Текст книги "Вообще ЧУМА! история болезней от лихорадки до Паркинсона"

Можно ли победить чуму?

Итак, Йерсен, Ру, Кальметт и Боррель создали сыворотку и вакцину против чумы. Это заметно снизило и заболеваемость, и смертность. Но эпидемии продолжались. Перелом наступил после Второй мировой войны, когда были открыты и получили распространение антибиотики. Смертность от чумы упала до 5-10 %, однако надеяться на то, что чума полностью исчезнет с лица Земли, подобно оспе, не приходится. Если вирус без человека жить не может, то у бактерии чумы есть природные резервуары. Она преспокойно выживает в земле. И поэтому ежегодно в мире регистрируются новые заболевания без тенденции к снижению уровня. По данным ВОЗ, в 2010–2015 гг. во всем мире было зарегистрировано 3248 случаев заболевания чумой, в том числе 584 со смертельным исходом.

Как бактерия выживает в земле? Недавние исследования показали, что Yersinia pestis может жить внутри встречающихся повсюду в земле одноклеточных амеб. Такую способность им обеспечивает выделение белка, который защищает бактерию от пищеварения протиста. Об открытии сообщается в журнале Applied and Environmental Microbiology.

Ученые по отдельности вырастили три штамма чумной палочки, связанные с эпидемиями, вместе с распространенным лабораторным штаммом свободноживущей почвенной амебы Acanthamoeba castellanii в среде, благоприятной для последней. Потом они убили всех находящихся вне клеток амеб бактерий, затем лизировали (разложили ферментами) самих амеб и поместили результат в среду, благоприятную для роста бактерии. Только после успешного лизиса им удалось вырастить палочку.

Полное собрание русских летописей. Т. V, вып.2. с.27 «DNA examination of ancient dental pulp incriminates typhoid fever as a probable cause of the Plague of Athens». International Journal of Infectious Diseases 10 (3): 206–214. DOI:10.1016/j.ijid.2005.09.001.

Howard-Jones, Norman (1973). “Was Shibasaburo Kitasato the Co-Discoverer of the Plague Bacilllus?”. Perspectives in Biology and Medicine. 16 (Winter): 292–307. doi:10.1353/pbm.1973.0034

Solomon, Tom (July 5, 1997). “Hong Kong, 1894: the role of James A Lowson in the controversial discovery of the plague bacillus”. Lancet. 350 (9070): 59–62. DOI:10.1016/S0140-6736(97)01438-4. PMID 9217728

La Peste Bubonique A Hong-Kong (Ann. Inst. Pasteur. 8: 662–667).

Yersinia pestis resists predation by Acanthamoeba castellanii and exhibits prolonged intracellular survival. Javier A. Benavides-Montaño and Viveka Vadyvaloo. Applied and Environmental Microbiology.

Рosted online 28 April 2017, DOI:10.1128/AEM.00593-17

http://www.who.int/mediacentre/factsheets/fs267/ru/

2.0 Туберкулез

Около 1485 года на свет появилось знаменитое полотно «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли. Далеко не все знают, что на самом деле на этой картине не просто некий абстрактный мифологический сюжет. Любой флорентиец тех лет узнал бы в боттичеллевской Венере первую красавицу Флоренции, жену родственника знаменитого мореплавателя Америго Веспуччи (того самого, в честь которого Америка названа Америкой), Симонетту Веспуччи. В эту прекрасную девушку были влюблены все – политики и художники, музыканты и простые люди… К сожалению, ее жизнь вряд ли можно назвать счастливой: она прожила всего 23 года, умерев от болезни, часто уносивших знатных людей.

Присмотритесь к ее образу. Вам не кажется несколько странной поза Венеры? Противоестественно опущено левое плечо девушки, да? Все так. Именно это – вкупе с крайне преждевременной смертью – и позволило поставить диагноз красавице: чахотка. Она же – туберкулез. Вы спросите, какое плечо имеет отношение к респираторному заболеванию? На самом деле, как говорят фтизиатры – специалисты по туберкулезу – не бывает только туберкулеза волос и ногтей. Все остальное это заболевание тоже поражает. Характерное опущение плеча говорит о том, что у девушки, помимо легочной формы, развился и костно-суставный туберкулез, поразивший плечевой пояс.

