Текст книги "Операция «Фроттер» Приказано внедриться!"

Глава 7. Рабочие будни.
Дело душителя из лесополосы

«При выявлении противоправных действий и их пресечении сотрудник должен объяснить правонарушителю, если позволяет обстановка, в тактичной и убедительной форме причину обращения к нему; давать разъяснения правонарушителю о неправомерности его действий без нравоучений, доброжелательно, убедительно и ясно, со ссылкой на соответствующие требования нормативных правовых актов».

Из статьи 9 «Правила поведения при выполнении задач оперативно-служебной деятельности».

Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел РФ.

– Сколько ты уже в нашем в отделе, лейтенант? – задумчиво спросил Сергеев.

Он поставил локти на стол, а подбородком уперся в сложенные ковшиком ладони, отчего у него смешно деформировались щеки. Взгляд его был направлен на Костика. Была минута затишья, и Ванин включил электрический чайник, намереваясь попить кофе.

– Месяца два, – осторожно сказал Костик. – А что?

– Месяца два, – задумчиво повторил за ним капитан. И помолчав, так же задумчиво сказал: – А поднимать раскрываемость товарищам не помогаешь.

– Это как это! – опешил Костик. – Это как это? – с возмущением повторил он, не дождавшись от Сергеева ответа.

Сергеев, которого мучило жесточайшее похмелье, некоторое время пялился на него, не говоря ни слова, затем перевел взгляд на Приходько.

– Объясни, а? Что-то мне сегодня не до воспитательной работы.

– Ага, а мне, типа, до нее, – проворчал тот. – Пусть Ванин объяснит. Он сейчас кофе выпьет, взбодрится, ему в самый раз будет.

– Завидно? – бросил тот. Он снял с подставки закипевший чайник, залил воду в объемистую кружку, и по кабинету разнесся характерный аромат. – У меня и бутерброды есть, – похвастался Ванин. Он открыл ящик стола, извлек оттуда промасленный сверток, бросил его на столешницу и предупредил: – Только не клянчить, мне самому маловато будет. Жрать уж больно хочется.

– Мне бы пива, – мечтательно сказал Сергеев.

– Нужны мне твои бутерброды, – сглотнув слюну, проворчал Приходько.

– Так когда ты мне объяснишь? – спросил Костик, заставив себя отвести взгляд от бутербродов. Еще бы как-то изолировать себя от их запаха, вот только как. Не зажимать же, черт побери, нос… Костик испытывал зверский аппетит, а сделать и захватить на работу подобные бутерброды не сподобился. Денег на обед в кафе у него не было, а занимать он не хотел. – Так что? – поторопил он жующего Ванина, стараясь не обращать внимания на назойливо преследующий его запах котлет.

– Знаешь, – проговорил с набитым ртом Ванин, – я лучше ничего объяснять не буду, я лучше наглядно тебе все покажу. Лады?

– Лады, – согласился Костик. – А когда?

Ванин отхлебнул кофе, проглотил, и сказал уже членораздельно:

– Как только представится случай…

После обеда опять навалилась рутина. Сергеев допрашивал какого-то хлыща, подозреваемого в организации игорного притона, Приходько работал со свидетелем по делу об ограблении магазина оргтехники, а Ванин разговаривал с детиной, подозреваемым в убийстве собственной жены. Костику же, как всегда, достался самый отстой. Молодой наркоман, стащивший у соседки ее пенсию, потом сопляк, обложивший данью товарищей по школе, потом какой-то мутный персонаж, задержанный милицейским нарядом за приставание к женщинам на улице.

– Покрути его на те убийства в лесополосе, – шепнул в какой-то момент подошедший Сергеев, склонившись к его уху. Костик кивнул. Две женщины были задушены в подотчетном их отделу районе собственными колготками. Из денег и ценностей убийца ничего не взял, изнасилованию жертвы не подвергались, так что, судя по всему, на их участке объявился самый настоящий маньяк.

– Значит, говорите, Вострецов Николай Сергеевич.

– Вострецов.

– Зачем приставали к женщинам на улице?

– Ну, так, просто… – буркнул мужичонка. – Познакомиться хотел.

