Текст книги "Где розы дикие растут"

Мы возвращаемся последней электричкой, в которой не ходят контролёры. Это избавляет от необходимости расставаться с деньгами, которых в последнее время становится всё меньше. Мои запасы рано или поздно подойдут к концу. Что тогда?

Я пока не думаю об этом. Кажется, на горизонте маячит кое-что поинтересней.

10

Если всё-таки однажды сойдёшь с ума, не сопротивляйся – так будет только хуже. Просто дай безумию поглотить тебя.

История с угнанной лодкой становится поворотной точкой. Я вдруг понимаю, что случайно (а, может, вовсе и нет) оказался в том самом месте, где сходятся все тропинки моей судьбы, и прямо сейчас у меня есть возможность выбрать – по какой из них пойти дальше. Мы можем плескаться на пруду среди заведомо очерченных для нас границ и берегов либо выбраться на простор реки, которая понесёт нас навстречу неизвестности.

Когда я задумывал одиночество-терапию, я искренне верил в её эффективность. Но сейчас эта идея не кажется мне такой уж хорошей. Как можно научиться взаимодействию с миром, укрывшись от него в глухой раковине? Как понять людей, если отгородился от них высоким забором? Возможно, мои соседи посланы мне судьбой, чтобы помочь разобраться в себе и окружающих.

С самого начала я воспринял их в штыки именно потому, что не был готов столкнуться с миром лицом к лицу. Я думал, что прежде должен буду, подобно затворнику, удалиться в далёкие пещеры, чтобы понять, что такое – этот мир вообще. Но от мира не так-то просто отделаться. Да и что будут стоить истины, постигнутые в одиночестве, когда применять их придётся среди людей?

У каждого из моих соседей за плечами своя история, а у меня – своя, и вот этим историям суждено соединиться в одно целое. Посмотрим, что из этого выйдет. Может, наш дом – ковчег, в котором нам предстоит спастись от неминуемого конца света?

КОВЧЕГ…

Такие мысли посещают меня в последнее время. Что-то необратимо поменялось во мне, и я пытаюсь понять, чем данное изменение обернётся для меня в конце концов. Вместе с тем я не могу сказать, что оно мне неприятно, наоборот, я чувствую, что эта перемена – ключ к секрету мира, с которым я так хотел совладать.

Никто из нас не задумывается о том, что будет через год, через месяц, даже через неделю, мы живём одним днём – сегодняшним. И, тем не менее, насущные проблемы настигают нас. Потихоньку заканчиваются деньги, что я отложил на период своей одиночество-терапии. А значит, стоит поискать какую-нибудь работу.

Вообще я учился на историка-архивиста, но по специальности никогда не работал. Все десять лет после окончания университета я провёл в тесном офисном загончике страховой компании, где обрабатывал анкеты клиентов. Само собой, браться за прежнюю работу мне хочется меньше всего. Я уверен, что это опять вернёт меня на ту дорогу, с которой я так мечтал сойти. Самое лучшее в моем положении – физический труд. Что ещё так укрепляет тело и очищает душу?

Я нахожу в бесплатной газете объявление о подённой работе, созваниваюсь с работодателем и договариваюсь о выходе сегодня же. Нужно будет красить стену или забор – что-то в таком духе. Говорю об этом Ольге за завтраком, случайным свидетелем нашего разговора становится Носорог, который внезапно вызывается со мной.

– Разве тебя интересуют деньги? – спрашиваю его я.

– Нет, абсолютно. Но вас ведь интересуют. А мне всё равно нечего делать. Помогу тебе, а заодно и сам развлекусь.

Приходится снова созваниваться с работодателем и спрашивать, не найдётся ли работы для ещё одного человека. Но всё в порядке, лишние руки им не помешают. Позавтракав, мы с Носорогом выдвигаемся.

Идём к железной дороге, а потом вдоль полотна до ближайшей платформы. На электричке можно проехать несколько остановок, не тратясь на билеты. Ввиду моего постепенно истощающегося бюджета это вполне актуально.

Носорог идёт чуть позади меня и что-то напевает себе под нос. С ним его видавший виды рюкзак.

– И долго ты собираешься скрываться от мира? – вдруг спрашивает он меня.

