Текст книги "Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти"

Успение художника

Требование Альмы (создать шедевр – обязательное условие для их свадьбы) не осталось без ответа. Оскар, верный своей прямолинейной, сильной и пылкой натуре, принялся за работу и действительно создал картину, которую можно считать его величайшим шедевром, – «Невесту ветра». Могла ли Альма мечтать о более прекрасном титуле? Вдова Малера и «невеста ветра» – в обоих этих именах отражаются вагнеровские и даже ницшеанские образы, которые ее одушевляют и которыми она упивается в своем дневнике. Она любит лирические взлеты Гофмансталя, его мифологические грезы, его сказочный мир, пришедший непосредственно из великих германских сказаний. И вот она, Цирцея и буржуазная дама, принадлежащая и к богеме, и к официальному венскому обществу, видит себя священной «невестой ветра». Кокошка восстанавливает в ней то, что она всегда считала основой своей подлинной натуры: изображает ее космической и небесной, текучей и изменчивой, как ветер, подобной легкому ветерку и урагану одновременно.

Влюбленная пара напряженно трудится: Оскар полностью занят работой над картиной, а Альма проверяет чертежи и рисунки украшений дома, который заказала построить в Земмеринге. Кроме того, она совершает поездку в Париж и пишет оттуда Оскару письмо, такое же страстное, как его письма к ней. Но Оскар болезненно ревнив и хочет, чтобы она всегда была рядом с ним. Он упрекает Альму за ее шалости, за ее друзей, за ее знакомства и за ту житейскую ловкость, с которой она превращала себя в сияющий центр мира культуры и обольщения. «Мы из разных миров», – признается в итоге Оскар. Создавая свою картину – посвящение в мастера и волшебный ключ, открывающий дверь к полному соединению с любимой, художник попытался изобразить Альму в своем мире – в таком, как его видели экспрессионисты. Любовное ложе словно изрезано на части: оно состоит из зеленых полос, окруженных черными каймами. Это похоже на ком разорванных водорослей, которые волна вынесла на берег, а потом снова унесла в морскую пучину; Оскар называл это «хаосом». Сплетение узких полос, в глубине которого лежит влюбленная пара, – это гнездо, открытое для всех опасностей, основа постройки, которая беззащитна перед всеми рисками. На автопортрете художник изобразил себя суровым и полным отчаяния. Неужели в эти дни огромного напряжения творческих сил Оскар уже предвидел будущие испытания и невозможность совместной жизни с Альмой? Но природное простодушие «дикаря» еще побуждает его верить обещанию Альмы. Да, она выйдет за него, потому что, как он говорил, «у них одно и то же небо». Его мучения легко заметить: Оскар не скрывает их. На картине он обнимает Альму, а она уютно свернулась в его объятиях и отдыхает, утолив свою страсть, безразличная к царящему снаружи хаосу. И все же ложе влюбленных плывет в этом хаосе. Может быть, «невеста ветра» приносит несчастье? Может быть, она – посланница того яростного ветра, который скоро унесет в пропасть уходящий век и Австро-Венгерскую империю?

Картина полна резкого и бурного движения. Эротика в ней напряженная, трагическая и губительная. Похоже, что Кокошка больше не может владеть собой и тоже отдает себя во власть будущих испытаний Первой мировой войны и конца цивилизации. А если Альма – лишь носительница этих дьявольских сил? Художник перебирает в памяти и переносит на полотно древние сказания. Орфей и Эвридика, Тристан и Изольда у него проходят сквозь зеркала и сквозь смерть, летят над сточными канавами, грязными, как будущие траншеи. Его единственная надежда – та, кто, не зная о будущих несчастьях, спит в его объятиях и, может быть, имеет дар отвратить эти несчастья от них обоих. Оскар насилует холст, грубо бьет по нему кистью, чертит на нем линии так, словно режет полотно.