– Хорошо, так и запишем… А где вы, говорите, провели ночь с… – Костик быстро заглянул в листочек, – с двадцать пятого на двадцать шестое этого месяца?

– Ну, дома был, – безразлично сказал невысокий ростом мужчина лет тридцати, чисто выбритый, аккуратно одетый, и какой-то бесцветный; по мнению Сергеева внешностью в самый раз годящийся в кандидаты на психически неуравновешенную личность, душащую женщин в лесополосе их собственными колготками.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Я живу один, – буркнул Вострецов. Он смотрел куда-то в сторону, и Костика почему-то это раздражало, как раздражало бы и в том случае, если бы он смотрел на него. Костик вообще заметил, что после двух месяцев работы в отделе у него явственно расшатались нервы.

– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил Костик, и Вострецов едва ли не впервые посмотрел ему в глаза.

– Что, простите?

– Я спрашиваю… – Костик прокашлялся. – Я хотел спросить… – Он окончательно запутался и, не зная, как выйти из дурацкой ситуации, полез в ящик стола, якобы отыскивая какую-то бумагу.

В этот момент к его столу с ленцой подрулил отпустивший своего детину Ванин.

– Да что ты с ним вообще разговариваешь? – внезапно спросил старлей и с такой силой врезал с любопытством поднявшему на его голос голову мужичку, что он упал вместе с недавно отремонтированным стулом – нового Костик от завхоза так и не дождался. Стул опять немедленно развалился на запчасти, а Ванин, неожиданно избавившийся от ленцы, пнул мужичка под ребра. – Встать, сволочь! – заорал он, покраснев от натуги и сверля пытающегося подняться клиента злобным взглядом тоже покрасневших глаз. – Сколько ты баб задушил в лесополосе? – через секунду, схватив вставшего подозреваемого за грудки и притянув к себе, прокричал он ему в ухо. И тут же, не дожидаясь ответа, с силой оттолкнул мужичка от себя. – Стул еще поломал, сволочь, – так же неожиданно успокоившись, как перед этим возбудился, проворчал Ванин, и, как ни в чем не бывало, удалился на свое рабочее место.

Костик быстро собрал обломки злополучного стула, затем взял взаймы освободившийся стул у Сергеева, и поставил его перед мужичком.

– Садитесь, – довольно любезно предложил он, ломая голову, что означал только что произошедший выход Ванина. Вострецов осторожно присел. Он потирал стремительно вспухающий глаз и опять смотрел куда-то в сторону. – Так на чем мы остановились? – спросил Костик и, не получив ответа, протянул допрашиваемому массивную стеклянную пепельницу. – Вот, приложите, она относительно холодная… – Мужичонка, поколебавшись, принял у него пепельницу, приложил ее к глазу и опять стал смотреть в сторону окна. – Так сколько, говорите, женщин вы задушили в лесополосе? – спросил Костик и краем глаза уловил одобрительный кивок Сергеева.

– Я… – мужичок поставил пепельницу на стол и затравленно уставился на Костика. – Я не душил никаких женщин!

– Спокойно, гражданин, спокойно, – сказал Костик и даже приветливо ему улыбнулся, чем заслужил еще один одобрительный кивок от начальства. – Не надо так волноваться… Значит, говорите, вы не душили никаких женщин? – И записал что-то в протоколе.

– Именно так, – сказал мужичок.

– Но познакомиться с женщинами хотели.

– Ну, хотел.

– Да что ты с ним сюсюкаешь! – внезапно заорал как-то незаметно приблизившийся Ванин и сбоку врезал мужичку так, что тот опять кувыркнулся вместе со стулом. Все было, как и пять минут назад, за исключением того, что на сей раз стул выдержал. – Встать! – Ванин ткнул его ногой в бок и Вострецов, кряхтя, кое-как поднялся, по-старчески цепляясь за стол. Вокруг второго его глаза стремительно разрасталась опухоль. Ванин так же тихо ушел, а Костик машинально, без слов, сунул клиенту пепельницу, которую тот так же молча, уже почти привычно, принял.

– Так каким, говорите, способом вы душили женщин? – спросил Костик.

– Я не… – вскинувшись, начал было Вострецов, но покосился на Ванина и уменьшил звук вдвое. – Я не душил никаких женщин, – закончил он.