Давние знакомые

Английский писатель и проповедник Джон Баньян, живший и творивший в XVII веке называл туберкулез «капитаном среди несущих смерть». Неудивительно, ведь в те годы, по данным историков медицины в Лондоне туберкулезом болел каждый сотый. А в XIX веке туберкулез стал причиной каждой четвертой смерти в Европе. Да и сейчас, несмотря на то, что первое противотуберкулезное лекарство появилось более 60 лет назад, в мире от туберкулеза умирает ежегодно около 1,7 миллионов человек. Целый Новосибирск! И, кстати, больных туберкулезом в мире (по данным ВОЗ на 2015 год) более десяти миллионов. Это больше, чем когда-либо в истории человечества. Понятно, что это связано с ростом населения, но все же… Кстати, и динамика тревожащая – например, в 2009 году больных было на миллион меньше. Столетиями туберкулез не щадил никого и нигде – он унес у нас Чехова и Надсона, у украинцев – Лесю Украинку, у норвежцев – Нильса Абеля, у англичан Джейн Остин и Шарлотту Бронте, а у всей Южной Америки – Симона Боливара.

Давайте постараемся разобраться, что же это за болезнь, и как человечество пытается с ней бороться.

Как давно люди знакомо с туберкулезом? Про человечество не скажем, но вот в 2001 году вышла интересная статья, которая рассказала о секвенировании ДНК вымершего бизона. Две независимые лаборатории показали: уже 17 тысяч лет назад (возраст бизона установили радиоуглеродным методом) микобактерии туберкулеза уже поражали несчастных животных.

Археологам и антропологам известны останки людей, которым несколько тысяч лет, с характерными костными изменениями, а первые тексты с описанием болезни имеют возраст более 3000 лет (Индия) и 2000 лет (Китай).

Чахотку прекрасно знали в Древней Греции, называя ее фθίσις (отсюда и фтизиатры). Но если Гиппократ считал туберкулез не заразным, а скорее наследственным, то, например, афинский ритор Исократ в IV веке до нашей эры уже превосходно понимал, что больной «фтизисом» может заразить другого.

Великий Авиценна, живший 1400 лет спустя, уже описал туберкулез почти современно, верно определив и путь передачи – воздушно-капельный. Конечно, тогда лечить его не умели: рекомендовали отхаркивающие средства, покой, тепло, хорошее питание – и молиться, что организм справится с болезнью.

Любопытно, что в средние века туберкулез, вероятно, сильно поддерживал легенды о вампирах. Посудите сами: в семье кто-то умирает, а затем остальные члены семьи начинают тоже слабеть, бледнеть и один за другим умирать. Неудивительно, что люди считали, будто первый умерший высасывает кровь или просто силу у своих родичей.

Туберкулез был настолько разнообразен и настолько важен для истории, что за борьбу с ним вручили сразу три нобелевские премии. Хотя слово «туберкулез» встречается в формулировке лишь к одной из них.

Взлеты и падения Роберта Коха

Кох родился 11 декабря 1843 года в местечке Клаусталь-Целлерфельд в Нижней Саксонии в семье горного инженера. Роберт оказался очень одаренным ребенком: уже в пять лет он поразил своих родителей тем, что научился самостоятельно читать, рассматривая газеты. В этом же возрасте его отдали в начальную школу, а через три года он уже поступил в гимназию. Кох учился с удовольствием и выказывал явный интерес к биологии. Что, очевидно, и определило его дальнейший выбор: в 1862 году он поступил в Геттингенский университет, где увлекся медициной. Именно здесь, в Геттингене, в то время преподавал знаменитый анатом Якоб Генле, труды которого были первыми ласточками в области микробиологии (впрочем, еще он известен как первооткрыватель петли в нефроне почки, теперь известной как петля Генле). Возможно, именно его лекции пробудили у юного Коха интерес к исследованиям микробов как возбудителей различных заболеваний.

