Текст книги "Я не был баловнем судьбы"

Первым профилирующим предметом был курс гидравлики, который нам читал доцент Сергей Дмитриевич Пономарев. Ему тогда исполнилось только тридцать лет, и он был молод и красив – на него засматривались девчонки. Его круг общения со студентами был очень широким, так как он читал и вел занятия по сопротивлению материалов и по общей гидравлике. Лекции Пономарев читал четко, излагал ясно и к студентам относился очень внимательно, так что его любили. После войны он посвятил себя курсу сопротивления материалов, теории прочности, защитил докторскую диссертацию, организовал в рамках института профилирующую в вузе кафедру высокой прочности материалов и статичной динамики, которой успешно руководил до самой смерти.

Кафедра создала компактный трехтомный труд, за который авторы получили звания лауреатов Ленинских премий и много других наград, а также добились международного авторитета. На эту кафедру были приглашены некоторые выпускники нашей специальности, один из них стал преемником Сергея Дмитриевича на кафедре и вел ее затем долгие годы.

На зимней сессии каких-либо эксцессов я лично не имел, но чувствовал явное снижение успехов в учебе. Этому способствовали, наряду с шероховатостями в учебном процессе, смена преподавателей, новый режим обучения, замена прежних занятий на новые и снижение количества их часов. Также отразились тяжелые материальные условия, так как стипендии явно не хватало на нормальное питание, а подрабатывать где-либо было очень трудно даже сильным ребятам, а мне, физически слабому, тем более. За весь курс лишь раз появилась возможность провести занятие по математике в группе офицеров. Но и там через месяц сняли финансирование, и все быстро кончилось.

Финансовые трудности вынудили меня обратиться за помощью к декану факультета, но у него на эти цели было так мало средств, что за два года он выдал мне раза три всего по десять рублей.

Декан факультета Сергей Романович Ляшук – прекрасный, добрый человек, всегда принимал нас доброжелательно, подолгу беседовал, давал некоторые советы. Декан объяснял, чем располагает, поэтому ходить к нему чаще было неудобно, да и бесполезно. В конце второго семестра второго курса я зашел к нему за помощью, и он, посочувствовав мне, дал собственные десять рублей. Пришлось взять, но я не посчитал возможным принять деньги без возврата и при первой же возможности вернул их.

Острота материальных лишений несколько снизилась только на третьем курсе, когда в конце 1937 года были повышены стипендии. Теперь этих сумм стало хватать на удовлетворительное питание. Хочу отметить как положительный момент только то, что мне пришлось мучиться от недоедания лишь два первых года из пяти лет учебы.

В конце четвертого курса мы были направлены на первую технологическую практику на предприятия, родственные нашему специализированному обучению.

Основная часть группы поехала на московский завод «Борец» имени М. И. Калинина, а другая часть, в том числе и я, поехали на Ленинградский металлический завод (ЛМЗ). В это время в бюро водяных турбин шло проектирование гидротурбин для гидростанций «Большой Волги» (Угличской, Рыбинской, Куйбышевской), поэтому мы ознакомились с решениями сложнейших технических задач, что дало большой заряд знаний и опыта.

В бюро водяных турбин были сосредоточены высококвалифицированные кадры, подготовленные в Ленинградском политехническом институте на кафедре профессора И. М. Вознесенского, а также в институте при заводе, так как при ЛМЗ было высшее техническое учебное заведение (ВТУЗ), готовившее специалистов для предприятия.

В программу практики входило изучение технологического процесса изготовления турбин и центробежных насосов, начиная от получения заготовок из металла в виде отливок, проката и поковок, изготовления деталей, сборки машин и их испытания. Поскольку такие изделия, как турбины, изготавливались в небольшом количестве и имели огромные размеры, процесс производства и подготовки к обработке деталей имел ряд специфических особенностей и требовал знания особых приемов и применения специальных видов и приспособлений.

Ознакомление с подготовкой моделей для отливки пространственно изогнутых лопаток для насосов и турбин помогло нам глубоко понять теорию профилированных рабочих колес турбин и насосов. Постижение этих знаний в процессе лекций не могло быть столь же ощутимым, как в модельном цехе и на станках, обрабатывающих эти детали.

Попутно мы ознакомились с производством мощных паровых турбин, но это уже потом, на Ленинградском опытном заводе. Опыт по гидротурбинам особенно уникален, так как столь мощные турбины изготавливались только там.

