Текст книги "Феникс. Стихи"

«Скудно, скучно жить, душой и телом…»

 
Скудно, скучно жить, душой и телом
Не стремясь в иные рубежи.
Вот и над тобою поседело
Небо, словно в майские дожди.
 
 
А душа-то стала птицей белой,
Фениксом из пепла и золы.
Полетела. Как бы я хотела
Вырвать твое тело у земли.
 
 
То, которым в смерти не владеешь,
И душа свободная летит
В солнечный и точечный зенит,
Пронизая лунные аллеи
 
 
Новой, неизведанной, земли…
 

2006

«Больное сердце все встречает…»

 
Больное сердце все встречает
Тревожней и острей ума.
 
 
И книг раскрытые тома,
Их запах пыльный, их страницы,
Чуть пожелтевшие с краев,
И в них – слова, что будут сниться,
Как предсказанье вещих снов.
 

2007

«И мать-сыра земля обрежет пуповину…»

 
И мать-сыра земля обрежет пуповину
Моей души, и вновь бессмертной стану я.
И полечу я в высь, а может быть, в низину,
Пером иль камнем белым в бытие небытия.
 

2008

«Спасибо телу за приют…»

 
Спасибо телу за приют,
Спасибо жизненным обманам,
Путям с лобзанием расстанным,
И судеб крестному жнивью.
 

2007

«Жизнь глаза завязала, подобно Фемиде…»

 
Жизнь глаза завязала, подобно Фемиде,
И на цыпочках мимо меня прошла.
В своей простенькой, черной и скромной хламиде
Прожила меня жизнь, будто я – не жила.
 

2007

«В начале было слово…»

 
В начале было слово.
В конце будет вздох.
 

2006

«От Саломеи до Суламифи…»

 
От Саломеи до Суламифи
Прошла дорогою неземной,
Держа в руках судьбоносные нити
Солнце и звезды связав с луной.
 
 
От нежеланной – к любимой, обратно —
К брошенной, и наконец-то – к живой,
Женщиной, ставшею неадекватной
Которой понятен и царь, и изгой.
 
 
Ставшая маленьким слепком из глины,
Дышащим через чужие уста,
Глиняной птицей для клетки мужчины
Пленною Евой из тлена ребра.
 
 
Я выдыхаю огонь и усталость
И, сотворенная заживо, жду —
Дашь ли мне, Господи, милость и малость —
Фениксом вновь засиять в Твоем лбу.
 

2009

III

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Апостол Павел,

1 послание к коринфянам.

Ночь пройдет, и день воскресения воссияет

Святой Климент Римский

1 послание к коринфянам.

«Боялась раненых и убитых…»

 
Боялась раненых и убитых.
Боялась верить, боялась жить.
Боялась стать навсегда забытой.
Боялась чувствовать и любить.
 
 
Зато не боялась прицела рока
И пущенной наугад стрелы,
Желанья зимой умереть до срока
И исполненья его до весны.
 
 
Толпы, насмешек… Ворона белая —
Иль, может быть, стреляный воробей —
Она улетала в иные пределы,
Где судьбы – читаемы, души – взрослей.
 
 
Где страха нет за извечную плоскость
Тире словно минуса (жизненный миг!),
Вычитающего дыхания носкость
Из плоти рожденного – в плоть земли.
 
 
Отчаянья – чаять. Гореть – не сгорая.
Незримые в небе увидеть следы.
Идти на восток, чтоб проснуться у рая,
В ладони зажав луч сверхновой звезды.
 
 
Небесных сокровищ коснуться душою…
И по облакам, словно те – корабли,
Спуститься на землю вечерней тропою —
Отдать все за взор лучезарный любви.
 

2008

«Заснула однажды собой. Проснулась однажды собой…»

 
Заснула однажды собой. Проснулась однажды собой.
Мне снятся стихи. Я вижу – начинается в небе прибой.
 
 
Глаза прозревают тело, не узнавая черт.
Я чувствую новь. Я вижу – бессмысленный разлит свет.
 