– В каком смысле? – я не настроен враждебно, просто надеюсь понять, чего он хочет.

– Ну, этот дом… ты же не собираешься жить там вечно?

Честно говоря, я не задумываюсь о том, насколько долго продлится моё изгнание. Мне нравится моя сегодняшняя жизнь. Я сообщаю об этом Носорогу.

– Вот и правильно, – говорит он мне, и я слышу в его голосе одобрение. Довольно неожиданно.

– Странно, что ты не пытаешься это высмеять, – замечаю я, – мне казалось, что дерзить – твоё призвание.

– Моё призвание, – Носорог шмыгает носом, – говорить людям правду.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

– А если люди скажут правду тебе? Правду О ТЕБЕ?

Носорог смотрит на меня, затем улыбается:

– Интересно будет послушать, но, кажется, мы уже пришли, – он кивает головой в сторону показавшейся железнодорожной платформы, к которой мы держим путь. Ловко ушёл от ответа.

Минут пятнадцать ждём электричку. Носорог слоняется без дела по платформе, я наблюдаю за ним. Интересно, откуда он и где его родители? Наверное, нелегко быть предком такого странного парня…

Впрочем, как знать. Если так подумать, то для кого-то и я – странный. Любой из нас. То, что нормально для одних, совершенно неприемлемо для других.

Кроме нас на платформе ещё пара человек. Обычные люди с виду, но, кто знает, что скрывается за этими лицами? Человек – величайшая загадка нашей планеты, которую никто так и не раскрыл. Иначе давно бы уже придумали лекарство от всех житейских проблем и неурядиц.

Наконец электричка прибывает, и мы заходим в вагон. Едем две остановки в сторону центра в тамбуре. Носорог всю дорогу молча смотрит в окно, а под конец нашей поездки, когда электричка начинает тормозить, скидывает рюкзак с плеч, достаёт из него небольшой полотняный мешок и кладёт в углу тамбура.

Я вопросительно гляжу на него.

– Небольшой сюрприз, – улыбается Носорог.

Я хочу спросить его, что ещё за сюрприз, но тут электричка окончательно останавливается и пневматические двери с шипением открываются.

– Нам пора выходить, – Носорог хлопает меня по плечу и, двигаясь в направлении дверей вагона, увлекает меня за собой. Мешок остаётся в углу тамбура. Немногочисленные пассажиры, которые, как и мы, выходят на этой платформе, не обращают на него никакого внимания.

Мы покидаем вагон, электричка, дав прощальный гудок, отбывает.

– Что за мешок? – спрашиваю я Носорога, провожая поезд взглядом.

– Как я уже сказал – небольшой сюрприз.

– Для кого?

– Для Ящерицы.

Я понимаю, что так объяснений от него не добьёшься. Делаю вид, что мне всё равно, и иду прочь. Носорог, насвистывая, движется за мной.

Работу нам поручают не самую сложную: надо выкрасить стену здания на территории небольшого завода. Мы получаем перчатки, валики с кистями и вёдра с краской, залезаем на леса, расставленные вдоль фасада. Я планирую управиться до вечера. Показываю Носорогу красить с одной стороны, сам решаю начать с другой. Так мы не будем мешать друг другу и справимся быстрее.

– Похоже, предстоят несколько унылых часов, – морщит нос мой напарник.

– Ты сам вызвался на работу, – осаживаю его. – Вот и поработай, пожалуйста.

– Разве это работа? – спрашивает Носорог, но я не удостаиваю его ответом.

Знаю, что он опять начнёт рассказывать про Ящерицу и Игру, а нам надо красить стену. Носорогу следует понять, что в мире существует не только его мистическая борьба, но и вполне реальные и насущные вещи, такие как необходимость зарабатывать деньги, чтобы обеспечить себе пропитание.

Орудую валиком, нанося краску на поверхность стены. Поначалу получается не очень, но постепенно глаз намётывается, а рука набивается, и мне даже начинает нравиться результат. Краска ложится ровным слоем, закрывая выщербленную поверхность старой штукатурки. Вот так я планировал закрасить все трещины моей прошлой жизни.

