Текст книги "Пламя изменений"

Глава восьмая

Она проснулась оттого, что кто-то сосредоточенно кусал ее ногу. Не больно, но довольно ощутимо.

– Совсем спятил?! – возмутилась Джейн, отпихивая зверя. – Если голодный, иди поймай кого-нибудь!

Зверь еще раз куснул ее, и девушка проснулась окончательно. Шум мотора за окнами! Люди!

Она подскочила, бросилась к окну. На площади стоял фургон с погашенными фарами, возле него два человека.

Джейн потянулась распахнуть окно, крикнуть, что она здесь, спасите ее, но за штанину резко дернули. Глаза зверя светились желтым загадочно и пугающе, они звали, Джейн поневоле подчинилась. Пошла от окна прочь – не взяв рюкзак, не включая фонарик. Странное ночное зрение не оставляло ее, она легко находила путь в кромешной темноте, следуя за зверем по лестнице.

Удивительно, но ни одна ступень не скрипнула под ногами.

В прихожей она растерянно оглянулась на Тоби:

– Мне надо к ним. Это же люди, понимаешь, люди!

Зверь повел головой словно человек, отказывая, и девушка осеклась. Что это за существо, какой породы, какой природы? Он слишком умный для животного.

Она села на корточки, заглянула в глаза, в сверкающие, как дорожные отражатели, колодцы зрачков:

– Я ничего не помню, понимаешь? Они могут мне помочь, могут отвезти в больницу, в полицию… не знаю куда. Они могут…

С улицы донесся звон битого стекла. Джейн подскочила к окну, отвела занавеску.

Они били витрины кафе и лавок бейсбольными битами, били со смехом, а луна заливала своим молоком площадь.

Ее зрение и слух усилились, она отчетливо различала узор на рубашках мародеров, ее слепил блеск лунного света на осколках стекла и оглушал хруст стекла под подошвами их кроссовок.

– Анри, здесь пусто, – сказал один высокий парень в худи. – Похоже, перед эвакуацией хозяева успели снять кассу.

– Опять голяк, – сплюнул на мостовую второй – Анри, невысокий темнокожий парень. – Ладно, Пьер, проверь гостиницу, и сворачиваемся. Можем на военный патруль нарваться или еще хуже – на темных.

– Откуда здесь вояки? – удивился Пьер. – Фронт возле Марселя, они все с марокканцами бьются. А темным здесь делать нечего.

– Ты что, про бойню на озере не слышал? – удивился Анри. – Говорят, там темные вырезали целый цирковой фестиваль. Вместе со зрителями. Не знаю, чем им клоуны не угодили, но никого в живых они не оставили. Здешний лес до сих пор кишит разными тварями.

Он сплюнул.

– В общем, не хрен тут рассиживаться, вот я к чему. Пулей в отель, а я пока погружу барахло из лавки.

– Там уже кто-то побывал, – заметил Пьер.

– А ты думал, мы одни такие умники? – оскалил белые зубы Анри, их полоска сверкнула ярко, отчетливо. Дженни припала виском к оконному косяку, ее била дрожь, слова Анри крутились и грохотали внутри. Бойня на озере, темные, цирк, цирк – она видела цирки, да, в ее жизни их было много, шатры и флаги, купол и прожекторы, публика и аплодисменты. И еще лица и голоса, знакомые и неизвестные, целая жизнь бушевала в ней, не находя выхода, замкнутая, сокрытая, и у нее не было ключей.

Пьер, направился к гостинице, Джейн попятилась. Надо было бежать, прятаться, но она не могла, сердце колотилось, она пыталась взломать собственные воспоминания, пыталась пробиться в прошлое, но ничего не получалось. Зверь заметался, потянул ее за штанину, но девушка лишь отступила к стене, скрылась в тени.

Ее била крупная дрожь, ей было холодно и жарко. Дверь распахнулась от удара, зверь припал к ногам, сжался в комок напряженных мышц, Джейн почувствовала, что он прыгнет, едва Пьер зайдет. Опустилась на колени, обняла его слабой рукой.

– Тихо, – прошептала она. – Меня здесь нет.

И закрыла глаза.

Темноту прорезал луч фонаря, Пьер деловито вошел, оглядел холл, расчертил световым клинком, от стены к стене.

