Текст книги "Отдел"

– Если монитор кажется вам маленьким, несите из дома свой, флешек из дома носить не нужно, из дома можно носить все, отсюда уносить ничего нельзя. Вот распишитесь, что согласны с этим.

Когда Игорь остался один, он несколько минут сидел лицом ко входу, все время выглядывая из-за монитора. Смотреть на болтающийся на дверной ручке обрывок веревки ему не улыбалось, и он поставил стол так, чтобы сидеть спиной к стеклянному шкафу у стены, чтобы окно было слева, а дверь справа. Устаканив себя таким образом, он сел перед компьютером, даже не пытаясь включить его, и какое-то время просто приходил в себя после бури, которую устроил вокруг него Ринат Иосифович.

Он чувствовал себя так, будто его стремительно прогнали через все позы канцелярской Камасутры, ощущение усталости во всех мышцах смешивалось с ощущением непонятного удовлетворения во всем организме.

Игорь еще не вышел из этого состояния, когда к нему без стука опять заглянул Игорь Васильевич.

– Ты домой собираешься или, как Фил, будешь здесь ночевать?

Они вместе посмотрели на настенные часы, которые показывали полседьмого.

– Не подкинешь меня? Я тут недалеко живу, – опять сказал Игорь Васильевич. – А то моя машинка в ремонте, отдал каким-то алкашам местным, они ее уже неделю ковыряют, меня уже все возили, ты еще нет. Только подожди меня под шлагбаумом, пока я переоденусь.

Игорь не мог представить здоровяка ни в чем другом, кроме этого обшарпанного комбинезона и обшарпанных ботинок, отчасти именно это обещание и любопытство, как же выглядит коллега в своей повседневной одежде, убедили его остаться в машине возле шлагбаума и подождать. Ожидание Игорь скрашивал руганью с женой по телефону, количество пропущенных вызовов от которой он даже не стал глядеть, чтобы не расстраиваться заранее.

Получилось и правда неловко, очень взвинченным тоном жена поведала Игорю, как ей позвонили на работу, как она спешила через пробки, чтобы забрать сына из детского сада, как воспитатель притворялась, что ничего не случилось, но готова была сожрать жену Игоря на месте. Она очень расстроилась, когда узнала, что муж опять подался во внутренние органы.

– Ты опять с этими мудаками связался, – сказала она. – Тебе мало одного раза. Тебе мало, что остальные уже по двое детей имеют, одного старшеклассника и одного маленького, я как старая дева выгляжу среди подруг, которая напоследок что-то отхватила. И вообще, ты скоро домой собираешься?

– Как только, так сразу, – сказал Игорь.

– О, вот, прекрасно, узнаю старые времена. Где был, что делал, говорить нельзя, что у меня происходит – слушать не хочешь, чего ты вообще хочешь-то?

Она так завелась за несколько часов молчания Игоря, что проносилась упреками через всю их совместную жизнь туда и обратно, словно играла на ней гаммы. Когда Игорю становилось совсем уж тоскливо от ее упреков, он откладывал телефон на соседнее сиденье, слушал, как нечленораздельно попискивает динамик, бессильный донести до него слова жены, и смотрел, как на лобовом стекле копятся капли полудохлого дождя. Затем, догадываясь по шуму того же динамика, что жена спрашивает его о чем-то, он опять брал трубку, говорил в нее нейтральное «да, да» и опять клал телефон на соседнее сиденье. Наконец, увидев появившегося на горизонте Игоря Васильевича, сказал:

– Извини, дома уже поговорим как следует, сейчас правда некогда, – и сбросил звонок. Несколько секунд он опасался, что за год его бездействия жена могла научиться игнорировать все эти «извини, мне некогда», могла позвонить снова и продолжить свой монолог на еще более повышенных тонах, но телефон молчал. Пока здоровяк шагал по глине в его сторону, Игорь, чтобы не искушать судьбу, успел набрать эсэмэску: «Я перезвоню, когда освобожусь». И, временно успокоенный этим своим тактическим матримониальным ходом, сунул мобильный телефон в нагрудный карман пиджака.

