Текст книги "Забытая федерация"

Когда учились, чтобы цель гарантированно сбить, я отправлял тройку истребителей на одну цель. А сейчас, с ростом мастерства, гарантированно двойка сшибала одного. И выход в бой десять против пяти стал еще более скоротечным, потому что за залп уничтожали пятерых. Расход ракет, правда, увеличился. Что их экономить? В бочке сорок штук. На истребителе две бочки обычно висит. Это, конечно, деньги, но противовес даже не жизни. На наши жизни никто внимания не обращает. Противовес потраченным деньгам, очень большие потерянные деньги. Ведь если мы продуем, противник либо уничтожит базу, либо захватит грузовик. А это совсем другие деньги, больше, чем стоят ракеты.

Кстати, мне понятно стало, почему в звене пять истребителей. Две атакующие двойки, и один прикрывает или доделывает работу. Как правило, командир звена.

Также мы отрабатывали бои против больших кораблей. Корветы и крейсера были для истребителей мальчиками для битья. Звено из пяти истребителей гарантированно уничтожит или повредит крейсер, не говоря про корвет. Если, конечно, у них прикрытия не будет. А к слову, на крейсере свое звено истребителей практически всегда есть.

Фрегат же был сложной целью, он и больше корвета был именно из-за дополнительного противоистребительного вооружения. Смысла не было его атаковать одним звеном. Стопроцентный проигрыш. Шансы у трех звеньев появляются, если одновременно с разных сторон атаковать. И то малые. Если бой затеялся где-то в космосе, где нет баз. Три звена истребителей это, конечно, фантастика. Это три крейсера нужно гнать на перехват одного фрегата. А три крейсера фрегат и так раскатают.

На эсминец же бесполезно лететь даже сотней истребителей. Мощные минные поля, которые отстреливают автоматические пушки. Синхронизированные многоствольные установки, которые кидают плазму, как песок, горстями. Не увернуться никак. Дальнобойные ракеты, которые летят строем и взрываются одновременно, шинкуя кусок космоса в мелкое решето. Да еще звено истребителей на борту. Понял одно: увидел эсминец – убегай.

С линкором же можно было пободаться, если есть достаточное количество истребителей. Но линкор не ходил без прикрытия эсминцев или фрегатов. Слишком дорогая игрушка, чтобы его одного отправлять.

Также раньше мы всегда летали на стандартном наборе вооружения истребителя, а его можно и нужно было менять в зависимости от задачи. Когда я начал настраивать вооружение под конкретную задачу, то побед значительно прибавилось.

Постепенно рейтинг отряда вырос, мне стали поступать предложения, как перейти к кому-нибудь в отряд с хорошей зарплатой, так и предложения наняться отрядом, сопровождать эскадры или пойти в личную гвардию какого-нибудь барона, очень часто пиратского.

Ранги у всего отряда, естественно, доросли до пятого уровня. Я за месяц даже и не выгнал никого, коллектив разношерстный получился, но сработались все хорошо.

Мар оказалась самой способной в командовании. И еще я понял одну вещь: все, кто перешагнул ступень бойца в командиры, все были ерепенистые. У всех было свое мнение и амбиции. Сначала я хотел поломать всех об коленку, потом понял, что не нужно. Главное, чтобы видели черту, когда можно дискутировать или проявлять инициативу, а когда нужно быстро выполнять приказ. А поломаешь, будут безынициативные, спихивать вину друг на друга, боясь что-то сделать, не получив разрешение на каждый чих.

Вот и месяц подошел к концу, Пора выбирать пятерку, хотя что ее выбирать, я и так знаю, кто у меня лучший. Но мне хотелось забрать всех пятнадцать с собой. Уж больно слаженные получились у меня три звена. Грех разбивать. Нужно что-то придумать. Пятнадцати бойцам зарплату платить по тридцатке в месяц больно накладно. Это же почти полмиллиона в месяц. А у меня даже истребителей для них нет. Да и база еще не отремонтирована. А это все деньги. Хотя миллион в резерве есть, если его на зарплату пустить, денег хватит на пару месяцев. Решено. Собрал всех.

