Текст книги "Цeлитель"

После того как сработал автодозвон, Соломия нетерпеливо крикнула:

– Кто это такой настойчивый?

– Из газеты, щелкопер, как вы говорите. Я же прежде чем ехать сюда сообщила ему, где меня искать, если что…

– Ну, так ответь, если он такой заботливый.

– Я скоро буду, – ответила Йен. – Только прошу, не уходи, очень прошу.

– Да, девочка, на сердце у тебя пурга, – насмешливо сказала Соломия. – Подставишь ты его, всё-таки. Ой, попадет под наши катки! Абсолютно чуждый нашим делам человек, писака беззаботный… Ладно, твои проблемы. Однако, к делу. Работать будешь так, как угодно нам. Вот моя визитка, если что-то понадобится.

Йен визитку приняла, решив, что это ни к чему не обязывает.

– Работать я буду так, как Господь даст, – сказала она, вставая. – Ибо только от него зависит всё сущее.

– Я вижу, ты теперь совсем другая, – удивилась Соломия. – Скажи, с чем это связано?

– С любовью, с огромной любовью к людям.

– Только не надо мне морочить голову. Я – старая кошелка, видавшая в своей жизни очень много, знаю, что этих скотов по-настоящему любить невозможно. Или предадут, или попытаются ограбить. И высокопарной чушью я давно насытилась.

– Послушайте, Соломия, или как вас там, – сказала Йен устало. – Наверняка, вы специально взяли этот очередной дешевый псевдоним, чтобы все подумали, что это вы попросили у Ирода голову Иоанна Крестителя. Но вы же знаете, что это далеко не так, по той простой причине, что танцевать вы совсем не умеете, и вообще – хреновая актриса. Подумайте о том, что когда-нибудь вы совершите ошибку. Вас погубит ваше же привычное оружие: вседозволенность, наглость, зазнайство и заговоры, которые вы плетёте, втаптывая в грязь очередного неугодного вам. Всё станет явным, всё выйдет наружу, когда вы ошибётесь. Либо всем надоест ваша бесцеремонность и найдется такой же, как вы, который вас в чем-то обвинит, и все поверят, они просто захотят поверить. И какую-нибудь вину свалят на вас, за то, что не предотвратили, не предупредили, не ликвидировали. Во всем будете виновны вы. Вас просто уничтожат.

Рестриба внимательно выслушала, но, казалось, на неё это не произвело впечатления.

– Ладно, – сказала она. – Чуть позже поговорим о совместной работе.

– Никакую совместную работу обсуждать с вами я не намерена, – убежденно сказала Йен.

– Ах, вот оно что! – вскричала Соломия, чувствуя, что теряет инициативу. – Да знаешь ли ты, стоит мне вполголоса сотворить одно из заклинаний, и от тебя даже красивого поясного ремешка не останется.

– Бросьте, – равнодушно махнула рукой Йен. – Вы можете себе представить ответную реакцию Общества Целителей. Вам, как стрелочнику, в любом случае – конец. Так что, хотите казнить – казните, но только избавьте от вашего общества. Всё, я пошла. Меня ждут.

Соломия растерялась:

– Как пошла? Мы договорились?

– Нет, – ответила Йен, не оборачиваясь. – Я не договариваться с вами приезжала, а помочь, но, судя по всему, это бесполезно. Прощайте.

Дверь открылась и закрылась.

– Жаль, что не договорились, – сказала Соломия почти удовлетворенно. – Теперь пеняй на себя. Ненавижу! – сказала холодно и рассудительно. – Ненавижу таких как ты! Будь проклята и предана забвению. Пусть скажут, что это – личная месть, но я тебя уничтожу. А с Обществом Целителей пусть Лига Магов улаживает.

5

Йен захмелела, но согреться ей так и не удавалось, скорее, наоборот.

– Не пойму, что со мной? – потерянно говорила она. – Потрогай руки, пожалуйста.

Руки были холодными.

Кафе уже заполнилось. Музыка гремела, люди веселились. И никто не догадывался, что сосем рядом, в эту минуту и секунду, происходит трагедия.

