Текст книги "Феникс. Стихи"

«Вижу себя: иноком черным…»

 
Вижу себя: иноком черным
С безрадостными очами,
Отворяющим двери узорные
В темный храм с восковыми свечами.
 
 
Зажигая лампаду красную,
Наделяя свечи огнем,
Слышать крыл движение частое
Ангелов, дремлющих в нем.
 
 
В купол взлетающих коротко
Вдоль нерасписанных стен…
Чувствовать шеей и воротом
Шепот нездешних поэм.
 
 
Кровом крыл невещественной славы
Укрываться в ночной тишине
И тропою идти под дубравой
По оврагам к святой воде.
 
 
Драгоценные звезды все ниже!
Поднимусь и ладонью коснусь.
Знаю: путь мой никем не обижен,
Но обласкан – сказать не берусь.
 
 
Здесь, в полях, разнотравье и росы.
В небесах – разноцветие роз.
Никогда не смотреть мне на косы
Золотые девичьих заноз.
 
 
Никогда не почувствовать в сердце
Дрожь похмельную страстной любви.
И путем восковым страстотерпца
Не дано до небес мне дойти.
 
 
Только в избранном Богу посланье
Черным иноком душу нести
И молитву творить на закланье
Миру дольнему горней любви.
 

2007

«В перекрестии окна – тело тополя. Распятье…»

 
В перекрестии окна – тело тополя. Распятье.
И раскинутые ветки – как раскрытые объятья
На кресте Христовой муки, страстно жаждущие смерти,
Обессиленные руки с кипарисовою твердью.
 

2007

«Живой – значит больно…»

 
Живой – значит больно.
А мертвый – покойно.
Живому не верится
В то, что с косою
Приходит старуха
Костлявая в черном,
И мертвых – «Спокойной
Ночи!» – вычеркивает.
 
 
Что значит живому
Не думать о смерти? —
Не жить и бояться —
Придет и потребует
Уйти без сокровищ,
Без близких – во мрак
Неведенья, небытия —
За так.
 

2006

«Первый снег на Казанскую выпал…»

 
Первый снег на Казанскую выпал,
Божьей солью на мякиш земли.
И струение снега – как выдох
Бесконечной прозрачной зимы.
 
 
Сфокусировать взгляд на снежинке.
Сквозь нее – облетелость берез.
Ветки хрупкие, точно пружинки,
Держат небо на капельках слез.
 
 
И зима наступает украдкой,
Приоткрыв осторожно фату:
Дворик частный. Сараи. Лопаты.
И собачьи следы в конуру.
 
 
Снег на крыши ложится, на ветки.
Всем не хватит – жалеет зима
И кладет белоснежные метки
На сараи и крыши сама.
 
 
Все внимает звенящему снегу
И вдыхает, почти не дыша…
Мир земной и небесный ковчегом
Белоснежного ждет мятежа.
 
 
Он придет и покроет покровом
В городах и посадах дома.
Богородица платом пуховым
Завернет, как подарок, врата.
 
 
И закроет проход меж мирами —
Только снегу оставит пароль.
И помянет всех тех, кто не с нами,
Кто покинул земную юдоль.
 

2007

«Таинство евхаристии свершилось в моих стихах…»

 
Таинство евхаристии свершилось в моих стихах.
Новорожденный Христос кротко целует землю.
Полночь едет к рассвету в повозке на петухах.
И петушиные перья заре петушиной внемлют.
 
 
Долог был день. Но страшней ночь грядущая мраком.
Месяц безжизненным светом, обескровленный,
                                                                      светит тьме,
Чтоб не споткнулась в сумраке, снимая льняную рубаху
С дня бестелесного, сонно носом клюя в тишине.
 
 
Ночь безразмерна. Размеренно тикают ходики в зале.
Щелкают стрелки, к рассвету меряя темный путь.
В тьме обезличенной трудно наощупь идти – и стали.
Двинулись снова. К рассвету выйдут куда-нибудь.
 
 
Вот она, ночь, в повязке на безглазом лице – Фемиды
Родная сестра. Как кони, несутся ее петухи.
Рассвету кричат во здравие. Ночи поют панихиду.
Новорожденный Младенец причащает кровью грехи.
 

2006

«Ангел плачет над чьим-то последним приютом…»

 
Ангел плачет над чьим-то последним приютом.
Серебряный ангел, смиренно сложивший руки.
Все застыло вокруг – только время идет по минутам,
Истончается струйкой песчаной – без боя, без стука.
 