– Ребят, решение такое, пока вас всех нанимаю. Скажу честно, денег пока есть только на два месяца. Если что, я разорву контракт. Вы теперь точно не пропадете, только звенья не разбивайте. Но есть перспективы хорошего заработка. Если согласны, то давайте попробуем, если нет, то заберу с собой одно звено, как раньше и озвучивал.

Немного пообсуждав, все согласились. Ну и славно, пора в обратную дорогу. Выдал всем по десять тысяч аванса. Договорился с попутными грузовиками о перевозке пятнадцати человек. Каждому дал инструкции, как лететь, где встретимся. И пошел паковать бота.

Ко мне подошла Мар.

– Я не могу одна лететь, у меня муж больной и ребенок маленький. Мне их с собой забрать нужно.

– Что же ты сразу не сказала? Да как ты с ребенком вообще в наемники пошла?

– Поэтому сразу и не сказала. Денег вообще не было, работы тут тоже нет, вон толпы какие сюда каждый день прилетают, а тут ты хоть две с половиной заплатил.

– Сколько ребенку?

– Пять лет.

– С мужем что?

– Три года назад спину повредил, стандартная запись о состояния тела не помогла восстановить позвоночник в медкапсуле. Нужно специалиста привлекать, а денег нет на него.

– Ладно, грузитесь в мой бот, вот координаты стоянки и гостевой пароль-допуск, на случай если меня не будет.

Моя же задача была запихать в трюм бота невпихуемое. А именно два больших ремонтных дрона. На внешней подвеске они в габарит не умещались. Чтобы их туда впихнуть, пришлось с трюма все вытащить в кают-компанию и в каюту с кабиной. После часа мучений понял, что это бесполезно, заказал у диспетчера контейнер. Вот туда они вошли как родные, сразу видно – стандарт.

Запросил у попутных грузовиков два места под контейнеры. Вылет на завтра. Надеюсь, соберемся все, а то что-то меня эта станция угнетать начинает, так и хочется с нее свалить побыстрее.

Делать было нечего, оставалось только ждать. Я с некоторого времени стал бояться свободного времени. Так, глядишь, и в трудоголика превращусь. Написал письмо Остроухой, где немного отчитал ее за то, что она мне не пишет.

Пойду, что ли, по рынку прогуляюсь, может, что полезное найду. Нужного было много, но я уже охотку сбил, понял, что накуплю всего нужного, а там ничего полезного и нет, один хлам. Только деньги потрачены зря. Зашел в лавку с дронами.

Ба, да это же под мою мастерскую закос. На дронах стаяло клеймо с дикарем, который был с дубиной. И написано «Мастерские диких». А в Содружестве ой как строго с воровством торговых марок. Да тут, конечно, и клеймо только похожее, и дикарь не тот нарисован. А вот на стене вывеска с моим клеймом «Дикарь с копьем» и надпись «Восстановлено в диких мастерских».

– Уважаемый, а что это за бренд?

– Как, вы не знаете, это же одна из лучших мастерских, она восстанавливает дронов времен первой войны. А эти дроны не современная жестянка.

– Так это же рухлядь.

– Не скажи, они полностью восстановлены, эта мастерская все узлы перебирает. Эти дроны тебе дольше прослужат, чем современные, они же ремонтно пригодны, в отличие от современных, их вечно можно восстанавливать. Да и гарантия от мастерской дается.

– Ну и что посоветуешь из грузчиков этой мастерской? – спросил я, глядя на одного из погрузочных роботов.

– Вот отличная модель.

Продавец показал мне именно этого дрона.

– А это точно восстановлено в дикой мастерской?

– Точно, точно. Вон видишь клеймо.

– Э, друг, ты попал, клеймо должно выглядеть вот так. – Я показал на рекламу на стене.

– Да нет, там неверно нарисовали.

– Да нет, там верно нарисовано. Я как бы и есть Дикий, который этими мастерскими владеет.

– Но тут же другое клеймо.

– Клеймо другое, к производителю другие вопросы будут. А у меня разговор записан. Ты мне втюхивал именно этот хлам под видом моей мастерской.

– Что хочешь?

– Хочу, чтобы ты сказал, гдеэтот хлам берешь. И хочу, чтобы ты перестал толкать контрафакт.

– Все?

– Нет хочу еще комплект к этим дронам.

Я показал ему двух своих недавно приобретенных дронов.