От влезающего в машину здоровяка не ускользнуло это движение, он понимающе показал Игорю свою окруженную мимическими складками улыбку, состоявшую из ровных зубов, как бы высаженных в десны с равным промежутком в миллиметр между ними.

– Поругался? – спросил здоровяк и ткнул Игоря пальцем в бок. – Она у тебя хохлушка, нет?

– Да нет, вроде из Сибири у нее отец с матерью, – ответил Игорь.

– А моя хохлушка была, – сказал Игорь Васильевич, подстраивая сиденье под себя и протягивая ремень безопасности через свою обширную грудь, напоминая этим почему-то революционного матроса с пулеметной лентой. – Она и руки распускала, пользовалась тем, что я сдачи дать не могу – я ведь сразу убью на хер. Меня спасало только то, что она до головы до моей не дотягивалась – так, все в туловище колотила. Ну что, поехали.

В быту Игорь Васильевич носил серый костюм, пиджак которого он не застегивал ни на одну пуговицу, белую рубашку без галстука и желтые ботинки из матовой кожи. Этот приличный наряд не делал самого Игоря Васильевича приличнее, и костюм и ботинки все равно сидели на нем, как комбинезон и брезентовые боты, поэтому, когда Игорь Васильевич достал из кармана футляр и напялил на нос очки в тонкой оправе с прямоугольными стеклами, Игорь едва не рассмеялся. Желание смеяться, впрочем, у Игоря пропало, как только он увидел, сколько глины натащил в салон Игорь Васильевич на своих ботинках.

Сначала их дорожный разговор как-то не заклеился.

– Да, кстати, – начал было Игорь Васильевич, вытащил из кармана красные корочки и отдал их Игорю. – Не потеряй, – сказал он.

Но Игорь только кивнул в ответ и спрятал корочки в нагрудный карман.

Потом, видно от скуки, здоровяк стал шарить глазами по салону и обнаружил сзади детское кресло:

– Сколько лет? – спросил он.

– Шесть, – коротко ответил Игорь.

– Один? – спросил Игорь Васильевич, на что Игорь только вздохнул в ответ, и они опять замолкли на какое-то время, качаясь на кочках промзоны, куда их обоих угораздило попасть работать.

Игорь косился на Игоря Васильевича и вроде был не прочь поговорить, но темы, которые поднимал здоровяк, не могли не исчерпаться парой фраз. Что мог ответить Игорь на вручение корочек? Произнести торжественную речь? Как он мог ответить на вопрос о ребенке? Спросить, есть ли у Игоря Васильевича дети? Тот бы ответил что-нибудь про старшего сына раздолбая или дочь, которая тянет деньги на тряпки. Можно было спросить про внуков, тем более в машине, вблизи, Игорь разглядел, что здоровяк похоже одного возраста с Сергеем Сергеевичем, а тому уже явно больше пятидесяти, но внуки бывают очень больной темой. Бывает, что их не заводят, или бывшая жена не дает встречаться с детьми и внуками, или, что еще хуже, они есть, и есть их фотографии в кошельке, а еще хуже, в телефоне, и там же видеозапись, и все это нужно просмотреть и следить при этом за дорогой.

– Тут всегда пробки, – предупредил Игорь Васильевич, – давай в объезд, налево.

Игорь послушался здоровяка, но на том пути, каким они поехали, сломался трамвай, машины, пытавшиеся его объехать, перегородили трамвайные пути, так что встречные исправные трамваи не могли проехать и выстроились в очередь, как и те, что выстроились за неисправным и перекрыли дорогу окончательно. Среди бензинового и газового пара, среди психованно перекликающихся автомобильных гудков, в гуще беспомощного автотранспорта ковырялся озабоченный, мокнущий регулировщик.

– Все бы отдал, чтобы вот так же, на спокойной работе, – кивнул на регулировщика Игорь Васильевич.

– Так вроде бы все спокойно у нас, как мне показалось, а что, бывают сильные запарки? – спросил Игорь.

– Скоро обещается бурный денек и бурная ночка, – сказал Игорь Васильевич. – Ты жену предупреди, что тебя не будет.

