Текст книги "Мое особое мнение. Записки главного редактора «Эха Москвы»"

Но то что Березовский был против войны в Чечне, – это чистая правда. Он говорил это Путину в 99-м году, несмотря на рейд Басаева в Дагестан. Он считал, что басаевцев надо из Дагестана вышибить, но не заходить дальше в Чечню. Он говорил, что чеченская война – кровавая бойня. Я бы обратил внимание на такую амбивалентность его слов. При этом он оставался лояльным Путину до его избрания, он делал все, чтобы Путин был избран на пост президента, он был одним из главных творцов этого избрания.

Более того, он был одним из родоначальников партии «Единство», или «Единая Россия», это именно он – со слов пиарщиков – придумал использовать в качестве символа партии медведя. Вернее, не придумал, а выбрал из всех тех кроликов, волков, лис, чаек, ястребов, медведей, что им тогда предлагали. Березовский настоял на медведе. Ему говорили, что медведь ленивый, хищный, а он отрезал: «Медведь соответствует характеру России». Поэтому, как бы сейчас «Единая Россия» ни отмазывалась и ни отмывалась, из песни слов не выкинешь – это тоже детище Березовского. Я думаю, что другие свидетели и участники этой истории могли бы это подтвердить. Может, теперь они и не испугаются обвинений в пособничестве Березовскому, поскольку его уже нет.

Чего Березовский пытался достичь? Наверное, хотел войти в историю тем, кто обновил великую страну. Для него, для человека, который привык работать с цифрой – а он все-таки математик, занимался информационными системами, – это был, скорее, математический вопрос, вопрос верной организации системы, ее математически верного описания. Он понимал, что единственно возможная трансформация страны – это от социализма к рыночному обществу. И хотел войти если не архитектором такой трансформации, то ее инженером-конструктором. Чтобы рядом с фамилией Ельцин, Путин где-то маленькими (а может, и не такими маленькими) буквами было написана фамилия Березовский. И чтобы она там была единственной. Для него это было амбицией, кроме того, он получал фантастическое, даже физиологическое удовольствие от этого процесса. Когда чего-то у него получалось, он буквально прыгал: «Йес! Я это сделал! Какой я великий! Ай да Березовский, ай да сукин сын!» Это был такой характер, помимо всего прочего.

При всем этом он никогда не думал выдвигать свою кандидатуру в президенты. Он отвечал, кстати, на этот вопрос в интервью «Эху Москвы» в 98-м, кажется, году. Он говорил, что президент-еврей для России – он, кстати, никогда не стеснялся своего происхождения – невозможен, да это и не нужно. Это будет отталкивать людей. Он говорил это откровенно. Посмотрите архив его интервью 1997–1998 годов на нашем сайте. Он очень откровенно говорил. Некоторые называют это цинизмом. Я называю это откровенностью.

Часто спрашивают, почему богатыми в России постсоветской стали именно евреи? Ну, я думаю, что каждый видит то, что он хочет увидеть. Вот если вы посмотрите, скажем, список самых богатых людей в России по версии Forbes в 2012 году: на первом месте Алишер Усманов – как-то сомнительно в этом смысле его происхождение. А на втором месте Владимир Лисин – рядом не стояло, что называется. На 3-м месте Мордашов Алексей – тоже, впрочем, как-то не очень похоже. В первой семерке из евреев только Фридман, если проводить подсчеты типа эсэсовских, то там только Михаил Фридман.

К концу жизни – особенно, наверное, к концу жизни, – после эмиграции, в ходе судебного процесса с Абрамовичем эта энергия и неуемность Березовского начала превращаться в метания, в смятение. Он стал мятущимся человеком. И этот процесс сыграл очень большую роль – когда шел процесс, до процесса и после процесса у него происходила какая-то переоценка ценностей. И публичная, и не публичная.

