Текст книги "Территория войны"

3. «МегаФинанс»

Утром я сел за компьютер. «МегаФинанс», финансовая компания, в Интернете она имела свой сайт. Любые финансовые услуги, все, что душа пожелает: выпуск или скупка акций, объединение предприятий – читай, и их захват, биржевые и валютные операции. Разумеется, все законно. О стоимости услуг не упоминалось. Фамилии и имена также были излишни, но номер телефона – пожалуйста.

Я набрал его. Вышколенный молоденький женский голос произнес: «Компания «МегаФинанс», доброе утро, чем можем быть вам полезны?»

– У меня проблема, но это не телефонный разговор. Когда я могу подъехать? Мне нужно высшее руководство.

– Вы представитесь?

– Пока нет.

– Можете назвать суть дела?

– Большой завод. Большие деньги. Вам это достаточно?

– Минуточку. – Я подождал, пока снова не раздался приятный голосок: – Борис Михайлович может вас выслушать в два тридцать. Вам удобно?

– Вполне.

Снаружи офис был свеженький, с иголочки, – трехэтажный особнячок нежно-сиреневого цвета. Но подступившие сбоку от пятиэтажки жестяные гаражи-тенты портили вид, заметно снижая задуманный первоначально высокий класс. Около них я и поставил свой мотоцикл.

На входе – два охранника в форме, оба – как быки. Один за столом, со списком, ему я и протянул свое водительское удостоверение. Второй стоял чуть поодаль, в классической позе полицейского – руки скрещены на груди, ноги расставлены, гордый взгляд. Меня поразила их униформа – копия летней формы нью-йоркского полицейского. Все до мелочей: темно-синий индиго, покрой, ремни, открытая кобура с торчащей рукояткой пистолета, и даже – крупная белая звезда шерифа над левым нагрудным карманом каждого. Я сразу почувствовал себя как в Голливуде.

Гостей в этой фирме одних не оставляли. Меня сопровождал второй из «ньюйоркцев». Перед закрытой электронным замком стеклянной дверью – взмах магнитной карточки, и она беззвучно распахнулась. Под ногами ковры, над головой повсюду видеоглазки наблюдения, кондиционированная прохлада и тишина – именно такие условия любят большие деньги.

Но первые слова никак не приходили на ум – ладно, что-нибудь да подвернется на язык.

В приемной сидела секретарша. Скользнула глазами по моему мотоциклетному пропыленному облачению, но никакой удивленной реакции. Сопровождающий «ньюйоркец» отошел от меня к свободному креслу и присел.

– Директор ждет вас, – пропела секретарша, и я прошел в кабинет.

Директор оторвался от своих бумаг на столе, когда я уже сделал несколько шагов от двери. Без улыбки указал рукой на кресло и посмотрел прямо в глаза.

– Слушаю вас, господин Соколов. – Можно было только удивляться, как у них поставлено дело: они узнавали имя каждого, кому назначали встречу.

Я присел, вынул из кармана книжку с врезанным диктофоном и небрежно положил ее на стол. Тот настороженно покосился на нее.

– Я у вас по личному делу, но чужому. Мне поручили одну работу, и она привела меня к вам.

Я окинул глазами кабинет. Все дорого, классно, изумительный дизайн – стекло, полированная сталь, и в контрасте с этим – антикварная тибетская бронза. Я намеренно тянул с разговором, и он нервно взглянул на часы.

– Почему вы решили, что мы можем вам помочь? – Я почувствовал, что начал раздражать его. Его тонкий нюх никаких серьезных денег за мной не ощутил, так что он только терял со мной свое драгоценное время.

– Я выполняю работу для господина Софронова, вы с ним знакомы.

Он медленно откинулся назад в кресле и закинул обе руки за затылок.

– Ах, вот оно что... – Лицо его тронула легкая улыбка, и в глазах впервые появился интерес.

– Откровенно говоря, я пришел не говорить, а выслушать вас.