– Нет, так не пойдет. Максимум триста тысяч штрафа получу. А твой комплект на миллион вытянет.

Ага, торгуется, это хорошо.

– Ну не триста штрафа, а пятьсот. Да еще лицензии лишишься.

– Лицензии я и так лишенный, просто на другого продавца переоформлю.

– Мне можно нерабочий, только комплект чтобы был.

– Так продается вторая часть твоего комплекта. Только из двадцати диагностов там дай бог двенадцать собрать можно. Малых и средних ремонтников разбитых тоже меньше половины. Целых распродали уже. Два оставшихся больших вообще ремонту не подлежат. Да и управляющая док-станция хоть и цела, но искин запаролен.

– Сколько просят?

– Шестьсот.

– Давай триста твоих, двести я доплачиваю.

– Так сто не хватает.

– Ладно, сообщаешь, где делают контрафакт, а не имя водителя грузовика, который их сюда везет, я еще полтинник добавляю.

– А где еще пятьдесят тысяч брать?

– Ты чего? Сторгуешься, конечно, товар месяц тут висит никому не нужный. Вот еще контакт Гнома, он моими дронами торгует. У него дешевле моих брать, чем где-либо.

Оказалось, дронов под моих штампуют в Центральном поселке. Придется повоевать.

Док-станция, которую доставили ко мне на стоянку, была разбита полностью, похоже, торгаш ее за триста и купил. Я думал, она как стандартный контейнер будет, она и была им когда-то. Целые дроны компактно складывались и умещались в объем большого контейнера. Сейчас же мешанина из манипуляторов и тел дронов вываливалась сквозь пробоины и измятости корпуса-контейнера. Что выходило за габарит. Это при том, что тут треть только от стандартной численности. Получается, мне три места нужно на грузовике. Быстро связался с водителями грузовика. Места не было. Вылет завтра. Отправил диспетчеру плату за суточную стоянку пяти мест вокруг моего бота. И начал выгребать хлам, чтобы выровнять и заварить пробоины док-станции. Вроде сложено в одном объеме, при вытаскивании тела дронов заняли все свободное место. Я отрихтовал и заварил дыры. С помощью больших дронов это было легко. Все теперь только разместить все покомпактнее. Мелких дронов я запихал в трюм, заполнив ими пространство полностью. Остальное закинул в док-станцию. А в конце завел больших дронов. Осталось малость, мои рабочие дроны, которые все таскали, а им места не было. Пришлось размещать их в коридорчике и пока в кают-компании. Как загрузимся, перейдут в коридорчик. Ну все. Можно и спать.

Утром, сразу после зарядки появилось семейство Мар. Муж в кресле-кровати на гравиплитах. И дочь, которая вихрем облазила все закоулки.

Я перепроверил запас регенератора и воздуха. На всякий случай, народу-то вон сколько. Но было всего с запасом, можно было еще десять человек с собой брать на месяц. Все, через час вылет. Набрал диспетчера.

– Давай доставку оформи два стандартных контейнера, до грузовика. Третий тебе в подарок остается.

– Ладно, давай еще спишемся. Погрузчик через полчаса прибудет, будь готов.

– Хорошо.

Минут пятнадцать можно подышать. И походить. А то за две недели в тесноте, наверно, с ума сойду. Вдруг вызов.

– Командир, ты не улетел еще?

– Нет, а вы почему здесь, вы же улететь должны были ночью.

– Вчера отметили немного, проспали.

– Сколько вас?

– Трое.

– Бегом сюда.

Я назвал сектор и номер стоянки.

– Через двадцать минут будем, умоемся только.

– Через пятнадцать минут отлет, пулей летите.

– Принял.

Я проверил, сколько контактов в сети, да только трое и Мар. Остальные неактивны, что-то я не проследил на радостях. А ведь у Лер дела в мастерской неплохо идут, раз в разных уголках известна продукция.

Да, думал я, что тесно будет, а тут вообще как селедки в бочке, ничего, в кают-компании поспят.

Неожиданно пришел ответ от Остроухой.

«Прости».

Этот ответ меня почему-то успокоил, наверно потому, что был в ее стиле. Да и ясно понял, что она не извиняется, а на автомате написала. У нее же это слово-паразит. Сколько раз она мне его говорила по поводу и без. А вот именно это «прости» скорее обвинительное, как будто я что-то натворил.