После войны мощные турбины стали производиться и на Харьковском турбинном заводе, где в основном трудились выпускники Харьковского политехнического института и где успешно развивалась школа гидромашиностроителей, созданная профессором Г. Ф. Проскурой, выходцем из стен МВТУ, и профессором Аленопольским из ХПИ.

Славу Ленинградского металлургического завода создали выпускники Ленинградского политехнического института, где кафедрой гидромашин заведовал член-корреспондент Академии наук профессор И. Н. Вознесенский, который во время становления бюро водяных турбин возглавлял его в должности главного конструктора.

Практика прошла весьма успешно, было понято много нового.

Параллельно с практикой мы посетили много экскурсий, в результате которых ознакомились с достопримечательностями города. Оставаясь верным своему принципу, я постоянно ходил и ездил по городу и за его пределами, поэтому за два месяца хорошо познакомился с пригородами, такими как Петергоф, Павловск и другие. В городе часто бывал в Эрмитаже и Русском музее, которые посещал неоднократно и позднее, во время визитов в город. Посещение культурных достопримечательностей расширяло кругозор. Учитывая тот факт, что практика проходила весной, когда в Ленинграде все зеленело и цвело, а ночи были белые, можно понять, какую радость нам доставляли эти вечерние прогулки по городу и его окрестностям. Это было хорошее дополнение к летним каникулам.

После летних каникул мы учились еще семестр до ноября месяца, затем окончили теоретические курсы и отправились на преддипломную практику.

Завершив воспоминания о практиках, вернемся к учебному процессу в стенах института. Понимая важность практической подготовки, я никогда не упускал возможность поднять свой теоретический уровень. Для этого на старших курсах посещал не только занятия по расписанию, но и много лекций, читаемых в институте факультативно. Так, например, ходил на лекции по спецглавам математического анализа, теории колебаний. Посещение таких лекций приобщало к науке и приучало к самостоятельной работе по расширению кругозора.

С этой же целью я принимал участие в исследованиях по отдельным вопросам, касавшимся процессов в гидромашинах, и вел систематическое конспектирование статей и книг по нашей специальности, но по вопросам, не входящим в программу обучения. Эту практику не оставлял более двадцати лет после окончания института, что очень помогало мне в повседневной работе.

Из лекторов, читавших основные предметы нашего профиля, хочется отметить заведующего кафедрой профессора Ивана Ивановича Куколевского, который вел вводный курс гидромашин. Кроме вводного курса, Иван Иванович давал нам курс гидравлических турбин силового хозяйства и основной конструкции паровых машин, котельных установок, паровых турбин и насосных станций.

Лекции носили характер неторопливого рассказа, в котором говорилось обо всем по чуть-чуть, но ничего лишнего. Вводные, заключительные части лекций, замечания по ходу выступления были исключительно логичные и поучительные, поэтому запоминались на многие годы, а то и на всю жизнь.

Материалы излагались на лекциях так, что возникали у нас перед глазами, мы видели, как появляются части машин, для чего они служат и как взаимодействуют между собой в работе. Этот метод был убедительным и помогающим пониманию еще и потому, что профессор мастерски рисовал и использовал цветные мелки для выделения наиболее ответственных элементов машин. Также на занятиях широко использовались диапозитивы, демонстрирующие устройство и принцип действия таких сложных машин, как гидротурбины или установленные в зданиях станций и котельных паротурбинные установки, а также другое оборудование. Эти приемы значительно экономили время изложения, а уровень усвоения материала даже повышался.

В лекциях всегда подчеркивалась необходимость понимания принципов действия, а не простого запоминания отдельных фактов и выводов в процессе обучения. Этот принцип чтения лекций И. И. Куколевский строго соблюдал, следуя своим установкам и не допуская отступления от них даже для своих сотрудников. С ним было работать нелегко, зато каждый раз на лекциях царил порядок.

Также концентрированы и лишены лишних слов были лекции Сергея Сергеевича Руднева, одного из учеников профессора И. И. Куколевского. Он читал курс центробежных и пропеллерных насосов.

Курс был довольно оригинален и содержал все необходимое для проектирования насосов. Особенностью лекций С. С. Руднева было то, что лектор, как казалось, тянет и мог бы читать быстрее, но когда лекция завершалась, то оказывалось, что по его лекциям у студентов самые объемные конспекты. Позднее мы привыкли к его ритму и поняли, что если бы он читал быстрее, то освоение материала ухудшилось бы и восприятие было бы менее глубоким.

