Текст книги "Боги Падшие"

– Что вы предлагаете?

– Один к пяти. Одна ваша доля против пяти моих.

– Шорос! Это просто грабёж!

– Грабёж? Что вы! Это – справедливость! Вам – три, моим – пятнадцать и все довольны. – Стоявшая за его спиной толпа – экипаж «Оскала Фортуны» глухо заворчала и Змеев, за которым было всего двое – Карась и Благоволин, напрягся ожидая перехода конфликта в горячую фазу.

– Прошу меня простить, господа капитаны, – из сильно поредевшей после ухода губернатора делегации, выдвинулся вперёд пожилой чиновник: – Такое деление добычи – справедливо, наварх, – склонил он седую голову: – Испокон веков именно так и было заведено. Общая добыча делится по числу бойцов, участвовавших в её получении. Таков закон, – развёл он руками.

– Старина Трубий своё дело знает, – кивнул Шорос: – Он лучше любого стряпчего все наши правила в голове держит. Всё по-честному, наварх, – повернувшись к Змееву развёл он руками: – Всё как и положено. Вы согласны?

– Согласен, – понимая, что сила не на его стороне, вздохнул Змеев: – Значит нам полтора и три? Негусто. Это всё? – Он неприязненно посмотрел на Шороса: – Делёж закончен?

– Почти. – Кивнул тот на Секстера: – Остался вопрос с трофеем. Вы свою долю как – деньгами возьмёте?

– Долю?

– Да, корабль был захвачен в ходе совместной операции, а следовательно – есть такая же добыча, что и была в наших трюмах. Я дам вам, за вашу часть, – он на миг прищурился, словно задумывавшись: – Двадцать.

– Корабль не продаётся, – решительно покачал головой Змеев: – Его захватили наши люди, и он добыча Ренегата.

– Трубий? – Шорос повернулся к старику: – Что говорит Закон?

– Любое имущество, движимое оно, или нет, – заблеял тот, радуясь оказаться в центре внимание: – Делится между членами Союза, в соответствии с количеством…

– Слышите? – Перебил его Шорос: – В тех же долях. Соглашайтесь, наварх – лучшего предложения вам здесь не получить.

– Погодите, – приподнял руку Змеев, увидев лазейку в только что процитированных строках Закона: – А скажите, уважаемый Трубий, – он коротко поклонился старику: – Ни разу не оспаривая Закон, вы мне не скажете, что он говорит касательно дележа добычи между членами Союза и теми, кто таковыми не является? Интересует конкретный подпункт о захваченных в бою кораблях.

– И теми, кто таковыми не является, – повторил его слова знаток Закона, задирая голову к небу: – Как же, как же, было такое… Секундочку, – принялся он копаться в памяти, не обращая внимания на недовольно зашумевшую команду «Оскала».

– Послушайте, наварх, – опасливо косясь на Трубия, начал Шорос: – У нас была договорённость и не хорошо менять её после раздачи карт. Джентльмены так не поступают.

– У нас была договорённость в части раздела содержимого складов, – парировал Змеев, складывая руки на груди: – Секстер, увидев который вы решили уйти, к нашим договорённостям дела не имел.

– Вы обвиняете меня в трусости? – Шагнул тот вперёд, кладя руку на эфес сабли, но тут старик, вынырнув из глубин своей памяти прищёлкнул пальцами.

– Вспомнил! Прецедент Камулла и Юнисалья! Восемнадцать лет назад! Господа, – он обвёл присутствовавших победным взглядом и азартно потёр руки: – Я рад, что могу положить конец этому маленькому спору! Камулл, будучи членом Союза был вынужден позвать на помощь Юнисалью, только собиравшегося вступить в наши ряды. В ходе боя капитан Юнисалья захватил посредством абордажа транспорт с грузом шелка. Илинийского шёлка, господа. По прибытию на Кураг, Камулл потребовал делёж добычи в соответствии с Законом, на что Юнисалья ответил отказом, – старик вновь щёлкнул пальцами: – Точь-в-точь, как у вас, господа. Тогда Совет Союза постановил, что любая добыча, не оказавшаяся под условиями дележа, – Трубий прервался, глядя на Шороса: – Вы же заранее не знали о Секстере, капитан? Так вот, – дождавшись его недовольного кивка того продолжил он: – Добыча, не обговоренная до боя и захваченная командой, не входящей в Союз, – последовал кивок в сторону Змеева: – Считается собственностью таковой команды, не давая права члену Союза претендовать на оную! Таков Закон, господа!