Работа успокаивает, опустошает голову, прогоняя тяжёлые мысли. Есть только стена и моя рука с валиком в ней. Валик – продолжение руки, продолжение меня. И я сливаюсь со стеной, обновляя её, вдыхая в неё новую жизнь. Ощущение того, что я делаю полезное дело, наполняет меня радостью.

Изредка поглядываю на Носорога. Тот корпит над своим участком стены. Мне кажется, что губы его при этом шевелятся, словно он произносит заклинания. Опять магия? Или просто мой странный сосед вспоминает слова какой-нибудь заезженной хипповской песенки? Кто знает.

Так проходят несколько часов. Я ощущаю полное умиротворение от работы. И лёгкий голод. Останавливаюсь и предлагаю Носорогу устроить перерыв на обед.

– Окей, – только и говорит он, откладывая валик.

Я вызываюсь сходить до магазина. Носорог не возражает.

– Только никакого мяса, – говорит мне он, хотя я прекрасно помню, что он – вегетарианец.

– Носороги питаются травкой? – пробую подколоть его.

– Именно так, – только и отвечает мой напарник, видимо, не расценивая моё высказывание как шутку.

В магазине покупаю кефир и булку – себе и Носорогу. Надо экономить деньги, которых в последнее время и так немного. Возвращаюсь к месту работы.

Носорог валяется на газоне и смотрит на тот участок стены, который он красил. Только сейчас я замечаю, что там крупными буквами написано:

ПРОСНИСЬ!

Очередная проделка этого ненормального. И куда я только смотрел? Всё это время он не красил стену, а выводил на ней свои придурковатые лозунги. Сказать, что я в бешенстве – значит не сказать ничего.

– Чего ты наделал? – спрашиваю я Носорога. Чувствую, что мой голос дрожит, едва не срываясь на крик.

Носорог же невозмутим так же, как и секунду назад.

– А что такого? – пожимает плечами он.

– Что такого? – я готов взорваться. – Ты спрашиваешь, что в этом такого?

Я показываю на стену, где намалёван идиотский призыв пробудиться от сна. Носорог смотрит на стену и улыбается. Чёрт, какой же я дурак! Зачем я только связался с этим психом? Зачем взял его с собой?

– Ты вместо того, чтобы честно работать, как мы договаривались, занимался какой-то ерундой!

Носорог пожимает плечами:

– Как по мне, так это не ерунда.

Я вижу по его взгляду, что он искренне недоумевает по поводу того, почему я завёлся из-за его мазни. Ему кажется, что писать на стенах лозунги, когда тебе поручили совсем другое, – это абсолютно приемлемо. Я понимаю, что не смогу его переубедить. Он просто на другой волне.

– Это неправильно, – только и говорю я.

– В смысле? – недоумевает Носорог.

– В смысле ненормально.

– Ха! За нормальность люди чаще всего выдают собственную неспособность раздвинуть границы восприятия и сознания, – поучительным тоном заключает он.

Внезапно моя ярость сходит на нет. Я постоянно пытаюсь достучаться до людей, заставить их понять то, что я хочу от них, но, кажется, людям это совсем не нужно. Им достаточно того, что они знают и понимают сами. Носорогу совершенно чужда причина моего возмущения, и, встав на его место, я, наверное, могу понять почему. Потому что он – Носорог. А я – это я. Нет смысла биться головой о стену.

– Придётся всё это закрасить, – только и говорю я.

– Ладно, – вздыхает Носорог и направляется к лесам.

– Постой, – окликаю я его, – давай сначала пообедаем.

Мы съедаем купленную булку и выпиваем кефир. Я разглядываю мазню Носорога. «Проснись!» – написано там.

– Что это значит? – миролюбиво спрашиваю я.

– Что пора пробудиться, – только и говорит Носорог. Потом резко меняет тему. – Кстати, в том мешке был кактус.

Я вопросительно гляжу на него.

– Ну, в электричке. Там был кактус. Реально кактус. Я часто специально забываю всякие вещи в людных местах. Народ из-за этого сильно напрягается. Это заставляет их отвлечься от рутины. Вспомнить, насколько призрачно всё вокруг. Насколько силён их страх.

– Серьёзно?

