Текст книги "Жизнь ни за что. Книга вторая"

1976 год. 6 сентября. С авиабазы Чугуевка в Приморье в плановый полёт поднялся новейший истребитель МИГ-25, пилотируемый старшим лейтенантом Виктором Беленко. На базу самолёт не вернулся. Виктор Беленко предал Родину, семью, ребёнка и приземлился в Японии в аэропорту Хокадате, и попросил политического убежища в США. Индюки не проявили жёсткости по отношению к Японии и Япония не вернула сразу секретнейший самолёт, лучший в мире истребитель – перехватчик того времени. Что двигало предателем? Он не был куплен заранее, не получил никаких денег и после перелёта и передачи самолёта. Возможно, лучшему лётчику полка не давали хода полковые индюки? Ему было 30 лет, а он был только ст. лейтенантом. Может его не устраивали верховные индюки, как генерала Поляков не устраивал Хрущёв, которого он презирал и оттого стал агентом США. Беленко понимал, что нанесёт огромный ущерб своей стране, а уж полковому начальству совершенно точно. И нанёс. Самолёт вернули в разобранном до последнего винтика, виде. Министерству обороны пришлось во всей авиации менять коды «свой – чужой» и многое другое, что стоило миллиарды полновесных рублей. В 2005 году Беленко погиб с США в ДТП.

1976 год. 18 декабря. Осуждённого диссидента В. Буковского советские власти обменяли на генерального секретаря компартии Чили Луиса Корлована.

1977 год, 8 января. В московском метро на перегоне от станции Измайловской к станции Первомайская был совершён первый террористический акт. Семь человек убитых, двадцать пять раненых. Мудрости это индюкам не прибавило. Они продолжали почивать на лаврах.

1977 год. Умер король рок энд ролла Элвис Пресли 42 лет. Гении умирают молодыми.

Жена Володьки Зверева считала, что Сугробин терпит неудачи оттого, что за красавицами гоняется. А он ни за кем не гонялся. Вручил свою жизнь в божественные руки и не ставил перед собой никаких рамочных целей. А после смерти мамы Тины Леонид совсем отошёл от активной позиции самца и, приглашённый на вечеринки, равнодушно взирал на «миг между прошлым и будущим». «Что ты, какой серый!» – упрекал его Слава Ласкаев. – Нельзя же быть таким потерянным. Девушки к тебе хорошо относятся, а ты их если и не отталкиваешь, то и не прижимаешь. Сугробин выпивал вместе со Славой Ласкаевым и его начальником отдела Стасом Басиковым, где Слава служил начальником лаборатории. Ребята вошли в круг друзей Сугробина в последние годы по совместной работе, по семейному состоянию, и по отношению к окружающему миру. Все они были разведены, и у них было много общего в порядке жизни. Они сидели в квартире Ласкаева на Ошаре и отмечали возведение Сугробина в ранг начальника отдела. Предполагались работы грандиозные, и Рустайлин перевёл часть конструкторов к себе в личное подчинение. Жарков в это же время пошёл на повышение.

– Надеюсь, перестанешь меня скоблить в душе, что голым на пожар уехал, – сказал Рустайлин, подав подписанный приказ для ознакомления.

– Это было в прошлой жизни, когда я хотел поступить в юридический, – ответил Леонид. – И это моё назначение просто обязывает меня делать невозможное имеющимися силами.

– Это ты правильно понимаешь. Я надеялся на твоё понимание.

– Предлагаю отметить это втроём – мы и Максим Петрович.

– Что ж, Леонид Иванович! – сказал Жарков. – Родина ждёт от тебя новых свершений. Комната собственная у тебя есть, должность получил достойную, направление работ самое боевое. На таких работах и госпремию заслужить можно. Так что вперёд! Желаем тебе успеха.

Это было вчера. А сегодня Слава после второй принялся за воспитание. Сугробина.

– Даже назначение никак не расшевелило. Что, совсем безразлично? Зарплата на сотню поднялась. Цветы девушкам без раздумий покупать можешь.

