Текст книги "Пиранья"

–Хорошо устроились.

–Ты посмотри в окно пока, лететь час.

Я последовал совету и сделал колпак кабины полностью панорамным. Стало казаться, что мы с Дашой сидим прямо в воздухе. Слева от меня стелилась блестящая на солнце водная гладь и каменистые пляжи, справа – леса, сменяющиеся долинами. Гор видно не было.

***

Даша смотрела на меня через бутылку с пивом. Свет в баре был приглушен, играла лёгкая музыка. Сигарета первосортного драка и два коктейля «Обезбашенный пират» придавали уверенности. С Дашой я чувствовал себя подростком, впервые пригласившим девушку в кино и не знающим, как начать целоваться. То ли надо сначала взять за руку, то ли спросить разрешения, чтобы поцеловать в щёчку, то ли просто – взять да и…

–Что уставился? – усмехнулась Даша.

–Как уставился? – опешил я.

–Как будто поцеловать хочешь.

–А если хочу?

–Так целуй.

Я перегнулся через стол. Раздался резкий звук пощёчины. Левая щека запылала.

Девушка засмеялась. Завсегдатаи соседних столиков дружелюбно захохотали. За одним столом сидел облачённый в плащ раррарш с длинными усами, его смех напоминал приглушённое рычание.

–Не сердись, Игорь, – Даша коснулась моих пальцев.

–Это всё драк, – проговорил я, потёр щёку и щёлкнул пальцами, подзывая официанта. Трудно поверить, но в колониях в барах работают живые люди, совсем как в четырёх– и пятизвёздочных ресторанах. – Ещё одного пирата, пожалуйста.

–Нет. Стажёр будет пиво. Игорь, я кое-что тебе расскажу, а от коктейля у тебя мозги сплавятся.

–Стажёр?

–Так называют новичков на Каледонии.

–А когда притащиться ваш торговец?

–Скоро.

–Он ведь не человек?

–Догадался. Так вот, помнишь, на корабле ты сказал, что я не подхожу для банды мародёров, а я сказала, что не собираюсь спорить с тупицей с Солнечной. Думаю, тебе полезно будет узнать, почему.

Официант принёс две ледяные бутылки пива и блюдце с ломтями фиолетовых водорослей. На вкус – как сушёная рыба с твёрдым сыром.

–Вещи оказываются гораздо грубее и реальнее, когда сталкиваешься с ними лицом к лицу, – холодно произнесла Даша. – Моя история началась за три года до моего рождения.

Глава 11. Рассказ Даши.

Мой отец, мама звала его Лисом за огненно-рыжие волосы, блестяще защитил докторскую диссертацию по психологии в Университете Псайлона. А мама выиграла золотую медаль на чемпионате мира по триспасингу – спорте в дополненной виртуальной реальности. Гибкость и подтянутая фигура у неё остались на всю жизнь.

Встретились папа и мама на регате по солнечным парусникам на орбите Псайлона. Это была любительская гонка в поддержку соседнего Проциона, который никак не мог оправиться после удара Конфедерации в пятьдесят восьмом. Собралось тысяч пять участников, кое-кто даже из Конфедерации, множество зрителей в спейс-катерах и яхтах. Столпотворение то ещё, по этому случаю даже спутники перевесили с одного полушария.

-Постой, – прервал я. – Так ты с Псайлона? Ой.

-Да, – отрезала Даша. – Конфедерация жестока к тем, кто возжелал свободы.

Призами в гонке спонсоры выставили десять мощных спейс-скутеров. Мама была жадной до побед, у неё была хорошая реакция и все шансы войти в призы – профессиональные сёрферы в гонке не участвовали. На последней сотне километров мамин парус случайно порвал соперник – и полетел дальше. Она рассказывала, что у неё от обиды из глаз потекли слёзы, ведь приз был так близко.

По правилам, она должна была выбросить буй и дождаться спасательную бригаду. Но мама поступила иначе: выломала матчу, легла на доску и, крепко ухватив её, врубила реактивный ранец. Через две минуты из-за перегрева в режиме форсажа у ранца заклинило форсунку и руль. Мама выбросила доску. Но было поздно. Теперь мама падала на планету.