В феврале 2012 года он прислал мне письмо. Называл его покаянным письмом – с просьбой опубликовать. Он каялся перед народами СССР – не России даже – он каялся в трех прегрешениях. Во-первых, в алчности. Во-вторых, в том, что он зажимал свободу слова, перекупая журналистов. И в-третьих: он каялся, что привел к власти Путина. Я ему тогда написал: «Борис Абрамович, это клоунада». И не опубликовал этого. «Эхо Москвы» – не то место, где можно заниматься клоунадой. Я понимаю, писал я, вы слово «покаяние» употребляете с иронией – а это еще было Прощеное воскресенье. Я человек не религиозный, но мне показалось, что это заденет людей. Я почувствовал там, в стиле письма, зная Бориса Абрамовича, насмешку над словом «покаяние» – что мне не понравилось. Это было растиражировано в Интернете, он мне ответил другим письмом, что не имеет ко мне претензий. Что понимает, почему я этого не делаю. Тем не менее он где-то его разместил – это было первое покаяние.

После того как он проиграл процесс Абрамовичу, он надломился. Не сломался, возможно, но надломился точно. (Кстати, все слухи о том, что он проиграл 5 миллиардов – все ложь чистой воды; проиграл он где-то порядка 40 миллионов фунтов и адвокатам должен остался где-то около 25–30 миллионов фунтов. Для него это были большие деньги, но не разорение.) Дело в том, что вся его стратегия разоблачения путинского режима, которую он выстраивал в течение 12 лет, – она в этом суде рухнула. Если бы суд присудил ему 1 фунт, но признал бы его честным, то эта стенограмма – его показания про режим Путина – стала бы историей. Березовский снова стал бы человеком, делающим историю. А так – все осталось, как было. Это было для него крушением 12-летней стратегии – вот что случилось на самом деле в августе 2012 года. А другой не было. И отсюда – депрессия…

И когда Путин после смерти Березовского рассказал, что в начале 2013 года он написал ему два покаянных письма с просьбой позволить вернуться в Россию, я в это верю. «Первое передал один из бывших партнеров Березовского по бизнесу, российский гражданин (Абрамович. – А.В.). Второе передал тоже его партнер по бизнесу, но из числа иностранных граждан», – сказал тогда президент. В январе 13-го с Борисом Абрамовичем сначала случайно, а потом снова, уже по инициативе самого Березовского встретился Владимир Жириновский. Насколько я знаю, он уговаривал Бориса вернуться в Россию, обещая заступничество и посредничество. И, может быть – это мои догадки, – у Березовского как у человека чрезвычайно творческого возникла конструкция новой стратегии – подорвать режим изнутри.

Я бы хотел обратить внимание, что власть об этом письме не упоминала вовсе в течение двух месяцев. Это означает, что оно, как это у них называется, «пошло в работу». Его же можно было взять и опубликовать через LifeNews, или «Известия» и смешать Бориса Абрамовича с грязью. Нет, власть – я имею в виду, конечно, лично Путина – не стала об этом говорить – и это означает, что она над этим думала. Путин взял тайм-аут на размышление, и поэтому мне кажется, что в день смерти Березовского самому Владимиру Владимировичу было не очень весело. Я не думаю, что он очень радовался, потому что он прошел с Березовским очень длинный путь, и, конечно, в его глазах Березовский был, безусловно, Мефистофелем. Я знаю, Путин очень часто об этом говорил. А тебя всегда меряют по величине твоих врагов. Если у тебя враг Мефистофель, то и сам ты фигура схожего масштаба. А если у тебя враг какой-то мелкий… Березовский был бесом, но не мелким бесом. Он был крупным политиком.

* * *

Березовского обычно представляют до безумия серьезным, но на самом деле он был очень живым, веселым человеком и делал все с разбойничьим присвистом и в собственное удовольствие. Можно вспомнить, например, как в 1999-м он избирался депутатом Госдумы от Карачаево-Черкесии. Здоровые мужики видят этого мелкого еврейчика, а он говорит: «Я буду вашим депутатом». Проходит полчаса, и они начинают кричать: «Любо, Борис, любо!» Как он это делал?!