– Ага, «предупреди», может, сейчас позвонить и сказать, – усмехнулся Игорь.

– А, ну да, ну да, – тоже усмехнулся Игорь Васильевич, – я уже подзабыл слегонца, как это бывает. А-а-а, опять, опять тебя не будет, тебя уже дети только по фотографии узнают.

– Нет, ну не до такой степени, – возразил Игорь, – у нас до такого не доходит, да и не доходило, но некоторое напряжение, конечно…

– Некоторое напряжение, – зачем-то повторил за ним Игорь Васильевич. – Тут такое иногда творится, я прихожу домой и радуюсь, что никого дома нет, что никто не спрашивает, как дела, потому что дела на самом-то деле хреново всегда.

– Так жестко все? – несколько напрягся Игорь.

– Нет, ну это все, конечно, зависит от того, где ты раньше работал. А я знаю, где ты раньше служил, поэтому думаю, что все это тебе покажется жестковатым. С другой стороны, многим бумажная возня кажется невыносимой, более даже невыносимой, чем в поле работать, а у тебя тут все в порядке должно быть.

– А почему ты вообще не уволился? – спросил Игорь. – Тебе вроде бы по возрасту можно уже.

– Я идейный, – сказал Игорь Васильевич, но улыбнулся так, что неясно было – шутит он или нет.

Игорь мрачно задумался, мрачность усиливалась еще и тем, что они углубились в пробку, а какой-то хрен на машине сзади раздражался видом багажника или номерного знака автомобиля Игоря и то и дело давил на сигнал. Чтобы отвлечься, Игорь включил радио.

– Да ты не грейся, – угадал его телодвижения Игорь Васильевич, – если бы ты не подходил, тебе бы не позвонили. Тебя основательно проверяли, за тобой даже следили. Я тебе больше скажу, я тебя знаю лучше, чем ты сам себя знаешь, я тебя выбрал, точнее, мы с Сергеем Сергеевичем. Ты ведь достаточно уравновешен, ты, может, сам не знаешь, насколько ты спокойный – как удав. Конечно, ты любопытный, но это не большой недостаток. Отчасти это даже достоинство. Если тебе интересно, что происходит, значит, ты будешь ответы искать, возможно, ты даже их найдешь, может быть, даже ответами этими с нами поделишься.

Игорь даже не заметил, как закурил, видимо, он достал сигарету, когда услышал, что за ним следили.

– Я так понимаю, что информации мало даже наверху, – сказал Игорь Васильевич. – Это заметно, когда наверху мало знают, они тогда еще больше тумана напускают. Фух, охота тебе бензином дышать, закрой окно, я лучше пассивным курильщиком буду.

Игорь послушно закрыл окно.

– Ты статистику изучал? – спросил Игорь Васильевич.

– Мне никто статистику еще не давал, – сказал Игорь.

– Ты не так понял, – поморщился здоровяк, – вообще, статистику как науку.

– А, в этом смысле. Ну, в институте вроде преподавали, только это когда было-то, больше десяти лет назад. Да и непрофильным чем-то считалось, типа философии, английского.

– Ну понятно, – грустно вздохнул Игорь Васильевич. – Но ты ведь хоть и после перестройки учился, но до этого дурдома? Не так, как сейчас учат этих лопухов малолетних: какой-нибудь менеджер двух слов грамотно написать не может в явке с повинной? Или эти с пятерками по русскому языку, которые по-русски вообще не говорят.

– Так ведь если вы меня изучали… – начал было Игорь.

– Да это риторический вопрос был, я такими до смерти тебя заговорить смогу, это возрастное, наверно.

Водитель сзади продолжал то и дело гудеть. Игорь Васильевич несколько раз сказал: «Да что же это такое?» Когда Игорь, для того чтобы выбросить окурок, опустил стекло, а сосед сзади прогудел еще раз, через открытое окно звук этот достиг ушей Игоря Васильевича особенно отчетливо, здоровяк вздохнул и шустро вылез наружу. Освобожденный от его тяжести автомобиль облегченно качнулся.

