Текст книги "Синар. Морские рассказы"

Запустили еще один дизель-генератор, взяли его в параллель, провернули главный двигатель валоповороткой, а затем и на воздухе. Спросили разрешения мостика на запуск главного двигателя. Это для того, чтобы быть уверенным, что под винтом никого и ничего нет, а то винт размолотит всё в щепки.

* * *

Судно оборудовано винтом регулируемого шага. Сейчас его шаг стоял в ноль, и поэтому при запуске главного двигателя судно не получало хода, а когда понадобится ход вперёд или назад, то с мостка увеличивают разворот лопастей винта, если управление передано на него. Сейчас управление главным двигателем производилось из ЦПУ, поэтому он мог свободно запускаться, не опасаясь, что судно получит ход.

* * *

Закрыли индикаторные краны и запустили двигатель на топливе.

Двигатель неохотно стал разгоняться, потом всё быстрее и быстрее начал набирать обороты. Для начала он набрал сто пять оборотов. Это считалось его первым режимом.

После этого механики проверили работу всех цилиндров. Форсунки на всех цилиндрах должны все работать нормально. Проверили температуру выхлопных газов по цилиндрам и на компьютере.

Я выставил на компьютере диаграмму, по которой можно наблюдать за нагрузкой и температурой по цилиндрам и следить за процессом прогрева главного двигателя. Когда температура выхлопных газов по цилиндрам достигла двухсот градусов, то двигатель перевели на режим сто семьдесят пять оборотов. После того как температуры и на этом режиме стабилизировались, двигатель оставили работать в таком режиме, а я доложил на мостик:

– Машина готова, можно пользоваться.

И получив подтверждение, что меня поняли, передал управление на мостик.

– Иди отдыхай, – обратился я ко второму механику. – Завтра утром, при подходе к Корфаккану, спустишься в ЦПУ, чтобы помочь Серёге и дяде Саше.

– Понятно, – бодро подтвердил оживившийся второй механик, а то он сидел тут с кислым видом. Наверное, думал, что я его здесь буду держать до самого конца, а сам уйду с женой.

Ну, а нам теперь осталось только сидеть и смотреть за всеми параметрами, выведенными на компьютер. Переключая схемы, я наблюдал за температурой и давлением масла на главном двигателе, воды, первого и второго контура, и то, как вода поступает к некоторым точкам. На схемах компьютера всё отображалось, поэтому мониторинг за работой главного двигателя и всех механизмов осуществлялся постоянно и без каких-либо проблем из ЦПУ.

***

На линии, на которой стоял «Синар», отходы и подходы происходили очень часто. Переходы, как и на всех контейнеровозах, длинные, а стоянки короткие.

Так как мы ходили только на Кандлу, то переход до неё занимал двое с половиной – трое суток и стоянка у причала в Кандле – трое. Путь назад до Дубая занимал двое с половиной суток. От количества груза зависела и стоянка в Дубае. Она составляла от шести часов до суток.

В этих районах забортная вода никогда не опускается ниже двадцати градусов. А летом в Персидском заливе она была ещё выше. Иногда она приближалась к тридцати шести градусам, поэтому наблюдение за температурами во время манёвров являлось особенно важной задачей. У нас это наблюдение уже дошло до автоматизма. Мы уже знали значение всех температур наизусть, поэтому можно было сидеть вполоборота к компьютеру, глядя одним глазом на приборы, и разговаривать между собой.

***

Ну, а сейчас, конечно, всё внимание ловеласы машинной команды сосредоточили на Инночке. Дядя Витя и дядя Саша развлекали её морскими побасенками.

Третий механик Серёга высокий, под метр восемьдесят, флегматичный пацан возрастом лет двадцати пяти и весом за сто килограммов, покушать любил. Потому и характер имел, соответствующий. Он спокойно сидел перед пультом управления и наблюдал за монитором компьютера. Сейчас перед ним лежал журнал, который он периодически заполнял, занося туда параметры главного двигателя. Я сел с другой стороны от пульта за свой столик с компьютером, и тоже начал заносить данные по расходу топлива на отход судна от причала.

