Текст книги "Человек с железного острова"

– Только и всего-то? Конечно, можно! Принимайте свою стрекозу железную, где хотите, и оставляйте как заблагорассудится – нам металл тоже пригодится.

Снова в танк, и Серчо договаривается с летчиками. Ну вот, теперь можно и на боковую, тем более спят уже все давно.

Утром – в девять часов поднялся и к умывальнику, приводить себя в порядок – все же знаменательный день! На улице – красота. Поляна сверкает, цветы, трава, деревья в округе, и почему-то никаких следов от кострищ. Эльфов и след простыл, только пяток с копьями прогуливаются, но это не конвой над нами надзорный, а просто милые соседи – такое восприятие у меня организовалось. Вокруг – всеобщая помывка, кто во что горазд. Амгама аж куртку скинул и в теньке, где еще роса есть, по траве катается, ну как щенок, ей-богу. Все это умиротворение прерывает эльф, который зовет нас к Гиминасу, у него к нам большой разговор.

Идем, по дороге одежду одергивая и болтая о всяких пустяках, всяческие догадки строя, в чем дело. Гиминас сидит в той же позе на том же дереве, увидев нас, делает жест – мол, рассаживайтесь, вон ветки есть, горизонтально и низко над землею. Чисимет тут же рядом, как в воду опущенный и вынуть забытый.

– Друзья, – говорит Гиминас, дождавшись, когда все усядутся и устроятся, – я сейчас скажу вам то, что стыдно сказать вашему товарищу. Когда Олонгар захватил его и Алека – ведь тебя Алеком зовут? – взгляд на меня, – и призвал Багдарина, чтобы забрать себе Могущество Востока, Чисимет испугался. Испугался, что Багдарин сможет это сделать. Носители скрытой силы не могут ее сами использовать, но могут передать ее другому, и не всегда по своей воле. Чтобы Багдарина обмануть, Чисимет сумел ее всю, не расплескав и не рассеяв, передать Алеку, решив, что так будет лучше. Но – и в этом теперь вся беда – Алек – человек из другого мира. И Чисимет не может забрать у него свою теперь бывшую ношу. Не могу сделать этого и я, ведь я всего лишь внук перворожденного эльфа, и дано мне немногое. Может быть, это сумеют сделать Мудрые… Ты понимаешь, к чему я клоню?

Я понимаю и пытаюсь думать быстро и четко, но вместо мудрых мыслей в голове вертится одна и та же фраза: «вот тебе и сходил за хлебушком», – а Гиминас продолжает:

– Решай сам. Я не буду говорить, что судьба мира в твоих руках, но и в твоих тоже. Решай!

Команда смотрит на меня, как будто я вдруг марсианином оказался или павлином в курятнике. Я решаю не так уж и долго, и решения мои несложны; я выдаю их в своей речи:

– А чего тут особо думать? На Земле меня никто по-настоящему не ждет, ну кроме пожалуй рьяных журналистов, которые меня, может быть, не забыли, и дорогого начальства, которое не забыло наверняка. А тут – поди фигово, спаситель чуть ли не целой Европы. Светлые силы – так Светлые силы, может быть, пригодиться сумею.

Серчо встает, руку мою хватает, но говорит совсем не то, что в глазах светится:

– Кто же теперь у нас за рычагами-то сидеть будет?

Потом и другие тоже, по очереди за ту же руку держатся. Пьеро, как обычно, спокойный, только морда грустная, Сергей на меня, как на тронутого, смотрит, а Дрон наоборот, завидует. Амгама меня по плечу хлопнул: «Молодец, я бы тоже так сделал!» Эх, инструкции и нормы общения! Все предусмотрели, кроме торжественных прощаний, и приходится импровизировать, кто во что горазд. Слава богу – тягомотину церемониала прерывает грохот – пришел вертолет, около танка примеривается сесть.

Сел, и двигатели глохнут – навсегда, скорее всего, и в любом случае надолго. Вряд ли кто из наших сюда еще раз доберется, да еще с двойным запасом топлива для вертолета. Из люка летчики вываливаются, обросшие да небритые, бегут к танку, а мы хором тоже почему-то бежим – наперерез. Они нас замечают, курс меняют, и вот уже обнимания и так далее.