Игорь Васильевич подошел к машине раздражительного автолюбителя и произвел возле его окна какие-то манипуляции, слаборазличимые для Игоря в уже наступившем мраке, свете фар и уличных фонарей.

– Даже корочками не пришлось светить, – вздохнул здоровяк, опять нагрузив собой машину Игоря. – Хватило одного вида моей мрачной будки. Вот такой, – он изобразил сумрачное лицо, Игорь невольно улыбнулся тому, что это выражение не было состроено по его поводу.

Они проваландались в этом заторе еще минут сорок и, хотя водитель сзади унял свое раздражение, Игорь Васильевич периодически поглядывал назад и чему-то ухмылялся. Игорю не нравилось это, как ему казалось, глумление над поверженным противником, но он молчал.

– Ладно, спасибо, хотя я бы пешком, наверно, быстрее добрался, зато в тепле, – сказал Игорь Васильевич вместо прощания, когда в спальном районе, неподалеку от обычной пятиэтажки, освобождал салон от своего тела.

Игорь пожал ему руку, подумал, стоит ли возвращать пассажирское сиденье в прежнее положение, но не стал с этим возиться, а сразу же позвонил жене.

– Купить чего-нибудь? – спросил он озабоченным голосом, притворяясь, что у него только что был серьезный разговор, чтобы скрыть виноватые ноты, которые только завели бы жену в новый скандал.

За то время, что ей было запрещено звонить, жена, видно, перекипела, обзвонила всех – от подруг до матери – и как-то поуспокоилась, потому что теща в общем-то хорошо относилась к Игорю, и распад их семьи был ей не нужен – она хотела еще наладить свою семейную жизнь после смерти тестя, и внук, сплавляемый бабушке ссорящимися дочерью и зятем, путал бы ей карты в амурных делах. Теща, возможно, была даже довольна, что Игорь вернулся в органы, ей нравилось «пробивать по базе» всех своих потенциальных ухажеров, прямо она этого дочери не говорила, находила другие слова, покрасивее, но на дочь они действовали успокаивающе.

– Ты скоро там? – спросила жена надтреснутым вечерним голосом, каким она всегда говорила, когда уже намазывалась кремами, потому что идти было уже некуда, ничего не нужно было уже готовить, а в гости к ним никто не собирался.

– Да скоро, скоро, минут через пятнадцать буду, – сказал Игорь. – Купить ничего не надо, говорю?

– Ну, йогурт какой-нибудь купи, не знаю, мелкому. А лучше просто домой иди.

Это было сказано настолько мирным голосом, что Игорь напрягся, чуя засаду, но на всякий случай решил поторопиться. Консьержка в подъезде посмотрела на него осуждающе, как будто была уже в курсе, сын в своей комнате сидел за компьютером в наушниках, как бы готовя себя к очередной родительской ругани и собираясь в случае чего добавить звук на полную катушку и не слышать, как они обмениваются упреками в зря проведенных совместных годах. Но жена встретила Игоря, в общем, радушно, а не сидя в гостиной перед телевизором, или не сидя в спальне за ноутбуком, или не сидя в кухне за стаканом вина со скептическим взглядом, направленным на холодильник. Она вышла его встречать, мягко ступая в тапочках, они даже поцеловались, она сказала: «Фу, ты мокрый, когда успел», а Игорь ответил: «Да там хлещет».

Пока он раздевался и разувался, жена спросила:

– Что за место-то хоть, ничего?

– Я сам пока не разобрался, – сказал Игорь. – Но так вроде ничего, правда, все занюханное там, знаешь, такой офис в стиле соцреализма.

– С бюстиком Дзержинского? Или с портретом?

– Да нет, там бюстик Чайковского у меня в кабинете почему-то.

Жена хихикнула, сын, краем глаза увидевший свет в прихожей, выглянул из комнаты, с легким опасением разглядывая обоих родителей (Игоря кольнула совесть), подошел, обнял Игоря за ноги и спросил:

– Ругаться вы не будете?

– Не будем, не будем, – сказала жена.

Сыну хватило этого обещания, чтобы тут же забыть об отце и в некоторой спешке уйти обратно, к экрану, где что-то происходило.