– Забавно. Мне он о вас не упоминал. Мы ведь обо всем договорились. Или нет? Что-то еще осталось? Не понимаю! – Он так разволновался, что на последних словах перешел на фальцет.

– Вы очень на него давите. Отпустите слегка.

– Вы что, новый переговорщик? Свой иск мы заберем из суда, когда увидим подписи на договоре. Вы в теме?

– В целом – да, но не в деталях.

– Чем быстрее мы с ним подпишем договор, тем легче будет затормозить. Уголовное дело – это серьезное дело. Затянет – посадят. В тюрьму посадят. Его, лично! Я ему уже все объяснил!

Об уголовном деле Софронов мне ничего не сказал. Но это было обычным сопровождающим ходом – липовое уголовное дело, открытое купленными ментами для пущего напряжения, авось нервишки не выдержат. Передо мной сидел типичный хищник, агрессор. Рейдер за чужим добром. Плохой персонаж. Хотя, пожалуй, в природе все нужно, как и волки – санитары леса, и щуки в озере, чтоб караси не дремали, так и в мутных водах нашего дикого капитализма. В его заводях развелось полно жирных, зарвавшихся «красных директоров», не умеющих работать в рынке, разваливших налаженное при коммунистах дело, а теперь превратившихся в откровенных хапуг. Но только что за манеры, господа волки!

– Может быть, возьмете деньгами? – начал я импровизировать.

Кажется, он проглотил наживку, и меня это вполне устраивало: где-нибудь да приоткроется.

– Таких денег, какие мне нужны, у Софронова нет. И никогда уже не будет. Проворовался он со своими, с позволения сказать, менеджерами, так теперь сядет. Не хочется сидеть? Тогда отдай. Не ты завод строил, не твой отец и не дед. Ты у родной страны оттягал его втихую, а теперь еще у акционеров воруешь. Попался на аренде – так не пикай. Печатай договор и подписывай, пока я согласен. Слушайте, зря мы, что ли, месяц битый толковали, время теряли? Завтра же собрание!

– Вы свое заявление сегодня заберите. До собрания. – Меня уже понесло, но он сам открывал мне карты.

– Э, нет, дружок. Пока рыбка в воде – крючок в губе. Завтра с работягами вашими разберемся, во вторник подпишем, по бокалу выпьем – вот тогда.

– Слишком давите. Нехорошо.

– Столько, сколько требуется. Все в его руках, я ему полгода объясняю и тороплю: живее, живее!

– Внучку его отдайте.

– Кого?! Не понял. О ком вы? – Что-то промелькнуло в его глазах, или мне показалось? – Да кто вы такой?

Нет, не показалось. Собственно, для этого только я сюда и приехал, – любой знак мне сгодился бы, любая зацепка, лишь бы почувствовать, где искать эту внучку. Миллионы и заводы меня не интересовали, я обещал найти девчонку. Мимо миллионов я прохожу совершенно спокойно, в нашей стране бедняков они часто приносят горе, а иногда и гибель их владельцу. А несвободу и страх – всегда.

– Я уже сказал – частное лицо.

– Ах, вот что! Детектив... Интересная профессия, впервые встречаю. И вы у меня его внучку ищете?

– У вас.

– За такой базар знаешь как отвечают? – Выражение его глаз и тон мгновенно изменились – передо мной сейчас был серьезный и очень крутой человек в своем мире.

– Угрозы оставьте для слабонервных с деньгами. По-хорошему девочку отдайте. – Я спокойно проследил, как его нервная рука опустилась под крышку стола и нажала сигнал тревоги.

– Убирайся! – На лице его читалось только глубокое презрение ко мне.

За моей спиной щелкнула дверь, и тяжелые шаги остановились в метре от моей спины.

– Вы не нервничайте, – произнес я без всяких эмоций. – Но я вас убедительно прошу не давить так на моего клиента.

– Ты уберешься, шваль, отсюда?!

