Текст книги "Женщина с прошлым, или В кольце ночных желаний"

Глава 12

– Мне понравилась твоя сестра. Привлекательная. Вас издали можно перепутать, настолько вы похожи.

Стас Никлогорский наклонился к Виктории, лежавшей рядом с ним на диване, и поцеловал ее влажный лоб. Она недовольно пошевелилась, но не из-за его слов, а из-за какой-то непонятной тянущей боли внизу живота.

– Ирина – мягкая и доверчивая, – сказала она. – Непохожая на всех тех женщин, которых я знаю.

– Ты действительно рада ее появлению?

– Во всяком случае, я не так сильно огорчена и напугана этим, как моя мама и Георгий, – ответила Виктория и отвернулась.

Неприятные ощущения не давали ей покоя. Бедра налились тяжестью, а живот пульсировал и ныл, как это бывает при различных проявлениях со стороны физиологии, с которыми ежемесячно сталкиваются все женщины. Она поднялась с дивана и прошла в ванную, с грустью обнаружив, что ее подозрения оправдались. Виктория присела на краешек ванны и вздохнула.

– Стас! – крикнула она, приоткрыв дверь. – Налей мне выпить! – и включила воду.

Он с удивлением заглянул в ванную комнату:

– Вика, а как же ребенок?

– Оказалось, что это была просто задержка, – беззаботно ответила Виктория, но глаза ее были печальными. – А я-то размечталась…

Она завернулась в полотенце, прошла в комнату и огляделась. Здесь, в небольшой квартире-студии, как она думала, начнется ее новая жизнь.

– Давай купим новую квартиру, – предложила она, взяв из рук Стаса бокал с вином. – Общую. А еще лучше – посмотрим один из комплексов, которые принадлежат компании отца, и выберем там большой пентхаус.

– Разве квартиры не продаются до того, как начинается строительство? – спросил Стас.

– Я не знаю, – Виктория пожала плечами. – Никогда не размышляла об этом. Мне всегда казалось, что, раз у отца столько домов, я могу выбрать любую квартиру, какую захочу. А тут такой вопрос… Видишь, насколько я непрактична! Я и нашим-то домом – с Дмитрием – никогда не занималась. Он и ремонтом руководил, и дизайнеров приглашал. Все делал сам.

– Хороший был муж, – поддел ее Стас.

– Хороший, – согласилась Виктория, – только не для меня. Сейчас он уже обхаживает мою сестрицу.

Она облокотилась о стойку, разделявшую кухонную зону от гостиной, и задумалась.

– Как так?

– Все просто, – Виктория отпила глоток вина. – Я видела фотографии, которые он хранит у себя. Пятилетней давности, а может, и еще более давние. Но не в этом дело. На них он был с Ириной и с Таисией Рихтер.

– Рихтер? Та самая? – улыбнулся Стас.

– А ты откуда ее знаешь? – глаза Виктории загорелись ревностью. – У тебя с ней что-то было?

– Не было, – покачал головой Стас. – Вся Москва знает, кто такая Таисия Рихтер. Столько моих приятелей из кожи вон лезут, лишь бы она обратила на них внимание! Чертовски хороша собой, – он засмеялся, увидев, что его последняя фраза особенно не понравилась Виктории. – Получается, твоя сестра, муж и Таисия давно знают друг друга?

– Судя по фотографиям, да. И, похоже, их связывает не только нежная дружба. Интересное совпадение, – Виктория с раздражением посмотрела на дверь – в нее позвонили. – Ты кого-то ждешь?

– Нет, – ответил Стас и подошел к двери.

Виктория хотела было сказать, чтобы он сначала спросил, кто пришел, но не успела. Негромкий хлопок, раздавшийся через мгновение после того, как дверь открылась… Стас, шатаясь, отступил на несколько шагов к стене… На его светлой рубашке расплывалось бордовое пятно. Кровь… Он оперся спиной о стену и медленно съехал по ней на пол, оставив за собою кровавый след. Стоявший перед ним человек еще раз выстрелил – в голову и повернулся к Виктории. Не имея сил пошевелиться, она, как зачарованная, уставилась прямо в черное дуло пистолета… и, внезапно дернувшись из-за резкой боли, пронзившей ее грудь, упала на пол.