 
Бесстрастный и отстраненный, сияет тебе и мне.
Бесчувственный – на влюбленных, как лампочка
                                                                        льет в окне.
 
 
Такой же, как мое тело – лишь служит моей душе.
Носит ее за пазухой, в дышащем мираже.
 
 
Глаза прозревают тело, привыкая к новым чертам.
Глаза излучают душу, воздвигшую новый храм.
 

2009

«Солнце вечернее… С ласковой грустью…»

 
Солнце вечернее… С ласковой грустью
Светом лучей гладишь город уставший.
Пыльные крыши, творенья искусства,
Площади, реки, закатные башни.
 
 
Солнце вечернее… Отсвет румяный
На твоем лике не гаснет прекрасном.
Нежится лаской твоей несмеяна,
И улыбается даже несчастный.
 
 
Мир воскрешаешь своим поцелуем,
И заживают смертельные раны…
Солнце вечернее! В ласковых струях
Сердце мое избери своим станом.
 

2009

«Родственник – соловушка – поет…»

В тайник души проникла плесень.

А. Блок.

 
Родственник – соловушка – поет.
А в больничном парке – майский вечер.
Тишина. Каштановые свечи
Расцвели. Сирень почти цветет.
 
 
Дышит мир весною несравненной,
Незагубленным цветением весны.
Не разрушены еще ее творенья.
Не развенчаны влюбленные творцы.
 
 
Только майский полумрак вечерний
Проникает в тайники души…
И на остриях и звезд и терний
В соловьиной мается глуши.
 

2009

«Мир держится на любви…»

 
Мир держится на любви:
Кто-то – верит, а кто-то – вертит.
 

2009

«Осенью любовь умирает…»

 
Осенью любовь умирает…
Пустеет душа, как дерево в поле.
И листья золотые устало лежат
На черной земле обездоленно.
 
 
Воспринимаешь их знаки особенно.
Отстраненно следишь – как свитки, закручены.
Прожилки прозрачные – как письмена,
Слова о любви – прозвучали, отмучались.
 
 
Догорают на черном – узорами желтыми.
Разгадать их загадку – потерянный смысл:
Летом шумели зеленой и сочной
Листвой, без загадок откровением радуя.
 

2009

 
Это не дождь.
Это стук твоих пальцев
По клавиатуре.
Набираешь кому-то
Нежные тексты.
Это соседи
Водоворотом
Смывают бачки
По шумным трубам.
 
 
Это мои ссыхаются губы.
Это трещит по швам наизнанку
Живое сердце мое,
Тобой сшитое.
Это – изжитые наши стремленья.
Осень. Любовь умирает в агонии,
Как в предыдущем стихотворении.
 
 
Я уже не хочу:
а) ругаться;
б) устраивать сцены;
в) выслушивать сказки.
 
 
Я уже не воспринимаю
многоликость и многомерность маски,
 
 
которую ты меняешь часто,
что я иногда опасаюсь провала —
любви, отношений, лица – под нею,
провала в глазницы, прогала
тела – пропало.
 
 
А с ним и душа куда-то,
Которую видела вместо страсти.
Теперь и сама – не знаю, не рада,
Не счастлива, а —
Разрываюсь на части.
 
 
Я ловлю себя на:
1) том, что собираюсь
сделать вид спящей,
когда ты ляжешь
спать со мной рядом;
2) что настоящей —
хуже – живой
себя не ощущаю;
3) что я не несчастлива,
просто – не счастлива;
4) как вариант – я не чувствую боли —
бешенство. А потому опасаюсь —
живое ли сердце,
жива ли любовь моя.
Все бесполезно.
 
 
Скажи – отношения портят двое.
Скажи – отношения держат двое.
Скажи – мы воюем друг с другом?
С собою?
Надеяться нам
Или падать в бездну?
 
 
Надежда играет в смерть долгоиграюще.
Любовь умирает мгновенно.
Как пена. И круговорот любви в природе
Уже завершен, как и – совершенен.
 