Один солнечный парусник вдруг круто развернулся и полетел за мамой. Честно говоря, он рисковал, ведь его тоже могло снести вниз. Парус отчаянно трепыхался, борясь с притяжением планеты и солнечным ветром, но выдержал. Лис выкинул парусник, выбросил буй и прыгнул под маму. Иначе Лис поступить не мог – мамин ранец бы сжёг парус. Папа расстегнул ранец мамы, обхватил её и стартовал к паруснику. Мама рассказывала, что Лис тоже очень хотел спейс-скутер и что почти год готовился к гонке.

-Но зато он обрёл твою маму? – спросил я.

-Обрёл, – после заминки ответила Даша.

Родители поженились через пять месяцев. Лису очень нравился мамин вздёрнутый нос, ямочки на щёках, когда она смеялась, и неуступчивый характер. И, конечно, идеальная фигура чемпионки мира по триспасингу. А мама полюбила Лиса просто за то, что он был мужчиной, не стесняющимся мечтать. Оба грезили о путешествиях по Конфедерации, о том, как купят дорогую межпланетую яхту и обзаведутся как минимум тремя очаровательными детьми.

Родители готовились въехать в коттедж на берегу моря – маме платили хорошую зарплату как спортсменке, представляющей Псайлон, а папа становился видным частным психологом.

Что произошло дальше, я догадывался. И не хотел, чтобы Даша про это говорила. Я отставил бутылку, хотя во рту пересохло.

А потом ударили силы Конфедерации, вычистив сначала Процион, а затем и Псайлон. Мятежные планеты пробыли в раю меньше полувека. Часть городов обратились в руины, а курортный город, в который мечтали переехать папа с мамой, спалили термитными бомбами. Море и стройную белоснежную песчаную косу обезобразили сплавленные комья металла, пластика и органики. Мама отговорила папу вступать в стремительно редеющие ряды Сопротивления. И это хорошо, ведь иначе бы, когда я родилась, у меня не было бы отца.

Корабли с продовольствием из Конфедерации запаздывали, а собственный урожай Псайлон собирать не успевал. Мне было пять лет, но помню как сейчас. На завтрак, обед и ужин была серая биомасса, и не такая, как на «Пиранье». Психологи были никому не нужны, потому что ни у кого не было денег. А спортсмены с Псайлона попали в опалу в спортивных федерациях. Мама была вынуждена стать аггрегатором спортивных новостей на одном ресурсе – за копейки, а папа чинил роботов на фермах.

Когда предложили лететь на Каледонию, на процветающую, богатую алмазами, рубинами и золотом колонию, мы согласились. Участвовали в двадцатилетнем контракте корпорации «Золотрикс», которая оплачивала перелёт, предоставляла коттедж, еду, школу и кое-какую зарплату. По сравнению с нищенским существованием на Псайлоне, где у родителей не хватало денег даже чтобы покупать мне новую одежду, это был рай. Совсем не тот, о каком мечтали успешный психолог и чемпионка мира по триспасингу. Но жить было можно.

И мы прилетели на Каледонию. Поначалу всё шло хорошо, но любовь родителей не прошла проверку гуттаперчевым раем. Папа мечтал о путешествиях и наяву грезил спейс-скутерами. Мама делала всё, что могла, чтобы отвлечь любимого. Сама, как в дорогих ресторанах, готовила еду после долгого дня управления рудодобывающими роботами. Папе завидовали, ведь у него была красивая и заботливая жена, вот только ему этого не хватало.

Однажды папа сказал, что хочет заложить дом и потратить все сбережения, чтобы работать на спейс-скутере дайвером – возить туристов на обломки крейсеров, собирать разный хлам со старых покинутых баз и грабить свежие крушения. Это была наклонная. «Золотрикс» уже теряла контроль над Каледонией, оставалось десять лет до образования Биржи и обретения планетой полулегального статуса. Папа обещал золотые горы, и мама легко согласилась, хотя именно тогда Федерация спорта Каледонии предложила ей вновь заняться триспасингом.

Папа упал на колени и долго целовал руки мамы. Я смотрела на смеющихся дурачащихся родителей и ощущала себя самой счастливой девочкой в Галактике. Мама верила папе и по-прежнему любила его за огненно-рыжие волосы, упрямый взгляд и несокрушимые мечты.