Человек обошел стойку, посмотрел на женщину и на разбившийся бокал, который Виктория задела, падая. Красное вино забрызгало ее шелковый халат и смешалось с кровью, лужей растекавшейся по гладким плитам пола. Убийца поправил маску, скрывавшую его лицо, и вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 13

– Таисия будет дико смеяться, узнав, чем закончилась наша встреча. – Ирина расслабленно потянулась в объятиях Дмитрия.

– Тогда не рассказывай ей, – ответил он и поцеловал ее в плечо.

– Догадается.

– Таисия хоть и язва редкая, но в проницательности ей не откажешь.

Ирина улыбнулась и подставила ему губы для поцелуя. Она была несказанно счастлива, лежа рядом с ним в теплой постели, и хотела как можно дольше продлить это дивное ощущение блаженства, охватившее каждую клеточку ее тела. Еще вечером Ирина, едва переступив порог квартиры Дмитрия, поняла, что не желает терять его. Не было произнесено ни одного слова – они лишь обменялись взглядами, безмолвно сообщив друг другу о своих чувствах. Ирина поняла, что он любит ее. Пусть не так сильно, как она его, но чувство его было живым и чистым. Она ощутила, как страсть захватывает ее – сильно, безраздельно, и не посмела сопротивляться ей.

Дмитрий непреодолимо влек ее к себе. Он был привлекательным мужчиной с мягкими русыми волосами и теплыми светлыми глазами. Но главный козырь его был не в располагающей внешности, а в веселом и легком характере. Дмитрий умел и любил смеяться, что делало его приятным собеседником. Ирине нравилось в нем все, начиная от тонких бровей и заканчивая его, в общем-то, несносной привычкой расхаживать по дому голышом. «Обожаю уют, комфорт, красивых женщин», – вспомнилась ей фраза, произнесенная им в самом начале их знакомства. Столько времени прошло с тех пор, а чувства ее не изменились, оставшись такими же неистовыми, как и в тот вечер, когда они впервые поцеловались.

– О чем задумалась? – спросил Дмитрий, повернувшись на бок, чтобы видеть ее лицо.

– Такой смешной вопрос! – рассмеялась Ирина. – Никогда не знаешь, что на него ответить. О тебе, о нас…

Дмитрий быстро выскочил из-под одеяла:

– Не засоряй свою голову глупыми мыслями.

– Что значит – глупыми?

– А то, что сейчас включится твой разум, который пока еще спит, и начнет нашептывать тебе: «Дурочка, что ты делаешь рядом с ним? Беги, пока не поздно! Он ведь тебя уже один раз оставил? Что с него станется повторить этот поступок?» – Дмитрий наклонился к Ирине и поцеловал ее. – Ты тогда быстро соберешь вещи и убежишь. Я прав?

– Прав, – согласилась Ирина и потянула его за руку, заставляя присесть. – Мне страшно, я боюсь, что так все и произойдет.

– И мне тоже страшно, – не стал отрицать Дмитрий. – Но безумно хочется попробовать: а вдруг все сложится по-другому? Может, ты простишь меня за ту ошибку и у нас появится шанс начать все заново? Может, мы уедем в Брайтон? Ты будешь работать, а я – прогуливаться по набережной, пить вино в местных ресторанчиках и знакомиться с приезжими красотками?

– Ну уже нет! – рассмеялась Ирина. – Муж-нахлебник мне не нужен.

– Тогда, может, будем просто жить? – спросил Дмитрий и ласково провел пальцами по ее щеке. – Без всяких условий, не пытаясь заглядывать в будущее и не привязываясь к определенной «картинке»? Только потому, что нам хорошо вместе.

Ирина кивнула. Она хотела услышать другое: признание в вечной любви, обещание сделать ее счастливой и подарить ей много солнечных дней. Но она отчетливо понимала, что эти желания – нелепые и какие-то размытые. Дмитрий предлагал ей стать счастливой сейчас, не в далеком будущем, а в тот самый момент, когда он, обнаженный, сидел рядом с ней и смеялся над серьезным выражением ее лица.