– А где вы были, – Костик заглянул в листочек, – в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое?

– Дома.

– Это может кто-то подтвердить?

– Нет.

– Вы живете один?

– Да.

– Та-а-ак… – Не зная, о чем спрашивать дальше, Костик принялся барабанить по столу пальцами. – Значит, говорите, вы живете один.

– Спрашивали уже, – буркнул Вострецов.

– И все же, ответьте еще раз, – спокойно сказал Костик.

– Один.

– И в ночь… – Костик заглянул в листок, – с двадцать пятого на двадцать шестое вы находились дома.

– Дома.

– И подтвердить это никто не может.

– Не может.

– Да что ты с ним вообще разговариваешь! – внезапно рявкнул голос Ванина прямо над ухом Вострецова, и не успел тот отпрянуть, как был сбит на пол вместе со стулом мощным ударом в оплывший глаз…

– Итак, – сказал через некоторое время Костик, подавая подопечному пепельницу, – в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое вы были дома.

– Дома, – простонал Вострецов.

– А каким способом вы душили женщин?

– Я не… – Вострецов повернул голову, посмотрел заплывшими глазами-щелочками на Ванина, и неуверенно кивнул.

– Что вы «не»?

– Я не… – Вострецов опять покосился в сторону Ванина, заметил, что тот стал подниматься, и торопливо сказал: – Пишите. Я, Вострецов Николай Сергеевич, делаю чистосердечное признание.

Ванин опять брякнулся на свое место и, уставившись в дисплей, принялся раскладывать пасьянс. Приходько посмотрел на Сергеева.

– По пиву? – негромко сказал тот.

– Можно, – без колебаний согласился старлей. – А можно и чего покрепче. – И добавил деловито: – Чего сидим?

– Да пусть лейтенант, – Сергеев кивнул на вовсю что-то строчащего Костика, – маньяка оформит, тогда все и пойдем. Как ни крути, у человека первое раскрытие.

– Да еще какое, – крутанув головой, не без легкой зависти подтвердил Приходько. – Такое на всю жизнь запоминается.

Наконец Костик закончил писать, сунул протокол Вострецову и обвел коллег сияющим взглядом.

– Я проставляюсь, – торжественно сказал он. И тут же, спохватившись, добавил: – Только дайте мне кто-нибудь в долг, я потом верну.

Когда все двинулись к выходу, подталкивая ссутулившегося Вострецова, раздался телефонный звонок. Сергеев сморщился, словно проглотил что-то очень горькое или кислое, и, неохотно вернувшись к столу, снял трубку.

– Капитан Сергеев у аппарата… – С полминуты он молча слушал кого-то, причем его кислая мина съевшего лимон человека постепенно превратилась уже едва ли не в выражение тоски обреченного, принявшего и вовсе смертельный яд, затем аккуратно возвратил трубку на место и тоном без каких бы то ни было интонаций сказал:

– Протокол на маньяка где?

– В столе, – растерянно ответил ничего не понимающий Костик.

– Дай сюда.

Не отвечая что-то спрашивающим коллегам, Сергеев дождался, когда Костик извлечет из сейфа тощую папку с протоколом допроса Вострецова, затем, не без брезгливости взяв его в руки, быстро пробежался глазами по тексту и аккуратно порвал исписанный лист на четыре части. Отправив бумажные клочки в мусорное ведро, он так же без выражения сказал:

– Ну, чего уставились? Закрывайте дверь и пошли обмывать это дело. Маньяка из лесополосы поймали на месте преступления.

– А… – Костик несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. – А с этим что?

– С этим? – Сергеев смерил воспрянувшего Вострецова оценивающим взглядом и пожал плечами. – Этого на выходе сдадим ППС-никам. Пусть хорошенечко его отп… здят и сунут до утра в «обезьянник».

– Но за что! – не веря своим ушам, воскликнул Вострецов.