– Во, дамочка успела набраться, – сказал кто-то из молодых, видя, как я одеваю Йен, а её кидает по сторонам. – Слышь, папаша, это твоя мамаша?

– Слышь, сынок, – ответил я, – ты проблем ищешь?

– Да, а что?

К нему кто-то быстро подошел, что-то сказал, мальчишка исчез.

Этот инцидент прошел как бы мимо меня, потому что Йен уже начинало колотить по серьёзному.

– Соберитесь, прошу вас.

Я пытался говорить ободряюще.

– Сейчас приедем домой, примете горячую ванну, согреетесь, и всё будет хорошо.

– Не получится, – ответила она, клацая зубами, – Это Соломия, ведьма проклятая, Лига… Спасения нет.

– О чём это вы? Это в чьём голосе такая безнадёга?

– Ты представления не имеешь, с чем я вошла в соприкосновение. Боюсь, и тебя втянула. И теперь всё это будет иметь для тебя непредсказуемые последствия. Прости, пожалуйста. Тебе с самого начала надо было держаться подальше.

– Не дождётесь, – огрызнулся я. – Заинтриговали, а теперь лишаете возможности проявиться? Как это без меня будет проходить битва миров, битва за души. Я тоже хочу участвовать.

Я впервые оказался в ситуации, когда речь идет о каких-то потусторонних выяснениях отношений, между… Кем и кем?

Теперь становилось ясно, почему она всегда была недоступна моему пониманию.

– Вы просто переохладились, – говорил я ей в такси, – У вас оэрзе или пневмония. Йен, милая, успокойся.

– Кто это Йен?

– Вы.

– Почему?

– Это имя одной колдуньи, вы на неё очень похожи.

– Я не колдунья.

– Я знаю, извините.

Горячей воды в квартире не было.

Я уложил Йен в постель, укрыл одеялом, шубой, другими тёплыми вещами, которые сумел отыскать.

Но её сковывал мороз, она что-то бормотала деревенеющими губами, пыталась что-то сказать, но сил недоставало.

– Ну, подскажите, – просил я, – хоть намекните, что надо делать.

Я наклонился к ней, пытаясь разобрать, и почувствовал, что изо рта у неё идёт холодный воздух.

«Это Лига, ведьма, – вспомнилось мне. – Спасения нет».

– То есть как, нет спасения? – крикнул громко. – Мы ещё поборемся!

Появилась шальная мысль вызвать «скорую». Но я давно живу в этом городе и знаю, что «скорая» приходит не скоро. К тому же, Йен «заразили» нетрадиционно, значит, лечить надо как-то по-другому.

Как?!

Библия!

Где она?

Библия лежала отдельно от других книг.

… Я читал Святое Благовествование от Матфея, наугад, попав на седьмую главу.

«Просите и дано будет вам; ищите и найдёте; стучите и отворят вам;

Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.

Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»

Мне казалось, что Йен становится хуже. Дыхание хрипло рвется из лёгких, разрывая их.

А холод! Физически с тех пор я больше никогда не ощущал такого холода.

Я стал читать быстрее, торопливее.

Старался слова произносить чётко, желая, чтобы меня услышал Создатель.

Но Он не ответствовал, и мною овладевало отчаяние. Я ещё держался на осознании того, что одним неверным движением души, одним неверным словом могу всё порушить.

Но всё уже произошло.

Надвигалось неотвратимое.

И не по моей вине и не моей волей, а очень похожим на то, что величают «судьбой», «роком». И перед их грозным желанием я был немощным и никчемным.

Внезапно Йен дёрнулась, видимо, силясь приподняться, но колкие токи ледяного ветра пронеслись по комнате и вновь пригвоздили её к постели.

Я тоже ощутил этот поток, который никак не походил на природное явление; Библия выпала из рук. Я ощутил неизбежное, закрыл глаза, думая, что увижу такое Нечто, после чего к разумной деятельности уже никогда не окажусь пригодным.

Хлопнула электрическая лампочка, осыпав мелкими осколками.