Папу взяли в команду, он пропадал все выходные в космосе. Мама жадными глазами смотрела на мужа, когда он бывал дома. Её глаза блестели, когда Лис рассказывал о космосе, стремительном спейс-скутере и найденных сокровищах.

Через месяц папа купил маме дорогое платье с умной тканью, а мне продвинутый коммуникатор. Потом папа с мамой на четыре дня, впервые за десять лет, уехали в отпуск в курортный городок. Мы ведь жили рядом с горами, и океана не видели.

Это был последняя вспышка погибающей любви. Папа всё больше говорил о спейс-скутерах, всё больше отдалялся и сыпал незнакомыми словами. Дела «Золотрикс» пошли ещё хуже. Через два месяца Лис заявил, что уходит. Уходит навсегда в космос. С одной стороны, я понимаю папу. Он не мог оставаться больше на грунте, его звал простор. Если бы он остался, то умер. Но, уйдя, он убил женщину, которая ему поверила.

Мама в первые дни ничего не ела, но через неделю вдруг улыбнулась мне сухими глазами и приготовила вкусный ужин. Ещё через неделю к нам в дом заявился агент «Золотрикса» и заявил, что нас переселяют в однокомнатную квартиру в общежитии, и что теперь из зарплаты мамы будет в течение тридцати лет вычитаться штраф за разорванный папой контракт. Ведь нанимались родители как семья и несли ответственность друг за друга. Денег стало еще меньше, но голодная смерть, как на Псайлоне, нам не грозила.

-Что было дальше? – спросил я – Даша уже несколько минут двигала по столу бутылку, смотря расфокусированным взглядом поверх её горлышка.

-Дальше… Да, – девушка очнулась. – Дальше я стала взрослой.

Мама работала, но я не могла не видеть, что она угасает. После того, как погибла её мечта о триспасинге, она жила мечтами мужа. До последнего верила, что жизнь изменится, и что Лис однажды добудет такую кучу денег, что они переедут в Солнечную. В рай земной.

Меня словно кислотой облили. Солнечная. Рай. Да будьте вы прокляты, зажравшиеся скоты. Будь проклят я, с окаменевшей душой, неспособный сопереживать этой истории без драка и алкоголя.

Я стала работать с тринадцати лет, чтобы хоть как-то помочь маме.

–А о чём ты мечтала?

–Да, обо всём.

Я ненавидела Лиса, но меня неудержимо влекло в космос. Я ложилась спасть и мечтала оказаться за рулём спейс-скутера. Денег на курсы у нас не было, и мама тренировала меня триспасингу. Я научилась карабкаться по стенам, делать сальто и много разных штук, например, взбегать на стену и кувыркаться в воздухе через себя. Я поняла своё тело, и теперь – не самый последний дайвер.

Взрослой я стала в семнадцать лет, это возраст, когда на Каледонии дают паспорт. Мама была очень счастлива. Она говорила, что с нетерпением ждала этого. Взяла отгул, арендовала флаер и слетала со мной в муниципалитет, где мне пожал руку крепкий усатый дядька, бывший военный. Быть может, один из тех, кто утюжил Процион и Псайлон, но обиды на Конфедерацию у меня не было уже тогда. Ты не подумай, я не ненавижу вас. Я просто… не люблю. Это разные вещи.

Дома меня ждал торт с семнадцатью свечами и открытка. Я задула свечи, съела торт и вышла в Сеть. Открытку я посмотрела потом.

-Что в ней было?

-Ты ведь уже догадался, разве нет?

Я закрыла открытку и села на пол. Положила поднесённый ко рту кусок торта на пол. Я почувствовала себя так, словно в мире выключили все цвета, кроме чёрного и белого. По щекам катились слёзы. Мой мир пропал. Исчез. Обрушился. Низвергся.

–Стоп! – крикнула себе я. – Ещё не поздно! Ещё не поздно, я успею!

Я бежала без передышки минут сорок до шахт – флаерных прав у меня не было, да и всё равно на стоянке не было машин.

В котловане у изгрызенной скальной породы без движения стояли десятки роботов. В самом низу на ровной площадке гудел красный флаер с большим белым крестом на фюзеляже. Я бросилась вниз.