Оформив свои расчёты, я передал данные об остатках топлива на мостик и спокойно сидел, наблюдая за параметрами главного двигателя и прислушиваясь к тому, как дядя Саша с дядей Витей упражняются в словословии.

После окончания манёвров почувствовалось, что двигатель начал работать с бòльшей нагрузкой. Датчики показали, что лопасти винта развернулись вперёд, потому и нагрузка на главный двигатель увеличилась. Для нас же это значило, что мы уже отошли от причала, манёвры прекратились и судно с лоцманом начало выходить из порта.

Главный двигатель работал с нагрузкой процентов на семьдесят. Потом, когда судно прошло все волнорезы, волноломы, через борт послышался шум винтов подходящего буксира. Он уткнулся в борт, и через некоторое время шум его винтов стал стихать. Я понял, что он забрал лоцмана.

Тут же позвонил капитан:

– Всё, лоцман сдан, набираем полный ход. В ответ я отрепетовал:

– Тогда ставь ручкой телеграфа на полный ход, а мы тут уже сами доведём его до режима полного хода.

Капитан поставил ручку телеграфа на«полный вперёд», и я сразу зафиксировал это время в рабочем журнале. Механик прошёлся по машине и записал показания счетчиков топлива, по которым я пересчитал количество оставшегося топлива и передал эти данные на мостик. Вахтенный механик постепенно начал добавлять нагрузку до полной. Когда нагрузка на двигатель достигла полной, то дядя Саша перевёл питание электросети на валогенератор, а Серёга пошёл останавливать обесточенные дизель-генераторы.

После его возвращения он пропыхтел мне:

– Всё, Владимирович, динамы я остановил, – и плюхнулся в кресло.

– Ну что, тогда оставляю тебя тут в гордом одиночестве. Наблюдай тут за всем. Мы тебя покидаем. В случае пожара меня выносить первым, – пошутил я вдобавок, а потом обратился к ловеласам:

– Так, дядя Витя и дядя Саша, дорогие вы мои, пошли отсюда по каютам. А то у Инны от ваших побасенок, наверное, уши уже опухли. Серёга сам тут будет за всем смотреть.

Потом ещё раз обратился к Серёге:

– Когда все параметры войдут в норму, а это будет часа через полтора, то и ты иди в каюту.

* * *

Когда главный двигатель в море работает в режиме полного хода, то на ночь мы все покидаем ЦПУ и оставляем включённой только сигнализацию, переведённую в каюту вахтенного механика, и ещё несколько постов в надстройке.

Ночью в ЦПУ никого нет, и только периодически вахтенный механик раз в четыре часа спускается в машину для осмотра работающих механизмов.

Он осматривает всё, а после этого возвращается к себе в каюту досыпать.

Иногда этого и не надо делать, потому что всё отработано, все механизмы в норме, и иной раз сутками ничего не надо трогать. Ну, иногда бывает, что где-то подтекло топливо, то он вытрет его, а уже капитальную приборку, или замывку, или подкраску сделают утром два моториста-филиппинца.

* * *

Мы с Инночкой вышли на главную палубу. Погода оказалась изумительной. Ночной тёплый ветерок охлаждал тело. Огни Дубая остались за кормой, и зарево от них освещало полнеба. Тёмное море, штиль, и только шипение, идущее от волн, расходящихся от форштевня, нарушало общую идиллию.

Бурун воды от работающего винта за кормой определял наш путь. А так как в воде было очень много планктона, то вся кильватерная струя светилась серебром. Создавалось впечатление, что кто-то снизу, из самой глубины моря просвечивал толщу воды огромным фонарём.

Для Инночки это оказалось так необычно, что она, заворожённая красотой представшей перед ней картиной смотрела, не отрываясь на уходящую далеко за транец кормы кильватерную струю. И, оторвавшись от такой красоты, она восторженно воскликнула:

– Вот это красотища! Никогда бы не поверила, что такое может происходить, если бы сама не увидела! Какой художник всё это нарисовал! – Она восторженно подняла руки и не отрываясь смотрела на освещённое всполохами зарева небо, оставшегося за кормой Дубая, и черноту моря со светящейся серебром кильватерной струи, уходящей вдаль.

