Текст книги "Синар. Морские рассказы"

* * *

И это называлось экономией – чуть-чуть нагрузки меньше, а считаем больше. В этом рейсе я не выдержал и составил программу по этой так называемой экономии.

Инночка меня даже сфотографировала, как я сижу и сочиняю программу по экономии топлива.

Эта программа потом ещё много-много лет, которые я ходил на других судах, помогала мне «экономить» топливо, которое недодавали бесчестные бункеровщики.

* * *

После окончания погрузки и оформления документов на полученное топливо, поступил приказ о подготовке главного двигателя для очередного отхода.

Поднявшись в каюту, я переоделся. Старый комбинезон абсолютно промок от пота. Это был уже второй за сегодняшний день.

– Ну что, мамусь, пойдёшь машину смотреть? – ехидно поинтересовался я у жены.

Она дёрнула плечиком.

– Нет, не пойду. А то опять ваша ревнивая девица что-нибудь выкинет. Я уже всё у вас там видела. Я лучше пойду на мостик. Андрей Сергеевич меня туда приглашал, – гордо заявила она.

Тогда я почесал затылок, понимая её состояние. Кому охота по подвалам шарахаться, когда на мостике свело, уютно, солнышко светит, ветерок веет, но посоветовал:

– Опять же, надень брюки. Я говорил тебе, чтобы ты не подходила к окну в ЦПУ. А ты всё-таки, наверное, подошла. Машина тебя увидела и заревновала. Видишь, что у нас получилось?

Инночка потупилась, но потом обняла меня за шею и, извиняясь, проворковала:

– Да. Это всё из-за меня. Подходила я к окну. Ну мне же было интересно посмотреть, куда вы все убежали. – И она с извинением заглянула мне в глаза.

От таких объятий и объяснений сердце растаяло.

– Да не переживай ты так. Всё же благополучно закончилось, – успокоил я её. – Давай надень брюки и иди на мостик, чтобы машина тебя опять не увидела.

От этих слов мы оба рассмеялись. Инночка, послушавшись меня, пошла на мостик через две палубы наверх, а я спустился в машину.

Так же подготовили двигатель, завели его и через час совершили очередной отход на Кандлу.

Лоцмана скоро сдали, а судно на следующие двое суток продолжило работать в режиме полного хода.

Владивосток

Февраль 2016 г.

Часть вторая

Утро началось, как всегда. Этому помог мой лучший друг будильник. Ещё несколько лет назад я купил его в Бристоле. Думал, что его хватит на один рейс, а он всё работает и работает. Безотказно и без сбоев. Особенность его конструкции заключалась в том, что низ у него тяжёлый, а нижняя плоскость покрыта каким-то полимером. Во время качки он оставался постоянно в вертикальном положении, не падал со стола и не скользил по нему. Он пережил со мной столько качек, что сейчас я считал его одним из своих лучших друзей.

А сейчас этот лучший друг разбудил меня утром своим нежным голоском.

Я его слышал всегда – в любом положении и в любом состоянии. Почему-то я был так на него настроен.

Осторожно поднявшись с кровати и стараясь не разбудить Инночку, я тихо прошёл в душевую. Там умылся, побрился и на цыпочках прошёл в кабинет, чтобы одеться. Потом спустился в кают-компанию. Там за столом уже сидели все механики и усердно поглощали завтрак.

Перекинувшись с ними парой слов и съев яичницу, я поднялся в каюту, чтобы переодеться в робу, а потом спустился в ЦПУ.

В ЦПУ уже собрался весь народ. Время без десяти восемь. Так заведено, что без десяти восемь все в здравии и в полном сознании должны присутствовать в ЦПУ на разводке. Не нами это было заведено на флоте, поэтому эта традиция никогда не нарушалась, даже здесь, на судне под иностранным флагом.

Тут уже находились электромеханик, два Серёги, фиттер и оба моториста-филиппинца.

Третий механик сидел в стороне, виновато повесив голову. Остальные занимались обычным трёпом.

Как только я вошёл, трёп прекратился и все с выжиданием посмотрели на меня.