Я это только почувствовал, потому что видеть уже ничего не мог.

… Не знаю, через какое время зрение вернулось. Но Йен уже не было. Вернее, тело оставалось на кровати, но абсолютно неподвижное.

В мертвенном свете луны лицо казалось умиротворенным, но каким—то гладким и прозрачным. Как лёд. Исчезли крохотные морщинки под глазами, а глаза остались открытыми; только в них уже не было боли, страха, отчаяния. Борьбы тоже не было. Совсем.

«Вот и всё, – прошептал я и через несколько секунд повторил как можно тише: – Вот и всё». И удивился сам себе, ведь я – материалист. Почему живые всегда опасаются нарушить вечный покой мертвых, то есть, нарушить то, что остается единственным незыблемым и постоянным во всём этом мире?

И слышался мне голос. Но было ли это голосом внешним, или мысли оформились в чёткую словесную схему, или разум зашкалило – неизвестно.

Глазогорящей гиеной приволокутся худые времена.

Небеса перекроют тучи, сквозь которые не сможет пробиться даже тонкий солнечный луч.

И всё покроет холод.

Он завладеет телами и душами, помыслами и стремлением.

Сильные погибнут, а слабые станут оплакивать их участь, но бороться не смогут.

Уделом человека сделается отчаяние.

Так свершится наступление мрака и беззакония, о котором твердили избранные, которым не верили. И только одинокие подвижники найдут в себе силы; но сначала им надо будет уйти, чтобы потом возвратиться.

И первыми оказаться под ударом.

В окошке розовел восток.

Посланники света уже скользили по хрусткому снегу, постепенно выметая ночь.

Но это не утешало.

Краешек сознания сигнализировал мне о Битве, которая вновь набирает разрушительную мощь и ещё о том, что я – в центре этой Битвы.

И мне, до дрожи в затылке, до боли в коленях, до неимоверной страсти захотелось найти ответы. И я неуверенно подошел к последнему ложе, где неподвижно лежало то, что совсем недавно называлось «Йен».

– А ведь вы бросили меня одного, наедине со всем этим, – сказал я подавленно и горестно, словно впервые убедившись в том, что я один, что я не воин. – Вы знали, что так может произойти…

_________________________

Я шел полусумрачной улицей, мимо сиротливо ютящихся домов с тёмными проёмами окон, по школьному стадиону, пустому, а потому непривычному; мимо монумента с Вечным огнем.

Из телефона-автомата позвонил в полицию, назвал адрес Йен и сказал, что в квартире – труп.

На быстрые вопросы дежурного – повесил трубку, лениво подумав: «Завтра я отвечу вам на все вопросы».

Я слишком устал и хотел отдохнуть.

И пошел – к покою и отдыху, как мне казалось.

Но я шагал навстречу боли и отчаянию, презрению и забвению, изменам и подлости, предательству друзей и торжеству врагов. И ещё многому такому, о чём лучше не знать.

Но всё это отыскало меня в грядущую дождливую весну, пакостное серое лето, слякотную мокродымную осень.

… День наступал постепенно, осторожно выдавливая остатки темноты из самых периферийных закоулков.

Всё кончилось.

Всё только начиналось.

Часть 2.

Под ударом

«Человеку всегда следует помнить, что за всей его деятельностью свыше осуществляется надзор. Живое существо в материальном мире подобно служащему в конторе, за деятельностью которого следит его шеф. Служащий не знает, какое мнение складывается о нём у начальства, но всё что бы он ни сделал, так или иначе учитывается, и в зависимости от результатов его работы ему могут увеличить жалованье, повысить или, наоборот, понизить в должности, или уволить. Аналогично этому, у всех наших поступков есть свидетели, и потому в священных писаниях сказано, что живое существо находится под контролем высшей силы и в зависимости от своей деятельности заслуживает поощрение или наказание».

Ш. Шримад «Бесценный дар»

ВСТУПЛЕНИЕ 4

В суматошном разнообразии ситуаций, которыми награждает нас быстротекущая жизнь; в решении вопросов, которые надо одолевать по несколько раз на дню; в поисках выхода из создавшегося положения; словом, во всём, чем наполнены мгновения бытия, мы совершаем выбор.