Нас шатнуло, это погрузчик подхватил бот. Я взял дочь Мар и пошел в кабину. Отсюда хоть видно, куда нас везут.

Глава 11

Нас провезли вдоль борта огромной станции, вывезли на рейд, где стоят грузовики. Мелкая копия Мар сидела с открытым ртом и завороженно смотрела, как мы движемся. Вон светящиеся точки грузовиков, буквально за полминуты они разрослись до гигантской рыбин, обвешанных контейнерами. Интересно, чего так много прут в систему, хотя, наверно, это транзитный груз. Я еще не видел, чтобы грузовик зашел в систему и разделся до скелета. Нет, они только часть контейнеров скидывают, часть загружают. Нас плавно подвели и подвесили. Но если в прошлый раз меня в четвертый ряд запихали, то сейчас нас подвесили первым рядом. Раньше обзора не было никакого, а теперь часть пространства было видно через лобовое стекло, ограничивалось впереди стоящим контейнером. И через боковую форточку видно было без ограничения. Обзор ничем не закрывался. Мелкая сразу прильнула к форточке.

Я, ученый прошлым разом, сразу связался с пилотами грузовика. Но не через рацию, разговор могут записать и оштрафовать пилотов. Ведь перевозить людей на подвеске груза не совсем законно. Поэтому связался через коммуникатор.

– Привет, ребята, мы на месте, вылет скоро?

– Через час.

– Просьба большая, перед прыжком по рации сообщать.

– Без проблем.

– Спасибо.

Спасибо сказать язык не отвалится.

Только что вот делать тут целый час, нужно пойти и разместить всех, да ценные указания раздать.

– Ну что, мелкая, насмотрелась? К матери пойдем?

– А можно еще чуть посмотреть?

Да хотя какая разница, где торчать, за две недели тут наговоришься, находишься, да и разругаться успеешь.

– Ладно, смотри.

Одну мелкую в кабине никак нельзя оставлять, это катастрофа будет, значит, с ней побуду. Только мне чем заняться? Как свободное время, так мысли об одном, точнее об одной. Что-то все больше и больше кажется, что Остроухая «Прости» написала в обвинительном тоне. Как я определил по одному слову? Не знаю, знаю лишь одно, что женский пол всегда иносказательно говорит. Простой пример: «Пойду пивка попью». «Иди». Вот это «Иди» никак не обозначает, что можно взять и уйти, как минимум нужно обнять и в шею поцеловать. А как максимум нужно тяжелую артиллерию привлекать, это сказать: «М-м, какой сегодня борщ вкусный сварила». И когда получишь «Да вали уже», вот тогда смело идти можно. Так и у меня что-то «Прости» не только прости значит. А сейчас узнаем, сеть-то еще ловит. Набрал Остроухой сообщение.

«Ладно, каюсь, виноват, но пока не знаю в чем».

Ну минимум минут пятнадцать, пока дойдет. Потом минут пять закипать будет, пока решит высказать всё. Значит, ответ через минут двадцать ждать нужно.

Тут прорвало мелкую, и так долго сидела молча.

– А что такое движется?

– Это погрузчик контейнер везет.

– А почему он светится?

– Солнце от него, как от зеркала, отражается.

– А куда он движется.

В общем, вечные детские почему. Детей понять можно, они мир познают. Отвечать на вопросы надоедает всем взрослым, кому раньше, кому позже. Меня хватило на пятнадцать минут подробных ответов.

– А эти куда летят?

Я начал отвечать односложно.

– По делам.

– А те?

– Тоже по делам.

– А дела у них какие?

– У каждого свои.

– А те тоже по делам летят?

– Да.

Ровно через двадцать минут пришел видеовызов, ого, видно, чем то сильно задел, иначе просто написала бы.

– Так, мелкая, сиди тихо, мне поговорить нужно.

Я принял вызов, набрав воздуха в легкие, сказать приветствие и пару комплиментов. Передо мной появилась голограмма Остроухой. Она была немного бледной, сидела на кровати, закутанная в одеяло, лицо было по-прежнему очень красиво, но болезненно одутловатое. И я, вместо приветствий и комплиментов, выдал:

– Ты что, болеешь?