Я поднялся с кресла.

– Лишение свободы человека – тяжкое преступление, Борис Михайлович, одумайтесь...

Мне не удалось договорить. Хозяин за столом кивнул, и мои руки сразу оказались сдавленными за спиной. Сопровождавший меня «ньюйоркец» дождался настоящей работы.

Он поволок меня назад, и я едва успел, чтобы не упасть, отставить ногу. По лицу хозяина расползалась презрительная усмешка. Внезапно меня охватила обида – я и сам уйду, не надо рук, что у тебя, Борис Михайлович, за манеры такие!

Я запомнил этого полицейского еще у входа – здоровенный, с меня ростом, но тяжелее и шире. Поэтому я знал, на какой высоте может быть его нос, и, не потеряв окончательно равновесия, резко ударил затылком назад, надеясь, что он попадет прямо туда. Попал – мягкий, хрящеватый нос влажно и упруго уперся в мой затылок. Оттолкнувшись, я восстановил равновесие и, когда тиски-руки на миг свалились с моих плеч, резко развернулся. В полуметре от меня «ньюйоркец» держался за нос, из-под пальцев текла на подбородок кровь. Я только подставил левую ногу и легко толкнул его ладонью в грудь. Он упал, его голова подпрыгнула на мягком ковре, и кровь из носа веером окропила рубашку.

Я повернулся к хозяину. Он откатился от меня назад в своем кресле на колесиках, на лице была уже не презрительная усмешка, а страх. Рука же давила и давила под столом сигнал тревоги.

– Борис Михайлович, вы меня поняли? – Я взял со стола свой блокнот и положил в карман. За спиной опять щелкнула дверь. – Теперь думайте, но времени в обрез. Тем более для девочки. Как вы говорите, живее, живее! – и я обернулся в сторону двери.

В двух метрах от меня – одна рука с дубинкой наготове, а другая на кобуре – стоял второй полицейский, незнакомый. В дверном проеме маячил третий крутой мужик в летней рубашке, с помповым дробовиком в руках. Но без команды они ни на что не решались и ждали, поглядывая на хозяина.

– Я ухожу. Или вы хотите еще одну свалку?

Ответа я не услышал, и меня вдруг возмутило его хамство. Я с силой отпихнул спиной его изящный, но жиденький стол, тот заскользил по ковру, зазвенели опрокидывающиеся дорогие вещицы, и столешница с маху въехала в кресло хозяина.

– Пусть убирается! Пропустите его! – крикнул он.

Я шагнул мимо размазывающего по лицу кровь охранника и подумал, что в Нью-Йорке за это мне дали бы лет пять, без разговоров. Но здесь был только ряженый. Стоявший в дверях охранник нехотя отступил. Ствол его дробовика смотрел мне точно в живот...

Я сел на мотоцикл в отвратительном настроении. Завелся и поехал вперед без определенной цели. Увидел кафе на улице и остановился, заглушив мотор. Надо поесть, поразмыслить. За столиком включил диктофон, прослушал все с самого начала, от входа до выхода, почти с четверть часа. Понятным становилось почти все об этом так называемом корпоративном конфликте. Кроме главного – где внучка Таня?

Классический, азбучный и неотразимый прием рейдеров: состряпать уголовное дело на генерального и с прикормленными ментами давить его и давить, пока не запросит пощады. Поводов найти – никогда не проблема: у этих «красных директоров» рыльце не только в пушку, оно в густых перьях. Этот Портной упомянул об аренде, значит, на ней он его и поймал. В заводоуправлении на двух этажах бизнес бурлит, наверняка есть что-то и в самих цехах. Арендная плата по бумагам, как всегда, – копейки, остальное черным налом, генеральному и замам. За все годы – сумма со многими нулями. А это уже растрата, статья... до пяти лет – если подзаняться да хорошо раскрутить от имени обиженных, обворованных акционеров.