Другая история. В октябре 2000 года, уже находясь в изгнании, Березовский специально остановился в отеле «Бристоль» в Париже, куда приехал Путин с официальным визитом. Я до этого года три не разговаривал с ним вообще, и тут он мне звонит, спрашивает: «Леша, Леша, ты где? А можешь сейчас прийти в ресторан отеля «Бристоль»?» Я прихожу, внизу стоит вся делегация – полсотни человек, во фраках, все готовятся идти через дорогу на прием к Жаку Шираку в Елисейский дворец. Спускается лифт, выходит Борис Абрамович Березовский в джинсах и курточке, изгнанник. Гордо фланирует и каждому говорит: «Здравствуйте». От него побежали, как пингвины бегут в мультфильме. Из-за колонн все выглядывали. Единственный несчастный Михаил Швыдкой, тогда министр культуры, который не понял, что случилось, застрял посреди зала. Боря обнял его, поцеловал. А на следующее утро он нанял девушек, и когда делегация спустилась на завтрак, за столами сидели девушки в бальных платьях. И вся делегация заказала завтрак в номера. Вот это был Березовский-изгнанник, который приехал троллить.

* * *

Я думаю, что Борис Березовский в каком-то смысле добился того, чего хотел, – он войдет в историю России. В учебники войдет избрание Ельцина; в учебники войдут Хасавюртовские соглашения; в учебники войдет избрание Путина. Это громадные, мощные пласты истории. Я понимаю, что это сделал не он один, но без него это было бы много тяжелее, а кое-что, возможно, если бы в Давосе они не собрались, без него и не произошло бы.

Со смертью Березовского ушла, конечно, не эпоха, но ушла некая ее специя, пряность, если мы вспомним привозимые в Средние века пряности из Индии. Вокруг Бориса Абрамовича было много мифов, он сам был мифотворцем, и те, кто его не знал, сейчас говорят о нем как о черте с рогами и хвостом.

Те же люди, которые с ним боролись на равных, от того, что лишились блистательного, изобретательнейшего импровизатора, наверное, испытывают чувство грусти. Березовский добавлял пряности, перцу в их жизнь, включая и Путина. Президент очень внимателен к людям и вполне понимал масштаб Бориса Абрамовича как своего противника. Лишиться даже такого мифологического противника, который не представлял уже угрозы, ему вряд ли пришлось по душе, ибо, как я уже говорил, наш вес в истории определяется весом наших врагов.

Возможно, наилучшим образом Березовского характеризует то, что по поводу его смерти даже его политические противники, с которыми я говорил, не позволили себе и толики злорадства. Достойное поведение политических противников Березовского – это ведь тоже свидетельствует о величине его фигуры. Повторю, что ваши размеры определяются размерами ваших врагов…

Спустя пять лет после гибели Бориса Березовского его могила в пригороде Лондона с простым деревянным крестом, установленным сразу после похорон, заросла травой. Семья, друзья, бывшие партнеры по бизнесу, люди, пришедшие к власти благодаря ему, – вы где?

«Дилетант»

Я историк, что называется, по происхождению: двадцать лет преподавал историю в школе. У меня коллекция исторических журналов на английском, литовском, польском, чешском, японском. Во Франции есть единственный журнал, который не переставал выходить даже во время немецкой оккупации, – Historia. И я вдруг увидел, что в России такого журнала нет, здесь к истории относятся со звериной серьезностью, а она должна быть как любой товар: привлекательна и цеплять.

