Текст книги "Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу"

(АЖ) Когда вы встретились с Майолем в середине 30-х годов, вокруг него ведь было множество людей?

(ДВ) После смерти Родена Майоль стал самым знаменитым скульптором века. Он был первым французским скульптором, то есть вообще первым скульптором. Был Пикассо и он. Вот два художественных полюса того времени. Майоль уже сорок лет купался в славе, и вокруг него были люди со всего света. Он устраивал приемы. У него был скромный дом в Марли-ле-Руа, который он построил сам. И в воскресенье утром он там принимал. Это нужно было видеть – кого только не было в его небольшом саду!

(АЖ) Когда люди говорили, что вы просто созданы для Майоля, он как-то реагировал на это? Сам Майоль так говорил?

(ДВ) Это нельзя было не заметить, это было очевидно. Я действительно была его живой статуей, его ожившей идеей. И это было очень здорово! Потому что Майоль был особенным человеком. Аристид не работал, как другие художники, он все делал наоборот. Он жил в своем воображении, а не в реальной жизни. Просто с натурщицей ему было бы скучно. Модель необходима в первую очередь, чтобы вдохновлять художника, а затем – чтобы проверять, все ли верно, как говорил Сезанн, «сверяться с природой». Когда модель делает неожиданное движение, художник должен понять и усвоить это движение. Но Майолю натурщики и натурщицы были не так уж и нужны. У него все было в голове, в его воображении. Он говорил: «Я – скульптор неосязаемого». Зачастую он работал с моделью, но, как только та уходила, все переделывал. Все делал по-другому! И, как правило, то, что он создавал в одиночестве, было намного более интересным. Потому что в конечном счете он воссоздавал самого себя.

Ему не нравилось мужское тело – ни его архитектура, ни атлетические позы. Граф Кесслер, которому больше нравились мальчики, непременно хотел, чтобы Майоль делал и скульптуры мужчин. Но Майоль умел лукавить: «Вы знаете, господин Кесслер, я вот начинаю ваять мужчину, а в итоге всегда получается женщина». Он все выражал через женское тело. Воспоминания юности, его чувства и мысли проникали в памятники знаменитостям и мемориалы павшим. Он, по просьбе графа Кесслера, создал лишь одну мужскую скульптуру. Это «Велосипедист», для которой в 1907 году позировал Гастон Колен.

(АЖ) Майоль работал методом сборки, как Роден?

(ДВ) Нет, Аристид пользовался сборкой, лишь работая над монументальными скульптурами. До 1910 года он работал с глиной, а позднее – только с гипсом. Иногда он реализовывал один замысел в течение десяти лет. Для некоторых операций нанимал специалистов, но, как правило, работал один. Майоль всегда начинал с эскизов. Рисунок в его творчестве играет основную, фундаментальную роль.

(АЖ) Он делал много эскизов?

(ДВ) О да! И он терпеть не мог раздавать свои наброски. Но, когда бывал тронут, иногда мог что-то подарить. Например, во время войны, когда молодые женщины или художники переходили демаркационную линию, чтобы повидаться с ним. Или когда приходила очень красивая женщина, и он ей говорил: «Покажите-ка мне колено!» Он предпочитал хранить свои рисунки, ему их было жалко. Я спрашивала его: «Зачем вам столько эскизов? Что вы с ними будете делать?» Но нет, для него каждый рисунок был важен. Он хранил даже наброски, сделанные на скорую руку на конвертах или обрывках бумаги. И я, пятьдесят пять лет спустя, стала как он! Мне нужно обращаться к рисункам каждый день. Я рассматриваю их, я от них без ума! Когда я начинала свою карьеру, я продавала рисунки. А потом годами пыталась выкупить их.

(АЖ) Все примерно представляют, как пишут картину, но большинство понятия не имеет, как создается скульптура. Вот Майоль начинает работать, он уже сделал массу эскизов. Что дальше?

(ДВ) Сначала он прогуливается с блокнотом и всюду рисует. Рисует все, что видит: листок дерева, проходящую мимо женщину, детей… Можете посмотреть его тетради: он рисовал все подряд. И вот у него рождается замысел. Знаете, идеи не падают с неба. Они приходят через образы, движения. И некоторые движения преследовали Майоля всю жизнь. Я объясню вам это позднее.