 
Любовь по расчету?
Любовь по обмену?
Любовь нерасчетлива
И неразменна.
Но хуже всего – любовь
Одинока.
И смотрит – волком.
И воет – волком.
 
 
И катится – волоком,
Об который, послав, вытирают ноги.
Любовь никогда не уходит гордо.
Она уползает зализывать раны,
Глаза опустив, запрокинув голову.
Любовь никогда не бьет по карману.
Она всегда берет за живое.
 
 
Тебе – знакомо?
И мне – знакомо.
 
 
Как сердце в боль,
Любовь закована
В стереотипы псевдолюбовей.
Она отречется от этого мира.
Она остается мифом.
И мы выбираем ее заменитель
И остаемся с разбитым корытом.
 
 
Может, не надо? Квиты?!
 

2009

«Человек, в котором говорили светы…»

 
Человек, в котором говорили светы,
Ангелы крылом касались пола,
Стал забытым, перестал – поэтом,
И душе его настало – быть бесполой.
 
 
С равнодушьем мир воспринимая,
Ангелам не отряхая крылья,
Он несет в миру свое бессилье,
Обходя вокруг дозоров рая.
 
 
На груди – не ключ, а крест от входа —
И, как встарь, калитку не откроет,
Не войдет. И мыкаясь со сбродом,
Отвратится от призывов Ноя.
 
 
И пока ковчег готов к отплытью,
Будет ждать иные знаки свыше —
Когда светы спустятся в забытье,
Ангелы заговорят из ниши.
 

2010

«Бог – слово, я – слова. Поговори со мной…»

 
Бог – слово, я – слова. Поговори со мной.
На твой словопоток в обмен родится слово.
Я сущую любовь возьму первоосновой,
И в сути бытия вдруг зародится ток.
 
 
И сущность быта вновь отступит перед словом.
И в ритмике стиха, в рифмованности строк
Вдруг сотворится мир, что вновь на миг основан —
К погибели его ведет словоотток.
 

2010

«Пленником, птичкою райскою…»

 
Пленником, птичкою райскою
Ощущаю себя в твоей клетке.
Оперенье мое жаро-птицево
Глазам твоим встречно сияет.
И хотя говоришь, что милее
Тебе воробей невзрачный,
Улететь не могу – а кто же
В темноте сиять тебе будет?
 

2010

«Я, наверно, когда умру, почернею —…»

 
Я, наверно, когда умру, почернею —
От злости и зависти к здесь живущим.
И я, увы, уже не молодею —
А все прислушиваюсь к зовущим.
 
 
Пытаюсь всматриваться в отраженье —
Свое – ища свою уникальность,
И не обращать на других вниманья,
Видя в них только банальные тени.
 
 
Зная, что каждый един – как солнце! —
Зная при этом, что память – тщетна,
И сберегает людей ущербно —
Себя хочу на земле восполнить.
 
 
Звучащей в ветре, машин шуршании,
Счастливом голосе или крике —
Я ощущаю себя в изгнаньи
От этого мира – простых и великих.
 
 
Я наслаждаюсь любым мгновеньем,
И ощущаю его так остро,
Как одинокий исследует остров,
Радуясь новому – и спасенью.
 
 
Через ступеньку стою от рая,
На седьмом небе – за час от счастья —
Хочу оставить себя настоящей —
Любимой, живой – я верю и знаю,
 
 
Что я, с улыбкой летящей, мимо
Спешу, в разговорах о вечном с Богом,
Веками идти своею дорогой,
Рыцарем странствующим, пилигримом.
 
 
Хоть люди – те же, и небо – то же,
Меняется с замка на мегаполис
Пейзаж окрестный, меняется голос —
Иль остается, во мне ж воскреснув?
 
 
И ни о чем – ни жалеть, ни плакать —
Жить, только жить, и любить, и верить,
И, разбивая сердца и колени,
Снова вставать и идти на плаху.
 