 
Вечность листья золотые кладет в рот покойникам —
                                                                    для Харона.
Все легенды и боги – придуманные ею задачи.
И не видно с ее непоколебимого трона —
Кто уснул здесь, о ком тихий ангел плачет.
 
 
Не о тебе ли, о путник, волочащий ноги
В ноябрьском тумане, сырыми дорогами дня,
Странник, живущий хлебом насущным, дроги
Пропускающий мимо – пропусти и меня.
 
 
Не обо мне ли? – Я тоже проеду мимо,
Край синего глаза скосив на его серебро,
Не ожидая от грустной его пантомимы,
Что она затронет собой и мое нутро.
 
 
Ангел, серебряный ангел, закланный от Бога,
Скорбно ладони сложив, оберегать чей-то прах.
До трубы Воскресения печалиться одиноко
Над нашим миром, пока не окончится чья-то игра.
 
 
Плачет ли на безнадежном сельском кладбище,
Понуром и в мокрую осень, в засушливый год,
Над помпезной могилой или чьим-то холмиком нищим,
Плачет дождиком, моросью, ливнем…
                                                             или снегом идет…
 
 
Поступью белой пройдет вдоль ненастных селений,
Всех пожалеет – тебя и меня, всех поймет,
Или вернется на свой пьедестал, и колени
Вновь преклонит перед волей Его… и уснет.
 
 
Так простоит целый век – век всего лишь! —
                                                                  как память,
После исчезнет на нашей земле, но зато в небесах
Целым ангелом больше – серебряным ангелом! —
                                                                            станет,
Молитвенно руки сложившим, стерегущим наш прах.
 

2006

«Через всю жизнь, вечерами расхристанными…»

 
Через всю жизнь, вечерами расхристанными,
В сверкании улиц, с лицом пилигрима,
Я пробегаю в своей пантомиме.
Я – не отсюда с мечтой бескорыстною.
 
 
Нашим иль вашим, плохая, хорошая,
Странствуя мимо с душою-шарманщиком,
Я все равно – воробьёныш взъерошенный,
Ангел-поэт, не родившийся мальчиком.
 
 
Как и пришла в этот мир – обнажённая,
Так и отсюда уйду – не разжившейся,
Светлой мечтой о любви опалённая,
И – окрылённая – жизнью приснившейся.
 

2011

«Время быстрее. За полчаса – полвечности…»

 
Время быстрее. За полчаса – полвечности.
Конвульсирует пульс. Обгоняю по встречной всех
В неадеквате – как водки выпила —
Не помню, что минуту назад выкинула.
 
 
Из точки А в точку Б несусь. Додж – черная линия —
Мной перечеркивает вены невинные:
Люди, как кровь по жилам, пульсируют
По дорогам шара земного – старинного
 
 
Глобуса – кровь пьет, питается плотью,
Мечтами, эмоциями, тем, что зовется – любовью,
Ее иллюзиями, тем, что их создают – люди.
 
 
В точке конечной – приду к бесконечности.
Там нет любви, там иллюзия вечности.
 
 
Всё = ничего (параллельные крайности
Знаком равно исключают случайности).
 

2011

«Сняли с лиц ювелирные маски…»

 
Сняли с лиц ювелирные маски.
День субботний. Покров. Красоты
Настоящей не видно за краской.
А без краски – безмолвные рты.
 
 
Осень серая. Бледность и тени,
Вечерея, наводят на мысль
О безвольных больных привиденьях
Безымянных бессвязных молений,
Параллельно взлетающих ввысь.
 
 
Не коснусь безмолитвенным вздохом
Таинств серой души вечеров,
Что смеркающимся смотрит оком,
Как зарей пламенеет любовь.
 
 
Как становится хрупкой и тонкой —
Как полоска закатной межи,
По которой ступает сторонкой
От земли незакатная жизнь.
 
 
За которой с косой лунносерпной
Смерть торжественный траур ведет,
И зияющей тьмой милосердно
Приближает воскресный восход.
 
 
Ты ли это, задувшая свечку,
Освещавшая сумраку путь,
Вдруг выводишь рассвет за уздечку,
Расписной, как пурпурная ртуть.
 
 
Ты ли в белых одеждах нетленных
Зажигаешь пасхальный рассвет
Красной свечкой во храме вселенной,
Предвещая заутрени свет.
 
 
Ты ли чистой прозрачной росою
Запиваешь вчерашний угар,
Умываешься божьей слезою,
И звездой занимаешь пожар.
 