Сквозь закрытые веки она почувствовала, как фонарный луч осветил ее, сжалась еще больше, под пальцами заворочался зверь… Пьер озадаченно хмыкнул и ушел. Она слышала, как он гремел и стучал где-то в темноте – что-то взламывал, вероятно. Потом он прошел мимо и опять ее не заметил, хотя должен был.

Мотор зарычал. Машина уехала.

Джейн открыла глаза.

Что это было? Почему он ее не заметил? Почему она к ним не пошла? Ну и что, что грабители, они могли бы ее вывезти отсюда. Отдала бы им этот перстень с руки, все равно он ей не идет, слишком большой и вычурный.

«Плохая идея, – подумала девушка. – Вряд ли они были бы так добры, что подвезли бы меня до ближайшего полицейского».

Она поднялась, не чувствуя ног, пошла наверх. Джейн надеялась, что больше гостей не будет.

В номере она легла на кровать, свернулась калачиком, обняла зверя. Мыслей не было, было чувство огромной тоски и еще страх – накатывал, липкими волнами, продирал до мурашек. Что-то очень плохое происходило в этом незнакомом мире.

И еще эти мотыльки, как же они шуршат в голове!

Она погладила перстень, лунный свет пробивался сквозь занавеси, мерцал в синем камне.

– Кто я такая? – прошептала Джейн. – Откуда я?

Все замыкалось в кольце жизни, колесо мира вращалось, но не двигалось с места. Первые берегли сад, который ты им поручил, пестовали в нем каждую травинку. Все было так, как ты хотел.

Ты уже не спускался к своим детям, уже давно не говорил с ними, дремал, обернувшись вокруг земного шара, так долго, что даже память бессмертных устала тебя помнить. Лишь увидев радугу – след твоего дыхания, туата вспоминали своего Первопредка. Тело твое простирается из прошлого в будущее, Великий Змей, ты течешь от начала времен, ты присутствуешь в каждом мгновении этого мира. Мысль твоя и воля блуждают, не скованные границами времени, потому что ты и есть время. Все прочие, даже бессмертные туата, лишь скользят вдоль твоей сверкающей чешуи, плывут, как листы по глади озера. Но внутри себя, Унгор, ты волен обратиться к любому мигу существования этого мира.

Но миг, когда пришли люди, дети Полудня, ты не запомнил.

Кто призвал в этот мир людей, кто вдохнул в них жизнь – однажды, под высоким небом, среди шумящих трав?

Ты был в начале, Унгор, Великий Змей, Первопредок, – но кто был до времени? Кто повелел тебе течь и сказал свету сиять?

Если не ты, кто же призвал их?

Люди явились, и первые сперва не отличали их, быстроживущих, от прочих созданий. Новые звери постоянно сменяли друг друга, мелькали калейдоскопом в их янтарных глазах, видевших отсвет вечности. Род приходит, и род уходит, а дело туата – хранить мир, один на всех, общий дом.

Но люди были иными. Они начались как легкий дождь, который превращается в бурю, как ручей, оборачивающийся потопом. Они были чем-то новым.

Туата взывали к тебе, не зная, как поступить. Ты заповедал им беречь всех существ, не вмешиваясь в естественный ход вещей. Но чаша весов клонилась в сторону людей, они не просто жили, они меняли мир – так же, как сгинувшие фоморы. А туата не умеют меняться.

Ты спал, Унгор, тебе снился Имир, ставший голубой жемчужиной, которая сброшена в черный бархат ночи, ты спал, и во сне тебе чудилось, что ты наконец начал понимать, чего он хотел…

Ты услышал голос. Тихий голос, который просил тебя о чем-то.

Ты открыл глаза, Унгор, и впервые за долгие века взглянул на мир. И ужаснулся.

Мир снова пылал. Пламя войны пожирало его.

Сон был недолгим и, как водится, очень странным. Почему ей не снится ничего обычного? Только какие-то загадочные мифологические образы.

Когда Джейн открыла глаза, за окнами стоял серый воздух. На горизонте розовела полоска восхода.

Воды не было, так же как и света, так что она устроила душ из минеральной воды.

– Полезно для кожи, – бурчала Джейн, намыливая голову. – Питает волосы, насыщает их минералами. Чего ж так холодно-то, а?

В дверь просунулась коричневая голова, зверь вопросительно заурчал.