– Согласна, – кивнула она. – А теперь – приготовь завтрак. Отметим начало этого чудного дня!

Дмитрий направился в кухню, по дороге прихватив со стола телефон.

– Двенадцать пропущенных вызовов, – он с удивлением посмотрел на Ирину. – Марта, Георгий, Таисия… Что им всем понадобилось? Главное, одновременно.

Ирина взяла свой мобильный.

– У меня то же самое. Только звонила мне одна Таисия, – она набрала номер подруги. – Что случилось? И доброе утро, – улыбнулась она в трубку. – Да, у Дмитрия. Ты уже внизу? Дима, открывай дверь. Позавтракаем втроем.

Менее чем через пять минут Таисия вошла в квартиру и бросила сумку на диван.

– Вас все обыскались, – со злостью сказала она и, подойдя к зеркалу, поправила растрепавшиеся от быстрой ходьбы волосы. – На звонки не отвечаете…

– Мы были заняты, – Дмитрий подмигнул ей. – Что такого могло произойти, раз в нас обоих появилась столь срочная необходимость?

Таисия презрительно сощурилась, когда Ирина вышла из спальни, наспех одетая и подкрашенная.

– Викторию убили! – резко произнесла Таисия. – Застрелили сегодня ночью в квартире ее любовника. Парня, кстати, замочили вместе с ней. Так что вы, наследнички, теперь главные подозреваемые!

Ирина пораженно молчала.

– Где вы были этой ночью? – деловито поинтересовалась Таисия и поправила на Ирине измявшееся платье.

– Здесь…

– Кто это может подтвердить? Кроме вас самих, естественно.

Таисия подошла к кофеварке и налила себе чашку кофе. Дмитрий задумчиво уставился в пространство, куда-то прямо перед собой.

– Понятно, – Таисия отпила глоток ароматной жидкости. – Только вы, и больше никто. Дерьмовенько получается!

Она обвела взглядом квартиру Дмитрия. Должно быть, куплена совсем недавно, еще не обжита полностью, даже пахнет новизной. Хорошая планировка, стильная мебель, огромные окна.

– Если вы не придумаете себе алиби, то ты, Каманин, еще долго не увидишь свое гнездышко, – Таисия взмахнула рукой, указав на его апартаменты. – А ты, Ирка, переедешь не в Брайтон, а в места, не столь отдаленные.

– О чем ты говоришь?! – возмутилась Ирина. – Мы были все время здесь, никуда не выходили, – она присела на подлокотник кресла и прижала руки к лицу. – Как это произошло?

– Я не знаю подробностей, – отмахнулась Таисия. – Зато мне известно другое: если кто-нибудь не подтвердит, что вы не выходили отсюда, то влипли вы, горе-любовники, по самые уши! Каманин, почему в твоем доме нет ресепшен? Так бы администратор, или кто там сидит и наблюдает за порядком, уточнил бы ваше местоположение.

– «Местоположение», «ресепшен», – передразнил ее Дмитрий и побежал в спальню одеваться. – И почему ты такая умная?

– Скажу, что сама была с вами всю ночь! – заявила Таисия. – Пошалили немного. Выпили.

– Что взамен? – спросил Дмитрий.

– Домик в Милане, – округлила глаза Таисия и рассмеялась. – Одевайся, что ты застыл, как столб? Не для тебя стараюсь. Плевать мне, в какую тюрягу тебя упрячут. Даже обрадовалась бы. Но вот Ирина здесь совершенно ни при чем.

– Тая, я…

– Молчи, скоро сюда менты приедут, поэтому нужно срочно придумать, что им говорить. Черт! Подумают, что я в групповухе участвовала. Позор-то какой!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 14

В двадцати километрах от загородного особняка Азаровых находилось поместье Михаила Андреевича Никлогорского, который уже много лет никуда не выезжал из своей обители, предпочитая шумной Москве жизнь на свежем воздухе. Он не познакомился даже со своими соседями, которых, к слову сказать, было не так уж и много, и вряд ли они знали о том, кто такой их сосед и чем он занимается.