– Абсолютно. Представь, все думают, что внутри бомба, суетятся, вызывают полицию, сотрудников службы безопасности, а потом оказывается, что внутри был просто кактус. Колючка. И оказывается, что вся паника была напрасна.

– И какой в этом смысл?

– Так я сею Хаос. Так я борюсь с Ящерицей.

Я так и знал, что этим всё закончится. Ящерица. Всё дело в ней.

– Какой смысл в твоём хаосе? Беспорядка и так хватает.

Носорог пожимает плечами.

– А какой смысл в покраске этой стены? Она и так была неплоха. Я просто напоминаю людям, что они живут в хрупком мыльном пузыре, который легко проткнуть пальцем.

Я понимаю, что не хочу с ним спорить. Последняя его фраза – это ведь и про меня. Мой пузырь, в котором я пытался спрятаться от правды жизни, лопнул при первом же дуновении ветра. Разлетелся мелкими брызгами. И я вынужден был отправиться в изгнание.

– Ладно, – миролюбиво заключаю я, – возможно, ты знаешь кое-что получше меня. Как справиться с Ящерицей, например. Но стену всё равно придётся покрасить так, как нам поручено.

– Ну, тогда не буду рассиживаться, – и Носорог направляется к лесам. Надеюсь, на сей раз он сделает всё как надо. Я иду следом. Нужно управиться с этой стеной до вечера.

Потом мы трудимся, время от времени справляясь об успехах друг друга. Носорог замалевал свою надпись и старательно красит оставшийся участок стены. Кажется, он осознал, что работа и шутки – разные вещи. Ну, или, по крайней мере, не хочет ссориться со мной.

Когда солнце начинает медленно клониться за крыши домов, с покраской стены покончено. Мы славно потрудились. Я спускаюсь с лесов и смотрю на стену, сверкающую свежей краской. Видеть результаты своего труда – это и вправду замечательно!

Носорог становится рядом и тоже смотрит на стену.

– С надписью было интереснее, – замечает он.

Я ничего не говорю в ответ. Я ему уже всё объяснил.

Вскоре появляется работодатель, который довольно долго и придирчиво осматривает нашу работу. Хорошо, что его не было тут в обед! Думаю, он, как и я, не оценил бы граффити Носорога.

Наконец, работодатель достаёт из кармана пачку банкнот и начинает отсчитывать причитающееся нам. Я слежу за его движениями. Он аккуратно отделяет купюру за купюрой от общей пачки. Затем протягивает мне.

Даже не пересчитывая, я вижу, что там меньше того, о чём мы договаривались. Тем не менее, я принимаю деньги из его рук и начинаю считать. Одна, две, три… и так далее. Конечно, я насчитываю меньше, чем надо. Нужно немедленно об этом сказать, но я медлю.

Меня опережает Носорог, он поворачивается к нашему работодателю и смотрит тому прямо в глаза:

– Сдаётся мне, тут меньше того, что вы нам обещали, – говорит Носорог.

Работодатель морщит нос, на лице его появляется неприятное выражение.

– Здесь всё, что я могу вам заплатить, – разводит руками он.

– Но мы же договаривались, – кое-как выдавливаю я из себя, понимая, что наши договорённости для работодателя не имеют никакого значения.

– Ребят, – работодатель улыбается так, словно разговаривает с детьми, интонации его голоса становятся соответствующими, – вы провозились на пару часов дольше, краски потратили больше, чем надо, так что… поймите – я тоже несу убытки…

Я понимаю, что он юлит. Может, мы и потратили немного больше краски на закрашивание надписи Носорога, но это явно не стоит тех финансовых потерь, которые пытается на нас повесить работодатель.

Мне нужно проявить твёрдость и получить причитающиеся нам деньги. Но я не знаю, что можно сказать в такой ситуации, чтоб обратить её в свою пользу. Честно. Я растерян. Слова застревают у меня в горле и превращаются в пар, в воздух, который бесшумно выходит из моего рта, не в силах восстановить попранную справедливость.

Внезапно Носорог издаёт какой-то нечленораздельный звук, плавно переходящий не то в крик, не то в вой. Мы оба вместе с работодателем испуганно смотрим на него. Носорог покраснел, глаза его дико вращаются в орбитах. Он похож на рассвирепевшего дикого зверя.