Другой особенностью С. С. Руднева как специалиста была его работоспособность. Он руководил отделом насосов Всесоюзного института гидромашиностроения, был заместителем директора ВИГМ по науке, но очень мало публиковался и не старался защитить докторскую диссертацию, поэтому поздно получил звание профессора. Им созданы оригинальные курсы по центробежным насосам, теории гидродинамических решеток.

Как ученый, Сергей Сергеевич был энциклопедически подготовлен, хорошо владел математическим алгоритмом и, кроме курса насосов, читал курс гидродинамики, в котором излагал теории гидродинамических решений.

Позднее, уже после ухода И. И. Куколевского на пенсию, Сергей Сергеевич стал руководителем кафедры. В течение пятнадцати лет он, в отличие от И. И. Куколевского, был мягким руководителем, поэтому члены кафедры себя чувствовали более свободно и нередко сталкивались между собой, что не способствовало сплоченности коллектива.

Наряду с проектами гидромашин на кафедре читался курс лекций по гидроприводу таких машин, как металлургические станки и так далее. Пионером изучения и энтузиастом внедрения в учебный план курса, излагающего эти технические проблемы, был профессор Вячеслав Вячеславович Мишке, создавший и читавший много лет курс объемного гидропривода. В нем он, задолго до американцев, изложил общую теорию анализа характеристик насосов объемного типа, разработал классификацию насосов, разобрался в частных проблемах гидропривода.

Как учитель и человек, Мишке был в высшей мере оригинален и не укладывался в стандартный образ советского ученого. Читаемые им курсы непрерывно изменялись, в них что-то дополнялось, что-то исключалось, а иногда содержались изложенные вопросы, которые ранее в программу курса вообще не входили. Ему всегда не хватало букв различных алфавитов, и он придумывал многоэтажные обозначения.

Он умудрился до семидесяти с лишним лет не признавать ни одной установки руководства институтов МВТУ и ВИГМ и тем не менее оставаться их сотрудником и совершить немало дел, которые заслуживают самой высокой оценки. Он знал несколько языков, но по-русски затруднялся выражаться, и потому его с трудом воспринимали. И только привыкнув к своему странноватому преподавателю, студенты превращались в поклонников его чудачеств и вычурных выражений.

Его эрудиция была настолько широкой, что в любой момент он был готов ответить на любой вопрос, причем отвечал с обоснованием и историей объясняемого предмета. Он знал наизусть множество стихов, а также всего «Евгения Онегина», знал историю от Византии до наших дней. Эти знания, видимо, переполняли его, и он не мог смириться со слабой образованностью студентов. На экзаменах по теории поршневых насосов, разработанной им, он вдруг задавал студенту вопрос, связанный с походами Македонского, и, если студент не мог ответить на вопрос, ругал его за слабую образованность.

Он хорошо ориентировался в различных специальностях и во многих из них сказал свое слово – теоретическое, а чаще практическое. Он подключался и к решению задач атомной энергетики, решая проблему радиохимического выделения, за что получил Государственную премию.

Вместе с этим Вячеслав Вячеславович был человеком ошеломляюще свободным! Если работа становилась ему понятна, он бросал ее. И, чтобы получить от него результаты, руководство ВИГМ давало ему помощников, которые доводили дело до конца. Тогда он выступал в роли консультанта.

Он все время занимался тем новым вопросом, который его заинтересовал. Курсы, читаемые им, находились в пределах программы лет пять-шесть, а потом он вдруг начинал излагать темы, которые имеют к предмету не очень близкое отношение, или посвящать лекции таким заумным вопросам теории, освоить которые студенту с нормальными способностями было очень трудно.

Вследствие своей противоречивости он не пользовался общей любовью, но остался в памяти всех студентов, прослушавших его курс лекций.

Основной теоретический курс читал профессор В. В. Уваров, отличавшийся необычайной строгостью. Его боялись как студенты, так и аспиранты, ведь он любил и умел задавать каверзные вопросы, да еще с саркастической усмешкой. Его взгляд обладал сковывающей силой – студент просто терялся, но потом это проходило. Мы его не боялись, так как знали, что, если проявишь знание и понимание, он даже похвалить может.

Основной специальностью В. В. Уварова были газовые турбины, в этой области он имел большие заслуги и поэтому заведовал кафедрой. Профессор Уваров еще в 1935 году издал первый капитальный труд по газовым турбинам, который лег в основу разработки отечественных газовых турбин газотурбоводов. Позже он использовался и для авиации.

Математикой он владел отлично, так как, кроме МВТУ закончил МГУ и исследовал теоретические вопросы проектирования паровых турбин. Им разработана методика расчета высокотемпературных газовых турбин.