 
Ты, Россия, внимаешь лишь слову,
Что сияет в грядущих годах,
Где воскресшее таинство снова
О небесных расскажет страдах.
 
 
Вот тогда и сольются все реки
Твоей пролитой крови в одну.
И снесут на пути все помехи
К светоносному новому дню.
 

2006

«Пот земли! Ее вспаханный лоб!»

 
Пот земли! Ее вспаханный лоб!
Зеленый травник волос…
Ослепительный гелиотроп
Раскрывает бутоны роз.
 

2006

«Тебя война поцеловала…»

 
Тебя война поцеловала
Холодным поцелуем в лоб.
И полувека было мало
Забыть предсмертный твой озноб.
 
 
О, сколько безымянных пало! —
В безмолвных паханных полях
Белеют кости, и провалом —
Войны глазницы в черепах.
 
 
И поцелуй ее бессчетен
И длится бесконечный век.
И во гробах, без лиц и плоти,
Один и тот же человек.
 
 
Многажды сваленных скелетов
Он обладатель, он зарыт
В одном, другом гробу, и в третьем…
Чей муж, чей сын здесь был убит?
 
 
Отдавший тело в мясорубку
Войны, шагающей по ним,
Он или ты – упал здесь в рубке,
И ладаном курился дым…
 
 
Теперь – перезахороненье.
И в кучу свалены в гробу
Те, кто последнее сраженье
Здесь вел в беспамятном году.
 
 
Тебя победа целовала,
Не зная имени, лица.
Смерть – зрячая. Любовь – слепая:
Целует душу мертвеца.
 

2007

«Пригоршней зачерпну песок…»

 
Пригоршней зачерпну песок,
Умою им лицо.
И – нет лица.
Лишь мертвеца
Пустыня пьет мой сок.
 
 
Песок я высыплю как пыль,
Разжав его в горсти.
И – нет меня.
И даже быль
Меня не воскресит.
 

2006

«Христос-романтик неисправимый…»

 
Христос-романтик неисправимый,
Господь с тобою пребудет ночью
Перед распятием, и многоточие
Поставят пером своим херувимы.
 
 
И время движется неумолимо
Твое: судьба – не Иуда продажный.
Рассветный час. Сменяется стража.
И чашу твою не проносят мимо.
 
 
Христос-страдалец неутолимый,
Крестовый твой жертвенник – тяжкой ношей.
Лампады гаснут. Наместник в ложе.
И час Воскресенья еще незримый.
 

2006

 
До околицы, до поворота,
Где дорога уходит в поля,
Я увижу простые ворота
Лучезарного монастыря.
 
 
Вот кресты парят в воздухе тонко —
Как персты богословных святых.
Смотрит в небо лучистое око
Фресок и куполов золотых.
 
 
Вот лампада горит у иконы
Алым пламенем бедной свечи.
И плывут разноцветные звоны.
И под звоны плывут куличи.
 
 
Постучишься – ворота открыты.
Проходи, тихий странник, молись.
Чтоб открыли простые молитвы
Светлый путь в лучезарную высь.
 
 
Чтобы выстрогал в сне деревянном
Крест живой, что воскрес наяву,
И вознес его в день осиянный,
В золотую свою синеву.
 

2006

II

Алена!

Зеленые склоны

любви – преходящи и тленны,

как путь от бессмертной Алены

к прекрасной,

но смертной Елене.

Ты, однако, люби.

Валентин Устинов,

автограф на книге стихотворений «Сентиментальные деревья».

«Плоть в платье облечь, бесплотную душу – в плоть…»

 
Плоть в платье облечь, бесплотную душу – в плоть,
Беспочвенный дух земли в почву одеть, в чернозем.
Чтоб колосом хлеб пророс, в душе созревала рожь,
И полотняным парусом платье смотрелось на нем.
 

2006

«Люблю тебя – до оцепененья, до гнева —…»

 
Люблю тебя – до оцепененья, до гнева —
За то, что люблю, что сбросилась с неба —
На землю, за то, что каюк – без тебя мне,
За то, что каюта для нас в деревянном
 
 
Ковчеге, что Ной сколотил до рассвета —
Готова, люблю за то, что мы смертны,
За то, чтоб живые держать твои пальцы —
Своими живыми, что мы – не расстанемся.
 

2006

«Что остается от любви…»

 
Что остается от любви,
Которая казалась вечной,
Спиралью розы бесконечной,
Шедевром Спаса-на-Крови.
 