В 1866 году Роберт Кох получил степень доктора медицины и в течение полугода работал в знаменитой берлинской клинике Шарите – под руководством великого Рудольфа Вирхова. Кстати, именно Вирхов будет регулярно подвергать критике микробную теорию Коха, противиться распространению его открытий и даже мешать карьере. Поначалу Вирхов вообще прямо говорил ученику, чтобы тот не тратил попусту времени на ерунду и занимался лечением людей.

Но уже в следующем году Кох женился на Эмме Фрац и получил место в больнице в Гамбурге. Еще два года молодая семья переезжала из города в город, пока наконец не осела в Раквице, где Кох устроился в местную лечебницу для душевнобольных. Но, кажется, размеренная жизнь была совсем не для него. Несмотря на сильную близорукость, Кох сдал экзамен на военного врача и отбыл в полевые госпитали начавшейся в 1870 году Франко-прусской войны, где он столкнулся не столько с хирургической практикой, сколько с молниеносно распространяющимися в окопах холерой и брюшным тифом.

Через год Роберт демобилизовался, а в 1872 году получил должность уездного санитарного врача в Вольштейне. Именно в этот период жена подарила ему на 28-летие новый микроскоп. И скоро медицинская практика отошла на второй план: Кох все дни напролет пропадал за окуляром подарка. И вспышка сибирской язвы среди местного крупного и мелкого рогатого скота оказалась очень кстати.

Основываясь на опыте Пастера, который уже пытался найти возбудителя этого заболевания, Кох проводил многочисленные опыты над мышами. При помощи «прививок» крови, взятой из селезенки здоровых и умерших от сибирской язвы животных, он пытался заразить подопытных грызунов. Результаты экспериментов позволили ему подтвердить предположение, что сибирская язва может передаваться через кровь.

Правда, это Коха не удовлетворило. Он хотел также проверить, может ли сибирская язва передаваться без непосредственного контакта с заболевшим скотом. Роберт получил чистые культуры бактерий и тщательно их изучил, подробно зарисовывая и описывая процесс размножения Bacillus anthracis, попутно отмечая их уникальную способность пережидать неблагоприятные условия.

Результатом этой кропотливой работы стал труд, который при содействии профессора ботаники Университета Бреслау Фердинанда Кона был опубликован в 1876 году в передовом ботаническом журнале Beiträge zur Biologie der Pflanzen, детище Фердинанда Кона (который, кстати, относил бактерий к растениям). Несмотря на протесты Вирхова, считавшего, что болезни имеют внутреннюю природу, а их причина – «патология клеток», Кох приобрел определенную популярность, но не расстался со своей крошечной лабораторией в Вольштейне. Еще четыре года он совершенствовал методы окрашивания и фиксации микроскопических препаратов, а также изучал различные формы бактериального инфицирования ран. В 1878 году он опубликовал свои работы по микробиологии.

Известность приносит свои плоды: в 1880 году Роберта Коха назначили советником в Имперском бюро здравоохранения в Берлине. Именно здесь у него появилась возможность собрать лучшую в его жизни лабораторию. Исследовательская работа сразу пошла в гору. Кох изобрел новый микробиологический метод – выращивание чистых культур бактерий на твердых средах. Например, на картофеле. А также новые методы окрашивания, позволяющие легко разглядеть и идентифицировать бактерии при помощи микроскопа. Уже через год он опубликовал работу «Методы изучения патогенных организмов» и вступил в полемику с коллегой по микробиологическому цеху Луи Пастером по поводу исследований сибирской язвы. Ученые развернули настоящую войну на страницах научных изданий и в публичных выступлениях (вообще, такие войны очень характерны для науки конца XIX – начала XX века, достаточно вспомнить о Первой нейробиологической войне между Камилло Гольджи и Сантьяго Рамон-и-Кахалем).

Именно в этой лаборатории, укомплектованной отличными кадрами, оснащенной мощными микроскопами, лучшими материалами и лабораторными животными, Кох приступил к исследованию главного «убийцы» того времени – туберкулеза. Выбор темы, однако, многим его коллегам показался странным: большинство экспертов считало чахотку наследственным заболеванием. Ведь статистика показывала, что эта болезнь чаще всего распространяется внутри семей.