Когда первая радость встречи подходит к концу, я напоминаю – пора бы и делом заняться. Дело так дело – с вертолета снимаются наиболее ценные блоки, а я выбираю то, что может пригодиться мне, приличная куча образовалась. Долго думаю, брать ли что-нибудь огнестрельное, и решаю, что не стоит. Наконец мои сборы закончены, а вертолет разорен до нужной степени. Народ еще по разу по моей руке проходится, ребята явно ищут, что бы сказать такого-этакого, но не находят и потому молчат. Серчо последний.

– Я тебе вот что скажу. Как бы там ни было, на бербазе пост останется в любом случае. То есть там тебя будут ждать.

После этого он лезет на крышу и машет рукой. Коробка трогается. Я прислоняюсь к лобовому стеклу кабины вертолета и смотрю танку вслед, пока он не скрывается из виду.

Ну, а что ж дальше было? Сам небось знаешь. Без моей помощи Врага раздолбали, зря только влез в это дело. Добрались мы с Чисиметом через степь к Городу-на-Озере, причем без особых приключений – Гиминас помог, слепил одному из своих такой же портрет, как и у меня в тени, да пустил к вражьим землям поближе бродить, отвлекать значит. А в городе нас тогда приветили да к лесным эльфам передали, специалистам. Те сначала почет оказали, а как начали из меня Чисиметов груз тягать, так ничего и не вышло. Скандал! Такого не может быть потому что не может быть, а посему я не я, а Вражеский лазутчик, изничтожению подлежащий. Пришлось наутек пуститься, а как уж мы эльфов в их же собственном лесу обхитрили – сюжет для отдельной повести. Следующая станция – Золотой лес, тут уж я свои достоинства хранительские в полной мере проявил. Владычица – и та не смогла из меня ничего вынуть. Один шустрый маг меня вообще развоплотить хотел, да спасибо – отговорили, а то вообще неизвестно, что бы я сейчас собой представлял. Словом, остался я сидеть там как гость средней почетности и никакой полезности. Чисимета хоть к делу пристроили – вниз по реке то ли шпионов ловил, то ли сам шпионил, не поймешь, а меня не пускали, мало ли что. И, кстати, тогда уже мое свойство проявляться начало, только сначала думали, что это в эльфийском воздухе дело.

Ну так вот, что было после окончания войны, ты знаешь? Так это только внешнее, а за кулисами еще интереснее было. Как все эльфы собрались за море двигать, как и судьбой положено, так начались у них разногласия. Кое-кто, особенно из неродовитых туда вовсе не стремился, да и родовитые не все за были. А другие же решили так – раз уж покидать Средние Земли, так покидать подчистую, включая и несогласных, силой их к счастью загнать. Хорошо, многие еще помнили, чем такие вещи заканчивались, и междоусобицы удалось избежать. Худой мир оказался лучше доброй ссоры, и это позволило построить то, что ты сейчас в Средних Землях видишь. А сюда я попал – как мои хозяева двинулись к морю, так оказался вроде бы и не нужен. Новый король к себе брать меня не захотел, я ему не показался ни заочно, ни лично.

А тут как раз – Бурые равнины, Возрожденные земли по-нонешнему, и Круглое царство на них. В него никто не верил, шли сюда селиться самые пропащие люди и других народов немного, а король наш – Кун-Манье, надежа и опора, до этого чина сотню водил, но зато лихо. Вот и сунули меня к нему первым советником, не знали мудрецы, что я и вправду могу многое присоветовать.

Вот так и живу, словно огурец засоленный, зелененький да бодрый, как будто и не человек уже, а так, эльф бессмертный. Я так понимаю, что теперь меня бы никто из нынешних властителей иметь в пользовании не прочь, но я и сам не пойду, привык тут, да и интересно. Вот так, Ларбушка дорогой, а теперь и спать пора, заболтались.