 
Чтобы сложить не голову – душу,
Крыльев над ней сомкнув оперенье.
И воспарить над земным мгновеньем —
Там равновесия не нарушив.
 

2010

«Сквозь пыль на меня смотрит…»

 
Сквозь пыль на меня смотрит
Всевидящим Оком,
И я на него смотрю – злая:
– Ты, наверное, был в депрессии,
Этот мир создавая?
 
 
Иначе бы здесь не мучились,
Не гадали бы, не страдали.
Иначе бы здесь – не любили.
Любовь – не только слепая. —
 
 
Устало глядит и внимательней.
Око синеет грустью:
– Ты сама не в депрессии,
Мир создавая в искусстве?
 
 
Стих высекаешь новый —
Под руку чем попало.
Даже не остановит,
Если чернил станет мало.
 
 
Будешь шептать губами,
Пробовать стих наощупь.
Что, в нем не любят? – Не знаю.
– День отдели от ночи.
 

2010

«Тягостные, тягомотные дни…»

 
Тягостные, тягомотные дни.
И слезы такие горячие,
Когда из зажмуренных глаз брызжут.
У меня нет выхода. Смерть – сводне сродни —
Сватает, хвалит себя, невесту лысую.
 
 
Сманивает, смахивает на сторону —
Незачем жить.
Зачем – вот так да вот этак —
Коль все опротивело.
Бесит, не радует, кажется грязью во лжи,
А там – интереснее, там – с настоящим все именем.
 
 
Каждое дерево, каждый цветок, человек.
Здесь все – невнятные грезы, эскизы, иллюзии,
А настоящий – застывший в изломинах снег —
Небесной снежинки земное мгновенье за шлюзами.
 
 
А тут еще лодку увидела в сувенирном отделе —
Так и почудилось – поплыву
Ногами вперед, посреди реки
В ладье расписной, в благостной тишине
                                                               обезлюденной,
Чтоб надо мной не галдели
Безучастные родственники и сочувствующие воробьи.
 
 
И вот там-то начнется самое интересное…
Шлюзы откроются, там, впереди – две горы.
Легкий туман, вода мягко плещется, пресная,
Над ухом, о борт спотыкаясь, у самой кормы.
 
 
И больше не будет – мелочности, бытовухи.
Наконец-то не будет ничего раздражать.
Занимать мои мысли пустым, не стоящим духа,
Чем-то обыденным, мелким – не стоит писать.
 
 
И вот туда, к этим воротам в ущелье
Направится лодка моя. Станет легче туман.
Но дальше пока я не вижу.
Жизнь все-таки щемит.
Пытается предостеречь: может, это – обман.
 
 
И все настоящее, четкое – здесь,
Хочешь – можно потрогать,
Почувствовать – чувствами – всеми шестью —
Кроме чьих-нибудь чувств,
А впрочем, шестым можно все,
Но всего – понемногу,
Чего не дается почувствовать теми пятью.
 
 
Се – человек. Это – дерево, это – улыбка.
Это – сияние глаз того, кто любим.
Звуки в мелодию складывай – нету ошибки,
Если поешь от души здесь живущему – гимн.
 
 
Если поешь о любви…
 

2010

«Знаки вижу. Сердцем вижу…»

 
Знаки вижу. Сердцем вижу.
Леденцовые деревья.
Небо ранне-голубое,
Как шутихою – весна
Выступает, подбоченясь,
И ручьи, как бусы, нижет,
И они бегут гурьбою,
Снег толкая ото сна.
 
 
Ах, февраль – как недотепа,
Задержался в зимней сказке,
В замке Снежной Королевы
Вместо льдинок – грязный лед.
И зима – уже растрепой —
На санях сбегает тряских,
Не оглядываясь влево
Или вправо на народ.
 
 
А народу – нету дела
До какой-то замарашки,
Девки в юбках и без шапок —
Все на диво хороши!
Глаз замают – загляденье!
Эй, поэт, бросай бумажки,
Выходи, почувствуй запах
Расцветающей души.
 