Когда Игорь принимал душ, жена стояла и смотрела на него каким-то странным взглядом, так что Игорь даже спросил, что это она так смотрит.

– Я просто думаю, не такой уж плохой год был, пока ты себя искал, типа, – вздохнула жена.

Игорь опасливо посмотрел на нее сквозь воду, стекавшую со лба, и не нашелся, что сказать на это. Лишь отметил про себя, что курить она бросила сразу, как только узнала, что беременна, но до сих пор стояла возле раковины так, как делала еще в институте, в общажной кухне: опершись копчиком на раковину, скользя тапочками по кафелю и поминутно перебирая ногами, чтобы совсем не соскользнуть на пол, а пальцы поднесла ко рту. На ум Игорю пришла, конечно, фраза «Ты знала, за кого выходила», но он уже произносил ее раньше, и ничего хорошего из этого не получалось. Он так часто злоупотреблял этой фразой, что если герой какого-нибудь фильма произносил ее, жена могла начать ругаться (и что интересно, в самом фильме, параллельно, жена главного героя тоже начинала скандал после таких слов).

– Мне даже нравилось, какой ты был пришибленный, как котеночек, – сказала жена.

– Ну, знаешь, мне не очень нравилось быть пришибленным, – спокойно ответил на это Игорь. – Это ужас какой-то был. Не совсем кромешный ужас, но неприятно было болтаться не при делах. Ты еще крысилась иногда, как не знаю кто, как сегодня вот.

– Да ладно тебе, крысилась, – не обидевшись, сказала жена.

– Давай, списывай все на пэмээс, – предложил Игорь.

– А почему бы не списать? У тебя зато первое время после увольнения такие перепады были, куда там до пэмээс, прямо климакс какой-то, а теперь, смотри, как и не увольнялся. Даже позвоночник как будто выправился обратно, – она полезла к нему и поскребла его по спине между лопаток.

– Ага, и жопа обратно выросла, – сказал Игорь, – буду опять табуреты собой ломать.

– Нет, ты все-таки расскажи поподробнее, – попросила жена, когда умытый и высушенный Игорь переместился в кухню и стал поедать свой ужин. – Интересно же, кто там, как. Вот ты говорил, что когда уволили – ужас был, а там не будет такого же ужаса, но уже на работе?

– Я пока точно не знаю, будет ужас или нет. Ты прямо… Ты на кого работаешь, вообще?

Жена засмеялась.

– Нет, ну правда, – сказал Игорь, – меня же только-только взяли, я всего несколько человек видел, что я могу рассказать?

– Ну, расскажи, кто там главный у вас, молоденький? Мне нравится, когда молоденький, а уже в звании, и его старперы вроде тебя терпят. У нас такой менеджер в соседнем отделе был, сын главного, ох как всякие пенсионеры психовали.

– Это который грибов нажрался и в окно вышел?

– Ну да, ну да, этот, но все равно.

– Нет, тебе бы главный не понравился, он на твой вкус староват, – сказал Игорь. – Он еще и толстый.

– Фу, – ответила на это жена.

– Он реально очень крупный такой кабанище, – сказал Игорь.

– Еще и лысый небось, – угадала жена.

– Ну, так не разобрать: лысый, бритый, – Игорь показал лицом, что он не специалист в парикмахерском искусстве. – Но вроде лысый, как-то органично его лысина сочетается с его толстотой. А еще он, прикинь, в спортивном костюме на работе. Только, знаешь, золотой цепи на шее не хватает и перстней с наколками.

– Ага, – сказала жена. – И наколотых перстней. А секретарша у него?

– У него нет секретарши, он, похоже, сам себе секретарша, – Игорь помедлил, ожидая, пока шутка оформится в его голове и добавил: – Во всех смыслах этого слова.