 
Что остается от потуг
От обывательских, попытки
Любовь вернуть, надев улыбки,
Презренья победив недуг.
 
 
Как в этом мире быстротечны
Слова любви, ее дела…
И быт земной, хоть и не вечен,
Да вырвет у любви крыла.
 
 
И, обессиленная, рухнет
На площадь мертвую камней.
Со струйкой крови жизнь потухнет,
Но станет на земле светлей.
 
 
И дух любви, бескрыл, но вечен,
Пойдет скитаться по земле,
Сердца людей – вочеловечит,
И опалит, кто спит – на ней.
 
 
Лишь в комнате – слепой, потухшей,
Ненужной – мертвых два крыла,
Как две спеленутые души,
Ждут Воскресенья и Суда.
 

2007

«Подарки на свадьбу вышли из срока годности…»

 
Подарки на свадьбу вышли из срока годности.
Прости, что меж нами так и не вышло любви.
Облегчить нашу агонию мне не хватает подлости.
Тебе – воскресить останки любви – не хватает души.
 
 
На лицо мое утром ложится свинцовая изморозь.
Словно маска на карнавале – морозный узор.
Сердце розой разрезал осколок каинского зеркала.
Кай – настоящий потомок Каина, убийца в любви,
                                                                       но не вор.
 
 
Я – настоящий потомок Каина, как и ты.
И, как древние предки, строю акрополь на пепелище.
Ты просмолить пытаешься лодки дырявое днище,
Что разбилось о скучный, рутинный и будничный быт.
 
 
Праздника нам не хватает. Но праздники – выдумка.
Дни, в которые все легко веселиться должны,
Жить в гламуре и глянце – из сердца осколки
                                                                        все вынуты,
И усыпана их бриллиантами усыпальница нашей души.
 
 
А с неба снежинками сыплется хрупкая вечность,
Разбитая вечность любви. В душу падает снег.
И времени нет – за воротами нашей беспечности
Каждой твари по паре Ной собирает в ковчег.
 

2007

«Ковчег уплыл. Мы ждем потоп всемирный…»

 
Ковчег уплыл. Мы ждем потоп всемирный,
Когда на нас обрушится поток.
Потомки Ноя спрятались в квартиры.
Для нас ковчегом будет свежий гроб.
 
 
В нем мертвою сосною пахнет живо,
И тесен узкий и последний кров.
Но как в мешке не сможешь спрятать шило,
Так мы с тобой несем в себе любовь.
 
 
И в теле гроба, в оболочке тела —
Двух тел – бессмертно спрятана душа, —
Душа любви, и дождевые стрелы
Ее не тронут лезвием ножа.
 
 
Разбухло древо. Смертное и в мертвом,
С живым дыханьем истинной любви,
Услышало: потопа звуки стерты.
Наш гроб причалил. Можно выходить.
 
 
Откинув крышку гроба к новой жизни,
Узрели голубиные крыла.
И на ладонь упала нам снежинка.
И веточка оливы расцвела.
 

2008

«Бабка Любовь… С лицом вне времени…»

 
Бабка Любовь… С лицом вне времени,
Но по возрасту – старшая из богов.
Подслеповатая – в душу верит,
Если в глаза прямо смотрит – любовь.
 
 
Считывает, как с цифрового носителя,
Жизненный опыт моей души,
Кто я – носитель мысли великой
Или обычной флешки зажим.
 
 
Дремлет, убогая, с улыбкой бесстрастной…
Ветхость в излучинах кротких морщин…
И антиподом – девушка красная
Смотрит на женщин, глядит на мужчин.
 
 
Тем, у кого молодые души —
Отсвет дается ее земной, —
Страстным намерением не нарушить
Древнего культа ее покой.
 
 
Богослужение – для посвященных,
Призванных свыше и видящих знак.
И не дано даже старым ученым,
Жизнь посвятивших теории, знать
 
 
Таинство древней религии слова,
Смертности тела, бессмертья души…
Та, что они называют любовью —
В печке огонь раздувает в глуши.
 

2008

«Мои глаза – расплесканное небо…»

 
Мои глаза – расплесканное небо,
В синь вылитая водка. Сколько грамм —
По пятьдесят, по сто – попало в левый,
И в правый – сколько недолили там?
 
 
Моя душа – а что она, родная, —
В нее всадили острый, свежий кол.
И долго в белом плакала, стеная,
Покуда тело подали на стол.
 