За последнее время история превратилась в политику, в оружие. Но тем лучше для нас. «Дилетант», как и «Эхо», начинался как игрушка, а оказалось, что из него можно делать бизнес. Бумажный журнал для меня был вызовом. Когда мы его затеяли, я думал, что только сайт принесет мне деньги, а бумага будет вишенкой на сайте. Оказалось с точностью до наоборот. Бумага материальна, то есть реальна, надежна, бумажный тираж растет, каждый месяц мы наращиваем по одной-две тысячи экземпляров, сейчас у нас уже 60 тысяч. Когда будет 70, мы будем в плюсе. Журнал исторический, но аллюзии на современность в нем все же появляются. Когда был принят закон о запрете на усыновление, мы за три дня поменяли весь номер и сделали главной темой избиение Иродом младенцев. Параллели с современностью возникают постоянно. Мы можем даже не иметь этих параллелей в виду, когда что-то делаем. Скажем, Дмитрий Быков в каждый номер пишет эссе специально для нашего журнала о том или ином писателе. Например, про Бунина. И читатели нам пишут: «А-а, Бунин, «Окаянные дни», 1917 год, это специально, чтобы затоптать нашу революцию…» Мама родная, Быков вообще об этом не думал. Мы делали номер про крымских татар летом 2014 года, когда только произошли события в Крыму, и получили массу комментариев и с одной, и с другой стороны.

Я противник погони за событиями и датами, но когда люди смотрят телевизор и постоянно слышат там про крымских татар – надо делать номер про крымских татар. Журнал выходит 22-го числа каждого месяца, и 22 июня нельзя делать номер с главной темой не про войну, просто нельзя. И, конечно, мы должны откликаться на все благоглупости, которые вещают наши федеральные министры по поводу истории.

Я абсолютно не разделяю позицию господина Мединского о том, что вся история – это мифы. Если ты считаешь, что история не наука, ты уж, пожалуйста, откажись от звания доктора исторических наук. Будь писателем, фантазером, нашим Дюма. Ну на Дюма Мединский не тянет, конечно. Он даже на Пикуля не тянет.

Если господин Мединский говорит, что история – это не наука, а миф на мифе, то все разговоры о фальсификации истории можно вообще сворачивать. Какие могут быть претензии к фильму про Матильду Кшесинскую? Какие могут быть претензии к Виктору Суворову, который говорит, что Сталин сам готовил нападение на Третий рейх, а Гитлер его опередил? Какие претензии могут быть к кому бы то ни было? Если история не наука, то тогда всё – лишь художественный вымысел.

При этом, правда, Владимир Мединский считает, что наш официальный вымысел – это хороший вымысел. Значит, какие-то критерии у него все-таки есть. Но важно совсем не это, а то, что он, по сути, своим манифестом оправдал занятие фальсификацией истории. Для себя, конечно. Но раз оправдал для себя – значит, оправдал для всех. И теперь уже почти никому (кроме редких профессионалов – но кто их слушает?) нет дела до того, что один из трех (!) воздержавшихся (!!) при решении диссертационного совета Белгородского университета о том, что звание доктора исторических наук Мединскому надо оставить (точнее, одна была против, двое воздержались, а 19 проголосовали, что Мединского звания лишать не надо) – так вот, один из тех воздержавшихся, доктор исторических наук, в 2012 году разбирал диссертацию Мединского и подверг ее жесточайшей критике. Первое, что он написал: «Господин Мединский не знает разницу между историографией и источниковедением. Господин Мединский пользуется неточными переводами, потому что, вероятно, не обладает знаниями необходимых языков».

Как бы то ни было, господин Мединский своим манифестом показал: Министерство культуры поддерживает и распространяет фальсификацию истории, считает, что подобные фальсификации полезны. А это значит, что историю теперь смело можно заменять мифом, если это нужно государству (или если так посчитает какой-то ответственный чиновник).