– Ты, Слава, как Петька Василия Ивановича, допрашиваешь.5151
  Петька. «Василий Иванович! А ты барыню можешь?» «Могу, Петька». «А польку, Василий Иванович?» «И Польку могу». «А Летку Еньку?».. «А это, Петька, что за б… такая?» (Байка)


[Закрыть] Можешь, можешь? Могу, Слава. Но сейчас не хочу.

– Тогда ты, по определению агенства ОБС, подлец.5252
  Лекция по сексуальным вопросам. Лектор: «Как назвать человека, который может и хочет?». Крики – нормальный. «Как назвать человека, который хочет, но не может?» Крики – больной. «Как назвать человека, который может, но не хочет?» В зале тишина некоторое время. Потом пронзительный женский голос – «Подлец!» (Байка).


[Закрыть]

– Да отстань ты от человека, – сказал Стас. – Коньяк он поставил. Уже кончается.– Пошарил в нагрудном кармане и вынул червонец. – Теперь мы ему поставим за его успехи, – пошарил в кармане и вынул ещё червонец. – И возьми две. Завтра выходной. Если что, то у тебя и останемся. Давай, Лёня! Это наша последняя беспартийная должность. Да и партия далее не поможет, если нет в её рядах близкой тебе волосатой лапы. Да, по правде, предложил бы мне всемогущий должность директора института, я бы не пошёл. Очень много начальникам приходиться делать противозаконных поступков, поступать против совести. Недаром же у нас говорится, что любого самостоятельного руководителя с численностью предприятия от ста человек, можно на десять лет садить без суда и следствия. Оттого часто тоскливо и бывает. А если начальника от его неправедных поступков не коробит, значит, он уже не человек, а индюк, например, как Леонид обзывается. А ты всё про девушек. Не могут девушки заслонить собой остальную жизнь.

– Что же мне делать, если я девушек люблю, – сказал Слава, и взял деньги у Стаса.– А если коньяка нет?

– Венгерский всегда есть. Или болгарскую Плиску» в крайнем случае, – подтолкнул его Стас. И когда тот ушёл, сказал: «Вот чего бабам надо? Не он ведь ушёл. Жена его уела. А думаешь, сама нашла кого? Никто не нашёлся. И кусает сейчас локоть, да не получается. А он дочку любит, тоскует. И всем нам скоро будет по сорок лет… А сорок лет не букет из ландышей».

И увидал Бог, что не ищет больше женщин Сугробин. И решил, что пришло время поставить Сугробина на предназначенную ему дорожку.

Лена, Леночка, Елена Максимовна жила далеко не первые дни на свете, имела почти взрослую дочь и потеряла мужа в ДТП на улицах города. Боль потери притупилась за десять лет, дочка подросла. И никто Лену не подхватил на руки за эти годы, не решился взять ответственность за чужую судьбу. Женщина она была привлекательная, в соискателях любви не была обижена и жизнь не казалась ей серой, несмотря на многие неустроенности и материальные недостатки. Окончив музыкальное училище и театральный институт, она поработала на разных должностях в объектах культуры, вращаясь в среде музыкантов, журналистов, актёров. Ни о чём она не задумывалась и в тот день, в который всевышний назначил ей встречу с Сугробиным.

Мишка Курмышов и его гость из Вологды врач Алексей Лисицкий выпивали во второй половине дня на веранде кафе «Нижегородское», когда там появились и присоединились к ним Лена с журналистом Гошей Поломкиным, её близким другом, и ещё двумя репортёрами из молодёжки. Журналисты выпили по стаканчику и удалились по делам. А Лена дала уговорить себя Лисицкому и Курмышову, и поехала к ним в гости, не зная зачем. Ей стало скучно уже в дороге, а в обычной компании совсем заскучала. За ней ухаживали, но никто не был интересен. И Лена придумывала предлог, чтобы покинуть собрание. На улице темнело. Лена подошла к хозяйке Алине Метелиной, жене Курмышова, и только собралась сказать, что уходит, как в комнату вошёл Сугробин. В доме уже давно висел дым, на который можно было повесить всё что угодно. Никто никого не слушал, и особенно никто никому не был нужен.

– А вот и Сугробин, – сказала Алина.– Познакомься, Лена. Он технарь, но ужасно хороший. Его зовут «Победитель резонанса». Он в своём институте всё время чего-то побеждает.

