распаляет. Неужели всё это говорится специально для Кати? Если так, то всё сходится. Похоже, всё-таки мама с бабушкой объединились, чтобы создать у дочки отрицательный образ отца?

– Вообще-то наша квартира принадлежала ещё моим родителям, – сухо вношу я ясность, – а мне тоже надо где-то жить. Вот я её и разделил.

– Пойдём, Катенька, – тянет внучку за руку Галина Владимировна, при этом та съеживается и опускает голову. – Нечего тебе с ним разговаривать! А ты, – она поворачивается ко мне, – если ещё здесь покажешься, скажу Люсеньке, и она найдёт на тебя управу. У неё есть кому пожаловаться.