До жены не сразу дошел смысл сказанного, но она с готовностью улыбнулась, услышав в голосе Игоря юмористическую интонацию, а когда шутка до нее дошла, жена улыбнулась еще раз, но уже искренне. Только после этих ее улыбок Игорь почувствовал, что вернулся, наконец, домой, потому что до этого все было каким-то пограничным. До этого ему казалось, что он в какой-то разведке на оккупированной территории. Лампочки в гипсокартонном потолке, ввинченные по периметру, засветились с теплотой елочной гирлянды, хотя и гипсокартонный потолок, и эти лампочки жена выбивала в семейном споре перед ремонтом какими-то жуткими оскорблениями (Игорь хотел круглый светильник, одиноко свисающий с потолка), и каждый раз, глядя на эти лампочки, Игорь чувствовал себя проигравшим. И кухонные шторки, которые они выбирали вместе всей семьей, но купили те, что решила жена, не вызвали в Игоре коробящих его воспоминаний, а показались даже симпатичными. Да и сама жена, без косметики, вечерняя, с собранными в хвост на затылке волосами, казалась роднее и проще. Игорь вдруг вспомнил, как бесили его в подростковом и юношеском возрасте собственные родители с этими их вечерними посиделками на кухне и бессмысленными разговорами и спорами, бесил отец, сидящий за столом в трусах и голубенькой майке, подпираемой изнутри небольшим пузом, и обнаружил себя самого, сидящим в одних семейниках, обсуждающим начальство и отпускающим по его поводу довольно-таки глупые шуточки. Словно в ответ на его мысли, как-то по-особенному потопывая, появился сын и попросил чего-нибудь поесть.

– Суп ведь ты не будешь, – сказала сыну жена.

– А йогурта нету никакого? – спросил сын.

– Какие тебе йогурты, ты уже в майку не влезаешь, – ответила на это жена.

– Да она просто ему мала уже, – сказал Игорь, поглядев на сына, у которого между пижамными штанами и нижней кромкой майки действительно наблюдался просвет в пару сантиметров.

Сын подтянул штаны, и жена сказал на это:

– Давай-давай, ты до подмышек собрался подтягивать? Может, чаю попьешь? – сын согласно покивал.

– Давай, рассказывай дальше, – сказала жена, возясь возле сына.

– Он, знаешь, старой закалки, ну, понятно, он ведь еще в Советском Союзе начинал, то ли с гэбэшными, то ли с армейскими замашками, потыкал меня носом в мое дело, конечно. Так что пришлось немножко пообтекать. Он все с подколками намекал, что это не должно повториться. Мне это вообще нравится: все такие честные лица делают, и никто как будто ничего не знает, но все ведь знают, как было, и все знают, что я вижу, что они знают. Ну, мы на эту тему уже…

Сын смотрел на Игоря из-за края кружки, и видно было, что хотел что-то спросить, но его могли выгнать из кухни, а послушать, о чем говорят родители, ему пока было интересно, поэтому спросить он не решался.

– Второй еще есть, тезка мой, – сказал Игорь, – на вид типа Валуева. Этот как будто из театра – играет резонера. Даже непонятно, что в нем не так. Он такой соответствующий своему образу. Правду-матку режет и про себя, и про других, в движениях уверенный. Шутит грубо. Но такое чувство, как будто пригласили актера из ТЮЗа сыграть антагониста начальству – вот он и чешет по роли, в которую вжился. Импровизирует. Но в целом производит впечатление нормальное.

– У нас Сережка такой, – встрял сын. – Он решил, что он Бэтмен, и хочет, чтобы его все «Бэтмен» звали, а его все равно Сережкой зовут.

– Иди, иди отсюда, – погнала сына жена. – Уши он тут свои… Выпил свой чай – иди. А то потом будет…

– Потом еще татарин есть, он вроде бухгалтера и завхоза, – продолжил Игорь, когда за сыном стукнула дверь. – Этот вообще кадр, но основательный, если бы там все такие были, как он, да и вообще, везде такие, как он, были, и бардака бы такого повсюду не было бы. Ну представь, татарин с немецкими замашками, я бы даже сказал нацистскими, ему только формы не хватало.

– Ой, ну не надо, татарин с немецкими замашками, да еще и завхоз и бухгалтер, про это фильм есть «Совершенный человек», – пошутила жена.