– Или мы немедленно получаем всё, о чём вы с ним, – он кивает на меня, – договаривались, или я превращу тебя в камень!

Его угроза звучит нелепо, но произнесена она с таким видом, что невольно становится не по себе. Ты понимаешь, что оказаться камнем сейчас – ещё не самый худший исход. Я перевожу взгляд на работодателя.

Тот кривится, с лица его слезает попечительская улыбка. Он мнётся и хмурится. Я начинаю ощущать, что он напуган. Выражение лица Носорога, то, как он поставил свой ультиматум – это поселило в нашем работодателе иррациональный страх. Тот страх, причину которого мы не можем понять, но который заставляет нас ускорять шаг, когда мы проходим мимо заброшенного дома или оказываемся вечером на пустынной тропинке в одичалом парке.

– Ладно, ладно, – работодатель внезапно идёт на попятную, – заплачу вам всё, что было обещано, так и быть. Уговор дороже денег.

Он заискивающе улыбается и отсчитывает ещё несколько купюр. Ровно столько, сколько он нам должен. Угроза Носорога подействовала.

Я принимаю деньги из его рук, убираю в карман. Неприятная ситуация. Работодатель старательно прячет глаза. В это время Носорог буквально буравит его своим взглядом. Этот ребёнок цветов не так-то прост – в очередной раз убеждаюсь я. Такому палец в рот не клади.

– Пойдём отсюда, – говорит мне Носорог, когда деньги убраны. – Я сразу сказал, что мне здесь не нравится.

И он направляется к выходу. Я неловко прощаюсь с работодателем, словно это я – виновник случившегося. В который раз кляну себя за свою мягкость. Не умею я поставить на место зарвавшихся типов. Следую за Носорогом.

Мы выходим на улицу, переходим дорогу. Идём вдоль проспекта, удаляясь от злополучного завода. Пусть деньги и получены в полном объёме, но неприятный осадок на душе остался. Почему люди всегда пытаются воспользоваться моей мягкостью?

От грустных мыслей меня отвлекает Носорог:

– Где там моя доля? – спрашивает он.

Я вспоминаю, что забыл отдать ему его деньги. Мы останавливаемся.

– Держи, – я отсчитываю половину суммы, тяну Носорогу.

Тот принимает деньги, производит какие-то расчёты, потом оставляет себе несколько купюр, остальное возвращает мне.

– Это на общие нужды, – поясняет он. – Ты немало делаешь для нашего дома, а я там всё-таки нежданный гость.

Он криво ухмыляется. Благородно с его стороны. Я забираю деньги назад.

– И не переживай по поводу этого типа, – Носорог кивает в сторону оставленного позади завода. – Рано или поздно его объегорят куда сильнее, чем он нас.

Носорог внезапно разражается приступом громкого смеха. Я смотрю, как он хохочет, как трясётся его подбородок, как пляшут безумные зайчики в глазах. Мне тоже становится смешно. Ну чего я, в самом деле? В другой раз не дам себя обмануть.

Я начинаю хохотать вслед за Носорогом. Мы стоим посреди дороги и оба смеёмся как ненормальные. С моим соседом невольно тронешься умом. Хотя благодаря ему нас не нагрели с деньгами.

Отсмеявшись, мы продолжаем наш путь к дому. Один раз я оборачиваюсь в сторону злополучного завода. Вижу здание, стену которого мы сегодня красили. Прислонённые к ней строительные леса. И огромную надпись: «Проснись!», проступающую за ними. Но ведь…

Я уже ничего не понимаю. Магия, одним словом, магия – да и только.

Нас очаровывают образы безумцев – людей с раздвоением личности или с навязчивыми идеями – постольку, поскольку мы сами не удовлетворены той сущностью, которой являемся. Хорошо бы иметь за душой такого мистера Хайда или Тайлера Дердена, который воплотит в реальность всё то, о чём ты думаешь, но боишься сказать вслух…

11

Любовь – изначально гиблое предприятие: она требует стольких затрат, что никакие прибыли не в состоянии их покрыть.