– Не подглядывай!

Она шлепнула полотенцем по морде, Тоби скрылся.

Потом с силой ударил по двери, открыл нараспашку.

– А ты, блин, не сдаешься, да? – Джейн протерла глаза от пены. – Упорный. Сейчас ты попляшешь, зверюга.

Она сполоснула волосы, намотала полотенце на голову, вооружилась еще одним и ринулась наказывать домашнего питомца.

– Вот ведь завела себе тварь, – сквозь зубы бормотала девушка, пытаясь зажать зверя в углу. – Чем я думала, интересно? Нет, чтобы пекинеса какого-нибудь воспитывать!

Зверь не давался, вытекал из рук, ловить его было так же легко, как воду решетом. Судя по игривому виду, он решил, что хозяйка решила поиграть. Скотина такая. Наконец она зажала его в углу у окна и только вознамерилась как следует повозить мокрым полотенцем по наглой рыжей морде, как зверь зарычал.

Предупреждающе, она никогда не слышала, чтобы он рычал так раньше, – но он не угрожал. Он предупреждал.

Джейн подняла глаза, взглянула в окно.

В робком свете нарождающегося дня она увидела нечто. Прозрачное, почти невидимое существо, будто из хрусталя, ростом выше любого человека, четырехрукое.

Существо стояло неподвижно, но Джейн чувствовала, что оно оглядывается. Изучает.

Оно склонилось к земле, там, где ночью остановилась машина, потом выпрямилось. И исчезло.

– Темные, – прошептала Джейн. – Хуже армии только темные.

Зверь высвободился, подскочил к кровати, тронул лапой рюкзак.

– Это верно, надо сматываться, – согласилась девушка. – Волосы только мокрые.

Тоби от возмущения даже присел.

– Ладно-ладно, – замахала руками девушка. – Я все поняла. Делаем ноги.

Она покинула гостиницу так же, как и вошла – через заднюю дверь. Осторожно выглянула за стену. Загадочной твари не было. Никого не было. Город-призрак. Садик утром был еще прекрасней, чем ночью, и Джейн стало до боли жалко растения, которые были обречены без заботы и человеческого ухода.

– Они хотят пить, – она провела рукой по розам, и бутоны будто качнулись навстречу ее ладони. – Знаешь, мерещится, что я их слышу.

Тоби нетерпеливо переминался у стены.

– Я сейчас, – заявила она, схватив садовую лейку у стены. – Тут прудик есть, я ночью чуть в него не влетела. Там была вода. Да не бойся ты, никого нет. Кому я нужна, сам подумай, ненормальная из могилы.

Зверь вытянулся на земле, уронил голову на лапы.

– Я быстро! – пообещала Джейн и кинулась поливать растения.

Быстро не получилось, когда она закончила, солнце уже поднялось над крышами. Ощутимо припекало.

– Ну вот, – Джейн вернула лейку на место, гордо оглядела сад. – Все, можно отправляться.

Почему ей взбрело в голову заняться поливкой брошенного сада, когда рядом бродит чудовище? Она не знала, но чувствовала, что должна это сделать.

– Все-все, ухожу, – сказала она Тоби.

Она выкатила велосипед из-под навеса в саду – все равно он не нужен хозяевам.

С трудом впихнула зверя в корзинку для продуктов и покатила по пустому шоссе.

Глава девятая

Пусто в Медном дворце. Не торопятся слуги по высоким коридорам, исполняя волю владыки Талоса, не звенит медь стимфалид в небесах, не ворочаются шестеренки сложного дворцового механизма. Все покинули свои посты, все оставили Медный дворец.

Впрочем, в тронном зале…

Он сидел на резном троне Талоса и держал на коленях узкий белый меч.

Туата Аодх, правая рука владыки Луга Искусного, заточенного ныне в печати Магуса, сидит на троне своего прежнего повелителя – Судьи Талоса.

Рядом стоит еще один туата, опирается на копье, глаза смертного не в силах различить их лиц, все они, как близнецы для людей, пламенноволосые и белокожие.

– Почему ты здесь, Аодх? – спросил туата с копьем. – Это место нашего позора, нашего рабства.

– Именно поэтому, Кадеэрн, – сказал Аодх. – Я здесь, чтобы не забывать.

– Туата ничего не могут забыть, это удел смертных.