Классика, старая, как наша «перестройка», и по-прежнему работает, как часы в умелых руках. Неоднократно проверено: не выдерживают у многих нервы, все эти воры очень скоро бегут сдаваться рейдеру – мол, забирай все, только не сажай. Но зачем ему еще и внучка? Захват, похищение, удержание – работа для серьезных бандитов, а с ними свяжешься – можно не только испачкаться, а кое-что и похуже. Не бытовое ли, действительно? По тому, как мать с отцом о ней пекутся, да никто об ее парне ничего не знает, – беспризорная она девчонка. А ведь как это бывает у молодых в наши времена: любовь, секс, потом наркотики, дальше – кому как повезет.

4. Золотая молодежь

Вечером в пятницу я с ветерком прокатился по загородному шоссе. Когда несешься на мотоцикле и тебя чуть не сносит с седла ветродуй, в голове остаются только хорошие мысли. Поэтому я приехал в коттеджный поселок, где живут Софроновы, свежим и радостным, угрюмое настроение в связи с недавней неудачей как ветром унесло.

Было еще светло, солнце пока не садилось, и, заметив узкую тропку, уходящую от шоссе в лес, я свернул, отъехал метров на триста и встал на дивной полянке. Теперь надо было найти сухое дерево, потому что живые я не трогаю. Я тренируюсь через день-два, по полчаса или больше, и так все последние десять лет: метаю ножи – единственное оружие, которое использовал в частном сыске. Два тонких, без рукоятей, ножа в спаренных ножнах, пристегнутых к левой руке, под рукавом.

Я с удовольствием отработал почти час, приплясывая вокруг старого пня: нужно метать парами, с разных углов и расстояний. В любое место на теле врага, размером в банковскую карту, я давно попадаю девяносто восемь раз из ста. Один раз из этой сотни нож попадает ребром, но и так он пускает кровь. Но один раз, – правда, не из сотни, а из пяти-шести сотен, – нож вообще никуда не попадает, и, если целишься в сухое дерево, он отскакивает от него с жутким звоном, летит назад, и надо успеть от него увернуться.

Это только кажется, что нож – идеальное оружие для улицы. Я могу так метать его только с четырех шагов – на один полный оборот ножа. Внутри оборота или за ним – неминуемый промах. Однако со временем, после долгих тренировок, в глазах буквально вспыхивает эта дистанция, ее просто видишь. И тогда нож войдет в сухое дерево гулко, крепко, радуя слух, и так глубоко, что сразу не вытащить.

Когда я подъехал к коттеджному поселку, солнце уже скрылось за лесом. У шлагбаума с обеих сторон – просторные будки с охранниками. За высоким кирпичным забором виднелись верхние этажи элегантных особняков. Я посмотрел по сторонам. В каждой деревне есть укромное место, где летними вечерами собирается местная молодежь. Элитный коттеджный поселок – не исключение, но только молодежь здесь богаче. Сегодня пятница и чудный летний вечер, поэтому самое времечко для тусовки.

Неширокая асфальтированная дорожка вела вдоль забора в лесок, и там за сосенками горели фары, негромко рокотали моторы. Я туда и направил свой мотоцикл.

На песчаной лужайке стоял приземистый спортивный автомобиль, а на бревнышках сидели три девушки и два парня. Перед ними красовались еще двое на мотоциклах, рыкающих мощными движками. Я медленно подкатил к ним ближе, выключил мотор и махнул рукой в перчатке над рулем, как принято среди мотоциклистов:

– Привет!

Двое на мотоциклах молча ответили тем же. Я выставил подножку своей старой «Ямахи», перекинул ногу через седло и с удовольствием распрямил спину. Все молча наблюдали за мной.

– Услыхал ваши моторы, захотелось поглядеть. Классные у вас аппараты.