Часть вторая
СВЕТЛЫЕ ДЕЛИШКИ

В гробе я видал такие развлечения. Опять меня Чисимет поднял на полчаса раньше, чем договаривались, и главное, было бы, зачем! Да хоть бы я весь день проспал – ничего страшного не произошло бы; бездельник я, даже самому неприятно, ну, да ладно. Итак, поднялся и мыться пошел – горячей воды нет и по причине раннего времени не будет. А там и одеваться – опять напяливать этот дурацкий балахон, который сначала меня прямо-таки бесил, а сейчас уже просто тоскливая беспросветность при виде его возникает. Сколько раз просил – сделайте нормальную одежку, так нет, видите ли, не по чину. Облачился, причесался и в обеденный зал плетусь в безрадостном настроении, и так же безрадостно отвечаю на приветствия совета министров. В окна бьет свет, и пол расчерчен на квадратики, хоть на одной ножке прыгай.

А министры все стоят – ах, да, надо же еще рукой махнуть, а то так и будут ждать, бедняги, вон у одного пучок луку изо рта торчит, а дожевывать стесняется. За моим особым столиком уже сидят лица избранного круга: Чисимет и Ларбо-старший. Ларбо был вчера на испытаниях в одной из кузниц, и, судя по тому, с каким отвращением он глотает завтрак, испытания были неудачные.

– Ну, – спрашиваю, – опять дохлятина?

– А, даже не дохлятина. Летать не может, ползать не умеет, думать не положено. Полная неудача. Кузнецы тут не при чем, основа хорошая, а вот оживление опять сорвали. А почему – так и не поняли мы, как королю объяснять теперь…

Я киваю головой – мол, сочувствую, – и завтрак продолжается. Вот и новый день начался, сколько их тут уже было и сколько их тут еще будет! А сколько было до того, как я здесь осел! Сколько дорог прошел, сколько народу порезал (не так уж и много, кстати), а гораздо чаще самого порезать хотели – и все без толку. Чисимет, хранитель хренов, перекинул в меня свой багаж, и как деньги в сейф положил, а ключ взять не удосужился. Да еще и сейф – я, то есть – надежный до безобразия, просто подлость! Тянули из меня, тянули эту самую «скрытую силу», чуть концы не отдал, а на выходе – ноль, как говаривал мой командир роты в свое время. Один шустрый маг вообще предложил меня развоплотить, и слава богу, что только предложил, а то кто и что я был бы сейчас – один бог ведает. Так что пользы, честно говоря, от меня тут оказалось немногим больше, чем никакой.

Врага раздолбали без меня, с натугой, правда, но раздолбали. По ходу дела еще одна усобица была, меня даже пленить хотели, да не вышло, а вот теперь сижу, куксюсь, хотя вроде и неотчего. Как же! Вторая фигура в государстве, первый советник, почет и уважение простого народа – вон, на пальце кольцо, подарок вышеозначенного простого народа в лице купца-ювелира местного. Золотое кольцо, с алмазом, ну и что? Я тут на него бутылки «Кока-колы» не куплю, хотя, конечно, дело не в «Кока-коле»…

Такие мрачные мысли у меня сейчас – обычное дело, и Ларбо-средний в приемной на мою злую мину не удивляется. Итак, что у нас сегодня? Почти ничего: два проекта вечных двигателей, неплохая идея по реорганизации налогов с базара и еще пара предложений поненужней, Ларбо забирает их для дальнейшего разбора и внедрения, а потом смотрит на часы у стенки. Верно смотрит: мне через полчаса к королю надо подъехать, у него какие-то сложности.

Выхожу из дворца – день уже в разгаре: деревья шелестят, птички поют, люди бродят кто так, а кто с поклажей. У внешней стены стоит мой личный транспорт – первая и единственная удача Ларбо-старшего, ездовая помесь. Вроде как лошадка, но шкура грубыми стежками сшита, и морда поугловатей. Уши торчком – ночью подзарядилась. Лезу в седло, говорю: «К королю», – зверюга послушно трогается и вывозит меня через ворота в город. По выложенной асфальтовыми плитками спецдороге моя кобылка бежит резво – по ее понятиям, конечно, а народ меня взглядами провожает и опять же любовь и уважение высказывает, обрывки фраз типа «этот-то, молодой… поехал» мне даже отсюда слышны. Так и до резиденции добираюсь, меня здесь в лицо, конечно же, знают, но порядок прежде всего, и приходится демонстрировать пропуск и называть пароль.