– Ты ничего не путаешь, старик? – Угрожающе наклонился в его сторону Шорос, но Трубий и ухом не повёл: – Капитан Шорос, – гордо задрал он подбородок: – Я – хранитель Закона, а его положения, нравятся они вам, или нет, обязательны к соблюдению! Таков Закон!

Но, – начал было он, но послышавшийся у него за спиной разочарованный шепоток – команда, хоть и была разочарована таким поворотом, но спорить с Законом не собиралась, вынудил капитана отступить, продолжая нервно теребить рукоять сабли.

– Ну вот, дорогой Шорос, – примирительно развёл руками Змеев: – Вот всё и разрешилось.

– Ничего ещё не разрешилось! – Дёрнулся тот, словно от удара: – Эти замшелые правила давно следовало пересмотреть! И я уверен, – смерил он наварха недобрым взглядом: – Они будут пересмотрены – вот тогда мы и поговорим.

– Закон обратной силы не имеет, – оставил за собой последнее слово Трубий, ничуть не убоявшийся его гневного вида: – Совет может отменить эту статью, но на текущую ситуацию, – он подмигнул Змееву: – Такое решение силы иметь не будет!

– Таков закон, капитан, – улыбнулся Шоросу Змеев: – Закон, как говорится, суров, но на то он и Закон!

Следующие несколько недель, заполненные авральными работами по приведению Секстера в порядок, хоть и показались экипажам обоих кораблей кромешным адом, но всё же принесли с собой несколько событий, достойных более широкого упоминания.

Так, Змеев, сумев напроситься на приём к давешнему старику, узнал для себя много нового в части местных Законов. Казавшаяся с стороны вольготной и необременённой правилами жизнь ловцов удачи, на деле оказалась жестко регламентированной, определяя и ограничивая каждый шаг оказавшегося на Кураге человека.

Было расписано буквально всё – начиная от размера выплат и до того, на какие развлечения кто имеет право. Кабаки, гостеприимно распахивавшие свои двери перед каждым, предлагали, что напитки, что женщин в строгом соответствии с рангом каждого посетителя и как бы не тряс мошной, скопивший капитал трюмный, претендовать на услуги, полагавшиеся офицерам, он не мог.

Радуясь своему гостю Трубий помог и с составлением контрактов – Корабельных Договоров, регулировавших выплаты экипажу, так что, к концу ремонта, и этот вопрос был успешно закрыт.

Ремонт же, несмотря на все старания Змеева, пробил здоровенную дыру в их капитале и это несмотря на то, что он, экономя каждую копейку, привлёк к работе всех – и техников и пилотов, и офицеров, вызвав у Йоты неподдельное удивление – обычно техники работали одни, оставляя на долю экипажей только приёмку исправных узлов. Но даже это, вкупе с отчаянной торговлей за модули, практически опустошило их счёт оставив на нём меньше сотни тысяч кредитов. А ведь ещё следовало пополнить боезапас, загрузить припасы и, что тоже грозило приличными тратами, выделить людям средства пусть для короткого, но полноценного отдыха.

Ещё одним событием стал набор пилотов и техников – идти на неукомплектованном корабле Змеев решительно не хотел и лично прибыв в «Арбалет» взяв с собой Дорию, благо полномочия наварха, о чём ему поведал всё тот же Трубий, это позволяли.

Теперь над торчащей в небо стрелой высветился силуэт Секстера, на боку которого, иначе не позволяла высота проекции, горели легкомысленные крылышки.

Кандидатов им пришлось ждать долго – что поделать, пилоты товар штучный и Змеев, отправляясь в заведение, особо и не надеялся на пополнение экипажа до штатного состава. Сходные мысли владели и Дорией, который потягивал своё пиво с откровенно грустным взглядом – старина Ом, не добавляя радости им обоим, только печально вздохнул, услыхав о цели их визита.

