Текст книги "Когда мысли лезут в голову. Избавься от навязчивых состояний"

Следующий месяц я ходил от одного доктора к другому. Среди них – врач студенческой поликлиники, преподаватель кафедры онкологии, хирург из отделения, где по ночам подрабатывал медбратом мой однокурсник, и еще несколько специалистов, к которым удалось попасть на прием. Каждый раз мне говорили, что я здоров, и на несколько часов или дней мне становилось легче, но потом возвращалась мысль о саркоме, а с ней – боль и ожидание скорой смерти. Круг замыкался.

Однажды я пришел к девушке, с которой встречался в то время, и начал осторожно выведывать, как она относится к идее завести ребенка. Мысль о том, что я скоро уйду, не оставив следа на этой земле, была невыносимой. Девушка к моему предложению отнеслась скептически, и сейчас я этому рад: наши отношения не были безоблачными, а идею срочно стать отцом диктовали мои навязчивости.

Мысль о саркоме преследовала меня не меньше полугода. Потом она угасла, а на смену ей приходили новые «болезни». Не могу сказать наверняка, скольких преподавателей я просил о консультации, как много часов провел в поисках симптомов заболеваний и штудировании медицинской литературы, но цифры были впечатляющими. Если ослабевал страх заболеваний, то ярче становился ужас перед «шестерками». ОКР меняло облик, однако его суть оставалась неизменной.

Интерес к психологии появился у меня на первых курсах института. Способствовало ли тому ОКР? Не уверен, ведь я не воспринимал его проявления как психическую аномалию. Среди моих родственников никто не имел отношения к психиатрии. Мама работала врачом и специализировалась на проблемах слуха, но если не учитывать анатомическую близость уха и головного мозга, то других накатанных дорог к изучению человеческой психики у меня не было.

Не помню, каким образом – вероятно, случайно – в нашем доме появилась книга «Знаменитые случаи из практики психоанализа». В ней простым языком излагались основные положения психоаналитического подхода, дальше следовало описание красивых (и, конечно, успешных) случаев использования психоанализа в устранении психических нарушений.

Сейчас, признавая заслуги дедушки Фрейда, я весьма скептически отношусь к его учению, а упомянутая книга представляется скорее красивой сказкой, чем описанием реальной работы психотерапевта. Но в тот момент я почувствовал вдохновение. Описание работы психоаналитиков напоминало волшебство: сидишь в кресле и силой собственных знаний, используя только речь в качестве инструмента, исправляешь ошибки психики.

Изменить жизнь человека, разобравшись в хитросплетениях его помыслов, тайных желаний и вытесненных страстей. Прикоснуться к глубинам его подсознания и потушить болезненный жар правильно подобранными словами. Это ли не чудо? К тому же работа психоаналитика, неторопливая и основательная, казалась мне весьма привлекательной. Я интересовался медициной, но четко понимал: все, связанное со скальпелем, кровью, иглами и шовным материалом, – не для меня. Идея использовать только силу разума и слов, напротив, вселила уверенность, что вот оно – мое призвание.

Книга попала мне в руки на каникулах, и я прочел ее от корки до корки меньше, чем за неделю. Затем многократно возвращался к основным понятиям психоанализа и пытался применить их по отношению к себе, своим родственникам и друзьям. Получалось так себе, но я не сдавался и заново погружался в текст, стараясь постичь гениальные идеи отцов психоанализа и найти в своих действиях детские сексуальные травмы (как завещал великий Зигмунд). Обычно они не обнаруживались и я ругал себя за слабость интеллекта, мечтая об изумительных находках в чужой или собственной психике.