– К бабам приставал? – невозмутимо поинтересовался Сергеев. И больше не глядя на вновь обмякшего задержанного, бросил такому же сникшему Костику: – Давай, лейтенант, шевели батонами. Кто-то, кажется, обещал проставиться…

Домой Костик возвращался в на редкость дурном настроении. Спиртное не только не смягчило огорчения от развалившегося в одночасье, так успешно распутанного дела, но даже усугубило мерзостное душевное состояние – он совершенно не переносил алкоголь. В какой-то момент, почувствовав, что в любую секунду может блевануть, Костик расплатился с шофером и вылез из такси. Лучше пройтись оставшееся расстояние пешком, проветриться.

На воздухе ему действительно полегчало, зато тут же возникло нестерпимое желание помочиться. Стоя в кустах возле пешеходной дорожки, с шумом исторгая из себя переработанную водку, увлекшийся своими мыслями Костик вздрогнул, услышав чей-то дребезжащий голос:

– Сколько время, молодой человек, не подскажете?

От неожиданности у Костика сжалось что-то внутри, отчего струя стала совсем вялой, свободной рукой он схватился за кобуру, вспомнил, что оставил пистолет в сейфе, и только тогда медленно развернулся. Перед ним на освещенной асфальтовой дорожке спального микрорайона стоял старик с прижатой к уху рукой. Второй рукой он опирался на палку. Некоторое время Костик всматривался в отвратное, с крючковатым носом, лицо пенсионера в старом, еще советского фасона плаще, затем принялся прокачивать его по методу СМЕРШ-евцев из своей любимой книги.

Так, что мы имеем… Прикидывается, что совсем старый и плохо слышит. Однако подкрался при этом сзади, бесшумно, и, если б захотел, мог бы запросто садануть Костика своей железной клюкой, на которую сейчас опирается. Интересно, кто он на самом деле? И чего хочет? Оружия у него вроде бы нет, это уже хорошо. Так, кого-то он напоминает… Нефедов, скупщик краденого? Нет, Нефедов лет на десять моложе… Рука Костика лихорадочно дергала язычок молнии на ширинке, которая почему-то не застегивалась. Панков? Нет, Панков сейчас сидит. Качай, лейтенант, качай… Морщинистое лицо, рост примерно метр семьдесят пять, глаза широко расставлены, нос большой, с горбинкой… Фальшивомонетчик Блументаль? Нет, Блументаль умер в прошлом году. Так, лет ему где-то около семидесяти… Поршнев? Либензон? Манкевич? Нет, Манкевич убежал за границу. Левченко? Левченко тоже умер года два назад, да и ростом Левченко был пониже. Так, какие еще были ориентировки… Демьяненко? Демьяненко завязал, последняя судимость погашена… Кажется, просто прохожий, – подумал Костик и даже испытал от этого легкое разочарование. Просто старый остолоп, не иначе… Он наконец справился с ширинкой и решительно вышел на асфальтовую дорожку.

– Что вы сказали? – строго спросил он.

– Сколько время, спрашиваю, сынок, – не отрывая сложенной в трубочку ладони от уха, повторил старик.

– Во-первых, не время, а времени, – сказал Костик, разглядывая старика с чувством превосходства и думая, что мог бы запросто свалить его прямым ударом в печень. Вон, старый стоит совершенно раскрытым, начисто позабыв о маломальской защите. – Русский язык в свое время лучше учить надо было… А во-вторых, чего ты тут по ночам шляешься, старый мудозвон?

– Чего? – переспросил старик.

– Я говорю, иди домой! – громко сказал Костик, подумав, что всего два месяца назад был таким наивным и мягкотелым, что, вместо того чтобы сразу послать старого раздолбая на хер, принялся бы шарить по карманам, ища мобильник, чтобы подсказать этому выжившему из ума маразматику время. Нет, служба в милиции все же закаляет, делает мудрее, – подумалось ему.

И Костик, не оборачиваясь, быстро пошел по направлению к своему дому, с тоской думая, что ему еще предстоит объясняться с Аделаидой Вильгельмовной, которая почему-то решила взять его под материнскую опеку и контролировала время его возвращения домой, разве что в трубочку не заставляла дышать. А вот ее он послать пока не решался… Вдуть бы ей, – подумалось Костику, но мысль не получила развития, хотя член моментально отвердел. Нет, пожалуй, все-таки старовата, сволочь. Ему бы ровесницу. Да только где ему при такой работе найти девчонку, если возвращаешься каждый день затемно.