Я думаю, что эта пена схлынет. Бывали такие периоды. Это же не история, это политика. Это называется ревизионизм в истории – была мода на такие вещи. У западных историков в 70-е годы был всплеск ревизионизма. Но как-то это прошло, потому что наука остается, а лженаука исчезает и занимает то место в истории, которое ей и положено. Вот был период, когда у нас товарищ Лысенко развивал мичуринскую агробиологию, рассказывал об этом, и наука биология – она была «лысенковской». Люди верили, снимали фильмы и получали груши с яблоками… Но прошло время – и оказалось, что это все вранье. И оно заняло место где-то там как лженаука, как трагический эпизод российской науки. Я очень рассчитываю, что писания министра культуры господина Мединского не окажут влияния на историческую науку.

Хотя мы видим практические результаты его подхода: закрываются архивы (поверьте мне как издателю журнала «Дилетант»), сокращаются возможности пользоваться архивами; архивисты начинают побаиваться. История с 28 панфиловцами единственная громко прозвучала в публичном пространстве, но таких историй очень много. И историки начинают побаиваться – происходит примерно то же, что и со штабами Навального. Собственно говоря, голосование в Белгородском университете – это страх: как же можно пойти против министра образования госпожи Васильевой, подружки господина Мединского… Ну вы чего? Как это министра лишить звания доктора исторических или каких-то иных наук?

Так уже было в нашей истории. Сегодня людей хотя бы не сажают, но при этом лишают работы, заведования архивом. Когда директор ГАРФа – Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко опубликовал на сайте архива документ, доказывающий, что подвиг 28 панфиловцев – выдумка журналистов, и эта публикация ужасно не понравилась Владимиру Мединскому, заслуженный историк был вынужден уйти со своей должности по собственному желанию. Читайте замечательный роман Владимира Дудинцева «Белые одежды». Там уже все было сказано, причем в высокохудожественной форме, про подобный мутный период борьбы Лысенковщины с настоящими учеными-биологами. И мы сейчас проходим ровно такой же этап, который теперь, к сожалению, ударил по ученым-историкам.

* * *

Десять лет назад, прямо перед войной с Грузией где-то в коридоре я поймал Путина и спросил: «Для вас самый приятный русский император – это какой?» Он говорит: «Пожалуй, Екатерина Вторая лучше, чем Петр Первый. Дела было больше, кровищи меньше». Я очень хочу взять у Путина и у Лукашенко интервью про их отношение к истории. «Во что вы верите?» – главный вопрос. В нашумевшем документальном фильме Стоуна генезис личности президента, его представлений о России не был вскрыт вообще. Мне кажется, если Путин начнет сравнивать эпохи, как он их представляет, пусть даже мифологически, мы узнаем о нем гораздо больше.

История сейчас превратилась в политику. И на исторические тексты реагируют, как на политические. «Как вы смеете! Не трогайте руками!» Два года назад на Конгрессе русскоязычной прессы разгорелся скандал из-за 28 панфиловцев. Я поддержал там директора ГАРФа Сергея Мироненко, который сказал: «Ребята, есть документы, что это все выдумано журналистами». И девушка из Казахстана (а полк, где были панфиловцы, в Казахстане формировался) закричала: «Как вы смеете!» И на все возражения Мироненко и мои о том, что «ну это же правда», она отвечала: «Не трогайте святое!» Для них в Казахстане это всегда было фактом, а когда мы говорим, что на самом деле все было не так, мы разрушаем их мир.

Иногда хочется спросить себя: зачем его разрушать? Жили себе люди в незнании и пусть бы жили. Я сам верил в 28 панфиловцев, стоял в пионерском салюте. Болезненно разрушать легенду. Но должна быть и правда. Мединский, Тихон Шевкунов – они знают правду. Но они лгут. Для них деконструкция исторического мифа является преступлением против государства, против власти. Но нежелание выходить за рамки мифа, необразованность множит неправильное восприятие, неправильные решения. Ни на какие вопросы история ответа не дает, но когда тебе начинают «впаривать», пересказывать мифологию, особенно из фильмов… Причем люди совершенно серьезные! Ты разводишь руками: «Да это не так!» – «Да как не так, я сам это в кино видел!»