2008

«Я уже твоего лица не помню…»

 
Я уже твоего лица не помню.
Помню, как губы его касаются.
Знаю, что черти пляшут в омуте
Глаз моих синих, солнечных сальсу.
 
 
И по воде безмятежной – искры
Золотом вспыхивают, слепя,
Под музыку, что неизбежно их высечет
Копытцами прыгающих чертенят.
 

2008

«Звезды сорвались с ночного небосклона…»

 
Звезды сорвались с ночного небосклона.
Стало небо черным. Слышится окрест,
Как гортанно вороны стаями проворно
Налетают склевывать млечный звездный крест.
 
 
Каждому – по бусинке и по бриллианту
В звездный клюв достанется – унести с собой.
Сдернут плащаницу черную с заката,
И с рассвета снимут плащик голубой.
 
 
Обнажится тело вечное Вселенной.
Будут только звезды и луна сиять —
На распятых пальцах вечности нетленной,
Звездный кров с которой позабыли снять.
 
 
Только налетели вороны седые…
И теперь – воскреснет. Раньше, чем в три дня.
На дорогах вечности дремлют постовые.
Он пройдет, воскреснув. И найдет меня.
 

2008

«С Востока на Запад, влюбленно стихи читая…»

Бабушке – поэту Галине Григоренко

 
С Востока на Запад, влюбленно стихи читая
В российскую ширь, глубинную синь, окоем,
Идешь по России, лица ее не забывая,
Хоть видишь натруженных рук лишь ее чернозем.
 
 
Большой или малый вдруг город
                                                мелькнет тебе древний,
С церковным стозвоном, базаром; где хлеб да уклад,
Иль выйдешь дорогой в красивую чью-то деревню,
Где в каждой избе серебрится иконы оклад.
 
 
Все взгляд примечает. На радость и сердце созвучно,
Все песни в душе расцветают торжественно в лад.
И вечером поздним горят огоньки, и не скучно
Идти на уютный их зов, как стемнеет закат.
 
 
Как солнце уйдет озарять незнакомые земли.
Лучом своим, как маяком, освещая пути,
Так сердце, в преддверьи зари,
                                          без смущенья приемлет —
За ночью опять будет утро, и тьму – озарит.
 

2006

«В этом мире солнце всходит раньше всех…»

 
В этом мире солнце всходит раньше всех.
Всходы неба светлым ходом в рост идут —
                                                               парад планет.
Плотным телом, мимоходом, колосится солнца хлеб.
В этом мире жизнь восходит раньше всех.
 

2006

«Под твоим балконом песни…»

В сапогах бутылками…

А. Блок, «На Пасху».

 
Под твоим балконом песни
Буду петь я про отраду,
Про ее высокий терем,
Про закрытый – мне – подъезд.
 
 
Брошу в ящик твой почтовый
Я цветок до крови красный,
Расцарапанный шипами,
Словно сердце у меня.
 
 
Не молчи ты, не томи ты —
Доведешь меня до срыва,
И тогда тебя забуду —
Вдруг меня полюбишь ты?
 

2007

«Затаив дыханье…»

 
Затаив дыханье,
Зажав во рту,
Кувырком, на ходу,
Пуская слова,
Я увижу, почувствую – еле дыша,
Как дрожит твоя живая душа
На кончике языка-ножа,
Как лежит под небом живая душа,
Протянувшись без имени, без гроша,
Как душа отдыхает в казенном рву,
Поутру проснувшаяся с ни шиша.
Нищий – Ницше читает. Слова
Из уст Заратустры – едва-Е2 —
Е4 – и шах! – разбери – не поймет,
Как тучка в виде ведмедя – на мед.
И дрожит твоя живая душа
На острие карандаша.
И дрожит твоя живая душа,
Превращаясь в высокий полет.
 

2006

«Мои стихи – это раны на теле души…»

 
Мои стихи – это раны на теле души,
Нанесенные ножом и мечом —
Разбойника, рыцаря, в грозной тиши,
В поединке турнирным пред королевским двором.
 
 
Есть старые раны – не больно рубцам,
Когда их касается лен или шелк
Рубахи, пальцев твоих… я псам
Отдам растерзать их за новый стишок.
 
 
За тщательный, верный, разящий удар
Рукою достойного – режь меня, бей! —
Я к ране моей прикоснуться не дам
Ни окрику света, ни шипенью теней.
 