Усадьба Никлогорского почти ничем не отличалась от прочих, разве что попасть в нее было не так легко, как в остальные дома. Обнесенная по периметру высоким забором, скрытая от взглядов посторонних высокими тополями, которые Михаил Андреевич каждое лето грозился вырубить из-за обильного пуха, застилавшего землю белым покрывалом, с охраняемыми железными воротами, она не казалась уютной. Более того, у любого, кто проходил или проезжал мимо, душа уходила в пятки – из-за холодных, пытливых взглядов охранников поместья. Еще больший страх у людей вызывали ротвейлеры – те со свирепым любопытством разглядывали случайных прохожих. Суровый дух отчуждения буквально витал в воздухе, но главным его сосредоточением был дом, такой же строгий и серьезный, как и его хозяин.

Никлогорский сидел за обеденным столом и недовольно поглядывал на часы. Первым в столовой появился Марат, его секретарь, доверенное лицо, а главное – племянник, которым хозяин неимоверно гордился. Однако сейчас Михаил Андреевич был недоволен опозданием Марата, потому что он патологически не любил тех, кто является не вовремя. И пусть опоздание было незначительным, всего на несколько минут, но осадок в его душе оставался.

– Где Стас?

Голос Михаила Андреевича был спокойным, но по выражению его лица Марат понял, что старик сильно зол.

– Он не ночевал в поместье, – ответил он.

– Понятно. А ты был очень занят, раз так задержался?

– Минута сорок секунд – это еще не опоздание, – сказал Марат и отвел взгляд в сторону. – Тем более к завтраку.

– Особенно – к завтраку! – резко прозвучал голос Михаила Андреевича, который был известным педантом во всем.

Сколько Марат себя помнил, завтраки, обеды и ужины всегда проходили в одно и то же время, вещи клались только на положенные места. Все учитывалось, подсчитывалось, имело свое название и порядок. Подобная сверхорганизованность уже надоела ему и другим, однако высказываться вслух никто (и сам Марат) не желал, главным образом потому, что лишнее сотрясание воздуха ни к чему не привело бы. Оставалось одно – иногда нарушать правила, установленные стариком, конечно, если они не имели отношения к работе и личной безопасности людей, проживающих в этом доме.

– Михаил Андреевич, вам еще не надоело устраивать мне нагоняи за такие мелочи?

– Из мелочей состоит весь порядок жизни, – заметил Никлогорский и грозно пошевелил белыми кустистыми бровями. – Мелочи играют настолько важную роль в этом мире, что ты даже представить себе не можешь! Порою из-за этих самых мелочей ломается дело всей жизни, а все потому, что им, мелочам, не уделяли должного внимания. И, только взяв под контроль каждую минуту, человек может более или менее гарантировать полноту и плодотворность проделанной им работы. Это я намекаю на то, что тебе следует перевести стрелки своих часов на пять минут вперед, чтобы всегда являться вовремя и не злить меня.

Марат отвернулся, быстро взял со стола салфетку и прикрыл ею рот, растянувшийся в несвоевременной улыбке.

– Приступим, – Михаил Андреевич взялся за приборы.

После завтрака они перешли в гостиную. Михаил Андреевич читал газету, сидя в кресле у камина, Марат устроился напротив него и забавлялся, пуская в потолок кольца сигаретного дыма. В комнату вошел Борис. Высоченный, мощный, с плавно переходившим в плечи затылком, он молча обвел взглядом членов отдыхавшего семейства и хотел было тихо удалиться, посчитав, что в его присутствии здесь нет особой необходимости.

– Борис, – остановил своего помощника Михаил Андреевич, – в котором часу вчера уехал Стас?

– В семь.

– Один?

Борис часто заморгал.

– Да-а, – протянул он.

Марат обреченно покачал головой. От Бориса, которого между собою все называли Груда Интеллекта, вряд ли можно было добиться более развернутого ответа.

– Так он меня с собой не позвал, – оправдался Борис. – Сказал, что у него срочные дела в городе и что в сопровождении он не нуждается.

Сейчас Боря сказал все слова, которые знал, значит, несколько следующих дней он будет молчать как рыба.

– Мне его найти? – снова подал голос Боря, и это окончательно развеселило Марата, посчитавшего, что у помощника Михаила Андреевича начался словесный понос.