Поняв восторженное состояние жены, я обнял её и мы молча простояли так ещё с полчаса. Подышали прохладным ночным чистым воздухом и поднялись в каюту.

В шесть утра мне позвонил вахтенный механик:

– Всё, Владимирович, сейчас будем выводить главный двигатель из режима полного хода.

– Давай зови дядю Сашу, второго механика – и запускайте вспомогательные дизеля, – моментально очнувшись от сна, приказал я Серёге.

– Да мы все уже здесь, – бодро ответил Серёга.

Процесс перевода с валогенератора на вспомогательные дизеля очень чувствительный. Тут надо делать всё опытной рукой. После запуска вспомогательного дизеля до взятия его в сеть и вывода из сети валогенератора был запас всего лишь в сорок секунд. Этот перевод надо делать очень умело и чётко. Если не угадать или прозевать время перевода, то существовал риск обесточивания судна. Это особенно опасно при подходе к порту.

Третий механик со вторым механиком это уже делали не один раз самостоятельно. Сейчас они оба находились в ЦПУ, и я был спокоен.

Трубку телефона взял второй механик:

– Владимирович, не волнуйся, спускайся потихоньку, мы тут всё сами разрулим.

Я осторожно, чтобы не разбудить Инночку, встал с кровати. Поцеловал её. Это её разбудило и она, перевернувшись на другой бок, махнула рукой:

– Иди, иди, иди. Я ещё посплю.

– Конечно, поспи, что тут такого? Всё нормально, – успокоил я её поцеловал её.

Прошёл в туалетную комнату и умылся, но только начал натягивать на себя комбинезон, как вдруг – бах, трах, тара-рах, бумс! И всё обесточилось.

Темнота. В этой темноте и в тишине только послышался звук запустившегося аварийного дизель-генератора.

Сразу зажглись лампочки аварийного освещения. Тишина, главный двигатель только по инерции ещё ухает поршнями. Что такое? Ничего не понятно.

На ходу застёгивая молнии комбинезона, с рабочими ботинками в руках кидаюсь в машинное отделение и как можно быстрее мчусь по всем трапам с пятой палубы до ЦПУ. Вбегаю в ЦПУ и бросаю взгляд на механиков. Они все стоят в растерянности. Сигнализация орёт, главный двигатель ещё по инерции вращается. Лопасти винта остались развёрнутыми на передний ход, и он потихоньку – чух-чух-чух-чух – начинает глохнуть. Винт работает в турбинном режиме, под воздействием инерции судна. Масляные насосы стоят. Всё стоит. Запустился только аварийный дизель, и подано аварийное питание на освещение.

Тут же звонит капитан:

– Что случилось? Почему обесточились? – посыпались он меня вопросы.

– Понятия не имею, что случилось, сейчас будем разбираться, – попытался я хоть немного успокоить его.

– Давай. Действуй осторожно. Под нами глубина семьдесят метров. Якорь бросить невозможно. До берега далеко. Вблизи проходящих судов не отмечается. Хорошо, что танкерная стоянка осталась слева. Проинформировал меня капитан. – У нас впереди через полтора часа уже должен быть Корфаккан. Наше место у причала ещё свободно, – добавил он. – Давай, решай проблему. Найди причину и попробуй запуститься как можно быстрее.

– Сейчас попробуем, – как можно спокойнее ответил я. – Вначале разобраться надо, что же случилось.

Ну, так как механики пускали только один вспомогательный дизель, я сразу подошёл ко второму дизелю и попытался его запустить.

Он только издал какое-то непонятное «дыр-дыр-дыр» и заглох. Я кинулся к третьему дизелю. Попытался и его запустить. Но он тоже издал «дыр-дыр-дыр» и тоже заглох.

Что такое? Непонятно. В машине стоит непривычная тишина. Можно уже не орать. Полумрак машинного отделения рассеивали лампочки аварийного освещения. Тишина. Оба механика, ничего не понимая, стоят возле меня и молчат.