Мои чувства к Ольге наполняют жизнь новым смыслом. Я думал, что смогу без людей, а оказалось – нет. Более того, как раз люди мне и были нужны. Мне была нужна любовь, как бы пафосно это не звучало.

Я всегда боялся сильных чувств. Открытости. Мне казалось, что так я теряю частичку своей натуры. А частичка за частичкой – не заметишь, как останешься вообще без всего. Наверное, причиной моей застенчивости и был страх потерять себя. Отдаться без остатка другому человеку и оказаться ни с чем. Собственно, так и было с моей последней девушкой. Это и привело меня сюда, в изгнание.

Но с Ольгой всё иначе. Она ничего не просит взамен. Она прекрасно понимает, что я не многое могу ей дать. Мы все с изъянами внутри, с трещинами и сколами. Загнанные в угол и безмерно усталые. Словно котята, выброшенные на улицу.

Ольга просто хочет, чтобы я был рядом. День, неделю, вечность. Ей это не важно, ей нравится то, что происходит здесь и сейчас. Да и я не могу и не хочу заглядывать в будущее. Слишком много разочарований осталось позади, чтобы ждать от завтрашнего дня чего-то хорошего.

Хотя общение с Носорогом вселило в меня немного уверенности. Пусть этот наглый тип и младше меня, но он определённо знает, как взять мир в оборот. Ему палец в рот не клади – откусит всю руку. Мне ещё памятен случай с нашей подработкой.

После того раза мы с Носорогом подвязывались на работы ещё в нескольких местах, и я немного поправил своё финансовое положение. В связи с чем решил пригласить Ольгу куда-нибудь. Она точно этого достойна.

В конечном счёте мой выбор пал на кинотеатр: я не был в кино уже целую вечность. Да и Ольга, как оказалось, – тоже. Когда я пригласил её, она была вне себя от счастья. Сказала, что ей даже не важно, что смотреть, главное – сходить куда-то.

Тем не менее, я настоял на романтической комедии. Как по мне – в самый раз для романтического свидания. А у нас, как мне кажется, именно романтическое свидание. Насколько я разбираюсь в романтике вообще.

И вот мы идём в кинотеатр. Ольга приводит себя в порядок, наносит немного макияжа, надевает свои лучшие вещи. Да и я стараюсь не отставать – забираю чистую одежду из химчистки, прихорашиваюсь, Носорог вызывается сделать мне стрижку.

Я не уверен в его парикмахерских способностях, но Ольга кивает: пусть попробует. Приходится отдаться на растерзание моему странному приятелю.

Впрочем, тут обходится без магии, Охоты на Ящерицу и прочих метафизических ухищрений. Оказывается, орудовать ножницами Носорог умеет. Что, конечно, не вяжется с его внешним видом. Но это уже его дело. Наш сапожник без сапог, что называется.

Придирчиво осматривая в зеркале результаты Носороговых трудов, я понимаю, что не так уж и плох собой. Пожалуй, я могу понравиться женщине. И даже вызвать симпатию. Это приободряет.

Мы снова едем в центр города. Проходим по его тенистым улицам в пока ещё тёплых сумерках, смотрим, как алеет закатное небо, как не спеша идут навстречу прохожие, как зажигаются огни в окнах…

Оказавшись в кинотеатре, покупаем билеты на вечерний сеанс и коротаем время до его начала в кафе: пьём кофе с пирожными. Ведём светское общение, если это можно так назвать.

Ольга говорит:

– Целую вечность не была в кино. Вообще нигде не была.

– Я тоже, – вторю ей. – Я уже и забыл, как это делается. Боюсь, закричу от страха, когда в зале погасят свет.

Она улыбается, оценивая мою шутку.

– Ты не похож на пугливого.

– Почему?

Ольга делает глоток кофе.

– Да хотя бы потому, что не побоялся приехать в незнакомый город, обосноваться в заброшенном доме, попробовать начать всё сначала. Ведь многие этого хотят – начать с чистого листа. Но большинство останавливает внутренний страх…

– Наверное, ты права. Но я боялся тогда, я и сейчас боюсь.

– Чего же?

– Что всего этого может не стать, например.

Ольга кладёт свою ладонь поверх моей, легонько сжимает её.

– Не думай об этом. Всё будет так, как должно быть.

