Текст книги "Смоленская Русь. Экспансия"

– Думаешь, княж сам действует или по чьему-то наущению? – Владимир Андреич придал своему лицу озабоченное выражение.

– Мнится мне, что сам измысливает. Я с Владимиром не раз встречался, беседовал, дюжего ума сей отрок, да и бояре сходное доносят.

– Тогда надо немедля упокоивать Изяслава Мстиславича да скидывать со Смоленска его сына! Иначе ещё год-два, Владимир войдёт в такую силу, что всем нам несдобровать.

– Этот княж может ещё и на великокняжеский стол Киевский усесться, унаследовав его от Изяслава, с него станется! – поддержал почин Ростислав Мстиславич.

– Встречался я намедни с гонцом от владимиро-суздальских князей, сам знаешь, у меня жена оттуда родом. Так вот, сказано мне в послании было, что если мы с тобой сговоримся скинуть со Смоленска княжа, то мне для такого дела выделят суздальские князья сотню справных дружинников на конях!

– О-о-о! – воодушевлённо застонал от удовольствия Ростислав Мстиславич и тут же опомнился, спросил: – А как же Изяслав Мстиславич? А ну как они сговорятся с черниговцем да по мне вдарят?

– Изяслав Мстиславич вскоре помрёт. Слишком многим он перешёл дорогу, слишком много они со своим сыном власти на Руси взяли!

– Опасаются Юрьевичи, что Киев и Смоленск под одним князем будут? – понимающе улыбнулся дорогобужец.

– И это тоже! – ответил Владимир Андреич. – Ещё суздальские князья боятся, особенно Ярослав Всеволодич, того дела, что многие новгородцы проявляют интерес к торговым и производственным товариществам Владимира. Даже некоторые новгородские бояре желают княжа к себе пригласить, но большинство господ опасаются с ним связываться. С таким князем-прохвостом легче лёгкого власти лишиться. Сам говоришь, что умён и хитёр Владимир не по годам. Ещё раз повторяю если сейчас его с отцом не скинем, вовек на Смоленский стол по праву княжить не сядем. Кроме удела твоим потомкам ничего уж светить не будет, если ты свою очередь княжения на Смоленском великом престоле пропустишь.

– Не уговаривай меня, Владимир Андреич, я сам кого хошь уболтаю! – ухмыльнулся Ростислав Мстиславич. – Скажи лучше, это точно, что Изяслав Мстиславич вскоре преставится? И когда это случится? – спросил дорогобужец, мигом посерьёзнев.

– Точно! Кому надо с кем надо уже сговорились, подробностей не знаю. Через седмицу-две будь готов выступать! – прошептал вяземский князь.

– А брат Всеволод Мстиславич, из Кричева, как мыслишь, не выползет ли зариться на Смоленск?

– Не думаю. С этим пентюхом ты, ежели что, сговоришься быстро, по-плохому ли, по-хорошему ли – тебе решать!

Князья опять отпили медовухи, вяземский князь спросил:

– Ну, так что, давай сочтём наше воинство. Хватает ли сил супротив княжа?

– Давай! У меня сотня конных, две сотни кнехтов дадут немецкие купцы…

– Немцы точно к сроку в Смоленск подоспеют? – прервал подсчёты дорогобужца Владимир Андреич.

– Как раз недавно торговый сезон морской открылся, вот немцы до Смоленска, как обычно, и спустятся за товарами вместе с корабельной охраной…

– А ты что в ответ им обещал?

– Обещали они мне подсобить бесплатно власть взять, если я потом позволю им пограбить алхимические мастерские княжа. А мне что – не жалко! – И перешёл к дальнейшему подсчёту. – Ты сотню суздальцев обещаешь…

– И свою сотню тоже. Под моим началом будут две сотни конницы действовать! – сказал Владимир Андреич, величаво махнув рукой.

– В таком разе объединённых сил хватит, – уверенно произнёс Ростислав Мстиславич.

– Наверное, – с сомнением в голосе ответил Владимир Андреич, – особенно, если его пешцы во время нашего выступления будут в Гнёздове.