Мама была там. Вернее, там оставалось её тело. Мама освободилась. Она донесла свой крест. Не бывает тяжёлых крестов, бывают слабые люди. Но моя мама была не из таких. Ведь свой крест она донесла. Правда, Игорь?

-Правда, – прошептал я.

Вечером маму кремировали. Я вернулась домой с урной, где у дверей меня ждал агент «Золотрикса». Он сказал, что квартира остаётся за мной в течение трёх месяцев. Войдя домой, я поставила урну на тумбу у маминой кровати, вошла в кухню, подняла с пола заветрившийся кусок торта и съела. Перед сном я включила свет в комнате, прихожей, кухне и ванной.

Позже я поняла, что мама наверняка приняла решение тогда, в ту неделю, когда от неё ушёл папа. Поэтому она так легко взяла себя в руки. А я-то думала, это от того, что она спортсменка и умеет держать удар.

Я устроилась стажёром на место мамы. Денег на колледж не было, да и на Каледонии работало всего три колледжа, причём все три готовили геологов и специалистов по роботам. Мне же работать на грунте стало невыносимо.

Через пять месяцев в Конфедерации вспыхнула тритиевая лихорадка. «Золотрикс» перебросила основные ресурсы на разработку пары месторождений на Проционе, который находился близко к границе – поставлять сырьё расам Советам было менее затратно. Сократилось финансирование посёлков. Но людям, которые собрались на Каледонии, больше некуда была бежать. Горная планетка стала их домом.

Несколько шаек спейс-дайверов возмутили рабочих и захватили здание администрации «Золотрикса». Все имущество компании, включая сеть орбитальных баз, баржи и пассажирские суда национализировали в пользу правительства Каледонии. Первые месяцы все вели себя беззвучно, как в вакууме. Конфедерация не стала самолично разбираться с ситуацией. Времена тяжёлые, если ты не знаешь из своей Солнечной. Несколько рас хлопочут у Совета за сокращение приграничной зоны Конфедерации, и все войска давно стянуты туда. Человечество, разумеется, биться не станет, и думать нельзя, что мы совладаем с Советом, но, по крайней мере, пару низших рас остановить можно.

-Как? – ахнул я. – Конфедерация на грани войны?

-Вот уже пять лет, – сказала Даша. – Когда всё началось, мне было шестнадцать.

-А ты откуда знаешь?

-Игорь. Ты ведь теперь в экипаже «Пираньи». Тебе столько предстоит узнать, что у тебя шерсть на яйцах от ужаса дыбом встанет.

Я улыбнулся:

-У меня там нет шерсти. Я и подмышки брею. Кстати.

-К чему кстати?

-Да, так.

Так вот, всё рухнуло. Наш прииск, на котором работали двести человек, выкупил один из спейс-дайверов. К моменту национализации они были самыми богатыми людьми на Каледонии, и делали что хотели.

Мне ужасно не хотелось убить всю жизнь, работая на прииске! Я стала завсегдатаем баров спейс-дайверов. Я заказывала флаер и летела пару часов в какой-нибудь городок у океана. Спала в обеденный перерыв и два часа после работы.

В баре покупала минералку и пачку водорослей. Надеялась познакомиться с симпатичным парнем, отважным спейс-дайвером. Через полтора месяца повезло. Саймон, высокий блондин с тёмной кожей и голубыми глазами подсел ко мне. Через два месяца я освободила комнату в общежитии и стала работать в мастерской по ремонту спейс-скутеров.

Наш гараж и жилая пристройка находились в пяти километрах от космодрома. Стены несколько раз в сутки сотрясал рёв садящихся челноков, курсирующих между орбитой и грунтом – чем ближе мастерские к космодрому, тем больше у них клиентов. Саймон раз-два в неделю летал в космос, но меня не брал ни разу. Такова участь многих женщин Каледонии.

А я не хотела всю жизнь провести в мастерской с испачканными маслом руками.

Скачав из Сети учебники по астрогации, я мечтала однажды сдать тесты и прийти в один из баров, где капитаны набирают экипаж. А затем я бы с гордостью сказала Саймону, что стала настоящим сертифицированным космонавтом и могу летать вместе с ним. Если бы я знала, что представляет собой Саймон… я бы сразу выжгла на его жопе сварочным аппаратом «Я адский мудак».