Он был сторонником их внедрения на локомотивах и еще до войны руководил соответствующими работами, проводившимися на Коломенском локомотиворемонтном заводе. Им были разработаны методы профилирования лопаток высокотемпературных авиационных турбин и разработаны пути улучшения характеристик и конструкций авиационных турбин. Также он вел курс теоретической гидромеханики примерно в объеме курса Н. Е. Кочина, да еще читал теорию гидродинамических решеток. Чтобы курс был нам по зубам, он прочел лекции по векторному и тензорному анализу.

Одновременно с чтением лекций и заведованием кафедрой газовых турбин МВТУ он возглавлял лабораторию газовых турбин в ЦИАМ, а затем руководил одним из первых ОКБ по авиационным турбодвигателям, став главным конструктором завода. Такая перегрузка привела его к инфаркту, после которого ему пришлось отказаться от должности главного конструктора завода.

Профессорской деятельностью он занимался долго и подготовил много учеников, которые и поныне играют заметную роль в отрасли, как в промышленности, так и в науке.

Среди других лекторов мне запомнился доцент Петр Михайлович Риз, читавший нам курс теории функций комплексного переменного. Он был математиком-прикладником, отлично чувствовал и знал математику, умело ее использовал в качестве инструмента для решения инженерных задач. На своих лекциях он учил мыслить и доходчиво объяснял, казалось бы, отвлеченные понятия и преобразования.

Лекции, прослушанные в институте, заложили в нас основу для решения инженерных задач и давали возможность приступить к практической инженерной деятельности, но прежде чем перейти в инженеры, нам предстояло выполнить дипломный проект.

Я взялся проектировать высокогорную гидроэлектростанцию с турбинами Пелтона, опыт разработки которых был только на ЛМЗ, поэтому на преддипломную практику поехал опять в Ленинград.

Наша подгруппа состояла из пяти или шести человек, жили мы в общежитиях механического (политехнического) института и практику проходили по всем правилам, то есть без потери времени, поэтому получили хорошее практическое подкрепление нашей теоретической подготовки.

Я прибыл в Ленинград за несколько дней до начала войны с финнами, и вскоре в городе была введена светомаскировка. Одновременно с этим начала разыгрываться комедия на тему «Как вынудили нас финны на войну идти». С этими провокациями на наших границах особенно комично выглядели мы сами, учитывая формирование народного финского правительства во главе с Отто Куусиненом. Да и прочий агитационный фарс казался не более убедительным. Внести ясность в понимание событий не удалось ни Всесоюзному радио, ни многочисленным лекторам обкомов и пропагандистам из отдела пропаганды ЦК ВКП(б).

Тем не менее за время практики было собрано много материалов по проектам построенных высоконапорных станций с турбинами Пелтона. В том числе по методике обработки исходных данных, по доводке и исследованиям отдельных вопросов работы турбин, проведенным испытательной гидростанцией завода. Также собрана обширная информация по библиографии книг, объясняющих отличия между подстанциями мира.

Одним словом, когда в январе месяце мы закончили практику, я чувствовал себя хорошо осведомленным и подкованным специалистом. С этим ощущением и поехал в Горький отдохнуть, с тем чтобы в феврале месяце 1940 года заняться обработкой материалов, расчетов и проектированием.

Дипломный проект – это первая (и часто последняя) попытка будущего инженера самостоятельно решить большую комплексную инженерно-техническую задачу. Как я уже писал выше, мне предстояло спроектировать основные узлы высокогорной гидроэлектростанции и разработать конструкцию основных узлов гидротурбины Пелтона.

По этому виду турбин литературы было очень мало, поэтому пришлось заняться поисками книг и журнальных статей в советских и иностранных источниках. В своем дипломном проекте я должен был обработать статистические данные по гидравлическим наблюдениям за большой период времени. Требовалось определить необходимый объем водохранилища, по регулированию стока установить и обосновать количество труб водовода, идущего от хранилища к станции, и определить оптимальное количество турбин на станции. По сооружениям станций необходимо было просчитать прочность трубопроводов на базе анализа, определить наличие гидравлического удара в них, а также выбрать тип электрических установок и их защитить.

Основным содержанием проекта была разработка конструкций турбин, расчеты их элементов на прочность и расчеты, гарантирующие работоспособность и технологичность показателей. Для этого были проведены расчеты проточной части водовода сопла, отсекателя, обновлен выбор профилей ковшей и их расстановки на рабочем поле турбины, разработана конструкция опор подшипников с гидродинамическим расчетом.