Я купил и прочел еще несколько книг о психоанализе и психологии. Конечно, понял в них далеко не все, но тяга к загадкам психики только укрепилась. Вскоре я записался в студенческий кружок на кафедре психиатрии. На втором занятии нам показали пациентку отделения. Девушка-подросток бесконечно расставляла обувь в прихожей, пытаясь создать некий идеальный порядок и не находя его. Она расставляла стулья, раскладывала одежду, передвигала чашки в серванте. Сейчас я понимаю, что это были проявления ОКР, хотя преподаватель говорил о шизофрении. Я попытался приложить к истории девушки свои поверхностные познания в психоанализе и потерпел сокрушительное поражение. Где здесь эдипов комплекс? Где эрос и танатос? Ключевые понятия фрейдизма не вязались с реальной картиной нарушений. Конечно, при желании можно было бы найти в аномальном соблюдении порядка «искаженную сексуальность», а раскладывание кухонной посуды превратить в символ соития, но даже для моего богатого воображения это казалось излишне надуманным.

Тогда я решил выдержать паузу в посещении кружка и дождаться цикла по психиатрии – благо до него оставалось несколько месяцев. Подъезжая к психиатрической больнице, где проводились занятия, я почувствовал, как накатывает непрошеная тревога. Да, я уже был в этих стенах на заседании научного кружка, но сейчас меня ждали отделение и пациенты.

Здесь можно было увидеть что угодно, только не описанное в книжках по психоанализу торжество чистого интеллекта. Мир психотерапии, созданный моим воображением, представлял собой кабинет со старомодной мебелью из дуба и неизменной кушеткой, но вовсе не ту скромную конструкцию из стали и дерматина, что можно встретить в любой процедурной, а уникальный дизайнерский продукт с выверенными пропорциями и дорогой отделкой. В реальности я увидел голые стены, потолки с осыпающейся штукатуркой, палаты без дверей и больных в потрепанных пижамах. Напомню, это 1990-е годы, и с деньгами в медицине было очень туго. В наши дни ситуация улучшилась, хотя до стабильности далеко.

Пациенты еще меньше соответствовали описаниям из прочитанных книг. Благообразного вида пенсионер, который не помнит, сколько ему лет, что он ел на завтрак и есть ли у него дети. Молодая девушка, застывшая в постели. Наш преподаватель громко звал ее по имени, тряс за плечо, но в потухшем, невидящем взгляде не было и намека на отклик. Бывший школьный учитель, больше года не покидавший больничные стены. На вопрос о «различиях мухи и самолета» он начинал многословно рассуждать об особенностях их движения с учетом пространственно-временного континуума. Я силился проникнуть в их переживания, прочувствовать суть болезни, чтобы найти ключевые точки, до которых стоит дотронуться, и безумие начнет отступать. Мои усилия были так же эффективны, как попытка вычерпать озеро ножом и вилкой. Все, что я видел в психиатрической клинике, даже отдаленно не напоминало лубочные картинки психоанализа из книжек в моей библиотеке.

Столкновение с реальностью оказалось слишком жестким для меня. Проще говоря, я испугался. Мне становилось не по себе при мысли каждый день проводить среди пациентов, многие из которых выглядят так странно. А чувство собственного бессилия лишь усугубляло положение. Способен ли я облегчить страдания этих людей? Что могу сделать, чтобы их вылечить? Сейчас мне известно, что есть и лекарства, и нужные слова, способные многим помочь, но в те дни мной владели растерянность и чувство, что впереди тупик и способа из него выбраться нет. Добавьте смесь из страха, иронии и насмешек, которая неизбежно окружает психиатрические больницы. Я решил, что психиатрия – не мое, и в изучении психики возникла длительная пауза.