Приходилось заниматься по два-три часа в день. Чтобы разобраться в астрогации, мне пришлось выучить высшую математику, психологию и физику.

Саймон сначала снисходительно смеялся, а затем наорал на меня. В тот день, после бессонной ночи, во время которой пятый раз пыталась пройти пробный тест по физике, я приварила форсунку к спейс-катеру, забыв использовать усиливающую заплатку. Скутер развалился через километр от ангара орбитальной базы. Это я узнала на следующий день, когда разъяренный клиент явился в гараж Саймона.

Саймон разбил мне губу и подбил глаз, а потом растоптал подаренный папой коммуникатор. Как последняя тряпка, я зарыдала. Мне было ужасно горько, что коммуникатор сломан. Несмотря на то, как отец обошёлся с нами, я берегла подарок как память о том времени, когда мы были счастливы. Я собрала осколки гаджета, сплавила в и теперь ношу на шее как кулон.

Утром я ушла от Саймона. Я думала, что он придёт и попросит вернуться. Я ждала его на пляже, в нашем укромном месте, где мы столько раз любили друг друга в свете звёзд.

Саймон пришёл через пять дней, но не один. В его объятиях стонала брюнетка с чёрными струящимися волосами и матовой шоколадной кожей. Я сидела в зарослях пышных кустов, зажав рот. Слёзы катились у меня из глаз, как вода с небес во время Потопа. Дурой была.

Деньги кончились на следующую неделю. Я упорно ходила в бары, где капитаны набирают экипаж, и понимала, что у меня нет ни единого шанса. У меня уже не хватало денег, чтобы оплатить тесты. Биомассу воровала из автоматов шахтёров на приисках по ночам.

Мне повезло. Я снова подошла к очередному капитану. У меня были всклокоченные волосы и неновая одежда. Я просто подошла, положила руку на стол и сказала: «Возьмите в команду».

Капитан был не похож на других капитанов. У него были кибернетические железные рука и нога. У него была рыжая борода и зелёные глаза. Он спросил, что умею. Я ответила, что выполняю тесты в среднем на восемьдесят пять процентов, но денег, чтобы сдать, их для сертификата уже нет. Руперт задал один вопрос: «Что делать, если ты последний член экипажа на пассажирском корабле, за бортом нештатная ситуация, а у человека, который за бортом, кончается кислород?» По правилам, последний член экипажа не имеет права рисковать собой и оставлять пассажиров. Иногда в задачах вместо пассажирский корабль пишут про грузовик, который везёт медикаменты нуждающейся колонии. Я прекрасно знала правильный ответ. Не знаю, что взбрело в голову, но я зачем-то ляпнула: «Одену скафандр и вытащу засранца». Руперт поскрёб бороду, крякнул и сунул в рот сигару.

И вот уже четыре года я на «Пиранье». Руперт не обещал ни денег, ни стабильности, вообще ничего. Я стала первым членом экипажа «Пираньи». Перед нашим вылетом, Руперт заплатил за мой экзамен, и я сдала его.

-Можно? – спросил я.

Даша пожала плечами. Мои пальцы переплелись с холодными пальцами девушки, и она поблагодарила меня одними глазами, так, как умеют делать только женщины.

Глава 12. Бегство с Каледонии

На голографическом экране у барной стойки крутили выпуск новостей Солнечной, датированный позавчерашним днём.

–Слушай, – опомнился я. – А ведь нас ищут по всей Конфедерации!

Даша приложила палец к губам и тихо сказала:

–Во-первых, только тебя. Твоя мордашка засветилась на родине арсунов. Во-вторых, на Каледонию передачи инфоканалов поступают с задержкой в несколько дней – гиперсвязь обходится дорого, и только в экстренных случаях передают таким образом сообщения.

–Стой. Но «Пиранью»-то засекли.

–Когда на Каледонии об этом станет известно, нас здесь уже не будет.

–Зачем вообще вы это затеяли?

–Тебе же сказали. Надо доставить крон-принца в одно укромное место. Чтобы добраться туда, придётся пересечь зоны ответственности всех рас Совета.

–Да это всё равно, что попытаться пробраться через логово хиндри!

–Именно так.