Подтверждая.

Опровергая.

Доказывая.

Сдаваясь.

Никто нас не толкает под локоть, не подсказывает возможных вариантов, не понуждает следовать Его путем. Нам просто предлагают несколько дорог в любом направлении.

Но при этом следует хорошенько уяснить, что свобода выбора содержит в себе тайную опасность совершения неверного шага и проявления преступного своеволия. А ошибка влечет за собой роковые последствия, потому что нам, если и приходится принимать спорные решения, то они – всегда в радость тёмной стороне.

Ведь, в отличие от всего прочего человечества, нам – воспитанникам советской эпохи, детям тоталитаризма, взращённым в кромешном отрицании, приходится гораздо горше и трудней. Духовный фундамент в нас отсутствует напрочь. Но страсть к материальному, сиюминутному, развита необычайно. Поэтому мы тешили дьявола, всегда были его верными последователями и слугами. И боюсь, что таковыми остаёмся и поныне.

Слова «Господь» и «молитва» у нас звучали похлеще всякой ругани.

Нам говорили: «Бога нет», и мы это весело подхватывали и разносили по всему эфиру.

Только тех, кто был поумней, удивляло, почему, полностью отрицая существование Создателя, демонические силы так яростно с ним борются, так одержимо уничтожают всякое упоминание о нём?

И ведь доборолись до того, что их торжество уже явно обозначалось.

Последствия всевластия Князя Тьмы мы ощущаем до сих пор, наши души он по-прежнему почитает своей вотчиной. И это во многом оправдано. Большинство остаётся на позициях безверия, либо колеблется, слабо сопротивляясь при том.

Но им нашептывают, уверяют, их подкармливают убеждениями в собственной исключительности, могуществе. Им сулят несметные богатства, власть, возможность принимать решения и вербовать сторонников.

В современном нам мире борьба за души перешла в новую фазу, она стала изощренней и острей. Названия поменяли, вывески усовершенствовали, сделав саму суть только страшнее, потому что количество соблазнов неизмеримо возросло, и многие не выдерживают – поддаются.

С кем ты, человек?

Куда ты, человек?

И много ли ты, человек, возьмешь с собой в последнее земное путешествие?

И стоит ли ради этого грабить, бить, предавать и обманывать?

Надо ли забывать о том, что всё для нас давно написано, программа жизненного пути четко обозначена, надо только следовать ей; надо, хотя бы иногда, перечитывать Библию, чтобы кое-что откладывалось в памяти. Это – величайшая из Книг, написанных людьми. Это – единственная Книга, к написанию которой люди не имели никакого отношения. Разве что, когда подтасовывали факты Жития – новому из князей земных. Но это – издержки. Истинная Библия есть и путешествует по рукам. Она была внедрена в память «записывающим» её, чтобы человеку подсказывать, помогать, наставлять…

Пользуйтесь ею хоть иногда, это сделает вас сильней, это укрепит и придаст дополнительную энергию!

Словно говорят Они нам. Но, увы…

Не перечитываем, ссылаясь на вздорные причины: нехватка времени, усталость. Дело далеко не в этом. Мы боимся читать и перечитывать, потому что сразу же, со страниц Великой Книги нам в самую душу заглянет наше деформированное, испорченное пресыщениями и излишествами лицо, больше похожее на застывшую болотную массу.

Система перевернутых миров безотказно действует только там, где материальное настолько возобладало, что в глазах многих людей затмило и перевесило духовное.

Богатые богатеют, бедные беднеют.

Тьма торжествует.

Число культовых объектов, которые возведены на деньги тех, кто преданно служит тёмной стороне, возрастает. И вроде бы все должны быть довольны. Но количество церквей и храмов ещё никогда не служило индикатором истинного уровня духовности общества, и безоговорочно не определяло его принадлежность к Свету.