Альма в это время занята своим новым домом. Оплатила его постройку только она, но жить в нем собирается вместе с Оскаром. А Оскар участвует в украшении дома – пишет фрески над камином. Все они выполнены в его необузданном стиле – необарочном, но, в отличие от барокко конца XVI века, человеческие чувства у него не святы, а неистовы и жестоки. Он изображает вознесение Альмы в рай из пламени костра, а себя рисует в аду и помещает в западню, где его сторожат змеи. Конечно, это сюжет не простой и не безобидный: Оскар понял все о судьбе, которая связала его с Альмой. Ясновидец в своей живописи, он всей душой, до самого ее дна, чувствовал, чем неизбежно закончится их любовь. Но Альма снова беременна и еще верит в их совместное счастье. Ее будущее материнство пугает Оскара. Позже он напишет: «То, что каждый из нас искал в другом, привело к появлению нового существа, ребенка – чего-то, чужого для нас»[93]93
  Oskar Kokoschka. Указ. соч., с. 29.


[Закрыть].

В это время происходит случай, который мог бы показаться безобидным, но для Оскара стал настоящей драмой. Когда наносились последние штрихи в обустройстве дома, прибыла посылка. Альма открыла ее и вынула… посмертную маску Малера. И сразу же повесила ее на стену, а Оскар смотрел на это полными ужаса глазами, не в силах вынести такое оскорбление. Как уже было сказано, он давно ревновал к Малеру, часто мучил ее из-за этого по воображаемым поводам, требовал, чтобы она окончательно рассталась с мужем-композитором. И теперь он кричит ей тоном приказа, чтобы она сняла со стены эту гипсовую вещь. Альма категорически отказывается это сделать. Может быть, она использовала этот случай как предлог, чтобы снова начать ту работу по выходу из любви, в которой она такая специалистка?

Последовала громкая ссора. Оскар пригрозил, что уйдет, Альма не уступила, тон повышался, посыпались упреки. После этого влюбленным стало ясно, что они никогда не поженятся. «Итак, это тоже закончилось», – с сожалением пишет Альма в своем дневнике. Ее сопротивление Оскару завершается новым выкидышем. Искусственным или самопроизвольным? Неизвестно. Но в любом случае он стал одной из причин, которые отдалили любовников друг от друга. Альма очень страдала от этого проклятия, по ее словам, оно преследовало ее и мешало создать по-настоящему гармоничный союз двоих, в котором каждый был бы равноправен. Она уже без колебаний доверяет дневнику свои мрачные и откровенные мысли о будущем разрыве с Оскаром. «Он наполнил мою жизнь, он ее и разрушил», – пишет она. Позже Кокошка, уже освободившийся от чар Альмы, вспомнит в своих мемуарах именно об этой болезненной ссоре. «Когда ящик с просветами, в котором лежало нежеланное содержимое, в тот мартовский день разрушил мою любовь, я сжал кулаки и крикнул мертвецу в лицо, то есть в его желтоватую, цвета воска маску с закрытыми глазами: «Нет, я не хочу, ты не можешь быть между нами!» К этой личной боли добавились политические события: в Сараеве были убиты эрцгерцог Франц-Фердинанд и его супруга. Пока еще никто (кроме, может быть, венских художников) не осознавал размера этой драмы и ее последствий. Но Оскар больше не мог терпеть ад, в который превратилась его совместная жизнь с Альмой, и решил записаться в армию: может быть, на фронте ему будет легче, чем в Земмеринге, в их доме. Лето 1914 года прошло для обоих в неуверенности, будет ли война и уцелеет ли их любовь. Но в глубине души Альма уже знала, что теперь все кончено.

Новый отказ

Теперь оставалось лишь перевязать зияющую рану, которая осталась на месте их страсти, и снова встать на ноги. Альма и Оскар встречаются во время его редких отпусков. Но все уже не так: нет ни прежнего очарования, ни восторгов физической любви. Альма не скрывает своих намерений. Она пишет: так она делает после разрыва с каждым возлюбленным – доверяет бумаге звучащие в душе крики боли и признается, что у нее внутри пустота. «Нам надо покончить с этим», – почти холодно пишет она. А дальше заявляет, что больше не хочет быть «рабыней ни одного мужчины», и добавляет, что «ее целью будет только ее собственное благополучие и реализация себя самой»[94]94
  Françoise Giroud. Указ. соч., с. 186.