Тем не менее доктор Кох счел туберкулез обычной «природной» инфекцией. Работая в одиночку, тайком от коллег, он заперся в лаборатории почти на полгода – до тех пор, пока не смог выделить и вырастить культуру туберкулезной палочки Mycobacterium.

24 марта 1882 года Кох представил свои выводы на ежемесячной встрече Общества физиологов в Берлине (опять же, злокозненный Вирхов не дал выступить Коху на широком собрании берлинских медиков), по-настоящему ошарашив коллег, которые не могли не только аргументировано апеллировать, но и аплодировать.

Семнадцать дней спустя, 10 апреля 1882 года, Кох опубликовал свою лекцию «Этиология туберкулеза», и факт открытия возбудителя смертельного заболевания не только стал новостным поводом для крупных медицинских изданий, но и облетел первые полосы ведущих газет по всему миру. В течение нескольких недель «Кох» стало именем нарицательным.

Но Роберт Кох не остался почивать на лаврах. Он уехал в правительственную научную экспедицию в Египет и Индию, где охотился на возбудителя холеры. И нашел его: он выделил микроб, который назвал холерным вибрионом. Это открытие принесло ему не только дополнительную популярность, но и премию в 100 тысяч немецких марок.

Но уже довольно скоро, в 1885 году, доктор Кох вернулся к «любимому» туберкулезу, сосредоточившись теперь на поиске способов лечения этого заболевания. К тому времени он уже успел разойтись со своим учеником Эмилем Берингом (о нем подробно читайте в главе о дифтерии): они поспорили отнюдь не по поводу одного места из Блаженного Августина, а о том, может ли человек заражаться туберкулезом от животных. Кох, к тому времени уже «забронзовевший» авторитет, считал, что не может, а молоко и мясо зараженных животных безопасно. Ученик считал, что Кох неправ. Этого «великий» не стерпел, и между ними случился разрыв (хотя время показало, что прав был Беринг).

Кох спешил открыть свое средство от туберкулеза. В 1890 году ему удалось выделить туберкулин – вещество, вырабатываемое туберкулезной палочкой в процессе жизнедеятельности. Ученый полагал, что оно способно помочь в лечении чахотки, и 4 августа 1890 года без тщательной проверки объявил: средство от туберкулеза найдено. Короткий и бурный триумф – ведь после открытия возбудителей «сибирки», чахотки и холеры выше авторитета в медицине, чем у Коха, не было. Но триумф обернулся трагедией и волной остракизма.

Выяснилось, что туберкулин вызывает серьезные аллергические реакции у больных туберкулезом. Посыпались сообщения о смертях от туберкулина. А потом оказалось, что и эффективность лекарства невелика. Туберкулиновые прививки не давали иммунитета к чахотке.

Интересно, что семнадцать лет спустя именно этот эффект туберкулина позволил применить его для туберкулиновой пробы – теста, диагностирующего туберкулез. Его разработал австрийский педиатр, ассистент иммунолога-нобелиата 1908 года Пауля Эрлиха, Клеменс Пирке. Пирке был блестяще образованным аристократом, именно он ввел в оборот слово «аллергия». Потом пробу Пирке (втирание в царапину на предплечье туберкулина) заменила всем известная подкожная проба Манту (которую на самом деле изобрел не французский врач Шарль Манту, а немецкий врач Феликс Мендель).

Тем не менее карьера Коха продолжила продвигаться. Ему присудили звания врача 1-го класса и почетного гражданина Берлина. Спустя год он стал директором вновь созданного Института гигиены в Берлине и профессором гигиены в Берлинском университете.

И снова исследовательская жилка (и чувство вины, и желание реванша) не дало Роберту Коху жить спокойно. В 1896 году он отправился в Южную Африку, чтобы изучать происхождение чумы крупного рогатого скота. И хотя ему не удалось определить причину чумы, он смог локализовать вспышки этого заболевания, делая здоровым животным инъекции препарата желчи зараженных. Затем Кох исследовал в Африке и Индии малярию, лихорадку Черной Воды, сонную болезнь у крупного рогатого скота и лошадей. Результаты своей титанической работы он опубликовал в 1898 году после возвращения в Германию.

Дома он продолжил исследования и в 1901 году на Международном конгрессе по туберкулезу в Лондоне сделал заявление, породившее в научных кругах много споров: бациллы человеческого и коровьего туберкулеза различаются. Ученого подвергли критике, но время показало, что он был прав (кстати, это тоже было предметом спора Коха и Беринга, и тут уже ошибался Беринг; хотя сейчас известно, что туберкулез у животных и человека могут иногда вызывать другие, близкородственные M. tuberculosis, виды микобактерий, способные преодолевать межвидовой барьер).

В 1905 году Роберта Коха удостоили Нобелевской премии по физиологии и медицине «за исследования и открытия, касающиеся лечения туберкулеза». Но уже в 1906 году он вернулся в Центральную Африку для продолжения работ по изучению сонной болезни (африканского трипаносомоза). Он нашел, что синтезированный Эрлихом и Хата в 1905 году атоксил (на путать с современным энтеросорбентом из диоксида кремния, тогда это было органическое соединение мышьяка!) может быть эффективен при этом заболевании так же, как хинин против малярии.

До самого конца жизни Кох продолжал исследования по серологии и микробиологии. Он умер 27 мая 1910 года в санатории в Баден-Бадене. Смерть его тоже привела к интересным событиям. Тело Роберта Коха было кремировано, однако в Пруссии в то время законодательно не было разрешено захоранивать урны на кладбищах. В результате было принято решение создать мавзолей Коха прямо в институте его имени. 10 декабря 1910 года состоялась церемония захоронения праха. Этот мавзолей можно посетить и поныне, увидеть там портрет Коха, прочесть эпитафию: «Роберт Кох – работа и успехи». И просто побыть наедине с великим ученым, очень непростым человеком, без сомнения достойным вечной памяти и благодарности человечества.

Мечты о солнце Нильса Финзена

Вторым героем борьбы с этим недугом, отмеченным Нобелевской премией всего за год до собственной смерти стал малоизвестный ныне датчанин, Нильс Рюберг Финзен, первый и единственный нобелевский лауреат – уроженец Фарерских островов. На самом деле Финзен получил премию раньше Коха, еще в 1903 году, но чтобы соблюсти логику изложения, мы решили рассказать сначала о том, кто открыл возбудителя этой болезни, а потом о том, кто смог победить одну из ее форм.

Итак, Нобелевская премия по физиологии и медицине 1903 года – всего лишь третья в истории – и снова за инфекционные заболевания (о лауреате 1901 года Эмиле Беринге вы прочитаете в главе о дифтерии, а о лауреате 1902 года, сэре Рональде Россе – в «малярийной» главе). Формулировка Нобелевского комитета: «В знак признания его заслуг в деле лечения болезней, особенно обыкновенной волчанки, с помощью концентрированного светового излучения, что открыло перед медицинской наукой новые широкие горизонты» («in recognition of his contribution to the treatment of diseases, especially lupus vulgaris, with concentrated light radiation, whereby he has opened a new avenue for medical science»).

Удивительное дело, большинство «естественнонаучных» нобелевских лауреатов, о которых нам доводилось писать, жили весьма долго, 80–90 лет. Наш нынешний герой – фигура, наоборот, трагическая. Первый в истории датский нобелевский лауреат умер, не достигнув 44 лет, и получил Нобелевскую премию, будучи уже при смерти. Его болезнь стала решающим аргументом за присуждение премии, хотя это нисколько не умаляет его заслуг, ведь эта же болезнь еще в трехлетнем возрасте стала толчком к его нобелевским работам.

Лирическое отступление. Автор этой главы читает довольно много научно-популярных лекций. И одна из самых востребованных – лекция «Медицина будущего», которая имеет своим эпиграфом фразу: «Я посмотрел все сезоны телесериала «Доктор Хаус», где я могу забрать свой диплом врача?». Это чистая правда. Все серии «Хауса» автор лекции посмотрел и может засвидетельствовать: самый частый диагноз, который звучит в сериале, – волчанка. Правда, кажется, попалась Хаусу она всего раз. Кто ж мог подумать, что волчанка у Хауса и волчанка в вердикте Нобелевского комитета 1903 года – это две совершенно разные болезни? Впрочем, обо всем по порядку.