Тьма бережет своих сторонников, она их холит, нежит и лелеет. Вся их преданность зиждется только на материальном, а материальное – тленно и главенствует только в этом мире. Отсюда – неуверенность и желание продержаться подольше, даже вопреки желанию.

Сторонники Света одиноки, но их служение основано на глубоком внутреннем убеждении, то есть на том, что земными мерками не измерить. Потому в этом мире они бывают презираемы и гонимы; испытания, которым их подвергают, значительно превосходят хилые возможности человеческого организма.

Но верьте, одиночество это – только кажущееся. Ваша духовная крепость – в ваших руках… Но, если станет совсем невыносимо, соберите остатки воли, стисните зубы и мысленно позовите на помощь.

И вас услышат.

И помощь прибудет.

Только её надо правильно определить и разглядеть: она может принимать самые неожиданные формы.

Глава 1. Настоящий цвет волос

«…он чувствует возможность встречи с собой и боится её, он знает о существовании зеркала, взглянуть в которое ему, увы, так надо бы, взглянуть в которое он так смертельно боится».

Герман Гессе «Степной Волк»

1

Целитель пропал и силы мои душевные были окончательно сломлены.

Работа, приносившая удовольствие и материальный достаток; люди, с которыми приятно общаться, и даже семья, без которой я себя не мыслил, – больше не утешали, не помогали.

Я уставал от разговоров с коллегами, они томили и раздражали.

Я замыкался в себе, дичал и вызывал ответное неприятие и раздражение.

Часами бесцельно бродил вечерними улицами нашего небольшого городка, чтобы как следует устать и быстрее уснуть.

Мне шли навстречу люди, разные люди: рослые и низенькие, беззаботные и отягощенные чем-то, весёлые и хмурые.

И все не видели всех.

И я думал: люди – миры, но чуждые. Мы не чувствуем друг друга, не сопереживаем, а земля для нас – мачеха. Да и что может стоить планета, с лица которой, в конце концов, мы все должны исчезнуть. И почему мы попадаем именно сюда? Как здесь вообще можно жить, испытывая давление, претерпевая войны, унижения? Кто придумал для человека подобное?

И что есть человек?

И что есть мир?

У своих знакомых в полиции я узнал, что по адресу «анонимного звонка» не обнаружили никого и ничего.

«Странный был звонок, – пояснили мне. – Голос, как у робота».

Что происходило там после моего ухода? Возможно, она всё-таки успела послать последний «sos» своим единомышленникам, которые всегда ожидали подобный исход, и они увезли тело Йен?

Совершить такое не просто.

Но это было единственное разумное объяснение.

Вымотавшись долгими прогулками, уже затемно я наконец припадал к дивану, но сна не наступало. Каждая клеточка скулила о кошмарной усталости, но мозг не желал отдыхать, он начинал показывать картинки, он «добирал» кадры.

Из них я почти ничего не помню, но масштабы и место действия указывали на то, что это не наш мир, не наше временное измерение.

Они были тревожны и беспокойны, они предупреждали.

Сам себе я пытался доказать: чем дальше отдаляюсь от той непонятной мне даты, тем дальше и она уходит от меня. Мечты не реализованы, а химеры гибнут.

Позже мнение изменилось, стало казаться, что ошибаюсь, всё происходит наоборот и мы сближаемся. А финалом сближения может стать только Встреча. Часто вспоминалось это давнее, прежнее:

«Как-нибудь соберемся мы вместе и в прекрасном нездешнем краю…»

Как по-другому теперь звучало!

Доходил до меня и скрытый смысл последнего предупреждения Йен, я даже слышал её дрожащий голос:

«Лучше тебе уйти и держаться от всего этого подальше».

Ведь не ушел! Не стал держаться подальше…

Мои хилые попытки спасти Целителя наверняка кого-то рассердили на ТОЙ стороне. Возможно, дело не столько в Йен, сколько в том, что злой воле Распорядителя пыталась воспрепятствовать какая-то козявка. И теперь, всё-таки потеряв единственную помощь и опору, я понимал, насколько уязвим и беспомощен.