Я тоже ничего не понимаю:

– В чём дело? Что случилось? Почему динамы не пускаются? – накинулся я на них с вопросами, а они, тупо хлопая глазами, молчат.

Тогда меня озарила мысль:

– Ну-ка, тащи ключ на семнадцать, – крикнул я третьему механику. – Надо открутить заглушку на топливной трубке. Мне кажется, что топливо не поступает к насосам.

Третий мигом сгонял за ключом и открутил заглушку на топливном трубопроводе. А оттуда полилось не топливо. И даже не топливная эмульсия, а чистейшая вода. Что такое? Откуда вода? Как она попала в топливо? Где топливо?

* * *

Потом, когда стали разбираться, то выяснилось, что за сутки до прихода этот наш умный третий механик Серёга перебирал сепаратор дизельного топлива. Он его разобрал и почистил. Требовалось поменять старые резинки уплотнения на барабане на новые, а это чучело взяло и забыло или поленилось поменять там то ли одну, то ли две резинки и оставило старые. После отхода судна из Дубая этот гений решил пополнить расходную цистерну свежим топливом и запустил сепаратор. А так как уплотнение в барабане нарушено, то вода из гидрозатвора сепаратора перекачалась в напорную (расходную) цистерну, расположенную над дизель-генераторами, на высоте около шести метров. Поэтому в топливных трубках, подводящих топливо к насосам высокого давления дизель-генераторов, всегда держалось давление 0,6—0,7кг/ см². После каждой подкачки топлива в напорную цистерну с неё обязательно должен спускаться отстой и проверяться качество накачанного топлива. Но Серёга вчера этого не сделал, поэтому сегодня мы получили такой плачевный результат нашей деятельности.

* * *

Кинулись к расходной цистерне наверх. Ну а там, естественно, вода. Сколько её там находится, определить невозможно. Темно, а по мерительному стеклу ничего не видно. Когда открыли верхнюю горловину на цистерне, то сверху плавало топливо без малейших признаков воды. Это уже радовало.

Теперь всё стало ясно. Злость на разгильдяйство третьего меня душила, но справившись со всеми эмоциями, я спокойно начал объяснять механикам план предстоящих работ:

– Ну что, ребята? Давайте воду сливать, да побыстрее! – это я потребовал повышенным тоном. – Капитан ждёт. Причал пока ещё свободен, – пытался объяснить я всю сложность создавшейся ситуации механикам.

Парни сразу сориентировались, и работа закипела. Их не надо было подгонять. Они знали свою вину и хотели хоть как-то искупить её. Дядя Витя, дядя Саша и оба Сергея быстренько приделали к спускному крану на цистерне шланг, направили его в цистерну грязного топлива и начали спускать туда эту чёртову топливную эмульсию.

Сколько в цистерну накачало воды? Как много времени займёт её спуск? Никто не знал.

Я тут же позвонил на мостик и рассказал капитану причину остановки, добавив:

– У вас там безопасно? Минимум час может занять спуск этой топливо-водяной эмульсии.

В ЦПУ полумрак, везде горят красные лампочки. Сигнализация срабатывает постоянно, из-за чего орёт сирена. Я остался в ЦПУ, чтобы корректировать процесс. Вся же машинная команда занята спуском эмульсии из напорной цистерны. Бегаю по ЦПУ от одного щита к другому, выключаю аварийные сигналы.

А тут дверь в ЦПУ осторожно открывается, и входит Инночка. Она вошла осторожно, бочком.

– Ой, а что случилось? – осторожно и тихо поинтересовалась она.

– Что случилось? – я посмотрел в её сторону. – Да мы просто обесточились. Причину уже выяснили. Скоро всё наладим и поедем дальше, – успокоил я её, видя, что она испугана.

Как-то потом она мне рассказала своё восприятие произошедшего:

– Вы все носитесь, тишина, полумрак, но ты так уверенно отдаёшь всем команды. Все на тебя смотрят, и паника прошла только из-за того, что ты был абсолютно спокоен. Ты не кричал, не орал ни на кого, и все под воздействием твоей внутренней силы действовали слаженно и направленно.

Ну, может быть, так оно и было. Кто его знает?