Лена посмотрела на мужчину, который внимательно слушал и смотрел на неё.

– А у вас уже за середину празднование перевалило, – оценил обстановку мужчина и представился. – Леонид Сугробин. Технарь, как сказала наша милая хозяйка.

– Отчего так поздно, – спросила Алина.

– В делах запутался. Босс перед отпуском в две командировки меня запустил. В это воскресенье еду в Москву, а в следующее воскресенье в Пензу. И свободен. Но сейчас я здесь и, отчего бы нам не выпить за знакомство.

– Едва ли что найдём, – сказала Алина. – Одни пьяницы сегодня собрались, лопают и лопают. Даже Лёшка Лисицкий едва сидит.

– Один момент, – сказал Сугробин и вынул из – за дверей портфель. – Это хозяйке, – протянул он Алине букет ромашек, – а это всем нам. И поставил на стол бутылку коньяка.

– Однако, – подумала Лена.

– За Вас, милые дамы, – сказал Сугробин, подняв бокал.

– Ну, зачем же за нас, – сказала Лена. – Мы сами. Правда, Алина. —И выпила всю большую рюмку. И задохнулась.

– Ах, закусить у нас нечем. Держите, – сказал Сугробин, обнял Лену за талию и поцеловал быстрым сочным поцелуем.

– Однако, – сказала Лена, но ничуть не обиделась.

– Ты доставишь меня домой? – спросила Лена часа через полтора. За это время у компании окончательно закончились все напитки. И только магнитофон не уставал, и крутилась катушка, и сменялись мелодии, под которые можно было обниматься, не забираясь в угол. Лена за это время успела познакомиться с Сугробиным так, что он ей казался давнишним знакомым, на какой-то период выпавшим из её жизни, а сейчас объявившимся. Она пожаловалась на свою жизнь, и довела до сведения полное отсутствие поддержки твёрдой мужской руки. Она и сама не понимала, почему говорила ему слова, которые никому и никогда не говорила. А ему сказала. Он улыбался и целовал в такт каждому её признанию, и ей было приятно.

– В порядке первой поддержки я могу устроить нам медовый месяц, т.е. свадебное путешествие, – ответил Сугробин на её слова. – А там поймём, годимся ли мы друг для друга. Я получил приличную премию и через две недели у меня отпуск.

Подошёл качающийся Лисицкий.

– Сугробин! Ты не отходишь от этой женщины весь вечер. Когда мы с Мишкой её уговаривали, то не предполагали, что отдадим её тебе. Но если ты хочешь взять её навсегда, то тогда мы возражать не будем. Михаил! Иди сюда. Сугробин забрал нашу женщину. У тебя найдутся перчатки. Пусть одна. Мне не носить, только кинуть в эту образину, – обнял Лёшка Сугробина.

– Не надо перчатки, Лёшенька., – подошёл Курмышов. – Считай, что ты подарил женщину Сугробину. Ты ощути приятность от такого поступка. Ты дарил кому—нибудь женщин? Нет! А сейчас подари. И ты же помнишь, как он говорил нам, что был боксёром. Ты ему перчатку, а он пинёт тебя в пах и вся медицина Вологды тебя не вылечит. Дари ему женщину, и пойдём выпьем. Я нашёл в шкапчике остаточки.

– Дарю тебе, Сугробин, женщину. Носи. На руках носи, дурачина. – И Лисицкий поковылял за Курмышовым.

– Так ты доставишь меня домой? – повторила вопрос Лена.

– Как я могу бросить подарок. Хотя меня самого впору доставлять. У меня сегодня был длинный день, – сказал Сугробин.

– Он был тяжеловат, но держался строго; отыскал свой портфель, и они покинули дом Курмышовых. В такси Лене захотелось, чтобы он поцеловал её, и когда он нашёл её губы, ответила ему со всей страстью.

– У меня должно быть что—нибудь выпить, – сказала Лена, усадив Сугробина на диван. – И не беспокойся. В такое время и такого тёплого я никуда не отпущу.