Надежда и опора Кун-Манье Первый изволит меланхолично прогуливать по саду, а завидев меня, бросает философские раздумья и орет издалека:

– Алек, у меня для тебя новость есть!

– Что, опять нефть из-под носа перехватили?

– Нет, на этот раз мы первыми поспели, сорок бочонков купили. Я с тех пор поумнел немножко, а?

Хороший мужик этот Кун-Манье. До того, как в короли попасть, он водил вдоль по Реке отряд борьбы с орками и прочими лиходеями, понравился кому-то из Мудрых, и когда этот край заселяли, был поставлен королем. Замашек царственных не приобрел, и дело иметь с ним легко и приятно. Вот он подходит ко мне, за плечи обнимает и сообщает свою новость:

– Я вчера на небо в трубу глядел. Так видел твою летящую звезду, но на этот раз она еще за горизонт не ушла, а из-за другого края еще одна вышла и тем же путем пошла.

Стою и осознаю событие, а потом чуть не убиваю властителя, на радостях по спине трахнув. Это же второй спутник! Значит, не только сохранили береговую базу, но и кой-чего нового подкинули!

– Вот что, – говорю. – Может быть, мне удастся скоро уйти отсюда, и вторая звезда – знак тому.

Кун весь сразу грустнеет. Я давно уже его настраиваю, что вечно здесь сидеть не собираюсь, но одно дело в перспективе говорить, а другое – уже как о факте. Можно понять огорчение моего августейшего друга. Я пытаюсь его утешить:

– А может, еще ничего и не будет. Мало ли, вдруг это звездный корабль на Заокраинную Землю шел, а не знак вовсе?

Но Кун уже и сам себя в порядок привел:

– Чему быть, того не миновать, – говорит. – Я тебя не за этим звал, в общем-то.

Начинается долгое описание неладов в южных деревнях, из которых я решил учинить кооперативы. Теперь, несмотря на некоторый подъем, там всяческие сбои и перегибы. Мы с Куном долго мозгуем по этому поводу, затем появляется и министр сельского хозяйства вместе с министерством в полном составе – всего двенадцать человек, – и общими усилиями разрабатывается программа действий.

Часы на стене бьют четыре раза: пора обедать. Министерство удаляется, а мы с Куном отправляемся трапезничать в резиденцию. За обедом Кун подписывает пару приговоров за нарушение законов о равенстве. Эти законы он сам изобрел и очень ими гордится, да и есть чем: к примеру, там лимитируется количество хвалебных слов в адрес короля на единицу времени в зависимости от характера речей, да и много других забавных всякостей. Эти законы были первой приемлемо получившейся продукцией нашей типографии, и с тех пор всякие указания и положения исправно расклеиваются во всех трех городах и полусотне деревень. Обед закончен, и надо, пока суть да дело, еще съездить в учебный центр, там еще один Ларбо трудится, младший.

Опять завожу помесь, и уже не по специальной дороге, а по обычной, пыльной и извилистой, двигаюсь за город, где в лесочке тот самый центр и есть – пожалуй, самое удачное из моих янки-при-дворе-артуровских дел. Хотя, если уж честно, то моего здесь только снаряжение, а организация и общее руководство – Чисиметовы. От центра за километр слышны редкие разрывы, и в небо поднимаются клубы дыма: очередной отряд практикуется. Здесь на территорию меня пускают не просто без пропуска, а с воплем «Благие дни Первому Советнику!», надо бы рассердиться, да ладно уж, недолго, наверное, осталось. Помесь надо отогнать в конюшню, чтоб случайно не зацепилась за какой-нибудь остаток ночных игрищ, а до здания – пешком. Туда же и десяток восточной стражи направляется, закопченные, провонявшие серой, по двое тащат на плечах трубы ракетометов, а на спинах порожние ящики от снарядов, отстрелялись ребята.

В длинном двухэтажном бараке центра темно и прохладно. Восточники идут на склад, а я остаюсь, жду, когда появится Ларбо. Работа у него заканчивается довольно скоро, и вот он вместе с шестью коллегами выходит в коридор, видит меня, здоровается и не может удержаться от похвальбы:

– А я сегодня на мешке поднимался, трех фальшивых орлов подбил, простыми стрелами!