Они действительно были хороши: Один – чоппер, настоящий «Харлей-Дэвидсон», очень престижный. Другой – спортбайк от «Хонды», новый и тоже дорогущий. Сверкающие хромом и лаком, начищенные к выходным, – смотреть на них было одно удовольствие (тому, конечно, кто любит и понимает). Одеты были байкеры под стать своим аппаратам: на чоппере – ковбой в черной коже, черной бандане и в тисненых щит-кикерах на каблуках. Спортсмен – в гоночном, пестром от рекламы комбинезоне с красным шлемом-интегралом.

Спортбайк рыкнул мотором, хрустнул песочком, как застоявшийся конь, и медленно, красуясь, сделал кружок перед бревнышками. По мелким признакам, заметным только опытному глазу, ездок был неопытным, новичок. Всем в этой компании было лет по восемнадцать-двадцать. Я сразу почувствовал, что оказался чужим и лишним, главное, очень старым. Здесь тусовалась золотая молодежь элитного поселка со своими подружками, а я приперся на своем старье. Но ведь я тут по делу...

Я завел мотор, окинул глазами лужайку, асфальтовую дорожку, уходящую в лес, и поддал холостые обороты. Ручка газа как бичом подхлестнула раскаленные после дороги цилиндры, тахометр на приборке метнулся выше, заскакивая в красный сектор, вой двигателя из спаренных труб перешел в визг. И я отпустил толчком сцепление. Мотоцикл взлетел на дыбы, на заднее колесо, – и рванул вперед. Такое делать с места – самое трудное, намного легче «козлить» на ходу, отрывая переднее колесо. Но сейчас мне нужен был особенно сильный эффект.

Влетев в лес, я тормознул, упал на переднее колесо и развернулся. Мне было жаль снова рвать мотоцикл, и я броском разогнал его до восьмидесяти, и только перед лужайкой дал еще газку и рванул на себя руль. Он встал на дыбы, как игривый конь, и так, на заднем колесе, я прохватил мимо бревнышек метров тридцать. Потом медленно вернулся и поставил его с краю, между соснами: пусть теперь «старик» отдыхает.

Девчонки встретили меня аплодисментами, к ним неловко присоединились и парни. Но это не было моим «выпендрежем». Это «язык», понятный всем, кто садился когда-нибудь на мощный мотоцикл или хотя бы издали любовался им. Означало примерно следующее: вот мой ненаглядный, и вот что он умеет, – я на нем только сижу. Но самое главное: может, мне и снесет в свое время голову, но все равно это того стоит. Это не показуха, не вызов или приглашение повторить. Ради Бога, не надо! Таким штукам на мотоцикле учатся годами, порой разбивая его и ломая кости. Просто это «язык» рисковых людей, такой же, как и приветствие поднятой над рулем перчаткой – между незнакомцами, летящими навстречу, со скоростью за сотню, когда не только снимать руку с руля, а разжимать на нем пальцы опасно.

Но, к несчастью, по неопытности «спортсмен» на «Хонде» понял это как вызов. Ведь на бревнышках, как тетерки на токовище, сидели хорошенькие девочки. Он только успел рыкнуть своим оборотистым движком, смахнул вниз стекло на шлеме, – а я уже знал, чем это все для него кончится.

Он откатил сначала по дорожке в лес для разгона и развернулся. Тут я не выдержал, соскочил с пенька, где сидел, и выбежал наперерез: сейчас этот салажонок навернется и сломает шею, и все из-за меня! Махнул ему крест-накрест руками, и он тормознул передо мной.

– Чего тебе?

– Убьешься, слушай, не надо, не здесь. Я поучу потом.

– Отвали, брат! – За темным стеклом шлема мелькнула презрительная усмешка.

– Ладно, слушай, оторвешь колесо – не бросай газ, и ногу на тормоз!

Парень только кивнул и пошел на разворот.