В доме действительно нашлось. Они выпили за ласковый вечер. Лена включила телевизор, налила ему рюмку и ушла в ванну. Когда она вернулась, блестя мокрыми волосами, Сугробин, оставив не выпитую рюмку, сладко спал, свернувшись калачиком.

– Надо же!? – сказала сама себе Лена – Или чрезвычайно перебрал и держался на последнем нерве. Или настолько морально здоров, что сон ему милее женщины. Она закрыла Сугробина пледом, поцеловала и выключила свет.

Утром Лену разбудил звонок. Она быстро поднялась, не желая, чтобы трубку поднял Сугробин, и прошла к телефону. Сугробин действительно озирался, пытаясь определить, где находится телефон. Она кивнула ему, прижав палец к губам, и подняла трубку.

– Куда пропала? Я весь вечер пытался тебя отыскать. У меня была полная свобода до утра.

Звонил милый друг Гоша Поломкин. Он был женат, растил детей, но жил по женской логике. «Я женат, – говорил он себе. – Но она красивая, и мила со мной. Значит…» Лене он нравился. И пусть она не собиралась разрушать его семью, он был для неё близок ещё и как человек, с которым можно поговорить и посоветоваться.

– Ловила своё счастье, – ответила Лена и улыбнулась Сугробину.

– И как?

– Держусь за одно пёрышко и боюсь, что может вырваться.

– Не дёргай резко, – засмеялся Гоша. – А жаль, что вчера мы не встретились. Такое настроение на тебя было. Позвони, как время придёт.

– С работы интересовались расписанием моего дня, – сказала Лена, подсаживаясь рядом на диван и обнимая Сугробина. – Как спалось?

– Как младенцу. И ни капельки даже подсознания не коснулось, что я в доме, где находится красивая женщина. Но это не значит, что если ты будешь со мной, я равнодушно буду смотреть на твоих знакомых и друзей, желающих ангажировать тебя на ночку. Условие твёрдое: я с тобой, ты со мной. Идёт. В отпуске мы будем представляться мужем и женой.

– А куда мы едем в отпуск?

– Чтобы не быть похожим на твоих друзей, свадебный месяц ты проведёшь на Иссык-куле. Пока я в Москве, уточнишь расписание самолётов и цены на билеты.

– Как скажешь. Я вчера ещё сказала, что согласна. А сегодня предлагаю посетить театр. Что сегодня гастролёры из Москвы дают, не знаю, но подходи за полчаса до начала, разберёмся. А после… После и разберёмся.

– Согласен, – ответил Сугробин. – А сейчас я полетел. Времени нет даже на то, чтобы назвать тебя своей. Пока, нареченная.

Он поцеловал Лену в губки и вылетел из квартиры, переваривая откуда-то выскользнувший Иссык-куль со свадебным путешествием. Лена тоже сидела задумчиво, осознавая сказанное нечаянным знакомым, который проспал у неё ночь и даже не попытался приставать.

На гастрольный спектакль московского театра Лена не попала. Днём она поехала навестить дочку в сад к бабушке – дедушке с мужниной стороны. Потом проехала в СТД, где никого не обнаружила по случаю субботнего дня и зашла в редакцию к Гоше. Тот угощал чаем жену, вернувшуюся из командировки. К чаю пригласил Лену. Подошли друзья друзей, и о назначенном свидании Лена вспомнила, когда театр закрылся. Лену домой никто не провожал. Она прошла мимо театра в полной неудовлетворённости. Сугробин, покрутившись у театра, за пять минут до начала купил с рук предложенный билет и смотрел совершенно проходной спектакль с названием «Снятый и назначенный», главной примечательностью которого были Лев Дуров и Леонид Броневой, снискавший известность в сериале «Семнадцать мгновений весны», где сыграл роль гестаповца Мюллера.

– Почему я такая неправильная, – думала Лена, засыпая. – Непутёвая компания отвлекла меня от человека, который может отказаться меня узнавать, приняв за пустышку. А я чувствую, что он мне нужен. И уснула в надежде, что Сугробин позвонит ей утром, и она зазовёт его к себе для извинений за нарушенное свидание. Утром Сугробин не позвонил

– Пошутили вечерок, и ладно, – сказал себе Леонид утром и ушёл на Оку, где и провёл весь день один, купаясь и загорая.