– После нашего с княжем последнего разговора в марте месяце он в Заднепровье подтянул три сотни пешцев, ещё сотню в Свирском детинце на левом берегу Днепра держит. Если неожиданно нападём – вмиг сомнём этих лапотников. К тому же, мыслю я, без княжа оставшиеся не у дел гнёздовские полки не выступят. Тем более один из полков на его галерах седмицу назад отплыл в Киев.

– Зря ты княжа насторожил своими речами, – попрекнул вяземский князь Ростислава Мстиславича.

– Сам знаю. Но кто ведал, что помощь мне предложишь ты со своим дедом, суздальские князья да купцы немецкие. Ночами я тайно буду проводить на своё смоленское подворье своих и твоих дружинников. Немцы из Пятницкого конца ударят, там их торговое подворье.

– Я смотрю, ты уже всё просчитал, – с улыбкой заметил Владимир Андреич.

Ростислав Мстиславич польщённо склонил голову и поднял кубок с медовухой. Князья опорожнили кубки, закусили.

– С пешцами ясно. А как себя бояре смоленские поведут? – спросил Владимир Андреич.

Ростислав Мстиславич ответил не задумываясь:

– Около трети смоленских бояр не шибко довольны княжем. Слишком он с чернью близко сошёлся, в военном деле отодвигает бояр на задворки, вооружает и облачает своих пешцев, к боярам уважения ни на грош не имеет. Думаю, если город с ходу возьмём, то уже половина бояр нас поддержат. Выступят они не в одиночку, а со своей боярской служней и отроками, а это полтысячи конников. Поперёк горла им княж со своим отцом, который ему во всех его начинаниях потакает.

– А с горожанами, что за Владимира стоят, что думаешь делать?

– Разгоним чернь, руки у них коротки супротив нас воевать!

– Опасаюсь я пехотных полков, коими руководят и учат ратному делу дружинники Изяслава… – с сомнением в голосе протянул Владимир Андреич.

– Сам подумай, – раздухарился Ростислав Мстиславич, – если князь Изяслав Мстиславич погибнет в Киеве, значит, там же, в Киеве, останется пока и большая часть княжеской дружины. Поэтому, пока дружина из Киева не вернулась, напасть на княжа самое время! А как мы прихлопнем княжа, то что тогда? Что смогут сделать нам поддерживавшие Владимира бояре, его гнёздовские пехотные полки? Ничего! Изяслав и его сынок уже будут мертвецами, из земли их не поднимешь! Пешные воеводы, что ли, стол смоленский займут? Не смеши, брате, мои пятки!

– На словах вроде ладно всё выходит, – глубокомысленно изрёк Владимир Андреич.

– Попомни, брате, мои слова, может, кто из его бывших дружинников ещё на службу ко мне попросится! Вот увидишь, так и будет!

И оба князя задорно и громко рассмеялись.

Заговор разрастался не по дням, а по часам. Пивов с немцами, к удовлетворению Ростислава Мстиславича, действовали быстро и решительно. В городе вторгшиеся войска обещались поддержать своими дружинными отрядами перекупленные немцами завистливые бояре и купцы, не входящие ни в Думу, ни в паевые предприятия князя. Предатели истово желали все доходные предприятия отобрать у их владельцев и заново переделить между собой. Вторая половина весны обещала быть жаркой…

Глава 4

Боярин Пивов не в первый раз в своих смоленских хоромах встречался с тайным посланником дорогобужского князя.

– Будь готов, Ян Васильевич, открыть нашему князю ворота Пятницкой башни через восемь дней. В город войдут дорогобужская, вяземская и суздальская дружины. А ты, Ян Васильевич, с остальными сведущими о нашем деле боярами и купцами этот прорыв изнутри города поддержишь. Новгородцы вместе с кнехтами в это же время пойдут на приступ Свирского дворца. Запомни добре, мы выступаем за полночь, в следующее воскресенье, спустя ровно через седмицу после Пасхи! Кого надо, сам упреди о сроке.

– Слава те, Господи! – Боярин привстал и перекрестился на висевшую в углу икону. – Как гляну на Владимира, так воротит меня с души. С чернью держится как последний людин. С резоимцами спутался, многие купцы смоленские у него теперь в долгах как в шелках! Я и сам, признаться, намедни денег в РостДоме княжа занял, отдавать-то хоть не придётся, – разлился соловьём сразу повеселевший боярин.

