Текст книги "Морские рассказы. Жизнь судового механика. Избранное"

– Но волосы-то они закрыли! – всё пытался оправдаться Серега.

– Ну, и что, что волосы? Ты посмотри на них. Им по восемнадцать – двадцать лет. Они же полнейшие дуры. У них вообще мозгов нет. Как же они поперлись туда? – он всё не мог успокоиться, даже забыв о своей «травме».

– Как поперлись? Ну, вот так и поперлись, никто их не заставлял лезть в ресивер. Сами они захотели так отработать свою практику, – всё оправдывался Серёга. Я вообще молчал. Если бы я сказал хоть слово, то мне бы досталось ещё больше.

– Эх вы! – Вадим только махнул рукой и, оставив нас караулить девчонок возле душа, ушёл к себе в каюту.

Девчонки вышли из душа часов в семь вечера. Я не знаю, сколько тонн воды они там выпустили, но плотник на следующее утро бегал и орал:

– У нас в танке дыра! Куда делось почти десять тонн воды?

Пресная вода. Это для каждого судна проблема в море. Но тут мы стояли у причала, вода набиралась прямо тут же, с берега. Надо было только кинуть шланги на причал и подсоединиться к береговой водяной магистрали. Потом уже плотник набрал в танки воду. И ничего страшного не случилось от того, что девчонки помылись.

Когда девчонки вышли из душа, я не видел, потому что мы с Серегой взяли еще бутылку водки у Вадима, остатки закуски и сидели у Серёги в каюте, обсуждая проблемы сегодняшнего дня, а потом завалились спать.

Утром, после завтрака, я пришёл на разводку. И тут приходят девчонки. Ой! Это надо было видеть! Лица у них были краснее помидора. Оказывается, они и лица оттирали себе соляркой. Я не знаю, что у них было на животе и на спинах, но ноги, которые выглядывали из-под юбок и платьиц, тоже были красные. Я подумал, что это все потом слезет с них струпьями. А руки полностью не отмылись. Под ногтями было вообще невероятно что – под ними была только гольная мазута. Даже у меня никогда не бывало таких рук.

Наверное, они там скребли стенки ресивера когтями, как львицы или тигрицы.

Когда Иван Степанович спустился на разводку и посмотрел на них, то он охренел.

– Девчонки! А ну-ка, быстренько брысь на палубу! – скомандовал он им. – Идите, идите, родненькие. Подышите воздухом!

Те, конечно, тихонечко поднялись и вышли из курилки. Иван Степанович закрыл за ними дверь, да как заорет на нас. Мы никогда не слышали такого громкого голоса от него. Он орал громче судового тифона:

– Вы что, говнюки, с девками натворили? Сволочи вы последние!

И, как умеют только моряки, затем последовало три минуты особой нотации на высоких тонах, в которой не было ни одного русского слова. Эта сентенция состояла только из выражений, которые есть только в одном словаре – словаре «Ненормативной лексики».

Это была песня, которую он пел. Магнитофонов тогда у нас не было. Это сейчас у меня есть диктофон, и я могу наговорить в него или записать чью-либо речь. Но, тогда это невозможно было записать…!

Это был бы шедевр! Мы сидели, разинув рты, вслушиваясь в каждую трель голоса Степаныча, чтобы, может быть, когда-нибудь однажды хоть сотую толику этого шедевра повторить.

Но когда Иван Степанович немножко устал, то он перевёл дыхание и уже более спокойно продолжил:

– Так, гады последние. Вы у меня ещё попляшете. Вы хуже фашистов! А ну, давайте.

Прыгайте сами в робу, и чтобы всё блестело, как у кота яйца! Я буду лично проверять!

Чтобы мне доложить через час, что всё убрано. И, чтобы всё было чисто! – предупредил он, грозно показав увесистый кулак.

Ну, через час – не через час, а часа через полтора мы с Серегой, Коляном и еще одним вахтенным вылезли из ресивера. Естественно, чистили мы его в робах, в резиновых сапогах и на руках у нас были перчатки.

Сейчас оставалось все это снять и постирать. У нас была специальная стиральная машинка, предназначенная для этих целей. Там всегда эта роба отстирывалось с помощью каустика.