Объем чертежных работ составил свыше двадцати листов, а объем расчетно-пояснительной записки – сто сорок страниц текста. Чтобы выполнить эти работы за четыре с половиной месяца, пришлось трудиться в зале дипломного проектирования почти ежедневно по десять-двенадцать часов. Но работа была интересная, и я не хотел переносить защиту на осень. Пока я был занят всем этим, почти половина студентов свою работу закончила.

Я поработал успешно, завершил диплом за четыре месяца и восьмого июня защитил проект на отлично.

Моим проектным руководителем был профессор И. И. Куколевский, который любил заставлять студентов прорабатывать несколько вариантов конструкций. Его методы руководства я знал не по слухам, которые распространялись студентами, а по собственному опыту, так как курсовой проект поршневого насоса выполнял с его консультацией и несколько пострадал от этого.

Он дал задание рассчитать насос для высокого давления и малой подачи, поэтому конструкция получилась маловыигрышной. Такие задания трудно выполнить хорошо даже опытному конструктору, а тут пришлось создавать ее мне, не имевшему такого опыта. С заданием я справился только на хорошо.

На защите курсовой проекта турбин он поставил мне хорошую оценку только потому, что решил пощадить меня, и потом отчитал, что решение неполное и я не выполнил проект на должном уровне, учел не все в особенностях конструкции.

При распределении, как оканчивающий институт, я был передан в распоряжение Министерства судостроительной промышленности, где попросил направить меня на работу в конструкторское бюро Сормовского завода. Началась моя инженерная деятельность, и продолжалась она до 1944 года, когда я поступил в аспирантуру на кафедру профессора И. И. Куколевского.

После краткого рассказа о студенческих годах позволю себе более подробно объяснить свою позицию по поводу высшего образования в стране.

Из сказанного ранее ясно, что на протяжении всех лет обучения в институте нас сопровождали постоянные реформы. Иногда казалось, что в системе управления высшей школой нет ясности, а на местах и вовсе мало помогали. В действительности все было не так, на местах – в стенах вузов Москвы, Ленинграда и других городов – работал квалифицированный опытный профессорско-педагогический состав, и они много делали замечаний по поводу вреда от проводимых мероприятий. Но их не слушали, и нередко сверху звучали грозные окрики в их адрес.

В связи с ломкой учебных планов и поиском новых путей обучения в учебных заведениях практиковались разные методики. То студенты слушали учителя, то прорабатывали материалы учебников силами бригад учеников под наблюдением учителей. В результате уровень подготовленности учеников постепенно снижался. В дополнение к тому вырастили новое препятствие для непрерывной учебы в виде ликвидации школ второй ступени. Получился перерыв в подготовке контингента для поступления в вузы.

Тогда же льготы на прием в учебные заведения получили лица, имеющие стаж работы на предприятиях в качестве рабочих. Все это привело к росту трудностей для поступающих в учебные заведения, в которых были восстановлены вступительные экзамены. Неустойчивый ритм обучения привел к тому, что учащиеся были плохо подготовлены, а порой просто неграмотны. Несмотря на все это, эксперименты с формами обучения продолжались и в середине тридцатых годов.

Из отрицательных опытов хочу отметить исключение из реестра оценок знаний четверки. Это привело к тому, что многие студенты, понимая, что на пятерку сдать трудно, перестали стараться, так как троечку всегда можно получить. Тут невольно вспоминается пословица «Семь раз отмерь, один раз отрежь».

Сказать, что эксперименты были вызваны затруднениями в поисках путей обучения, я не могу: были многочисленные выступления во всех вузах страны, отвергавшие ломку, губительно действующую на систему образования. Но в ответ такие выступающие получали разгромы на соответствующих собраниях.

В 1936 году была введена система освобождения успевающих студентов от посещения семинаров. В результате сократился объем задач для студентов и понизилась степень освоения предметов. Возникшие пробелы пришлось позднее восполнять самостоятельной работой, но это уже не то, что достигается при системном и фундаментальном обучении. Это мы почувствовали потом, изучая комплекс предметов, определяющих профиль нашей специализации. Широта и глубина освоения предмета зависит, в первую очередь, от преподавателя, а также от студента, так как личные симпатии к предмету имеют немаловажное значение.