Вот тебе и Мухтар, – подумалось вдруг Костику, когда он уже входил в подъезд. С такой работы любой Мухтар через месяц сбежал бы, а мы держимся. Мы, опера…

Глава 8. Рабочие будни.
Признание бандита Крутикова

«В речи сотрудника неприемлемо употребление грубых шуток и злой иронии; неуместных слов и речевых оборотов, в том числе иностранного происхождения; вульгаризмов, примитивизмов, слов-„паразитов“».

Из статьи 11 «Культура речи».

Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел РФ.

Костик сидел, клюя носом и радуясь, что народу сегодня мало. Черт, только бы не было выезда, а то он уснет прямо на каком-нибудь задержании. Ну вот на кой, спрашивается, хрен ему нужно было полночи смотреть эту Анфису Чехову? А все оттого, что он сова. Вечером не уснуть – утром не встать…

А сон, кстати, у него крепкий и здоровый, и это тоже не есть хорошо. Милиционер должен не спать, а забываться тревожным сном. И это очень важно, чтобы сон был тревожным, а иначе какой же ты милиционер…

Едва не засыпая, Костик кое-как разобрался с потерпевшей старушенцией, пустившей в свою квартиру фальшивого работника социальной службы, допросил свидетеля ограбления бензоколонки предположительно залетными отморозками, и с облегчением вздохнул, радуясь небольшой передышке. Если повезет, может, удастся пару десятков минут подремать, подперев щеку ладонью и делая вид, что изучает какой-нибудь документ. Ванин, вон, тоже вовсю борется со сном, Приходько щелкает мышью, наверняка разглядывая грудастых порнозвезд, и только Сергеев разговаривает с каким-то стариком.

Костик присмотрелся, но так и не понял статуса этого старика в старомодном костюме с нелепым, не сочетающимся по цвету с рубашкой галстуком. Старик вел себя довольно уверенно и, если Костика не обманывало зрение, едва ли не выговаривал что-то опустившему голову Сергееву. Да нет, конечно, чепуха это. С чего бы какой-то старый хрыч вдруг станет выговаривать оперу, которого боялись даже бандиты – слава Сергеева подобно ветру обгоняла своего владельца… Костик прислушался, но уловил только монотонное журчание старческого голоса – эти двое разговаривали слишком тихо. Сергеев ничего не записывал, значит, разговор был неофициальным. Осведомитель, что ли? А что, похоже. Не из секретных, с которыми встречаются конспиративно, а так, на уровне хорошо информированного сплетника. Таких в их работе тоже предостаточно, и порой от них бывает немало пользы.

Костик опять слегка клюнул носом и, заставив себя собраться, посмотрел в сторону Приходько. Тот уже оставил компьютер и сейчас разговаривал с каким-то здоровенным, бритым на лысо хмырем. Хмырь был обряжен в джинсовый костюм, а на его бычьей шее болталась золотая, толщиной под стать этой шее, цепь. Некоторое время, борясь со сном, Костик внимательно смотрел на Приходько, выжидая, не «маякнет» ли тот ему что-нибудь. Прошло несколько минут, но Приходько ни разу не посмотрел в его сторону, и Костик опять уставился в стол.

Теперь он уже знал, каким образом коллеги «помогают друг другу повышать раскрываемость», как выразился месяц назад Сергеев, поставив Костику на вид, что он почему-то этого не делает. Тогда Ванин достаточно наглядно показал, как эта товарищеская помощь осуществляется, запросто подсобив ему расколоть маньяка из лесополосы. Оказывается, в отделе существовала целая система «маяков», о которой Костику почему-то никто не удосужился рассказать в самом начале его трудового пути. Теперь это упущение было исправлено, и он назубок знал, в каких случаях эти «маяки» подаются, выучил сами знаки оповещения, и имел представление, в каких случаях помощь можно оказать по собственной инициативе, ориентируясь на свои ощущения. К примеру, если клиент идет в глухой отказ и допрос заходит в тупик, а опер по каким-то причинам не хочет оказывать на подопечного физическое давление лично, то он дает условный знак, по которому в дело вступает коллега, классический «злой следователь». Именно так и сделал когда-то Ванин, после чего маньяк раскололся на раз, быстрее, чем гнилой орех.