– Что, не нравлюсь такая?

Я быстро начал исправлять свои ошибки. Нельзя девушкам говорить, что они плохо выглядят, тем более так. Но меня реально тревожило состояние Остроухой.

– Нравишься, конечно, может, прилететь к тебе?

– Нормально все со мной, после попойки вчерашней только проснулась.

Явно пытается меня уколоть больнее. Чую, врет, не было никакой попойки.

– …

Я молча посмотрел на нее, вкладывая всю возможную злость, даже напрягаться не нужно было. Камушек никуда не делся, был маленьким, но душу царапал. И сейчас я готов был послать Остроухую подальше, да что там послать, я чувствовал, что могу разорвать ее на расстоянии. Единственное, что сдерживало, это то, что я понимал все мотивы Остроухой, она пыталась специально разозлить меня, чтобы проверить, насколько сильно она мне дорога. Но я тоже не железный все терпеть, немного вспылил.

Она отвела глаза со слезами:

– Прости.

Сбоку тихо заскулила мелкая, в соседнем кресле. Тут же влетела в каюту белая Мар, спасать своего ребенка. Да, что-то я переборщил со злостью. Да и не получалось у меня так раньше никогда на других воздействовать. Похоже, что я все-таки много вспылил, блин, это же что сейчас Мар подумает, что я ее ребенка чуть не прибил, плачет ведь, а оправдаться я не успею. Спасение пришло от Остроухой.

– Ну-ка сделай голограмму видимой. Для всех.

Я нажал на «громкую связь» Голограмма Остроухой засветилась в кабине видимой для всех.

– Ты что, малыш, напугалась? – спросила она мелкую. – Не бойся, это дядя так на меня злится, не на тебя. Вон смотри, и мама уже за тобой пришла. Не боишься уже?

От слов Остроухой веяло чем-то добрым.

– Нет, а зачем дядя на вас злится? Вы же добрая фея, – включила опять свои вопросы мелкая.

– Можно, я ее заберу.

Уже не белая, уже пунцовая Мар мялась около двери.

– Иди к маме, потом как-нибудь расскажу.

Мар быстро схватила дочь в охапку и бочком выскочила за дверь, крикнув:

– Извините.

– Ты что, с ума сошел? Ну ладно бы меня прибил, я заслужила. Но окружающие-то чего тебе плохого сделали? – отчитывала меня Остроухая.

Я продолжал молча на нее смотреть. Она сменила отчитывающий тон на оправдывающийся.

– Прости, не знаю. Как-то все навалилось, немного нервная стала.

– С тобой точно все в порядке? Моя помощь не нужна?

– Нет, не выспалась просто. Осталось маленько, и я сама к тебе прилечу.

Я ощутил постороннее присутствие.

– А кто у тебя в комнате?

– Не ревнуй, это она, а не он. Но поверь, пока не могу ее тебе представить.

Я ясно понял: не врет. Вот не знаю, только Остроухую я стал чувствовать, или меня так тряхнуло, что и окружающих тоже?

– Ты там не все деньги потратила?

– Ах да, извини, давай напишу лучше.

Она протянула руку, я попытался ее коснуться. Но рука прошла сквозь голограмму.

– Я соскучился.

Только успел сказать я, как связь разорвалась, и голограмма погасла. Да, наверное, тысяч пятьсот улетело за наш разговор. Дороговато. Открыл защищенный канал, так тоже дорого, но из этой системы не дороже пятидесяти тысяч выйдет. Написал сообщение.

– Ну вот, почему ты на меня дуешься, я так и не узнал.

– Потому что я опозорилась на приеме в посольстве сполотов.

– А я то тут при чем?

– Ты еще спрашиваешь?

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Когда ко мне подошел посол сполотов и сказал: «Красивое послание для Остроухой». Вот что бы ты подумал?

– Не знаю.

– Вот и я растерялась, почему-то подумала, что ты мне что-то передать хочешь через сполота. От тебя всего можно ожидать. Поэтому я сказала: «Да, это я, меня так называет один человек». А если ты не знал, то упоминание ушей это оскорбление для аграфов.

– Я же любя тебя так называю.