В Ленинграде была издана брошюра, посвященная классовой борьбе с нигилизмом, а также объяснению ленинизма. Она была обращена к вузам, в которых были сделаны попытки сохранить лекционный метод преподавания и защиту дипломных проектов и уменьшить объем производственного обучения как снижающего уровень теоретической подготовки. В то время был сокращен срок обучения в средних учебных заведениях на год, и действия администраций вузов были квалифицированы как выпад классового врага. Брошюра была отпечатана бешеным тиражом и разослана по всем вузам и техникумам Союза.

Из этого выходило, что этими перестройками руководили сверху из ЦК ВКП(б), и плохо было то, что после внедрения очередного улучшения скоро становилось ясно, что оно вредное. Все отменялось, но присланные следом улучшения постигала та же участь, а выводов из этих постоянных ненужных улучшений никто не делал. Никого ни за что не наказывали, хотя и было такое, что обвиняли всех во вредительстве.

Такая безответственность являлась, да и сейчас является источником бесконечных перестроечных реформ, которые ничего не реформируют, не улучшают, а только наоборот…

В начале тридцатых годов по институту имени Баумана был нанесен большой удар. В 1930 году преобразовали в отдельный механико-машиностроительный институт четыре факультета. Еще пять факультетов были превращены в самостоятельные вузы, а пять специальностей переведены в другие специализированные институты. Это привело к ослаблению кафедр и лабораторий. В дополнение к этому в институте имени Баумана разразился всемирно известный процесс над «Промпартией», в результате которого ряд ведущих ученых, как, например, М. К. Рамзин, были репрессированы.

Несмотря на все «хирургические» операции, механико-машиностроительный институт имени Баумана перед войной успешно готовил специалистов высокой квалификации, которые приходили на производство, смело брались за дело и достигали хороших результатов.

Именно они в период массовых репрессий в 1936–1939 годах сумели принять руководство промышленными предприятиями и не снизили уровень производства на военных, оборонных и крупных машиностроительных заводах. Они стали костяком кадров конструкторских бюро, разрабатывающих различные системы вооружения, атомные станции, новые виды энергоустановок, систем наведения и систем радиолокации.

Успехи выпускников института имени Баумана в эту эпоху были связаны с тем, что в его стенах свято хранили традиции старого, императорского МИТУ который еще в XIX веке завоевал мировую славу. Этим институт обязан таким ученым, как П. К. Худяков, А. И. Сидоров, В. И. Гриневицкий, Н. Е. Жуковский, К. В. Кирш, И. И. Куколевский и Л. П. Смирнов, С. П. Сыромятников, А. П. Котельников, А. Н. Шемет, В. В. Уваров, и ряду других.

Поколение молодых ученых восприняло и сохранило эти традиции, развивая и углубляя их. Когда появилась необходимость создания новых профилей специалистов для дальнейшего развития промышленного производства и проведения новых исследований, эту задачу поручили институту имени Баумана, и он справился с поручением в срок и на высоком научном уровне.

После войны атмосфера в вузах изменилась, изменились и масштабы приема студентов. Последнее обстоятельство не лучшим образом повлияло на качество подготовленных специалистов, хотя они и овладели современными ЭВМ и другими средствами исследований.

Об обстановке в вузах после войны я осведомлен недостаточно, так как связь с ними шла по линии периодического чтения лекций и участия в работе государственной экзаменационной комиссии, где мне пришлось председательствовать более пяти лет. Вместе с этим по работе приходилось близко сталкиваться с выпускниками Московского авиационного института, МВТУ МЭИ, МАТИ и ряда других вузов, которые приходили работать к нам на завод. Я замечал, что чувства ответственности, дисциплины, да и основательных знаний у нового поколения молодежи было меньше, чем у довоенных выпускников.

Я не видел таких групп, как выпускники по нашей специальности 1939 и 1940 годов. Из группы 1939 года, состоящей из восьми-девяти человек, четверо стали докторами наук, а один – академиком. Из группы 1940 года, в которой училось двадцать два человека, докторами наук стали четверо, есть также несколько кандидатов наук, два заместителя главных конструкторов, а пять или шесть человек погибли на войне, и это были весьма талантливые инженеры. Высокий уровень знаний я частично объясняю суровостью времени, в которое мы учились и начинали инженерную деятельность.

В стенах института имени Баумана формировались и продолжают формироваться фундаментальные основы новых направлений современной науки и техники, поэтому ведущая роль института во многих технических областях признается во всем мире. Даже в тяжелые времена переосмысления государственных основ институт имени Баумана демонстрирует пример устойчивости и живучести, хотя вместе со всеми переживает трудности.