Потом он ищет арматуру. Все скульпторы, которых я знаю, покупают арматуру. Но не Майоль! Он – нет! Он в пять утра идет на берег моря и смотрит, что принес прибой. Иногда море выбрасывает чудные вещи, иногда – совсем ничего. На берегу остаются ржавые железяки, ни на что не годные. Он благоговейно собирал этот хлам и мастерил из него свою арматуру. Она красивая, когда на нее смотришь, но опасная.

(АЖ) Почему?

(ДВ) Потому что арматура может упасть и сломаться. Он потерял так много скульптур, из-за морской арматуры. Я знала еще только одного человека, который так интересовался железными штуковинами, выброшенными морем или ржавеющими на суше, – это Пикассо.

(АЖ) Идея Майоля состояла в том, чтобы перенести случайность из мира природы в вызревание своего произведения?

(ДВ) Он считал, что этот очень старый железный хлам, который ему доставался, нес в себе частицу истории. У него было насыщенное прошлое. Майолю казалось, что принесенное морем красивее того, что можно было найти в магазинах. Думаю, он был прав.

(АЖ) А что происходило потом?

(ДВ) Потом он своими собственными руками изготавливал арматуру. И замешивал гипс. Но он был не из тех, кто действует по плану. Разумеется, замысел уже сложился у него в голове. Он начинал с ног, знаете, как гончары, и зарождающаяся скульптура росла вверх, словно растение. Это было удивительно. Она дорастала до определенной точки, и он останавливался и смотрел на нее. Потом делал следующую скульптуру, но всегда чуть другую. Ему были нужны «состояния», как он говорил. Но это не то же самое, что «настроения». Просто два-три варианта одного и того же замысла, с какими-то отличиями. У него скульптура никогда не была уникальной, она всегда окружалась несколькими «состояниями». Это не значит, что он всегда сохранял эти «состояния». Нет, многие из них Майоль уничтожал. Но ему нужно было множить свою мысль. Никто так не делал. Никто.

(АЖ) Этот первый вариант делался наскоро?

(ДВ) Когда как. Здесь не было правил. Иногда все получалось с ходу, просто моментально. Иногда требовались недели и даже годы.

Вид мастерской Майоля в 1920-х гг.

(АЖ) А потом?

(ДВ) Он продолжал замешивать гипс. Остались фотографии Каркеля: Майоль накладывает гипс и постепенно показывает свою скульптуру. Пока ему не удается та форма, которая была в его воображении. Как у гончара!

(АЖ) А последняя стадия – это полировка?

(ДВ) Нет, это не обязательно полировка. Я вам говорила, Майоль заявлял, что он – скульптор неосязаемого. Он хотел чего-то, что было внутри. Не прибегал ни к каким украшательствам, отказывался от общепринятых представлений о скульптуре. Стремился показать то, что было внутри. Однако форму найти все же было необходимо, и Аристид хотел, чтобы эта форма была совершенной. А поскольку он отверг господствующее течение и его скульптуры молчаливы, разумеется, они должны были быть гладкими. Почему? Потому что только движение неровно. Когда скульптура спокойна, объемы уже другие. При этом Майоль не был фанатиком полировки, здесь не стоит преувеличивать. Просто ему это было нужно, поскольку его объемы были такими.

(АЖ) А когда гипсовая скульптура была готова?

(ДВ) Она никогда не бывала готова! Нет. Наступал момент, когда он видел, что скульптура получается. Но там же не один черновой вариант, их несколько. Тогда он ломает одну или пару черновых скульптур и сосредотачивается на одной или двух других. И начинает искать. Только ищет годами. Со мной, с «Гармонией», это заняло четыре года. Он умер, так и не закончив ее. У Майоля была скульптура под названием «Венера». Так он работал над ней десять лет. Сделал несколько разных скульптур, но окончательный вариант был завершен через десять лет.

(АЖ) Работал по-разному в зависимости от предполагаемого материала: бронзы, камня, мрамора?

(ДВ) Майоль никогда не держал в голове мрамор. Он любил только бронзу. И камень он тоже не использовал, из его рук вышло лишь несколько каменных скульптур. Для этого обычно приглашался специалист. Ему передавался гипсовый вариант с реперными точками, и он переносил его на камень. Вообще-то Майоль начинал свою карьеру с плодовых деревьев. Его первые произведения – из дерева. Но материал его совершенно не интересовал, ему до материала не было дела. Целью Майоля были поиски и доведение до совершенства. Это был не только перфекционист, но и человек, который беспрестанно искал то, что нельзя было увидеть.