Во всяком случае, моя задача была находиться в ЦПУ и смотреть за уровнем топлива в расходной цистерне и сделать всё возможное, чтобы она как можно быстрее опустошилась от эмульсии и наполнилась чистым топливом.

А топливо где взять? Оно находилось в запасном танке. Я поднял филиппинцев, те открыли горловину в днище второго дна и оттуда черпали вёдрами топливо.

Когда в расходной цистерне из спускного крана пошла густая эмульсия, а не гольная вода, то её продолжили сливать в грязевой танк, но начали добавлять в расходную цистерну вёдрами свежее топливо.

Процесс происходил так: из междудонной цистерны зачерпывалось ведро с чистым топливом и его несли на три палубы вверх по трапам, до платформы генераторов. А так как по скоб-трапам, ведущим к напорной цистерне, с ведром не поднимешься на шестиметровую высоту, то вёдра поднимали к цистерне на верёвках и заливали в верхнюю горловину расходной цистерны.

Я подозвал третьего механика и приказал ему запустить второй дизельный сепаратор, имеющий питание от аварийного дизеля.

– Но только не тот, который ты перебирал, а другой. – Предупредил я его. – Целый. Попытайся хоть как-то пополнить расходную.

Серёга убежал заниматься сепаратором, а я попытался запустить один из дизель-генераторов.

Но дизеля не запускались, потому что вся их топливная система заполнилась водой. Пришлось откручивать все пробки и сливать всё обводнённое топливо из трубопроводов. В расходную цистерну набрали около пятидесяти вёдер чистого топлива. Это заняло больше часа. Все в мыле, в машине температура далеко за тридцать, но темп работ не снижали. Все работали слаженно, как часы.

Когда убедились, что в расходной цистерне уже нет воды, то снова попробовали завести дизеля, но дизеля опять не заводились, потому что в топливной магистрали ещё оставалась вода-топливная эмульсия. Пока её всю не выпустили, и не выпустили весь воздух из топливных трубок, вот тогда уже и запустили вспомогательные дизеля.

Запустили все три сразу, на всякий случай. Не дай бог опять что-нибудь случится. Когда убедились, что дизеля работают стабильно, то подали питание в сеть. После этого запустили все насосы и подготовили главный двигатель к запуску.

Вот только тогда я уже доложил капитану:

– Всё! Мы готовы. Прошу разрешения на запуск.

Капитан не меньше моего радовался, что неприятности позади и разрешил запускать главный двигатель. Двигатель запустился легко. После обычных тестов я передал управление на мостик и с облегчением чуть ли не проорал в трубку телефона:

– Давай ход! Поехали в порт!

Но так как мы опоздали к причалу, то пришлось встать на рейде Корфаккана. Глубина под килем составляла метров тридцать-сорок, но капитан решил якорь не бросать, и судно осталось в дрейфе, ожидая разрешения на вход в порт. Машину держали в постоянной готовности.

Все находились от пережитого в нервном напряжении, и капитан разрешил свободным от вахт и работ собраться на корме.

Третьего механика я оставил в машине, чтобы тот наблюдал за работой дизельного сепаратора, как за своим собственным дитём, и чтобы каждые пять минут брал топливо на анализ и постоянно следил, не пошла ли в цистерну вода, и чтобы постоянно спускал оставшееся обводнённое топливо из расходной цистерны, чтобы там вообще не оставалось больше никакой воды и эмульсии. Провинился – так работай.

Дизеля работали исправно, слава богу, что всё так обошлось. Андрей Сергеевич спустился к нам на корму и отвёл меня в сторону.

– Да, перетрухал я немного. – по секрету сознался он мне. – Думал, вы сейчас вообще ничего не сможете сделать, позаклинивают у вас топливные насосы. Тогда вообще труба дело.

Ну а что делать? Пришлось принять умный вид.

– Мы для того здесь и нужны, чтобы всё работало нормально, – со значением ответил я на его признание.

Сейчас только вахтенный помощник остался на мостике и третий механик в машине, а остальные вооружились удочками и давай таскать окуней.