Проверив показания компьютера и записи в вахтенном журнале за ночь, я окинул примолкшую компанию многообещающим взглядом и обратился к Серёге:

– Смотри, Серёга, как тебе повезло. Нейтзель всё спустил на тормозах, так как капитан доложил ему, что дополнительных расходов по заходу в порт не было. Поэтому против тебя никаких обвинений не выдвинуто. Но Нейтзель знает, кто главный виновник произошедшего. Короче, я так думаю, дадут тебе доработать контракт до конца, но потом я не знаю, где ты будешь работать. Всё-таки хозяин хоть человек и лояльный, но немного злопамятный, как все немцы. Он долго будет помнить, что произошло. В советское время у тебя в дипломе моментально бы образовалась дыра, строгий выговор пошёл бы в личное дело, визу на год положили бы под сукно и отправили работать в каботаж на год. А тут, считай, тебе повезло. – Дядя Саша утвердительно закивал, молча подтверждая правоту моих слов, а я продолжил: – Пока насчёт тебя никаких указаний не поступало. Так что давай дуй в машину, и будем смотреть, что ж ты там сотворил с этим сепаратором.

Все надели наушники и пошли вниз, чтобы разобрать сепаратор и выяснить причину поломки.

Главный двигатель работал под полной нагрузкой. В машине стоял шум порядка ста десяти децибел, а у турбин вообще за сто тридцать. Это я недавно делал замеры шума новым прибором, который Нейтзель прислал на судно. Поэтому без наушников в машине мы не работали. Правда, внизу, у сепараторов, было значительно тише, но всё равно и там мы всегда находились в наушниках.

* * *

Сейчас я удивляюсь, как мы могли работать в машине в советское время при таком грохоте. Особой бравадой считалось отстоять вахту без наушников и как ни в чём не бывало сдать её. Поэтому, наверное, половина механиков к старости глуховаты. Хотя меня эта стезя миновала.

* * *

Разобрали сепаратор. На самом деле, одна из резинок завернулась, поэтому из гидрозатвора сепаратора вода шла прямо под напором в расходную цистерну. Потому там и оказалось столько воды. За ночь вода в цистерне отстоялась, и топливная система дизель-генераторов оказалась заполнена водой. Вот они и не завелись. Слава богу, что форсунки с насосами не заклинило.

Теперь я уже не отходил от этих двух Серёг. Им помогали ещё и два моториста. Нас вокруг этого маленького сепаратора собралось больше, чем надо.

Я стоял в стороне и наблюдал, как рьяно, для показухи третий механик лупит кувалдой по стопорной гайке барабана, второй механик суетится, а мотористы вытирают несуществующую грязь. Пот катил с Серёги градом. Оно и понятно. Если у турбин воздух прогрелся за сорок градусов, то здесь было ненамного прохладнее, хотя для обдува работающих, фиттер притащил вентилятор.

Сепаратор разобрали и нашли причину поломки. Проверили все остальные детали и поменяли все резинки сразу. Хорошо, что у нас недавно снабдили несколькими ремонтными комплектами.

Потом уже, после кофе-тайма, запустили сепаратор и проверили его работу. Воду в расходную цистерну он больше не гнал. Когда я убедился, что он нормально работает, его оставили в работе для заполнения расходной цистерны, а мы поднялись в ЦПУ.

Посидели, поговорили о жизни, а потом третий механик взял себе одного моториста, второй механик – другого, и они разошлись по своим делам.

Задание фиттеру я выдал ещё вчера, поэтому он удалился в токарную мастерскую.

Дядя Саша, электромеханик, полез на краны для проведения проверки их работоспособности и проведения профилактических работ перед грузовыми работами. Послезавтра планировался приход в Кандлу. Там, как всегда, выгрузка будет производиться своими кранами, поэтому они должны находиться в идеальном состоянии.

Перед уходом дяди Саши на краны я конкретно дал ему задание.