2010

«Как по носу щелбан – полыни аромат…»

 
Как по носу щелбан – полыни аромат,
И запах чабреца, и жар земли прогретой.
С российских я полей, где василек – мой брат,
И синь в глазах моих – сапфирового цвета.
 
 
Которым небосвод под вечер полонен,
И кони – облака пасутся в синем поле…
С небесных я полей, и взгляд мой – окрылен
Простором тишины и несказанной волей.
 
 
И словно за спиной два выросли крыла.
И броситься в полет неведомый не трушу,
Поскольку на земле – смиренной не была,
И плесенью тоска мне разъедает душу.
 
 
Я вырву из крыла чуть теплое перо —
Из правого крыла оно ясней и тверже.
И свет моих полей мне ляжет на чело,
И отсвет красоты вечерней обнадежит.
 
 
На кончике пера, по букве из чернил
Сочатся строки – о зажарившейся грусти,
Потрескавшейся, как вдруг пересохший Нил,
Как мои губы без твоих – и их искусства.
 
 
Я ангел и поэт. И лопаются все
Запутанные и распутанные нити,
Когда в полете я вдруг восхожу к звезде,
И славлю я любовь и Господа в зените.
 
 
И точкой над землей, парящей в высоте,
Я падаю стремглав к распахнутым низинам,
И воздухом полей дышу я в синеве,
И синевой небес пишу в своей долине.
 

2010

«Мне очень больно уходить отсюда…»

 
Мне очень больно уходить отсюда.
Я на земле – отсчета точка чья-то,
Откуда нет ни в прошлое возврата,
Ни в будущее хода. Кто осудит?
Шаги мои касаются стаккато…
И голова твоя – опять на блюде…
 
 
Я здесь танцую. Я – движок в движеньи,
И двигаюсь я музыке не в такт,
И снова я любой нарушу пакт,
И вырвусь я из круга, пусть – в круженьи,
Но кружева плести не буду – факт —
Не кружевница – бью на пораженье.
 
 
Все краски мира пью, смешав, как яды.
Блеск солнца измеряю на караты,
Но чту иконы я не за оклады —
За чудеса, и верю, что когда-то
Я с наслаждением уйду отсюда,
И не оставит следа точка чья-то.
 

2010

«Только и живет…»

 
Только и живет,
Что хлебушком да небушком
Русский наш народ —
Набожный, грешный.
Только и слывет
Матушкой – родина,
А на деле – снег
Выпал на угодья.
 
 
И собачьи морды
Похожи на волчьи,
Человеческие лица
Встречных – не лучше,
И метет пургой
Новогодней
Ветер по земле.
Холодно. Скучно.
 
 
Белый с серым, крошки снега
По асфальту – полонез
В замке Снежной Королевы
И под сводами небес.
И одна шестая суши,
А быть может, три шестых
Превратились в снег, и тучи
Новый снег несут на них.
 
 
Королева Снежная —
Тучная баба.
На глазах тучнеет
Белыми хлебами.
Холодно с ней.
Неинтересно. Скучно —
До немилосердия —
С ледышками-глазами.
 
 
Весь ее гламур брильянтовый —
Снежинки,
Что весной растают
Прошлогодним снегом —
Много не допросишься.
Стало быть, фальшивки.
Стало быть, напросишься
От весны в брегеты.
 
 
Только бежать
От паршивки некуда —
Царствовать законно пришла,
Паскуда.
Завалила серебром
Города все и села,
Всё б собрать, да в лицо
Ей швырнуть, иуде.
 
 
Да бежать в теплый край,
Где солнце и море,
Только что там делать,
Если здесь моя родина.
Буду мерзнуть, словно волк
У новогодней елки,
Будем вместе пропадать
В радости и в горе.
 

2010

«Родиться, чтобы умереть…»

 
Родиться, чтобы умереть
На плахе гордо, иль в сраженьи —
И жить банально много лет,
Смиряясь перед пораженьем.
 