– Княж-то ни о чём не догадывается?

– Не-а, через два дня готовит к отплытию в Киев свои чёрные корыта с тысячей пешцев.

Боярин был донельзя доволен. Владимир считает себя умнее всех, а сам скоро угодит в расставленные на него, не без участия Яна, силки. Воистину, думал боярин, жадность – смертный грех, вот она и сгубит смоленского наместника!

– А что владыка смоленский, думцы княжа?

– Пока всё тихо. Готовые нас поддержать бояре и купцы, слава те, Господи, держат языки за зубами.

– Оно и немудрено, в случае успеха такой куш им отвалится! А Алексий что?

– Епископ ничего не знает, да ежели что вынюхает, то смолчит. Он, думаю, за здравие Ростислава Мстиславича ещё и свечу поставит, и помолится, только бы тот отсюда княжа изжил да часть его добра церкви передал.

– Ха, наверное! Ну и ладушки, боярин, коли так. До скорой встречи, Ян Васильевич!

– Передавай мой поклон нашему князю Ростиславу Мстиславичу, – осклабился в улыбке боярин.

* * *

Неожиданно для себя я вдруг проснулся, точнее, был разбужен непонятными звуками. Внизу, из гридницы, доносился какой-то странный и непривычный шум – звон мечей и крики боли. Встряхнул головой, постарался отогнать непонятное наваждение, но оно не развеивалось. Отвратительные комки страха, зародившиеся в моей груди, начинали быстро разрастаться.

Всё говорило о том, что внизу шёл бой. Вдруг до меня донёсся призыв, чей-то незнакомый голос громко проорал:

– Сдавайтесь, честные вои! Того, кому вы присягали, уже нет в живых! Помер в Киеве Изяслав Мстиславич, теперь смоленским князем будет его законный наследник – брат Ростислав Мстиславич! Не дуркуйте, бросайте оружие!

Звон мечей стих на несколько мгновений, потом опять возобновился. За несколько секунд я при помощи топора вынул из стены оконце. Этот «запасный выход» был мной уже давно примечен и планировался быть использованным для подобных случаев, если вдруг потребуется экстренно эвакуироваться. Пролезть в это окно из-за его весьма скромных габаритов здоровому мужику, да ещё в доспехах, было бы весьма затруднительно, в отличие от подростка.

Спрыгнув со второго этажа вниз и приземлившись на мягкую землю, я прислушался к собственным ощущениям. Слава богу, ничего не ушиб и не сломал! Отовсюду доносились чужие, незнакомые мне боевые кличи – кричали что-то про Дорогобуж, замешанные на женском визге и собачьем лае взахлёб. Значит, без Ростислава Мстиславича начавшаяся мясорубка не обошлась. Мне этот княжий субъект давно не нравился, и никакого доверия его слова не вызывали.

Слегка содрогаясь от озноба, вызванного нервным перенапряжением и холодным ночным воздухом, я побежал к хлеву.

– Миро, вон того холопа подстрели! – донесся до моих ушей чей-то грубый и опьянённый кровью голос.

И сразу вокруг себя я услышал жужжание стрел и удары тетивы о наручи. Прямолинейный бег я сменил на змейку. Если бы не ночь и не мой тёмный тренировочный поддоспешник, меня бы нашпиговали стрелами, как ежа.

Забравшись на крышу конюшни, я перелез оттуда на крепостную стену. Всё это мне удалось проделать, благодаря выбросу адреналина в кровь, меньше чем за минуту. Ни о чём не думая, спрыгнул со стены в темнеющий зев рва, при этом чудом себе ничего не сломав. Но самое главное, я сумел выбраться за пределы детинца, превратившегося в западню. Сверху, на стене, послышались голоса. Тут же упал на брюхо, вжавшись в тень от холма. Неподвижным чёрным пятном, казалось, я провалялся целую вечность. Голоса, удаляясь, постепенно смолкли, и я пополз к ближайшим дворам.