2007

 
С деньгами мы живем гражданским браком:
Я загса жду, они идут к другим.
И я опять слоняюсь по баракам,
А за спиной – крылатый серафим.
 
 
Таскаю за собой его повсюду.
Мы делим все – снег и дождя ушат.
Из одного мы завтракаем блюда
И пьем вино, сплетясь, на брудершафт.
 
 
Похожи его крылья на стрекозьи —
Прозрачные, как невесомый тюль.
И корчим мы друг другу морды козьи,
Когда садимся за судьбинный руль.
 
 
Нет-нет, да промелькнет по бездорожью
Дороги серебристой гладкий щит.
И серафим наговорится с рожью,
Насмотрится, какой отсюда вид.
 
 
И вспомнит рай – а много ль ему нужно? —
Не век вино хлебать и хлеб свой есть.
И улетит. И мне поранит душу
Так, что деньгами не залечишь здесь.
 

2006

«Сапфо диктует мне по-русски…»

 
Сапфо диктует мне по-русски,
И не вмещается стих в узкий
Пролет из лестничных стихов.
 
 
Любовь широким океаном
Затопит землю утром рано,
Но солью лишь растравит раны
Пусть несодеянных – грехов.
 

2007

«И огоньки на елке лихорадит…»

 
И огоньки на елке лихорадит.
Январь приветлив. Белой стала грусть.
Меж нами – слово. Знаем наизусть.
Как шар земной, прозрачный – между нами.
 
 
И не дает приблизиться на миг,
Когда часы проносятся минутой.
Миг – вечен между нами, неделим
От сотворенья мира – помним смутно.
 
 
На шахматной доске – два короля
Не могут до конца окончить битву.
И между ними – гулкая ничья,
Как в небо не дошедшая молитва —
 
 
Коснуться твоих губ, твоей щеки
Любви небесной и бессмертной ради.
И словом стать в тепле твоей руки…
И светом засиять в твоей лампаде…
 

2008

«Жизнь тиха, как ночь, и не имеет смысла…»

 
Жизнь тиха, как ночь, и не имеет смысла.
Звезды-горностаи мантией горят.
Распростершись по небу, мантия нависла
Ночью над землею, утро сторожа.
 
 
О, как бледно небо! Край его так беден —
Из холстины грубой утренней зари.
Солнце выплывает павой, словно лебедь,
И без всякой мантии целый день царит.
 
 
Суету наводит, улыбаясь весело:
Всяк снует проворно по своим делам,
Пока ночь на небе звезды не развесила,
Все дела дневные взвесив на весах.
 

2006

«И вновь твоих очарований…»

 
И вновь твоих очарований
Знакомый шепот. Шелест тихий.
Твоя душа парит над книгой,
Врачуя будничные раны.
 
 
И я тетрадку со стихами
Открою для твоих созвучий.
Перо чернильное, как лучник,
Стреляет строчками-мечтами.
 
 
И от бумаги отсвет светлый
Мне на лицо ложится бликом.
Я андрогин, душой двуликий,
Лицом двудушный – лик поэта.
 
 
И ты меня не бойся, юный
Мой сон, привидевшийся явью:
В любви я малодушьем явлен,
В великодушие влюбленный.
 

2007

«Звезды…»

 
Звезды
Похожи на бриллиантовые пуссеты
В черном золоте вечернего неба.
 
 
Роза
Ветров в 16 веке напоминала солнце,
Раскрашенное вручную.
 
 
Проза
Жизни приводит к поэзии —
Не обязательно смерти.
 
 
Слезы,
В отличие от
Гроз,
Не составляют
Угрозы.
 
 
Бронза
Великого памятника позеленела.
 

2006

 
Спасибо тебе за то, что был рядом,
За то, что давал дышать лишь небесным,
За то, что с тобой мы по небу бродили
До грехопадения Адама и Евы.
 
 
За то, что давал мне гореть – а не гаснуть,
И что вдохновлял на стихи и поэмы,
Что в небе сияя – зияла я страстно
Обугленным сердцем – горелым – горела.
 
 
И тлела я телом земным сухопутным —
Тела разгорались небесные ярче.
И ночью в аду я сгорала, а утром
Душа закалялась и делалась старше.
 
 
И я на земле аромат источала
Диковинной розы, а в это же время
Душа фимиамом небесным дышала,
И в этот момент ты со мной был на небе.
 
 
И в этот момент ты со мной на земле был,
И вместе дышали пьянящим дурманом.
Тебя я любила как ангела света —
За вдохновение, за испытание.
 

2010