В тишине, нарушаемой только стуком донышек кружек по столу, они провели почти час, когда двери приоткрылась и в помещении появилось сразу два кандидата.

– Пилот Донс, – представился первый замерев у стола.

– Пилот Шерка, – последовало приветствие второго.

– Мы увидели знак найма, – продолжил первый: – И хотим предложить вам свои услуги.

– Так точно, – кивнул второй, и они оба замерли, ожидая реакции нанимателей.

– А вы разве не должны по одному заходить? – Раздражённый долгим ожиданием сдвинул брови Змеев: – Давайте по одному.

– Мателотаж, – пояснил второй: – Мы только вместе.

– Именно так. Куда один, туда и второй. Поэтому и вместе. Стрелки мы.

Знаком попросив их отойти, Змеев склонился к Дорию.

– Мателотаж? Это что такое? – вполголоса осведомился он: – Они что? Из этих? Не мужской ориентации?

– Педики? Нет, что вы, – даже чуть отодвинулся от него комэск: – Мателотаж – это соглашение или обязательство двух людей, двух мужчин, что с определенного момента у них всё общее – это и награбленное, и еда, и выпивка, и женщины. Навроде тесного союза, в хорошем смысле этого слова, наварх. Братство, если хотите. И если один погибает, то второй, или остальные, наследуют всё его имущество, включая долги и обязательства – вплоть до кровной мести. Редкий обычай, но, – комэск с интересом взглянул на кандидатов: – Древний и вполне законный.

– Фуххх, – с облегчением выдохнул Змеев и сделав глоток пива, поманил обоих стрелков к себе.

– Рассказывайте. Где, на чём и всё такое.

Их рассказ ничем особым, на фоне царившего в галактике бардака, не выделялся среди множества подобных историй. Наварх Несторий, чей флот был разбит, увёл уцелевшие силы на базу, где их всех и застал Высокий Эдикт о роспуске флотов Империи. Корабли были законсервированы, экипажи, получив только устную благодарность, распущены, а вернее – выброшены на улицу, без каких-либо выплат.

Какой ветер занёс их на Кураг стрелки не говорили, но, судя по их приличному виду, они сумели как-то устроиться и только новость о наборе на Имперский корабль заставила их попытать счастья на прежнем поприще.

– На Баллисту пойдёте? – Покачивая почти пустую кружку посмотрел на них Дорий:

– На штурмовик? – Удивился первый: – У вас они сохранились?

Его удивление было понятным – штурмовики, шедшие в первых рядах, принимали на себя всю злость обороняющихся, что, с одной стороны, гарантировало особо высокие выплаты, но с другой, резко снижало количество выживших для их получения.

– Согласны! – Вытянулся по стойке смирно его товарищ, толкая соседа в бок. Его решительность тоже можно было понять – наличие штурмовиков в строю лучше многих слов характеризовало наварха как человека, привыкшего беречь своих людей и не бросавшего их в самое пекло.

Следующего кандидата им пришлось ждать более часа. За это время они успели обсудить тяжёлую жизнь пилотов палубников, сравнить задачи, обычно ставящиеся перед штурмовиками, и принять на грудь ещё по паре пива.

Третья кружка, а вместе с ней и терпение Змеева, уже показывала дно, когда дверь в заведение приоткрылась и в образовавшуюся щель просочился потенциальный кандидат – молодой парень самого что ни на есть фермерского вида.

– Вы пилотов набираете? – Подошёл он к столу комкая в руках нечто, при более внимательном рассмотрении оказавшееся подобием широкополой шляпы: – Я – пилот.

– Ты? – Окинул его беглым взглядом Дорий: – А ты дверью часом не ошибся, приятель? Нам боевые пилоты нужны, с опытом.

– Так у меня и опыт есть, мастер, – закивал тот вытаскивая из-за края грубой суконной куртки сложенный вчетверо и немного помятый лист бумаги: – Вот, гляньте, господа, – наклонился он над столом обдавая обоих офицеров запахом сена, свежего молока и той субстанции, без которой невозможно функционирование ни одного живого организма. Для справедливости следует заметить, что эти ароматы были животного, а не человеческого происхождения.