Я заказал бутылку местного сока – пива мне было достаточно – и пакетик водорослей. Дешёвая закуска и выпивка меня уже не смущали, к тому же водоросли были вкусными. В бар долетали запахи моря. На улице было градусов тридцать.

Наверное, у местных это тоже неплохая жизнь, не хуже, чем у щедро оплачиваемого кси-лингвиста, – коротать вечера за бутылкой свежсваренного пива, настоенного на местных терпких травах, а утром, когда солнце ещё только приступает красить небосвод в бравурные алые тона, идти по гулким аспидно-чёрным плитам космодрома, чтобы вознестись ввысь – за добычей.

Занавеску бара на месте входной двери откинул высокой человек в плаще до пят с надвинутой на глаза широкополой шляпой. На секунду, пока колебалась занавеска, обнажилась влажная южная ночь – с сияющими в небе звёздами и отблёскивающем в свете фонарей океаном. При другом раскладе Каледония могла бы стать потрясающим курортом – есть океан, пляжи с золотым песком и крутые горы, созданные для катания на лыжах, гонок на эйрбордах и экстремального альпинизма.

Что-то в фигуре пришедшего мне не понравилось. Походка такая, что кажется, будто человек плывёт по земле. Раррарш, почувствовав проходящего мимо незнакомца, стегнул дважды хвостом по полу и демонстративно повернулся к собеседникам-людям. Я всё понял.

Незнакомец поравнялся с нашим столом, выдвинул мохнатой зелёной лапой стул, который проскрипел ножками по паркету, и сел напротив нас.

Голова была наклонена и шляпа по-прежнему прикрывала лицо, но длинные белые усы, по три с каждой мохнатой щеки, было видно. Даша склонила голову в знак приветствия и толкнула меня ногой под столом – и я тоже склонил голову.

–Ррр-мяу, – проговорило существо. Сразу после этих слов многоядерные доли мозга набросились на работу.

Я сделал рукой приглашающий жест, универсальный жест для всех рас.

–Рррр. Рррр. Мяу. Мяуауау.

Язык, который использовал шшраум, не был для него родным – это был один из диалектов рарраршей. Возможно, пришелец выбрал его, чтобы скрыть происхождение, а быть может, просто не знал другого языка. Диалекта мне был незнаком, но основу языка рарраршей, разумеется, я выучил. Расшифровать основные слова шшраума не составило труда.

–Ррр. Мяу. Ш-ш-ш, – как мог прохрипел я, лихорадочно заставляя себя а вспоминать флазы и, если надо, заново образовывать новые на основе доступного лингвистического материала.

–Кси-лингвист– читающий-чужие-помыслы, давай совершим то, ради чего показали друг другу наши лица, – сказал чужой.

–Приветствую тебя, безусый чужестранец, – переводил я Даше. – Давай совершим сделку.

–Скажи ему, что у нас есть то, что нужно.

–Мы принесли, что ты хотел, – обратился я к чужому.

Шшраум приподнял голову, и я увидел большие, как плошки, оранжевые глаза с чёрными вертикальными зрачками, розовый кошачий нос и приоткрытый рот с обнажёнными клыками.

–Дай, – сказал чужой и положил на стол лапу ладонью вверх. Лапа была крупнее рарраршьей раза в полтора, а пальцы толще и неуклюжие. В отличие от земных кошачьих, у шшраумов было три выделенных сустава. Аккуратно заострённые когти слегка выдвинулись из подушечек.

–Какие гарантии? – спросила Даша.

–Никаких, – перевёл я.

–Так дело не пойдёт! – заявила девушка.

–Он говорит, что шшраумы не обманывают, в отличие от рарраршей. И ещё сказал, что если отменим сделку, ему придётся убить нас, как недобросовестных торговцев, потому что он потратил слишком много времени, чтобы достать то, что мы заказывали.

Даша выпрямилась. Шшраум не дрогнул, только когти выдвинулись ещё на треть.

–Нет, – качнула головой девушка. – Он нас порвёт в две секунды… Хотя и сам тоже сдохнет.

В руку шшраума лёгли три пластиковых пакетика с чем-то рассыпчатым. Рука скрылась на мгновение в складках плаща, а затем протянула серый пенал.

Даша взяла предмет бартера и решила было сдвинуть крышку, как шшраум неуловимым движением накрыл руку девушки своей.