– Но этого никто из окружающих не знал, поэтому смешки окружающих я заработала, так как наш разговор многие слышали.

– Но я все равно тебе послание не передавал.

– Да? А кто на медальоне написал, что любит меня, со стихами. Только не говори, что стихи не ты написал. А я сразу вспомнила, что ты читал эти стихи за столом, на моем дне рождения.

– Стихи сочинил не я, я только их написал на медальоне.

– То есть это все-таки ты написал?

– Я не думал, что их кто-то прочитать сможет.

– Как? Как у тебя все это получается?

– Не знаю. Наверно, ты вдохновляешь.

Наступила пауза. Остроухая не сразу нашлась, что ответить, наверное, мои слова в цель попали.

– Посол сразу спросил: «Не этот ли человек подарил вам кулон, знаете ли вы, что на нем написано?» Когда я ответила «да» на первый вопрос и «нет» на второй, посол написал мне на салфетке перевод и сказал, что хочет встретиться с этим оригинальным молодым человеком. Ведь тебе столько магазинов пришлось облазить, чтобы подобрать подходящую надпись.

– Надеюсь, что заткнулись все, кто смеялся.

– Заткнулись, а тебе не интересно, что я послу ответила?

– Нет, думаю, сейчас долечу, а там уже делегация сполотов меня встречать будет.

– Плохо ты обо мне думаешь. Я им сказала, что если ты захочешь, то встретишься сам.

– Да нет, о тебе я хорошо думаю, это ты плохо о сполотах думаешь, что бы ты ни ответила, они и так уже знают, кто я.

– Ладно, что-то нас на разговоры прорвало, наверно, и ты состояние сейчас отвалишь за связь. Все, давай, пока, целую.

– Целую.

Немножко щемящее чувство, но при этом доволен, снова улыбка на все лицо, развалился на кресле, глядя в стенку контейнера, которая перед ботом впритык была. Были какие-то неувязки, загадки, которые внимание царапали, но пока решить не могу, я даже голову не стал забивать, само решится. Треньк, минус шестьдесят две тысячи. Неслабо, но и не жалко. Пойду Мар с мелкой успокаивать, да трем лбам задание какое-нибудь придумать нужно, а то от избытка свободного времени они сами себе приключения найдут, эти же хуже мелкой.

Выходя из каюты, столкнулся как раз с этими тремя лбами.

– Вы чего тут?

– Да вот, непонятно, боязно стало, как будто случиться что должно, а потом Мар выскочила, с девчонкой. Ничего не рассказывает, отвлекать запретила, вот и стоим, ждем.

Я принюхался. Свежий аромат спиртного. Скорее всего, от двоих исходил, третий вроде ни при чем.

– Вы в курсе, что во время полетов спиртное запрещено?

– Да ладно, командир, подумаешь…

Договорить ему не дал, плюрализм мне на корабле не нужен. Подсечкой свалил на пол, придавил коленом. Одной рукой сдавил горло, другую отвел назад в замахе. Нафиг, сразу по местам нужно расставлять. А то делать нечего, начнут пытаться на прочность проверить. Секунду выдержал, потом разжал горло. И повернул свою голову чуть вбок, как бы спрашивая.

– Все, командир, понял, осознал, – просипел боец.

Я встал, протянув руку лежачему.

– В космосе действует боевое расписание. Никакого алкоголя, первый раз прощается. Второй раз штраф четверть оклада. Сейчас…

Я достал аптечки и активировал на двоих.

– Деньги за аптечки удержу с оклада. Сейчас в кают-компанию, изучать настольные игры.

– Есть, – лбы развернулись и скрылись в кают-компании.

Да, кажется, я все-таки становлюсь командиром. Но нужно все-таки мелкую успокоить. Зашел в каюту.

– Мар, извини. Немного некрасиво получилось.

– А можно мне в окошко посмотреть.

Это у мелкой любопытство победило страхи. Да так, что она перебила нас. Значит, зря я переживал. Да и мне эти стены еще надоедят, а сейчас хоть что-то интересное, как раз трогаться скоро начнем.

– Да можно, конечно.

Я посмотрел на Мар.

– Да ничего, это я не должна была влетать, но больно уж испугалась за ребенка, уж не знаю, почему-то страшно вдруг стало.