Когда Иван Степанович залез в ресивер для инспекции, то он остался доволен:

– Молодцы! Но если бы не девки, угробленные вами, я бы вообще вас всех сейчас расстрелял.

А, так как Степаныч был участником Вьетнамской войны, то мы знали, что Степаныч стрелять умеет очень хорошо.

После чистки мы тоже пошли в душ и помылись. Затем поднялись в столовую, так как наступило время обеда.

Девчонки сидели на обеде тише воды, ниже травы.

Одна из них – брюнетка, которую звали Лида, ещё выдавала какие-то эмоции, а остальные две – Светочка блондиночка и рыженькая Оля, вообще молчали и еле-еле ковырялись ложками в тарелках.

Носики у них были повешенные. Бедные-несчастные девчонки. Прав был Степаныч – гады мы ползучие и последние сволочи.

Руки они так и не отмыли, хотя и состригли себе ногти чуть ли не до самого основания.

Руки и лица у них были красные. Господи, боже мой! Как же мы это так лопухнулись!

Бедная тетя Оля бегала вокруг них, ахала, и охала, и материла и Вадима, и Серегу, и Коляна, и меня, в том числе, что мы такие гады, злодеи окаянные, и до чего мы довели этих несчастных девчонок.

Но тут в столовую зашёл вахтенный матрос:

– Девочки, вас зовет к себе Иван Степанович, – вежливо обратился он к ним.

Ну, что делать? Мы посмотрели на девчонок.

– Если Иван Степанович зовет, значит, надо идти, – бодро решила Лида, посмотрев на своих понурых подружек.

Девчонки, тяжело поднявшись из-за стола, пошли к выходу. Я не знаю, что у них там болело, но, наверное, у них болело все. Они поднялись палубой выше, и зашли в каюту Ивана Степановича. А мы прокрались за ними следом и подслушивали, как нашкодившие коты, что же он им там будет излагать.

Иван Степанович был сама доброта:

– Девчоночки, – такого воркующего и нежного голоса, я у Степаныча никогда не слышал, вы извините меня старого. Это я не проконтролировал этих охломонов. А эти балбесы! Им лишь бы поржать. Сволочи последние! Как он нас только ни обзывал и не взывал все кары небесные на наши идиотские головы, но, в конце концов, подытожил:

– Вот вам ваши бумаги и езжайте домой. И чтобы вас в ближайший месяц, кроме мамы и папы, никто не видел. Идите отсюда побыстрее, и забудьте, что вы здесь были и что вы здесь видели. Вот вам ваши бумаги, вот печать тут стоит, вот роспись. Простите, родные, что с вами так эти гады поступили! Но только одна будет к вам просьба, – его голос переменился с грозового на просящий, – никогда больше не связывайтесь с этим морским флотом. До добра он вас не доведёт.

Девчонки вышли от Степаныча и спустились к себе в каюту, а позже я услышал, как к ним зашёл Вадим.

– Девчонки, вы простите нас! – слышался его голос через полуприкрытую дверь. – Вот возьмите конфетки. Это жена мне на день рождения привезла. Да и шампанское тоже. Всё это возьмите в подарок. Цветов у меня нет, потому что сам я травмирован и, ходить не могу.

Мы с Коляном прыснули, зная про какую травму он говорит.

А девчонки от такого благородного поступка Вадиму, чуть ли не расплакались. Голоса слезливые, несчастные! Но вот хлопнула пробка и Вадим начал разливать шампанское.

В коридоре было слышно всё. Послышался звон сдвигаемых кружек. Девчонки пили шампанское. Через некоторое время из каюты послышался даже их неповторимый девичий смех. Шампанское подействовало разряжающе.

Вадим – дипломат. А потом, когда ему все-таки открыли визу, то его направили на пассажирский теплоход «Приамурье», но уже не токарем, а барменом. Сначала он был просто барменом, а потом стал старшим барменом. Это после начальника ресторана второй человек на судне, так на этом пассажирском судне и продолжалась его карьера.

Вадим пользовался большим авторитетом из-за своей обходительности с людьми. Так вот этот авторитет и обходительность мы увидели, когда он успокоил наших девчонок.