– Так-с, посмотрим, – завладев листком принялся его разворачивать Змеев, но бросив на обнаруженную табличку непонимающий взгляд, передал её комэску.

– Турнирная таблица? – Оказался более понятливым тот: – И что нам с неё?

– Ну как же, добрые господа! – С досадой произнёс парень, склоняясь над столом и вновь обрушивая на них лавину сельских запахов: – Вот, смотрите, – щелкнул он пальцем по верхней строке: – Видите? Аглой. Это я, – он гордо распрямился: – Последние три года – в топе. Прошлый сезон – первое место.

– Впечатляет, – покачал головой Дорий: – На чём летали?

– Я ходил, – бросив на него полный превосходства взгляд парень, ещё бы, только последний нуб мог так сказать о корабле, пусть и крохотном: – На Пиллуме! Двадцать восемь успешных миссий. Более сотни уничтоженных целей!

– И это всё за последние три года? Мощно, – покачал головой комэск, разглаживая бумажку.

– За год!

– За год? Действительно, мощно, – откинувшись на спинку стула посмотрел на него Змеев: – Вот только я не припомню, чтобы здесь, – он обвёл рукой помещение: – В системе Кураг, последний год шли бои.

– Так это же турнир! Всепланетный! На симуляторах! – Принялся с жаром пояснять Аглой: – В полной имитации боя!

– Игрушка что-ли? – Начал медленно краснеть комэск, понимая, кто перед ними стоит: – И ты, наигравшись в свои игрушки, посмел сюда заявиться?! Тут бой! Здесь люди гибнут, а…а ты?!

– Погодите, комэск, погодите, – Змеев, которого начала забавлять эта ситуация, махнул рукой Ому, указывая на пустую кружку Дории: – Не будем так резки с пареньком. Вот, освежитесь, пододвинул он пиво комэску: – Дайте мне с кандидатом пообщаться.

Из последующего разговора выяснилось, что Аглой, всю жизнь мечтавший стать пилотом, уже четыре раза пытался подать документы в летную академию, располагавшуюся в одной из соседних систем.

Но…

То затянувшийся сбор урожая, то проблемы на отцовской ферме, а то и просто финансы – деньгами, полностью ушедшими на приобретение нового комбайна, все эти бытовые проблемы раз за разом воздвигали на пути к мечте непреодолимые стены.

– Мне бы только до академии добраться, – захлёбываясь от эмоций торопливо рассказывал парнишка: – Там бы я точно поступил бы!

В его словах был свой резон – программа отбора кандидатов основывалась на тренажёре, довольно близко имитировавшем бой в пустоте. Брать совсем уж пустышек Имперский Флот не хотел – зачем возиться с новичками, не знающими отличие крена от тангажа? А так, худо-бедно, но был шанс увидеть потенциального курсанта в деле и, основываясь на его результатах либо распахнуть дружеские объятия, либо молча указать на дверь.

Стоит ли говорить, что эти тренажёры, вернее их программы, были широко распространены по мирам Империи, что, вкупе с пропагандой, без устали демонстрировавшей блестящих пилотов, проводящих время в достатке, делало своё дело, направляя толпы юнцов к дверям вербовочных пунктов.

Не стал исключением и Аглой, глубоко заглотивший приманку и теперь всеми силами рвавшейся с родной планеты.

– Шёл бы ты домой, – дослушав его торопливый рассказ, покачал головой комэск: – Не спорю – что в верх таблицы выбился, молодец, но парень, это не игра. Тут людей убивают. Насмерть, если повезёт. А если нет? Сидеть в мёртвом ящике и за уровнем кислорода следить? Зная, что помощи не будет?

– Я готов, – упрямо набычился тот: – Я смерти не боюсь.

– А я вот – боюсь, – покачал головой Змеев, немедленно заработав полный недоверия взгляд паренька – ну как мог он, седой ветеран, прошедший бесчисленные бои, говорить подобное? Ясное же дело, что он врёт! Намерено! Специально! Пугает, пытаясь заставить его, Аглая, свернуть с выбранного пути.