Я вновь посмотрел на нее. Любопытство ее сжирало изнутри, но она тактично не задавала вопрос.

– Да ну спрашивай, а то взорвешься.

– А кто она?

– Моя девушка.

Да, я думал удовлетворить любопытство Мар ответом на один вопрос, так нет, у нее в голове закружились еще тысячи вопросов. Сейчас я понял, что был не прав. Я сделал только хуже.

– А…

– Нет. Это второй вопрос. Пойдем, мелкая.

Как раз пол под ногами чуть дернулся, мы начали разгон. Мы быстрее пошли в кабину. Я и сам хотел посмотреть на разгон. Интересного было много, но недолго, вот мимо нас проплыли туши других грузовиков, вот развернулись другим боком, стало видно какую-то планету и местное солнышко.

Вот и скрылось все, оставив однообразные далекие звезды и туманности.

– Все, интересного больше не будет? – озвучила мои мысли Мелкая.

– Будет, как не будет, но не скоро. Пойдем-ка пожуем чего-нибудь.

Мы зашли в кают-компанию. Три бойца вскочили из-за за стола, вытянувшись по стойке смирно.

– Да вы что, охренели, что ли, за кого вы меня держите? Вы немного перегнули, я немного перегнул. Вот как будем на линкоре, вот тогда и будете вскакивать, а тут бот, а не линкор. Давайте лучше поедим да сыграем во что-нибудь.

Тесновато, конечно, было. Но скажу честно, лучше в тесноте, чем в одиночестве.

Полет прошел довольно неплохо, Семейство Мар менялась с тремя бойцами то койками, то кают-компанией. Я подгадал так, чтобы моя смена была и с теми и с теми. Время проводили в основном за настольными играми. С бойцами играли в основном в карты. Муж Мар очень хорошо играл в шахматы. Я с ним частенько засиживался. Мелкая же была душой всей компании, ну если, конечно, не капризничала, а это случалось редко. Также не пустовал спорткомплекс, туда побегать просились все. Пилоты предупреждали о прыжке за пять десять минут, в этот момент я будил спящих, чтобы все приняли сидячее положение, а сам бежал в кабину. Смотреть, что снаружи творится.

А творилось там необъяснимое. Недаром пилотам запрещается смотреть на подпространство, и стекла кабин затемняются автоматически у звездолетов дальнего действия. Бот же гиперпривода не имел, поэтому пластик окон оставался прозрачным. И я сдуру решил посмотреть, как это выглядит. Сначала шли серые завихрения и перемигивания, потом я стал ощущать какую-то структуру, в виде параллельных линий и сгустков серости. Потом, похоже, я впал в транс. В уши ударили вопли и стоны. Мое сознание начало медленно растворяться в общем ничто. Потом появился знакомый китайский дед, тот, который подсказал, как открыть стазис-контейнер в лабиринте. Я вспомнил его прежние советы и начал тереть руки друг об друга. Сразу мое Я стало собираться вокруг ощущения трущихся рук. Я растер лицо и тело, собирая себя в кучу. Но все равно собрался я не в кабине корабля, а на огромном круглом подносе, вокруг которого буйствовало подпространство.

– Ну, неплохо, – заговорил дед, гладя свою седую бороду. – Ты вообще для чего сюда полез? Тебе не говорили, что люди рассудок теряют, глядя на подпространство.

– Говорили.

– Ясно, значит, любопытный, все самому проверить нужно. Где твой учитель?

Рядом появился громадный ящер раптор, которому я был по колено, странно, с первого же взгляда я определил, что это Сенсей, только вид у него другой.

– Что ты к нему пристал, я считаю, что он готов к такому уроку, поэтому и разрешил.

– А то, что он чуть не растворился…

– А ты себя вспомни. И вспомни тех, кому подсказывают, как тут себя вести. Чего они добиваются?

– Ну ладно, убедил. Только вот корабль их из подпространства вынырнул. Он сможет без подсказки найти дорогу до своего тела?

– Вот сейчас и проверим.

Они оба уставились на меня. Я, помня о прошлом, перестал тереть руки, раскинул их в разные стороны, взлетая с этой тарелки, вот только полет был недолгий, меня начало засасывать вниз. Я испугался и вновь хотел начать тереть руки друг о друга, быстро сводя их. Но я оказался пристегнутым в кресле пилота, и, по инерции махая левой рукой, саданул ею об угол панели приборов. Боль окончательно привела в сознание.