Поезд №37 уходил в 23 часа. Сугробин и Василий Суматохин докуривали сигареты у вагона, когда перед ними появилась Лена.

– Извини, пожалуйста, – сказала она Леониду, протягивая ему букетик васильков. – Никак не получилось. Надеюсь, несильно обиделся.

– Совсем не обиделся. Мне подарила билет в театр очаровательная юная девушка. Я едва уговорил её, чтобы она не приходила меня провожать. Так что Ваши шалости в отношение достаточно взрослого человека могут оказаться с непредвиденными последствиями.

– Я больше не буду, – сказала Лена и поцеловала Сугробина.

В голубой юбке и белой кофточке с блёстками она была эффектна и молода. На неё оглядывались.

– Что за чёрт! – сказал Леонид. – Почему на меня все смотрят? Кажется на стенде «Их разыскивает милиция», я не вывешивался.

– Мужики смотрят на твою девушку. Они не могут перенести, что красавица не с ними, – сказал Суматохин.

– Не везёт мне. Одна провидица строго настрого запретила мне впредь любить красавиц. А ничего не получается. И со мной снова, и как всегда, красавица. Добра не предвижу. Целуемся при всех?

– При всех, – ответила Лена, и сама крепко прижала Леонида к себе.

– Красивая у тебя девушка, – сказал Суматохин, когда поезд покидал пригороды, и они курили в тамбуре.

– Похоже, что на вторую половину жизни у тебя всё начинает складываться. Работа по душе, положение уверенное и даже комнатёнка собственная для ночёвок есть, – сказал Валентин Иванович, наполняя бокалы. Леонид только что ознакомил его с новостями нижегородскими, заехав к нему домой в эту короткую командировку. – И время подошло ещё разок подумать о жизни семейной, чтобы было не только куда, но и к кому возвращаться. Возраст у тебя критический, но для всего пригодный. Даём ему год на решение вопроса, – обратился он к жене.. – А не решит, бобылём звать будем. Давай, за твою семейную жизнь!

– И на кой ты соглашаешься ехать с ним в дебри Центральной Азии, – говорил Гоша Поломкин, отдыхая от бурной страсти. – Там же высокие горы, холодно, дикая природа, непонятные люди. И тебе неизвестно, насколько он горяч, чтобы согревать в заснеженные ночи. А? Что скажешь?

Лена не собиралась встречаться с Георгием, но была обижена, как ей казалось, Сугробиным. Тот, после того как она соглашалась быть его женой на целый отпуск, даже не попытался найти её перед отъездом. Не предпринял никаких действий для проверки её страсти. И что из того, что она не пришла в театр! Она красивая женщина и надо подтверждать действием свои желания быть с ней. И разогрев себя выдуманными обидами, она откликнулась на звонок Гоши.

– А ты не преследуешь свой интерес? Я ведь тебе нужна, когда тебя жена не греет. А я побаиваюсь, что она мне глаза повыцарапывает, потому что если она и не знает о наших делах, то определённо начинает соображать. Я же тихая, драться не умею. Да и ты не тот, из – за кого бы я дралась.

– Есть интерес. Есть опасение, что после возвращения мне останется только твоя рука для поцелуя.

– Это точно. Сугробин махровый собственник. Ещё не обладая, предупредил, что пока мы с ним вместе, никаких взглядов на сторону. Курмышов предупредил, кстати, что он крепкий боксёр.

– Эх, и напугала. Иди скорее ко мне, пока свободна, и моей заднице ничего не угрожает. И всё же пока ещё билеты только заказаны, подумай, – сказал Гоша прижимающейся Елене.

В командировке Сугробину и Суматохину пришлось задержаться на субботу. В воскресенье утром с вокзала Сугробин позвонил Елене:

– Подъезжай с паспортом в авиакассы, – сказал он. В семь вечера я уезжаю в Пензу и до отъезда мы должны всё сделать, если не раздумали.

– Не раздумали, – сказала Лена. – Не передумала.