Жителей посада нигде не было видно, все они попрятались по домам. Только лишь заливались тревожным лаем дворовые собаки. Спустившись чуть в стороне от речной пристани, я заметил там чужие лодьи и два десятка вооружённых людей. А с противоположного берега явственно доносился звон оружия и прочие звуки боя. Разглядеть хоть что-то было невозможно. Небо на востоке было по-прежнему тёмным. Походило на то, что неприятели пытаются штурмом взять Ильинский конец. Переправляться на тот берег сейчас было бы большой глупостью, можно было запросто угодить из огня да в полымя. Срочно надо было двигать в Гнёздово, к своим полкам.

Словно вор, я долго крался вдоль высокого, обрывистого берега. Внизу шелестящие чёрные воды Днепра поблескивали тусклым лунным светом. Тут мне в очередной раз за сегодняшнюю ночь повезло. Не пройдя и семи сотен метров, я заметил тропу, спускающуюся к берегу. Следуя какому-то наитию, пошёл по тропе и увидел привязанную к дереву, мерно колышущуюся на воде рыбацкую лодку-однодревку. Это для меня в данных чрезвычайных обстоятельствах был поистине царский подарок. Управляться такими судёнышками я вполне себе мог, мне не раз доводилось на них рыбачить. Теперь, сплавляясь по стремнине вниз по течению, добраться до Гнёздова было лишь делом времени…

Добрался до Гнёздовской крепости, когда первые лучи восходящего солнца начали несмело заливать багряным светом горизонт на востоке. Нетерпеливо постучал ногой в закрытые на ночь створы ворот.

– Кого там черти носят? – донесся недовольный голос с парапета надвратной башни.

Воротные стражники меня сразу не узнали, что, в общем-то, неудивительно. Выглядел я весьма колоритно – весь мокрый, перепачканный с ног до головы грязью, в порванном тегиляе на голом теле.

– Глаза разуй, олух! Или ты своего князя не узнаёшь?

В это время один из воротников внизу приоткрыл смотровое оконце, недоверчиво разглядывая прибывшего чумазого субъекта.

– Это Владимир Изяславич! – сделал он ошеломляющее открытие, повнимательней вглядевшись в моё лицо.

– Что? – удивлённо спросили наверху.

– Говорю тебе, взводный, князь это!

Комвзвода не поверил на слово, сам спустился вниз. В смотровой щели появилась новая пара глаз, настороженно меня рассматривающих.

– Ох-ё!! – воскликнул взводный за воротами. – Это князь!! Отворяйте живей ворота!

Загремели засовы, одна из створок приглашающе распахнулась.

Три десятка вооружённых пехотинцев настороженно вытаращились на меня, не веря своим глазам.

– Закрывайте ворота! Срочно полковников сюда!

Вскоре появилась кавалькада конников. Клоч и Бронислав синхронно соскочили со своих коней.

– Ты ли это, княже?! – удивился Бронислав.

– Что с тобой случилось, Владимир Изяславич? – мигом посмурнел Клоч.

Не тратя попусту время на эмоции, сразу перевёл разговор в деловое русло, начав раздавать приказы.

– В Киеве, возможно, убили моего отца, великого князя Изяслава Мстиславича! В Смоленске бунт! – Грозным взором я обвёл сразу посуровевшие от этих известий лица своих воевод. – Мой стрый Ростислав Мстиславич вторгся в Смоленск. В Свирском тереме был бой, много наших пехотинцев из двадцать шестой роты девятого батальона Твердилы сложили там свои головы. Может быть, и сам комбат погиб, не знаю. Поэтому поднимайте всех командиров, изготавливайте свои полки к бою. Командиров от замка и выше сразу собирайте в моём тереме. Дело нам ратное предстоит, завтра поутру выступаем!

– Слушаюсь, княже!

– Будет сделано!

– Да… и ещё! – я стукнул себе рукой по лбу, вспомнив об одном типе. – Найдите немедля управляющего ОВС Тырия и посадите его в поруб! И советника отдела разведки и контрразведки поместите туда же!

– Будет исполнено!

Этот недоумок прошляпил такой заговор, имея в своём Управлении профильный отдел, специально под такие дела заточенный. Оставлять без последствий этот их провал я не собирался.