К окончанию института я подошел с затаенной любовью к психиатрии и убеждением, что кожные болезни – зона моих будущих профессиональных интересов. Выпускные экзамены, торжественное вручение дипломов, традиционное выбрасывание старых вещей с балкона общежития, празднование с однокурсниками в кафе на берегу Волги и полуночное купание в ее холодных волнах. Радость от того, что я стал врачом, омрачилась одной серьезной проблемой. Окончив институт, ты должен пройти специализацию по выбранной профессии, а тут вдруг выяснилось, что мои успехи в написании рефератов по дерматологии и приличные оценки в дипломе мало кого интересуют. В Самаре меня готовы были учить кожным болезням только за деньги, а в родном городе обучения по этой специальности не существовало. Денег у моей семьи на платное обучение не было, и других вариантов, кроме возвращения домой, не оставалось. Здесь и стоит вспомнить фразу: «Все, что ни делается, – все к лучшему». Может, она не всегда срабатывает, но к той ситуации вполне применима. Ведь я вернулся к своей первой любви – науке о психике, о чем спустя годы не жалею.

Навязчивости шли рядом со мной, хотя произошло очередное видоизменение. Работа увеличила ответственность, и это повлияло на ОКР. Самыми актуальными стали страхи «не выспаться и плохо работать на следующий день», а также забыть про незапертую дверь и невыключенный прибор. Я приходил каждый день в психиатрическое отделение, курировал пациентов и успешно сдавал зачеты по курсу психиатрии, но собственная психика оставалась для меня неизведанной зоной. Термин «обсессивно-компульсивное расстройство» на тот момент появился в Международной классификации болезней, но не использовался ни на кафедре, где я учился, ни в отделении, где практиковался. Я до сих пор не могу понять, почему не воскликнул «да вот же оно!», читая в учебнике главу про навязчивые идеи или невроз навязчивых состояний (так в те годы обозначалось ОКР).

После ординатуры я пришел работать в отделение психиатрической больницы, где преобладала «большая» психиатрия, то есть тяжелые психические заболевания. Шизофрения, биполярное расстройство, слабоумие – вот болезни, с которыми мне приходилось сталкиваться каждый день. Пациенты с навязчивостями получали помощь в других отделениях, мне довелось лишь несколько раз увидеть проявления ОКР, если не считать парня, которого я наблюдал в зеркале, бреясь поутру. Спустя четыре года я сменил место работы и перешел на кафедру психиатрии. Меня со студенческих лет интересовали наука и преподавание, а когда появился шанс попробовать себя в этом деле, я им воспользовался.

Дальше была диссертация, преподавание, обучение по психотерапии и работа в частной клинике. Приблизительно через год после того, как начал работать психотерапевтом, постоянно сталкиваясь с пограничными расстройствами психики, я осознал (наконец-то!), что сложности, с которыми безуспешно пытаюсь справиться с подросткового возраста, имеют название «обсессивно-компульсивное расстройство».

Сейчас забавно вспоминать, как я пришел к такому выводу. Выглядело это примерно так: пациент рассказывает про навязчивости, и во время беседы мне в голову периодически приходит мысль: «А ведь у меня примерно то же самое». Беру карточку, в графе «диагноз» записываю «обсессивно-компульсивное расстройство» и рекомендую терапию. Потом возникает мысль потрясающе логичная и непротиворечивая: если у меня такие же симптомы, значит и у меня ОКР. Мысль вертится в сознании минуту-другую и благополучно его покидает. Я ничего не предпринимаю в отношении себя, а берусь за следующего пациента. Когда подобных ситуаций накопилось изрядное количество, я был вынужден сказать себе: «О да, приятель, вертись не вертись, а отвертеться не получится – у тебя ОКР».

Однажды наступило окончательное прозрение. Поздним вечером я принимал пациента с ОКР. Он уже несколько месяцев наблюдался у меня и с радостью рассказывал, как, следуя моим рекомендациям, почувствовал значительное улучшение. Я объяснил, что нужно для поддержания достигнутых результатов, и он ушел с видом человека, жизнь которого значительно изменилась в лучшую сторону. Я сделал запись в карточке и пошел к администратору клиники, чтобы сдать ключ от кабинета. Перед стойкой администратора мне пришла в голову мысль (которая уже приходила много-много раз): дверь осталась незапертой, свет не выключен. Я повернулся, чтобы подняться на этаж выше, проверить свет и дверь, и вдруг подумал: «Ты же учишь других людей, как бороться с навязчивостями, и у них неплохо получается, так почему сам ничего не делаешь?!». Я отдал ключ и вышел из клиники. Пока шел до машины, беспокойство и сомнения нарастали. По пути домой тревога зашкаливала, и я едва не развернулся, чтобы проверить проклятую дверь, но продолжал ехать и говорить себе: «Если твои пациенты справляются, то и ты сможешь». И я действительно смог. Получается, что не только я помогал пациентам, но и они, их опыт помогли мне. Вторая половина пути прошла спокойнее, а дома я вскоре забыл о своих сомнениях. С этого началось мое преодоление ОКР.