Она уже переживала от неявки Леонида в субботу, как он обещал. И укоряла себя за встречу с Гошей, мнительно рассуждая, что если Сугробин не объявится, то это будет её наказанием за измену ему. Но Сугробин объявился, и вся тревога пропала. «Я не знаю, как живёт он. И он не знает, как живу я. Значит всё в порядке», – сказала она себе, и мир снова стал прекрасен.

Елена не удержалась от возможности представления нового поклонника своим родным. Такого блистательного путешествия, которое он предложил, никто и представить не мог. Умный её друг Георгий только хмыкал от невозможности сотворить подобное. Ей вдруг размечталось, что всё будет правдой и настоящим. Сердечко билось учащённо, и она задумчиво застывала, собирая вещички для путешествия. Пусть она и приучила себя к мысли, что остаётся одна навсегда, сладкая мысль о состоянии в положении замужней женщины наполняла её неспокойной радостью.

Лену очаровала Киргизия. Её пленили восточные базары, засыпанные барханами фруктов, дынь, арбузов и предлагаемые на языках всех народов востока. Холодный кумыс из бурдюков, и шашлыки на коротких палочках. Бесконечно бурливая и ревущая водопадами река Чу в узком каньоне, по которому крутыми зигзагами поднималась дорога. И восьмое чудо света высокогорное море – озеро Иссык-куль Ослепительное горное солнце из одних ультрафиолетовых лучей, белые шапки вечных снегов на вершинах гор, и ласковая целебная вода. И искреннее восхищение окружающих мужчин её нерастраченной красотой. Она торжествовала, почти осязая раздевающие мужские взгляды, устремлённые на неё. Сугробин был джентльменом, предупредительным, готовым всегда исполнить её желания. И любовь дарил, не задумываясь о времени. И говорил, что это не разрушает его, а прибавляет новые силы.

В идилии супружеской жизни Лена провела три недели. Уже были куплены обратные билеты. Сугробин начинал готовить прощальный ужин. Он встретил давних друзей – альпинистов, и был очень доволен. А Лена на четвёртую неделю почувствовала усталость от обязанности быть женой, и принадлежать одному, единственному. Ей вдруг захотелось дикого разгула, захотелось освободиться от Сугробина, разбить его невозмутимый образ джентльмена и выставить перед побережьем разменянным любовником. Для начала она пофлиртовала с фотографом – армянином. Потом стала принимать ухаживания молоденького грузина, и даже улыбалась пастуху, предложившему ей тысячу рублей за ночку. Она доигралась до того, что чуть не попала на групповой секс, где женщиной была только она. Вернувшись поздним утром, она хотела, чтобы Сугробин её отматерил. Но он был невозмутим, и не поинтересовался её ночными приключениями. И тогда на прогулке в горах она вывалила на него арбу неподдающихся бумаге упрёков, брани и личностных оскорблений. Сугробин и тут остался невозмутим. Лена сама уже не понимала, зачем она всё это делает. Никто не привязывал её к Сугробину. И он совершенно не совершил ни одного поступка против неё, кроме того, что всегда был с ней, оплачивал все её прихоти, показывал полную привязанность мужа к любимой жене. И надо было только вернуться домой и сказать, что он ей не подходит. И расстаться дружелюбно в благодарность за невиданное путешествие. Но её захватывала всё глубже самая непристойная злоба на него за то, что он оказался настолько обязательным своим словам. Возможно, в ней проснулись доисторические воспоминания в подкорке, и ей требовалась для восстановления любви обыкновенная трёпка с тасканием за волосы и поучения суковатой палкой. Она не понимала. И войдя в раж нанесла последний удар, как ей казалось, самый сокрушительный. «Ты не думай, что меня купил. Я все потраченные тобой на меня деньгн верну до копеечки». Сугробин посмотрел на неё внимательнее обычного и сказал: «Хорошо! И если оплатишь полную стоимость за нас обеих, то можешь считать, что ты меня купила на пять недель. Я не привередливый и соглашусь». «Я так и знала, что ты полная низость!» – крикнула Лена.

Леонид закурил сигарету и вышел из комнаты. Лена бессильно опустилась на кровать. Она не знала, что её мать успела взять с Леонида слово, что тот вернёт её дочь в целости и сохранности, несмотря на любое её поведение.