Её фатализм мне в какой-то мере импонирует. Мы все оказались тут случайно, по воле чудовищных и безжалостных к нам обстоятельств, поэтому строить долгосрочные планы, ожидая благосклонности судьбы, не стоит.

– Наверное, ты права.

– Я думаю, если нам суждено быть вместе с определёнными людьми – мы будем. Если уготовано оказаться в определённом месте – окажемся. Но не все вершины для нас. На некоторые нет смысла даже пробовать взбираться.

– Потому что там нас никто не ждёт?

– Вот именно, – Ольга легонько улыбается. – Поначалу ты мне казался простаком, но внутри тебя дремлет философ. И, возможно, даже что-то эмоционально большее.

Интересное открытие. Вообще, любопытно услышать, что о тебе думают со стороны. Правда, до этого такие открытия были для меня неприятны. Но сейчас Ольга заставляет меня улыбнуться в ответ.

– Думаешь?

– Уверена!

За разговорами время летит незаметно, и вот уже наступает пора идти в зрительный зал – занимать свои места. Наши кресла в центре зала – брать места для поцелуев мне показалось слишком пошлым. И хоть мы с Ольгой уже зашли куда дальше поцелуев, наши отношения кажутся мне чем-то возвышенным и даже непорочным, и эти разговоры в кафе – яркое тому подтверждение. Думаю, и Ольга со мной согласна.

Затем гаснет свет, и из динамиков начинает литься музыка. Показывают рекламный блок, а следом начинаются титры той самой романтической комедии, ради которой мы здесь и оказались. Ольга осторожно берёт мою руку в свою. Я чувствую тепло её кожи, ловлю ноздрями едва слышимый аромат её духов. Кажется, я ещё никогда не был так близок ни с кем.

Полтора часа киносеанса проносятся на одном дыхании. Наши с Ольгой руки всё это время держат друг друга. И не то чтобы романтическая комедия оказывается шедевром киноискусства, просто эти полтора часа мы проводим вместе, достигнув тихого родственного единения. Единения любви или чего-то такого, не знаю. Я никогда не был силен в подобных вопросах.

Когда зажигается свет, мы ещё пару минут сидим вот так, взявшись за руки и давая остальным покинуть зал. Нам некуда спешить. Жестокий мир снаружи ещё успеет поглотить нас, пережевать своими хищными жвалами. Мы имеем полное право на эти несколько минут без него. На несколько минут друг с другом.

Наконец, не сговариваясь, мы встаём и движемся к выходу. По-прежнему держась за руки. Ольга молчит, молчу и я. Не хочется портить волшебство этого момента словами.

Лишь оказавшись в фойе кинотеатра, мы, наконец, нарушаем молчание и делимся впечатлениями.

– Как тебе фильм? – спрашивает Ольга.

– С тобой любой фильм смотреть – одно удовольствие, – я не пытаюсь льстить, я говорю Ольге чистую правду.

– Приятно это слышать, – улыбается она. – А мне картина даже понравилась.

– А это уже приятно слышать мне. Значит, не зря выбрались из нашей берлоги.

– Определённо не зря. – Ольга смотрит на часы. – А у нас ещё, кстати, куча времени, прогуляемся по центру?

– Конечно! Правда, я его не очень хорошо знаю…

– Ничего, если заблудимся, спросим у кого-нибудь дорогу.

– Идёт!

И мы с Ольгой идём гулять в расстелившуюся перед нами тёплую ночь на излёте лета.

Город вокруг живёт своей кипучей жизнью, которая не замирает и с наступлением темноты. Горожане и туристы наслаждаются последними мгновениями лета, нежась в объятиях его ночей. Куда-то несутся автомобили, плывут теплоходы по реке, неспешно шагают люди по улицам и проспектам. Жёлтыми глазами окон смотрят нам вслед старинные особняки.

Мы идём безо всякой цели, не имея конкретного направления – просто идём куда-то, куда глядят наши глаза, куда зовёт нас эта ночь.