– Да! – глаза Аодха вспыхнули. – Я помню битву при Тальтиу, как если бы она была вчера. Гнев и ярость до сих пор не оставляют меня, старый друг.

– Гнев – плохой советчик.

– Зато хороший враг, – Аодх опустил глаза, провел узкой ладонью по клинку. – Он постоянно напоминает мне, кто мы и что должны сделать. Сражаясь с собственным гневом, я нахожу свой путь. Понимаешь ли ты меня, Кадеэрн?

– Не понимаю, – покачал головой туата. – Может быть, ты слишком долго был рядом со смертными?

– Может быть, – пробормотал Аодх. Он поднял клинок, повернул его лезвием, и меч превратился в тончайшую полоску тумана.

– Этот меч отковал владыка Гоибниу в дни битв с фоморами. Он старше меня. Не много их уцелело доныне. Один принадлежал брату моему Глау, который принес жертву столь же великую, сколь и бессмысленную.

– Глау поступил так, как считал должным, – заметил Кадеэрн. – Он предполагал, что план Талоса сработает.

– Но он не сработал! – Аодх вогнал меч в ножны. – Глупо полагаться на планы глупца. Талос жил и умер, как полагается смертному – бездарно и нелепо. А я потерял брата. Где он теперь, где его имя, где его дыхание? Оно вернулось в мир, не найти теперь Глау, не увидеть его глаза, не услышать его смех. Есть ли у тебя те, о ком ты будешь печалиться всегда, Кадеэрн?

– Мы живем вечность. Они есть у каждого.

– Довольно горькую вечность, друг мой, – Аодх улыбнулся – прозрачно, печально. – Но дни нашего позора миновали. Мы вернем себе этот мир.

– Если колдун ничего не заподозрит.

– О, разумеется, он нас подозревает! Иначе бы он не был тем, кем является. Из всех людей этот род самый мерзостный, даже люди Магуса не внушают мне такое отвращение, как темники. Когда Видящая войдет в Золотой зал и откроет Врата, все решится. В один миг, как это любят смертные. Кто-то из нас предаст другого первым. И это должны быть мы. Ты нашел то, что я просил?

Кадеэрн кивнул, доставая ларец светлого дерева.

– Было непросто отыскать это в архивах Магуса. Теперь мы можем слышать повелителей, заточенных в печатях.

– А они? – Аодх подался вперед, лицо его – прекрасное и бесстрастное – исказилось мукой нетерпения: – Они могут нас услышать?

– Да, Аодх. Я смог различить голос Повелительницы битв, заточенной в Синей печати. Она где-то во Внешних землях. Она в руках Видящей, и та очнулась от своего сна, но еще не пробудилась по-настоящему.

– Это лучшая новость с тех пор, как погиб Судья Талос, – сказал Аодх. – Что ж, мы будем ждать. Это мы умеем. Видящая сама придет на Авалон рано или поздно, и когда она появится, мы будем готовы.

– А первопламя? Колдун взял очень многое из дара Гвина ап Нудда, он силен.

Аодх выдвинул меч на ширину пальца, взглянул на туманное лезвие.

– Этот меч был создан, чтобы поражать фоморов. Тех, настоящих фоморов, сынов Балора Одноглазого. Неужели ты думаешь, что он не справится со смертным, обманом завладевшим их огнем?

– Значит, ждем.

– Ждем, друг мой, – Аодх принял ларец и положил его под левую ладонь. – Времени у нас предостаточно.

* * *

Ах, как струился шелк в Зале Совета Башни Дождя: как вода – синий, как пламя – красный, как лес шумящий – зеленый, как метель – белый. Разноцветен был сегодня Зал Совета, будто праздник был у главы Службы Вольных Ловцов, а не траур по погибшим.