(АЖ) Он сам доводил работу до конца?

(ДВ) Аристид был и литейщиком, он этому научился. У него в Париже даже была своя литейная мастерская. Правда, непродолжительное время, поскольку человек искусства не может слишком долго забавляться этим. В молодости, в 1905 году, Майоль обратился к литейщику Бингену и Костеноблю. Это был один человек, хотя и с двумя фамилиями[29]29
  В действительности литейная мастерская «Бинген и Костенобль» была основана в 1903 году Огюстеном Бингеном и Флоримоном Костеноблем и просуществовала до 1913 года. – Прим. пер.


[Закрыть]. Именно он позднее отлил столь совершенный памятник Бланки. Я недавно ездила посмотреть на этот памятник – его бронза совсем не состарилась. И Майоль робко попросил научить его искусству литья. «Приходите, юноша, приходите!» – и Аристид ходил туда каждый день. Он изучил все техники литья, он делал песчаные формы, отливки, чеканку. Майоль там всему научился, и всю жизнь он старался достичь совершенства. Отливка должна была быть безукоризненной, чеканка – без малейшего изъяна. Чеканить все самостоятельно он был не в состоянии, часто нанимал чеканщика. Но когда мог, чеканил сам. Как-то мне пришлось позировать для чеканки «Трех нимф». До конца жизни он чеканил превосходно.

(АЖ) А живопись?

(ДВ) Майоль никогда ее не бросал. Но у него не всегда находилось время на картины. Он был совершенно одержим скульптурой, думал только о ней. Вся его жизнь вращалась вокруг поисков в области скульптуры. Какие-то вещи он бросал – бумагу, глазурованную терракоту, гобелены… Но не живопись. Я позировала ему до последних его дней.

(АЖ) Вы говорите, что над некоторыми скульптурами он работал годами. А сколько их было одновременно в работе?

(ДВ) Кто же их сосчитает! Здесь, в Баньюльсе, в подвале, сотни вариантов. Мы находили десятки отливочных форм на одну и ту же тему, и не имело смысла все хранить. Например, для «Гармонии», для которой я позировала, было два десятка «состояний», а осталось пять или шесть. Но мы находили и наброски каких-то неизвестных замыслов, все разные.

(АЖ) В окончательном каталоге сколько будет произведений?

(ДВ) Не могу вам сказать. Много. Но все же число произведений ограничено. Он работал один. Не как Роден, который использовал целое поколение скульпторов. Нет. Майоль работал один и годами вынашивал замысел. Расскажу вам одну историю. У него была сестра, Мари. Я, когда жила в Баньюльсе, наносила ей визиты каждое воскресенье. Это была очень мягкая, очень утонченная дама. В молодости она везде ездила с Майолем. Знаете, это было в XIX веке, и тогда сестры не позировали. Но в один прекрасный день она скинула обувь и зашла в море – босиком, выпятив грудь, задрав юбки и хохоча. Это движение его совершенно потрясло. Мимолетное, ничего не значившее движение. Мари очень быстро вышла из воды, и об этом никогда больше не заходил разговор. Но Майоль всю жизнь искал это движение, чтобы передать его в скульптуре. Всю жизнь! И всем натурщицам, которые позировали ему, он говорил: «Ах, какой вы бы могли быть девушкой, бродящей по воде!».

Гастон Картель: Майоль за работой над гипсовой заготовкой для «Гармонии», 1943 г.

Наконец, в 1910 году, во время парижского наводнения, одна натурщица воспроизвела это движение. И Майоль закончил торс за один день! Великолепный торс – без головы, без рук и ног. Он ему удался, потому что Аристид видел его, прочувствовал его. Однако ему нужно было завершить эту вещь. В 1921 году он вернулся к торсу, сделал еще два, в конечном счете сделал множество вариантов, но сохранил и представил публике лишь два «состояния» – это была «Иль-де-Франс». Так что он всю свою жизнь думал об этом. Майоль говорил: «Она вышла из моих рук, но не из моей головы!» И он продолжал рисовать девушку, бродящую по воде. Я позировала для него – теперь это открытки, продающиеся в музее. Я позировала в образе девушки, бродящей по воде, да, в самой настоящей воде – это я-то! – в 1944 году, году его гибели.