– Молодец, хотя, может, папаша тебе нарочно самых слабых подобрал?

– Да ну тебя! Сам же знаешь, что нельзя такого сделать.

Ларбо младше меня намного, а внешне это никак не заметно. Тоже, конечно, побочный эффект Восточного подарка: как имел я дурость его воспринять, так и хожу, словно законсервированный, а-ля эти среднеземельские долгожители, потомки Атлантиды местной. Так что отношение ко мне у местной молодежи достаточно свободное. Итак, я говорю:

– Ладно, ладно. Ты мне лучше вот что скажи: остатки моего багажа у тебя? Они мне сегодня нужны будут. Вместе сходим али у тебя дела какие?

Парнишка несколько розовеет – известно какие у него дела, – но, видимо решив, что дружба выше, он решительно заявляет, что никаких дел нет, а если и есть, то подождут. Я бы сказал – подождет, но это так, к слову.

Потихоньку вечереет, и надо скорей сматывать из центра, ночные занятия здесь – штука небезопасная, особенно для тех, кто случайно влез, и посему Ларбо-младший садится позади меня, и снова пыль под копытами.

По дороге Чисимета повстречали, он помесей не признает и ходит только пешком. За темную сторону сегодня будет работать он, и значит, нашим предстоит нелегкая работенка, особенно, если он опять увлечется и выйдет на низкий уровень. Таких призраков наклепает, что сам потом еле уймет, был уже случай.

– Слышь, Ларбо, ты помнишь, как мы за Чисиметовским тень-хвостом гонялись?

– А, точно. Это когда ты на дерево за ним полез, а он тебя скинул?

– Да, надо бы это дело прекратить. С тень-хвостами все равно встреч не будет, это чисто их, восточное, а чуть его передерешь, так потом хлопот до полудня.

Ларбо кивает, и дальше понеслась, вернее, поплелась зверюга моя, пока до его дома не добралась. Там уж и старший, и средний, и обе их хозяйки. Кормить меня хотят, но я отказываюсь.

Младший отпрыск дома лезет на чердак, я за ним, туда, где в пыли и паутине лежит то, что я черти-когда с танка забрал, был такой набор богатый, а осталось всего ничего, но самое главное сохранилось. Ларбо-младший открывает люк, я с коробочкой в руках вылезаю на крышу и приступаю к настройке. Элементы ток держат, и антенна вроде в порядке, но пока я жду появления спутника, волей-неволей всякие нехорошие мысли в голову лезут. И о передатчике, и вообще – откуда известно, может, второй аппарат только случайно с первым шел, а орбита у него совсем другая, или частоту и систему вызова на него новую поставили…

Ползет первый спутник, никуда он не денется, пока не сгорит, кстати, сгореть ему полагалось еще года три назад, а он, хоть и дохлый, а летает. Пошел первый, а второго не видать, а потом все же появился, Значит, и впрямь орбита другая, хорошо, что не очень отличается. Я запускаю стандартный вызов, а сам гляжу вверх – авось поможет, – и пожалуйста, запрос принят и понят, правда, на автомате. Следующий проход обещает через шесть и три десятых часа, а пока можно и слезать, кемарить устраиваться. Между прочим, проснулся я за час до сеанса и сидел так, без мыслей, пока сигнал не пискнул. Сначала морзе-команда перейти на телефон, а потом уж совсем ушам не верю – голос Серчо! Он снова, а может, еще, тут, старается быть спокойным и сдержанным. Я вкратце излагаю свое нынешнее положение, а он в ответ добивает меня известием: на базе сейчас появилась летающая лодка, она досюда, а потом до океана, достанет, а там и плавбазу подгонят. И эта лодка уже сейчас готовится к старту – за мной! Завтра здесь будет и сменщика-наблюдателя привезет мне, правда тут – это я Серчо честно предупредил – не только наблюдать надо, но и вмешиваться придется. Такие вот сюрпризы – это я рассказываю-то спокойно, а сам чуть с крыши от радости не скатился.