Список мифов, которые в России нельзя трогать, расширяется без конца. Сейчас нам объясняют, что святыми являются символы Победы, включая Георгиевскую ленту и триколор, под которым в войну шли власовцы. По реакции читателей и чиновников можно составить список вопросов, болезненных для нашего общества. В 2017 году, конечно, сильно «болела» тема Октябрьской революции. Власть нащупывала, как о ней рассказывать, потому что тема до сих пор очень чувствительная, болезненная.

Поскольку политики у нас нет, у нас все обращено на Великую Отечественную. Вот мы выиграли Великую Отечественную. Я говорю: «Ребята, а Украина?» Большинство командующих фронтами в 1945 году родом с Украины. Она тоже может говорить, что выиграла Великую Отечественную. А Белоруссия? Я встречался недавно с Лукашенко и сказал: «Я понимаю, что у вас погиб каждый четвертый». Он говорит: «Каждый третий, Алексей». Представляете, что такое треть населения? Может, Белоруссия выиграла? Такое деление Победы как политическое оружие в межгосударственных отношениях отвратительно и безобразно. Мы обязательно сделаем номер про интернациональность Победы.

Кроме войны, очень болезненную реакцию вызывает начало истории. Во всех национальных государствах. Недавно я был в Белоруссии, и Лукашенко мне говорит: «Езжай в Полоцк, там начиналось наше государство, оттуда Рогнеда Полоцкая, которую вы насиловали». Ну, вообще-то, не мы, а князь Киевский, да и в IX–X веках мораль была иной, люди вели себя нехорошо в те времена. Как не изнасиловать пленницу? Как не разграбить захваченный город? Свои бунтуют, дружине платить надо. Дружины-то наемные, викинги. И вот из этих людей теперь лепят своих Всеславов, свою Анну Киевскую, Рогнеду Полоцкую… У нас также из викинга слепили святого Владимира.

И вот приезжаю в Полоцк, а там стоит памятник, понятно, мифологический, Всеславу Чародею, князю Полоцкому, который поставили в 2007 году на деньги граждан. Кто из нас знает Всеслава Полоцкого? Он боролся с Киевом, несколько месяцев был Киевским князем. А для Белоруссии это мощная фигура. Прихожу в музей в Софийском соборе в Полоцке, директор показывает в подвале первую кладку собора: «Девятый век, где была Москва в девятом веке? А к нам уже арабские купцы приезжали». Они там этим гордятся. Я смотрю на них и думаю: какие они счастливые, что так этим горят.

Все молодые государства создают свои национальные истории. И в Средней Азии, и на Украине, и в Молдове, и в Белоруссии ищут своих национальных героев. Но такой исторический энтузиазм возникает в том числе из-за болезненности этих тем. Так что мне из-за журнала чаще «прилетает», чем из-за «Эха». Все время угрожают статьями Уголовного кодекса. У нас была история, когда приглашенный историк сказал в эфире, что книга мемуаров генерала Серова поддельная. Внучка Серова и публикатор Александр Хинштейн (тогда депутат) подали на нас в суд. При подготовке к заседанию я сказал юристам: если внучка палача будет в суде, надо позвать свидетелем внука репрессированного. Наши юристы смотрят нехорошо, говорят: «Кого вы имеете в виду?» – «Рамзана Кадырова». Потому что дед Кадырова был депортирован как чеченец за подписью Ивана Серова. С тем, что Рамзан Ахматович говорит по поводу выселения чеченцев, я абсолютно солидарен, это был геноцид.