Хорошо еще, что он не разогнался, как в первый раз, – хоть этим я помог, – а рванул вовремя руль на себя и молодцом «закозлил». Но ручку газа отвернул слишком сильно, и крутой мощный байк просто вывернулся и уехал без него – на скорости под пятьдесят. Пролетев еще немного, накренился в песок, кувырнулся раз-другой и осел с хрустом в кустах. Сам же байкер, вскочивший на него в последнюю секунду, крепко приложился затылком об асфальт и закувыркался к обочине, под самые бревнышки.

Девочки вспорхнули, разом бросились к нему, и я тоже.

– Алешка! Ой, мамочка, он не дышит! Алешка! Не пугай нас!

Глаза у парня смотрели в разные стороны, крови видно не было. Стянув с трудом шлем, увидели, что он улыбается. Стали поднимать – только охнул, когда привстал на ногу. Похоже, пронесло. Кожа на комбинезоне содрана, на заднике шлема – вмятина с трещиной, и рука на запястье до крови содрана, там, где расстегнулась и вывернулась перчатка. Но все это были «семечки», в целом дешево отделался: «цокнись» он так в бандане, какая была у его друга-ковбоя, и голова его была бы похожа на сырую яичницу. А так через минуту-другую Алешка уже сидел героем среди перепуганных девчонок. Ребята привели из кустов его байк – тоже не страшно, по песку он кувыркался, не по асфальту. Правда, пластик обтекателя поломан, задний поворотник всмятку, но когда завели – зафурычил.

На душе полегчало. Я взобрался на бревнышки и присел рядом с парнями. Пережитый общий страх сближает и дает особые права. Поэтому я смело вынул из кармана фотографию с выпускного бала и молча протянул одному из ребят.

– Знаешь ее?

– Это – Танька Софронова. Искали ее тут, менты всех расспрашивали. Ты тоже мент?

– Нет, сейчас не мент. Мне ее парень нужен.

Тот оглянулся на девчонок и окликнул:

– Галя, подойди! – Повернувшись ко мне, добавил: – Подружка.

Галей оказалась девушка постарше, лет двадцати, с темно-карими глазами и обворожительной улыбкой. Я приметил ее раньше и сразу выделил среди троих. Поэтому не только улыбнулся, а даже поклонился – так она была хороша.

– Он ищет парня Таньки Софроновой. Знаешь?

– Ее парня? – Галя непонимающе смотрела на меня, улыбалась и качала головой. – Вот же он, Лешка, на спортбайке. Чуть не убился.

– А другой?

– Какой вам нужен?

– Другой, последний.

– Гуталин, наверное, – вставил первый парень, возвращая мне снимок, и крикнул всем: – Эй, народ! Мы едем или нет? Десятый час уже!

– Едем, едем!

– Музыкант он, этот Гуталин, ударник, играет в клубе, – спрыгнул с бревен парень.

Компания засобиралась, и все потянулись – кто к машине, кто к байкам. «Цокнутый» Алешка тоже похромал к своему. Но Галя никуда не торопилась, сидела, улыбалась и вдруг сказала:

– В клубе «Дубль» он играет, это недалеко.

– Галя, ну, ты едешь? – крикнул байкер в бандане.

– Мне домой надо, маме обещала. Что так смотришь? Я ж тебе говорила!

Я слез с бревнышек и подошел к Леше, сидевшему на своем спортбайке.

– Как мне найти Таню Софронову?

– Ох, слушай, и ты ее ищешь.... Меня уже расспрашивали менты. Да кто ж ее знает, она – девка шальная...

– Жива?

– Да кто ж ее знает? Мы с ней расстались, еще перед выпускными. Ну, ладно, свидимся. Хорошая была девка... Жалко... Ну, давай.

– Счастливо.

Тишину леска разорвал рык моторов, молодые голоса утонули в нем, за сосенками мелькнули рубиновые фонари, и все стихло. Я обернулся. Галя продолжала сидеть на бревнах. Я подошел к ней и присел рядом.

– Какой вечерок... К вам присесть можно? – Она в ответ только засмеялась. Посидели минутку молча – я уже забыл, что нужно говорить при луне красивой девушке. – Красивая луна... как живая. Вам не холодно?