– Нет, ну реально, – сказал Игорь, убеждающее приложив руку к сердцу. – По-моему, там на нем вся материальная база держится. Он прямо как постигший бухгалтерский дзен выглядит. У него у одного кабинет нормально отремонтирован. От него одного шорох по всему заведению стоит. Он бы тебе понравился.

– Только не начни у этого гуру, как в прошлый раз, бухгалтерскую отчетность копать, – сказала жена.

– Даже если доберусь, вряд ли что найду, – убежденно сказал Игорь. – По его уверенной морде видно, что хрен подкопаешься, у него, скорее всего, какая-то чистейшая схема есть, безупречная, видно же, что он не дурак и не просто так пользуется положением. Там явно не в должности дело, а в чистоте документов.

– Вот нравится мне, когда у тебя так глаза начинают блестеть, – сказала жена. – Вроде ничего хорошего это не обещает, а все равно симпатично, как у Мишки, когда он грипповал в четыре года.

– А мне вот не совсем это нравится, – ответил Игорь. – Так что если заметишь, сразу пресекай.

– А с девушками у вас как на новом месте? – спросила жена.

Этот вопрос возникал постоянно еще с первых дней их брака, когда-то тема была очень острой, потому что жена по опыту собственных родителей считала, что все мужчины только и думают, как сходить «налево», и ревновала ко всему, к чему только можно, самой нездоровой ревностью. Но со временем вопрос стал каким-то обыденным, Игорь не подтверждал ее подозрений, и это отсутствие ревности Игоря даже обижало, ему казалось, что раньше жена еще питала относительно него какие-то надежды, но в настоящее время полностью убедилась, что он рохля.

– Там, по-моему, совсем нет женщин, – сказал Игорь, – и не было похоже. Потому что обычно какие-то следы остаются после вас. Допустим, плакат на Восьмое марта где-нибудь валялся бы, или бутылка из-под мартини где-нибудь стояла – хоть что-то было бы. А там этого нет. Не знаю, может, специально так коллектив подобрали.

– Может и специально, – признала жена. – У нас вот коллектив наполовину мужской, наполовину женский, но между женщинами терки вечно какие-то, заговоры непонятные, обиды. Я иногда смотрю сериал, тот же детективный, где герои пополам такие, пополам сякие, и удивляюсь, какие у них сугубо деловые отношения. Компьютерщицу загнобили бы остальные бабы за ее цветные тряпки и пальцем у виска крутили, сколько бы докторских степеней у них ни было при поступлении в фэбээр.

– Это да, – улыбнулся Игорь. – Помнишь, у вас сисадмин приперся на корпоратив в футболке с конями, сколько они ему это вспоминали?

– Они ему этих розовых лошадей до сих пор припоминают, причем не в глаза, а так, считают его придурком за спиной у него. Ну, так-то он правда придурок, зажатый какой-то, хотя почти под тридцать, с мамой еще живет, как маньяк.

Сам Игорь не считал сисадмина маньяком, но покивал, хотя идея пожить с мамой, а еще лучше одному, холостой жизнью хоть какое-то время ему в принципе была симпатична.

– Это вообще не вполне нормально, по-моему, – продолжила жена. – Он ведь гораздо умнее многих наших гусей, которые тачки и жен меняют. Но класть свой ум на алтарь тупорылой скромности, может, считать себя умнее других, втайне радоваться их идиотизму (я, например, дура полная в компьютерах) – это у него точно что-то нездоровое. Опять же этот корпоратив, ему ведь мать стала в десять названивать, где он и как, и судя по его лицу несчастному, она ему небось угрожала своим сердечным приступом. Я бы такую мать сама подушкой давно бы задушила.

Игорь вспомнил, как она сама названивала ему днем, но никак не выдал того, что вспомнил.

– Да ты и сам такой был в начале студенчества, – сказала жена. – Просто тогда с сотовой связью были проблемы. Помнишь, твоя мать говорила, что я стерва, что рожу обязательно не от тебя ради квартиры. Помнишь?