[Закрыть]. Оскар догадывается, каким роковым образом завершится это переходное время, и старается снова завоевать Альму. Интуитивно он чувствует, что она уже его покинула, что она больше не с ним. Он узнает, что она снова устраивает приемы. Ходят слухи, что Альма – веселая и искрящаяся жизнью хозяйка, у которой собирается все венское общество. Она снова видится с Климтом, к ней возвращаются прежние радость жизни, беспечность и высокомерие. Она даже позволяет соблазнить себя тем, кто никогда не переставали ее любить и ждали своего часа: Ханс Пфицнер, который вернулся в Вену, чтобы подготовить свою новую оперу, пытает удачу. Он обнимает Альму, но она выскальзывает из его рук, однако пробует на нем свое очарование, позволяя ему сомневаться в ее отказе. Даже Климт делает новую попытку и ностальгически вспоминает, что не скрывал своих чувств от Альмы в прежние годы, во время их флирта. Альма не препятствует и этому поклоннику ухаживать за ней. Эта веселая вдова готова на все, чтобы вернуть себе утраченную энергию, чтобы «реализовать себя», как она заявляет не допускающим возражений тоном. Оскар все же проводит предновогодние праздники вместе с ней, но он уже не питает никаких иллюзий и точно знает, что их любовные узы ослабли.

Если верить свидетельству Оскара, Альма еще играет в эту игру: по его словам, она никогда не была такой красивой, как в ночь 31 декабря 1914 года, и никогда не приводила его в свою постель с таким изяществом.

Оскару, который служил в кавалерии, были нужны мундир и лошадь. Не желая просить помощи у Альмы, он продал «Невесту ветра» коллекционеру из Гамбурга. Альма непрерывно побуждала его ехать на фронт, а когда это произошло, простилась с ним без большого волнения. Разочарование было обоюдным. Та, кого Оскар позже назовет «светская дама, молодая вдова в фиолетовом платье из венецианского плиссированного шелка, таком тонком, что его можно было бы продеть в обручальное кольцо»[95]95
  Oskar Kokoschka. Указ. соч., с. 26.


[Закрыть], постепенно исчезала из его сознания, словно призрак. Было ли ему от этого горько? Подчеркнутое равнодушие Альмы, ее жестокость и эгоизм немного охладили чувство художника. «Священное чувство присутствия рядом с божеством», так он пишет в своих мемуарах, улетучилось, оставив после себя лишь угасающее воспоминание, которое он пытался оживить. Он доверяет своей матери ожерелье из красных бусин, подаренное ему Альмой. Об этом украшении он вспомнит в 1956 году, сочиняя новеллу «Джессика», но почти полностью сотрет из рассказа имя Альмы. «Ожерелье, которое мне подарила одна дама»[96]96
  Oskar Kokoschka. Указ. соч., с. 35.


[Закрыть], – напишет он.

Эта дама не теряла время зря и крепко стояла на ногах. Она решила «покорить» Гропиуса, вернуть его себе. Хотя Гропиус тоже на фронте, она трудится, чтобы снова добиться его, готовится, как она пишет в дневнике, «быть, на его взгляд, свободной». Она едет в Берлин, надеясь встретить там Гропиуса. В поездке ее по-прежнему сопровождает Лили Лейзер: эта верная и скандальная подруга не оставила надежды познакомить Альму с самыми сладостными лесбийскими ласками.

Альма действительно встречается с Гропиусом, но его ревность слишком сильна, и новая страсть не может родиться: их разделяет тень Кокошки. Альма приходит в ярость оттого, что не может завладеть Гропиусом так быстро, как хочет. И тогда начинает действовать ее всемогущая энергия. Она хочет иметь его, держать в своих руках, очертить вокруг избранника магический круг. И вот всегда романтичная Альма говорит Гропиусу «до свидания» на платформе берлинского вокзала, с которого он уезжает на короткое время в Ганновер к своей матери. Она обнимает и целует его, входит в вагон, чтобы поцеловать в последний раз, но тут поезд отправляется, и она в объятиях Гропиуса! Вот случай, о котором она мечтала, чтобы возобновить их отношения! Вернувшись в Берлин, она заходит к Шенбергу, дает ему деньги, гуляет по городу в обществе Лили Лейзер и ждет Гропиуса, который все более настойчиво просит ее стать его женой. В конце зимы Альма возвращается в Вену и снова начинает сочинять музыку, но у нее ничего не получается. Как будто Малер уничтожил ее дар, разрушил ее вдохновение. Альма считает, что ей больше нечего сказать, что музыка ее покинула. Все ее время занято двумя любовниками: они оба на фронте, и обоим она пишет длинные, чаще всего неоднозначные письма. В таких обстоятельствах она едет лечиться во Франценсбад, а потом, летом 1914 года, уступает Гропиусу и 18 августа в Берлине выходит за него замуж. Она не сообщает о своей свадьбе Кокошке, и художник, ни о чем не подозревая, продолжает взывать к ней, признаваясь в любви. «Я люблю тебя, и ты моя», – пишет он.