Посмеявшись и поговорив с девчонками с полчаса, Вадим посоветовал им:

– Ну, все, девчонки. Давайте, идите, пока день и светло на катер. Тут идти недалеко. Если вы сейчас поедете им, то успеете тогда на вечерний автобус до Владивостока. Давайте, двигайтесь на катер.

Потом он вышел из каюты девчонок и заглянул к нам:

– Лёха, давай, проводи девчонок, чтобы тут погранцы не тормознули их. Так будет безопаснее. И смотри, – погрозил он мне пальцем, – чтобы никто к ним не пристал. Я взвалил их сумки через плечо, и мы, спустившись с трапа на причал, пошли к катеру.

Девчонки по причалу шли осторожно. Но потом, приободрились, и даже стали улыбаться.

Видя, что их состояние бодрости духа улучшилось, я попытался завязать с ними разговор:

– Вы нас простите, пожалуйста. Мы же не знали, что вы такие нежные. Мы же предлагали вам робы одевать, а вы хотели сэкономить на этом, – пытался я оправдаться хоть в чем-то. – Да ладно, Лёша, ты не переживай. Сами дуры, и сами во всём виноваты, – успокаивала меня рыженькая Оля.

– Ну, простите, я не хотел, чтобы вам так было плохо, – всё равно пытался оправдаться я.

– Ничего, отмоемся. Домой приедем и еще лучше отмоемся, – уже смеялись они.

Сами они были из Приморья, то ли из Дальнегорска, то ли из Дальнереченска. Тогда это были Иман и Тетюхе. Я довел их до рейдового катера и посадил в него. Когда катер отошел, я даже помахал им вслед, а потом развернулся и вернулся на судно.

Работа была сделана, ресивер закрыт, плиты вокруг главного двигателя вымыты и нигде не осталось и следа от прошедшей чистки.

Наутро Иван Степанович, увидев чистоту машинного отделения, смягчил свой гнев на милость:

– Ну, все, ребята. Вчера вам после Вадимовского дня рождения отдохнуть так и не пришлось. Так вот на сегодня вся работа закончена. Наведите порядок в кладовках, а после трех часов разрешаю вам быть свободными. Но завтра с восьми смотрите мне, – он погрозил нам своим внушительным кулаком, – чтобы все были на работе. И были все трезвые, – это он уже добавил грозно и, сделав небольшую паузу, продолжил. – Довожу до вашего сведения. У меня есть план дальнейшей работы. Вот этот план к приезду деда мы обязательно должны выполнить. Поняли?

Мы были рады такому повороту событий и в один голос подтвердили:

– Поняли, Степаныч. Все будет нормально.

Когда Степаныч ушёл, то Вадим предложил:

– Давайте-ка через сопочку пойдем. Там есть классный пляж, – и, увидев наши одобрительные взгляды, решил. – Вот на этом-то пляже мы и отдохнем, шашлычков пожарим, да по стопочке опрокинем. Я тут же побежал к тете Оле и взял у нее мясо. Оно мариновалось в холодильнике. Вадим с вечера его замариновал. Это было мясо для шашлыков. У кого-то из матросов были шампуры. Водка у нас еще оставалась.

Распихав всё добро по сумкам, после обеда, как и приказал Степаныч, мы сошли на берег.

За проходной стояло два параллельных дома. В одном из них был продуктовый магазин.

Над его входом красовалась гигантская надпись – «Гастроном». Мимо не пройдёшь.

В этот гастроном мы и зашли. Взяли еще пару бутылок шампанского, и двинулись через сопочку на пляж.

Двигались не спеша. Всё это из-за Вадимовской «травмы».

Вадим шел – ноги колесом. Каждый из нас, по мере возможностей, помогали ему идти.

Иной раз или Серёга ему поможет или Колян поддержит за руку.

Когда спустились на пляж, то расстелили подстилки, сделанные из занавесок, и разлеглись позагорать на прибрежной мелкой гальке. Я, пробежавшись по берегу, набрал пару охапок плавника и запалил костер. Плавник ярко и жарко разгорелся, а когда дрова прогорели, и остались одни угли, то мы соорудили вокруг них что-то наподобие мангала и положили на него шампуры с нанизанным мясом.