– Послушай, – зашёл с другой стороны Дория: – В крайнем вылете нас ушло семь десятков. Вернулось – около тридцати. Больше половины там осталось, – мотнул он головой вверх: – А там парни что надо были, профи, не то, что ты.

– Я научусь!

– Так, – поняв, что переубедить его просто невозможно, начал привставать из-за стола Змеев, но тут дверь в заведение приоткрылась и на пороге, приплясывая от нетерпения, появился Чум.

– Последний шанс прожить долгую жизнь, Аглой, – он показал рукой на рюмку: – Бери и тогда обещаю тебе жизнь полную страданий, или уходи.

– А страдания он обеспечивать умеет, – закивал быстро подошедший к столу Чум: – Уж поверь мне – я раньше таким орлом был, – вздохнул он и прежде чем его успели остановить, сграбастал пару рюмок, одну за другой переправляя их в рот: – А сейчас? Пффф, – занюхал он рукавом: – Тень былого величия!

– Согласен! – Выдохнул парень и схватив порцию быстро её выпил, едва не задохнувшись от крепости.

– Дория, – развернулся Змеев к крайне недовольному комэску: – Определите его кандидатом в пилоты. Не знаю, как это у вас, юнгой там, или стажером. Вам решать.

– Принято наварх, – без энтузиазма отозвался тот и, коротко кивнув на прощание, двинулся к выходу, поманив чемпиона симуляторов за собой.

– Ну? Что у тебя? – Уселся на место Змеев, когда за парочкой закрылась дверь: – Говори.

– Карась, Виктор Анатольевич, – выдохнул Чум, усаживаясь на место комэску и подтягивая к себе его кружку: – Он это, из дома весточку получил!

Глава 6

Рассказывающая о событиях, произошедших на Земле пока команда Змеева обустраивалась на далёких мирах.

Сергей Поветров, менеджер среднего звена.

Сергей Поветров, менеджер среднего звена, шёл домой по привычному, многократно и потому, «на автомате», проходимому маршруту. Выйти из офиса, расположившегося на месте старого и закрытого в ещё начале Перестройки завода, проскользнуть дворами до небольшой площади перед метро и, увернувшись от попрошаек, прочно обосновавшихся подле паперти, нырнуть в нору метрополитена. Пять остановок, пересадка, с её обязательной часу пик толчеей и ещё восемь остановок до дома. Маршрут выверен до идеала – десять минут пешком, после почти час под землёй и, преодолев неизбежную давку при штурме автобуса, ещё четверть часа до дома.

Далее, всё тоже по плану – ужин из пельменей, или чего-то подобного, быстро приготовляемого – Сергей жил один и особо готовить ему, как и большинству мужиков, было лень, ну а после – пара-тройка часов забегов с друзьями в очередной компьютерной игрушке. Затем – здоровый сон до трели будильника в мобиле и на новый круг – лёгкий завтрак, автобус, метро, работа. И так – день за днём, месяц за месяцем и так далее, и так далее.

Скучно? Да. Но – стабильно.

Последнее было особенно важно Сергею.

Ему, как человеку крайне аполитичному и не интересующемуся чем-либо происходившим вне его уютного мирка, было важно сохранить свой образ жизни, или же, говоря новомодным языком – Сергей категорически не желал покидать свою зону комфорта, лелея в душе мечты о том, что всё вокруг изменится сама собой и ему, прямо на голову, обрушатся блага мира в виде повышения, любви неземной красотки и всего прочего, о чём так приятно мечтать в переполненном вагоне метро, или автобуса.

Сегодняшний его маршрут ничем не отличался от всех предыдущих.

Почти.

Пробегая дворами, он вдруг поймал себя на мысли, что вокруг как-то слишком много улыбающихся людей. Да, обычно хмурые, вечно куда-то спешащие москвичи, вдруг осветили свои лица улыбками и, разом перестав спешить, неторопливо прохаживались, временами сбиваясь в кучки, чтобы обсудить неизвестные Сергею новости. Это было странно и он, лавируя меж людей, сделал себе пометку на память – просмотреть новостные блоги – единственный источник информации об окружавшем его мире.