У находящегося при Брониславе «адъютанта» Вторижа тут же реквизировал его коня и вихрем помчался в свой терем. Встречающиеся на пути пехотинцы сначала удивлённо пялились на меня, потом, следуя вбитым в подкорку рефлексам, замирали по стойке смирно и отдавали честь.

Подъезжая к терему, я услышал тревожный перезвон колокольного набата, исходящий из башен. Таким сигналом в крепости войска поднимали по боевой тревоге.

Теремные ворота были распахнуты, на улицу стала торопливо высыпать сонная челядь, испуганно вопрошая друг друга, что случилось. Опознав в запыленном и грязном всаднике князя, они воззрились на меня, словно на привидение. Приметив среди слуг своего гнёздовского тиуна Петра, тут же подозвал его к себе.

– Княже? – узнав меня, он низко поклонился. – Что здесь творится, никак пожар?

– Нет! Войска собираю для дела! В бане вода наношена?

– Поди, малость водицы осталось, чичас прикажу ещё наносить. Быстро стопим баньку… – завёлся с полуоборота Пётр.

– Не надо ничего топить, – поумерил я его трудовую активность. – Я лишь обмоюсь и переоденусь в чистое. Не забудь доспехи мне подготовить! – напоследок крикнул я в быстро удаляющуюся спину.

Понимаю, что сейчас не самое подходящее время чистить пёрышки, но очень уж хотелось смыть с себя грязь и переодеться. Помыл испачканное лицо, натянул на себя новый поддоспешник. В дверях бани появился челядинник.

– Княже, там дружинники во дворе тебя ждут!

По-быстрому, при помощи слуг напялив на себя доспех, я вышел из бани.

Командиры стояли нестройной гурьбой, активно и громко при этом галдя, как на торге, обсуждая последние известия. Но в то же время все они были в доспехах и при оружии. При моём появлении гвалт голосов стих, все подтянулись, а их взоры скрестились на моей персоне.

Из передних рядов вперёд вырвался мой пестун Перемога и громко прокричал, размахивая при этом саблей:

– Веди нас в бой, князь! Мы все присягали на верность твоему отцу, теперь настал черёд служить тебе! – И, поднабрав в лёгкие побольше воздуха, что есть силы он прокричал: – Слава нашему князю Владимиру Изяславичу!!

И воины дружно, хором грянули:

– Слава!!

Дождавшись, когда стихнут раскаты их луженых глоток, я взволнованно произнёс:

– Спасибо вам, други мои, за верную службу! Сейчас не время говорить, но время действовать! Поэтому собирайте и готовьте к бою вверенные вам подразделения, утром мы должны выступить на Смоленск!

Если раньше лишь крепость и княжеский терем напоминали разворошённый муравейник, то сейчас проснулось и засуетилось всё Гнёздово. Его жители, во главе со своим посадником Гаврилом Хотеславичем, самостоятельно, без моего ведома, сформировали сотни и изъявили желание отправиться в поход вместе с моими полками. Обижать отказом я их не стал, хотя они мне, в общем-то, и не требовались, особенно в свете прибытия в наш стан некоторых бояр и купцов со своими личными дружинами.

Разрозненные боярско-купеческие отряды, вырвавшиеся из Смоленска, приходили в Гнёздово в течение всех суток. И к утру следующего дня их набралось четыре сотни конников. Основная же масса смоленских бояр заняла выжидательную позицию, не присоединившись ни к одной из противоборствующих сторон, слиняв по-тихому в свои вотчинные сёла. Нет сомнений, что они дожидаются победителя, кто бы ни одержал верх в этой схватке за власть.

После обеда, пока я приводил себя в порядок в бане, с улицы раздались громкие крики, тревожно залаяли собаки. Несмотря на то что я был полуголым, сразу рванул на выход и в дверях чуть лоб в лоб не столкнулся с десятником охраны.

– Княже! – Он был так возбуждён, что напрочь позабыл о всякой субординации. – Галеры наши вернулись!!

Я выдохнул с облегчением, испытав ни с чем несравнимое удовольствие. Об этом своём полке я переживал больше всего. По-быстрому напялив на себя кафтан, я вскочил на тут же подведённого коня, и мы помчался на пристань.