На нас подавал в суд Джугашвили – «внук Сталина». У нас не было адвоката, на исторические процессы я хожу без адвоката, это же не юридический процесс, а клоунада. Но по российским законам в суд «о защите чести и достоинства» может подать только родственник. Например, я не могу подать в суд, если я оскорблюсь за товарища Дзержинского, он мне не родственник. Внук Сталина подал в суд, и нашу защиту я построил следующим образом: мы не знаем, что он действительно внук, поэтому давайте проведем эксгумацию Сталина, возьмем его ДНК и сравним. Если он действительно внук, тогда да – суд, а если нет, то он просто «ненадлежащий истец». Районный суд, извините – Басманный, судья даже опешил: «Как?» У меня – бумага, юристы составили, все как надо. Естественно, пока я сидел в зале, все агентства подхватили тему. Еду в машине, звонок. Звонят, как принято говорить, «из застенка». «Ты что, с ума сошел – какая эксгумация Сталина?!» Говорю: «А вам-то что? Вы же путинские, а это – Сталин, какая вам разница? Вопрос исторический, важно узнать…» – «Мы не дадим выкопать Сталина!» – «Почему?» Далее человек, который обладает максимальной информацией, вещает: «А если ЕГО ТАМ НЕТ?!»

Вообще, истории с ДНК-тестами очень смешные. Гробницу Александра I в императорской усыпальнице Петропавловского собора вскрывали два раза. Один раз при Александре III, а другой раз – при советской власти. И мы не знаем, что там! Не осталось никакой документации. В царское время при вскрытии присутствовали сенаторы, даже министр внутренних дел, но ничего не указано о том, похоронен ли там император. Может быть, Александр действительно ушел в народ под видом старца Федора Кузьмича… Это безумно интересно. В одном из номеров мы опубликовали историю человека, который выдавал себя за сына казненных Великой Французской революцией Людовика XVI и Марии-Антуанетты, спасшегося Людовика XVII. В XIX веке он ходил по Европе, появлялся при разных дворах, его все считали самозванцем, но деньги на всякий случай давали – «А вдруг действительно спасся?». Во всех исторических работах сказано, что он – самозванец. Он похоронен в Нидерландах под другой фамилией, хотя на кладбищенской ограде бурбонские лилии. Все бы ничего, но наука по пряди волос установила, что он действительно Бурбон. Этот «самозванец» на самом деле принадлежал к династии Бурбонов!

Часто скандалы вызывают обложки «Дилетанта». Например, мы поместили на обложку кадр из «Семнадцати мгновений весны» со Штирлицем. У штандартенфюрера на рукаве была свастика, и наши юристы сказали: «Свастику ни в коем случае нельзя». Я говорю: «Как нельзя? Это же кадр из фильма». «Нет, – сказали зверино серьезные юристы, – нельзя». Тогда мы решили всех потроллить: взяли этот кадр, как дети, красным фломастером закрасили свастику, а на стене позади Штирлица написали: «Гитлер капут!» Просто кадр из фильма не запомнился бы, но именно этот номер журнала продавался лучше других.

В ближайших планах мы хотим сделать номера про историю связи от костров и зеркального телеграфа до шифровальных машин, криптографии и «Энигмы», про армянский геноцид, про Распутина, о Ромео и Джульетте, о том, как эта история могла бы случиться, если бы она была на самом деле.

* * *

Нынешняя власть эксплуатирует победу в Великой Отечественной войне так же, как спартанцы эксплуатировали победу в битве при Фермопилах. Главное, чтобы в ходе этого оставалось чувство истории. В 2011 году появилась совершенно фантастическая акция «Бессмертный полк». Ее придумали ребята с томского телеканала «ТВ-2», который закрыли три года назад. На эту акцию выходят люди с фотографиями своих воевавших отцов, дедов и прадедов. Нет ни одного партийного флага и оратора. Получилось так, что изнутри этой эксплуатации возникла история каждой семьи. И пусть мой сын тоже помнит, что оба его прадеда имели пять орденов Боевого Красного Знамени. Мне кажется, это гораздо важнее того фальшивого культа, который создают вокруг Великой Отечественной.