–Не здесь. Здесь нельзя, – перевёл я.

–Хорошо, – ответила Даша.

Шшраум по-человечески кивнул, поднялся и вышел из бара. Раррарш в этот раз и вовсе не только стегнул хвостом, но и тихо прошипел, буравя спину шшраума яростным взглядом. На тыльной стороне руки Даши остались гореть пять царапин от когтей чужого.

Гортань слегка саднило после работы. Это смешно, но именно человеческая гортань способна озвучить все языки рас Совета и большинства второстепенных.

–И как я могу проверить, что он нас не надул? – возмутилась Даша.

–Думаю, шшраумы никого не обманывают, это особенность их расы и причина непримиримой вражды с рарраршами, – заметил крепкий мужчина в кожаной безрукавке, джинсах и ботинках с высокой шнуровкой. Руки, с объёмными татуировками танцовщицы и меча, бугрились мыщцами. Длинные волосы держала лента.

Мужчина подсел за наш стол и положил руки на стол.

–Ну, что? – спросил незнакомец по-русски – уроженец Каллисто. Я отреагировал с запозданием, перестраиваясь после шшраума. – Сколько предложите?

Даша убрала пенал во внутренний карман куртки.

–За что предложим? – не поняла девушка. – Нам ничего не надо, мы сами только что с рейса вернулись. Вся наша добыча – на Бирже.

Мужчина усмехнулся и покачал головой.

–Да всё ты поняла. Вас по гиперу показали десять минут назад.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок и посмотрел на посетителей. Те спокойно продолжали беседовать.

–Деловое предложение, – начал мужчина, не сводя глаз с Даши. Он сразу же определил, кто из нас главный. – Платите пятьсот тысяч кредов, отдаёте крон-принца и мы вам помогаем спрятаться. Переждёте пару лет. Всё организуем честно, из уважения к Руперту.

Я поперхнулся соком, услышав сумму.

–В своём уме? – прошипела Даша. – Столько «Пиранья» стоит!

–Так расплатитесь ею, отличный вариант – славно её Руперт переоборудовал. Мы перебьём номера двигателей, сменим компьютер. А остальное отработаете будущими рейсами. Лет за пять управитесь.

Мужчина добродушно улыбался. Он только что сделал нам щедрое предложение.

–Советую поторопиться, – спаситель расценил молчание Даши как колебания. – Пока передачу видели только мы, а что, если ещё кто-то её посмотрит?

Я оглядел бар, и не смог разглядеть подручных незнакомца. Несколько подтянутых мужчин стояли у стойки, но у входа несколько столов пустовали.

–Игорь, – сказала Даша, и у меня от её бесцветного ровного голоса по спине пробежал холодок. – Шпарь на улицу.

–Прости? – опешил спаситель и поднял брови.

Даша швырнула бутылку в украшенный лентой лоб и резко вскочила.

–Да беги! – крикнула она.

Я помчался к выходу, расталкивая сидящих за столами людей и чужих.

Мы вывалились в душную вязкую ночь. Звёзды размером с виноградины сияли над головой, а под ногами скрипел песок. Тьму разгоняла шеренга фонарей вдоль дорожки, которая вела от пляжа к стоянке, а тишину нарушал чей-то стрекот – неужто сюда сверчков завезли?!

–Быстрее! – подтолкнула меня Даша в сторону дороги.

На ходу девушка включила коммуникатор, и голографический экран вспух над её левой рукой. Проступила голова Руперта, шею которого обвивала тонкая рука, а в углу рта дымила толстая сигара. Капитан вытащил железной рукой сигару изо рта, выдохнул облако фиолетового дыма и недовольно обронил:

–Занят.

–Нас раскрыли! – заорала девушка.

–Чего?

–Нас объявили по гиперу! – рявкнул я, и тут же задохнулся – тяжело бежать и рявкать, особенно если ты кси-лингвист, а не обезбашенный дайвер.

–Чёртовы ублюдки! – отозвался о негодяях Руперт, тут же спихивая изящную руку с красными ноготками с шеи. – Перезвоню.

