Текст книги "Мой хулиган"

Глава 4
Леся

Домой я возвращаюсь с настроением ниже плинтуса. Оно становится еще хуже, когда в почтовом ящике нахожу очередную квитанцию на оплату квартиры и еще одно предупредительное письмо от управляющей компании. Ведь в графе «Долг» сумма меньше не стала. Если так пойдет и дальше, нам и правда скоро отключат и свет, и газ с водой. Жаль, что нельзя просто взять и выбросить эти бумажки.

Чертов Ольховский! И нужно было ему оказаться тем Анонимом777 из приложения. Не будь он им, я бы уже продала эти дурацкие ответы, выплатила какую-то часть долгов за квартиру и забыла все как страшный сон.

Тяжело вздохнув, я запихиваю квитанцию и письмо себе в сумку. Поднимаюсь на пятый этаж нашей с дедом сталинки, едва волоча ноги. На душе тошно. Хочется прямо здесь усесться на ступеньки и пожалеть себя. И все еще влажная блузка на мне лишь добавляет дрянных ощущений от этого дня. Ко всему прочему, еще и тот разговор Майер и ее подружки в туалете не выходит из головы.

Во мне бурлят обида, злость и полное непонимание. Неужели, чтобы не быть стремной, нужно стать чьей-то копией? Ну, например, той же Майер. Я всегда знала, что далека от журнальных идеалов. Огромные, широко расставленные глаза, никаких сексуальных скул, кукольных ресниц и брендовых шмоток. Я одеваюсь как мне удобно и на что хватает денег. Не гонюсь за популярностью. Да, я самая обычная, но, оказывается, правильно это называется «быть стремной». Понуро доползаю до своей двери и лезу в сумку за ключами.

– Леська, привет! – раздается за моей спиной радостный оклик.

Вздрагиваю, едва не выронив ключи из рук.

– Богдан, ты напугал меня, – недовольно бормочу я и оборачиваюсь на знакомый голос.

В распахнутых дверях напротив в смешных ярких шортах и клетчатой рубашке на меня смотрит мой сосед по лестничной клетке. Его русые завитушки, как всегда, забавно торчат во все стороны кудрявой шапкой.

– Извини, думал, ты слышала, как я замком клацаю. – Богдан виновато улыбается. – А ты чего такая загруженная? Как все прошло вчера?

– Никак, – вздохнув, отвечаю Богдану кратко. Говорить о вчерашнем что-то совсем не хочется. – Я отказалась от этой затеи.

Бо удивленно ведет бровями. Он-то и уговорил меня на идею с тем дурацким приложением. Скачал, зарегистрировал и убедил, что ни одна живая душа ни о чем не узнает. И у меня не было причин ему не доверять. Богдан ведь не только мой друг детства, но еще и заочник нашего университета, учащийся на факультете информационных технологий и программирования. Он сам активно и успешно пользуется приложением «Зачета. нет», когда начинается сессия. Только вот я сама все испортила…

– А чего так? – Богдан опирается плечом о дверной косяк, явно собираясь послушать о моих вчерашних приключениях. – Все-таки боишься, что он… – понизив голос, Бо указывает подбородком на дверь моей квартиры, – узнает?

– И это тоже. – Я вздыхаю еще тоскливее, чем несколько мгновений назад. – Так что, может, это и к лучшему, что ничего не вышло.

– Да все бы вышло. Надо просто быть понаглее, – уверенно заявляет Бо, а я морщусь.

Вселенная что, решила сегодня доконать меня, разом надоумив всех указать мне на мои недостатки? Фыркнув, разворачиваюсь к своей двери и вставляю ключ в замок.

– Лесь, а смотри, что мама моя достала на работе. – Богдан за моей спиной таинственно понижает голос.

Я снова оборачиваюсь к соседу. Но стоит мне только взглянуть на Бо, а точнее, на то, что он держит в руках, как мое кислое лицо перестает быть таковым. У Богдана в ладонях зажат белый горшок с цветком.

– Это… Ну… – Друг морщится и явно пытается вспомнить название. – Как ее там…

Я сразу же узнаю это крохотное толстенькое растение.

– Это же граптоверия, – смотрю на пучок розеток с удлиненными серебристо-зелеными листьями, на кончиках которых расположены тоненькие щетинки розового цвета.

– Точно. Мама так и сказала, – радостно подтверждает Бо, а потом протягивает мне горшочек.

– Это мне? – удивленно перевожу взгляд с цветка на Богдана.

Он расплывается в улыбке:

– Ну не мне же? Здесь не я фанат суккулентов. Так что держи. Это тебе в коллекцию.

И первый раз за день мне становится тепло на душе. Все-таки Бо самый классный друг! Всегда знает, как поднять настроение. Уголки губ сами тянутся вверх, а руки за горшком.

– Бо, как здорово! – искренне благодарю его. Осторожно забираю цветок, не переставая восторженно смотреть на него – граптоверии у меня еще точно не было.

– На чай не зайдешь? – интересуется Бо, пока я пячусь к дверям своей квартиры.

– Ой, прости. Давай не сегодня, – поднимаю на него виноватый взгляд. – Что-то так устала.

Еще бы мне не устать! За один день и от местного ловеласа скрывалась, и, посетив всего лишь женский туалет, столько интересного о себе узнала… А Богдан уже обиженно хмурится. Но я, показав язык, скрываюсь за дверью своей квартиры.

Стоило только шагнуть на порог, как мне в нос ударяет запах чего-то пригорелого. О нет! Дедушка опять решил кашеварить сам.

– Дед! – кричу на весь дом.

– Я здесь, Лесь! – доносится из кухни бодрый голос.

Прижав одной рукой горшок с цветком к себе, я быстро скидываю сумку на пол, стягиваю с себя кроссовки и прямиком направляюсь туда.

– Дед, ну зачем? Я бы сама все приготовила! – возмущаюсь, едва ступив на крошечную кухню.

– Ужинать будешь? – Дедушка словно и не слышит моих причитаний.

В старой домашней футболке и растянутых трениках он колдует с половником над кастрюлей на плите. А вот запах чего-то паленого аж жжет нос. Прохожусь беглым взглядом по пространству кухни. Да уж… Мне теперь мыть это все часа три, не меньше!

Я пытаюсь не злиться на дедушкину инициативность. Ведь, кроме него, у меня никого нет. Отец сбежал почти сразу после моего рождения и больше на горизонте не появлялся. Все, что мне от него досталось, – это птичья фамилия. После развода с моим отцом мама вместе со мной переехала к своим родителям. Так мы и жили в этой просторной, но очень скромной трехкомнатной сталинке: мама, я – мелкая непоседа, бабуля и дед.

Пока не случилось непоправимое. Моя мама, по образованию геолог, погибла из-за несчастного случая в одной из своих экспедиций. И с тех пор моим воспитанием занимались бабушка и дедушка. Но несколько лет назад не стало и моей любимой бабули. Теперь есть только я и дед.

– Дедуль, мы же с тобой договаривались. Готовлю только я, – с укором качаю головой, а потом, вздохнув, перевожу взгляд на его седовласую макушку.

– Чего ты там бормочешь, Лесь? – Он наконец-то оборачивается. Широко улыбнувшись, откладывает половник и вытирает ладони о цветастый передник. – Как день прошел?

– Ты тему не переводи, – прижав поплотнее к себе горшок, строго смотрю на дедушку. – Хозяйка на кухне я.

– Ой, ну все, хозяйка! Знаю, как вы с Зоськой хозяйничаете, когда меня дома нет, – отмахивается он. – Едите одну заварную лапшу и шоколад.

И из-под стола, как в подтверждение его слов, слышится уверенное «мяу».

– А ты куда-то собрался? – удивленно округляю глаза.

– Вчера пригласили на конференцию, – гордо объявляет дедушка. – Завтра лечу.

– Нет, – строго отчеканиваю я. – Ты не летишь ни на какую конференцию.

– Это еще почему?

– Тебе что врач сказал? Снизить нагрузку, меньше работать…

– Ишь, командирша! Леся, билеты уже на руках, и меня там ждут с докладом. Я еду. Меня пригласили выступить платно. Так что это не обсуждается.

– А может, хватит все тянуть одному? – Я позволяю себе немного повысить голос и опять завести беседу о том, что обычно провоцирует между мной и дедом скандал. – Я тоже могла бы немного подзаработать. Устроилась бы официанткой куда-нибудь на вечерние смены и…

– И думать об этом не смей! – Дедушкины глаза гневно смотрят на меня из-под седой линии бровей. – Твоя задача – только учеба!

– Но дед!

– Олеся! – Его кулак слегка постукивает по столешнице, давая понять, что разговор закончен.

Собственно, как и всегда, когда заходит речь о том, что все наши финансовые тяготы мы бы могли делить уже на двоих. Мы же семья. А полгода назад мне исполнилось восемнадцать. Теперь я могу без проблем устроиться на какую-нибудь подработку. Ведь мои пятерки в зачетке никак не покроют долги по квартплате.

Но я опять замолкаю. Правда, состроив весьма недовольное лицо. Дедушка все равно сделает, как хочется ему. Несколько секунд мы все еще буравим друг друга взглядом.

– Лучше иди мой руки, переодевайся и помогай накрывать на стол. – Дедушка смягчается первым. – А что это у тебя в руках? – Он заинтересованно щурится.

Я вздыхаю. Ясно. Нормального разговора о моей подработке опять не будет. Я бы могла сейчас поругаться с дедом, снова разозлиться, но уже даже от намека на скандал ощущаю какое-то бессилие. Поэтому цепляю на лицо улыбку и ставлю горшок с цветком на стол.

– Это граптоверия.

Дед внимательно осматривает зелено-серебристые крепкие листья и недовольно говорит:

– Красиво, но бессмысленно. Цветок рано или поздно засохнет. А вот если коллекционировать книги… Я недавно в книжном видел подарочное издание «Капитала» Карла Маркса…

И я вздыхаю еще раз, переставая внимать словам дедушки. Кто бы сомневался, что он скажет что-то подобное. Дед слишком прагматичен, чтобы разделять мою любовь к цветам. Точнее, к определенному их виду – суккулентам.

Раньше я и бабушка занимались этим вместе. Дедушка только ворчал, что все окна заставлены странными, словно инопланетными, растениями. А после того как бабушки не стало, он будто бы злится на маленькие горшочки. Выселил их все на подоконник моей спальни, куда я и несу подаренный Богданом цветок.

Поставив горшок к своим собратьям, еще раз осматриваю тугие листья с розовыми щетинками на концах.

– И как же тебя назвать? – задумчиво бормочу себе под нос.

Привычка давать имена цветам у меня тоже от бабушки. Она часто обращалась к ним то «Прошенька», то «Ванечка». Так у меня на подоконнике теперь имеются и рипсалис Петр, и сансевиерия Семен, и шлюмбергера Глаша, и еще с десяток имен. И какое же имя будет у граптоверии? Вопрос решается сам собой. На белом пластиковом горшке я замечаю надпись «iggor». Точно!

– Будешь Игорем, – довольно хмыкаю.

– Леся! Мой руки! Я жду тебя ужинать! – слышу дедушкин зов из глубины квартиры.

– Иду! – кричу ему в ответ.

Но, повернувшись к двери спальни, ловлю краем глаза свое отражение в зеркале, стоящем у шкафа. Задерживаю на себе взгляд. А в отражении вижу все то же, что и тогда в женском туалете: девочку в сером вязаном кардигане, под которым видны края рюш блузки и синие застиранные джинсы. На голове растрепавшийся хвост, а на лице ни румянца, ни блеска в глазах. В моих мыслях опять возникают слова: «Она стремная».

Едва приподнятое подарком Бо, мое настроение сразу же падает до нулевой отметки. Еще раз кисло зыркнув на свое отражение, я плетусь в ванную.

Глава 5
Макс

– Всем привет! – громко оповещаю о своем появлении на весь холл.

Но даже дверь у меня за спиной не успевает хлопнуть, как из-за угла слышу задорный звон колокольчика и радостное тявканье. А через секунду по паркету летит золотистый пушистый шар на коротеньких ножках.

– Тикси! – восклицаю я.

Шпиц уже скачет как попрыгунчик, а за ним следом и его хозяйка. Моя мама. Невольно отмечаю, что с последней нашей встречи она как будто опять помолодела. Лицо сияет, короткие волосы по-модному выкрашены в пепельный цвет и идеально уложены. И когда она все успевает? После того как я и моя старшая сестра покинули отчий дом, мама, чтобы не погрязнуть в депрессии из-за синдрома опустевшего гнезда, решила, что будет печь торты. И это решение оказалось весьма удачным. Теперь у нее свой блог, масса подписчиков и постоянные заказы. Если бы я умел готовить такие сладкие шедевры, то давно бы уже и в дверь не проходил. А мама, наоборот, лишь хорошеет.

– Максимилиан! Солнышко! – Она распахивает для объятия руки, ее яркий домашний халат-кимоно придает ей вид взмахивающей крыльями птицы. И через секунду я оказываюсь в маминых объятиях. – Ну наконец-то. А то совсем забыл, что у тебя родители есть.

– Ма, хватит называть меня Максимилианом. Можно же просто Макс, – бурчу я в пепельную макушку, обнимая маму в ответ.

– А ты прекращай стесняться своего имени. – Она поднимает голову и кидает на меня осуждающий взгляд. Но уже через секунду ее лицо озаряется счастливой улыбкой. – Руки мой и быстро на кухню. Ужин на столе, – и чмокает меня в щеку.

Беспрекословно выполняю наказ мамы. Тем более мой нос уже уловил теплые запахи специй, плывущие из кухни, а желудок громким урчанием напомнил, что еду он видел аж три часа назад. Под приветственное тявканье Тикси посещаю ванную и направляюсь на кухню, ощущая, как рот наполняется слюной.

Оказавшись в просторной столовой, смотрю на стол, заставленный едой, и на мгновение даже жалею, что съехал от родителей. Мог бы сейчас не заказной пиццей питаться, а котлетами, супчиками и тортом в придачу. Я сглатываю слюну и уже мечтаю, как проглочу во-о-он то золотистое и румяное, похожее на мясной пирог.

На мое плечо ложится что-то тяжелое.

– Макс, привет, – слышу над ухом голос отца.

Обернувшись, встречаюсь с ним взглядом. Папа улыбается, и в отличие от мамы на его лице стало больше морщин, в темных волосах прибавилось седины. Да и пивной живот под домашней футболкой стал как-то заметнее. И это я не был в родительском доме всего недели две. Ну ладно, три. Или я уже месяц здесь не был?

Отвечаю папе крепким рукопожатием, но внутри почему-то все напрягается. Нет, с отцом у меня хорошие отношения, если не считать его несгибаемую упертость по поводу моего высшего образования и увлечения рисованием. Не мужское это дело, и все тут. Ему все мечтается, что я когда-нибудь возглавлю его консалтинговый бизнес.

Любое наше общение рано или поздно касается этой темы. Сегодняшний ужин не стал исключением. Разговоры за столом о чем-то нейтральном – финальном ремонте дома, маминых безумных заказчиках и о тапке, погрызенной Тикси, – заканчиваются как раз под десерт. Как только мама ставит на стол порцию аппетитных капкейков, мой отец решает завести свою шарманку.

– Ну, Макс, – вздыхает он, расслабленно откидываясь на спинку стула, – мы с мамой все свои новости рассказали, теперь рассказывай, как дела у тебя.

Потянувшись за капкейком с фисташковым кремом, забираю его с блюда, а заодно, приметив еще и капкейк со странным ярко-розовым кремом и уже представив его вкус, отвечаю:

– Хорошо. Недавно масло в машине поменял.

– Масло – это хорошо. О машине надо заботиться, – тянет папа. – А что там с эконометрикой? Можно поподробнее.

Шмяк. Фисташковый крем, слетев с капкейка, падает прямо на скатерть светло-зеленым расквашенным пятном. Таким же становится и мое настроение. Откуда отец узнал об эконометрике?

– Я сейчас все уберу. – Мама сразу же подрывается за салфеткой и недовольно косится на отца. – Виталик, ну обязательно сейчас об этом говорить?

– Обязательно, Вер, – чеканит он.

А я, потеряв всяческий аппетит и положив «обезглавленный» капкейк себе на тарелку, осторожно интересуюсь:

– А что не так с эконометрикой? – Решаю сразу ни в чем не признаваться. А вдруг папа назвал эконометрику просто так, случайно?

– Это ты мне скажи, что с ней не так. Почему у тебя диплом на носу, а экзамен по эконометрике с зимней сессии до сих пор не сдан? – Папа серьезно смотрит на меня из-под густых, почти полностью седых бровей.

И его тяжелый взгляд буквально впечатывает меня в стул. А шестеренки в моей голове усиленно крутятся. Мне срочно нужна отмазка. Но, видимо, это слишком явно отражается на моем лице, потому что отец пресекает мой мыслительный процесс.

– Можешь не придумывать, что соврать. Я звонил в твой деканат, – хмыкает он.

Морщусь. Да как же так?! Все четыре года не звонил, а именно сейчас позвонил.

– Пап, это ерунда. – Мне остается только держать лицо и делать вид, что все это так… пшик, а не проблема. Даже глаза для пущей уверенности закатываю. – К защите диплома я все успею сдать.

– А чего раньше-то не сдал? Не так сильно хочется уже в… – Папа делает паузу, будто что-то вспоминает, и смотрит на маму. – Верочка, куда он там собрался? Напомни.

– В Калифорнийскую студию современного искусства, – со вздохом договаривает мама, уже убравшая крем со скатерти и снова севшая за стол.

Услышав знакомое название, которое давно бередило мою душу, я напрягаюсь.

– Вот. Ты же все еще хочешь попасть туда на обучение? – Папа переводит взгляд на меня.

– Конечно, хочу. Мы ведь договорились с тобой, пап.

– Мы договорились, что сначала ты получишь нормальную профессию, а потом хоть в дворники иди.

Внутри медленно закипает злость. Снова я слышу эту фразу про нормальную профессию и дворника. Отец повторяет и повторяет ее с того самого момента, как только я заикнулся, что хочу заниматься иллюстрациями, то есть со старшей школы.

– А художник-иллюстратор – это не профессия? – Как папа свою фразу, так и я в тысячный раз повторяю свою.

– Дизайнер интерьеров и ландшафтов – это профессия, архитектор – профессия, а вот рисовать какие-то там комиксы, иллюстрации в книжки – это не профессия, – сурово заявляет отец.

– Виталик… – мягко начинает мама.

Ее я не вижу, так как смотрю только на отца, но замечаю, что она кладет свою ладонь поверх его ладони.

– Да? – язвительно прищуриваюсь. – Что же ты Нину не запихнул учиться куда-нибудь в экономический? Или юридический? Она вон вообще одежду рисует.

– Твоя сестра – девушка, если ты забыл. А рисовать всякие платьица и кукол – для девочек это нормально. А мужчина должен заниматься чем-то серьезным. – Папа даже голос повышает и выпрямляется на стуле.

– Как и держать слово. Я сделал так, как ты хотел. Отучился, где ты хотел. – Я выпрямляюсь тоже. И мы оба буравим друг друга взглядом.

– Я все помню, Максим. И слово свое держу. Но ты, – папа освобождает свою ладонь из-под ладони мамы и демонстративно тыкает в меня указательным пальцем, – еще не отучился. Тебя вот-вот перед самым дипломом отчислят.

– Да принесу я тебе твой диплом на блюдечке с голубой каемочкой, как и обещал, – фыркаю я. – А ты готовься свою часть обещания выполнять.

– Да я всегда готов, сын. А тебе советую не говорить гоп, пока не перепрыгнешь.

– Ну хватит, мальчики! – громко прерывает нас мама. – Мы так давно не собирались. Виталик, – она строго обращается к моему отцу, – ты не прав.

– Вера! – восклицает он. – Я же хочу для него лучшего, а он хочет рисовать комиксы. Ну и еще на себе. – Папа указывает подбородком на мои татуировки, виднеющиеся из-под рукавов футболки.

Я закрываю лицо ладонями и не могу сдержать бессильный стон. Все. Понеслось. Старые песни о главном. Часть миллион первая. Рисование. Татуировки. Сейчас еще и про одежду что-то должен сказать. И я, как всегда, прав…

– Этому здоровому лбу уже двадцать один, а он ходит вон в чем. Балахоны какие-то с рисунками, кроссовки цветные. Мама тебя даже в детстве так не наряжала, – продолжает тираду отец.

– Виталик, хватит! – пытается встрять мама.

Мое терпение почти лопается. Чувствую, что лицо краснеет и я готов ляпнуть сейчас что-нибудь не то, и это окончательно испортит мои договоренности с отцом. Я лучше промолчу, но получу от него то, что он обещал. Полугодовое обучение под палящим солнцем Калифорнии.

– Ясно, – быстро поднимаюсь на ноги. Капкейки уже не вызывают во мне никакого аппетита. Бросаю взгляд на хмурую маму и пытаюсь улыбнуться. – Спасибо за ужин, мамуль. Я домой.

– Я думала, ты останешься… – растерянно произносит она.

– Нет. Поеду получать серьезную профессию. – Холодно зыркнув на отца, забираю со стола телефон, запихиваю его в карман джинсов и, расправив плечи, иду на выход из столовой.

– Максимилиан! – расстроенно восклицает мама.

– Да пусть едет, – слышу, как папа ехидничает мне вслед. – Может, и правда к пересдаче подготовится. Сдаст и поедет рисовать свои картинки, как и договаривались. А потом попробует еще на этом зарабатывать и будущую семью содержать. Вот тогда-то он и скажет мне спасибо, – отец театрально повышает голос, заставляя меня покрепче стиснуть зубы, – что злой папа заставил получить нормальный диплом!

– Виталик!

И если еще пару секунд назад после жалобного зова мамы «Максимилиан» я был готов все-таки остаться в родительском доме, то после реплик отца желание пропало напрочь. Меня не заставит здесь переночевать даже желание поесть на завтрак маминых ажурных блинчиков со сметаной. Широкими шагами прохожу через столовую, коридор и выхожу в холл. Меня преследует колокольчик на ошейнике Тикси. Шпиц провожает до самой двери и роняет изо рта на пол свой резиновый игрушечный мяч, когда я наклоняюсь надеть кроссовки.

– Прости, друг. – Я так раздраженно дергаю на них шнурки, что слышу треск. – Никакой игры в мячик сегодня вечером. Отец наказ дал – профессию получать, – цежу я сквозь зубы.

Перед моим носом на паркете появляются носы маминых домашних тапочек.

– Не злись на папу. У него на работе какие-то проблемы. Я поговорю с ним еще.

Выпрямившись, застаю маму стоящей напротив. Она держит в руках парочку пластиковых контейнеров для еды и виновато улыбается.

– Не надо, мам, – бурчу в ответ. – Сам разберусь.

В моих руках оказываются контейнеры с едой.

– Это тебе. Блинчики с мясом и грибы с овощами. И что бы ты там ни думал, я и папа правда хотим тебе только лучшего. Сдай ты уже эту эконометрику. – Мама ободряюще похлопывает меня по плечу.

Из дома родителей я выхожу с воинственным настроем. Нужен моему отцу диплом? Будет. Я обязан сдать. Я заслужил. Я четыре года занимался тем, что мне не по душе, чтобы приблизиться к своей мечте. И никакая Олеся Синичкина меня не остановит. Поэтому, когда сажусь в свою машину, первым делом я пишу именно ей. Нужно вытрясти из этой ботанички то, что мне так нужно. Я решительно открываю в приложении чат с Анонимом1301 и, прожигая взглядом экран телефона, пишу:

Аноним777 [24.05. 20:36]: «Синичкина, буду ждать тебя через час на том же месте, что и вчера. Я удваиваю сумму».