Текст книги "Барселонские стулья"

Он поймал себя на мысли о том, что в самой глубине его мыслехранилища водятся неведомые твари, после чего решил, что перестал себя понимать. Он знал, что надо встать с пола, что это очень важно, что Тони не понравилось бы это. Но в этот момент зазвонил мобильный телефон, и, выяснив, что тот в кармане, рядом с ним, он достал его и ответил на звонок. Это был Тони, словно почувствовавший его горе и пришедший ему на помощь в минуту нужды.

– Все в порядке, цыпленок? – произнес Тони своим дурацким хитрым голосом, которым он говорил, когда находился в веселом расположении духа.

– Да вроде да, – ответил руперт.

– Знаешь, у нас здесь сейчас президент Индонезии, – продолжил премьер-министр, возвращаясь к своему обычному тону, – и ему вроде как надоело выглядеть диктатором. Аластер рассказал ему о твоей идее. Не хочешь приехать и поговорить с ним сам? Марко Пьер Уайт готовит нам назигоренг.

Его все еще ценили.

– Буду через двадцать минут, Тони. – И он поехал наслаждаться назигоренгом.

Когда он вышел на улицу, рабочие приводили себя в порядок. У руперта был специальный голос в стиле кокни, которым он разговаривал с рабочим классом.

– Ну вы, распиздяи, – сказал он. – Мне нужно, чтобы вы уничтожили это долбаное слово. Понятно? И мне наплевать, как вы это сделаете. Хоть топором вырубайте, но чтоб его здесь не было!

После чего он отправился на Даунинг-стрит, 10.

Вернувшись домой в собственной машине, руперт включил фары, чтобы рассмотреть сделанное рабочими.

А сделали они вот что. С помощью острых стамесок они просто вырезали буквы из кирпичной стены, не поленившись выскоблить из нее штукатурку, а остальное оставив нетронутым, так что теперь на стене красовалось слово высотой метра в два с половиной: «ПАТРИК».

Практически не думая, руперт выжал педаль акселератора до предела, чуть не пробив днище машины, и направил свою «ауди» прямо на слово, на слово и стену, ибо слово стояло как стена и было настолько огромным, что он не мог промахнуться.

Эти большие «ауди» славятся своей неуязвимостью, поэтому он вылез из машины без малейшей царапины и пошел прочь, оставив машину с вмятинами там, где они должны были образоваться, и с надутыми воздушными подушками, которые болтались как большие использованные презервативы. Войдя на кухню, он нащупал под раковиной бутылку отбеливателя, сел на прохладный нержавеющий стальной пол и принялся пить. Он чувствовал, как отбеливатель, очищая его, стекает по пищеводу и превращает грязный клубок его внутренностей в минималистскую скорлупу.

Он бы умер, если бы на кухню в поисках поленты не зашла домработница-финка с лакированным лицом цвета сосновой древесины. Будучи родом из Финляндии, где самоубийц настолько много, что уже в начальной школе детей обучают средствам первой помощи, она тут же выхватила у руперта бутылку и промывала его минеральной водой до тех пор, пока не приехали врачи.

После выхода из больницы руперт и Элен вместе с детьми отправились на юг Испании и остановились в небольшом беленом домике рядом с милым городком, обнесенным высокими стенами. За все время, что он провел в Челси и Вестминстере, руперта не посетил ни один представитель правительства, хотя Гордон Браун прислал ему несколько шариков. Теперь он снова был со своей семьей. Они гуляли в апельсиновых рощах, купались в прохладном пруду и обедали на террасе в арабском стиле. Элен по телефону продала свой бизнес по чистке флагов Гранадской группе, и теперь они были свободны от всех забот, а заработанные ею деньги позволили им жить в полной неразберихе с постоянно носящимися туда и сюда детьми.

руперт отрастил волосы и теперь завязывал их в хвостик на затылке. Они поговаривали о том, чтобы купить небольшую ферму и начать разводить коз и овец. Однако постепенно руперт снова стал возвращаться к жизни; он купил радиоприемник, который ловил новости Би-би-си, и подолгу просиживал, слушая сообщения о перестановках в правительстве Малави, падении цен на земляные орехи в Конго и обращения подростков из Дамаска с просьбой транслировать песни Селин Дион («Больше всего на свете я хочу услышать песню этой канадской певчей птички из фильма "Титаник"…») – так до него доходили вести из дома, напоминавшие ему о его бывших дружках Гордоне, Джеке и Тони.

Элен начала замечать недовольные взгляды, которые он бросал на беспорядок, царивший в их доме, а потом и пробудившееся внимание к формам и планировке – он явно задумывался об их усовершенствовании. А потом наступил день, когда он накричал на Корбу: «Бога ради, неужели ты хоть немного не можешь здесь прибраться?!»

Элен с мальчиками замерла, как сибирский крестьянин, услышавший вой первого зимнего волка. Она поняла, что все начинается сначала.

Той же ночью, когда руперт спал и ему грезились небоскребы городов, Элен встала и бесшумно подошла к белой стене дома, освещенной лунным светом. Взяв в руки фломастер, она написала на ней одно-единственное слово: «ПАТРИК».