Ещё одной странностью, впрочем, немедленно ему объяснившей происходящее, были большие круглые значки, приколотые на груди улыбавшихся ему людей. С поверхности белого диска на него смотрела женщина, закутанная в длинный, расписанный яркими узорами платок и молитвенно сложившая руки перед грудью.

«Сектанты», – проскочившая в голове мысль заставила его сжаться и прибавить ходу: – «Вот же непруха! Они что – не могли для своих сборищ другой двор выбрать?!»

Увернувшись от протянутой в его сторону руки – весьма милая девушка протягивала ему точно такой же, как и на её куртке значок, он выдавил на лицо виноватую улыбку и, едва не переходя на бег, рванул в сторону уже видневшейся площади перед заветным входом в метро.

«Ишь, развелось вас! И где полицаи, когда эти», – далее последовала непечатная характеристика: – «Уже в открытую людям пройти не дают! Вот как пиво выпить на улице – так они сразу, а когда надо, то…»

Довести мысль до конца ему не получилось – площадь перед метро, одну сторону которой занимал недавно возведённый православный собор, была практически пуста. Прежде – вот ещё вчера, здесь сновали толпы попрошаек и теснились палатки, предлагавшие различную церковную литературу и утварь, давая повод острословам поязвить касательно торговцев, изгнанных из Храма.

Но это было вчера.

Сегодня площадь была пуста, не считая редкие кучки улыбавшихся людей, всё с теми же значками на груди. Единственным напоминанием вчерашнего был Костик – местный дурачок, или, говоря церковным языком – блаженный, прочно оккупировавший паперть и площадь перед собором. Безобидный, сновавший меж людей и клянчивший «копеечку на свечечку» он радовался любой монетке, протянутой ему сердобольными прохожими. На отказы – не обижался и лишь вздохнув, и благословив пожаднившего, или побрезгавшего, он продолжал свой промысел, неразборчиво бормоча нечто наподобие молитвы.

Так были вчера, неделю, месяц и год назад – дурачок был привычной деталью пейзажа и Сергей, выскочивший на площадь, немедленно сунул руку в карман, нашаривая специально припасённые для этого случая пятидесяти копеечные монеты. Это был обычный его ритуал, или, если хотите, игра – встретится на пути – получит, ну а нет, так нет.

Но в этот день Костику было не до сбора милостыни. Разместившись на краю паперти, он размахивал над головой длинной палкой, судя по уцелевшим веточкам, бывшей совсем недавно частью одного из соседних деревьев. К самому верху палки была примотана белая, ещё относительно чистая тряпка, которой он размахивал из стороны в сторону словно флагом.

– Богородица! – Донёсся да Сергея его вопль: – Идёт! Вижу я! Белая! Чистая! Красивая! – Не сдержав переполнявшие его чувства, юродивый принялся скакать на месте, визжа от восторга: – Идёт! Идёт! Чую я! Близко уже!

«Псих!», – Выпустив приготовленную мелочь из горсти, Сергей рванул к метро, спеша скрыться в его глубинах, надёжно охраняемых полицейскими.

Расслабиться он смог только привалившись к дверям вагона, привычно игнорируя надпись «Не прислоняться».

Всё. Теперь пятнадцать минут спокойного стояния, пересадка, ещё восемь остановок, короткий штурм автобуса и дома!

Облегчённо выдохнув и ощущая, как всё вокруг возвращается на привычные рельсы, он полез в карман за мобильником – всё же общий психоз с этими белыми значками был чем-то необычным и достойным короткого расследования. Однако, прежде чем его рука нашарила увесистый прямоугольник в кармане, прямо перед ним возник мужчина лет так сорока, на тёмном плаще которого белел проклятый кружок. Чуть наклонившись над ним, он что-то произнёс и прежде чем Сергей успел прореагировать прицепил к его груди значок.

– Эй? Вы чего?! – Попробовал было оттолкнуть его Сергей, но мужчина, не обращая внимания на его дёргание ровным счётом никакого внимания, наклонился к его уху.