О грандиозных битвах за человечество приятно и легко рассуждать где-нибудь в респектабельном клубе, к тому же чувствуя себя воином; говорить красивые слова, потягивая напитки и пыхтя сигаретой с одинаковым успехом защищать любую сторону, находя для этого потрясающие аргументы и доказательства, потому что для спорящих обычно нет разницы, кого отстаивать, важен только сам спор. И кто придумал, что в споре рождается истина? Истина рождается в беседе, а в спорах рождаются лишь конфликты.

Для меня иного пути теперь не существовало, я не мог отречься от памяти, не мог забыть пылких слов Йен, её долгих безуспешных попыток разбудить во мне человека. Я ещё не знал, сумею ли им стать.

Но всё равно я был ей благодарен.

Я познал.

Я всколыхнулся.

Я вышел на тропу войны.

Но, будучи по природе своей не бойцом, а поэтом, решил, что избежать ничего не удастся, всё где-то написано и развитие действия уже идет, минуя нас. И стал просто тупо ждать: подлости за спиной, неожиданных ударов, негаданных катастроф.

Ожидание выматывало.

Хуже всего – неизвестность.

Тяжело предполагать, что прямо над твоей головой сгущаются грозовые тучи, но не ведать, в какой момент и куда вонзится молния.

Долго длилось ожидание: мысли притупились и ощущение опасности стало растворяться в необходимых движениях.

2

В благополучном месте я работал, при хорошем директоре. Сергея Васильевича Сафонова знал давно, а с другим учредителем – Верой Авдеевной Рагимовой только познакомился. Это была милая женщина, с длинными светлыми волосами; стройная, привлекательная; тридцати пяти лет. В отличие от Сергея – частного предпринимателя без образования, Вера Андреевна окончила какой-то финансовый вуз и занимала пост заместителя директора филиала одного из крупнейших банков республики. Именно она гарантировала денежные потоки в виде кредитов.

Поэтому ей я излагал в подробностях план построения первого в нашем городе медиа-холдинга; развивал идеи поэтапного ввода: газета, радио, типография.

Несколько дней с замиранием сердца ждал ответа. Причина волнения проста и банальна: полгода без работы, без денег, без всяких надежд на завтрашний день; сложности в семье.

Но мой план приняли к реализации и дело пошло.

За три летних месяца помещение для редакции новой газеты «Обозрение» и офиса будущего медиа-холдинга «Сервис-информ» было отремонтировано и уставлено всей необходимой мебелью и аппаратурой. Штат укомплектовали не сразу, газетчики у нас, как и в других городах, наперечёт, однако необходимый минимум работников был набран.

Но 27 октября я получил такой удар, от которого до сих пор хорошо не оправился: умер отец.

В общем, «номер один» ребята выпустили без меня…

И это было победное завершение первого этапа моего плана, но… сквозь боль утраты.

Однако, против судьбы не пойдешь. Я стиснул зубы и сказал: уж, коли так случилось, то в светлую память родителя, я сделаю лучшую газету не только в городе, но и во всем Прииртышье.

Вскоре руководство приняло решение о начале работ по типографии. Но это происходило вдали от меня, я не пытался вникать в ход строительных дел и цен на оборудование, газета поглотила меня полностью.

Шесть месяцев прошли как в угаре. Становление нового печатного издания состоялось. Работать у нас как-то слишком быстро стало престижно. Я отбивался от толпы желающих напечататься, отказывался от приглашений «посидеть в кафе», с трудом успевал принимать «старых друзей», внезапно объявившихся. Но были и, как мне казалось, исключения.

Так я принял на работу Леонида Богомазова, Оксану Бушаеву, Татьяну Сосницкую. Они проработали недолго, но каждый из них для меня до сих пор отмечен клеймом предателя. Но это случится потом. А пока…

Иногда, приходя домой, я просто ложился на диван и закрывал глаза, желая хоть немного полного безмолвия. Хорошо, жена понимала и не беспокоила ничем. Бедная, бедная моя!