– Люблю такие вечера на исходе лета, – говорит мне Ольга. – Ещё тепло, но уже чувствуется дыхание осени. Это пограничное состояние между двумя сезонами – в нём больше какой-то искренности, что ли… Это уже не смешливый май, который дразнит напрасными надеждами, не беззаботный июль, но и пока не серая безнадёга конца ноября…

– Я и не знал, что в тебе живёт поэт…

– Да какой поэт, – смеётся Ольга, – просто давнее наблюдение.

– Но ты так красиво его выразила… я бы так не смог.

– Да смог бы, – Ольга останавливается, – посмотри на небо, видишь?

Я поднимаю глаза к тёмному небосводу, что бездонной чашей раскинулся над нами. Из его глубин на нас смотрят блёклые звёзды.

– Что там? – спрашиваю я.

– Это ты мне скажи, – отвечает Ольга.

– Ну… – тяну я. – Небо, звёзды, темнота… Ой, смотри, звезда сорвалась!

Я вижу, как белая точка стремительно пикирует с вершины тёмной чаши и исчезает вдалеке за линией городских крыш.

– Правда? – удивлённо вскрикивает Ольга. – Где?

Я показываю туда, куда упала звезда. И тут же с неба срывается ещё одна.

– Вижу-вижу! – радостно кричит Ольга и начинает подпрыгивать на месте, хлопая в ладоши. – Надо срочно загадать желание!

– Серьёзно? – спрашиваю я.

– А ты не знал? Примета такая! Загадывай немедленно.

Я загадываю. Я хочу, чтобы эта ночь не кончалась. Чтобы моя смятенная душа, которая, наконец, обрела покой, застыла в этом покое, заполучив его навсегда.

– Загадал? – громко спрашивает меня Ольга.

– Ага. А ты?

– И я загадала. – Ольга берёт меня за руку. – Только не рассказывай. А то желание не сбудется.

– Хорошо.

И мы идём дальше.

В одном месте играют уличные музыканты и пляшут укротители огня.

– Давай посмотрим? – останавливает меня Ольга.

Я смотрю на часы. Нам надо успеть вернуться до того момента, когда общественный транспорт прекратит своё движение.

– Ну, давай. Только у нас не так много времени.

– Да брось. Мы никуда сегодня не спешим! – Ольга кричит мне прямо в ухо. – Слышишь? Ни-ку-да не спешим!

– Хорошо, – я соглашаюсь. Пусть всё будет так, как будет.

Музыканты играют какой-то задорный фолк, заставляющий задуматься о далёких странах, о неведомых морях, о людях, живущих на краю земли, о людях, слушающих пение птиц и шум океана.

Ни с того ни с сего мне самому хочется оказаться где-то там, далеко, за пределами ойкумены, вдали от всех своих проблем. Лежать возле воды, смотреть на звёзды и не ждать завтрашнего дня, понимая, что настоящее – это здесь и сейчас. Не зря же текущий момент времени мы и называем настоящим… Потому что всё остальное – иллюзорно…

Я говорю об этом Ольге. Она смеётся:

– Мне бы тоже хотелось куда-нибудь уехать, но проблема в том, что пришлось бы взять туда с собой и саму себя.

– И?

– Я бы всё испортила даже в раю!

Ольга продолжает хохотать, а укротитель огня, внезапно оказавшийся возле нас, выпускает изо рта длинную струю пламени. Я смотрю на этот всполох, рвущийся в небо, заставляющий отступить тьму, и понимаю: так и наша жизнь – только вспышка света, огненное дыхание неведомого Создателя, обречённое погаснуть в свой срок. Ну что ж, пусть будет так. Радость у нас всё равно никто не сможет отобрать. И я начинаю смеяться вслед за Ольгой.

Мы смеёмся и держимся за руки, затем танцуем под эту безумную музыку среди пляшущих вокруг людей, среди огня и тени, среди этой ночи, дарующей надежду на нечто лучшее. Все люди верят в то, что им уготовано что-то хорошее – там, впереди, за завесой тьмы и тайн, за кажущейся бесконечной ночью, и все люди ждут рассвета, уповая лишь на него. Каждому – себя, каждому – надежду, каждому – рассвет!

Кажется, я даже произношу это вслух. Кажется, даже кричу. Я так счастлив в этот момент. Я так потрясён этим внезапно обрушившимся на меня счастьем. Я так люблю Ольгу, я так её люблю…