 
Родиться, чтобы прозвучать
Веселым именем, и ярко
Цвести, и даже – освещать
Во взгляде пламенем фиалки.
 
 
Родиться, чтобы быть собой —
И Боговой, и в этом свете
Смотреть, как небо пред тобой
Отводит щит, как движет ветер
 
 
Дыханьем – латы облаков,
Как обнажает сердцевину —
Всю синюю – молитв и снов,
И значит, жизнь наполовину
 
 
Уж пройдена, а все судьба
Не выкует ни щит, ни латы.
И, если без побед борьба,
То ждет нас плаха – для расплаты.
 

2010

«Минус на минус никак не плюсуется…»

 
Минус на минус никак не плюсуется
В случае, если замерзших два айсберга
Видят себя – или кто-то рисуется —
Островом райским с курортом и дайвингом.
 
 
То ли – Гаити с Гогеном подвыпившим,
То ли – Таити с Тулузом безвыигрышным,
То ли – беспроигрышная лотерея.
То ли – конец. И – лети, Лорелея.
 
 
Ходит Аленушка в небе над нами,
Из облаков, и сама – облаками.
Над головой вместо нимба – сердечко
Змеем воздушным, растаявшей свечкой.
 
 
Сказочная, в сарафане, с косицей,
Ленточкою из небесного ситца,
И в лапотках – по верхушкам деревьев,
Вслед за сердечком из ангельских перьев.
 
 
Знак или знамя – хоругвь неумерших,
Айсбергов стынущих в море замерзшем,
Стонущих чаек, остывшего чая,
Закономерной – ненужной – случайности:
 
 
Сбила приборы. (Голландец летучий
Вновь пожелает всего наилучшего).
И наконец– то – в отрыв от реальности.
То ли – случившейся. То ль – неслучавшейся.
 

2010

 
Ни строчки не вспомню своей – это Ты подарил мне,
И вновь онемею, Твоей божьей дудкой представ.
Душа заволнуется, вытянув белые крылья,
Как прежде, когда проявлялись стихи из немого листа.
 
 
Все страсти утихли, гордыня роптать перестала,
И рядом с тобой благодать наполняет весь мир.
Как часть Твоих мук, склонюсь
                                       пред Всевышним престолом,
Как часть Твоей радости, воспарю, слыша
                                                             ангельский пир.
 

2010

 
Червленый бесами, клейменный ими —
Какими ангелами тебя вынуть?
Как расстелить их мягкие крылья,
Чтобы спасти тебя от бессилья?
 
 
Как воскресить тебя в час урочный? —
Свои червоточины на тебе бес оставил,
Душу твою колупал когтями,
А тебе казалось – ты миром правил.
 
 
Плясал-зажигал под его дудку,
А он сыграл с тобой злую шутку —
Когда красоту из тебя вынул —
Стал ты пустой. Бес тебя – кинул.
 
 
И теперь тебе – с собой – скучно:
Ты ни Богу свечка, ни чертям – спичка,
И несешь в себе пустоту духа,
И не знаешь, что небо к тебе – не глухо.
 
 
Заживляет твои душевные раны
И, призрев на смиренье, тебя исцеляет,
Твою душу взыскует в числе погибших,
И на ангельских крыльях из ада достанет.
 

 
Червленая бесами, клейменная ими —
Какими ангелами меня вынуть?
Как расстелить их мягкие крылья,
Чтобы спасти меня от бессилья?
 
 
Как воскресить меня в час урочный? —
Свои червоточины на мне бес оставил,
Душу мою колупал когтями,
А мне казалось – что миром правила.
 
 
Плясала-зажигала под его дудку,
А он сыграл со мной злую шутку —
Когда красоту из меня вынул —
То стала пустой. Бес меня – кинул.
 
 
И теперь мне – с собой – скучно:
Я ни Богу свечка, ни чертям – спичка,
И несу в себе пустоту духа,
И не знаю, что небо ко мне – не глухо.
 
 
Заживляет мои душевные раны
И, призрев на смиренье, меня исцеляет,
Мою душу взыскует в числе погибших,
И на ангельских крыльях из ада достанет.
 