– Богородица идёт! Ты готов к встрече? Подумай об этом! Она милостива и…

– Да отвали ты! – Он попробовал оттолкнуть мужчину, но тот, навалившись на него всем телом, продолжил: – Благословленная! Идёт она, с нас, грешников, спрос вести!

Вагон, подходивший к остановке, тряхнуло и Сергей, воспользовавшись этим, выскользнул из-под психа и, бесцеремонно расталкивая людей рванул к выходу.

– Полиция! – Вырвавшись из толпы, он подскочил к тройке затянутых в чёрное полицейских, неспешно прогуливавшихся вдоль перрона: – Там это! Псих! Пристаёт! Вы бы отреа… – слова застряли у него в горле, когда на груди повернувшихся к нему молодых людей блеснули белые кружки с Богородицей: – Вы… Вы тоже?! – Начал он было пятиться, но один из стражей порядка, ухватил его за руку:

– Благословенны будьте, юноша, – расплылся в улыбке полицейский, бывший лет на пять моложе Сергея: – Кто агнца божьего обидеть посмел?

– Я… Мне… Ошибся я, извините. Всё нормально, никто никого, ошибся я. Устал – работа, – забормотал Сергей, выдёргивая руку из ладони полицейского. Не ожидавший рывка страж закона покачнулся и, наверняка бы упал, не поймай его товарищи.

«Всё. Влип», – похолодел Сергей, ясно помня приговоры прошлого лета, когда манифестантам, вышедшим на неразрешённое шествие и за меньшее давали вполне полновесные срока: – «Сейчас затащат в отделение и…»

– Все мы ошибаемся, – ни чуть не озаботившись произошедшим, полицейский вновь широко улыбнулся: – Брат мой, – покосился он на значок, приколотый мужиком в вагоне: – Примите совет добрый – идите наверх, там наши сейчас собираются – Богородицу славить. Идите, будьте с ними и Благодать её успокоит душу тревожную. Идите, – подтолкнул он его в сторону выхода из метро.

– Так я пойду? Можно? – На всякий случай переспросив и получив улыбки и дружные кивки всей троицы, он было двинулся в сторону платформы, но немедленно оказавшийся рядом полицейский – не тот, которого он толкнул, другой, остановил его и, мягко развернув, направил в сторону выхода.

«Чёрт. Не отделаться. Придётся идти», – дружелюбно улыбнувшись в ответ и задвинув негатив как можно глубже, он влился в общий поток, быстро вынесший его на поверхность.

А вот тут народу было действительно много – Сергей, предпочитавший уединённый образ жизни и избегавший массовые мероприятия как законные, так и тем более те, что не, и не представлял, что в одном месте может быть столько народу. Поток, сжавший его со всех сторон, вынес его на середину Садового, плотно забитого народом.

«Неужто влип? Про митинги же нигде не говорили?! Нет, надо выбираться», – принялся он пробиваться к краю толпы, ожидая что вот-вот и раздастся вой сирен, возвещающий о прибытии ОМОНа, или Росгвардии, направленной на разгон несогласованного с властями собрания.

Надо ли говорить, что все его попытки ни к чему не привели?

«Влип… Ох, как нехорошо-то… И что делать? Я же не причём! Я даже не знаю – из-за чего всё это!»

– Не терпится? – Стоявшая справа от него женщина средних лет, одарила его материнской улыбкой: – А ты помолись, так-то оно быстрее будет.

– Что? Что будет? – Попытался он прояснить происходящее, но она, по-матерински чмокнув его в лоб, вдруг затянула пронзительным, совсем не мелодичным голосом:

– Богородица, дева, радуйся! Благодатная ты!

Прежде чем Сергей успел что-либо сделать, как толпа, окружавшая его, словно дождавшись команды, взорвалась:

– Господь с Тобою! Благословлена Ты! В жёнах! И, благословлён! Плод!

Замотавший головой Сергей попытался было прижать руки к ушам, сберегая слух от накатившегося на него рёва, но множество рук немедленно схватили его и в голову, вбиваемые толпой, против воли полезли лова молитвы.

– Плод! Чрева Твоего! Яко!

Слова, рубленные толпой наподобие чеканной военной фразы, проникали под череп, тяжёлыми ударами выбивая сознание и сокрушая все его неумелые попытки защититься и отдалиться от происходящего.