Однажды мне приснился странный сон, я увидел свою жену, неторопливо шедшую по улице: красивая, молодая, черноволосая. «Что произошло с тобой? – спросил я.– Наверное, что-то хорошее?»

Она ответила: «Просто я стараюсь держаться. А хочешь увидеть настоящий цвет моих волос?» – и провела рукой по причёске.

И я с ужасом увидел, что моя жена абсолютно седая.

Проснувшись, я только встряхнулся, пришел в память и улыбнулся привету из прошлых дней кромешных.

Жизнь кипела, дрожала, имела смысл. Всё шло настолько хорошо, что порой не верилось. Казалось, так не бывает.

Действительно, так не бывает.

Тогда я многого не знал. И не единожды в своей жизни уже проклинал непрактичный склад ума природного гуманитария. Например, ввод в строй типографии сулит огромные прибыли (а кто-то их уже подсчитал). Я не ведал, сколько приносят газета и радио. Не подозревал, сколько «чёрных» денег здесь отмывается. Мне было не ясно, что медиа-холдинг, основанный по моему плану – это уже огромный куш и за него пойдет нешуточная драка.

Ничего не подозревал и шеф, мой крутой и богатый шеф. Всё было при нём. Перед ним открылась новая форма бытия и работы, и он руководил с удовольствием.

Статус учредителя газеты дал ему возможность сделаться своим человеком у мэра города и области. Он завёл знакомства с ведущими журналистами республики и крупными чиновниками.

Он отточил свои прежние связи с руководством ГРЭС и наверняка они были взаимно выгодны, потому что несколько раз в приёмной шефа я видел председателя правления этой фирмы. И не его одного. У Сергея ежедневно бывало множество людей. Он направлял строительные работы по типографии, обсуждал со специалистами заказы на оборудование, часто выезжал в командировки. Он ворочал миллионами и делал это легко и непринужденно.

Я тоже был вдохновлен. Я тоже ощущал необычайный подъём.

Всё шло как надо. Я постепенно зарастал душевным жирком и даже стал забывать прежнее бедственное своё положение

Потом появилась и исчезла (так будет точнее) Йен и у меня постепенно стали опускаться руки. Теперь я точно знаю, что всё началось именно с её исчезновения.

Дальнейшее вырисовывалось постепенно.

Но рухнуло с негаданным треском.

Как всё это походило на что-то!

Как что-то напоминало!

Иногда бессонной ночью я пытался отыскать истоки своего жалкого существования. Допустим, сейчас это испытание связано с Йен. Я её не спас и потому заслужил наказание с двух сторон: соратников – за то, что не спас, противников – за то, что попытался спасти.

Но это – следствие, не причина.

Причина явилась гораздо раньше и, кажется, я её вычислил, когда попытался ответить на вопрос: «Кто я такой?»

И ведь тогда я действительно полагал, что ответ кроется в недавних событиях. И не связывал их с началом учёбы в Москве, с жизнью в Молдавии, с приднестровскими военными действиями девяноста второго года…

Боже! Как я был наивен!

Но вопрос «Кто я такой?» возник и на него надо было найти ответ.

3

Я никогда не питал особых иллюзий на свой счет. Конечно, кое-что умею: пишу прозу, стихи. Но это – совсем другая тема. Сейчас издавать книги легко и просто – плати и печатайся, сколько хочешь.

Какая-то звездная болезнь имела место. В двадцать лет я поступил на семинар прозы известного писателя Григория Бакланова в Московском Литературном институте имени Горького. Было от чего голове вскружиться, сам великий мастер одобрительно отзывался о моих рассказах.

Потом жил в Молдавии, работал простым сельским учителем.

Слишком я полагался на то, что в скором времени поставлю здесь дом, рассажу виноградник и сад. Но чужим был я в этой дивной стране, да и неимоверно бедной она оказалась. А излишек вина быстро решил вопрос о возвращении на родину – в Казахстан.

В городе горняков, куда меня загнал жилищный вопрос, я стал работать в журналистике, – области наиболее близкой к литературе.