Многие собрались сегодня здесь, заслуженные члены СВЛ – и Алиса Мак Фи, одна из Дев Авалона, и Степан Верлиока, по обыкновению привалившийся к стене и тихонько посапывающий в ожидании начала. Через его большое лицо, от левого глаза до уголка рта, протянулся свежий багровый шрам – Верлиока остановил в тоннелях Пыльных холмов атаку боевых големов Альберта Фреймуса и едва уцелел. Глава медико-биологического отдела СВЛ Самаэль Штольц вполголоса беседовал с Антонио Торресом, который морщился при каждом резком движении – давала знать рана, полученная при атаке на темника. Из его четверки, пытавшейся захватить колдуна, уцелел только он. Были здесь и приглашенные Старейшины всех Служб Магуса: Сновидцы во главе с коренастым, в голубых одеждах, загорелым дочерна мастером Сивирри, чья кучерявая голова сверкала ярче белоснежного шелка, глава Лоцманов Навсикайя, похожая в темно-синих одеяниях на ожившую волну, с лицом усталым и безучастным – она глубоко переживала ошибку, приведшую ее на сторону Судьи Талоса. На высокой подушке, скрестив ноги, восседал мастер Теодорус – предводитель Людей Короля в церемониальной фиолетовой мантии. В руке его была зажата небольшая книжечка, где он время от времени делал пометки. Поговаривали, что Теодорус готовит очередное издание своих знаменитых на весь Авалон записок, исправленное и изрядно дополненное с учетом всех недавних событий. Но будет ли кто-нибудь, кто сможет прочесть эти записи в будущем, – вот вопрос, который волновал всех собравшихся.

Был Эвклид Сатырос, не снимавший ныне доспехов, был и архивариус Мимир Младший – его усадили на террасе, чтобы не упирался макушкой в потолок. Нашлось место и фейри, бежавшим от гнева туата Луга, и дриадам, и цвергам, и народу моря, и темным альвам.

Всем им пришлось несладко, всем грозил карающий меч Аодха – за то, что были слишком любезны с людьми, за то, что помогали и поддерживали Магус, даже за то, что держали нейтралитет. Нерадостен был волшебный народ, ничего хорошего не сулило ему возвращение владык туата – слишком долго те пробыли в плену печатей Фейри, наедине со своей яростью, болью и гневом, слишком хорошо знали первые притчи о заточенных духах, которых по неведению освобождали смертные.

Не было Германики Бодден, правой руки Юки Мацуда, – говорят, она до сих пор не оправилась после бойни на озере Герледан и не выходила из своих покоев. Все время проводила с мальчишкой, которого вытащила из того адского пекла, в которое темники превратили Собор Магусов.

А иные говорили, что Германика Бодден вовсе не так слаба, как думают, и если и отсутствует, то по серьезной причине. Ходят слухи, что почтовые вороны видели, как поздним вечером она покидала покои госпожи Мацуда в боевом облачении, и, возможно, она выполняет некую личную миссию директора СВЛ – как выполняла их прежде.

Впрочем, языки на то и языки, чтобы болтать. Пусть мелют словесную муку и веют ее на радость всем ветрам Авалона.

Не было и Марко Франчелли, изгнанника и в прошлом главного баламута СВЛ, но о его судьбе опасались говорить и самые длинные языки. Далеко ушел старик Франчелли, не догнать его никаким слухам.

Не пришел и стажер Тадеуш Вуйцик – не по чину ему столь высокое собрание, да и сил у него еще маловато – при смерти доставили его на Авалон и дриады едва смогли уберечь искру его жизни.

И, разумеется, не было ни одного желтого одеяния Лекарей: здесь никто не хотел видеть предателей – тех, кто пытался убить Видящую.

У выхода на террасу, поближе к прохладному бризу, расположились члены Магуса Англии – Билл Морриган ворочался, пытаясь усесться в позу лотоса, потом плюнул и вытянул ноги, с наслаждением разминая колени. Эдвард шептался с Эвелиной и Дьюлой Вадашем, а ее хранитель Джей Клеменс безмолвной тенью сидел позади и нет-нет да притягивал любопытные взоры: большая редкость нынче хранитель, мало кто решается разделить жизнь с другим человеком.

Зеленый чай и сладости на крохотных подносах скрашивали томительное ожидание.

Юки Мацуда сидела в центре собрания, вела тихую беседу и кивком приветствовала опоздавших. Конечно же, взгляды то и дело падали на нее – на черные волосы, блестевшие, как смола на солнце, на фиалковые глаза – бездонные, на юное белоснежное лицо удивительной красоты, но главное – на девять белоснежных хвостов, веером рассыпавшихся по подушкам за спиной. Хвосты жили своей жизнью – изгибались, бились по татами в такт дробному жемчужному смеху хозяйки, нервно подергивались, если беседа была им не по нраву.