Повторюсь, мне самому удивительно, как, обладая неплохими познаниями в области нарушений психики, я долго не мог определиться, что со мной происходит. Нет у меня и ответа, почему я так долго не боролся с ОКР. Возможно, если бы кто-то вовремя подсказал, что со мной и как лучше с этим справляться, я победил бы навязчивости намного быстрее. В одном я уверен: с ОКР можно справиться. Если кто-то внутри шепчет «Да ладно, это тебе не мешает, как живешь, так и живи», не верьте. Если подсчитать время, которое я потратил на копание в навязчивых мыслях, бесконечные ритуалы и перепроверки, получатся месяцы, а то и годы. Честное слово, лучше потратить их на что-то более приятное, чем навязчивости. Дальше я расскажу о том, что из себя представляет ОКР и как с ним справиться. Подскажу, как пройти этот путь и освободиться от тяжелой ноши под названием «обсессивно-компульсивное расстройство».

Глава 2
Что такое ОКР

Вы заподозрили, что столкнулись с навязчивостями, или врач написал диагноз «обсессивно-компульсивное расстройство» в консультативном листке? Что же такое ОКР? Это нарушение работы психики. Его основными проявлениями являются непроизвольно возникающие мысли неприятного содержания (обсессии) и многократно повторяющиеся действия (компульсии).

Чтобы научиться работать с ОКР и добиться хорошего самочувствия, следует четко представлять, с чем мы имеем дело. Давайте попробуем разобраться, что происходит в сознании человека с навязчивостями. Для начала рассмотрим общую схему, затем перейдем к тому, как выглядят различные варианты ОКР.

Ключевое проявление ОКР – обсессия (навязчивая мысль, вторгающаяся мысль). Это непрошеная, возникающая помимо желания мысль (идея, образ), которая многократно повторяется, вызывая негативные эмоциональные переживания. Неприятные мысли могут появиться у любого человека. Многие люди, оказавшись перед обрывом или стоя у перил балкона на большой высоте, могут подумать: вдруг я потеряю контроль и прыгну вниз? Корзина для продуктов в супермаркете может казаться слишком запачканной. Практически любому из нас приходилось сомневаться: не забыл ли я выключить утюг? В большинстве случаев такая мысль не воспринимается как важное и быстро исчезает, не оставляя следа.

Если человек склонен к ОКР, наблюдается совсем другая картина. В этом случае интенсивность подобных мыслей повышается, они возникают очень часто, их значение переоценивается. Это уже не «просто мысль», а крайне важный сигнал об опасности, серьезных последствиях или характеристиках самого себя. Сомнения насчет выключенного утюга вызывают стойкое ожидание пожара, гибели людей и порчи имущества. Мысль «я потеряю контроль и прыгну с балкона» сопровождается оценкой – «значит, я самоубийца и опасен для себя». Ощущение загрязнения порождает уверенность в скором инфекционном заболевании или бесконечном, разрушающем «чувстве грязи на руках», которое никогда не покинет. Такое «особое» отношение к навязчивым мыслям – важный компонент ОКР. Случайные идеи неприятного содержания, возникающие у здоровых людей, не оцениваются ими как угрожающие или негативные. Напротив, пациент с ОКР склонен придавать крайне важное значение обсессии, воспринимать ее как сверхреальную, наиболее значимую на данный момент и затмевающую все остальные.