– Не стоит.

– Ну, как хотите. А то, если понадобится, я съезжу в город. И… это… привезу его.

– Иди проверь охрану. – Михаил Андреевич бросил укоризненный взгляд на давившегося от смеха Марата и добавил: – Через двадцать минут, Боря, жду тебя в саду. Поможешь мне с розами. И Гаврилу позови.

Борис кивнул и вышел.

– Интересно, – пробормотал Михаил Андреевич. – Какие дела могут быть у этого бездельника?

– Не знаю, – ответил Марат, затянувшись сигаретой.

– Утаиваешь или тебе не известно?

– О чем вы? Я вас не понимаю.

Марат всегда называл дядю на «вы» и по имени-отчеству. С детства он привык к подобной манере обращения к нему, скопировав ее у взрослых. Еще будучи подростком, он удивлялся, с каким мастерством Михаил Андреевич демонстрирует всем свое доминирующее положение и устанавливает четкую дистанцию между собою и всеми окружающими. Ни один человек не мог позволить себе малейшей фамильярности по отношению к господину Никлогорскому, и Марат тоже не был исключением. Несмотря на их кровное родство, Михаил Андреевич не терпел панибратства, но при этом он был достаточно мягок и терпелив с племянником, которого воспитывал с детства.

– Тогда, может, ты знаешь, что творится со Стасом в последнее время? Мы с ним совсем не видимся и не разговариваем. Ночует в городе, кто-то постоянно ему звонит…

– Отвлеченный взгляд и глупая улыбка на лице, – смеясь, добавил Марат.

– Инфицирован любовью? Такое рвение, какое у него имеется к бабам, ему следует проявлять к работе. Совсем мальчишка обленился, ничего не хочет делать. Я в его годы деньги зарабатывал, а не прыгал из койки в койку.

– Цивилизация развращает, – сказал Марат, не понимая, зачем дядя завел этот разговор.

Стас всегда был парнем избалованным и дерзким. Деньги и снисходительное отношение отца сделали его таким. Теперь поздно что-либо менять, и, как бы Михаил Андреевич ни сокрушался по этому поводу, его сын уже никогда не станет другим.

– Нет, Марат, развращает не цивилизация, а родители, которые не умеют отказывать своим детям. Что ж, – Никлогорский посмотрел в окно и поднялся. – Утро солнечное, роса уже высохла. Я иду в сад. Ты чем займешься?

– Хочу съездить в город, – ответил Марат и направился к лестнице.

– Возвращайся к обеду.

Михаил Андреевич не производил впечатления романтичного человека, однако, глядя на огромный розарий, для которого он выделил самый светлый и тихий участок на заднем дворе, в первую очередь в голову приходили мысли именно об этой стороне его личности. Он никому не доверял уход за своими розами, самостоятельно покупал саженцы, готовил грунт, любовно высаживал цветы в землю и, казалось, знал о них все – начиная от классификации и заканчивая агротехникой. Предпочтение он отдавал кустарниковым розам и был бы рад украсить каждую комнату своего дома этими нежными созданиями. Но из-за аллергии на пыльцу, которой страдал его племянник Марат, даже кухарка знала, что приносить цветы в особняк категорически запрещено.

Яркие цветущие кусты радовали глаз, но еще большее удовлетворение хозяину приносили заботы о них. Михаил Андреевич не гнушался поработать на земле, наоборот, все свое свободное время он отдавал именно этому занятию. Добротный садовый инвентарь, тщательно подобранные удобрения и сорняки, от которых здесь беспощадно избавлялись, навевали ему воспоминания о детстве, когда его мама возилась на небольшом участке перед их домом и весело рассказывала своему маленькому сыну разные легенды о цветах. Воспоминания о чудесных минутах, проведенных рядом с нею в этом ярком, благоухавшем цветочными ароматами дворике, навсегда отложились в его памяти. И теперь, ухаживая уже за собственными цветами, Михаил Андреевич мысленно возвращался в те счастливые мгновения своей жизни, когда душа его была наполнена безмятежностью и любовью.