Мясо быстро обжарилось, и было выложено на широкое блюдо.

Тут же налили по стопочке. Ой, хорошо! Вода теплая, градусов двадцать пять. Вечернее солнышко на закате все еще припекало. Пляж был освещён, но чувствовалось, что скоро солнышко скроется за сопку и наступит вечерняя прохлада. После шести часов солнышко начало уходить за сопку, но и в тени всё равно, было тепло и комфортно. Вода – теплая, шашлык пахнет, костерок потрескивает, обдавая тебя своим теплом. Водочка размягчает все органы тела и прочее. Лежишь, и ничего тебе больше не нужно. Вокруг только гладь залива Америка, а где-то там, на той стороне залива стоят суда. От лени и бессилия ничего не хотелось делать. Но, чтобы заполнить эту пустоту, я спросил Вадима:

– А что это там такое делается? Что они там стоят?

– А, это…, – Вадим лениво поднял голову и посмотрел в ту сторону, куда указывал я. – Так это же рейд для иностранных судов, – начал пояснять он. – А вот напротив него будет строиться или уже начал строиться новый порт. Он будет называться Восточный. И это будет один из крупнейших портов Дальнего Востока. Тогда тут на рейде будет не протолкнуться. Вот тогда порт Находка станет вообще центром Дальнего Востока. Так далеко в будущее я заглядывать не мог, меня больше прельщало настоящее. Море, солнце на закате, костер и непередаваемо чистый морской воздух:

– Посмотрим, – согласился я с Вадимом, – что будет дальше, а пока давай выпьем ещё по одной с шашлычком. Так вот мы и лежали. К нам подошёл какой-то узкоглазый парнишка из соседской компании, которая тут же отдыхала на пляже. Мы ему не отказали в шашлыке, и он на какое-то время стал нашим другом. Солнце полностью зашло за сопку, и пляж погрузился в небольшой полумрак. Стало прохладнее, но всё равно, можно было искупаться еще по последнему разу. Уж очень не хотелось уходить с этого пляжа, так было на нём хорошо! Мы не ругались, не кричали и не вопили. Даже не вспоминали недавний курьезный случай, произошедший с девчонками. На душе было неповторимо хорошо и спокойно. Но сейчас надо было немного понежиться, чтобы завтра заняться работами в машинном отделении, а после этого опять выйти в море. Ведь моя практика продолжалась, а у ребят своим чередом шла их собственная морская жизнь.

Апрель 2016

Ришон Лецион

«Бородин»
Жизнь судового механика

Инспектор отдела кадров хитро посмотрел на Малова:

– Ну что? Хватит тебе бездельничать. Наверное, уже замучался бичевать? Не хотелось бы тебе пойти и поработать? При таком раскладе Малов, конечно, был бы не против и поработать. Тем более что это было слишком шикарно предложено:

– Бездельничать и бичевать.

Хотя он приехал только неделю назад в Петропавловск после отпуска и набичеваться уже успел. Некоторые из моряков, бывало, и месяцами сидели, ожидая подходящего судна. Но это была – «элита», а он – простой четвёртый механик, только что после училища, без всякого блата, хотя за спиной имел год работы в этой должности. Малов не стал возражать инспектору. Инспектор есть инспектор, пусть говорит, что хочет. Он бог и царь. От него зависит его судьба и судно, на которое он тебя пошлет. Поэтому ничего Малов ему говорить не стал, а молча стоял в ожидании решения своей судьбы. Инспектор покопался в бумагах, вытащил карточку Малова, еще раз просмотрел её, а потом, изображая, что он долго что-то ищет и думает, вновь посмотрел на свою жертву:

– Так, – утвердительно сказал он. – Все. Пойдешь на «Бородин».

Что такое «Бородин» – Малов понятия не имел. Он только слышал, что такое старенькое судёнышко есть в пароходстве, поэтому осторожно спросил у инспектора:

– А что это такое этот «Бородин»?

Инспектор многозначительно поднял указательный палец над головой:

– Придешь – увидишь. Отличный пароход, лучше его у нас в пароходстве нет, – и криво усмехнулся. Ну что ж, если лучше нет, то придётся с этим соглашаться.