Конечно, помощь заключалась отнюдь не только в физическом воздействии. К примеру, по условному знаку коллеги можно было подойти, положить перед ним какой-нибудь документ с печатью, и, многозначительно усмехнувшись, бросить, столь же многозначительно посмотрев на допрашиваемого: «Все, считай, клиент закрыт». Или изобразить фиктивный телефонный разговор, во время которого так же многозначительно смотреть на клиента и нехорошо усмехаться, вгоняя его в панику. А бросив трубку, подойти к производящему допрос коллеге и, шепнув ему что-нибудь на ухо, нехорошо рассмеяться, опять-таки многозначительно глядя на клиента, после чего «получивший информацию» коллега должен громко произнести что-то вроде: «Ну что, Сутулый, допрыгался?».

Все это походило на хитроумные СМЕРШ-евские комбинации из настольной книги Костика, и ему необычайно нравилось принимать в них участие. Это было как-то по-настоящему, это было именно тем, из-за чего он и решил в свое время податься в уголовный розыск.

Внезапно Костик засек, что на него косится Сергеев, и быстро отогнал сон. Так, что там у него… Ага, Сергеев отвел взгляд – кажется, все нормально, помощь не требуется. Нет, вот опять посмотрел… Ага, вот он прищурился. Подмигнул он или Костику показалось? Нет, кажется, точно подмигнул… Ну да, старик-то, вон как оборзел! Его голос стал громче, и, хотя по-прежнему ничего нельзя было разобрать, он говорил капитану явно что-то неприятное. Оставалось только гадать, чего с этим стариканом церемонится сам Сергеев. С другой стороны, мало ли какую оперативную игру мог затеять его начальник. Может, ему надо, чтобы было именно так.

Костик с негромким стуком отбросил ручку, поднялся, и с нарочитой ленцой и таким же кряхтеньем потянулся, разминая затекшие члены. Затем вышел из-за стола, подошел к столу Сергеева и, брезгливо оглядев поднявшего голову старикана, тягуче, с блатными интонациями, сказал:

– Да что ты с ним вообще разговариваешь?

И слишком поздно уловив искреннее недоумение на лице Сергеева, слишком поздно уловив краем глаза, как он вскакивает с каким-то, что ли, странным испугом, саданул старику промеж глаз так, что тот традиционно кувыркнулся вместе со стулом и затих – по-другому в их кабинете не били.

В следующий миг кабинет заполнил такой пронзительный крик Сергеева, что вздрогнули все. И два старлея, и детина в джинсовом костюме, и, естественно, находившийся к Сергееву ближе всех Костик.

– Ты ох… ел? – заорал капитан, выскакивая из-за стола с таким видом, что Костик на мгновение испуганно сжался – ему показалось, что сейчас Сергеев врежет ему точно так же, как он только что старикану. – Ты ох… ел, лейтенант? Это же мой тесть!

Ванин издал хрюкающий смешок и тут же зажал себе рот ладонью, Приходько, вытянув шею, просто таращился на происходящее, сияя, как надраенный рекламным средством чайник, а детина, которого он допрашивал, в голос, оглушительно заржал.

Не обращая на них внимания, Сергеев нагнулся и осторожно тронул бездыханного старика за лацкан пиджака, а Костик почувствовал, как между его лопатками пробежала горячая струйка пота.

– Я… я не знал… – пролепетал он, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Не убил ли он этого чертового тестя? Почему-то старик до сих пор лежал неподвижно, хотя, по расчетам Костика, уже вроде бы должен был начать приходить в себя. Но кто мог знать, что это капитанов тесть!

– Чего застыл, помогай! – тем временем прошипел тот, и Костик, наконец, справился с охватившим его параличом. Вдвоем они осторожно подняли старикана вместе со стулом, уложили его грудью на стол, и Сергеев отошел в сторону, прикидывая результат проделанной работы. – Если что, он потерял сознание и уткнулся мордой лица прямо в стол, – обведя кабинет строгим взглядом, сказал он. И тут же взорвался: – Да успокой ты, наконец, этого уебка!