И действительно, к гнёздовскому причалу швартовались мои галеры, появившиеся здесь так неожиданно, словно по волшебству! С первой флагманской галеры слышался отборный мат Анфима, или, как там это «творчество» потом будет называться, «боцманские морские загибы», что ли?

Все пять моих красавиц возвратились в родную гавань, откомандированные всего шесть дней назад в Киев! Они вмещали в себя, без одной роты, дежурившей прошлой ночью в Свирском дворце, весь третий Смоленский полк в полном составе под командованием Малка.

Десятник Станила вместе с тремя гриднями, его сопровождающими, усевшись на лавку и ёрзая на ней, словно на раскалённой сковороде, долго мялся, не решаясь начать разговор. Командиры в звании от комбата и выше, в том числе и новые, только что прибывшие с Анфимом, сидели насупившись, с мрачными донельзя лицами.

– Прости, Владимир Изяславич, – наконец гридень решился, – не сберегли мы князя…

В гриднице стихли все шевеления, воцарилось полное молчание. Не проронив ни слова, я встал, налил себе рюмку водки и залпом выпил. Всё так же молча походил взад-вперёд по гриднице, успокаиваясь, потом уселся обратно на своё место. Князя было очень жаль! За два года я даже успел с ним как-то сродниться.

– Рассказывай… – я обессиленно откинулся спиной к стене.

Станила горестно вздохнул и начал говорить:

– Поехал Изяслав Мстиславич в Треполь с сотней Фёдора. Местные бояре, не знаю, за каким лядом, его туда позвали. У городка Тумащ на отряд князя в больших силах напали чёрные клобуки во главе с самим Владимиром Рюриковичем. Всю сотню порубили степняки вместе с князем! Моему десятку гридней ещё в начале боя сам князь приказал идти на прорыв, дабы упредить Злыдаря с оставшейся в Киеве дружиной. Узрев в засаде самого Владимира Рюриковича, Изяслав Мстиславич сразу понял, что живым ему из этого капкана не вырваться. Повелел он мне передать Злыдарю, чтобы тот срочно с двумя сотнями дружины уходил из Киева прямо в Смоленск, к тебе на службу, Владимир Изяславич. Вспомнил князь и про твою судовую рать, повелел её перехватить на Днепре, упредить и развернуть назад.

Гридень замолчал.

– Дальше!

– Из десятка только мы вчетвером смогли прорваться через заслоны степняков. И то клобуки в наш загривок не вцепились мертвой хваткой только потому, что им был нужен князь. Поэтому мы кое-как сумели от них ускакать и донести весть до воеводы. Злыдарь последнюю волю твоего родителя сполнил! Дружина идёт к тебе, Владимир Изяславич, самым коротким путём по берегу Сожи и сейчас, верно, Гомий прошла. Но ещё седмицу, мыслю, до Смоленска им скакать придётся.

– Ходят слухи, – счёл нужным вставить кормчий Анфим, когда Станила снова замолк, – что выкупиться из половецкого плена Владимиру Рюриковичу помог переяславль-залесский, а с недавних пор ещё и новгородский князь Ярослав Всеволодич. Освободившись, Владимир Рюрикович сумел быстро сговориться со своими служивыми степняками, вот и… – недоговорив, Анфим замолчал.

А я вспомнил, что действительно были такие полукочевые чёрные клобуки, торки и даже отдельные рода половцев, являвшиеся давними союзниками киевских князей, несшие службу на границе со степью.

Ярослав же Всеволодич, являющийся отцом ныне живущего Александра, будущего Невского, моего, кстати говоря, ровесника, похоже, решил сыграть на опережение. Во-первых, не допустить мощного союза Киева и Смоленска, плюс Чернигова, князь которого, вокняжившись в Галиче, теперь, вполне вероятно, мог бы перенести своё внимание на Рязань, сейчас во многом подконтрольную суздальским князьям. А во-вторых, в самом Новгороде уже успела образоваться пока ещё малочисленная боярско-купеческая партия моих сторонников, но их число год от года росло, что в перспективе тоже было весьма опасно для новгородского князя.

– Но Котян каков подлец! Пусть и за большую деньгу, но выпустил-таки на волю Владимира Рюриковича, – с леденящей злостью в голосе заговорил Перемога. – Не думаю, княже, что Котян с твоим отцом о подобном сговаривались.

– Да! – подтвердил Станила. – Владимир Рюрикович должен был у половцев не меньше года в полоне просидеть, об этом мне Злыдарь сказывал.

– Понятно! Придёт Злыдарь, тогда и выспросим у него всё об этом деле. Анфим! – обратился я к флотоводцу. – Где галеры твои перехватили?

– Встретились мы, княже, с дружиной под Вышгородом. Сразу завернули назад, как Злыдарь и приказал.

– Тризну по князю будем после победы над его здешними врагами справлять. Как раз к этому времени и дружинники подоспеют. Но их мы дожидаться не будем, завтра с утра выступаем!

В то время как я, добравшись до Гнёздова, изготавливал к предстоящим боям пехотные полки, Ростислав Мстиславич пытался взять власть в Смоленске в свои руки.

Мятежные бояре со своими сторонниками из горожан захватили и отворили крепостные ворота Окольного города. Через них ещё недавно удельный князь, а ныне главный претендент на великое княжение Ростислав Мстиславич с верными ему войсками въезжал в город.

Как и следовало ожидать, с первых же минут бунтовщики стали распространять по городу слухи, что смоленского князя-наместника убили, а повинны в этом злодеянии сбежавшие из города бояре – как раз те, кто перешёл на мою сторону.

Люди по тревожному зову колоколов собирались группами во всех концах города, активно обсуждая произошедшие ночью события. В историю, сочинённую людьми Ростислава Мстиславича, мало кто верил. Но беда была в том, что сила была на стороне мятежников, а организоваться, чтобы дать отпор узурпаторам, было крайне сложно, так как многие боярские лидеры горожан либо перешли на сторону дорогобужского князя, либо же сохраняли нейтралитет, а большинство и вовсе покинули в город – кто-то подался в Гнёздово, кто-то в свои вотчинные сёла.

На общегородском вече (хотя Ильинский конец в нём не участвовал, запершись изнутри) горожанам было объявлено о гибели в неравном бою киевского князя Изяслава Мстиславича. На вопрос горожан, что случилось с князем Владимиром, Ростислав Мстиславич вразумительно ответить не мог, поскольку и сам достоверно не знал. Во всяком случае, явившиеся из запершегося в обороне Ильинского конца гонцы сообщали ему, что там княжа не было. Такие уклончивые ответы дорогобужца окончательно смутили разум большинства горожан.

В Окольном городе во второй половине дня вспыхнул стихийный, никем не управляемый бунт. Чёрные люди, кузнецы, кожемяки, сапожники, мясники, вооружившись копьями, луками и стрелами, косами и топорами, потребовали вывода из города пришлых войск. В ответ хорошо вооружённые конные дружины на конях с копьями наперевес пошли на восставших. Много народа побили насмерть, иных ранили, оставшиеся в живых разбежались.

В Заднепровье весь план интервентов с самого начала пошёл прахом.

С первыми лучами солнца по улицам Ильинского конца бежали, переругиваясь между собой, местные жители. Множество вооруженных чем попало людей скопилось у въездных ворот – именно здесь только что закончился кровопролитный бой. Ворота пытался захватить отряд новгородцев, но он был вынужден отступить, а потом и вовсе бежать после скоротечной схватки с силами расквартированного в Ильинском детинце четвертого батальона второго полка под командованием Аржанина.

Теперь народ, успевший поучаствовать в обороне ворот, пытался понять, кто были нападавшие и что вообще тут творится. Вскоре всё раскрылось. С импровизированного помоста стал вещать наспех перевязанный окровавленными бинтами пленный боярин, принимавший участие в нападении.

– Смерть принял князь Изяслав Мстиславич под Киевом! Свирский детинец княжа-наместника захвачен. Сдавайтесь лучше по-хорошему вашему новому князю Ростиславу Мстиславичу!

От таких известий собравшаяся толпа народа взвыла, раздались громкие крики и пронзительный негодующий свист. Повсюду послышались громкие бабские слёзные завывания.

Но больше всего собравшихся людей волновала судьба Владимира, их многочисленные голоса достигли ушей вещающего боярина.

– А с Владимиром, с князем-то что? Неужто и его сгубили?

– То мне не ведомо…

Пока большинство народа пребывало в шоковом состоянии, руководить действиями горожан взялся комбат Аржанин.

– Давайте быстрей, сбрасывайте жмуриков в ров, – командовал он, – да ворота надо запереть, неровен час, переветчики сюда нагрянут! И болезных всех отсюда выносите, нечего им на земле лежать! – руководил он действиями народа вместо самоустранившегося кончанского старосты Ильинского конца.

Батальон Аржанина, разместившись повзводно, охватил весь периметр Заднепровского острога. К пехотинцам стали присоединяться кончанские сотни вооружённых мужиков, множество заводских рабочих и мастеров.

Раненные в только что отгремевшей сече лежали на замазанной кровью соломе, около них суетилось множество баб, помогая перевязывать кровоточащие раны.

Горожане споро подхватывали за руки-ноги трупы с навсегда застывшими, искажёнными от боли гримасами на лицах и скидывали тела за ворота, в глубокий ров, предварительно успевая обобрать с них всё ценное имущество.

На неожиданную поживу тут же начали слетаться неведомо откуда взявшиеся вороны. Когда ворота заперли, тела бунтовщиков были облеплены падальщиками со всех сторон.

– Глянь-ка ты, как пчёлы на мёд слетелись, – говорил Аржанин, наблюдая со стены за воронами, – видать, их с того берега Днепра пугнули, не дали там потрапезничать.

Стоявшие рядом с ним на стене ополченцы согласились с такими выводами.

Веруслав, уже почти четыре месяца как возглавляющий Военно-промышленное управление, подошёл к Аржанину, взявшему на себя все бразды правления в Ильинском конце.

– Комбат, – обратился он к нему, – на заводских складах скопилось много брони с оружием, надо бы ополченцам раздать…

– Точно! – командующий хлопнул Веруслава по плечу и тут же обратился к местному сотскому: – Бери своих ополченцев и иди вслед за управляющим! На заводских складах получите в пользование броню и оружие.

Лишь только во второй половине дня жители Ильинского конца заметно приободрились, когда прибывший к ним из Гнёздова гонец сообщил, что Владимир жив-здоров и собирает свои полки для похода на Смоленск. Несчастного гонца от таких радостных известий чуть насмерть не удушили в крепких мужских объятьях.

Ближе к вечеру к стенам Ильинского острога в который уже раз за сегодняшний день подъехал десятник Ростислава Мстиславича, опять предлагая признать нового смоленского князя в лице своего господина и открыть ему ворота, попутно обещая ильинским затворникам многочисленные блага от новоявленного князя. Но в очередной раз со стен он услышал уже набивший ему оскомину многоголосый ответ:

– Наш князь – Владимир Изяславич!

Вечером того же дня Ростислав Мстиславич в хоромах в последний момент переметнувшегося на его сторону столичного посадника вёл военный совет. Вместе с Артемием Астафьевичем на сторону дорогобужского князя вынужденно, вследствие сложившихся обстоятельств, или добровольно перешли смоленский тысяцкий Михалко Негочевич и ещё несколько думцев. Большинство членов Боярской думы, как и вообще представителей боярско-купеческого сословия, поспешно выехали из города кто куда, в основном направились отсиживаться в свои вотчины, предпочитая пережидать смуту издалека.

– Эти лапотники нам не верят! – расхаживая в кругу своих сторонников, бояр-изменников, кричал и всячески горячился новый, самоназначенный великий смоленский князь Ростислав Мстиславич.

– Утвердит тебя вече, не переживай, княже, – успокаивал взбешённого князя посадник.

– Как же, утвердит, держи карман шире! – ярился самоназначенец. – Ильинский конец успел запереться!

– Теперь из Заднепровья каверзы нам будут устраивать! – поддержал своего кузена присутствующий на совете удельный вяземский князь Владимир Андреич. – Как бы концы Окольного города снова не взбунтовались.