– Хорошо. Я согласен, – подтвердил Малов, покорно стоя у стола инспектора, в ожидании его дальнейших решений. Не то, чтобы он был доволен, а то, что бичевать уже точно больше не придется. Постоянно приходилось думать о еде и ночлеге. Но, Малову повезло. Его друг по училищу Стас сейчас, был дома один. Его жена с детьми уехала на материк. Поэтому ночевал Малов у него, а не в гостинице для моряков, которая в простонародье называлось «бичхолом». Одно Малова напрягало, что без бутылки туда не приходи, а то друг твоих благих намерений не поймёт. Возьмёт и обидится. Где потом ночевать? А пить уже порядком надоело. Поэтому Малов стоял навытяжку перед инспектором и ждал. Что же тот будет делать. А инспектор, видя покорность Малова, выписал ему обходной лист со словами:

– Вначале сходи в ВЛКСМ, потом в военно-учетный стол, а затем уже к механикам-наставникам. После этого вернешься ко мне, и вот тогда уже я выпишу тебе направление на судно. Процедура была знакомая. Все, указанные в «бегунке» пункты Малов прошел быстро. Никто не обратил внимания на молодого четвёртого механика, бегающего с обходным листком. У всех чиновников, а это были истинные моряки, (для них он был просто плавсостав – пешка, которую можно было двигать, куда захочется) и у них были свои неотложные дела, за которыми суета какого-то четвертого механика с обходным листком – ничто. Пыль. Они небрежно, не глядя в листок, подписывали его и также небрежно возвращали Малову, даже не взглянув тому в глаза. Только у наставников произошла небольшая заминка.

Механик-наставник, который отвечал за группу судов, в которую входил «Бородин», посмотрев на Малова только с сочувствием спросил:

– Ты хоть представляешь, куда ты идешь?

Отвечать надо было на все вопросы обязательно бодро и незамедлительно, поэтому Малов, как и прежде в училище, бодро брякнул:

– Нет.

Наставник повертел в руках обходной и со вздохом произнёс:

– Это сложный пароход.

– Почему? – так же, не задумываясь, задал Малов свой первый за целый день вопрос.

– Старенький он, там много, что ломается, и много, что не работает. Мы скоро планируем его списать на гвозди, но ему ещё нужно проработать несколько рейсов. Сможешь осилить такую работу? В этой ситуации только и оставалось, что так же бодро отвечать:

– Конечно, смогу!

Наставник сочувственно покачал головой и поставил свою подпись напротив графы – «Наставники». Получив от него обходной лист, Малов вновь спросил:

– Куда мне теперь?

– Если ВМП прошёл, то дуй в кадры. Теперь ты в их распоряжении, – отмахнулся от Малова наставник. Он свою работу сделал. Теперь этот четвертак ему был абсолютно не интересен. У Малова было не то положение, чтобы перебирать судами. Знакомых у него не было и волосатой лапы тоже не было. Поэтому оставалось только одно – куда пошлют, туда и идти. После того, как обходной лист был полностью заполнен, Малов вернулся к инспектору отдела кадров. Тот, тоже не глядя на него, выписал направление, и со значительным видом произнёс, будто он облагодетельствовал Малова чем-то серьёзным, например, премией в виде полугодового оклада:

– Все. Иди, удачи тебе. Работай, – и протянул Малову подписанное направление на судно.

– А куда идти то? – Малов всё ещё не понимал, что судьба его уже решена и ему остаётся только идти, и ещё раз идти подальше от этого отдела кадров и сборища настоящих моряков. Инспектор на секунду задумался и посоветовал:

– У Морвокзала сядешь на рейдовый катер и поедешь на свой «Бородин». Он стоит лагом около плавбазы. По-моему, она называется «Василий Богатырев». Вот у неё то, твой «Бородин» и стоит, – Малов даже не успел удивиться, что «Бородин» уже стал его. – Он там грузится консервами на Находку. Это известие Малова даже обрадовало. Вот это да! Находка! Это же рядом с Владивостоком, откуда он сможет съездить домой. А там он постарается сделать все, чтобы отпроситься и увидеть свою юную жену! Хоть в этом повезло! Это затмило перед ним всё, поэтому остальные «прелести» предстоящей работы у него напрочь вылетели из головы. Малов забрал у инспектора направление и поехал к Стасу, чтобы забрать свои вещи и попрощался с ним. Перед тем, как зайти в дом Стаса, он посетил ближайший гастроном, где купил обычный джентельменский набор – бутылку «Варны», булку хлеба и полкило минтаевой икры на закуску.