Помесь моя во дворе кормится, но я гоню ее домой, решив не будить спящее сладким сном Ларбо-семейство. Надо собираться – было бы, чего собирать! Не золото же тащить, его и в Приозерье достаточно. Всего багажа – три тома дневников. Затем начинаю думать, кому какие дела сдавать, а еще потом – составлять завещание наследнику, словом, до полного рассвета хватает. Еще раз связь была – лодка даже сегодня, часам к семи вечера, будет, и место уточнилось: озеро есть тут у нас, туда и сядет. Разговаривал я, а там Чисимет возвернулся, усталый, но довольный:

– Меня сегодня крупно побили, хотя и работал всерьез. Эти ребята с восточных границ прямо-таки молодцы… А что у тебя лицо такое?

Что, что. А какое оно должно быть, кислое, что ли? Объяснил я Чисимету, в чем причина, он головой покачал и говорит:

– Я с тобой отправлюсь. У меня тоже ведь дом есть, и хороший…

Король с утра на ногах, когда я к нему заявляюсь новостью огорошить; Кун по мере изложения заметно мрачнеет. Перспектива иметь рядом вместо старого, «молодого Алека» кота в мешке его не радует. Тем не менее он предлагает устроить прощальный пир, и я согласен, но замечаю:

– Только народу там должно быть немного, а кого, ты уж не обижайся, я сам выберу.

Кун старательно не обижается, но все же спрашивает: «А я-то там буду?» – значит, все-таки ущемился самолюбием.

Итак, пир среди бела дня собран на скорую руку, и пышности ему явно не достает. Кроме Куна присутствуют, конечно же, все поколения Ларбо, Чисимет, несколько мастеров из королевских кузниц, парень с западной границы, который нас в свое время весьма мило встретил, а сейчас как раз в столице оказался, еще человек десять народу, с кем я по тем или иным причинам не могу не попрощаться. Компания чисто мужская, уж с кем – с кем, а с бабами здешними у меня нет желания за одним столом сидеть в такой день. Пир, конечно, без размаха, так, неспешный полу-завтрак – полу-обед с воспоминаниями и предсказаниями. Под конец Кун-Манье встает и объявляет:

– Я подумал и решил. Ты, Алек, не один будешь. Ты много рассказывал про прибрежную страну, и я хочу направить туда своих людей дружбу с Великим Маршалом завязать, а мостом между нами пусть будут крылатые машины собратьев Алека, пока мы не создадим помесь, способную переносить нас по воздуху вдаль. И тогда ваша – кивок в мою сторону – помощь нам уже не потребуется, но дружба нужна будет всегда.

Да, это Кун, конечно, лихо придумал. Но если он думает, что горючего у нас девать некуда, кроме как егойных послов возить, то он жестоко ошибается. По крайней мере, в мои времена всегда напряженка была. Самое большее, что мы для него можем сделать – это связь через спутник и нашего наблюдателя здесь. Однако разочаровывать Куна я не стал, и пора уже собираться.

Последний раз захожу во дворец министров, беру все, что наготовил, выхожу и вьючу помесь. Она недовольна, но я ей говорю: «Надо, потом гулять будешь». Последний, опять же, раз проезжаю через город, по дороге чуть кого-то не задавив, и присоединяюсь к каравану, идущему на озеро.

На передней повозке сидят послы – батюшки святы! Главным послом у нас Ар Лучанарги, я его знаю хорошо, он дипломат бывалый, с высокими эльфами дела вел, пока они еще здесь были, но это ладно, а вот помощником – никто иной, как Ларбо-младший. Это, честно говоря, меня радует, как и все в этот день.

Дорога по лесу идет, и, несмотря на пасмурную погоду, он веселый и красивый, и так до озера, а на нем уже и лодка сидит, а на берегу народ толпится. Резинка с экипажем уже у берега, елки-палки! – я уже и забыл, что на свете резиновые лодки существуют. Церемонии, прощание, и посольство в лодку грузится. На берегу в куче мешков-ящиков сидит мой преемник – он несколько оробелый. Я ему растолковываю, где лежит мое политическое завещание, и тоже лезу в резинку – все.