Нильс Рюберг Финзен родился в столице датских Фарерских островов, Торсхавне, в 1860 году. Его отец происходил из древней исландской семьи (родословную Ганса Финзена прослеживали аж до викингов X века), на Фареры они переселились только в 1858 году. Отец был госслужащим, с 1871 года – префектом Фарерских островов. Мама Финзена, Иоганна Софи Каролина Кристина Форман, происходила из копенгагенской семьи (впрочем, она тоже родилась и выросла в Исландии). Несмотря на всю свою «исландскость», маленький Нильс с детства говорил на языке Гамлета (но не «Гамлета»). Мама умерла, когда Финзену было четыре года, и воспитывала его бабушка, Элизабет Кристина Форман, которую наш герой пережил всего на несколько лет. Вообще, влияние старшего поколения семьи на Финзена было велико, недаром его назвали в честь деда по матери, Нильса Риберга Формана.

Финзен рос болезненным, в три года у него даже подозревали менингит, хотя, вероятно, на самом деле это было воспаление перикарда. В итоге юный Нильс постоянно утомлялся и уже в детстве сумел заметить, насколько ему становится лучше в редкие солнечные фарерские дни. Позже он с семьей переехал в Рейкьявик (в XIX веке Исландия не была независимой), где картина болезни стала еще более четкой.

«Дайте солнышку внезапно проглянуть сквозь тучи в пасмурный день и посмотрите, как все изменится вокруг! – писал он потом. – Насекомые, только что совсем сонные, пробудятся и расправят крылья; ящерицы и змеи выползут, чтобы понежиться на солнце; защебечут птицы. Да и мы сами почувствуем себя так, будто сбросили тяжелую ношу».

Впрочем, Фареры и Исландия – это хорошо, но достойный университет был только в Копенгагене. В 1882 году Финзен поступил в университет, первым из семьи переехав «на материк» (вся семья вернулась только в 1884-м). Напомним, что именно в это время научный и медицинский мир бурлил по поводу открытий Роберта Коха.

Финзен не сразу погрузился в исследования влияния света на живых существ. Самые ранние его идеи относятся к 1887 году. Как пишут историки науки, первыми объектами изучения для него стали кошка и водомерки. Финзен заметил, что кот на крыше предпочитает лежать в солнечных пятнах, уходя из тени. Та же история получилась с водомерками на воде, за которыми Финзен наблюдал с моста. Дальше последовали саламандры и головастики. Стало понятно, что свет может быть не только полезным, но и причинять вред.

Уже в 1877 году английские исследователи Даунс и Блант выяснили, что солнечный свет может подавлять развитие и даже убивать болезнетворные бактерии. А Финзен показал, что солнечный свет, падающий на хвост головастика, может привести к воспалению тканей. Действие ультрафиолета оказалось еще сильнее, чем предполагалось… Так Финзен пришел к идее фототерапии.

В 1893 году он начал использовать свет для лечения последствий натуральной оспы. Как оказалось, красный свет ускоряет заживление рубцов. «Красные комнаты» Финзена показали себя успешно, и наш герой направил свои усилия на более страшное заболевание – волчанку.

Здесь надо внести ясность. Та волчанка, о которой идет речь в сериале про доктора Хауса, называется системной красной волчанкой. Она же lupus erythematodes, она же болезнь Либмана-Сакса. Это аутоиммунное заболевание, иммунная система человека атакует его собственные клетки. До сих пор лечение этой волчанки – дело очень непростое. Но о ней мы поговорим в следующей книге, если таковая будет.

Волчанка же, с которой боролся датский врач, называется вульгарной (обыкновенной) волчанкой и вызывается микобактериями туберкулеза – теми самыми палочками Коха, которые поражают и кожу лица. Это туберкулез кожи (помните, мы говорили, что не бывает только туберкулеза ногтей и волос).

Почему же два таких разных заболевания называются одинаково? Потому что пациент с любым из них, протекающим в тяжелой форме, выглядит так, как будто бы его лицо покусал волк – по-латыни lupus. Во времена Финзена обезображенные вульгарной волчанкой люди становились изгоями, и таких людей было много.