Прошёл прощальный ужин, который Сугробину помогли устроить его друзья. Лена почувствовала глубокую усталость от своих выступлений и радовалась, что Сугробин не вспоминает ни о чём. «Слава Богу!» – шептала она. – «Какая же я дура. Ждала столько лет мужчину, который полюбит меня. Дождалась и сломала всё. Помолчу до дому. Может, рассосётся».

В аэропорту столицы Киргизии Сугробин отошёл с билетами на регистрацию. Лена ласково улыбалась. Объявили посадку. Сугробин отдал Елене билет в руки и взял её саквояж.

– А где твой билет? – спросила Лена.

– Мой билет у меня в кармане. Я задерживаюсь. И думаю, что ты довольна тем, что свадебное путешествие заканчивается на день раньше. Прощай.

– Ты больше не любишь меня? – только и нашлась Лена.

– Я не успел понять, любил ли я тебя. Наверное, любил, но это уже не имеет значения.

– А ты меня не спрашиваешь, люблю ли я тебя.

– Разве ты мне не сказала, что твои друзья выше меня по всем качествам. Я не могу стоять у них на дороге. Да и тебе скучно быть с одним Сугробиным. В общем, как информирует агентство ОБС: «Ночь в общей постели – для женщины не повод для знакомства». Прощай! – ещё раз повторил Леонид и подал Лене букет киргизских роз.

Лена прошла на посадку. По указанию стюардессы села на место, пристегнулась. В иллюминаторе мелькнула снежными вершинами ласковая земля удивительной страны, и всё скрылось за облаками. Среди стебельков букета белела бумажка. Лена развернула. Крупными буквами знакомым уже почерком было написано: «Не всё голубое подходит к зелёному». Она сжала бумажку в кулаке и ей, женщине последних дней бальзаковского возраста, неудержимо захотелось плакать.

Оставшись один, Сугробин разыскал Петровича. Городской адрес ему на Иссык-куле выдал Юра Приходько. К большой радости Леонида, Петрович оказался дома и один. Семья была в отъезде. Целая ночь воспоминаний промелькнула в одно мгновенье. Он остался у Петровича до отлёта. Было радостно от встречи с другом и грустно, что не получилось, как задумывали. Утром Леонид проводил Петровича на службу и поехал разыскивать Фомина. Лысый Фомин встретился ему возле ограды домика, в котором Леонид гостил пятнадцать лет назад. И долго смотрел на Сугробина что-то припоминая. Потом засмеялся и стал обниматься, приговаривая

– Надо же, какие дела.

Потом крикнул отца, и все вместе гоготали как растревоженные гуси. Все были обрадованы неожиданной встречей, разговаривали невпопад, и все вместе одновременно. Витька вырастил уже двух пацанов до десяти лет и жил в таком же домике по соседству. Вместе с родителями у него образовался приличный сад, и до вечера они просидели в беседке, увитой виноградником с янтарными гроздьями. Младшие братишки у него стали офицерами, и воплощали задумки, которые не удалось исполнить старшему брату. И как вчера с Петровичем к Леониду вернулась молодость, сегодня с Виктором к нему вернулась юность. Время растворилось в пространстве памяти и перестало существовать. И прекрасная Елена, уколовшая его бредом женской независимости, исчезла из памяти под наплывом воспоминаний. «Всевышний знает, что делает!» – сказал Леонид Виктору, покидая его дом.

– Что, мамочка! Опять навыёгивалась, – спросила Лену пятнадцатилетняя дочка Алочка, когда она заявилась домой одна в очень растрепавшихся чувствах после одиночного полёта над континентом. – А мужик-то был получше ранее показываемых женихов.

– Поставь в вазу, – подала она букет дочке. И упала на диван. Усталость от полёта, и непредвиденное расставание в аэропорту Киргизии не складывались в спокойное русло окончания отдыха.

– Георгий все провода оборвал, – сообщила дочь, устанавливая розы на журнальный столик рядом с диваном. – Какие цветы красивые. Сугробин подарил или сама купила?

– Сугробин, конечно, – ответила Лена и откинулась в изнеможении на подушку. Она не знала, как ей поступить и, кроме Сугробина, никто не занимал её мыслей.