«Насчет “стервы”, она не так уж ошибалась», – беззлобно, со скошенной улыбкой подумал Игорь, а сам сказал:

– Нет, ну мне-то она в глаза этого не говорила, так, шушукалась с сестрой и отцом, отец, кстати, за тебя был. Твоя мать тоже считала бог знает что. Что ты залетишь, а я тебя сразу же брошу. Тоже думала, что все из-за квартиры и из-за дачи, огорода этого бабки твоей. И звонили тебе тоже, боялись, что я тебя не на свидание повел, а сдавать в бордель или на органы.

Они посидели и повспоминали всякое из их ранней супружеской жизни, отчего Игорю стало еще уютнее. В детстве у него была подруга во дворе, они вот так же обсуждали какую-нибудь книгу, вместе ходили в библиотеку, вместе катались на велосипедах, и от сходства того общения и теперешнего разговора жена казалась еще родней.

– Мне читать кто-нибудь будет? – крикнул сын из своей комнаты. – Или у вас там романтика?

– Ох, точно, вот мы следим за режимом, – сказала жена, перевернув к себе лицевой стороной сотовый телефон на кухонном столе. – Давай ты сегодня почитаешь. А я пока серию досмотрю, а то скачала…

Сын уже сам выключил свет в своей комнате, включил ночник, укрылся и смотрел из-под края одеяла, как смотрел из-за края кружки, темными, как у жены, глазами.

– Папа, – перебил он, когда Игорь взял книгу и открыл уже было рот.

Было тихо, только долбился о жестяной карниз и о стекло несильный, но ровный дождь, еще было слышно, как забубнил телевизор в их с женой спальне.

– Папа, – повторил сын, – а ты меня сводишь на актера посмотреть?

– Какого актера? – не понял Игорь.

– Ну, ты же сказал, что у вас есть актер на работе.

– Аа, этот, да он не актер, просто похож на актера на сцене, – сказал Игорь, а сам подумал, что неплохо было бы совсем теперь не знакомить Игоря Васильевича и сына, потому что Мишка сразу припомнит Игорю Васильевичу слова, сказанные о нем в тесном семейном кругу.

– Все равно, – некапризно сказал сын, – интересно посмотреть.

– Может, и свожу, – соврал Игорь, – но там ничего интересного нет, это как у мамы на работе, такие же дяденьки и тетеньки, только тетенек нету.

– Я по телевизору смотрел, там фээсбэ террористов ловили, – сказал сын. – Ты к ним устроился теперь?

– Так я и раньше там был, только ты уже не помнишь, – сказал Игорь.

Сын повозился под одеялом, видно, движение сложной мысли не могло не сопровождаться у него телодвижением.

– Нет, раньше ты был бухгалтер, как мама, а теперь у вас уже есть там бухгалтер, – сказал сын. – Ты теперь будешь ловить?

– У меня даже пистолет, на меня записанный, есть, – похвастался Игорь. – Только я его не смогу домой приносить, его под роспись выдают, а потом забирают. Тоже под роспись.

– Жалко, – сказал сын, у которого были на пистолет какие-то планы. – А кого ты будешь ловить? Террористов? У нас же в городе, наверно, нет террористов.

– Может, есть, – нашелся Игорь. – Может, их вовремя у нас просто ловят.

Сыну понравился такой ответ, и он еще повозился, но на этот раз ничего не спросил.

– А может, вовсе и не террористов, – зачем-то сказал Игорь, глядя в его довольные глаза. – Там почти все не понимают, чем мы занимаемся. Один считает, что мы пришельцев ловим, как люди в черном.

– Уау, – шепотом сказал сын. – Он, наверно, видел уже и поэтому так думает, а ты не видел?

Игорь вспомнил Сергея Сергеевича и сказал:

– Инопланетян не видел, а вот пришельца из прошлого – да. Он у нас главный и есть.

– А как он у вас главный, если он из прошлого? Может – из будущего? Может, ты перепутал?

– Нет, он точно из прошлого, – уверенно сказал Игорь. – Он не только себя к нам притащил, но и всю контору оттуда приволок.

– А ты расскажешь, когда поймаешь?

– Расскажу, конечно, – сказал Игорь. – Только ты никому не говори, – предостерег Игорь, зная, что сын все растреплет в детском саду.