Финзен взял борьбу в свои руки. Он создал специальную «финзен-лампу» – дуговую лампу, в которой свет производился пропусканием тока в 25 ампер через угольные электроды. Ее свет сначала проходил сквозь воду, поглощавшую красную часть спектра, а затем оставшаяся фиолетовая и ультрафиолетовая части концентрировались кварцевыми линзами (обычное стекло поглощает УФ-часть спектра). Каждый день по два часа экспозиции, и через несколько месяцев туберкулез кожи отступал.

Появились и печатные работы, сделавшие Финзену имя. Первая вышла в 1893 году и называлась «Об эффектах, вызываемых светом на коже». Вторая, вышедшая в том же году, – «О лечении оспы».

А дальше Финзену повезло (и медицине вместе с ним). В ноябре 1895 года к нему пришел глава компании Københavns Elektriske Lysstation i Gothersgade, владевшей, в числе прочего, первой в Дании электростанцией. Один из ведущих инженеров компании, Нильс Моргенсен, страдал волчанкой. Финзен помог, и у него появились деньги и свой институт светолечения, открытый 23 октября 1896 года. В 1896 году вышла монография Финзена, посвященная лечению волчанки. За 1896–1900 годы через его институт прошло 800 больных. 50 % полностью выздоровело, еще 45 % почувствовало значительное улучшение. В 1901 году вышел итоговый труд Финзена – «Фототерапия».

Однако триумф Финзена в терапии никак не мог помочь ему самому. Он слабел, терял силы. Но, увы, псевдоцирроз печени Пика (болезнь Ниманна-Пика) не лечится светом. Даже у нобелевских лауреатов.

C присуждением Нобелевской премии Финзену все оказалось не так просто. Конечно, он был номинирован на нее, и не раз. В 1903 году на рассмотрение Нобелевского комитета теми, кто имеет право номинировать на премию, была представлена 81 номинация (и гораздо меньше кандидатов). Финзена номинировали восемь раз, а среди соперников были не получившие своей премии в первые два года великие Кох, Павлов, Мечников, Эрлих; многократно номинировался не менее великий, но так и не дождавшийся в итоге своей премии Эмиль Ру. Споры были очень ожесточенные. При этом яростно сопротивлялись вручению премии своему земляку и датчане: к примеру, отец и дед будущих нобелевских лауреатов по физике, выдающийся физиолог Кристиан Бор (1855–1911) снобистски считал, что Финзен – никто в академической науке и никакой медицинский теоретик, а давать премию практику-физиотерапевту не стоит (надо сказать, что Финзен начинал свои исследования светотерапии вообще в должности прозектора).

Спас ситуацию ректор Каролинского института, глава Нобелевского комитета по физиологии и медицине Карл Аксель Хампус Мернер, который не поленился несколько раз за 1903 год съездить в финзеновский институт и понять, что Финзену осталось жить не больше года. Сам же Мернер считал, что открытие Финзена полностью соответствует завещанию Нобеля в части максимальной пользы человечеству, а значит, пусть сам Финзен и не великий медик-теоретик, зато его потрясающая интуиция и талант терапевта уже спасли множество жизней.

Премия была присуждена. Сам лауреат уже не мог приехать на вручение и прислал короткое приветствие-благодарность. Ему становилось все хуже. Тем не менее свежеиспеченный лауреат продолжал работать и в инвалидном кресле, продолжал верить в целительную силу солнца и даже оборудовал на крыше своего дома площадку для солнечных ванн. Увы, солнце лечит не все: в 1904 году, как и предсказывал Мернер, 43-летний Финзен умер на руках у своей жены.

Сейчас имя первого датского нобелевского лауреата известно гораздо меньше, чем имена отца и сына Боров (кстати, говорят, что внук Нильса Бора, физик-гидродинамик, сетовал, что он работает в такой области, что ему-то премия точно не светит). Несмотря на это, заслуженность премии Финзена и поныне не вызывает сомнений: если системную красную волчанку доктор Хаус искал регулярно, волчанка обыкновенная сейчас практически искоренена (в отличие от обычного туберкулеза).