Альма в это время снова беременна и верит, что обрела мир и покой. Ее огненная душа стала спокойней, и она думает лишь о том, как сделать Гропиуса счастливым. Она покоряется ему ради его счастья, как раньше Малеру. Странная она женщина – то властная, то покорная, но всегда раба любви.

Оскар на фронте получает две тяжелые раны и едва не умирает. В госпитале он со своей обычной силой сопротивляется боли и трудностям. Он зовет Альму, но она не отвечает. Думая, что он скоро умрет, она приходит в его мастерскую, чтобы забрать оттуда письма и… рисунки. Она не испытывает сострадания к своему бывшему любовнику и упрямо отказывается прийти к нему в госпиталь. Оскар узнает, что она вышла замуж, и впадает в отчаяние. Но она не изменяет свое решение. Именно в это время и происходит тот случай с ожерельем из стеклянных бусин, о котором художник через много лет расскажет в «Джессике». Перед отъездом на фронт Оскар зашел к своей матери. С тех пор как был ранен осколком снаряда в голову, он потерял чувство равновесия и потому нечаянно толкнул горшок с цветами, в котором мать прятала пресловутое ожерелье. Оно оказывается у него перед глазами среди рассыпанной земли и осколков горшка. Оскар сразу же увидел в этом завершение их с Альмой любви. Ожерелье, лежащее на полу, стало символом конца их страсти. Снова раненный на фронте у реки Изонцо, он возвращается в Вену, но не приходит к Альме, опасаясь, что она грубо откажется от встречи с ним. Он растерян и ничего не пишет. Его признали непригодным к военной службе, и теперь он еще меньше интересует Альму, которая любит лишь победителей и чувствует отвращение к побежденным. Несмотря на советы друзей, она отказывается встретиться с ним. «Оскар стал для меня тенью, стал чужим, – пишет она. – Он больше совершенно не интересует меня!» Эта изумительная способность Альмы вычеркивать из своей жизни тех, кого она страстно любила, омрачает ее образ. Она выглядит холодной, высокомерной, равнодушной к чужому несчастью владычицей, у ног которой умирают ее поклонники.

«Рыться в пепле угасшего горя…» (Оскар Кокошка)

Итак, вместе с 1916 годом закончилась их любовь, такая же бурная и беспокойная, как живопись Оскара. Больше они не видятся, не стремятся ни избегать друг друга, ни встретиться друг с другом. Игра любви и случая отжила свое. Альма уже идет другим путем, внимательно следит за другими ставками, а Оскар должен перестроить себя. Но любовь, которая всегда была такой искренней и бескорыстной («Не посылай мне денег», – умолял он Альму), не совсем умерла в нем. Альма сопротивляется стиранию и забвению. Через много лет она оценит его постоянство и будет почти счастлива получать от него короткие известия – почтовые открытки или загадочные телеграммы. Он снова почувствовал вкус к живописи и достигает в ней все больших успехов. Альма издалека следит за его работой. Она довольна его движением вперед и его известностью и в глубине души считает, что внесла большой вклад в его славу. У Альмы всегда было прочное впечатление, что слава ее любовников – ее заслуга. Разве не за это чувство в первую очередь упрекал ее Землинский: «Неужели ты можешь дать так много, что другие всегда обязаны просить об этом, как нищие?» Оскар никогда не перестанет от случая к случаю напоминать ей о себе, зная, что между ними все кончено, но они неразрывно связаны, и пригласит ее на премьеру своей пьесы «Орфей и Эвридика» во Франкфурте. Она не приедет, но сама тема пьесы близка к истории их отношений: она всегда будет для него Эвридикой, к которой он станет приходить даже в подземный мир, чтобы вернуть ее к свету дня. Оскар считает, что «невеста ветра» не сможет ускользнуть от него, что он своего добьется – не одним путем, так другим. Они случайно оказываются рядом в разных местах то в Вене, то в Берлине, а еще – в Венеции, где он назначил ей встречу в кафе «Флориан», но в последний момент решил не приходить. Узнал ли он когда-нибудь, была ли там Альма? Неизвестно. Но память о ней не могла стереться.

Безумие Фетишиста

В 1917 году он наконец поселился в Дрездене, потому что не мог представить себе, как мог бы сталкиваться с Альмой в Вене: он знал, что глубоко страдал бы от этих встреч. И здесь ему пришла в голову безумная мысль. Ее побудительные причины и загадки был бы рад проанализировать доктор Фрейд, который за время, прошедшее с его первых опытов психоанализа в Вене, стал известен во всей Европе как терапевт.

Оскар сделал заказ театральной костюмерше и мастерице по изготовлению марионеток, которая была известна точностью и изяществом своих работ. Он попросил ее сделать для него куклу в рост человека, изображающую Альму. И сообщил исполнительнице все необходимые для этого подробности, нарисовал силуэт Альмы, указал точные размеры ее тела, цвет волос и т. д. Гермина Моос – так звали мастерицу – приняла вызов. За время работы, которая продолжалась шесть месяцев, Гермина влюбилась в Оскара. И между тремя главными персонажами этой истории возник лукавый диалог. Чем ближе становился день, когда ему вручат куклу, тем ярче разгорались чувства художника-фетишиста. Гермина смущается и волнуется, вкладывая собственные чувства в свое произведение, и в результате этого странного договора Альма медленно рождается из ткани, конского волоса, шерсти и человеческих волос, предоставленных Оскаром. Гермина во всем повинуется Мастеру, она очарована непристойностью этого заказа и нарушением приличий, которое он подразумевает. Оскар не скупится на советы и осыпает Гермину угрожающими письмами. Его требования постоянно возрастают. «Я убежден, – пишет он, – что Вы сумеете так наполнить этот фетиш жизнью, что мне больше не будет нужно каждый день заставлять себя воссоздавать этот образ в мечтах из моих надежд и воспоминаний». Оскар больше не в состоянии терпеть отсутствие Альмы, он переживает разрыв с ней как траур, тем более что Альма, выйдя замуж за Гропиуса, стала недоступна для Оскара. Значит, он переживает то, что Фрейд называет «травматическим трауром». Картины Оскара становятся все более «израненными», убийственное, смертоносное буйство на них – все экспрессивней. Альма сделалась для него, как он говорит, призраком-тираном. Значит, фетиш играет роль транспортного средства: кукла переправит Оскара на другой берег, где закончится его траур, где он вернется к жизни. Кукла-фетиш становится ладьей перевозчика. Это, как говорят психоаналитики (Луи Морен), «фигура на краю», которая мешает безумию развиваться и стать необратимым. Оскар требовал, чтобы призрак был «полным жизни». Был ли его фетишизм порнографическим или по меньшей мере эротическим? Иначе говоря, собирался ли Оскар имитировать телесную любовь со своей куклой? Стала ли искусственная Альма сексуальным объектом? Оскар называет ее «фетиш», делая из нее орудие мистического излечения, профилактическое средство, которое должно помочь ему преодолеть боль, стать повязкой на рану, защитить его в невидимом мире. Психоаналитики хорошо изучили этот перенос, который случается достаточно часто; это временное переходное состояние, которое бывает недолгим и не достигает патологического размера. Альма не стирается из его памяти, не становится, как он говорит, пеплом его угасшего костра. Изготовить такую куклу – значит сделать Альму призраком, благодетельной тенью, «эманацией», то есть необыкновенным сверхчеловеческим существом, которое и после смерти остается рядом. Итак, Альма постепенно воскресает. Да, она отказалась стать женой Оскара (хотя он создал шедевр) и вышла за другого (двойное предательство), но все же станет его женой, такой, которую он будет называть своей «женой-ангелом». У него появились честолюбивые мечты и широкие планы, которые он хочет осуществить вместе с куклой. Оскар намерен написать их общий портрет, где будет держать ее за левую руку, и уверен, что энергия куклы перейдет в эту картину. Он будет возить ее на прогулку в фиакре рядом с собой, одевать в самые красивые наряды, будет класть ее в свою постель, одетую в прекрасное белье, купленное по баснословной цене. Альма отвергла его, и теперь она для него мертва. Но все же ее нужно оживить. Чтобы Альма вновь появилась на его картине и влила в него ту высшую энергию, которой владеет, она должна воскреснуть. И Оскар разыгрывает с ней новую историю любви. Он приходит в мастерскую послушной Гермины. Вот отрывок из его письма к Гермине от 20 ноября 1918 года: «С первой минуты я был поражен ее внешностью призрака, полного жизни, и я знаю, что вы, с вашим большим даром отождествления, сумеете сделать все так, как я желаю. У ладоней и ступней должны быть четче обозначены суставы. Вы должны следить за тем, чтобы ладони и ступни оставались привлекательными даже голые и не казались безжизненной массой, а чтобы в них чувствовалась энергия. Что касается размера, он должен быть примерно таким, чтобы на ногу можно было надеть элегантную дамскую туфлю, потому что я уже купил в Вене очень много женского белья и женской одежды для этой цели…»

Он дает мастерице ценнейшие указания относительно формы грудей, грудной клетки, глаз, век, рта, черепа. «Что касается головы, – пишет он в другом месте, – выражение лица очень точно соответствует оригиналу, разве что его нужно еще усилить. Но уберите все следы выполненной работы. Будет ли рот открываться? И будут ли внутри зубы и язык? Если да, я был бы счастлив!.. Что касается глаз, главное – избегайте стилизации».

Указания и вопросы льются потоком. Оскар, в разгаре своей бредовой фантазии, осмеливается на все. «Не наносите вышивку на места, покрытые волосками, а вплетите в ткань настоящие волосы. Иначе эта модель будет выглядеть изделием ремесленника, а не живым существом, если я захочу написать с нее обнаженную фигуру. И наконец, кожа. Пусть она будет на ощупь как шкурка персика, и не позволяйте себе делать швы там, где, по вашему мнению, это причинит мне боль и напомнит, что фетиш – жалкий тряпичный пупс. Делайте их лишь там, куда я не буду смотреть и где шов не нарушит естественного контура и движения линий и частей тела…» Фетишист Оскар не забывает ни об одной детали: «Что касается век, зрачков, глазных яблок, углов глаз и толщины всего этого – как можно точней воспроизведите свои собственные. Роговицу можно покрыть лаком для ногтей. Было бы хорошо, если бы еще веки могли опускаться и закрывать глаза… Еще вам нужно с большой любовью отделать начало шеи… Пожалуйста, воспроизведите груди более подробно. Мне бы хотелось, чтобы соски не выступали над их поверхностью, а были неправильной формы и выделялись только некоторой шершавостью материала. […] Грудная клетка еще немного тощая и узкая, особенно в области ребер и желудка…» Его странные отношения с Герминой Моос частично основаны на том, что он взял ее в помощницы для своего творческого труда. Много раз он пишет ей, чтобы она, изготавливая интимные части тела куклы, взяла за образец свои собственные. Так происходит перенос Гермины на Альму, и эта работа попутно пробуждает эротические чувства в портнихе. Гермина наполняет куклу Альму своим желанием, воплощает в ней собственные мечты, создает ее по своему подобию. Гермина вложила в эту работу столько души, что сама влюбилась в Кокошку. Позже она предложит свои услуги для создания двух других кукол. Одна из них будет изображать самого Оскара, а вторая – его служанку, которая, желая остаться верной отсутствующей госпоже, стала служить только кукле Альме и даже надевала для этого, по приказу Оскара, фартук горничной.

Отчаяние Оскара могло тронуть любую душу, но Альма не знала о нем, потому что она не желала ничего помнить об их любовной связи. Такой создала ее природа: Альма всегда жила будущим и не заботилась о прошлом, не испытывая ни сожалений о нем, ни угрызений совести. Оскар, наоборот, признавался в письме к Гермине: «Поскольку меня часто мучит отчаяние, я еще раз прошу вас изобрести и оживить призрачную спутницу, которую вы готовите для меня, проявляя тончайшее чутье. Нужно, чтобы в итоге, когда вы закончите тело, на нем не осталось ни малейшего участка без особенности, без следа утонченной попытки оживить бездушную материю. Благодаря какой-нибудь монограмме, символическому знаку, который вы вложите глубоко внутрь этой кучи тряпок, я в минуты отчаяния буду вспоминать все изящные и нежные свойства, которыми жизнь так расточительно одарила женское тело – в те минуты, когда отчаяние станет сильней меня…» Значит, кукла-призрак все же была еще и настоящим эротическим объектом, пассивным и наконец-то послушным сексуальным орудием, которое Оскар приобрел за деньги, чтобы отплатить за обиды той, кто чаще всего господствовала над ним. Но в то же время кукла, похожая на его вдохновительницу, – необходимая художнику муза, всегда согласная с ним молчаливая советчица; она позволит ему справиться с горем, не даст рухнуть в пропасть безумия или погрузиться в меланхолию, которая помешала бы ему совершенствоваться в его труде художника. Более того, тряпичное подобие бывшей возлюбленной становится последним убежищем для воспоминаний о ней и позволяет Оскару бессознательно построить в своей душе гробницу для их любви.

Когда куклу привезли в дом Кокошки, это ошеломило его слуг. Лакей художника потерял сознание, а служанка Рейзл была очень обеспокоена и даже встревожена тем, что Оскар попросил ее помочь кукле одеться и с этого дня быть ее горничной. Оскар предусмотрел все – тонкое белье, платья из шелковых тканей – и распустил длинные волосы куклы по ее плечам, как любила делать Альма, завлекая его в свою постель. Кокошка – к большому огорчению своего лакея, который испугался и попросил расчет, решив, что хозяин сошел с ума, – стал вести себя с куклой так, словно это была его настоящая жена. Она спала рядом с ним, завтракала вместе с ним, участвовала в вечеринках, которые он устраивал, ездила с ним по Дрездену в фиакре всем напоказ. В кругах, где бывал Оскар, начали волноваться из-за его психического состояния. Кукла, которую он называл «молчаливая жена», по названию портрета, на котором изобразил себя вместе с ней, сделалась для Оскара навязчивой идеей. Она стала для него ядом и каждодневной необходимостью, стимулом, чтобы писать, потоком эротической энергии, которая, возможно, вернет способность двигаться тому, что застыло как в столбняке из-за разрыва с возлюбленной. Истории неизвестно, имитировал ли он секс со своей куклой. Оскар в своей биографии достаточно скромен, большую часть ее он написал очень витиеватым стилем и был склонен к образам и метафорам. Но поскольку он лично проследил за тем, чтобы лобок его куклы был очень похож на настоящий, то, вероятно, в одинокие ночи, пьяный, он предавался таким утехам. Все его окружение подыгрывало ему в этой игре, потому что Оскар в это время работал постоянно и напряженно. Он писал картины с не имеющей себе равных, неистовой силой. И считал свое искусство погружением в бессознательное и в глубины бытия, как всего на несколько лет раньше решили молодые художники – дебютанты и анархисты из Дрезденской группы, основатели экспрессионизма. Он также пишет поэмы, которые подписывает псевдонимом, составленным из имен его и Альмы, – Аллос Макар (анаграмма из «Альма + Оскар») или только Аллос – соединением первых слогов этих имен. Но необычное приключение художника не может закончиться на этом: становится заметно, что Оскар может сойти с ума и даже попасть в психиатрическую лечебницу. Тряпичная муза пробыла рядом с Оскаром много месяцев до того дня, когда он решил устроить роскошный праздник для всех своих друзей. На этом празднике и произошла роковая и первобытная, как сказал бы Фрейд, сцена. Она была так же неистова и жестока, как велика ставка в этой игре. В тот вечер Альма должна была умереть, стать одним из «миражей прошлого»: так в конце 1950-х годов он назовет свою книгу. Друзья, у которых всегда вызывала любопытство его способность возбуждаться и совершать необычные поступки, собрались и стали, заранее наслаждаясь, ждать скандала. Оскар любил выпить, и спиртное лилось рекой. Разумеется, кукла Альма была на празднике. Художник нарядил ее в лучшее платье, причесал ей волосы и велел послушной служанке Рейзл накрасить Альме лицо. По мере того как гости пьянели, Оскар предлагал тряпичную куклу любому, кто ее хотел. И гости ласкали Альму, смешную куклу, обнимали ее под насмешливые или двусмысленные шутки. Оскар знал, что это конец, последняя сцена его любви с настоящей Альмой. Ему нужно было пройти через это. Эта вечеринка была похожа на гротескный праздник вроде тех, которые изображал на своих картинах Джеймс Энсор. В круг сотрапезников невидимкой прокралась смерть. Эта ужасная ночь была полна тем «странным беспокойством», о котором писал Фрейд. Была ли это оргия? Оскар, рассказывая об этом празднике, не слишком распространяется на этот счет. «Муза-охранительница», как он ее называл, теперь отдана на растерзание всем его гостям. Похоже, что другая сторона Альмы – ее соблазнительность и опасность, ее извращенность, ее истеричность – была публично наказана по великой традиции художников-экспрессионистов. Ведь это было время группы «Мост», основанной в 1905 году в Дрездене, и журнала «Буря» – время хаоса и бури. Нет никаких сомнений в том, чем должна была закончиться вечеринка, и завершающая сцена, несомненно, была придумана заранее. Оскар созвал своих друзей на символическое убийство. «Я хотел положить конец существованию моей спутницы, – без колебаний писал он потом. – Я нанял оркестр в Опере, и музыканты, в церемониальной одежде, играли во дворе, стоя в бассейне барочного фонтана; рвы, полные воды, освежали этот огненный вечер. Мы все много выпили. Были зажжены факелы… Во время этой оргии кукла лишилась головы и была облита красным вином. Мы все были пьяны». Значит, «убийство» действительно было ритуальным. Чтобы вернуть себе творческую энергию, Кокошка должен был его совершить. Это было возвращение в реальность; он отбрасывал призрак и возвращал себе свободу. Уничтожение куклы было первобытным магическим обрядом. Обезглавливание играло в этом ритуале особую роль. Отрубая голову вдохновительнице, он лишал ее способности передавать энергию, лишал ее духовной силы. Превращенная в туловище без головы (сделать это – величайшее преступление!), она становится бесформенной тряпкой. Однако вино, заменившее в этом обряде кровь, сделало эту сцену символической до конца. Куклу бросили в фонтан. Ее обнаружил почтальон, который приносил по утрам почту. Приняв куклу за труп, он в ужасе пошел в полицию. Через много лет, в 1986 году, Кокошка по-своему рассказывал об этом так: «На следующее утро, очень рано, когда разгульный праздник был уже почти забыт, в дверь позвонила полиция. Полицейские хотели кое-что выяснить: им сказали, что в саду лежит труп… Я спросил: какой труп? Мы спустились в сад, где лежала кукла с оторванной головой, залитая вином, словно кровью. Полицейские не смогли удержаться от смеха, но все же записали мое имя, потому что я нарушил общественный порядок». Кукла была выброшена в мусорный ящик – в общую могилу кошмаров и плохих воспоминаний. «Служба очистки в то серое утро увезла прочь мечту о возвращении Эвридики», – лирически завершает Оскар свой рассказ, и это звучит как речь на похоронах. Однако античный миф об Орфее и Эвридике упорно продолжает жить в его сознании. Оскар сделал этот миф своим и мечтает бросить тот же вызов, который бросил Орфей. Исчез ли образ Альмы из его души? Вовсе нет. Оскар приобретает все большую известность как художник. Его карьера складывается великолепно. Он занимает кафедру в дрезденской Школе искусств и много путешествует. Немного пожив в Вене, он в 1934 году переезжает в Прагу, где живет до 1938 года – года своей женитьбы на Ольге Палковской. В том же 1938 году супруги переехали в Лондон, а в 1953 году окончательно поселились в швейцарском городе Вильнев, на берегу озера Леман.