– Радуйся! Идёт она! Дщерь непорочная! Белая! Святая! Идёт! К нам! Мать наша! Идёт! И-дёт! И-дёт! – Толпа, распалившая сама принялась раскачиваться из стороны в сторону и Сергей, уличив момент слабины, дёрнулся, высвобождаясь из удерживавших его рук.

– Богоматерь! – Немедленно схватившая его за грудь женщина впилась в его лицо полным безумия взглядом: – Идёт! Видишь?! А?!

– К нам! Спускается! Вижу! Вижу! – Старик, самого что ни на есть профессорского вида, бывший перед Сергеем, резко крутанувшись нас месте и повернувшись к нему лицом, вдруг, как стоял, рухнул на колени, задрав к тёмному небу острый клинышек седой бороды.

– Ты! – Короткий толчок справа в бок и в поле зрения вплывает молодое лицо в модной, тщательно подстриженной бородкой: – Видишь? Вон же она! Идёт! Счастье всем будет! Счастье! Видишь? – Рука, на запястье которой матово чернеет браслет фитнесс-часов, хватает его за подбородок и задирает вверх – туда, где в черноте неба и вправду что-то поблескивает. Блеск неярок – так может моргать звезда, пробившаяся сквозь свет столичных фонарей, но Сергея этот блеск ослепляет не хуже пламени полуденного солнца. Секунды и всё то, что ещё оставалось в нём – то, на животном уровне противящееся царящей вокруг истерии, рассыпается пеплом, открывая душу льющемуся от звёздочки потоку любви. Не имея сил сопротивляться, он падает на колени, поднимая к ней руки и с его губ, стараясь заглушить вопли соседей и донести до Неё свою любовь, срывается вой, в котором можно разобрать всего пару слов: – Мама пришла!

Анна Васильевна Кошкина.

г. Старица, 300 км от Москвы, Тверская обл.

– И светит, и светит, никак не прогорит, – Анна Васильевна, воспитатель старшей группы детского сада номер Н., отошла от окна, за которым, на фоне чистого летнего неба, весело блестела недавно появившаяся на небосклоне звёздочка. Поначалу, стоило гостье только появиться, о ней судачили на всех каналах. Спешно созванные эксперты ломали копья в бесконечных спорах, отстаивая свои и единственно верные теории. Что только не неслось с экранов – и то, что это новая комета, приблудившаяся и решившая погостить в Солнечной системе, и что это ледяной, а потому и блестящий, астероид, грозящий смертью всей жизни на планете и даже то, что это вестники апокалипсиса, спешащие разделить человечество на агнцев и козлищ, со всеми вытекающими из подобного последствиями.

Но время шло, звёздочка разгоралась, а спорщики так и не могли прийти к единому мнению. Постепенно, гостья, из предмета всеобщего обсуждения, превратилась в привычный феномен, а ещё позже и вовсе исчезла из новостных лент, уступив место прочим, претендующим на сенсации, событиям.

Теперь, если её и вспоминали, то только вскользь, не тратя на новый объект, плотно прописавшейся на небосклоне, особо много времени.

Появилась? Светит днём и ночью?

Ну и пусть себе, на земле и, тем более в России, дел и своих хватает.

Так прошло около месяца, после чего, Анна, не особо то и смотревшая телевизор, вдруг, неожиданно для себя, отметила довольно резкое изменение в тональности дикторов всех без исключения каналов.

И прежде всего это касалось их религиозности.

Нет, никакой новой пропаганды, вдобавок к уже привычной, рассказывавшей о небывалом росте экономики и доходах граждан, не появилось. Просто ведущие телеканалов вдруг стали добавлять пассажи о всепрощении и о любви к Богоматери, причём последние, хоть и шли прямо из сердца дикторов, зачастую не имели никакого отношения к теме репортажа. И, что было ещё более странно, чиновники, прежде смотревшие на простой народ сверху вниз, внезапно начали прозревать и прилюдно каяться в своих грехах, что, впрочем, не оказывало ровным счётом никакого действия на имевшую место ситуацию.