Окуни ловились приличные. Все как на подбор, сантиметров по двадцать пять, но иногда вместо окуня вытаскивали на крючке из воды только одни головы.

Когда окунь клюнул, то сразу начинаешь тащить его из глубины. Тащишь его, но вдруг ощущаешь удар по руке – бах и вытаскивается только одна голова. Это хулиганили барракуды, которые дефилировали на глубине в метров десять. Окуни же донная рыба. Когда его вытащишь на палубу, то от перепада давления он сразу становится красным, и глаза у него вылезали из орбит.

Серёга, второй механик, даже поймал одну из хулиганок. Он оставил удочку с наживкой посередине и до дна её не опускал. Так и поймал одну из барракуд.

Успели наловить почти целое ведро окуней. Но тут поступила команда идти в порт. Рыбалка сразу прекратили. Завели главный двигатель и пошли в порт.

Когда встали к причалу, то агент сказал, что у нас в течение погрузки должна произойти бункеровка. Надо принять триста тонн тяжёлого топлива.

Грека, капитанившего на этом танкере-бункеровщике, я прекрасно знал. Если мы берём триста тонн, то он всегда выдавал мне двести семьдесят.

– Это у тебя неправильно измеренные цистерны, это у тебя неправильные таблицы. Когда у тебя их последний раз проверяли? А у нас всё верно. Таблицы проверены DNV. Смотри вот сюда, – постоянно убеждал он меня в моей неправоте и совал под нос свои таблицы с замерами топлива.

Но я точно знал, что на этом танкере есть какой-то неучтённый танк, куда донкерман во время бункеровки перекачивает всё это «лишнее» топливо. И получалось всегда чётко, что тридцать тонн топлива у меня не хватало. У меня как-то раз даже сомнение возникло – может, грек и прав, что у меня что-то не так с таблицами замеров, с танками и со всем прочим? Но если бы я работал один день на этом судне, я бы сомневался, а так как я работал уже второй контракт на «Синаре», то я уверился, что этот танкерный капитан меня обманывал каждый раз.

И каждый раз мне приходилось биться за эти недоданные тонны. А если не биться, то вообще без штанов останешься.

Стоянка короткая, за это время капитану танкера ничего не докажешь. А если этот капитан увидит, что ты потерял контроль над собой и начал орать или брызгать слюной, то всё. Лишишься ты своих тридцати тонн, и документы на двести семьдесят тонн всё равно придётся подписать. А если не подпишешь, то надо вызывать независимого сюрвейера и делать дополнительные замеры танков танкера и судна. На эту процедуру может уйти уйма времени. Это значит, что простой судна произошёл по вине экипажа, а простоя у контейнеровоза быть не должно.

Но иногда этот грек мне мог скостить двадцать и даже двадцать пять тонн. Но это если у него было хорошее настроение.

Перед каждой бункеровкой я чётко знал, что меня будут обманывать, но, когда это произойдёт, я не знал. То есть принцип гарема. Знаешь, что поимеют, но, когда это произойдёт, ты не знаешь.

После постановки к причалу, к судну сразу подошёл бункеровщик. Капитан-грек, увидев меня, радостно помахал рукой. Я тоже оскалился в улыбке и также «радостно» поприветствовал «своего лучшего друга» грека.

Механики и мотористы начали подсоединять бункеровочный шланг, а я перешёл по узенькой сходне на танкер, чтобы сделать замеры их танков.

Замеры сделали и я, подписав предварительные документы, поднялся на борт.

Нам предстояло принять триста тонн тяжёлого топлива для главного двигателя. Танки для бункера я приготовил заранее. Общий их объём составлял четыреста пятьдесят кубов, а надо принять триста тридцать. Так что опасность перелива исключалась. Да и грек вместо трёхсот тридцати кубов даст мне только триста кубов. Это я точно знал и поэтому оставался спокоен. Зачем заранее тратить и так отсутствующие нервы? Их надо лелеять.

Чтобы не сидеть в ЦПУ или в каюте, мы с Инночкой вышли на правый борт, с которого велась бункеровка. Так что мне не пришлось никуда бегать для замеров топлива и контроля его по танкам.