Переодевшись в рабочую одежду, он вышел на задний дворик, чтобы подготовить к зиме уже давно отцветшие кусты. В то время как Гаврила, один из работников поместья, приносил из подвала каркасы, Михаил Андреевич пригибал и пришпиливал к земле плети роз, мягко и доходчиво рассказывая Борису, внимательно наблюдавшему за его действиями, для чего все это делается.

– Погода теплая, сухая, – говорил он. – При минусовых температурах побеги становятся хрупкими и ломкими, поэтому сейчас уложить их вниз – самое время. Заодно избавимся от сухих и заболевших веточек. Боря, подай секатор.

– Ножницы?

– Да, садовые ножницы, – спокойно пояснил Михаил Андреевич и начал обрезать невызревшие побеги и бутоны. – Можешь идти, Борис, – отпустил он помощника, уже явно заскучавшего.

– Кофе принести?

– Позже, – Михаил Андреевич отряхнул вымазанный землей рукав свитера и уверенными движениями, говорившими о его многолетнем садоводческом опыте, принялся срезать все лишнее с розовых кустов.

В стороне, на веранде, не выпуская хозяина из виду, пристроились в креслах Гаврила и Боря. Гаврила, поеживаясь из-за дуновений прохладного ветерка, пытался согреться, попивая горячий чай, и ни на минуту не замолкал, рассказывая Борису о своих успехах у женщин. Борис молча слушал его и изредка с сомнением качал головой. Тогда Гаврила начинал с удвоенной силой доказывать Борису, что все его похождения – чистейшая правда.

– Ты, Гаврила, – вдруг высказался молчаливый Борис, – не Гаврила, а Говорило!

– Что?! – возмутился Гаврила. – Сомневаешься?

Он встал напротив Бориса. Невысокий, но плотный, с когда-то красивым, а ныне перебитым носом, с хитрыми глазами, чей цвет сложно было определить, он выглядел не как Казанова, которым пытался казаться, а скорее как его слуга. Борис оскалился, рассматривая его коренастую фигуру, и тоже поднялся. Он явно выигрывал по росту, да и по массе тоже. Гаврила хохотнул и ткнул его кулаком в твердый живот. Борис даже не улыбнулся, сплюнул, попав в ленту пожелтевшей травы – при этом он проследил, чтобы хозяин не видел, куда приземлился его смачный плевок, и, вновь опустившись в кресло, подвинул к себе чайник.

– Садись, Говорило, чай стынет.

– Ты, Борис, брось! Я не трепло!

– Знаю, – согласился Борис, насыпал сахар в чашку и повернулся в сторону открытых дверей, откуда послышались чьи-то шаги. – Марат идет.

– Удивляюсь, как ты можешь по шагам определить, кто идет?

Гаврила кивнул вышедшему на веранду Марату. Тот, не заметив этого приветствия, быстро прошел мимо обоих мужчин и направился прямиком к Михаилу Андреевичу. Гаврила заинтересованно проследил за ним, уж очень суетливыми были его движения, будто что-то произошло.

– Дядя! – услышали Борис и Гаврила голос Марата и встревоженно переглянулись.

Марат никогда не называл Михаила Андреевича подобным образом, значит, он был чем-то очень взволнован или расстроен. Гаврила потер внезапно занемевшую шею и уставился в огромную спину спускавшегося по ступеням Бориса.

Михаил Андреевич повернулся к Марату, засучил рукава старого свитера, открыв мускулистые руки, и посмотрел на племянника, недовольный тем, что его отвлекают от любимого дела.

– Стаса убили, – произнес Марат.

Михаил Андреевич медленно отложил грабли в сторону. Ее пристальный взгляд буквально прожег кожу на лице племянника. Потом в глазах Никлогорского загорелась дикая злоба, скулы покрылись яркими алыми пятнами, а шея побагровела. Гаврила невольно шагнул назад, Борис, наоборот, двинулся вперед, но его остановил властный жест Марата. Это был приказ – не приближаться.

– Когда и как это произошло? – спросил Михаил Андреевич.

В отличие от выражения лица, голос его практически не изменился, оставшись таким же спокойным и твердым, как и обычно.