Что-то получалось, что-то не очень, но именно эта работа давала реальную возможность ближе познакомиться с городом и его людьми. К большим специалистам профессии я себя никогда не причислял, были здесь настоящие мастера, равных которым и во всей стране вряд ли сыщешь.

Собственно говоря, они есть и сейчас, и все трудятся в городской газете. У них следовало учиться.

Я и учился. И видимо неплохо, имя моё стало звучать в городе, области. Я даже успел побывать редактором двух крохотных газет, когда частный телеканал «Ансат» был прикрыт хозяевами за ненадобностью.

Заручившись (пока словесной) поддержкой одного из крупнейших предпринимателей города, я созвал коллег по цеху и на развалинах «Ансата» создал новую телестудию – «Арта».

Мы стали работать на старом оборудовании, которое нам дала в аренду прежняя фирма-владелец. Телевизионный сигнал был слабеньким и едва «пробивал» близлежащие микрорайоны. Но мы жили мечтой выиграть тендер и купить мощный передатчик.

Только и всего. Ни о каких баталиях, битвах, поисках Истины я не помышлял.

Заказов на передачи, рекламу было очень мало. Да и те, которые приходили, скорее, становились актами милосердия друзей и добрых знакомых. Поэтому никакой возможности заработка мы не упускали. Любые заказы выполняли хорошо, чем снискали добрую славу.

Среди друзей вновь созданной телестудии числился и настоятель городской православной церкви отец Игорь. Правда, я всегда думал, что с его физиономией не проповеди читать, а с преступностью бороться. Но честно радовался, что хоть один из бывших слесарей выбился в «большие люди».

Знакомы мы были что-то около пятнадцати лет. Ещё по его «гражданке» вместе работали на одном из ремонтных предприятий разреза «Богатырь». Сошлись как ярые «книжники». Часто вместе стояли в очередях за очередным томом Жюля Верна, Пикуля, Стругацких.

Потом Игорёк куда-то исчез, сказали, подался в духовную семинарию. Точно не знаю, но объявился он в городе, уже облечённый саном, большой и важный.

Отец Игорь понемногу приплачивал за «Духовные беседы», которые шли в эфире два раза в неделю. За их создание я даже удостоился чести бывать в его шикарном трехэтажном коттедже рядом с храмом.

Мы беседовали на различные темы, пили кофе и вполне ладили.

– Алексий, – говаривал он мне, называя на церковный лад, – Господь одарил тебя талантом и воистину неслыханной работоспособностью. Людишки слушают тебя с удовольствием, ты иногда даже говоришь умные вещи. Твоя программа, как её… забыл название.

– «Три «О», – напомнил я.– «Объект объективного объектива».

– Точно! Её ждут, её смотрят. Вот и используй свой дар во благо.

– Эх, Игорёк! – отвечал я.– Мне бы лицензию получить да раздобыть денег на новый передатчик, вот тогда я и смог бы кое-чего, по-настоящему.

– Ой, не лги! Даже с тем, что ты имеешь сейчас, можно работать.

Мы бы и работали.

В один из дней ко мне пришли два молодых человека приятной наружности и представились служителями «Новой Церкви». Принесли заказ. По его условиям видеокассету с готовыми передачами надо было прокрутить в эфире семь дней. Выполнение щедро оплачивалось.

Я обещал подумать, к подобным вещам относился осторожно. Вначале внимательно просмотрел все передачи. Пожилой пастор читал и комментировал Библию. Ничего лишнего не говорил, всё в меру, как мне показалось. Затем проверил наличие регистрации «НЦ» в Министерстве юстиции республики. Проконсультировался в отделе социальных программ администрации города.

Мне дали «добро». И передачи пошли в эфир: одна, вторая.

После выхода третьей я почувствовал острую головную боль.

«Переутомился», – подумалось тогда.

Пораньше уехал домой, старался отдохнуть, но боль не отпускала и продолжалась несколько дней кряду.

Я буквально сходил с ума, не помогала даже водка.

А потом меня срочно вызвали в администрацию города.

Заместитель мэра молча протянул мне бумагу.

Это был фирменный бланк православной церкви для особых посланий.