– Давай-ка, Александр Владимирович, дуй на краны, осмотри всё и, если что заметишь неисправное, сразу доложи мне. Будем решать, что делать дальше. Или сразу, пока ещё в рейсе, закажем запасные части, – наставлял я дядю Сашу. – Если потребуется, то и механики с мотористами полезут на краны. – Дядя Саша одобрительно посмотрел на меня. – Мы недавно получили такое распоряжение от Нейтзеля, – пояснил я ему, – он говорил об этом, когда последний раз приезжал на судно. Поэтому перед каждым приходом в Кандлу я обязан докладывать ему о готовности кранов.

Дядя Саша теперь уже понимающе кивнул и пошёл на осмотр кранов.

Дело приближалось к обеду. За этой суетой я даже не заметил, как наступило обеденное время.

В полдвенадцатого я позвонил в каюту. Инночка сразу подняла трубку и бодрым голосом певуче ответила:

– Алё.

– О! Да ты уже проснулась? – удивился я. Ведь дома она обычно спала допоздна.

– Конечно, проснулась, – голос её звучал бодро и весело. – Умылась. Уже сходила на мостик и поболтала с Андреем Сергеевичем. Погода – прелесть! Только вот сейчас сижу и жду тебя.

Я с удовольствием выслушал её рассказ о её первом утре в море.

– Сейчас я подойду, и мы пойдём на обед, – предупредил я её.

– Хорошо. Я тебя жду, – согласилась Инночка. Поднявшись в каюту, я ополоснулся в душе, переоделся, и мы спустились в кают-компанию. Народ тут уже собрался. Как у нас говорят – для приёма пищи.

Все с интересом разглядывали Инну. Всё-таки женщина на судне – это вообще редкостное событие. В арабских портах вообще не было женщин, только в Индии по причалам снуют замотанные в сари грязнульки.

Поэтому всё внимание присутствующие на обеде сосредоточили на Инне. Каждый старался задать вопрос, каждый хотел что-то спросить. Даже дядя Саша из-за другого стола, где он постоянно сидел с фиттером, пересел на своё прежнее место, поближе к ней, и тоже старался чем-то привлечь к себе её внимание.

Инна никого не обижала вниманием, отвечая на вопросы. С присутствующими она вела себя вежливо и доброжелательно.

Поднявшись в каюту после обеда, я предложил Инночке:

– Что будем делать в обеденный перерыв? Спать или пойдём на палубу и погуляем?

Она в недоумении посмотрела на меня.

– А зачем валяться? Конечно, пойдём погуляем. А не холодно ли будет гулять? – зябко передёрнула она плечами. – Всё-таки конец декабря!

Но я напомнил ей:

– Но ты же уже ходила на палубу. Что ты там видела?

– Но я ходила только на мостик поболтать с Андреем Сергеевичем, а наружу не выходила, – объяснила она для непонятливых.

– Да нормально там. Пойдём посмотрим. Во всяком случае, не замёрзнем, – обнадёжил я её.

Инночка на всякий случай взяла кофточку, и мы вышли на палубу.

Выйдя на палубу, я непроизвольно прищурил глаза от тёмно-синего цвета моря с редкими барашками и яркого солнца. Небольшая попутная волна в два балла, идущая слева в корму, подгоняло судно, поэтому на палубе не ощущалось ни единого дуновения ветра. Солнце находилось чуть ли не в зените. Тепло. Градусов двадцать пять.

Прошлись до бака. Я надел только лёгкую футболку, шорты и сандалии, только почему-то забыл снять носки.

Инна поздно заметила это и стыдила меня:

– Ты ещё и в носках! Кто же ходит в носках, когда носишь сандалии? Это только русские могут так ходить.

Я только сейчас заметил свои чёрные носки и бубнил, оправдываясь:

– Ну что же тут такого? Я же был в рабочих ботинках и забыл снять носки, когда надевал сандалии.

Дошли до самого бака. Поднялись к брашпилям. Здесь ветер вообще не ощущался. От встречного ветра нас защищал высокий фальшборт.

На небе – ни единого облачка. Вокруг только тёмно-синее море с лазоревым оттенком, да небольшие барашки волн, кое-где видневшиеся на бескрайней поверхности моря. Без ветра на палубе в застойных зонах было даже жарко. Я хоть и надел белую лёгкую футболку, но всё равно ощущал полуденную жару.

Инне тоже стало жарко, и я посоветовал ей:

– Ну, если тебе так жарко, то сними блузку, всё равно никто не видит.

Потому что бак закрывался от мостика контейнерами, установленными на первом трюме в два яруса.

Инна сняла блузку и осталась в синих бриджах и в бордовом бюстгальтере, который можно принять издали за купальник.

Сняв блузку, она поинтересовалась:

– А не стыдно будет, если меня кто увидит?

– Но он же бордовый, как будто и в самом деле купальник. Что, думаешь, кто-то присматриваться будет? – шутливо предположил я, ожидая, что Инна рассмеётся.

Но она меня не расслышала, а поднялась на площадку носового якорного огня и стояла, любуясь морем, солнцем, наслаждаясь чистотой воздуха, морскими запахами и свежестью лёгкого ветерка.

Виды моря, солнца меня настолько впечатлили, что я сделал несколько снимков фотоаппаратом, который прихватил с собой.

Судно резво шло со скоростью шестнадцать-семнадцать узлов. Вдалеке показались маленькие рыбачьи шхуны, хотя до берега расстояние составляло около ста миль.

Если рыбаки на своих утлых судёнышках отходили от берега на такое расстояние, то они оставались ночевать в море. Сезон дождей прошёл, и погода в этом районе сейчас стояла хорошая.

Судно шло прямо на группу небольших рыбацких шхун.

На мостике второй помощник увидел рыбаков и стал обходить их справа, потому что на мачтах у рыбаков виднелись сигналы, что они идут с сетями.

Судно обошло их справа, и Инна с интересом перегнулась через борт, чтобы лучше рассмотреть, что же это за рыбаки такие и что это они там делают.

Но эти черномазые дикари проявили нездоровый интерес к нам.

Увидев обнажённые плечи женщины, они начали махать руками и что-то восторженно орать. Скорее всего, это были пакистанцы.

А Инна по своей наивности машет им ручкой в ответ и ещё улыбается.

Увидев такую реакцию этих дикарей, я крикнул Инне:

– Мамусь, ты бы лучше спустилась вниз и спряталась за фальшборт. Это же дураки. Они же все сексуально озабочены.

– Ой, правда, что ли? – удивлённо воскликнула Инна и сразу спустилась с площадки на палубу.

– Конечно, лучше не показывайся. Смотри на них только из-за фальшборта, если они тебе интересны. И не маши руками этим идиотам, – продолжил я свои разъяснения.

Но скоро рыбаки остались сзади, а мы по-прежнему наслаждались тишиной моря, нарушаемую только шипением воды, рассекаемой форштевнем.

Через некоторое время судно вошло в зону штиля. Море тут приобрело идеально гладкую, зеркальную поверхность. Ни волны, ни ветерка.

И тут из-под воды, избегая грозного форштевня, начали выныривать летающие рыбки. Они то поодиночке, то стайками спасались от надвигающегося на них судна, выпрыгивали из воды и долго-долго летели подальше от судна.

Увидев эти летящие создания, Инна от неожиданности воскликнула, оборачиваясь ко мне:

– Ой, смотри, откуда-то птицы прилетели! Откуда они тут взялись? – радостно кричала она, указывая на разлетающихся рыбок.

– Какие же это птицы, это летающие рыбки… – начал объяснять я, на что Инночка удивилась:

– Как, рыбы? Рыбы что, тоже летают, что ли? Ты чего? – недоверчиво посмотрела она на меня, но тут же воскликнула: – Точно! Я вспомнила! Это же я по ВВС видела! Ой, как интересно! Никогда такого не видела! – не стесняясь, восторгалась она.

Свесившись через фальшборт, она с интересом смотрела на разлетающихся в разные стороны рыбок.

Стайки рыбок, чтобы избежать столкновения с судном, выпрыгивали из воды и долго-долго, метров по двадцать-тридцать, неслись параллельно воде в разные стороны, а потом снова падали в воду.

Инна, глядя на разлетающиеся стайки, комментировала:

– Ой! Какая большая полетела! Смотри, а эта ещё больше! Ой! А эти совсем маленькие! Ой! Смотри, какая небольшая стайка взлетела! – только и слышались её возгласы.

Я не прерывал её восторгов, а встал вместе с ней у фальшборта и свесился через него за борт. Так лучше смотрелись разлетающиеся рыбки. А их стайки часто вырывались из воды и уносились по воздуху от несущейся под водой бульбы и буруна от форштевня.

Пусть Инночка радуется жизни, солнцу, морю. Ведь не часто в нашей морской жизни случаются такие спокойные минуты, когда можно выйти на палубу и отдохнуть, чтобы в эти короткие минуты получить хоть какое-то удовольствие от нашей морской жизни.

После часа, проведённого на палубе, Инночка вспомнила о тропическом солнце.

– По-моему, мне начало припекать. – И она потрогала свои плечи. – У меня уже и плечи начали подгорать, как бы они не облезли. Я же забыла намазаться кремом от загара, – всё сокрушалась она.

– А ты надень блузку, – посоветовал я, – да походим ещё по палубе. Пойдём к бассейну, вода там сегодня тёплая. Её только что набрали.

Инночка встрепенулась от такой новости:

– Тогда другое дело. Ещё погуляем.

Я рассказал ей, что дал задание филиппинцам набрать после обеда бассейн и чтобы они бассейн наполнили до самых краев.

Подойдя к бассейну и увидев, что он полон, Инночка не сдержала восторга:

– Какая прелесть! А сколько температура воды?

– С утра было двадцать пять градусов, – вспомнил я утренние замеры температур. – Я так думаю, что она до сих пор не изменилась, ведь мы идём в одной и той же зоне.

Судно медленно и плавно раскачивалось. Оно кренилось сначала на один борт на полградуса, потом так же медленно переваливалось на другой борт на те же полградуса.

Вода при таком небольшом крене потихоньку переливалась через край бассейна и, журча убегала через шпигаты за борт.

– Как красиво! – не сдержалась Инна, глядя на чистейшую воду в бассейне, сквозь которую просматривалось во всех подробностях его дно.

В прошлом контракте на судне работал филиппинец-художник. Он разрисовал переборки вокруг бассейна с видами Рио-де-Жанейро, а на дне и стенках бассейна изобразил русалок, крабов, морские звёзды и многое другое.

Когда вода переливалась, то казалось, что вся нарисованная живность шевелится под водой и что там в глубине, как будто всё живое.

Бассейн находился палубой ниже моей каюты. Мы поднялись в каюту, переоделись в купальники и вновь спустились к бассейну.

Инна осторожно потрогала ногой воду и поёжилась.

Хотя вода и была двадцать пять градусов, но, когда на улице под тридцать, в такую воду входить зябко. Только при медленном погружении ты постепенно к ней привыкаешь, и потом из неё даже не хочется вылезать.

Купались в своё полное удовольствие. Поплюхавшись, я вылез из воды, сел в кресло рядом с бассейном и закурил, пока Инна ещё плескалась. Она так и не хотела вылезать из воды, и я только силой заставил её вылезти и погреться.

Довод я использовал только один:

– Инна, ты что, ребёнок, что ли? Ведь двадцать пять градусов, можно и простыть, если час в воде просидеть.

На самом деле прошло уже больше часа, как она там бултыхалась.

Она только сейчас очнулась от удовольствия, которое получала от купания.

– Ой! Точно, что-то я совсем закупалась, – забеспокоилась она и вышла из бассейна на палубу, сев со мной рядом на свободное кресло.

Потом, показав мне свою перевязанную руку, напомнила:

– Но пальчик всё равно надо мочить в этой воде, – с чем я согласился:

– Конечно полезно. Это же солевые ванны для него. Я сейчас принесу кружку, и ты наполнишь её водой. Будешь вечером размачивать его в этой воде.

С Инночкой случился неприятный случай. Делая дома маникюр, она занесла грязь под ноготь, и на пальце под ногтем стал появляться нарыв. Она этой рукой почти ничего не могла делать. Больной палец постоянно доставлял ей неудобства.

Я принёс кружку, чтобы она набрала туда воды из бассейна и, разбинтовав пальчик, она отмачивала его.

Мы долго сидели в креслах и нежились под лучами вечернего солнца.

Всё хорошее проходит быстро – так и прошли эти два дня, которые «Синар» шёл до Кандлы.

Ночью судно подошло к порту. К причалу его не поставили из-за отлива. Пришлось бросить якорь и ждать прилива, который начался только утром.

В шесть часов к борту судна подъехал на небольшом катерочке лоцман и по спущенному парадному трапу важно взошёл на борт.

По сравнению с катерами, которые работали в Эмиратах, на это убожество было страшно смотреть. Грязный, ржавый, но главное его достоинство заключалось в том, что он ехал.

Зато лоцман – это что-то невероятное. В кипенно-белой форме, большой фуражке с огромной кокардой, с большущими звёздами на плечах, и всем своим видом он показывал свою значимость и величие. За ним семенили двое помощников, одетых в какую-то невзрачную одежонку, но с большими чемоданами, портфелями и сумками в руках. Это для подарков, которые капитан обязан выдать лоцману.

Я вышел на палубу и смотрел, как лоцман поднимается на борт. Как только он ступил на палубу, то сразу скомандовал вахтенному помощнику, встречающего его:

– Готовьте машину. Мы сразу идём к причалу.

Помощник выразительно посмотрел на меня. Я его понял без слов и пошёл готовить главный двигатель к запуску, а помощник с лоцманом поднялись на мостик.

Машина приготовили в кратчайшие сроки. Запустили главный двигатель с дизель-генераторами и «Синар» двинулся в порт.

После окончания швартовки я поднялся в каюту. Инна уже не спала.

– Чего это ты проснулась? – поинтересовался я.

– Как же тут не проснёшься! Машину завели, и всё тут затряслось. Уснёшь тут, пожалуй, – возмущённо, громко жаловалась она. – Да и было просто интересно, куда же это мы идём и как будем швартоваться.

– Пойдём посмотрим, куда это нас принесло, – предложил я Инне.

– А что, пойдём. Правда, я уже выглядывала, но от этой речки идёт такая вонь, что я сразу же вернулась в каюту.

– Пойдём, пойдём, – потащил я её на палубу. – За эти три дня ты привыкнешь к этим запахам.

Мы спустились на главную палубу и вышли из надстройки на левый борт.

Вода в речке текла тёмно-коричневой жижей вдоль борта. Даже трудно себе представить, что вода может иметь такой цвет. Ветки, островки мангровых деревьев и прочий мусор проносило мимо нас быстрым течением.

Судно поставили носом против течения. Это для того, чтобы легче отходить от причала. Маломощному буксирчику достаточно тогда только чуть-чуть оттянуть нос судна от причала, как течение само развернёт его на выход. Надо только подрабатывать машиной. Для этих целей заказывался лоцман, а капитан знал все эти нюансы.

Судно стояло у причала, на который перед этим выгружали зерно, и на нём на корточках сидели женщины с тоненькими веничками, сметая оставшееся после выгрузки зерно в вёдра. Вокруг пеленой стояла пыль.

Причал сухой, потому что для сохранности зерна его никто не поливал, хотя речка находилась в паре метров. Женщины в грязных сари мели очень старательно. Мне даже стало жалко их. Работают в такой пыли, зарплата – доллар в день. А что делать? Такая страна.

Мы молча смотрели на клубы пыли, относимые в сторону моря небольшим ветерком. Через эти облака просматривались облупленные склады с разбитыми окнами. На причалах стояли полуразобранные портальные краны. Во Владивостоке на причалах работают точно такими же кранами«Ганс», но они там всё ещё в рабочем состоянии, а здесь – всё разрушено.

Инна с неподдельным удивлением смотрела на эту картину разрухи и ничего не могла сказать. Хотя она женщина эмоциональная, но тут от увиденного она потеряла дар речи.

Увидев её удручённое состояние, я обнял её за плечи и подтолкнул к двери в надстройку:

– Ну, всё, иди в каюту. Найди себе дело, а то мне надо в машину.

Главному двигателю после морского перехода требовалось сделать осмотр. Машина, особенно на контейнеровозе, всегда должна быть готова к выходу в рейс. Да я ещё хотел определить объём работы на три дня предстоящей стоянки.

Инна молча кивнула и вернулась в каюту, а я спустился в машину.

После обеда на палубу выходить не стали. Я только открыл лобовой иллюминатор и Инна через него смотрела на грязь, окружающую нас. Она только охала и ахала.

– Как же так! Как же эти люди тут живут? Почему так всё развалено и грязно? – Отойдя от иллюминатора, она разочарованно вздохнула: – Ну и Индия. Я такого не ожидала тут увидеть! Ну и завёз же ты меня…

Понимая её состояние, я попытался отвлечь её от реальной действительности. Но нашёлся только сказать:

– Подожди. Вечером выйдем на берег. Ты тогда ещё ближе увидишь, что там делается.

– Куда? – не поняла Инночка.

– Пойдём к проходной, позвоним Алёне. Узнаем, как у них дела. Потом выйдем за ворота порта и пройдёмся по магазинчикам. Там есть что посмотреть. Хотя грязи и разрухи не меньше.

Вечером, когда мы вышли с судна, вокруг стояла беспросветная темень, а температура воздуха упала до семнадцати градусов. По местным понятиям это страшный холод. Большинство индийцев кутались в пальто и куртки. Почти все бродили в шапках. Многие из них даже обёртывались в одеялами.

Никто уже не работал, и индийцы сидели, прячась от ветра за стенами домов и складов.

Инна же надела лёгкий сарафанчик. Она только сверху накинула жакетку. Я вышел в футболке, шортах и с сумкой через плечо, где лежали паспорта. На всякий случай я взял с собой и камни, чтобы узнать, смогут ли с ними что-нибудь сделать местные умельцы.

До проходной пришлось идти минут пятнадцать. Причалы были завалены различными грузами. То тут, то там высились штабеля с лесом, мешками и ещё какими-то грузами. А то и просто сыпучий груз лежал на причалах огромными кучами.

Чтобы дойти до проходной, потребовалось приложить немало усилий и сноровки, да плюс ко всему освещение на причалах почти отсутствовало. Осветительные мачты стояли только вдоль главной дороги и на причалах, а между этих куч приходилось пробираться на ощупь, хотя я подсвечивал дорогу мощным фонариком Мэглайт.

Один раз Инночка даже вскрикнула от страха, когда перед ней пробежала какая-то тень, напоминающая кошку, но это оказалась местная крыса. Просто я об этом не стал говорить Инночке, а то бы она от страха отказалась идти дальше, и пришлось бы возвращаться на судно.

Но Инночка только плотнее прижалась ко мне, и мы, освещая себе путь фонариком, пошли к проходной.

Рядом с проходной находилось здание междугороднего телефона. Эту халабуду язык не поворачивался назвать зданием. В свете дня оно напоминало хлев, но сейчас из-за плохого освещения на его стенах не так становились заметными трещины в штукатурке и разводы грязи на очень давно побелённых стенах. Но, даже несмотря на свой убогий вид, из этого сарая имелась возможность позвонить домой. Я постоянно пользовался услугами этого совершенства телефонной связи, когда судно приходило в Кандлу, поэтому оператор будки меня хорошо знал.

Как только мы с Инночкой вошли внутрь, оператор что-то крикнул столпившимся у прилавка индийцам и те, расступившись, пропустили нас без очереди, а я заказал разговор. Только мы успели присесть на жёсткие скамейки, установленные вдоль грязных стен переговорного пункта, как оператор пригласил нас пройти в ближайшую кабину.