Я с собой взял японскую удочку, с очень меленькими крючками. На каждый крючок надевалась фосфоресцирующая бусинка. Во Владивостоке такая удочка пользовалась большой популярностью у рыбаков, потому что на такую бусинку корюшка очень хорошо ловилась.

Я размотал удочку и предложил Инночке:

– Давай, попробуй. Порыбачь. – И вручил ей подготовленное удилище.

– Да я никогда не ловила эту рыбу. Отстань от меня. Я понятия не имею, как это делается, – отказывалась Инночка.

– Да не переживай. Это всё очень просто делается. Как только ощутишь, что что-то там под водой дёргается, то сразу вынимай удочку. А я помогу тебе снять рыбку, – уговаривал я её и для убедительности своих слов показал за борт.

А ловить было что. Около борта вся вода кишела мелкой рыбёшкой. Её оказалось так много, что, по-моему, и вода отсутствовала, а в ней плавала только рыба. Это какой-то косяк каким-то образом зашёл в бухту.

Я показал Инночке, как закидывать удочку, и передал её ей.

Инночка нерешительно взяла удочку и опустила её в воду – и тут же неожиданно вскрикнула:

– Ой! Там что-то трепыхается! Что делать? – Она в растерянности смотрела на меня.

– Тащи удочку! Потом разберёмся, что у тебя там трепыхается, – как можно спокойнее учил я её, и мы совместными усилиями вытащили леску из воды.

На тонкой леске находилось шесть крючков. А на трёх из них трепыхались небольшие рыбки. От радости у Инночки глазки азартно заблестели, движения стали уже более отточенными. И бадейка, предназначенная для рыбёшки, начала постепенно наполняться. Иногда леска путалась, и мне приходилось её распутывать. Инночка нервно меня торопила, а когда я распутывал леску, уже сама закидывала удочку. И как результат – по три-пять рыбок за один заброс.

Таким образом рыбачка Инна наловили бадейку почти в три литра. Так что за время бункеровки, длившейся около полутора часов, она наловила почти полную бадейку.

Ну а потом, когда меня позвали подписывать документы на окончание бункеровки, я её оставил одну. Одной ей стало скучно ловить, и она пришла с полной бадейкой рыбы в ЦПУ, где я считал полученное топливо.

– А что делать с этой рыбой? – нерешительно поинтересовалась она, опасаясь прервать мои расчёты.

– Подожди, – я глянул на почти полную бадейку, – сейчас выйдем из Корфаккана, тогда и займёмся твоей рыбой. Тут переход около двух суток до Кандлы. У нас ещё будет время решить, что с ней сделать, а пока поставь бадейку в холодильник на камбузе. Пусть там стоит пока. Ничего с этой твоей рыбой не случится, вечером ей займёмся.

Обманули меня, что удивительно, на этот раз всего лишь на пятнадцать тонн. Когда я начал возмущаться про недоданные пятнадцать тонн, капитан неожиданно предложил:

– Я вижу, ты сегодня со своей женой на судне рыбу ловил. Удачного тебе рейса, чиф. Давай сделаем по этому случаю half and half – то есть пятьдесят на пятьдесят. Тебе половина, и мне половина, – добродушно посмеивался наглый грек.

Так и порешали, что сегодня у меня недостача составит только семь с половиной тонн.

Ну и ладно, спорить с греком мне абсолютно не хотелось. Подписали документы, как предложил грек. Времени для дальнейшего обсуждения и споров уже не оставалось. Контейнеры на Кандлу полностью загрузили, лоцман уже находился на борту и ждал на мостике, когда мы закончим оформление документов.

При подписании документов на полученное топливо я со смехом сказал Андрею Сергеевичу:

– Удивительно! Меня в очередной раз обманули, но только на семь с половиной.

– Это греку сказали, что у тебя жена на борту, поэтому он сегодня такой добрый, – рассмеялся вместе со мной Андрей Сергеевич.

– И это хорошо, пусть будет хоть так. Сэкономлю на переходах. Выкручусь, – махнул я рукой и пошёл на бункеровщик отдавать документы.