– Вы, наверное, из полиции, – опять засмеялась она.

– Нет, нет. Я сам по себе.

– И кто же вы?

– Я – Николай, а вы?

– Галя. Зачем вам Танин парень?

– Пропала она. Уже неделя прошла. И дед весь извелся. Хоть бы позвонила. Передать ей можете?

– Кому? – с деланым испугом повернулась ко мне Галя.

– Подружке вашей, Тане.

– Как же я ей передам?

– Когда позвонит вам в следующий раз.

– Какой вы смешной! – она встала и оправила платье. – Мне пора.

– Я вас провожу.

– На мотоцикле?

– Можно и на мотоцикле. Садитесь.

Галя игриво, но умело запрыгнула в седло и обхватила меня сзади руками. Я медленно поехал мимо сосен и через сто метров остановился возле шлагбаума.

– Вот мой коттедж, – махнула она рукой за высокий забор. – А это – Софроновых.

Коттедж Софроновых стоял с краю, мрачно чернея на фоне серебристых лунных облаков. Два окна на втором этаже светились.

– Мы еще увидимся? – Я снял перчатку и протянул ей ладонь.

– Может быть. Клуб «Дубль». Он завтра там играет после девяти. Танин парень. Мы все там будем.

– Я приеду. Обязательно. Спокойной ночи.

– Только сами-то не разбейтесь – так отжигаете. – И Галя юркнула под шлагбаум.

* * *

Я посмотрел на два светящихся окна на втором этаже и набрал на своем мобильнике телефон этого коттеджа. Ответили не сразу, и я взглянул на часы – одиннадцатый час. Наконец услышал женский голос:

– Я вас слушаю. – Он был низкий, грудной, такого сексуального голоса я раньше никогда не слышал. Возраст – не более двадцати пяти.

Я попросил позвать Ивана Петровича.

– Иван Петрович отдыхает. Кто его спрашивает?

Я назвал себя и добавил, что по его заданию разыскиваю Таню. После этих слов голос резко изменился.

– Что-нибудь узнали?

– К сожалению, ничего. Иван Петрович спит?

– Сейчас посмотрю. – В трубке было слышно отдаленное: «Ваня, Ванечка! К телефону, мой дорогой, ты не спишь?»

Минут через пять засветилось еще одно окно, и глухой, недовольный голос хозяина, похоже, сильно пьяного, произнес:

– А-а, объявился, герой. Я что, нанимал тебя колотить всех до крови? Ты Танюшу нашел?

– Нет.

– Что за скандалы ты учиняешь! Портной мне звонит, мол, какого бандита я к нему подослал! Мы же с ним договорились обо всем, а ты мне такую свинью подложил!

– Вы про внучку с ним договорились?

– Что, внучка? Что, я тебя спрашиваю! Может, и не он!

– Молитесь, чтобы он. Повторяю, лучше бы это был он.

– А охранника нашего зачем избил?

– Его спросите и свидетелей.

– И так тошно, еще ты всех мордуешь... Ищешь ее?

– Ищу. Но сейчас звоню по другому вопросу. Хочу завтра присутствовать на собрании акционеров.

– Это еще зачем? И без твоих кулаков будет жарко!

– Соберутся интересные люди, я должен их увидеть.

– Очень интересные... Лишнее. Еще и завтра ввяжешься. Тоже мне, хирург нашелся...

– Иван Петрович, как хотите, я могу прекратить поиски, решайте, денег я у вас еще не брал. И возьмите себя в руки.

– Ну вот, теперь ты мне хамишь!

– Жалко вас с Таней.

– Ты хоть что-нибудь узнал о ней?

– Ничего я не узнал. Что вы решили, Иван Петрович?

– Ничего он не узнал... Жива или мертва наша Танечка... Ладно, закажу тебе пропуск. Но гляди мне завтра, рта на собрании не открывать! Не твое это дело!