Не бывает приятных обсессий. Любая навязчивая мысль вызывает негативную эмоциональную реакцию – тревогу, беспокойство, дискомфорт. Обычно мы используем слово «тревога», хотя при ОКР возникает весьма сложная эмоция, которую трудно описать одним словом. Это тягостное внутреннее напряжение, ожидание надвигающейся беды (порой смутное, иногда совершенно конкретное), которое захватывает разум и пытается полностью подчинить себе. Эмоциональный дискомфорт склонен нарастать, он лишает вас возможности трезво рассуждать и когда достигает максимума, весь мир размывается, реальной кажется лишь мысль, вторгшаяся в разум. При некоторых обсессиях, помимо тревоги, присутствует и отчетливое чувство вины. Например, мама с навязчивыми опасениями причинить вред ребенку, кроме выраженного страха «убить свою кроху», может испытывать глубокую вину и ругать себя за мысли о несовершенном преступлении.

Нередко навязчивые мысли провоцируются внешними событиями, определенной обстановкой, собственными действиями. Страх загрязнения появляется при необходимости дотронуться до ручки двери в общественном месте или взять в руки предмет, который только что держал другой человек. Опасения убить ребенка посещают, если поблизости лежит нож или другой острый предмет. Мысли о незапертой двери или невыключенном утюге возникают на выходе из дома. Для понимания общей схемы развития ОКР обозначим внешний фактор, провоцирующий появление обсессий, словом «триггер» (стимул, запускающий фактор). Иногда обсессии возникают спонтанно, без связи с внешними обстоятельствами, то есть триггер отсутствует.

Описанные проявления можно схематично отобразить следующим образом (рис. 1).

Есть несколько признаков, по которым можно отличить навязчивую мысль (обсессию) от обычной. Важнейший критерий – повторяемость однажды возникших идей. Вы один раз подумали, что на руках микробы и можно заболеть, а потом эта мысль приходит снова и снова. Обычно она не только повторяется, но и расширяется. Допустим, поначалу ощущение «загрязнения» приходит лишь в момент контакта с одним предметом (дверной ручкой на работе), а дальше «грязными» становятся другие дверные ручки и стулья, на которых кто-то сидел, поручни в автобусе и прочее.

Рис. 1. Возникновение обсессий, их оценка и связь с эмоциями

Другой не менее значимый признак – появление отчетливой тревоги. Без значительного эмоционального напряжения нет навязчивости. Если при возникновении неприятных ощущений в горле вы записываетесь к врачу и спокойно ждете дня приема, хоть и думаете периодически, что с вашим горлом, – это не обсессия. Если оно слегка запершило и с тех пор вас не раз посещала мысль о раке гортани, которая сопровождается выраженной тревогой, лишает покоя и мешает здраво мыслить, это уже требует оценки состояния на предмет наличия ОКР.

Следующая особенность: в той или иной степени человек обычно понимает, что навязчивая мысль не совсем правильная или даже вовсе не правильная. Другой вопрос, что это не влияет на ее присутствие в сознании, то есть понимание ошибочности идеи не приводит к ее исчезновению. Здравый смысл подсказывает, что микробы на дверной ручке были всегда, опасность фактически нулевая, но попытка дотронуться порождает ощущение грязи, мысли о болезни и отчетливый страх. Если человек пытается анализировать эту мысль, то обычно включается механизм, который можно описать как «мышление по принципу А ВДРУГ?» Например: «Да, я понимаю, что вот здесь не должно быть микробов, а вдруг кто-то больной дотрагивался до этого предмета и я чем-нибудь заражусь?» Или: «Першение в горле может быть симптомом простуды, а вдруг это все-таки рак и я скоро умру?» При ОКР человек верит именно этому «а вдруг» и поступает так, как оно подсказывает.