– Застрелили, ночью. В его квартире. С ним была его подруга, ее тоже убили.

Михаил Андреевич сдержанно кивнул, похлопал Марата по плечу и пошел к дому.

– Приготовь машину, – на ходу распорядился он.

Марат сокрушенно покачал головой и посмотрел на Бориса и Гаврилу, буквально оторопевших из-за этого страшного известия. Даже словоохотливый Гаврила не знал, что сказать, поэтому промолчал. Лишь глаза его беспокойно забегали по сторонам. Борис провел языком по зубам и причмокнул.

– Во дела! – сказал он. – Кто сообщил?

– Степанов только что позвонил, – ответил Марат.

– Капитан? Тот самый, который на Мгеладзе работает? – спросил Гаврила. – А как менты об этом узнали раньше нас? Как бы Андреевич не устроил нам разнос за этот промах…

Марат прошел через гостиную к главному входу. Мужчины шли чуть позади, ожидая разъяснений.

– Да, промах серьезный, – сказал Марат, накинув пальто на плечи. – Гаврила, ты остаешься здесь. Борис, поведешь машину.

Михаил Андреевич спустился в холл и молча вышел из дома. Борис подогнал машину ко входу, быстро выскочил из нее и открыл перед Михаилом Андреевичем дверцу.

Дорога до города прошла в напряженном молчании. Михаил Андреевич спросил лишь о том, кто обнаружил тело Стаса.

– Сосед его шел на работу. Собирался войти в лифт и вдруг заметил, что дверь в квартиру Стаса приоткрыта. Вошел – и увидел… его. Вызвал милицию, а через час мне позвонил Степанов.

– Ты говорил, он был с подругой?

Михаил Андреевич так мягко посмотрел на Марата, что у молодого человека внезапно перехватило дыхание. Взгляд старика ясно говорил об испытываемых им боли и страданиях, тщательно скрываемых под привычной маской внешнего спокойствия. Марат вдруг отчетливо понял, что подобная сдержанность стоит его дяде немалых усилий, и проникся еще большим уважением к столь сильному мужчине, умеющему владеть собой в ситуации, оказавшись в которой многие сошли бы с ума от горя. Потерять единственного сына и не впасть при этом в истерику способны лишь люди, полностью удерживающие свои чувства под жестким контролем. Михаил Андреевич, безусловно, относился к таким людям. Его эмоции были всегда глубоко скрыты от взглядов посторонних, а душевные переживания настолько далеко упрятаны, что многим казалось, будто он вообще ничего не испытывает, а просто рационально отслеживает каждую ситуацию.

– Кто она такая? И как долго они были вместе?

– Виктория Азарова, – ответил Марат. – Продолжительность их отношений мне неизвестна.

Михаил Андреевич повернулся к племяннику:

– Азарова? Мне знакома эта фамилия.

– Похоже, она дочь того самого Егора Азарова, недавно скончавшегося от инфаркта.

В управлении их уже ожидал капитан Степанов. Ничего нового он не сказал. Сообщил лишь о приблизительном времени убийства, о том, из какого оружия застрелили Стаса и как, по оценкам экспертов, произошло это убийство.

– Замок не был взломан. Ваш сын сам открыл дверь убийце. Выстрелили в него в упор. Дважды. Девушку убили следом за ним, сразу же. Ни отпечатков, ни какого-то конкретно почерка. Профессионально и безлико, – резюмировал Степанов и вытер вспотевшие виски.

– Сообщишь, если будут новости, – сказал Михаил Андреевич.

Степанов быстро закивал, выражая полную готовность помочь в любом вопросе, и открыл дверь, пропуская старика в коридор. Еще некоторое время он наблюдал за его удалявшейся фигурой, а потом долго не мог избавиться от любопытных коллег, набежавших в его кабинет.

– Сам Никлогорский?! – громко звучали голоса. – Снова в деле? Кто с ним приезжал?

– Молчать! По порядку! – зычно выкрикнул лейтенант Кривов, остановив этот поток вопросов. – Червонный вернулся?

– Он был здесь по другому вопросу, – раздраженно сказал Степанов. – Его сына убили.