Приходько немедленно отвесил заливающемуся хохотом амбалу звонкую затрещину, от которой тот тоже едва не оказался на полу. Но стоило ему раскрыть рот, чтобы возмутиться, к нему с угрожающим видом двинулся Ванин, а Приходько многозначительно приподнялся. Оценив ситуацию, детина выставил вперед ладони.

– Все, все, молчу…

– Вот и молчи, – прошипел Ванин, и, пройдя мимо амбала, остановился возле бледного как полотно Костика. – Ты чего, лейтенант, действительно охерел?

– Да я просто… – растерянно пролепетал Костик. – Да ведь Сергеев сам знак подал!

– Какой еще, в жопу, знак! – громыхнул тот, но тут злополучный старик пошевелился, застонал, и Сергеев, оборвав фразу, нагнулся к нему, изобразив фальшивую улыбку. – Сергей Петрович, что с вами? – заботливо спросил он, делая знак Ванину принести воды.

– А… что… со мной… – едва слышно прошептал тот.

Сергеев острым взглядом профессионала просканировал его глаза и, как показалось Костику, едва слышно выдохнул с облегчением.

– Вот это я и хочу узнать, – мягко сказал он. – Может, у вас давление скачет? Сегодня, вообще-то, день неблагоприятный. Магнитные бури, там, и вообще… И зря вы так переживаете, помирюсь я с Надюхой! Что у нас с ней, в первый раз, что ли… Да и не было ничего такого, подумаешь, поругались слегка. А вы ко мне через весь город… Не бережете вы себя.

Старик выпрямился на стуле и осторожно потрогал нос. Затем некоторое время недоверчиво рассматривал кровь на пальцах, и, наконец, сказал:

– Со мной такое впервые. Там, во внутреннем кармане, валидол…

Сергеев осторожно залез во внутренний карман его пиджака, извлек стеклянную трубочку и вытянул из нее резиновую пробку.

– Вот, Сергей Петрович… Может, вызвать «Скорую»?

Старик молча отмахнулся, опять осторожно потрогал нос.

– Саша, я на машине. Ты не мог бы…

– Да-да, конечно! – Засуетившийся Сергеев быстро собрал разложенные на столе бумаги, запер их в личный сейф, затем взял у старика ключи от машины и, зло зыркнув на Костика, помог старику подняться. Осторожно поддерживая под локоть, он довел тестя до двери, и, уже выходя в коридор, незаметно для старика погрозил Костику кулаком.

Тот на ватных ногах добрел до своего места и так брякнулся на стул, словно из его нижних конечностей резко выдернули кости.

– Ну, ты даешь! – весело сказал быстро спровадивший своего амбала Приходько. Он не счел за труд наполнить водой стакан и принес его безвольно обмякшему Костику. Тот машинально принял стакан из его рук и выпил одним махом, как водку, чувствуя, как стучат о стекло зубы.

– Спасибо…

– Да-а-а уж… – прокомментировал произошедшее Ванин. Он переместился к столу Костика и, поколебавшись, присел на стул перед ним. Приходько с пустым стаканом уселся прямо на стол. Некоторое время старлеи разглядывали Костика с преувеличенным сочувствием и молчали. Только в их глазах сверкали насмешливые огоньки.

– Чего уставились, – наконец не выдержал Костик. Его еще слегка трясло от пережитого. – Ни хрена он мне не сделает. Сам виноват. Маякнул глазом, вот я и…

– Ну-ну, – хмыкнул Приходько и вернулся за свой стол.

Ванин ушел молча.

Наконец вернулся Сергеев. Костик всеми доступными средствами изображал неимоверную занятость, только бы не смотреть в его сторону. Однако иногда краем глаза отмечал, что и Сергеев игнорирует его как личность. В какой-то момент Костик все же собрался было с духом вызвать капитана на разговор, но тут неожиданно в кабинет ввалился еще один амбал – почти близнец того, первого, с которым работал Приходько. Только на этом был не синий джинсовый костюм, а черные вельветовые брюки и майка с какой-то надписью на английском. Все остальное – цепь, толщина шеи, выражение и габариты откормленной морды лица – все было один к одному.

– Кто тут Сергеев? – непринужденно спросил детина и обвел взглядом кабинет.