Открыв дверь ключом, которым его одарил Стас, он увидел, что тот после вчерашнего «отдыха» сидел на кухне за столом в майке и трусах и «мучался» с очередной бутылкой пива. Увидев Малова, Стас даже обрадовался. У него созревало желание рассказать Малову о своих страданиях прямо сейчас. Его поблекшие глаза напрямую так и говорили об этом. Но, зная Стаса и предполагаемую беседу, Малов опередил его:

– Всё, Стас. Получил направление на «Бородин». Сейчас поеду принимать дела.

– Ну, ничего себе…, – только и смог сказать Стас, еле ворочая языком. – Эта же лушпайка! Самые настоящие дрова. Малову даже обидно стало за своё приподнятое настроение.

– Неужели я так пролетел? Что же будет? – непроизвольно подумалось ему.

Но Стас, немного подумав, и выдержав паузу, продолжил:

– Вообще-то не переживай. Оно сделает ещё пару рейсов и уйдёт на гвозди. Недавно я слышал об этом в ССХ. Так что, считай, что тебе повезло! В Японию пойдёте. Командировочные получите, – чувствовалось, что его силы на исходе, от произнесённой речи. – Не забудь и мне жвачки привезти, – это он уже добавил из последних сил и погрозил Малову пальцем, нагнув голову к столу. Малов не знал, что ему делать. Радоваться, что он попадет в Японию или огорчаться, что попал на старую развалюху. В пароходстве пойти на Японию считалось большой удачей. Закордонных судов было не так уж и много, а тех, кто на них работал – багром оттуда не сковырнёшь. Там все сидели плотно, у всех была где-то своя «лапа». Куда Малову было до них?

– Значит, повезло, – вновь проскочила мысль, и он достал бутылку из портфеля.

Стас почти не отреагировал на его жест, только молча показал пальцем на свой стакан. Малов набулькал туда половину и всучил его в протянутую ладонь Стаса, наблюдая, как светлое болгарское вино исчезает в его утробе. У того хватило только сил на то, чтобы допить стакан, поставить его на стол и, глубоко вздохнув, сложить голову на руки, лежащие на краю стола. Пока Стас ещё совсем не размяк, Малов подхватил его и отвёл в соседнюю комнату, аккуратно уложив на диван. Через пару минут после того, как послышался равномерный храп Стаса, Малов начал складывать вещи. Что там было собирать? Полотенца, зубную щётку и пару рубашек с брюками. Быстро собравшись, Малов запер дверь и вышел из дома. Ключ, как и всегда, он оставил в почтовом ящике. Во дворе, он с грустью взглянул на запрошенный снегом балкон квартиры Стаса, как будто, прощаясь с ней на веки, и пошёл на остановку автобуса. Хорошо, что это происходило днём. Рабочий день ещё не закончился, и поэтому в автобусах было мало народу. Это утром в автобус проходилось втискиваться с боем, а сейчас, даже с полной сумкой вещей, Малов спокойно доехал до Морвокзала, прошел к стоянке рейдовых катеров и принялся ждать очередной катер. Вскоре катер подошёл к причалу, и желающим было позволено пройти на борт. Отвалив от причала по расписанию, катер направившись на рейд где, не спеша начал обходить суда и наконец-то встал у плавбазы. По сравнению с катером, база выглядела, как небоскреб, а тот смотрелся щепкой. Почему-то подумалось:

– Ничего себе! Сколько же на ней народу работает?

Малов прочитал название. Да, точно это был «Василий Богатырёв». Именно около него и должен был стоять «Бородин»? Так, где же он? Обеспокоившись, что не сможет попасть на своё судно, он поднялся в рубку и спросил у капитана рейдового катера:

– А где «Бородин»? К нему-то Вы подойдете?

– Сейчас подойдем, подожди, – успокоил Малова капитан катера.