Брассай: Мастерская Майоля в 1934 г. На первом плане – один из вариантов «Иль-де-Франс», в глубине – находящаяся в работе «Венера с колье».

Есть два или три таких движения. Другое движение, заворожившее Майоля, пришло от его жены. Долгое время она была его единственной моделью – женщина головокружительной красоты и замечательная жена. Она была мужественной. Они тогда очень бедствовали, и она мерзла, позируя. Она была восхитительной. И так, запросто, она смогла подарить ему одно движение – «Средиземноморье». Мадам Майоль – это «Средиземноморье»: сидящая женщина, погруженная в свои мысли. Она сумела передать ему эту идею сидящей женщины. Майоль изваял несколько сидящих женщин, но большой его шедевр – это «Средиземноморье».

Еще одно важное для него движение: Аристид наблюдал за женщинами, работающими на винограднике. Они совершают очень специфические движения, наклоняются особым образом. Это тоже его потрясало, и он все время старался передать образ наклоняющихся женщин. Майоль создал множество похожих, очень интересных произведений. Я часто спрашивала его, что та или иная скульптура для него значит. «Для меня – это дом. Вы входите в дом, я так это вижу. И кстати, видите, сваи дома – это ноги». Он часто к этому возвращался. В другой раз он сказал мне то же самое в другой форме: «Я стараюсь собрать члены, ибо мы входим в скульптуру, как в дом».

(АЖ) Вы говорили, что он работал, как Сезанн. Если я правильно понимаю, скульптура была для Майоля конденсированной формой, синтезом каких-то воспоминаний и ощущений…

(ДВ) Все так. Он питался памятью, воспоминаниями. Мало кто об этом знает. А я все же работала с ним десять лет, и у меня ощущение, что я знаю его хорошо. Мы всегда видим завершенную статую, то, что он хотел показать. Он не показывал остального, того, что было в его пристройке. Здесь, в Баньюльсе, в подвалах дома, или в Париже, в пристройке, которую он оборудовал специально для своих «состояний». У него были и другие точки соприкосновения с Сезанном. Например, внимание к объемам и геометрии. «Я ищу архитектуру и объемы, – говорил он. – Скульптура – это архитектура, равновесие масс, соединенные со вкусом. Этого архитектурного аспекта достичь нелегко. Я стараюсь добиться его, как это делал Поликлет. Я всегда иду от геометрической фигуры – квадрата, ромба, треугольника, так как это фигуры, которые лучше всего удерживаются в пространстве».

С 1905 года, когда скульптура Майоля «Средиземноморье» выставлялась на Осеннем салоне, можно заметить, что художник деформирует составные части своих произведений. Это удивляет, шокирует и провоцирует конфликты с классической, реакционной скульптурой. А Майоль в области скульптуры – архитектор. Он это провозглашает, доказывает, и всю свою жизнь он пытается создать архитектурное воспроизведение храма, являющегося одновременно монументальной человеческой фигурой, в которую – в воображении – можно войти. Бесспорно, его скульптуры открывают путь к модернизму.

Другой современный Майолю скульптор, Шарль Деспио, о котором я вам уже говорила, тоже прибегал к деформации. Однако его называли «художником скульптуры» из-за удававшихся ему женских лиц. Между тем Деспио также искал в искусстве скульптуры архитектуру, деформируя, как и Майоль, составные части. В те времена на это очень косо смотрели классицисты, которые открыто выступали против модернизма и резко критиковали обоих художников.

(АЖ) Вы упоминали «неосязаемое», но как его описать? Ведь это все же парадоксально, человеческие формы очень «осязаемы», очень конкретны.

(ДВ) На первых порах, когда Майоль работал, нужно было помалкивать. Позднее, когда мы стали сотрудничать, мы много разговаривали. Матисс его однажды спросил: «Что это вы без конца говорите о своей новой натурщице?» И Майоль ему ответил: «Она – красавица и говорит, как Андре Жид». В общем, мы много говорили. Это слово, «неосязаемое», было ему очень свойственно: «Я хочу передать неосязаемое», «Я хочу передать то, что внутри». Это не так уж парадоксально. Это означает, что он искал сам объем. Жизнь объема в себе. Знаете, это первопричина идеи абстрактной скульптуры. Она возникла у него не как у технического специалиста – он таким не был. Майоль хотел выразить неосязаемое, то есть он хотел выразить объем ради самого объема. Однажды после долгих колебаний я позволила себе порасспрашивать его, потому что была уже достаточно подкована в современном искусстве и у меня возникало много вопросов. Я спрашивала его: «Как так случилось, что вы ваяете только человеческое тело? Раз вы находитесь в поисках чистого объема, почему непременно человеческое тело? Это бесполезно. Почему не отойти от человеческой фигуры в пользу красоты создания упрощенной формы?» Он подумал и посмотрел на меня: «То, о чем вы говорите, – это скульптура будущего. Я не против. Но я присоединяюсь к мнению Леонардо да Винчи: „Кто может изобразить человека, знает, как изобразить весь мир“».

(АЖ) Вам не кажется, что он мог бы заниматься писательством?

(ДВ) Майоль не писал. И очень жаль, потому что он часто произносил замечательные фразы. Жаль, что не существует сочинений Майоля. Лишь свидетели сохранили отдельные замечания, сказанные по тому или иному поводу. Он был теоретиком открытия абстрактного искусства, хотя сам об этом даже не догадывался. Потому что не занимался теоретизированием, он был в поисках. Майоль был первопроходцем, изобретателем. Он даже изобрел бумагу, на которой рисовал. Как-то Матисс рассказал мне: «В 1905 году я был в Кольюре. Прихожу к Майолю, захожу в его мастерскую. А он стоит там молча и жует. „Эй, Майоль, вы что там жуете?“ Майоль вынимает то, что было у него во рту, и приклеивает к стене со словами: „Вы увидите“. Это была тряпочка, которую он жевал несколько часов. „Вот бумага, которую я изготовлю“».

Он не хотел ни китайской, слишком легкой, бумаги, ни японской, которая была слишком плотной. Ему пришла мысль изготовить свою собственную из чистых льняных волокон. Матисс был совершенно ошарашен. А Майоль действительно изготовил свою бумагу. И его гениальный меценат, граф Кесслер, выделил ему средства на создание небольшого предприятия. Граф снял сарай в Монвале, совсем рядом с Марли-ле-Руа, и они превратили его в бумажную фабрику! Со временем Майолю это наскучило, и он передал управление фабрикой своему племяннику Гаспару, который перепродал патент Монгольфье. А бумага «Монваль» существует до сих пор!

(АЖ) Вы упомянули, что вокруг Майоля было мало людей. Он любил уединение? Что было в его мастерской?

(ДВ) Это был человек одновременно очень одинокий и постоянно окруженный людьми. Настоящий художник способен работать где угодно. Мастерская еще не делает кого-то художником. Здесь, в Баньюльсе, Майоль работал в подвале. Я работала там вместе с ним. Еще он работал на своей ферме – и в помещении, и под открытым небом. Отель «Мирамар», здесь в Баньюльсе, сдал нам в аренду большой склад: мы там занимались монументальной скульптурой. И ему было все равно где работать. Ему просто было нужно быть защищенным, чтобы он мог творить.

(АЖ) А как насчет мысли нанять подмастерьев?

(ДВ) О, это было совершенно исключено! Это бы ему мешало. Конечно, он несколько раз обращался к специалистам. Но не к каким попало! Долгое время ему помогал брат ван Донгена. Он обращался также к сыну Матисса, Жану, отличному скульптору, застенчивому, но замечательному человеку. Был еще Робер Кутюрье, ставший большим скульптором – недавно мы отпраздновали его столетие[30]30
  Робер Кутюрье скончался в 2008-м в возрасте ста трех лет. – Прим. пер.


[Закрыть], – Кутюрье в свое время был прекрасным специалистом. Майоль, как и Роден, работал со скульпторами как с подмастерьями, каждый раз только с одним. И совсем понемногу, изредка. Нет, он действительно был одиночка.

(АЖ) Он нанимал помощника, когда у него было много заказов?

(ДВ) Он нанимал кого-то, когда у него был заказ и нужно было исполнить его в камне или же произвести обрезку.

(АЖ) Обрезку?

(ДВ) Да, это когда скульптор хочет взять удачные части одного проекта, чтобы использовать их в черновом варианте новой статуи или пересобрать иначе. Это называется «делать отводки», как в садоводстве. С Кутюрье он обрезал «Гору», созданную со мной, чтобы изваять «Реку». Ее нужно было обрезать и дальше над ней работать. Тогда шла война. Кутюрье ушел в армию и вернулся только в 43-м. Скульптура оставалась в его мастерской. В тот же вечер, когда я вышла из тюрьмы, мы пошли работать над скульптурой к Кутюрье. Исправляли «Реку».

(АЖ) В конце жизни, перед самым уходом, Майоль работал над новыми произведениями?

(ДВ) Его «Гармония» осталась незавершенной, у нее нет рук. Неважно, он все же закончил большие монументальные скульптуры. И у него были другие замыслы.

(АЖ) Большие монументальные скульптуры?

(ДВ) В принципе это был заказ. Как и памятник, о котором мы уже говорили, памятник Огюсту Бланки в Пюже-Тенье – «Скованное действие». У Майоля была компания друзей, которые хотели подтолкнуть его в сторону монументального искусства. И правильно делали: Майоль был крупнейшим скульптором пленэра нашего времени. Они организовали комитет, чтобы создать памятник Полю Сезанну, – Франц Журден, в то время президент Осеннего салона, и его друзья: Боннар, Вюйар, Матисс, Морис Дени… Этот памятник был не столько заказом, сколько воплотившейся идеей. Майоль обожал Сезанна и все время о нем думал. Хотел отдать ему должное. Благодаря комитету он смог получить небольшую сумму. Сделал множество набросков. Когда скульптуру уже можно было представить, ему предложили подарить ее городу Эксу. Экс памятник не принял! Все было готово, статуя уже была в камне. Теперь муниципалитет Экса постоянно у меня ее просит, но они ее никогда не получат! В конце концов памятник был приобретен муниципалитетом Парижа. Приехал Кесслер – это было в 1925 году, – и они пошли в сад Тюильри. Они долго смотрели, искали. Майоль сказал: «Проще изваять статую, чем ее установить». Особенно в Париже, во Франции, где масса всяких табу. Памятник был размещен очень неудачно, между двумя лестницами, ведущими к террасе Оранжереи. Мои сыновья, когда были маленькими, пошли гулять в Тюильри и не нашли памятника вовсе. Мы еще поговорим о нем, когда вернемся к Тюильри.

Монументальная скульптура Майоля очень интересовала. У него был дар, дар монументальности. Это очень любопытно. И потом Майоль был человеком, который много смотрел на Версаль. Он ездил туда, и ему нравилась монументальные скульптуры Версаля. Он заметил, что многие были из свинца, а свинец больше не использовался. То есть его использовали еще для крыш, например, в Нотр-Даме, в сооружениях такого масштаба. Но не в скульптуре. Свинец был в ходу до XVII века, а потом о нем практически забыли. Так вот, Майоль сказал себе, что будет делать свои монументальные статуи из свинца. Так он и сделал. Свинец – это очень красиво, ни на что не похоже.

(АЖ) Существует термин, который часто ассоциируют с Майолем, особенно на аукционах его произведений, – «неоклассицизм». Что такое неоклассицизм? Майоль принадлежал к этому направлению?

(ДВ) Критики иногда ассоциировали скульптуру Майоля с неоклассицизмом. Насколько это суждение верно? Для начала нужно напомнить, что неоклассицизм как направление родился в конце XVIII века и развился в веке XIX. Самым его знаменитым представителем был скульптор Канова. Неоклассицизм означает заимствование форм и пропорций Античности в последующие эпохи. Так что этот отсыл к античным шедеврам уже совершали в собственных произведениях художники Возрождения. Нельзя отрицать, что творчество Майоля отчасти отмечено наследием классической скульптуры. Но в отличие от художников неоклассической школы, которые заявляли, что черпали вдохновение в Античности, Майоль создавал свои произведения благодаря собственному воображению, они лишь случайно обнаруживают некоторые общие черты с самым началом классического периода, с эпохой Фидия и скульпторов Олимпии.

К этой случайности привели поиски красоты. Напомню, что Майоль открыл для себя греческое искусство в путешествии в Грецию, организованном его меценатом, графом Кесслером, который был ко всему прочему крупным эллинистом. Это произошло в 1907 году, когда Аристид Майоль уже создал множество своих скульптур. Майоль был едва знаком с греческим искусством, его интересовал лишь архаический период. Нужно было видеть, как он прикасался к такому изящному, такому стройному торсу юноши, который привез из Греции и полюбил!

Майоль вырос из художественного и литературного течения символизма, отдающего предпочтение внутреннему миру перед природой. Его первые скульптурные произведения повторяют сюжеты гобеленов, которые ткали для него в мастерской, оборудованной в его доме в Баньюльс-сюр-Мер. В этих первых скульптурах нет ничего ни греческого, ни классического. Майоль сам говорил об этом: у него было чувство, что он изобретал скульптуру, что он был первым скульптором. Очень скоро он изобретает изображение тела, основанное не на идеальных пропорциях, как того требовало классическое искусство, а на соотношении пропорций, которое ближе к законам архитектуры, чем скульптуры. Нужно, чтобы фигура удерживалась в пространстве. Отвечая на критику графа Кесслера, считавшего, что цоколь «Средиземноморья» слишком тяжелый, Майоль возражал, говоря, что его следовало рассматривать как колонны храма, на которые опирается здание, а если сделать цоколь соблюдая реальные пропорции, он будет казаться слишком хлипким.

Брассай: Майоль рассматривает «Гору» в мастерской своего подмастерья ван Донгена, 1936 г.

В начале ХХ века появляется связанная с неоклассицизмом искусствоведческая теория, выдвинутая Адольфом фон Гильдебрандом. Гильдебранд считал, что современная скульптура должна ориентироваться на монументальное искусство, единственным примером которого в истории форм было искусство Древнего Египта. Майоль воспринял из великого искусства фараонов отказ от движения и строгую фронтальность. Однако, в сущности, Майоль не подстраивал свои произведения ни под какие теории, даже если иногда он приближался к некоторым из них, экспериментируя над новыми формами по мере развития собственных идей. Значительное влияние на Майоля оказали лишь Гоген и Сезанн.

Нет, Майоль не принадлежит к неоклассицизму, неоклассицизм – противоположность его способа выражения в скульптуре. Майоль – изобретатель. Его творчество, как сказал Андре Жид, «ничего не означает». Это начало модернизма, как его поиск безмолвия в скульптуре и как упрощение формы. Как разрыв с господствующим течением.

Современность, принесенная Майолем в искусство скульптуры, была признана авангардистами Парижа и Берлина. Его последователями были Анри Лоран, Жан Арп, Генри Мур и Цадкин. Жан Арп говорил мне, что начал заниматься скульптурой, выйдя с выставки произведений Майоля. Генри Мур хотел устроить свою выставку в зарождающемся Музее Майоля. Он был готов представить свое искусство во дворе, на брусчатке Людовика XIV. Мы уже договорились, но он умер, так и не осуществив свою мечту. В молодости, приехав в Париж, он отправился в Марли, чтобы встретиться с Майолем, но не решился даже постучаться в жилище художника, которого боготворил. Что касается Анри Лорана, его духовный сын, Цадкин, держал фотографию Майоля на столе в своей мастерской. И говорил со мной о своем восхищении Майолем и о современности его творчества.

Драма Майоля, мы об это только что говорили, – это полное отсутствие интереса к написанию текстов. Он не любил писать, говорил: «Я предпочитаю рисовать». Но если бы он записывал все, что чувствовал день за днем и так ясно выражал словами, если бы он доверял бумаге свои мысли об архитектуре в скульптуре, свои взгляды на модернизм, никому никогда бы не пришло бы в голову причислить его к неоклассицизму.

(АЖ) Благодаря вам, уже довольно поздно, Майоль вернулся к живописи…

(ДВ) По правде говоря, он никогда не переставал ею заниматься. Начинал с рисунка и живописи. Живопись его не удовлетворяла – он переключился на керамику, а с нее – на гобелены. Потом занялся скульптурой. Ну, по-настоящему занялся. Но он продолжал писать картины. Существуют его полотна 1912, 1913, 1914 и даже 1925 годов. А в 1934-м он действительно вернулся к живописи со мной. Когда мы были одни на этой изумительной ферме в горах, мы могли работать под открытым небом на поляне рядом с домом. (На этой поляне я в итоге его и похоронила.) Я могла позировать на природе. Вокруг никого, лишь несколько человек работали на винограднике вдали. Майоль сделал там десятки рисунков и написал несколько полотен.