Последний признак навязчивой мысли – потребность защищаться. Испытывая тревогу и внутреннее напряжение, человек пытается от них избавиться и совершает определенные действия, направленные на «защиту» от навязчивых мыслей и ожидаемых последствий, которые появляются в сознании, сопровождая обсессии. Эти действия получили название «компульсии»[1]1
  В научной литературе встречаются разные толкования термина «компульсии». В узком смысле слова под «компульсиями» понимаются только двигательные акты (например, если вы повторно дотрагиваетесь до выключателя, многократно моете руки и т. п.). В более широком смысле «компульсиями» обозначают как физические действия, так и мысленную активность (например, произнесение «заклинаний», счет предметов и т. п.), направленные на «защиту» от тревоги, вызванной навязчивыми мыслями. Далее мы будем рассматривать компульсии в широком смысле, поскольку именно такое их понимание требуется для того, чтобы разработать стратегию преодоления ОКР.


[Закрыть] – патологические «защиты».

Итак, про наличие обсессий говорят, если появляется неприятная мысль, которая многократно повторяется и склонна расширяться, сопровождается отчетливой тревогой и желанием каким-либо образом «защититься». Понимание ошибочности, неточности исходной мысли не приводит к ее устранению и порождает возражения «а вдруг».

Продолжим схему обсессивно-компульсивного расстройства и добавим к ней упомянутые патологические «защитные» действия (компульсии) (рис. 2).

Рис. 2. Взаимосвязь обсессий и компульсий

Существуют разные варианты компульсий. Для начала обозначим основные группы «защитных» действий, а в следующей главе приведем примеры, характерные для разных вариантов ОКР.

Можно выделить следующие типы компульсий.

1. Ритуалы – повторные действия, не имеющие разумных оснований, которые выполняются в попытке защититься от некой «опасности». Классический пример ритуала – многократное мытье рук и ежедневная многочасовая уборка при навязчивом страхе загрязнения. Ритуалы могут проявляться в виде особого расположения предметов, утрированного соблюдения порядка, многократного повторения привычных действий (дотронуться несколько раз до выключателя перед тем, как лечь спать). Ритуализированные действия обычно выполняются определенное число раз или до наступления чувства «завершенности», снижения дискомфорта (один человек намыливает руки ровно 12 раз, другой – пока не «отпустит» чувство загрязнения).

2. Перепроверки – многократные уточнения выполнения или невыполнения определенных действий. Чаще всего при ОКР перепроверяют, закрыта ли дверь, выключена ли плита, свет, правильно ли заполнен документ. Проверки могут касаться и невыполнения каких-либо «плохих» действий. Так, навязчивый страх сбить пешехода может заставить водителя несколько раз возвращаться на перекресток или пешеходный переход с целью убедиться, что трагедия не произошла.

3. Поиск разубеждения заключается в попытке «разубедить» себя в собственных страхах. Например, при опасениях не закрыть дверь человек не только многократно дергает ручку, но еще и спрашивает родственников: «Я точно закрыл дверь? Ты уверен, что я не забыл повернуть ключ?» Поиск разубеждения может заключаться в многочасовом изучении информации, например, чтении в Интернете про симптомы заболевания, или в посещениях врача с целью услышать от него опровержение своего страха болезни.

4. Избегание – ограничение контакта со стимулами, «запускающими» навязчивые мысли. Происходит это по принципу: чего боюсь, от того и бегу (не трогать «загрязненные предметы», убирать ножи и т. п.).

5. Ментальные (мысленные) компульсии – особый вид «защит», когда отсутствует действие как физический акт, но производятся мысленные усилия справиться с тревогой. Например, как аналог ритуализированных действий может присутствовать мысленное произнесение «защитных» фраз, неких придуманных «заклинаний». Другим способом «ментальных защит» является «нейтрализация» обсессий: если в голову пришла «плохая» мысль, то надо сразу подумать «о хорошем», мысленно произнести определенные «хорошие» слова, которые устранят ожидаемые негативные последствия. Или, если нежелательная мысль возникла при выполнении определенного действия, повторить это действие, но уже думая «о чем-то хорошем».