Глава СВЛ – кицунэ, дух лукавый и древний, дух могущественный, по силам сравнимый с владыками туата, закованными в печатях Фейри. Мыслимое ли дело?

А она сидит смеется, и глаза ее смотрят открыто и смело. Ей больше нечего скрывать – она первая, отстояла остров Ловцов, уберегла Службу и Башню Дождя.

Единственный, кто маялся на этом высоком собрании, – Роджер Брэдли. Он уже смел с подноса все сладости, выхлестал чайник целиком и косился на поднос Эдварда и Эвелины, однако Эд, рассуждая о вкусовых оттенках улуна, подаваемых в Башне Дождя, одной рукой аккуратно, но твердо придерживал поднос.

Ловец крякнул, крохотная пиала покатилась по подносу. Голос его заставил пошевелиться почтовых воронов, которые дремали на стропилах:

– Госпожа директор, можно узнать, почему мы, черт побери, до сих пор торчим здесь?!

Эвелина закатила глаза, Эдвард довольно ухмыльнулся. Билл Морриган только вздохнул и налил себе еще чаю. Вам-то в диковинку, а я с этим обормотом не первый год. Эх, да что говорить…

Собрание притихло. Юки с улыбкой посмотрела на Ловца, тот кашлянул.

– Прошу, в общем, прощения, я…

– Мой собрат по Магусу со свойственной ему прямотой озвучил вопрос, который терзает многих, – пришел на помощь Эдвард. – Почему мы здесь, а не во Внешних землях? Там, где Видящая?

Юки с шелковым шелестом поднялась:

– Я жила очень долго, люди Договора, и видела многое. А поняла главное – никогда не стоит торопить события. Все в мире следует дао, все развивается так, как должно. Мы не должны мешать Видящей обрести свою судьбу и сделать выбор. Мы можем лишь принять его.

Не таких слов ждали от главы СВЛ, самой сильной службы Магуса. После исчезновения Спящего Короля и гибели Талоса к кому еще могли прийти члены Магуса – растерянные и запутавшиеся? Кто, кроме Юки Мацуда, обладал такими знаниями и опытом, чтобы возглавить Великий Совет? Даже девять хвостов уже никого не смущали. Вторжение темника так напугало людей Договора, что они были готовы поставить над собой кого угодно, лишь бы он избавил их от такой напасти. И вдруг Юки заявляет, что ничего не будет делать!

– Значит ли это, госпожа моя, что мы будем просто ждать? – осторожно уточнил Эвклид Сатырос.

Юки улыбнулась:

– Да.

– Это же бред! – грохнул Роджер. – Простите, госпожа директор. Но сидеть здесь, за стенами Башни Дождя, пока Дженни там одна, во Внешних землях, где сейчас черт знает что происходит! Какое, мантикоре под хвост, дао?! Ее же там убьют и не спросят, как зовут.

– Это вряд ли, – мягко возразила Юки. – Убить эту девочку очень сложно, как вы могли убедиться. Простые люди сказали бы, что ей очень везет. Но это не везение – это воля мироздания. Видящая нужна этому миру, он вновь пришел к точке выбора, как когда-то очень давно. Она должна выбрать.

– Ее путь неизбежно приведет на Авалон, – сказал Теодорус. – Все нити судьбы ведут сюда, здесь они были завязаны, здесь же расплетутся и завяжутся в новый узор. Я согласен с госпожой Мацуда. Как ни тяжело, но мы должны ждать и копить силы. Колдун тоже ее ждет. Все случится здесь.

– Пока Фреймус здесь, его люди рвут Внешние земли на части, – заметил Старейшина Сивирри. – Дорога Снов переполнена криками и болью, на людей Магуса объявлена охота. Началась новая Темная война, и Магус может ее не пережить.

– Если Фреймус добьется своего, никто из нас этого не переживет, – сказала Юки.

Оптимизма собравшимся это не прибавило.

– Мы поставим все на одну карту? – скорбно спросила Навсикайя. – Мы доверимся выбору этой девочки, мы вверим ей судьбу всего мира?

– А чего, собственно, колдун добивается? – спросил Морриган, разминая колено. – Какого черта он ломится в Скрытые земли, что ему надо от кучки забытых первых?

Среди собравшихся фейри прокатился недовольный гул, что совершенно не озаботило директора английского Магуса.