Народ с рейдового катера поднялся по крутому трапу на борт плавбазы, а катер, развернувшись, обогнул её с кормы, направляясь к небольшому суденышку, стоявшему с другого борта. Там находилась примерно такая же щепка, как рейдовый катер, только что чуть-чуть больше, которая и была конечной целью назначения Малова. Две мачты – носовая и средняя, небольшая надстройка, весь ржавый до ужаса. Сердце у Малова рухнуло в отсек, который находился ниже ватерлинии:

– Вот это я попал! – непроизвольно проскочила мысль.

Но, делать ничего, бумага-то уже на руках и поздно было отрабатывать задний ход. Катер уткнулся носом в борт «Бородина» и Малов, взяв сумку, по сходне, которую скинул на катер вахтенный матрос, поднялся на борт. Вахтенный матрос хитро посмотрел на него:

– Ты кто?

Озираясь по сторонам на ржавой и неприбранной палубе, Малов ответил:

– Четвертый механик я.

– А, четвертак?! Здорово! А то наш то, заждался тебя. Иди, сейчас дела будете пересдавать, – и махнул рукой в сторону надстройки. Не поняв его жеста, Малов уточнил:

– А куда идти-то?

– Сейчас, – приветливо улыбался молодой матрос. – Пойдем, я покажу тебе, – махнув рукой, чтобы Малов следовал за ним, он пошёл к надстройке, обходя какие-то концы и бочки, в беспорядке валяющиеся на палубе. Сделав пару противолодочных зигзагов, они зашли в надстройку, благо до неё было от силы метров десять. Матрос провел Малова по полутёмному коридорчику правого борта к одной из кают. Постучал в неё и, не дожидаясь ответа, толкнулся в дверь. Засунув голову в щель полуоткрытой двери, он чуть ли не прокричал туда:

– Четвертак! Тебе замена приехала! – и распахнул дверь полностью.

Откуда-то из глубины каюты, а это была какая-то полутёмная каморка, выглянула заспанная физиономия с взлохмаченными волосами. А потом раздался радостный вопль:

– Ура! Наконец-таки они разродились! А то я уж подумал, что мне опять придётся в рейс идти, – это уже говорило тело, которое всовывало ноги в какие-то чёботы, стоявшие тут же на полу. Мужику было лет за тридцать. Но почему-то он всё ещё был четвертым механиком, Малову было всего лишь двадцать четыре. Вид четвертого механика как-то удивил Малова. Он считал, что встретит такого же возраста четвертого механика, как и он сам, и им легче будет найти общий язык. Поэтому в первый момент Малову как-то стало не по себе, что встретил такого «старика».

– Ну, ладно, – непроизвольно подумалось. – Пусть будет так. Всякое бывает в жизни.

Не обращая внимания на замешательство Малова, мужик сунул Малову заскорузлую широкую ладонь:

– Колян.

Ощутив мощь его ладони, Малов пожал её с достоинством. У Малова ручка тоже была не щепка. Не каждый мог её сломить:

– Егор, – как можно спокойнее Малов посмотрел в его открытое лицо.

– Некогда мне тут больше ждать с моря погоды, – начал Колян с пол оборота. – Через два часа придет рейдовый катер, а потом следующий будет только поздно вечером. А я хочу домой хоть сегодня съездить, – и, не переключая тона, продолжил. – Пошли к деду, – он, протиснулся в щель между Маловым и дверью, приглашающе махнул рукой, показывая, чтобы тот следовал за ним. По узкому трапу они поднялись палубой выше. Каюта деда находилась по левому борту в носу надстройки. Дверь в неё, как у всех нормальных моряков, была открыта. Колян пару раз стукнул костяшками пальцев по открытой двери и осторожно заглянул в каюту:

– Иваныч! Глянь – ко мне замена приехала, – радости Коляна не было предела. Он весь светился от счастья, которое свалилось на его голову. За столом, который находился у лобового иллюминатора, сидел небольшой кругленький дедушка. На самом деле – это был «дед». По возрасту он был точно дедушкой. Голова у него была абсолютно лысая, как биллиардный шар, только где-то у шеи просматривались остатки седых волос. Лицо круглое, носик вздернутый и на его кончике каким-то чудом держались очки. Дед сидел и что-то старательно выписывал на одном из бланков, лежащего перед ним. Оторвавшись от бумаг, он медленно посмотрел на Малова и, похлопав белесыми ресницами небольших глубоко посаженных глаз, спросил:

– А чё эт тя к нам направили?