Другой вариант – мысленное избегание, то есть стремление не думать о страшном, выкинуть «плохие мысли» из головы, переключить внимание на что-то, не связанное с навязчивостями. Могут присутствовать бесконечные попытки убедить себя в ошибочности обсессий. Например: «У меня нет желания убивать, я никогда не ударю другого человека ножом». Наконец, имеют место мысленные перепроверки: многократно «прокручивать» процесс закрытия двери, стараясь избавиться от страха, что она осталась открытой, или восстанавливать в памяти путь от работы до дома под влиянием мысли «по дороге я ударил случайного человека».

6. Вовлечение окружающих – просить или заставлять других людей исполнять «защитные» действия. Обычно это касается членов семьи, реже – подчиненных в профессиональной деятельности или наемных работников. Данный вариант компульсий зачастую ярко выражен при страхе загрязнения. Человек не только сам соблюдает чрезмерную чистоту, но и требует того же от близких. Например, убеждает особым образом снимать уличную одежду и обувь, часто мыть руки, чрезмерно обрабатывать продукты, использовать дезинфицирующие средства. При опасениях оставить невыключенным утюг или другой электрический прибор человек просит сфотографировать его и прислать снимок в качестве подтверждения.

Компульсии воспринимаются как «принудительные» действия, которым сложно сопротивляться. У человека возникает ощущение, что по-другому не получится, не удастся с этим справиться, нет возможности противостоять внутреннему побуждению. Например, не получается прервать бесконечное мытье рук, уйти от двери, не подергав ее несколько раз, или успокоиться, мысленно не произнеся при этом «защитную» фразу.

После выполнения компульсии наступает некоторое облегчение, уровень тревоги снижается. Но это улучшение всегда иллюзорно и кратковременно. После паузы навязчивая мысль возвращается, тревога нарастает. Подобное временное облегчение – ловушка, в которую попадает человек, столкнувшийся с ОКР. Каждый раз возникает желание выполнить «защитные» действия, ощущение в духе «еще чуть-чуть и плохое закончится». Но всякий раз тревога и обсессии возвращаются.

Мы сами подкрепляем навязчивые мысли. Идея «я три раза помою руки и не заражусь» имеет обратную сторону: «Если я этого не сделаю, то заражение произойдет». Многократное прокручивание сценария «обсессия – компульсия – временное облегчение – обсессия» приводит к закреплению и разрастанию симптомов ОКР. Это как снежный ком, с каждым оборотом увеличивающийся в размерах. Начиная с трехкратного мытья рук, можно незаметно для себя прийти к многочасовым вахтам перед краном.

Длительно существующие навязчивости вызывают общее изменение эмоционального состояния, тревога начинает присутствовать не только в момент возникновения обсессии, но и вне ее. Порой человек испытывает вину за сам факт наличия навязчивых мыслей: «Я виноват, что не такой, как другие; что не могу себя контролировать. Мне стыдно перед родителями (супругом, детьми и т. д.)». Нарастание общей тревожности, напряженности, чувства вины усиливает нестабильность психики и способствует более активному возникновению обсессий.

Весь порочный круг обсессивно-компульсивного расстройства можно отразить следующей схемой (рис. 3).

Столкнувшись с ОКР, человек обычно долгое время не понимает, что с ним происходит, с одной стороны, воспринимая происходящее как часть себя, с другой – страдая и пытаясь спрятаться от этих переживаний. Нередко ко всему этому добавляется чувство одиночества перед лицом появившихся сложностей, ощущение персональной катастрофы, которой не с кем поделиться. Навязчивости вызывают значительный дискомфорт, сохраняются многие годы и изрядно отравляют жизнь, но с нарушениями можно справиться. ОКР – не катастрофа и не личное проклятие, а медицинское состояние, довольно распространенное и вполне корректируемое.