– Пламя фоморов сжигает его изнутри, трудно понять его мотивы, – пожала плечами Юки. – Я не знаю, отдает ли он себе отчет в своих действиях или уже сошел с ума. Но допускать его в Скрытые земли нельзя ни в коем случае. Вы плохо понимаете природу этого места, господин Морриган, и в этом нет вашей вины. Я тоже с трудом осознаю, что они такое. Скрытые земли – клубок неосуществленного, зыбкое место метаний и кошмаров, вероятности возникают и распадаются там ежесекудно, там нет ничего постоянного и полностью воплощенного, это тюрьма для таких, как я, питающихся силами этого мира. Там не за что зацепиться разуму, чтобы утвердиться в своем существовании. Но в этом месте скрыта великая сила, оно хранит все возможности будущего мира. Если Фреймус войдет туда, то сможет перестроить мир по своему желанию, по собственному лекалу. Первопламени, которое он вобрал в себя, может хватить даже для этого. Боюсь, что тогда не устоит даже Унгор.

– Унгор? – быстро переспросил Морриган. – Что это такое? Где-то я слышал это название.

– Да хватит уже! – Роджер Брэдли подскочил, обвел собрание злыми глазами. – Пока вы тут… она там! Одна! Без помощи! Без друзей! Ей всего четырнадцать! А вы ведете речи о судьбах мироздания, когда ребенок в опасности!

– Госпожа Мацуда, госпожа Мацуда! – в зал ворвался Август Додекайнт с опрокинутым, смятенным лицом. – Там… к вам… к вам…

– Кто именно? – подняла тонкую бровь Юки. – Старые боги? Титаны из Тартара?

– Хуже, – выдохнул секретарь. – Лекари. Посланец от старейшины Аббероэта.

– Вот как? – удивилась Юки. – Что ж, зови его. Послушаем, чего хочет Аббероэт.

– Зачем нам этот предатель?! – возмутилась Навсикайя. – Лекари натворили уже достаточно!

– Гоните его!

– Нет, задержите, он ценный заложник!

– Давайте его сперва выслушаем, – тихо предложила Юки, и шум стих.

Человека в торжественных ярко-желтых одеждах, вошедшего в зал, никто не знал. Молодое лицо, спокойный, изучающий взгляд карих глаз. Руки с длинными музыкальными пальцами. Недавно выбритый затылок – по обыкновению Лекарей, знак действительного мастера. И слишком ровное пламя жизни – как у всех Лекарей, как будто их давно ничего не заботит в этой жизни. Впрочем, те, кто мог видеть, видели, что в огне жизни этого человека порой пробегали короткие всполохи.

– Приветствую вас, госпожа Мацуда. Господин мой, мастер Аббероэт, просит о встрече.

– Мы незнакомы, мастер…

– … мастер Агриппа.

– Вы очень молоды для мастера-Лекаря, – Юки с легким любопытством изучала его.

Лекарь пожал плечами:

– Такова воля моего господина.

– И о чем же хочет говорить старейшина Аббероэт? – прищурилась Юки. – О том, как Лекари помогли привести на Авалон темников? Или о попытках убить Видящую?

Агриппа опустил глаза:

– Мне неведомы мысли мастера, госпожа. Мы предлагаем оставить прошлое в прошлом. Все могут совершить ошибки.

– Оказывается, нас чуть не убили просто по ошибке, – шепнул сестре Эдвард. – Давай оставим это в прошлом, Эви?

Эвелина поджала губы. Она не верила Лекарю. И не только она – все слушали мастера Агриппу с большим скепсисом.

– Если врач ошибается, больной может умереть, – заметила Юки. – Вы не имеете права на ошибку.

Лекарь склонился:

– Примите наши глубочайшие извинения. Служба Лекарей отныне всецело на стороне СВЛ. Мы предлагаем свою помощь в изгнании темников.

– Воевать? Лекари собрались воевать? – фыркнул Морриган. – Вот это новости. Это сложнее, чем похищать несчастных чудодеев, чтобы запереть их в Замке Печали.

Агриппа продолжил.

– Также мы предлагаем помощь в защите Видящей. Ей необходимо безопасное место, чтобы принять бремя своего дара. Если мы объединим усилия, то сможем ее уберечь от темников.