Малов всё ожидал, но только не такого вопроса:

– Сам не знаю, – пожал он плечами. – Выписали направление, потому и направили.

– Ну, ладно, ладно, – миролюбиво продолжал дед. – Не кипятись.

Он приподнялся с кресла и протянул Малову розовую круглую ладошку:

– Иван Иваныч, – представился он.

Малов непроизвольно пожал протянутую руку:

– Егор, – на предыдущем судне такой фамильярности дед бы себе никогда не позволил.

А Иван Иваныч, кашлянув, опять сел в кресло и, оглядев Малова с ног до головы, с интересом спросил:

– А чё эт ты такое сотворил, что заслужил такую честь, быть направленным к нам? – он сделал небольшую паузу и так же не спеша продолжал допрос. – Ну и сознавайся, где работал? Что делал? Уж что-то ты больно молод для четвёртого механика. Опыт-то работы хоть у тебя есть? Пришлось Малову отвечать:

– На «Чите» отработал год после училища, а потом в отпуск пошёл. Вот после отпуска сюда меня и направили. Дед спокойно слушал его, с любопытством оглядывая с головы до ног:

– Так, так. Ясно. А чем же это ты не угодил начальству, что тебя с «японского» парохода к нам послали, а не вернули назад?

– Да не знаю я. Инспектор так решил, потому и направил, – такая дотошность деда Малову уже стала надоедать.

– Ладно, ладно. Охолонись, – покряхтывая, приструнил дед эмоции Малова.

Видно было, что он еще прикидывал, что бы ещё такое спросить у своего нового механика, но, видимо решив, что все вопросы исчерпаны, почесал лысину и заёрзал, поудобнее устраиваясь в раздолбанном кресле. Потом, вдруг что-то вспомнив, с интересом спросил:

– Чё же это ты закончил мой дорогой, такой молодой да ранний?

Не видя в его словах никакого подвоха, Малов честно признался:

– ДВВИМУ я закончил.

– Как? – глаза деда расширились. – Инженер, что ли? – по его широко раскрытым глазам было сразу видно, что удивлению его не было предела. Ничего не понимая, Малов непроизвольно подтвердил:

– Да, инженер-механик.

– А ну-ка покажь бумагу, – не унимался поражённый таким ответом дед.

Малов порылся в портфеле, вынул оттуда рабочий диплом и показал его деду.

– Не, не, не. Ты мне покажь тот, который об образовании. Есть он у тебя?

Этот диплом почему-то у Малова тоже был с собой. Обычно он оставлял его дома, а тут, уезжая, на всякий случай, положил в портфель. Малов достал диплом и протянул его любопытному деду. Осторожно взяв диплом, дед бережно повертел его в руках, раскрыл и внимательно принялся изучать содержимое. Прочитав обе страницы, он перевернул корочку и посмотрел на него с обратной стороны. Потом аккуратно положил диплом на стол, и, с неподдельным интересом уставился на Малова:

– Это же надо! Ин – же – нер! – раздельно, немного понизив голос и подняв над головой указательный палец правой руки, произнёс он по слогам.

– Да, инженер, – для Малова это не было чем-то необычным. Отучился, получил диплом – вот поэтому и инженер.

– Ну, посмотрим, какой ты инженер, – покачал головой дед и переменил тему разговора. А теперь, инженер, иди с Коляном в машину и принимай у него дела. Колян, смотри, – он усмехнулся в сторону Коляна, – как торопиться домой. И точно. Колян чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, как ему не терпелось сдать дела и свалить с этого корыта.

– Понял Вас, Иван Иванович, – понимая настроение Коляна, подтвердил Малов приказ деда. Дед замахал обеими руками, выпроваживая их из каюты:

– Идите, идите, да смотрите, чтобы все хорошенько проверили. Особое внимание обратите на котел. Ты там его, Колюня, обучи всему, что успеешь, – в напутствие посоветовал он. Колян утвердительно кивал головой: