Текст книги "Мы – Виражи!"

Глава 10
Больше никогда

– Не бойся, малыш, – дядюшка Жако не отходил от Ломика и всё говорил, говорил, говорил. – Конечно, это ужасно – то, что ты сделал со своей сестрой. Ужасно, что теперь тебе нельзя вернуться домой, к родным. Но ты заслужишь их прощение! Станешь всемирно известным циркачом, заработаешь кучу денег и приедешь в лучах славы…

Ломик слушал, и душа его разрывалась на части. Он не хотел славы, не хотел денег, он хотел одного – вернуться в домик на колёсах. Но как это сделать? Дядюшка Жако прав: после такого не возвращаются.

– Может, потренируешься? – дядюшка Жако ласково потрепал Ломика по макушке и чуть придвинул к нему ножи, лежавшие перед ним на столе. – А вечером выступишь.

Ломик отчаянно замотал головой. Как объяснить фокуснику, что перед глазами у него стоит алое пятно, расползающееся по футболке сестры? У Ломика не было слов. Все слова остались на языке у Малинки.

Дядюшка Жако не настаивал.

– Ладно, молчун, – он снова потрепал Ломика по макушке, но уже не так ласково, – отдохни, а к вечеру будь готов. Иначе как ты заработаешь прощение у семьи?

Ломик быстро кивнул и выскользнул из фургона дядюшки Жако. Яркое южное солнце ослепило его. Когда глаза привыкли к свету, Ломик увидел, что фургоны выстроились в круг на большой незнакомой площади. Посередине, словно на сцене, репетировали артисты.

Там был и Усик. Он отрабатывал трюк – взбирался на спинку стула и смешно скатывался на землю. Ломику захотелось поговорить с клоуном, но тот, заметив мальчика, поспешил скрыться у себя в фургоне. Ломик услышал только, как повернулся замок в двери. Карлик заперся. Заперся от него!

– Усик, – робко позвал Ломик.

По ту сторону двери было тихо, и Ломик понял: Усик ненавидит его, как и Малинка. Конечно, что ещё он заслужил?

У Ломика навернулись слёзы, и мир перед глазами поплыл. Но тут Тиныч установил шершавую доску, заменяющую мишень, где углём были нарисованы неровные круги, и начал метать ножи. Не каждый из них попадал в яблочко. У Ломика внутри всё переворачивалось, когда некоторые вонзались в чёрные полосы, а то и вовсе улетали в стену фургона.

Ломик смахнул слёзы и подошёл к Тинычу.

– Можно?

Он хотел спасти ножи, которые тоже – Ломик чувствовал! – страдали от промахов. К тому же теперь путь домой для него закрыт. Значит, надо становиться циркачом…

– Сначала утри сопли, – огрызнулся метатель и с размаху запустил нож в доску, но опять промахнулся. Правда, он передумал, едва на улице появился дядюшка Жако. – Ладно, бери…

Бросив ножи Ломику под ноги, он ушёл в свой фургон, громко хлопнув дверью. Но Ломик уже забыл и про Тиныча, и про Усика, и даже про тех, кого оставил на парковке в соседнем городе. Весь мир словно отодвинулся и растворился в горячем воздухе. Остался лишь он, семь ножей и доска с неровными кругами. Ломик отправил ножи в цель один за другим. Так, что они выстроились буквой «М».

– Браво, мой мальчик! – дядюшка Жако хлопнул в ладоши.

Теперь он был спокоен: паренёк не подведёт.

А Ломик так и стоял на месте, потому что на шершавой доске, ровно посередине, проступило алое пятно – точно как у Малинки на футболке. Ломик знал: воображение играет с ним злую шутку. Знал – но ничего не мог поделать. Он понял: ему больше никогда не метать ножей.

Ломик забился под дощатое пузо фургона, в котором жил Усик, и разрыдался.

Сколько он так просидел, размазывая по лицу слёзы и дорожную пыль, Ломик не знал. Но неожиданно сверху раздался скрип. Ломик поднял заплаканные глаза и увидел, что у него над головой распахнулся люк. В узком отверстии показались короткие ножки, а через секунду рядом приземлился Усик.

– Тсс! – он приложил палец к губам и глянул через колесо на площадку для репетиций. – Прости, что сбежал. Тиныч запретил мне с тобой разговаривать.

– Почему? – удивился Ломик.

– Не знаю, – Усик пожал плечами. – Но сейчас главное другое. Тебе надо вернуться к своим, Ромка!

– Нет, – Ломик замотал головой. – Не могу!

– Можешь, – Усик погладил его по волосам. – Не бойся, я что-нибудь придумаю.

Его лицо – лицо взрослого на теле ребёнка – сморщилось от жалости. Он уселся рядом. Ломик почувствовал его острое твёрдое плечико. И стало легче, словно половину тяжести маленький человек перевалил на себя.

– Я что-нибудь придумаю, – повторил карлик.

И Ломик ему поверил.

Глава 11
Куда идти?

Викки спустилась в гостиную и нерешительно остановилась в дверях. За столом, между Линой и её мамой, сидел глава семьи Бардиных. Викки непривычно было видеть его в футболке и шортах. Он ходил в костюмах и при галстуке даже в жару. Видимо, на отдыхе решил расслабиться.

Никто не заметил Викки и не пригласил к столу – Лина и её мама с увлечением слушали, как Дмитрий Александрович рассказывает о последней финансовой сделке.

– Да я его в два счёта облапошил. Как младенца! – донеслась до Викки последняя фраза.

Она топталась на пороге, не решаясь пройти к столу, и разглядывала лысину банкира. Лысина была красной, с тремя складками посередине. Викки чудилось, будто это второе лицо Дмитрия Александровича – оно хмурилось, разглаживалось. Только молчало… Викки вздохнула. Пожалуй, она должна была испытывать к этому человеку благодарность. В конце концов, он уладил папины дела. Но почему-то внутри у Викки колючим клубком сидело раздражение.

– Присаживайся, – мама Лины наконец заметила Викки и указала на место рядом с дочерью.

– А! Виктория Вираж, – банкир повернул к Викки щекастое лоснящееся лицо («На поезде не объедешь», – сказала бы бабушка) и со скрипом отодвинул стул, чтобы подняться и поприветствовать гостью. – Ну здравствуй! Рад, очень рад!

Он пожал ладошку Викки толстыми пальцами и галантно помог девочке устроиться за столом.

– Бедняжка! Не повезло тебе с отцом, а? Что поделать, не все в этом мире способны вершить великие дела. Тут нужны силы и, конечно, талант, – банкир поднял бокал и с удовольствием поймал в нём своё отражение. – Жить в домике на колёсах… Ужас! Бедная крошка! Ты правильно сделала, что сбежала.

Викки слушала и чувствовала, как её лицо заливает краска, а уши полыхают, словно их подожгли.

– Я не сбежала, – тихо возразила она.

– Ну конечно, – лицо Дмитрия Александровича расплылось в улыбке. – Скажем так: ты попросила убежища. Ничего-ничего, живи у нас, сколько потребуется. Думаю, этот неудачник не скоро оклемается. А ты… Будешь нам второй дочерью.

У Викки свело скулы – до того противно ей было слышать всё это. «Мой отец не неудачник! Он не неудачник! – хотелось закричать Викки. – И я не сбежала!» Но она лишь улыбалась в ответ и прятала глаза, ковыряя вилкой в тарелке под сочувственными взглядами Лины и её мамы. Даже горничная, наливавшая банкиру вино в пузатый бокал, посматривала на Викки с сожалением.

На ужин подали тушёные мидии, а ещё запечённого гуся, осетра, холодец, салаты и кучу закусок на необъятных серебряных блюдах. Викки не сумела проглотить ни кусочка, кроме трёх мидий, – невысказанные слова комом стояли у неё в горле. Пока Бардины ели и болтали, она пыталась держать лицо и поддакивать в нужных местах. Но под конец не выдержала.

– Извините, голова разболелась, – соврала Викки, когда горничная внесла торт. – Пойду прилягу.

– Бедняжка! Может, дать таблетку? – мама Лины изобразила такое сочувствие, словно Викки грозила по меньшей мере трепанация черепа.

– Спасибо, не стоит, – отозвалась Викки и выскользнула в коридор, но пошла не наверх, а на улицу, во внутренний дворик, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Викки села на лавочку под балкончиком и наконец дала волю слезам. «Я не сбежала, – мысленно твердила она. – И мой папа не неудачник!» Твердила и сама себе не верила, ведь именно эти мысли Викки спрятала глубоко внутри. А папа Лины одним махом вытащил их наружу. Словно содрал корку с затянувшейся раны.

Неожиданно что-то щёлкнуло у Викки над головой, и она замерла – кто-то вышел на балкончик.

– И долго твоя подруга будет торчать здесь? – в голосе банкира звучала сталь и ещё – отвращение, словно речь шла о приблудившейся блохастой дворняге.

– Да, что-то она задержалась, – сказала его жена. – Я столько денег на неё потратила! И ведь мне их никто не вернёт!

– Ну па-ап! Ма-а-ам! – плаксиво протянула Лина. – С Викки не так скучно. И потом, вы же сами говорили, что богатые должны заниматься благотворительностью. А Викки сейчас ужас какая бедненькая…

– Моя крошка, – с умилением прощебетала мама Лины.

Потом на балкончике воцарилось молчание. Похоже, Дмитрий Александрович размышлял. Викки как наяву увидела его складчатую лысину, которая тоже силилась что-то сообразить. Наконец банкир самодовольно хмыкнул:

– Ладно, пускай твоя бродяжка поживёт с нами недельку. Потом мы летим в Барселону. Не тащить же её с собой, а? Дадим ей деньжат на дорогу.

– Ещё деньжат? – возмутился женский голос.

– Ну да. В конце концов…

Дмитрий Александрович не договорил. Он зашёлся довольным смехом. И мама с Линой тоже рассмеялись.

Викки зажала рот, чтобы не закричать. Она ждала, что Лина, её лучшая подруга, почти сестра, возмутится. Скажет, что никуда не поедет. Что уйдёт бродяжничать вместе с ней, Викки. Но Лина лишь глупо хихикала. А банкир продолжал:

– Нет, дочь, тебе не нужна такая подруга. Твоя Виктория Вираж бросила семью. Сбежала, как крыса с тонущего корабля. Я бы не доверил ей и запонки от своей рубашки.

Викки больше не могла это слушать. Тихо, как мышь, пробралась она между кустами жасмина и стеной дома к входной двери, поднялась к себе в комнату и бросилась в туалет. Её тошнило от одной мысли, что она пришла в дом к людям, которые потешаются над отцом, над всеми Виражами! Викки вывернуло наизнанку, и в унитаз уплыли мидии, которые она впихнула в себя за ужином.

«А Лина-то, Лина! – продолжала страдать Викки. – До чего хороша! Притворялась лучшей подругой, а сама занималась благотворительностью! Предательница!»

Но, рассуждала Викки, может, её Лина и предала, зато своего отца – нет. В отличие от кое-кого другого.

Викки прополоскала рот, умылась ледяной водой и посмотрела на себя в зеркало: лицо мокрое, глаза красные и веснушки на носу – семь с одной стороны и пять с другой. Мама подсчитала однажды.

«Вот как выглядят предательницы», – подумала Викки. И поняла, что не останется у Бардиных ни одной лишней минуты. Она не будет ждать, пока банкир и его лысина вышвырнут её на улицу. И не примет подачек. Она уйдёт прямо сейчас. К семье.

Викки выгребла из мусорного ведра пробники, которые горничная не успела вынести, – пригодятся. Потом собрала вещи и переоделась в свою одежду. Ту, что купила ей мама Лины, она повесила в шкаф. «Чужого не брать!» – приказала себе Викки, хотя ужасно жаль было расставаться с новеньким голубым сарафаном, который так шёл к её глазам.

Она закинула рюкзак на плечо, в последний раз провела рукой по мягкому покрывалу, что лежало на кровати, и ушла прочь из дома, пока Бардины сидели за столом. Викки не оставила записки – банкир умный, сообразит, что к чему. Да и лысина у него не дура.

На перекрёстке Викки обернулась и посмотрела на коттедж, где прожила семь дней. В нём было тепло и уютно, просторно и сытно. Но Викки уже поняла: дом не там, где тебе удобно, а там, где тебя любят и ждут.

«Ждут ли меня мама и папа, бабушка и близнецы?» – вздохнула она.

* * *

Викки уже дошла до парка, когда поняла, что у неё нет денег на дорогу. Ловить машину на трассе? Неизвестно, кто остановится. Вернуться к Бардиным и попросить в долг? Ни за что! Лучше идти пешком всю ночь – указатели на каждой развилке, не заблудится. А если на дороге появится машина, можно спрятаться в кусты.

Гнев придал Викки сил. Но она медлила. Ей нужно было время, чтобы окончательно собраться с духом и выйти из города, наполненного смехом и яркими огнями, на тёмную дорогу, ведущую к семье.

Викки присела в парке на лавочке, убеждая себя, что перед долгим переходом нужно дать ногам отдых. Она думала о том, что происходит в домике на колёсах: чем занимается мама, в какую очередную шалость Малинка втянула покорного Ломика, сколько новых колких словечек придумала бабушка Роза, пришёл ли в себя папа… Но потихоньку её мысли перебил мужской голос, вещавший из динамика.

– Только сегодня и только для вас – мальчик-легенда, который метает ножи точно в цель! – говорил он. – Спешите увидеть!

Викки плевать хотела на всех мальчиков и девочек, будь они хоть детьми Солнца. И всё-таки пошла на голос, чтобы оттянуть марш-бросок через ночную тьму. Задевая рюкзаком чьи-то спины и плечи, она пробилась в первый ряд и замерла. Возле фонтана стоял её младший брат Ромка – правда, совсем на себя не похожий.

В первую секунду Викки засомневалась – он ли это? Может, просто похожий мальчик? Не было у него открытого Ромкиного взгляда и симпатичных круглых щёк, которые Викки любила потрепать. Пропали чуть сутулые плечи… Перед публикой стоял прямой, подтянутый циркач. Его взгляд был острый, как ножи, сверкающие на широком кожаном поясе.

И всё-таки это был Ромка по прозвищу Ломик. Завитушка по-прежнему топорщилась на лбу – никуда не делась, и одежда на нём всё та же – потрёпанные шорты, футболка с якорями да стоптанные сандалии на ногах. Циркачи даже не потрудились его приодеть.

– Ломик! – прошептала Викки.

Ломик не услышал её, конечно. Музыка грохотала на весь парк. И высокий мужчина с серьгой в ухе и тоненькими усиками пытался перекричать бодрую мелодию, рассказывая о талантах маленького метателя ножей. Рядом стоял ещё один тип – плечистый, в кожаной жилетке и тоже усатый. Только его усы больше напоминали толстые лохматые канаты.

Но вот музыка стихла, и зрители затаили дыхание, потому что Ломик, её неуклюжий братец, который вечно спотыкался на ровном месте, взял в руки нож. Он подбросил его в воздух, поймал, потом глянул на мишень и… затрясся, как в лихорадке. Нож выпал из дрожащих рук и со звоном упал на асфальт. Ломик закрыл лицо ладонями.

Кожаный тип тотчас сдвинул его в сторону и загородил, принимая на себя недоумённые взгляды людей. Он поднял упавший нож и отправил его в мишень. Следом за первым ножом полетели и шесть остальных. Один даже попал в яблочко.

Зрители забыли про маленького артиста, увлечённые трюками усача. Но Викки не выпускала Ломика из виду. Она заметила, что высокий мужчина с серьгой повёл брата к фургончику, стоявшему на краю площади.

Викки поспешила следом, расталкивая толпу. «Что всё это значит? Где мама с папой и бабушка с Малинкой? – думала Викки, догоняя Ломика. И ахнула от поразившей её догадки: – Неужели Ломик тоже сдёрнул из дому?»

– Эй! – она догнала брата и его спутника, когда те уже поднимались в фургон по скрипучим деревянным ступеням.

– Чего тебе? – мужчина загородил собой Ломика, но Викки успела заметить, как лицо братишки вытянулось от удивления.

– Хотела поговорить с братом, – Викки вздёрнула нос.

– С кем? – Мужчина обернулся к Ломику: – Ты её знаешь, малыш?

Ломик не ответил. Он стоял, не решаясь даже головой кивнуть: провал на выступлении, внезапное появление Викки – всё это оглушило и озадачило его.

– Разумеется, он меня знает! Мы Виражи! Ясно? – ответила Викки вместо брата и обратилась к Ломику: – Ты почему здесь? Где мама и папа? А бабушка и Малинка? И что ты собирался делать с ножами?

Ломик молчал.

– Ладно, разберёмся. – Викки расстегнула кожаный ремень, висевший у Ломика на поясе, и протянула его мужчине с серьгой. – Это ваше? Возьмите, мы уходим.

Она перекинула рюкзак на другое плечо и взяла Ломика за руку. Ей хотелось поскорее уйти от этого странного человека с серьгой в ухе. Уйти и увести брата. Но на пути у неё вырос кожаный тип. Очевидно, он закончил метать ножи перед зрителями.

– Куда вы пойдёте на ночь глядя? Давай лучше знакомиться. Я – дядюшка Жако, а вот он – Тиныч, – мужчина с серьгой расплылся в улыбке. – Мы хорошие друзья твоего брата. Правда, малыш? Идём, выпьем кофе в моём фургончике. Я расскажу тебе, где мы встретили Романа.

Голос дядюшки Жако звучал до того добродушно, что Викки потеряла бдительность. Она замедлила ход, раздумывая: не остаться ли с циркачами? Может, приютят их на ночь? А утром будет не так страшно идти…

Дядюшка Жако тотчас взял дело в свои руки.

– Идём-идём, – он подхватил Викки под локоть. – Нечего в темноте бродить. Можете попасть в скверную историю.

Дядюшка Жако легонько втолкнул Викки и Ломика в фургон, а сам задержался на ступеньках.

– Заходите, располагайтесь! – крикнул он детям и, прикрыв дверь, прошипел Тинычу в ухо: – Дуй к карлику, пусть сделает кофе. Ну ты знаешь, тот самый, который слона валит. Угостим этих цыплят. Девчонку оставим в парке на лавочке – слишком упрямая. Выезжаем, как только оба уснут.

– Сделаю, – кивнул Тиныч.

– Быстро! – Дядюшка Жако сверкнул глазами и, открыв дверь фургона, снова повысил голос: – Ну как тебе цирковой быт… Э-эм… Виктория, если не ошибаюсь?

Тиныч ещё постоял, прислушиваясь к словам фокусника, глухо звучавшим за тонкой стенкой. Его моржовые усы топорщились. Тиныч ненавидел мальчишку и хотел одного – избавиться от него. И плевать на обещанные богатства. Он – он один! – должен метать клинки!

Но можно ли ослушаться дядюшку Жако?

Глава 12
Мяч, который промазал, но попал в цель

Малинка сидела в такси позади водителя, зажатая между мамой и бабушкой. Снаружи ей было тесно, но внутри словно разверзлась бездонная пропасть. Малинке казалось, будто её грубо разодрали надвое. И теперь вторая половинка ходит где-то сама по себе. Что, если эту половинку не удастся найти? Как жить дальше? Вдруг дядюшка Жако наврал и сейчас циркачи в каком-нибудь другом городе, а вовсе не там, куда они едут? Но нет… Усик не мог обмануть.

«Найдись, найдись, найдись, – беззвучно шептала Малинка своё заклинание. – Ломик! Братик!» Он всегда был позади, всегда уступал Малинке первое место. «Хвостик от Малинки», – называл близнеца папа до того, как окаменел. Но хвостиком Ломик не был. Он был её крепким тылом, каменной стеной, за которой Малинка всегда могла спрятаться. Он часто брал на себя Малинкину вину. Одно только присутствие Ломика наполняло её бронебойной уверенностью в своих силах. А теперь каждая тень казалась Малинке чудовищем, которое тянуло к ней свои лапы, чтобы выдернуть из машины, как морковку с грядки.

Страшно было Малинке. Страшно до жути! Но ещё сильнее терзал её стыд – она-то не была для Ломика тылом. Сколько раз Ломик сбивал коленки, когда Малинка отталкивала его, чтобы прибежать на качели первой. Сколько раз съедала его долю деньрожденного торта… Даже порадоваться за него не сумела, когда обещанное коснулось близнеца. Ах, вот бы повернуть время вспять и всё изменить!..

Погружённая в свои мысли, Малинка не заметила, как пролетела дорога. Такси остановилось возле городского парка. Часы на приборной доске автомобиля показывали без четверти полночь, но у Малинки сна не было ни в одном глазу. Ей казалось, что она больше никогда не уснёт.

– Пройдёте через парк, увидите большую площадь с фонтаном посередине, – объяснил водитель, который, похоже, знал каждую пядь приморского побережья, – цирк Жако останавливается на ней каждый год. Мы с сынишкой…

– Спасибо! – мама поспешно сунула таксисту деньги и схватила Малинку за руку.

Пальцы у неё были ледяные.

Чего ожидать от людей, которые вот так запросто увезли ребёнка, мама не знала. Но предполагала… И от этого ей было страшней во сто крат. Сумеют ли две женщины и девочка справиться с бандитами? Одни, без мужа. Он остался так далеко…

Впрочем, будь Антон рядом, сумел бы помочь?

* * *

Папа смотрел на море, но моря не видел. Перед глазами у него, сменяя друг друга, мелькали люди: мужчины в чёрных пиджаках, похожие на стервятников, красная лысина с тремя складками посередине, растерянные сотрудники банка… Но чаще Антон Вираж мысленно бродил во тьме, словно сознание его заблудилось во Вселенной, где нет ни одной звезды. Точно такая же тьма пожирала папу изнутри. Он чувствовал: от прежнего Антона Виража почти ничего не осталось. И не сопротивлялся. Пусть жрёт.

И конечно, папа не заметил, как шла вдоль моря шумная компания молодых людей. Они громко смеялись, перекидывая друг другу волейбольный мяч. Должно быть, возвращались домой после игры.

– Пасуй! – парень в оранжевых шортах приготовился к подаче, но его приятель решил подшутить и послал мяч слишком высоко.

Тяжёлый мяч перелетел через протянутые руки и врезался папе точно в лоб – аккурат между глаз. Он был послан со всей силы, удар получился крепким. И Антон Вираж взвыл от боли на всю парковку. Да так, что у двух автомобилей по соседству сработала сигнализация.

– Ой, простите… – один из волейболистов подхватил мяч, и вся компания поспешила скрыться.

– Да что ж это… – простонал папа и крикнул: – Маргарита!

Она всегда приходила на помощь, если у него болела голова, – приносила таблетку или гладила по волосам прохладной мягкой ладонью. А сейчас её помощь была необходима! Голова просто раскалывалась!

– Маргарита!

Никто не отозвался.

Папа огляделся по сторонам. Где жена? Где мама? А дети? Куда все подевались?

Внутри у папы похолодело – даже боль отступила. Он осознал, что совершенно забыл о своей семье. «Интересно, давно я вот так сижу?» – подумал папа, потирая щёку. И понял: давно – потому что щетина отросла порядочная.

– Маргарита! Викки!

В ответ послышался только собачий лай. А что это шумит впереди? Накатывает и откатывает…

Папу прошиб ледяной пот, когда он понял: перед ним раскинулось море. Почему же в его памяти не осталось дороги и бессонной ночи за рулём? Кто вёл машину? Маргарита?! Да ведь она и по Зелёному мысу боялась ездить после того, как врезалась в мусорные баки, не успев затормозить…

– Малинка! Ломик! Ма?

Тишина.

Где же они?!

Кровь прилила к голове и бешено застучала в висках. Папа приложил руку к груди, словно боялся, что сердце выпрыгнет, и ойкнул от боли – он уколол палец об острую тоненькую невидимку, которой к футболке был прикреплён лист. Записка! Папа развернул её и в неверном свете фонаря прочитал: «Циркачи похитили нашего Ромку. Мы едем в город С. Малинка говорит, они там. Догони нас, Антон! Помоги!»

Догони нас… Помоги… В каждой букве – отчаяние и страх, папа сразу это почувствовал. Но почему Марго не позвала его? Почему уехала без него?

Папа ударил кулаком по колену и внезапно вспомнил: вроде бы кто-то его звал, кто-то просил помочь. А он отмахнулся, слишком глубоко погружённый в свою беду…

– Ладно, поехали.

Антон Вираж упёрся ладонями в подлокотники и, хрустнув суставами, поднялся из кресла. Надо было спешить.

Папа завёл «Форд», нажал педаль газа, и автомобиль легко сдвинулся с места, утягивая за собой дом на колёсах.

* * *

Дядюшка Жако был невозмутим, как египетский сфинкс. Казалось, даже конец света не потревожит его спокойствия. Но внутри у фокусника на самом-то деле бушевали страсти. Рядом стояли сестра Ломика, его мать и бабка с железякой в руке.

– Повторяю, в нашем цирке нет никаких мальчиков. И эту девочку я впервые вижу, – сказал дядюшка Жако, стараясь не поддаваться зевоте.

Малинка чуть не задохнулась от возмущения.

– Он врёт, мам! Точно тебе говорю! Ломик в одном из этих фургонов. Может быть, даже в этом, – и она ткнула за спину дядюшки Жако.

– Я хочу проверить все фургоны, – твёрдо сказала мама и сама себе удивилась: откуда только храбрость взялась?

– Да вы смеётесь! – дядюшка Жако скрестил на груди руки, сверкнув серёжкой в свете фонаря. – Это вторжение в частную собственность! Я сообщу в полицию. Один звонок – и вы за решёткой, а ваша дочь – в детском доме.

Угрозу немного подпортила зевота, которая широко растянула рот дядюшки Жако. Но мама всё равно отступила назад. И запоздало подумала, что это она должна была позвонить в полицию.

– Дай-ка я с ним потолкую, – бабушка Роза погладила железяку.

Она не разобралась ещё, откуда у неё в руках столько силы, – некогда было. Зато чувствовала, что может подменить на посту Атланта, подпирающего небо, если ему потребуется отойти в кустики. И ей это нравилось.

– Стоп-стоп-стоп, дамочка! – невозмутимость изменила дядюшке Жако: толстенная железяка старой фурии выглядела внушительно, да и вид бабули не обещал светской беседы. – Сейчас мои артисты спят, они устали. Приходите утром. И я, так и быть, позволю осмотреть фургоны.

На сей раз дядюшка Жако не стал сдерживать зевоту – пусть эти трое видят, как он устал, бедняга. Главное, выгадать время, отослать родных Романа подальше. А потом дать отмашку и двинуться в путь. Циркачи были готовы. Дядюшка Жако запретил им высовывать нос под страхом увольнения.

Уловка подействовала. По крайней мере, на молодую женщину. Решимость в её глазах погасла. Она так и стояла чуть поодаль, прижимая к себе несносную девчонку. А вот упрямая старуха придвинулась ближе.

– Эти плуты слиняют, как только мы уйдём! – бабушка Роза подбросила свою железяку и поймала её – легко, словно зубочистку.

Дядюшка Жако понял: пора пустить в ход последнее средство – дротики с транквилизаторами, какими усыпляют хищников для осмотра. Пьер специально купил их, поджидая тигров, которых должны были доставить в цирк со дня на день. Тиныч уже сидел в засаде, позади Виражей, готовый по первому сигналу выстрелить из ружья транквилизатором.

Отгоняя сон, который всё сильнее давил на веки, дядюшка Жако подал условный сигнал Тинычу. Но тот не успел прицелиться – маленькая юркая тень вцепилась ему в лицо. От неожиданности Тиныч повалился на землю. А тем временем по парковой аллее, оглушительно сигналя, мчался автомобиль. За ним, подпрыгивая на кочках, ехал домик на колёсах.

Проехав по инерции вперёд, автомобиль остановился возле цирковых фургонов. Из него выскочил мужчина и в два прыжка очутился лицом к лицу с дядюшкой Жако.

– Па! Антоша? Сынок! – одновременно выкрикнули три голоса.

– Я здесь, – отозвался глава семьи и подступил к Жако: – У тебя, усатый, мой сын. Веди сюда!

Его тихий голос напугал фокусника сильнее, чем железяка старой фурии. И как он здесь появился? Вроде бы сидел в кресле не вставая – дядюшка Жако сам видел, когда тайком ходил к домику на колёсах. А тут примчался. Псих, не иначе! И всё-таки дядюшка Жако взял себя в руки. Он широко зевнул, оттягивая время.

– Видите ли… – начал было фокусник, но Малинка вдруг воскликнула:

– Слышите? Там, в фургоне!..

Все затаили дыхание, прислушиваясь. В фургоне у дядюшки Жако играла знакомая мелодия. Она должна была сообщить о звездопаде, обещанном в новостях.

– Это будильник Викки! – ахнула мама. – Вы и её похитили?!

– С меня хватит. – Бабушка Роза обошла папу, отпихнула дядюшку Жако и с размаха обрушила железяку на дверь.

Два удара – и дверь слетела с петель. Бабушка вошла в фургон.

– Они здесь! Спят! – донеслось изнутри.

Через несколько секунд бабушка Роза появилась на улице. Она несла на плечах внуков, не выпуская при этом железяку. Папа взял на руки Викки, мама подхватила Ломика.

– Быстро в машину, – скомандовал папа, и все поспешили к «Форду».

Бабушка прикрывала отступление. Она шла спиной вперёд, выставив железяку. Прежде чем нырнуть в автомобиль, бабушка подмигнула Жако.

– Да я вас!.. – фокусник хотел было погрозить кулаком вслед Виражам.

Он поднял руку, но сразу же опустил. Рука показалась ему страшно тяжёлой. А потом и сам дядюшка Жако осел на землю у порога своего фургона и захрапел.