Я понял, что там интереснее, чем кажется. Я еще хочу туда. С тех пор я ждал каждого гиперперехода, иногда там встречал китайского деда, иногда Сенсея. Они ничего прямо не говорили, только общались, как будто меня нет, либо же размышляя вслух, опять так, как будто я не слышу. Но подсказки-то были.

– Ничего, скоро страх пройдет, и ему сюда сложно попасть будет.

– Да, а он даже путешествовать тут не пробовал.

Точно, нужно хотя бы до грузовика дойти, посмотреть, что там.

Меня притянуло сквозь стены и пространство вовнутрь грузовика. Я походил по кабине, там сидели двое в креслах и молчали. Обзор был закрыт экранами, значит, мы еще не выпрыгнули из подпространства. Обошел все комнаты, экипаж состоял из девяти человек. Все сидели пристегнувшись на штатных местах и молчали. Вот тряска прекратилась. Мы вышли в системе.

– Ну все, пошли, доиграем.

– Шим, брось. Заново давай. А то не знает никто, как с тобой играть, там уж фишек нет половины.

– Ну попробовать-то стоило.

Я посмотрел в другую комнату, там народ завалился спать дальше. А что будет, если я вылечу и осмотрюсь? Я вылетел сквозь потолки и переборки.

Свобода! Красный карлик был далеким, около него вращались пару планет, ага, значит, тут остановки на перегрузку не будет, сразу разгонимся и дальше пойдем. Ух ты, а грузовик-то не один, их два. И они идут под прикрытием фрегата. Я засмотрелся. Перестал ощущать свое тело, и меня тут же затянула воронка. Теперь я руками не махал. Просто немного подпрыгивал, когда в тело возвращался.

Практически эти полеты ничего мне не давали. Да и полеты ли это? Или это больше смахивало на сон. Как проверить?

Пшикнула рация. Пилоты грузовиков иногда переговаривались со мной. Им тоже скучно лететь было.

– Нормально прыжок пережили?

– Да, спасибо, не трясло даже.

– Ну давайте, осталось пару прыжков и на месте будете.

– Спасибо. А слушай, все хотел спросить, Шим не на вашем грузовике летает?

– Есть такой.

– Все мухлюет.

– Мухлюет, ты его откуда знаешь?

– Мир тесен, как-то в таверне сталкивались, привет ему от Дикого.

– Сейчас, погоди.

– Але, да… Кто это.

– Здорова, не знаю, помнишь или нет, в забегаловке как-то тусили. Сам не помню где. Помню, что фишки ты смахнул со стола.

– Как ты говоришь тебя зовут?

– Дикий.

– А, конечно, помню, как ты сам?

– Нормально.

Фух, пронесло, вот так ляпнешь, и не знаешь, как потом отмазываться. Маленькая ложь за собой большую тянет.

В дверь тарабанили. Про мелкую забыл, она всегда после прыжка прибегала посмотреть, где мы, пока скорость еще не набрали.

До следующего прыжка почти двое суток, а мне уже не терпелось летать без всего. Это очень затягивает. Пусть даже во сне. Я, по-моему, наркоманом становлюсь. Но если не наркоманом, то зависимым точно. Я уж думал, мы не разгонимся никогда, но наконец рация объявила о скором переходе. Я бегом закрылся у себя в кабине.

Вот снова гиперпереход, выход.

Снова двое обсуждали меня.

– По-моему, он подсел.

– Да, определенно. Вот же он обломается в следующий раз.

– Да ничего, это хорошо, что подсел. Он будет пытаться сюда попасть.

– Угу, он еще не знает, что возможно сюда попасть не только во время гиперперехода.

– И путешествует он ограниченно, не думает, что отсюда в любую точку попасть можно.

Ага значит, могу хоть куда слетать. Ну-ка, что там у меня в ангаре творится. Хотя стоп, здесь что-то не так. Я вернулся в кабину грузовика, он как раз только вошел в систему. Пилоты, спокойные и даже чуть сонливые, вдруг встрепенулись. И заорали по рации: