Текст книги "Карма (сборник)"

Надежда открыла дверь и твердо сказала: «До Бирюлево. Двести пятьдесят рублей».

«С этими водилами надо сразу все оговаривать. А то попадется хапуга, и начнется потом», – думала Надежда.

От рыжих волос и от зеленых глаз незнакомки Кирилл на время потерял дар речи. Он просто смотрел на Надежду и молчал.

– Так едешь? – нетерпеливо спросила его девушка.

– Да, конечно, поедемте, – наконец произнес Кирилл.

Некоторое время они ехали молча.

Кирилл мучительно думал о том, как бы так непринужденно начать беседу с незнакомкой: «Говорить о погоде – глупо. Спросить напрямую, как ее зовут – как-то бесцеремонно. Вдруг это ей не понравится? Поинтересоваться, куда она едет – но ведь мы с ней еще не знакомы…»

Но тут заговорила Надежда.

– Ты не сделаешь попрохладнее? Жарковато у тебя что-то, – без излишних церемоний распорядилась девушка.

– Конечно, как вам будет удобнее, – и Кирилл растерянно посмотрел на приборную панель.

«Где же, черт возьми, меняется температура в салоне»? Он прекрасно знал, как изменить температуру с места пассажира на заднем сидении. Но с места водителя? Все непривычное всегда сложно. Ему потребовалось какое-то время, чтобы найти соответствующие кнопки. Несколько раз Кирилл ткнул пальцем не туда.

«Какие же бывают бестолковые водители, – глядя на него, думала Надежда, – целыми днями крутит эту баранку и даже толком не может запомнить приборную панель».

– Не привык к этой машине, – сконфуженно пробормотал Кирилл.

– А к какой же машине ты привык, дорогуша? – ухмыльнувшись, спросила его Надежда.

– К своей… то есть к другой… – запинаясь, ответил Кирилл.

– А у тебя есть своя машина? – поинтересовалась Надя.

– Ну да.

– И какая же?

– Спортивная.

«Какой смешной водила, – думала Надежда, бесцеремонно разглядывая Кирилла. – Думает произвести на меня впечатление. Спортивная машина у него! При этом баранку крутит на дядю. Замшелые «Жигули», доставшиеся в наследство от отца – вот и вся твоя спортивная машина».

«Что значит отсутствие денег», – думала она, глядя на его непритязательную футболку и потертые джинсы непонятно какой фирмы. Потом взгляд ее упал на торчащую из под панели ногу Кирилла.

«Как можно надевать носки и сандалии одновременно? Просто безвкусица!»

Кирилл, как будто ощущая ее неодобрительный взгляд, плотнее вжался в кресло, а Надежда продолжала думать: «Впечатление на меня произвести хочет! Если бы знал этот мальчик, какой интересной жизнью я живу! В каких странах я уже побывала. И ни разу, подчеркиваю, ни разу не останавливалась в гостинице ниже трех звезд! Но для этого всего надо напряженно работать, а не баранку крутить!»

Какое-то время они ехали молча. Тишину изредка нарушали указания Надежды: «Здесь направо, за следующим светофором налево. Здесь держись в правом ряду, на стрелку поворачивать будем, здесь въезд во двор, у того подъезда останови…».

Машина плавно остановилась около панельного дома. Сидящие на скамейке у подъезда бабки с интересом разглядывали диковинный для этих мест автомобиль. Теперь у них появится новая тема для разговора по меньшей мере на неделю вперед.

– Как договаривались, дорогуша, – Надежда протянула три скомканные бумажки.

– Ну что вы, не надо, я просто хотел вам сделать приятное, – забормотал Кирилл.

– Бери, бери, – Надежда положила деньги на приборную панель, и рука ее потянулась к ручке двери.

– Подождите, пожалуйста, – пролепетал Кирилл.

– Что еще?

– Может быть, сходим вместе куда-нибудь? – рискнул Кирилл в последний момент.

– Куда? – утомленно спросила Надежда.

– В ресторан или на выставку…

На секунду тень сомнения прокралась в душу девушки. Но потом Надежда еще раз посмотрела на смешного водителя и подумала: «Только этого мне еще не хватало. Пустая трата времени».

– Пока, дорогуша, – сказала она снисходительно и захлопнула дверь.

Апрель 2007

Хорошие знакомые

Петр Петрович Сердюков имел обыкновение отходить ко сну поздно, а вставать рано. Такое уж было у него устройство организма. Порой хочет он, бедолага, поспать подольше, ан нет. Не получается. Точно какая-то неведомая сила разжимает ему веки, заставляет встать с кровати и идти, идти. А куда идти, непонятно.

Так было и в то субботнее утро в начале августа. Накануне Петр Петрович отправился ко сну далеко за полночь. Засиделся, знаете ли, в гостях. С кем не бывает! Есть у Петра Петровича такая манера: сидеть в гостях до последнего. Все уже разойдутся, а он ни в какую. Сидит, и все тут. Хозяева начинают зевать и молчат все больше, всячески намекая, что ему давно пора. Но Петр Петрович свое дело знает туго, пока три часа утра не стукнет, из гостей ни шагу.

Так вот, несмотря на это обстоятельство, в то субботнее утро не пробило еще и семи часов, а глаза его открылись и тревожно уставились в потолок. Откровенно говоря, чувство тревоги было свойственно Сердюкову. Оно не покидало его практически ни на минуту, но особенно сильно охватывало в межсезонье. Его беспокоило многое: внезапно вскочивший прыщ на щеке, растрепавшиеся волосы, плохо начищенные ботинки, чрезмерная его полнота. Но мысли о том, что скажут о нем другие, доставляли ему беспокойство сильнее прочих.

Полежав так с полчаса, он встал, накинул халат и начал перемещаться по своей квартире. Заглянул в кладовку, походил по прихожей, заглянул в родительскую спальню. Посмотрел на спящих родителей-пенсионеров, бывших высокопоставленных работников. Потом пошел на кухню и там долго смотрел в окно. Так прошло несколько часов.

«Чем бы мне сегодня заняться? – задался вопросом Сердюков. – А не позвонить ли мне Иванову?»

Сказано – сделано. И вот уже набирает наш Петр Петрович телефонный номер своего друга.

– Как дела, Сереж? – спросил он, услышав знакомый голос.

– Пока еще живы, – отвечал его друг детства. – Как у тебя?

– Все хорошо. Что поделываете? Чем собираетесь заниматься сегодня?

– К нам гости должны на обед приехать.

– Может, и меня пригласите?

– Ну что ж, приезжай. К двум часам.

– Договорились, – отвечал Сердюков.

– Так на тебя рассчитывать?

– Само собой. Скоро буду выдвигаться.

Сердюков никогда не был женат, и у него не было детей. Несмотря на то, что Петру Петровичу недавно перевалило за сорок, он всю жизнь прожил с родителями в их квартире. При этом надо отдать ему должное, он обслуживал себя полностью, или почти полностью, сам, тем самым демонстрируя свою полную от них независимость. Вот и сейчас Петр Петрович приготовил себе завтрак самостоятельно.

Завтрак его состоял из каши, яичницы и ароматного кофе. Покончив со всем этим, Сердюков неторопливо принял душ и побрился. Потом он так же неторопливо оделся и отправился по магазинам. Что говорить! Были у Сердюкова маленькие радости в жизни. К ним, безусловно, относилось посещение магазинов. Любил он зайти сначала в один, затем в другой, а после и в третий, и четвертый магазин и сравнить, скажем, в котором из них рубашки дешевле будут. Поинтересоваться, какие нынче дезодоранты в моде, какие галстуки в ходу. Поговорить с продавщицами, поспорить с кассиршами. В общем, потолкаться в гуще людской.

Так и в тот погожий августовский день. Солнце палило нещадно. Сердюков же радостно ходил по магазинам, и время летело для него совсем незаметно. Ведь когда занят любимым делом, так оно обычно и бывает.

А между тем у его друга Сергея собрались гости к обеду. Их было немного: сам Сергей, его жена Лена, его друг Игорь, и подруга его жены Нина. Так случилось, что все они знали друг друга, включая Сердюкова, с детства. Всем им было около сорока лет. Теперь они сидели в тени лип рядом с домом Сергея, выпивали, закусывали и вели неспешную беседу.

– Что я вам сейчас расскажу про Сердюкова, – заговорила Нина, – хотя мне, право, неловко немного.

– Брось, тут все свои! – отвечал Сергей, предвкушая забавную историю.

– Ну, ладно. Слушайте, – быстро дала себя уговорить Нина. – Звоню я недавно Петру Захаровичу Сердюкову.

– Отцу нашего общего друга? – уточнил Игорь.

– Да-да, – торопливо продолжала Нина. – Мы же все друг друга с детства знаем. Так вот, он мне и говорит: «С тех пор, как вы с Петей расстались, он у меня вызывает все большую тревогу». А я спрашиваю: «Это вы в каком смысле?». На что он мне отвечает: «В том самом, Ниночка, в том самом. За его душевное состояние беспокоюсь. Совсем у него с головой что-то неважно стало. Особенно в последнее время, когда он с этой мадам из Егорьевска связался. Инна ее, кажется, зовут.»

– Так она мне сегодня уже три раза звонила, – включилась в разговор жена Сергея. – Нет ли у нас Петра, все интересуется. Как она его в оборот взяла! Познакомились месяц назад, а на сентябрь уже свадьба намечена!

– Какая свадьба! Бросьте, господа, проходили уже, – заговорил Игорь. – Сердюков никогда не женится. В последний момент все расстроится.

– Это понятно, понятно, – продолжала Нина, – но ей-то, ей-то это зачем надо?

– Это с какой стороны посмотреть. Она из Егорьевска, волевая, приятной наружности, self-made woman. При всем при том не сильно образована. Слово «гильотина», кстати, не знала, как мне тут недавно рассказали добрые люди. Однако свой кирпичный заводик в Тверской области, между прочим, имеется. Но… не замужем. Ей, по скудости ума, и кажется, что все, что ей в жизни не достает, так это обвенчаться с каким-нибудь солидным мужичком.

Тут необходимо будет признать, что Игорь сам давно мечтал о маленьком то ли свечном, то ли кирпичном заводике. И все, кто уже имел нечто подобное, вызывали у него чувство глубокой неприязни. А обуреваемый неприязнью, Игорь становился особенно язвительным.

– А тут как раз наш Сердюков, – продолжал он. – Импозантный. Всегда в костюме и в галстуке. Заморочил ей голову своими рассказами о собственной значимости и исключительности. Вице-президент он, и все там, знаете ли, такое. А о том, что таких вице-президентов в конторе, где он служит, человек пятьдесят, а то и все сто наберется, он, по понятным причинам, умалчивает.

– Ну а ему это для чего?

– Слышали, что родной папа говорит: «Крыша, мол, совсем прохудилась». Мужчину-вампа увидел в себе человек неожиданно. Так-то! – И Игорь притворно вздохнул.

– Бред какой-то, – сказал Сергей. – Он ведь на любовном фронте особенными победами никогда не отличался!

– То-то и оно, – захохотал Игорь.

– Какие вы противные, мальчики, – добродушно сказала жена Сергея.

– Да, – продолжала Нина свое повествование, – беспокоится за него отец. И, как мы видим, не напрасно. Он мне даже говорил, что его на какое-то время в клинику в Швейцарии поместить было бы не лишним. Он знает в тех краях одну надежную. А там уж, как он говорит, разберутся. А то, если за такую бой-бабу замуж… тьфу ты, то есть, если он на такой женится, то совсем с катушек съехать может.

– Это, господа, определенно.

– А что сам Сердюков-то, сегодня будет? – поинтересовался Игорь.

– Он звонил с утра, я его пригласил, – отвечал Сергей.

– И к которому часу? – полюбопытствовал Игорь.

– К двум, как всех.

Игорь посмотрел на часы, было половина четвертого.

– Наверное, часам к шести подтянется? – высказал он свое предположение.

– Я ему сейчас позвоню, – сказала Лена, беря трубку телефона.

– Чем доставишь ему неописуемое удовольствие, – прокомментировал Сергей.

– В каком смысле?

– Он тебе скажет, что сильно занят по работе. Наверняка приплетет, что его срочно туда вызвали.

– А сам, наверное, либо душ третий раз на день принимает, либо по магазинам таскается, – добавил Игорь.

– Я все-таки позвоню.

Когда раздался звонок мобильного телефона, Сердюков неторопливо выходил из очередного магазина.

– Слушаю, – важно сказал он в трубку.

…

– А, это ты, Лена?

…

– Я сейчас очень занят на работе, неожиданно вызвали.

…

– К вам в гости? На обед?

…

– Сергей меня приглашал?

…

– Да-да. Теперь припоминаю. Обязательно приеду. Закончу дела и приеду.

Поговорив по телефону, Сердюков, никуда не торопясь, посетил еще несколько магазинов и отправился домой. Дома он долго принимал душ, а потом, благоухая маслами и дезодорантами, обвязанный на поясе полотенцем, вышел из ванной комнаты. Тело его было рыхлым, с массивным животом. Распаренная кожа была бледно-розового цвета. Проходя по коридору, он, как Нарцисс у прозрачного источника, очарованный красотой собственного отражения, надолго застыл перед большим зеркалом.

Потом он поинтересовался у тут же чистящей ботинки домработницы: «Ну что, Клава. Как я тебе? Нравлюсь?». Не дождавшись ответа от онемевшей от удивления женщины, он царственно удалился к себе в комнату и начал одеваться.

Что говорить, были, были у славного Сердюкова свои небольшие радости в этой непростой жизни. Вот и теперь он испытывал настоящее блаженство при мысли о том, что его ждут, а он, человек высокого полета, занятый важными делами, никак не может приехать к оговоренному времени. От этой мысли блаженство разливалось по всему его телу, заполняя все его клеточки до единой. В такие минуты Сердюков весело насвистывал, глядя куда-то вдаль, за горизонт суеты мирской.

Когда Петр Петрович добрался до дома Сергея, было около семи часов вечера.

– Ну, как дела?

– Да вот, прямо с работы приехал.

– А зачем ты туда ездил в субботу? – спросил Игорь, иронично улыбаясь.

– Вызывали, важный вопрос надо было решить, – нахмурившись, отвечал Сердюков. – И веселого здесь, между прочим, ничего нет.

– Это кто же тебя вызывал в субботу? – не унимался Игорь.

– Симановский, по телевизору, наверное, видели такого? – с ноткой раздражения отвечал Петр Петрович.

Раздался звонок мобильного телефона Лены.

– А, это ты, Инна.

– Меня нет, – неожиданно громко, так, чтобы непременно было слышно в телефонной трубке, сказал Сердюков.

– Его нет у нас, Инна.

…

– Пока.

После того, как телефонный разговор был окончен, Сердюков сказал: «Не знаю, как дальше быть. Спасайте меня».

– А в чем дело? – спросил Игорь.

– Дачу я на три месяца вперед оплатил. А теперь куда мне деваться?

– А что такое?

– Так она там освоилась полностью и съезжать не хочет. Сынишку своего привезла. А я теперь вынужден в Москве летом париться.

– А я слышал, что вы дачу пополам оплатили.

– Ну какое, какое это имеет значение? Ну пополам, что с того? – нервно говорил Сердюков.

– Это на той даче, где мы с тобой и с моей дочерью жили? – ехидно спросила Нина.

– Ну к чему, к чему теперь эти скрытые упреки? Да, я виноват! – говорил Сердюков и для большей убедительности временами опрокидывал рюмку коньяка, так что ему только успевали наливать новую. – Она меня одурманила, что ли? Не знаю. Но я готов все исправить, Нина. Отец может устроить меня в Австрию в торгпредство. Поедем? Возьмем с собой твою дочь, Вику? А? Как ты думаешь?

– Я даже не знаю. Все это звучит так неожиданно, – растерянно отвечала Нина.

– Да что тут, собственно говоря, неожиданного? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. К тебе и к Вике. Она мне как родная ведь!

– А откуда же тогда эта тетка взялась?

– Так ты же сама, вы же сами с Викой уехали. Что я мог? Что я мог!

– Допустим, мы уехали, потому, что ты стал совершенно невыносим… – начала было Нина.

– Ах, зачем об этом сейчас? Какое все это теперь имеет значение! Едем в Австрию. Дочь твою определим в Венский университет. И все. И точка!

– А на какие это все деньги? – спросила Нина. Все знали, что у Петра Петровича с деньгами дела обстояли неважнецки.

– Да что деньги? – С этими словами Сердюков достал пухлый бумажник и извлек из него большое количество мелких купюр. – Деньги не проблема!

– Однако, мне пора, – сказал Игорь. – Смеркается уже, да и прохладно что-то.

После того как он уехал, оставшиеся долго обсуждали перспективы воссоединения Нины, ее дочери и Сердюкова и обустройство их совместной жизни в Австрии. Сошлись на том, что откладывать с поездкой не надо и начиная с понедельника можно приступать к оформлению документов. Все было решено. Они до того увлеклись беседой, что не заметили, как начало светать. Ввиду чего решено было гостям заночевать у хозяев.

Поутру за завтраком Сердюков находился в великолепном расположении духа. Он что-то без конца насвистывал и все время смотрел куда-то вдаль.

– Надо бы позвонить дочери и родителям, – сказала Нина.

– Это еще зачем? – спросил Сердюков.

– Рассказать им обо всем. Все-таки скоро надолго расстаемся с ними.

– Ну, пока еще рано об этом говорить, – как бы между прочим заявил Сердюков.

– Как же рано, если мы собираемся документы на оформление в понедельник подавать? – удивилась Нина.

– Ну что, прямо вот так сразу бежать, что ли? Документы подавать, да? – с ноткой утомления спросил Сердюков, что-то разглядывая вдали.

– Что-то я не понимаю, – раздраженно сказала Нина.

А хозяева с интересом наблюдали за развитием событий.

– Да нечего тут особенно и понимать, – весело посвистывая, говорил Сердюков. – Просто рановато еще. Мне сегодня еще на дачу заехать надо. Потом, потом поговорим.

– Ну, знаешь ли… – Нина бросила салфетку на стол и, сердито глядя перед собой, пошла к своей машине.

А Сердюков после ее отъезда особенно оживился, много шутил, рассказывал анекдот за анекдотом и, весело насвистывая, все смотрел куда-то вдаль. Потом забеспокоился и, сославшись на неотложные дела, стал собираться.

– Какие дела в воскресенье? Время двигается к обеду. Оставайся! Закусим, выпьем… – заговорил Сергей, которому явно остро требовался собутыльник.

– Нет-нет. Хватит уже. Дела, знаешь ли, дела. Да и на дачу надо заехать.

– К Инне, что ли, собрался? – спросила Лена.

– Ну почему сразу к Инне? – недовольно забормотал Сердюков. – На дачу к себе я могу съездить? Я за нее, между прочим, деньги заплатил.

– Вот оно что. Тогда, конечно, другое дело, – улыбнулся Сергей, и они расстались.

Вечером того же дня в московской квартире Нины раздался звонок. К телефону подошла ее мать, Анна Васильевна.

После чего имел место следующий разговор:

– Здравствуйте, Анна Васильевна.

– Здравствуй, Петя.

– Как ваше здоровье?

– Спасибо Петя, не жалуюсь. Как здоровье твоих родителей? Давно мы их не видели. А ведь когда-то были очень дружны. Что делают годы.

– Спасибо, Анна Васильевна, все в порядке. А Нина дома? – деловито спросил Сердюков.

– Ниночка? Как же. Сейчас позову.

Когда в трубке послышалось недовольное Нинино «Да?», на нее обрушился словесный поток: «Нина! Как ты? Как Вика? Приезжайте ко мне на дачу! Мне грустно без вас. Почему ты уехала так скоро? Не попрощавшись? Что случилось?»

– А ты сам подумай, что случилось.

– Я понимаю, может быть, я в чем-то был не прав. Но нельзя же вот так, сразу.

– А как можно?

– Не знаю. Я в полном смятении. Приезжайте.

– А потом ты опять выкинешь какой-нибудь из своих номеров?

– Из каких номеров? Что ты имеешь в виду?

– Ах, ты не понимаешь? Тогда я вешаю трубку.

– Нет, не надо. Я все понял. Никаких больше номеров. Обещаю. Только приезжайте.

– Обещаешь? – Голос Нины зазвучал немного мягче.

– Да, да! Только приезжайте! Мне так тяжело!

– Сейчас уже поздно. Вике надо высыпаться. Завтра, может быть, – неуверенно говорила Нина.

– Нет, сейчас! Молю! Я задыхаюсь без вас. Не можешь с Викой, тогда приезжай одна! Я оплачу такси.

– Ну ладно, если обещаешь, что больше никаких выкрутасов…

– Обещаю.

– Жди.

Нина положила трубку и пошла собираться.

Сердюков тоже положил трубку и, обернувшись к Инне, грозно сказал: «Сейчас приедет Нина с дочерью. Они тебе покажут!»

Инна была крупная женщина, и ей не стоило большого труда отобрать у не особенно сопротивлявшегося Петра Петровича трубку телефона и нажать на кнопку повтора последнего вызова.

– Алло? – прозвучал голос Анны Васильевны.

– Мне Нину, – мрачно проворчала в трубку Инна.

– Тебя какая-то невоспитанная женщина спрашивает, – протягивая трубку дочери, сказала Анна Васильевна, не привыкшая к такому обращению.

– Алло, – сказала Нина.

– Это я-то некультурная! – заорала в трубку Инна. – Культурные, понимаешь, какие! Ну я тебе устрою! Я тебе покажу И дочурке твоей тоже! Родная мама не узнает!

– Да вы кто? – недоумевая, спросила Нина.

– О, они не знают, кто я! Они не знают?! Узнаешь, потаскуха такая, как только на дачу приедешь, сразу все узнаешь! Такси он ей оплатит! Кавалер какой нашелся! – орала в трубку Инна.

У Нины от мысли, какой опасности она могла себя подвергнуть, поехав на дачу, затряслись руки, и она выронила трубку, которую подобрала стоявшая рядом Анна Васильевна. Из трубки на нее лились потоки площадной брани. Потом все стихло, и послышались короткие гудки.

Мать с дочерью переглянулись между собой. Через час снова зазвонил телефон.

– Алло, – невозмутимо сказала Анна Васильевна, женщина старой партийной закалки.

– Анна Васильевна, а Нина уже выехала? – раздался заметно повеселевший голос Сердюкова.

– Куда еще выехала, Петя?

– Ко мне на дачу, конечно же! – ухмыляясь, сказал Сердюков. – Я ее заждался уже. Она что, поскорее не может? – После этого в трубке раздалось веселое посвистывание.

– Ты, Петя, по-моему, забываешься. Моя дочь никуда не поедет.

– Ну ладно, Анна Васильевна, вы тоже не забывайтесь. С вице-президентом все-таки разговариваете. Мы с Ниной сами как-нибудь разберемся, – заносчиво сказал Сердюков.

– Я, Петя, тебя еще в коляске видела, что б ты знал. А ты мне грубишь. Какой ты вице, мы знаем. Таких тысячи ходят. Завтра дали пинка под зад, и полетел. Не видать, где и приземлился. А я вот сейчас твоему папе позвоню. Расскажу ему все по порядку, что и как. Не думаю, чтобы ему все это очень понравилось.

При упоминании папы Петр Петрович заметно побледнел и начал, как нашкодивший школьник, нервно переминаться с ноги на ногу. Взгляд его потупился и уж более не стремился за линию горизонта. Насвистывания тоже прекратились. Настроение было безнадежно испорчено.

– Что случилось? – думала Инна, смотревшая на него в упор в течение всего разговора.

– Так ты все понял? – спокойно спросила Анна Васильевна.

– Да, Анна Васильевна, я понял. Простите. У меня это бывает. Что-то меня того, немного заносит иногда. Виноват, в общем, виноват, знаете ли… – бормотал Сердюков.

– Ну и хорошо, Петя. Папе привет передавай. А Нину в покое оставь, – сказала напоследок Анна Васильевна и повесила трубку.

– Конечно, Анна Васильевна. Конечно, передам… Уж будьте покойны… – Сердюков продолжал бормотать в трубку, из которой давно раздавались короткие гудки.

Эпилог

Недели через три, погожим сентябрьским днем, в субботу старые знакомые Сергей, его жена Лена, их друзья детства Нина и Игорь вновь сидели за обеденным столом под липами, закусывали и, обсуждая странности Сердюкова, ожидали его приезда к ужину.

Ноябрь 2007