Самолет издали кажется маленьким и изящным, как летучая рыба, но вблизи он напоминает скорее кита, неведомо как отрастившего себе длинные крылья. Пассажирский отсек у него, по идее, большой, но сейчас его на две трети занимает топливный бак, и в нашем распоряжении всего десяток кресел. Резинка вновь уходит к берегу, а я пока выспрашиваю оставшегося летчика, что нового на базе. Они с напарником новички, их месяц назад только сюда перебросили, как раз вместе с лодкой, и он просто рассказывает то, что есть. Бербаза уже превратилась в немаленький поселок, народу там под три сотни, и еще один поселок поменьше на Долгом озере есть – оттуда лодка и летает. Правит в Прибрежье и до стены все тот же Маршал, хотя и постаревший. Был еще один сухопутный поход, на север, и на этот раз славная карьера моего бегемотика окончилась. Где-то на левом берегу Пещерной реки он сначала завяз в болоте, а как только экипаж начал его вытаскивать, напали гномы. Умело очень напали, ребят в плен похватали, как их вытаскивали – целая история была, с пальбою и десантом. А танк до сих пор стоит в тех карях, время от времени планы его вызволения у руководства всплывают, но до дела не доходит никак.

Снова подходит резинка, и в распахнутую дверь втаскивают подряд три здоровых сундука – казна на расходы, подарки Маршалу и посольские шмотки. Ларбо сидит с грустной физией, такой, что, кажется, и утопившись, не обрадуется. Я его могу понять, но зачем тогда ехать соглашался? Так и спрашиваю:

– Ну что куксишься? Оставался бы, другого младшего посла найти – проблема, что ли?

– Да я, – говорит, – ненадолго, на год, не больше. Меня и отец уговаривал, и самому новые места посмотреть хочется. А потом вернусь. Да и она особо грустить не будет, вон, даже попрощаться не пришла.

Она – это некая Анлен, за которой Ларбо увивается уже с год, с небольшими перерывами на случайные увлечения, да и она тоже – то ли ей этот Ларбо до лампочки, то ли просто кокетничает девка сверх меры и резону.

Дальнейшие лирические разговоры прерываются сначала шипением, а затем нарастающим ревом – экипаж запускает двигатели. Затем закрывается люк, и шуму становится поменьше. Минуты две идет прогрев, рулежка по озеру, и, развернувшись против ветра, лодка коротко разбегается и резко берет вверх. Все, кто есть в салоне, лезут к окнам, даже Ларбо, хоть он не раз и не два летал на шарах. Мы делаем большой круг над озером, а затем экипаж ложится на курс, все больше поднимаясь к синеющему небу на восток. Я, Чисимет и один из летчиков – его зовут Андрей, он, вообще-то, немец, но живет в России – откидываем кресла и отправляемся на боковую, а посольство все от окон не оторвется.

Мне засыпать недолго, все же ночь не спал, а просыпаюсь от того, что мне кто-то с размаху наступает на ногу. В салоне – разбуженное сонное царство, а в дверях – спина Андрея, он и пробежался по мне, по логике вещей судя. Вякает сирена, и загорается табло «Пристегнуть ремни», послы на него глядят непонимающе, а Чисимет зачем-то меч достал. Я тоже лезу в кабину и уясняю обстановку: нос лодки уткнулся в черное небо, на нем ярко и ровно светят звезды. На стеклах изморось, высота – пятнадцать тысяч, вертикальная скорость как у истребителя, а остальные цифры вразброд скачут. Штурвал отдан от себя до отказа, но машина прет вверх, как заведенная. Второй пилот начинает ее раскачивать, надеется соскользнуть набок, а может, просто обалдел. На индикаторе уже семнадцатый километр, когда, наконец-то, лодка опускает нос к земле и останавливается – по высотомеру воздушная скорость у нас километров шестьсот, моторы на полном газу, а линия горизонта на лобовом стекле раскачивается без всякой связи со всем остальным.