Рис. 3. Патологический цикл ОКР

Если у вас есть признаки навязчивостей – поверьте, вы не одиноки. ОКР встречается довольно часто: в настоящее время его распространенность оценивается в 2–3 %. Если выйти на улицу, то среди ста случайных людей, идущих вам навстречу, двое-трое знакомы с навязчивостями на собственном опыте. Мой родной город – Пенза – с населением около полумиллиона человек. Несложный подсчет показывает, что примерно 10–15 тысяч его жителей столкнулись с проблемой навязчивостей. Взяв всех жителей России, мы получим впечатляющую цифру в 4,5 миллиона человек. Это больше, чем население любого города страны, за исключением Москвы и Санкт-Петербурга.

Иногда приходится сталкиваться с мнением, что проявления ОКР – болезнь цивилизации, обусловленная современным образом жизни. Это не совсем так. Мы научились лучше опознавать проявления навязчивостей, улучшилась их диагностика. То, с чем раньше пациент оставался один на один без медицинской или психологической помощи, теперь несравнимо лучше распознается и корректируется. Наконец, человек с ОКР (и другими расстройствами психической сферы) в наше время зачастую готов рассказать о своих переживаниях, в меньшей степени рискуя столкнуться с непониманием общества и клеймом «сумасшедшего». Конечно, предвзятое отношение к особенностям психики и в XXI веке – не редкость, но в этом вопросе наблюдается явный прогресс. В результате мы чаще говорим про ОКР и лучше его выявляем, хотя навязчивости имели место задолго до появления Интернета и сотовой связи.

Впервые симптомы, которые в наше время принято относить к проявлениям ОКР, были описаны более 500 лет назад. Одно из первых описаний навязчивостей принадлежит швейцарскому врачу, профессору медицины Феликсу Платеру (Felix Platter). В его труде «Observationes» 1614 года описано несколько клинических наблюдений, которые в современной терминологии обозначаются как «обсессивно-компульсивное расстройство». Автор упоминает навязчивости религиозного содержания и контрастные обсессии «агрессивной» тематики – страх причинить вред близким. Прошли столетия, но я регулярно наблюдаю подобные переживания на приеме.

Почему при отсутствии склонности к навязчивостям нежелательные мысли легко уходят из сознания, а при ОКР «застревают» в нем и превращаются в болезненные симптомы? Получается, в нашей психике есть фильтр, который надежно и незаметно для нас устраняет зачатки дискомфортных мыслей, не давая им превратиться в обсессии, но у некоторых людей эта «защита» не работает. Научные исследования говорят о том, что такие различия зашифрованы в генетическом коде и определяющую роль в развитии ОКР играет наследственность. ОКР – медицинское состояние, которое имеет свои проявления на уровне не только психики, но и физиологии, и химии нервных клеток. Не стоит думать, что наследственность всегда предполагает аналогичные нарушения у родственников. ОКР относится к так называемым полигенным заболеваниям, то есть в его развитии участвует не один «поломанный» ген, передающийся от родителей к детям, а большая группа генов, особым образом взаимодействующих между собой.

В результате этого сложного взаимодействия мы можем наблюдать разнообразные сочетания личных и семейных историй. Многие пациенты с установленным диагнозом обсессивно-компульсивное расстройство рассказывают о похожих нарушениях у родственников; нередко встречаются целые семейные линии ОКР, когда проявления навязчивостей прослеживаются в нескольких поколениях. В других случаях среди родственников наблюдаются отдельные симптомы навязчивостей, но не явная картина ОКР. Кто-то заявляет об отсутствии проявлений у близких, но и в таких ситуациях наследственность все равно участвует в развитии нарушений. Отдельные гены, связанные с ОКР, могут присутствовать по линии полностью здоровых и отца, и матери, а у ребенка образуется новая композиция генов, способствующая развитию навязчивостей.