Дьюла Вадаш оскалил неровные зубы:

– Смешно, Лекарь. Но я не верю. Когда мечи ваших марионеток рубили нас на части, это было куда достоверней.

– Приношу вам извинения, господин зверодушец, – терпеливо повторил Агриппа. – Но вы же понимаете, что безопасность Видящей – это самое важное.

– Почему Аббероэт передумал? – с интересом спросила Юки. – Почему отказался от мысли убить Видящую?

– Мастер не делится своими замыслами, – признался Агриппа. – Но он понимал, что такой вопрос возникнет. Он просил передать, что кое-что понял о природе Видящей, нечто, что изменило его решение. Он хотел бы поделиться с вами своим открытием.

– Очень интересно, – сказала Юки. – Лекарь, который меняет свои решения. Это что-то новое.

– Госпожа Мацуда? – Агриппа смотрел на нее, понимая, кто здесь принимает окончательные решения.

– Я встречусь с мастером Аббероэтом и выслушаю его, – Юки взмахнула огненно-красным веером, белая лисица плясала на нем, поднимая и опуская лапы. – О деталях мы поговорим позже. А сейчас вы можете идти, мастер Агриппа.

Лекарь поклонился и вышел.

– Давайте продолжим, – предложила Юки. – Сначала хозяйственные вопросы. Господин Сатырос, что у нас с продовольственными запасами?

– А где Роджер? – Эдвард тут же затосковал от подсчета вяленых окороков и процентов вылова рыбы.

– Только что был здесь, – Эвелина огляделась. Место Ловца пустовало. – Может быть, попить захотел? Он же весь поднос с рисовыми шариками сожрал.

– Жрать он горазд, – кивнул акробат. – Этого у Роджера не отнять.

– Господин Лекарь!

Агриппа остановился на узкой винтовой лестнице, ведущей к Нижнему причалу. Сквозь прозрачные камни в стенах сочился теплый, смягченный вечными облаками над Башней Дождя свет, разбавляя темноту.

Мужской голос доносился сверху, Агриппа не видел собеседника, но понял, что тот старается говорить тише.

– Я тебе не верю, Лекарь, – продолжил мужчина. – Но что ты сделаешь, если Мацуда не станет помогать Видящей, пока та не окажется на Авалоне?

– Скажу, что это неверное решение, которое вряд ли примет столь мудрая…

– Что ты будешь делать?! – перебил мужчина.

Агриппа едва заметно улыбнулся:

– У Лекарей есть свои лоцманы, способные провести корабль во Внешние земли.

– Хм, а весь флот – небось полторы лодки, да и те дырявые?

– Есть лодки, есть небольшие ялы, есть и крупные суда.

– Если ты внезапно решишь отправиться на морскую прогулку, скажем, завтра с утра, лучше сделать это на грузовой шхуне, – посоветовал голос. – И лучше всего пройти траверсом острова Дриад.

– И кого мы можем встретить в море?

– Кто знает. В море бывает всякое.

Голос смолк. Лекарь постоял еще немного. В лучах золотились пылинки, лестница вниз вилась потоком темноты, пронизанной светом. Агриппа двинулся дальше. Правильно ли он поступает? Мастер Аббероэт просил лишь договориться о встрече с главой СВЛ, однако он сам сказал – теперь вся мера ответственности лежит на тебе, Агриппа. Ты возглавляешь операцию.

– Я должен ее увидеть, – сказал Лекарь. – Должен ее понять, прежде чем…

* * *

Мужчина сидел на обочине и смотрел на свои руки – большие, поросшие седыми волосами, с широкими ладонями и короткими сильными пальцами. С разбитых костяшек капала кровь. Мужчина ее не вытирал. Это чужая кровь.

Два черных пса лежали поодаль, вывалив языки. Мухи вились над ними, садились на остекленевшие желтеющие глаза. Темные лужи стояли в горячей пыли. У псов было вырвано горло. Эти руки вырвали. Совсем недавно.

А что было раньше, он не помнил.

Солнце печет, хочется пить. Мужчина посмотрел на кровь. Нет, он это не пьет. Нужна вода. Вода прозрачная, она не имеет вкуса, но бывает слаще всего.

Пыль мягкая, она прилипает к рукам.

В небе чертит круги ястреб. Много птиц кружит над полями, и ворон много. У них много еды.

На него упала тень.