– Ну, я Сергеев, – спокойно сказал капитан. И даже сделал приглашающий жест, указав на стул перед своим столом. Краем глаза Костик наблюдал за его действиями, стараясь определить, не сошла ли злость Сергеева на нет. Близился конец рабочего дня, и для Костика разбор полетов по поводу избиения тестя своего руководителя был не за горами. Судя по всему, Сергеев уже немного успокоился, что с облегчением зафиксировал про себя Костик, но вот этот чертов качок… Как же он не вовремя. Как бы он не разозлил капитана какими-нибудь дешевыми понтами, отказом дать показания или чем-то в этом роде. Тогда и Костику потом под горячую руку перепадет куда больше, чем могло бы.

– Наркотиками торговал? – с места в карьер спросил капитан.

– Больше мне делать нечего, – фыркнул детина. – Нашли дилера.

– Нет, ну это понятно, – кивнул Сергеев. – Чего такому на улице топтаться. Ноги, небось, устают. Туша-то вон какая… – Он якобы уважительно прошелся взглядом по обнаженным бицепсам детины, и кивнул еще раз. – Ну, а оптом?

– Чего оптом?

– Продавал?

– Нет.

– Может, покупал?

– Нет.

Пару секунд Сергеев оценивающе смотрел на подопечного, что-то прикидывая, затем вздохнул.

– Хорошо, начнем по порядку. ФИО.

– Крутиков Кирилл Анатольевич.

– Место проживания и прочие паспортные данные.

– Да вот. – Крутиков полез в задний карман штанов и выложил на стол паспорт. – Чего попусту базарить.

– Положено записывать со слов, – к удивлению Костика ничуть не разозлившись, довольно нейтрально сказал Сергеев. – Итак?

Некоторое время он записывал формальные ответы на формальные вопросы, затем вернулся к главному:

– Значит, наркотиками не торговал?

– Нет.

– А если подумать?

– Нет.

– Хорошо. Подпиши вот здесь и здесь. «С моих слов, записано верно». И дату проставить не забудь. Да ты сам все знаешь.

Детина усмехнулся. Некоторое время он внимательно изучал записи капитана, затем вопросительно на него посмотрел.

– Чего тебе?

– Ручку.

Исподтишка наблюдающий за происходящим Костик заметил, что Сергеев дал Крутикову другую ручку, не ту, которой писал сам. Ручка, полученная Крутиковым, была обычной, дешевой, с обгрызенным верхом, а у капитана – толстой, выглядящей дорого и внушительно.

– Подписал? Дай сюда.

Теперь капитан внимательно пробежался глазами по написанному клиентом. Затем он спрятал листок под другие и сунул Крутикову чистый лист.

– Это еще зачем?

– Теперь пиши все то же, только своими словами, – не выказывая раздражения, пояснил капитан.

– Да зачем, черт возьми!

– А я потом сравню твои показания там и там. Знаешь, ты, конечно, извини, но ребята твоих умственных способностей ловятся на простейших мелочах. Ну не способны мыслители с такими бицепсами запомнить, что говорили пять минут назад, извини, конечно, еще раз… Да ты пиши, пиши. Разве ты сам не хочешь пораньше уйти?

Детина тяжко вздохнул, словно ему предстояло по меньшей мере в одиночку разгрузить вагон с тяжеленными чугунными болванками, и опять взялся за ручку, которая в его толстых пальцах казалась тоненькой травинкой.

– Подожди, – неожиданно сказал Сергеев, и когда Крутиков вопросительно на него посмотрел, кинул ему ручку свою, толстую. – Этой тебе будет удобнее, – пояснил капитан, продолжавшему смотреть на него детине. – А то будешь полчаса три строчки писать. Мне, между прочим, тоже домой хочется… – Он откинулся на спинку стула, непринужденно заложил руки за голову, и принялся наблюдать за усердно запыхтевшим над текстом Крутиковым. – Только подпись ставить не спеши, – внезапно сказал он, и детина опять поднял голову, опять посмотрел на него вопросительно. – Сначала я прочитаю. А то, как бы переписывать не пришлось, – уже в который раз пояснил Сергеев тоном заслуженного учителя, бесконечно уставшего от тупости своего воспитанника.