2010

«Срослись в единую мы плоть…»

 
Срослись в единую мы плоть,
Но не срослись в едину душу.
Дай мне ответ – что надо рушить —
Оплот наш или наш апломб?
 
 
Час третий. Снова со Христом
Ассоциирую – коль трижды
Ты отречешься, а потом
Петух зарю споет – и тризну.
 
 
И снова – сколько ни горька
Та обжигающая чаша
Любви – ее мы пьем сполна,
Боясь опустошить однажды.
 

2011

«Следов не оставляя на песке…»

 
Следов не оставляя на песке,
Бреду по кромке моря наугад…
Адам с зажатым яблоком в руке
И Ева, вся в змеиной чешуе,
Плодят народы. Светел райский сад.
И первородный грех еще не в моде.
А впрочем, лучше, при любой погоде,
Чтоб из окна был вид на вертоград.
 
 
Грехи плодятся. Человек стал ложью.
Но суть его раскрыта смертным страхом.
Его любовь и стыд – во славу Божью —
Парадная нательная рубаха.
 
 
В смирительном исподнем нараспашку
Душа стремится смертного – к живому.
И тело – шелуха, как и рубашка,
Боится смерти и взыскует Слово,
Чтобы воскреснуть – и не одиноко,
Грехи отбросив с чешуей змеиной,
Дышать одним дыханьем вместе с Богом
В Его раю, на берегу пустынном.
 

2011

«Кто прикасался к ангелам, знает —…»

 
Кто прикасался к ангелам, знает —
Они незапятнанны и чисты,
Пусть даже крыло продырявила злая
Пуля, пусть критики чьей-то листы
 
 
Дырявят душу, щекочут нервы…
Для Бога я – чистый и светлый поэт.
И не моя вина, что не первый —
Зато не последний, раз первых нет.
 

2011

«Кайфую от последнего тепла…»

 
Кайфую от последнего тепла
И наслаждаюсь теплыми полами.
Октябрьское солнце догорает,
Лучом цепляясь за полы, дотла.
 
 
И я цепляюсь. И мое дыханье
Прозрачное, как воздух. Воздух чист.
Тепло мое дотла горит стихами —
Как будто искры падают на лист.
 

2010—2011

«Гроб как ковчег. Корабль – тело —…»

 
Гроб как ковчег. Корабль – тело —
Для ищущей свой дом души.
Наформалиненное тело,
В котором нет уже души.
 
 
И с берега – на дальний берег
Чрез реку жизни, не дыша,
Плывет бездушно чье-то тело,
В котором некогда – душа
 
 
…вселилась,
Некогда – бесилась,
В котором некогда – без сил
Душа остывшая светилась
И воскресала, и молилась,
И поднималась из могил.
 
 
В котором – помните —
Конечном —
Душа —
Memento —
Бесконечна,
И вечность —
Mori —
Тело в венчик
Венчает —
В пустотелый склад.
 
 
А без души – безлики лица:
Кто был влюбленным, кто – убийцей,
Тела – как маски. Что им снится?
Все в прошлом – не вернуть назад.
 
 
И вот – безжизненное тело…
Что делать, если отлетело
Дыхание его души.
Дыханьем всякий славит Бога,
И жаль, что мы еще в дороге,
И доберемся понемногу,
Когда Он Сам за нас решит.
 
 
А телу без души – не верьте:
Оно пытается о смерти
Свидетельствовать.
Смерти нет.
Бессмертен каждый,
А мгновенье,
Что измеряет телом время —
Дает любовь.
Любовь есть Бог.
 
 
И время жизни быстротечно.
Любовь же озаряет вечность,
И наши души, словно свечи,
Свет переносят за порог.
 
 
И освещают тьму ночную.
И в свете их не одинок
Никто – не позабыт, не брошен,
Нет неутешенных – здесь все
Стоят у Бога одесную
Как звезды – тем, кто на земле.
 

2010