Так проходит минуты три, у меня уже и первый шок выветрился. Да еще и Андрей, пассажиров попристегивав, на свое место вернулся и меня, соответственно, выйти обратно в салон ненавязчиво попросил. Только я туда вернулся – и новые приключения. Мощный удар в крыло, машину переворачивает вверх брюхом, и я разбиваю головой плафон на потолке. Рывок вниз, я всплываю вверх ногами, некоторое время ощущая невесомость, а потом начинается карусель и цирк. Я летаю по всему пространству пассажирской кабины и до того, как уцепиться за проем, успеваю врезать Ару под дых головой и расквасить нос об Аровское же колено, так что наш с ним счет один-один. Хотя и не до этого, но все же я отмечаю, что снаружи слышны короткие, но мощные раскаты наподобие грома, причем при каждом из них по самолету как молотком бьет. Мне не до размышлений на тему их природы, мне бы за косяк удержаться, но тут еще один удар, во всей лодке гаснет свет, и двигатели глохнут. В наступившей тишине слышно, как в кабине второй пилот выражает свое мнение по поводу матери и отца этой планеты, мнение весьма нелестное. Но зато полет теперь ровный и спокойный, и свет пытается загореться – разбитый мной плафон только щелкает. Я наконец-то добираюсь до сиденья, фиксируюсь и гляжу в окно: мы валимся в непролазную темень. Свист за обшивкой наводит на разные мысли типа с какой скоростью мы с землей столкнемся и что из этого получится. Для создания общей бодрой атмосферы я начинаю рассказывать обществу о необходимости сразу после посадки организовать охрану и оборону местности, подразумевая, что успешное приземление – вещь сама собой стопроцентная. Чисимет, видимо, в же этих целях, начинает со мной спорить по каким-то деталям, и тут лодка сначала ломает брюхом деревья, затем плюхается в воду, жестокий удар по днищу, еще один, резкий крен и последний раз скрежет по брюху. Из кабины появляется Андрей:

– Внимание! Мы сейчас будем тонуть, надо живо выметаться!

Ларбо дергается в кресле – никак не вспомнит, как ремень расстегивать, – Ар его высвобождает. Второй пилот – черт знает как его зовут – уже открыл люк и выкидывает плот – он резко надувается, а так в люк видна водная гладь, бережочек вдали и звезды сверху. Ар волочет сундук – вспомнил же, хотя ему больше нечего хватать. Я за свои пожитки хватаюсь, перекидываю их к Ларбо – он уже на плоту, и они с Аром направляются к берегу, часто шлепая веслами. В сплошной стене леса хорошо виден пролом, который сделал наш самолет. У люка надувается резинка, она меньше, но расправляется медленнее, а лодка заметно кренится набок. Мы вчетвером передаем цепочкой какие-то мешки, пакеты и прочее, Чисимет ссыпает их в резинку и тоже отчаливает к лесу. Андрей по уже заметно косому полу волочет еще один контейнер с плотом – такие должны при посадке выстреливаться, а этот вот внутри оказался. Я в полусогнутом состоянии выволакиваю еще один посольский сундук, второй пилот – плоскую пачку солнечных батарей, и я, уже на плоту стоя, принимаю все это, потом сюда же переваливаются оба пилота, и можно трогаться.

Летчики азартно, хотя и не очень слаженно, принимаются грести, а я берусь за рулевое весло и правлю к берегу, где кто-то из наших уже организовал факел и машет им из сторону в сторону. Второй пилот – его, оказывается, тоже Андрей зовут, а рабочее имя Брык, так вот, он ворчит:

– Дайте хоть ногу из-под этого сундука вытащить! На фига он нужен? Лучше бы компьютер сняли, а теперь потонет.

– А ты с ним что, в очко играть собрался тут? – Андрей огрызается.

Назревает ругань, но плот уже скребет по песку днищем, и приходится лезть в воду, не ледяная она, но и не теплая отнюдь.

Когда часть поклажи разгружена, мы с Андреем, не дожидаясь дальнейших работ, вытаскиваем весь плот на берег – так, пожалуй, вернее будет, – а затем хором поднимаемся к остальной компании. Берег пологий и песчаный, а может, это и глина сухая, мне, в общем-то, все равно. В темноте лишь звезды в спокойной воде отражаются, и наш берег вдаль уходит. Рядом с нами пролом в лесной стене, след нашей доблестной посадки, и Чисимет рубит своим неизменным инструментом сучья для костра. Послы стоят у кучи барахла, Ар с луком, Ларбо с мечом наготове, изображают собой решимость отразить по мере сил любое нападение с воздуха, воды или суши.