Экран над рукой Даши погас, и я шваркнулся на землю – бежать, не глядя под ноги небезопасно. Руки и колени больно проехались по гальке. Даша рывком подняла меня, да так, что заболело едва не вывихнутое плечо, и мы понеслись дальше. Через несколько секунд мы выбержали на ярко освещённую стоянку флаеров. Глянцевые колпаки машин отбрасывали блики в свете фонарей.

–Стоять! – приказали нам.

Мы обернулись. На свет из тени от флаера вышел мужчина с лентой, опоясывающей лоб, на котором наливалась шишка. На нас был нацелен пистолетного типа бластер с ребристым стволом, что обеспечивало лучшую теплоотдачу.

–Ты всего один, – презрительно сказала Даша, будто это давало нам какое-то преимущество.

–Обернись, только медленно, – посоветовали из-за спины по-английски. Ух ты – житель Солнечной. И таких заносят на Каледонию!

И действительно – на стоянку вышли ещё трое мужчин в кожаной одежде, и каждый держал по бластеру. Один был толстяк с дряблыми руками и отвисшим животом, второй – высокий блондин с чёрными очками-имплантами вместо глаз, а третий – невысокий азиат со шрамом на щеке.

–Придётся вам соглашаться, – заявил мужчина с шишкой на лбу. – А если нет, то мы и сдав вас получим немало денежек. Хотя я бы предпочёл «Пиранью».

–Минуту, – заявила Даша и включила коммуникатор.

На экране возникла физиономия Руперта. Девушка увеличила размер изображения – оно стало в полтора раза больше головы Даши – и выкрутила на максимум звук.

–Руперт, нас окружили. Требуют сдаваться, – жалобно сказала Даша.

Руперт оглядел членов банды и выпустил клуб дыма. От капитана, как от парящего двигателя только что севшего челнока, веяло первобытной злобой. Щека, если мне не показалась, была сбрызнута свежей кровью. Слышался женский визг.

–Тебя как звать? – кивнул капитан в сторону мужчины с шишкой.

–Андрей, – скромно ответил предводитель.

–Слушай сюда, Андрюша, – прорычал Руперт. – Если ты вздумал угрожать мне, кусок говна, то подумай ещё раз. Я тебя смешаю с кишками лирнов и сожгу в реакторе, не успеешь ты и очком сделать жим-жим.

Предводитель изучил здоровенный костяшки пальцев и спокойно спросил:

–Тогда я забираю этих двух?

Руперт затянулся сигарой, а затем сообщил:

–А, забирай.

И отключился.

Даша с отчаянием посмотрела на меня. Но вряд ли она увидела на моём лице что-либо ободряющее.

Предводитель спокойно убрал бластер в нагрудную кобуру и снял с пояса две пары наручников. Окружающие нас охотники за головами сделали несколько шагов вперёд, сжимая вокруг нас кольцо.

–Закрой глаза, – бесцветным тоном, как в баре, прошептала Даша. Руку с лентой коммуникатора она не опускала.

Предводитель замер как вкопанный и с подозрением посмотрел на нас. Наученный, я послушно закрыл глаза.

Раздался громкий чпок – точно уши прочистили гигантским вантузом, и вспыхнул на мгновение яркий свет, который обжёг глаза даже сквозь веки. Следом раздались крики и звуки борьбы.

Я открыл глаза и увидел перед собой шатающегося толстяка, закрывавшего одной рукой лицо, а другой поднимая бластер и нацеливая в мою сторону. Я ударил коленом по кисти снизу вверху – бластер выстрелил в ночное небо зелёным лучом – и от души врезал кулаком в податливый живот, целя в сплетение. Толстяк согнулся пополам и сел на землю.

–Бежим! – крикнула Даша и сунула в мою руку бластер. Трое наших противников лежали на земле. Как девушка успела с ними разделаться, я заметить не успел.

Даша полоснула кредиткой по прорези на борту прокатного флаера с большими жёлтыми полосами. Тот пискнул и поднял колпак. Мы запрыгнули в кресла.

–Болит? – побеспокоился я, глядя на руку девушки.

–Малость, – отозвалась та и содрала ошмётки гаджета с красной кожи.

Даша отключила автомат, взяла в руки джойстик и резко, так что нас вжало в кресла, подняла в воздух машину. Перегрузку вжала в спинку. Я вцепился в подлокотники.