Повисшее в кабинете ледяное молчание весьма красноречиво говорило о том, какой человек только что покинул управление и что последует за его визитом.

– Не повезло, – послышался чей-то голос.

– Кому? Нам?

– Никлогорский весь город на кирпичи разберет, а нам мусор разгребать придется. Степа, что там слышно по убийству?

– Не Степа, а Владимир Макарович! – огрызнулся Степанов. – Ни улик, ни свидетелей! Еще один глухарь. Стопроцентный.

Капитан Степанов выпроводил коллег и с грохотом закрыл дверь кабинета, оградив себя тем самым от их дальнейших вопросов, на которые у него не было ответов. Он и без их замечаний прекрасно понимал, что его роль в этом деле закончилась: теперь Михаил Андреевич возьмет весь процесс расследования на себя, а он, Степанов, будет вынужден выслушивать нелестные замечания собственного начальства о своей «компетентности и высоком профессионализме». Шутка ли! Убит сын вора в законе! Естественно, Никлогорский сделает все, чтобы найти виновных, и помощь органов в этом деле ему не понадобится. А в управление он явился только потому, что приходится отцом убитому. Мог бы и вовсе не приезжать, так как контакты людей подобного уровня с органами правопорядка были не в чести в их среде, но, видимо, убитый горем отец лично пожелал узнать все подробности, невзирая на «придворный этикет».

Степанов взъерошил светлые волосы на затылке, отгоняя прочь эти дурные мысли. Несмотря на то, что Никлогорский уже давно отошел от дел, криминальным авторитетом он останется до конца жизни. Титул вора в законе когда-то сменился на вора в короне, что отнюдь не меняло самой сущности человека, о котором до сих пор ходили легенды в воровском мире. Степанов нервно закурил. Выпуская дым в белый потолок, он вспоминал то время, когда Никлогорский был «забракован» и торжественно отправлен братвой на пенсию. Степанов тогда только-только пришел работать в управление и от души смеялся над рассказами о том, как на очередной сходке братва провела врачебно-трудовую экспертизу, доподлинно установив профнепригодность самого страшного и безжалостного «законника» конца девяностых годов, отпустив его с миром и почестями. Говорили, будто у Никлогорского обнаружили рак, от которого потом он лечился долгие годы. Правда это или нет – можно было лишь гадать. Достоверной информацией располагали только те, кто имел непосредственное отношение к верхушке криминальной элиты. Но каждый, даже мало-мальски сведущий в воровских традициях человек знал, что Михаил Андреевич Никлогорский, гораздо шире известный под кличкой Червонный, имел очень серьезные основания для того, чтобы отойти от дел. Потом он на долгое время пропал из зоны чьей-либо видимости, имя его все реже произносили вслух, лишь иногда благоговейно вспоминали – за его заслуги перед воровским братством.

Никлогорский заметно выделялся на фоне прочих руководителей кланов и групп организованной преступности. Как бы нелепо это ни звучало, но он внес свежую струю интеллигентности и трезвого экономического расчета в тот варварски-жестокий мир, на вершину которого когда-то взошел. Это был высокообразованный человек, наделенный незаурядными способностями, истинный профессионал в тех сферах преступного бизнеса, где бывают замешаны большие деньги и власть. С выходом Червонного на пенсию в городе стало уже далеко не так спокойно, ибо при нем все было жестко регламентировано, все имело свои правила и четко установленный порядок. Никлогорский был крайне суровым «авторитетом», но по странному стечению обстоятельств именно он некогда задал общий тон «новой жизни», переведя ее из конкретно криминальной в цивилизованно-экономическую область.

Зазвонил телефон.

– Началось, – пробурчал Степанов и потянулся за трубкой.

Выслушав приказ вышестоящего начальства, он собрал разбросанные по столу бумаги, относившиеся к делу Стаса Никлогорского, попутно обдумывая свой доклад. Сказать ему начальству пока что нечего, разве только одно – что теперь всем придется восседать на пороховой бочке, ожидая неизбежной волны расправ, которая незамедлительно захлестнет весь город. Никлогорский не остановится, пока не найдет убийц своего сына. А милиции остается просто ждать, как именно закончится эта «охота на ведьм».