В советские годы тоже был культ Великой Отечественной войны. А любой культ – это вранье. И чем больше документов по ВОВ ты читаешь, тем больше узнаешь, как было на самом деле. Я рассказываю своему сыну об этом, как когда-то рассказывал своим ученикам. Культ победы в ВОВ становится таким слащавым. Опять, как в известные годы, один боец 500 тысяч немцев положил. Но это же все понимают постепенно, и начинаются усмешки. Сначала приходит гордость, затем разочарование. Это очень важно – говорить правду, а не выставлять все только в бронзе и звуках фанфар.

* * *

В контексте понимания того, как современная российская власть относится к нашей истории, очень важным мне представляется интервью директора ФСБ Бортникова по случаю дня чекиста и 100-летия его организации, данное им в ноябре 2017 года «Российской газете». В нем прозвучало несколько очень тревожных слов по поводу сталинских репрессий. Тревожных тем, что директор ФСБ видит в них некий рациональный момент и хотя бы частично, но оправдывает «чистки». Если посмотреть внимательно на это интервью, как именно оно сделано, то любому, знакомому с журналистской работой, становится совершенно очевидно, что его вычитывали и готовили, скорее всего, целой аналитической группой, а не один Александр Васильевич Бортников наговорил эти мысли на диктофон главному редактору «Российской газеты». Это – коллективное интервью, хотя и за подписью только директора службы. Очень интересно, что в этом тексте слово «Ведомство» написано с большой буквы. Бортников не сказал «служба», он сказал «Ведомство». Поэтому это интервью – письменное.

По самому тексту интервью можно задать множество вопросов. Так, в нем говорится, что по спискам НКВД с 1921 по 1953 год расстреляли 643 тысячи человек. Например, два десятка тысяч поляков, расстрелянных в Катыни, входят в это число? Бортников говорит о 22,5 тысячи расстрелянных чекистов, что абсолютная правда. Тогда, может быть, все 643 тысячи разложим по полочкам? Если это сделать, то станет очевидно, что основная масса расстрелянных – это обычные люди, не занимавшие высоких государственных или партийных постов. А люди, которые просто погибли в ГУЛАГе, когда давали «10 лет без права переписки», что равнозначно расстрелу? Вот Мандельштам, как известно, не был расстрелян, но умер на пересылке в возрасте 47 лет.

Цифра в 643 тысячи, конечно, лукавая, еще и потому, что – внимание, что написано в статье! – «было приговорено к». Не «было расстреляно» а «было приговорено к». И выясняется, что речь, оказывается, идет о тех приговорах, которые выносили органы ВЧК-ОГПУ-НКВД. Ведь они передавали еще массу дел в военные трибуналы, и это не учтено, в областные суды, которые приговаривали к высшей мере, и это не учтено. Но еще хуже обстоит дело с высланными, потому что Бортников говорит о том, что за эти годы была выслана 751 тысяча человек. Но я должен сказать, что в ГПУ был спецотдел по спецпереселенцам, то есть по высланным. Обращаю внимание читателей на слово «переселенец», а не «высланный». Так вот, этот спецотдел – он-то справочки все вел, потому что это была бухгалтерия. Есть абсолютно подробные справки за 1930–1933 годы – это период раскулачивания. И вот по справкам спецотдела ОГПУ был переселен 1 миллион 803 тысячи человек. Это уже не 751 тысяча, это уже в два с половиной раза больше. Но мне скажут, что это же были переселенцы. Но мы-то знаем, как их переселяли. А вот 10 народов, которые были высланы, депортированы? Мне скажут, что это же не высланы – депортированы, они должны проходить по другой категории. Но тем не менее чеченцев и ингушей – только два народа из 10 высланных, которые полностью были переселены, – их было 450 тысяч. Я беру минимальные оценки, справки, подписанные товарищем Серовым, после смерти Сталина, уже при Берии. Всего выселенных народов было 1 миллион 3 тысячи. Я уж не говорю про людей, которые были высланы из Прибалтики – порядка 150 тысяч человек.