Текст книги "Юми"

Данетти протянул бокал, Герман и Хава чокнулись с ним, и ученый стал рассказывать дальше.

– Я имел возможность работать с вирусами, которые оказывали существенное влияние на юми, тогда еще их называли детьми индиго. Я работал не покладая рук и очень скоро открыл вакцину, которую впоследствии ввел Диане. Препарат, понятное дело, – Георгий улыбнулся, – я назвал «Данет» в честь дочери. Думал, Диана Данетти станет известна всему человечеству. Не знал я тогда, что человечество в том виде, как мы его помним, уже перестало существовать. Не знал я тогда и того, для кого мы эти опыты проводили…

– А что за опыты? – полюбопытствовал Хава, подливая себе вина.

– Да, мы проводили опыты, исследуя вещество. Вещество, которое представляло собой великое открытие человечества и одновременно его погибель. Помните, газеты еще писали, ну, там, различные необъяснимые явления в разных местах планеты? Все это было проявлением вещества.

– Ничего непонятно, но очень интересно, – снова заговорил немногословный Лучник. – Как же называлось это вещество?

– Мы его называли «Паразит»!

– Круто, прям как та компания, производящая электронику, – подхватил тему Хава. – То название с «ай-ти» на конце было – parazIT.

– Совершенно верно. Скажу больше – лаборатория, в которой я работал, была подразделением «Паразита», – Данетти указал на фотографию, висящую между иконами.

Хава и Герман подошли ближе и увидели на общем снимке, над головами людей в белых халатах, большую надпись parazIT.

– Я сначала не мог понять, – продолжил ученый, – почему они этому веществу уделяют столько внимания, а потом понял: изучив его, они изменят мир. Так, как им надо. Вылепят из него, как из детского пластилина, все, что захочется… А это, вы меня понимаете, чревато разного рода катаклизмами и большими бедами…

– Слушайте, я запутался еще больше, – Лучник сделал глоток вина. – Ничего понять не могу. Можно как-то попроще?

– Я тоже не понимаю, – поддержал его Хава.

– В общем, вещество это изучалось и раньше, даже использовалось, по моему твердому убеждению. Помните перевал Дятлова, туристы погибли, следов не нашли?

– Нет, не помним.

– На Урале, на Горе Мертвецов при невыясненных обстоятельствах погибла группа туристов. Люди там заживо замерзли, но прежде чем замерзнуть, они делали необъяснимые с точки логики вещи… В общем, долго рассказывать, а времени нет. Просто перевал Дятлова был первым экспериментом «Паразита». Может, конечно, и не первым. Позже были другие случаи, по всей стране, и здесь под Воронежем было что-то похожее, правда, засекречивали все. Кажется, в Новой Усмани, но не в этом суть.

– Так, а причем здесь компания по электронике? – еще больше запутался Хава.

– Она была первой научной фирмой, которая детально проанализировала все странные, необъяснимые случаи, произошедшие на Земле за сотни лет. И пришла к неожиданным, парадоксальным, блистательным выводам!!! Но очень опасным для всего человечества… Компания эта нашла связь между выбросами вещества и магнитным полем земли. Предугадав следующий выброс, ей удалось собрать небольшую часть этого вещества. А потом с успехом использовать его в своих разработках в электронике, вооружении, медицине. Все у них шло замечательно, пока не стали рождаться дети индиго. Сначала они появлялись только у сотрудников компании, потом и вовсе все вышло из-под контроля. Как поймать тигра в клетку, если клетки нет, а тигры есть в каждом доме?

Герман непонимающе покачал головой – не часто ему в последнее время приходилось общаться с учеными.

– И что это значит, тигры в каждом доме? – хмыкнул он.

– Значит, что в каждом планшете, в каждом телевизоре и компьютере, в каждом телефоне, в каждой машине, даже в часах и детских игрушках есть частичка этого ПАРАЗИТА, и так по всему миру. И чем чаще люди меняли вещи, чем больше было выброшено микросхем с частицами вещества, которое постепенно попадало в атмосферу.

– Е-мое! – не верил своим ушам Хава. – Это когда ж успели то проделать?

– Не могу сказать. Разработки шли долго, видимо, а вот потом понеслось все. Думаю, за пару лет внедрили «Паразита».

– Ну, а бороться с этим веществом можно как-то? – спросил Лучник.

– Да, можно было. И с превеликим успехом. Мы изобрели механизм, который способен избавить нас от этого вещества. Это два куба, внутри которых вещество синтезировано при помощи сильнейшего магнитного поля. Они снабжены счетчиком, который при остановке прекратит синтезацию.

– Ну, совсем все ясно теперь! – Хава развел руками. – Дайте мне этот куб, и я переверну землю!

– Есть только одно НО. Кубы мы передали военным и сегодня они просто потеряны. Их больше нет, скорее всего. И некому их создать заново. А вещество это давно уже живет своей собственной жизнью… Видимо, оно уже способно управлять материей. Я, когда это понял, неделю от радости сам не свой был. Думал, что если через вещество пропустить мою Диану, то все мутации, которые я смог остановить при помощи вакцины, можно будет изничтожить. Но это оказалось роковой ошибкой. В лаборатории мы создали такое кольцо, в котором циркулировало вещество. Пронося предметы через него, мы заметили, что они меняли свою структуру. Не просто меняли, а, в большинстве своем, они становились лучше. Сталь становилась крепче, стекло прозрачнее и прочнее, даже воздух, наверное, мог стать воздушнее…

– Полный бред, – тихо сказал Хава, но входящий в раж Данетти даже не обратил на него внимания.

– На живых организмах тестирование провести не успели, так как проект перестали финансировать, а позднее подразделение начали готовить к эвакуации. Вот тогда я и решился… Взял подопытную крысу, ввел ей яды всякие, Куру в том числе, и пропустил ее через кольцо. Эффект был ошеломляющим – крыса вышла с другой стороны абсолютно здоровой, как будто ее никто и не травил вовсе. Единственное, что должно меня тогда было насторожить, так это то, что она сразу укусила меня за перчатку.

– Ну, укусила и укусила, что здесь такого? – Хава продолжал гнуть скептическую линию.

– Да вроде и ничего, только не кусала она до этого никого. Ну, это мелочи, подумал я тогда, не понимая, что дьявол скрывается в деталях. На следующий день я рассказал про крысу своему руководителю. А уже на следующую ночь мы, вся наша исследовательская группа из 18 человек, приготовились к чудесному исцелению моей Дианы. Только случилось не чудо, а трагедия. Диана, пройдя через кольцо, совсем не изменилась, а вот через несколько секунд вопреки логике и богу появились еще два чудесных создания. Это были девочки-близняшки, на вид пяти-семи лет, которые, к сожалению, не умели или не хотели с нами говорить. На любой вопрос они кивали и вертели головами, будто «да» и «нет» хотели сказать. Их так и прозвали – Да и Нет. Мы тогда радовались, как дети, не понимая, ЧТО выпустили на свободу. Только моя Диана смертельно их боялась… Все, кто меня поддержали в ту ночь, погибли по разным причинам: кого-то собаки загрызли при выходе из лаборатории, кто-то оступился и упал с лестницы, все по-разному погибали, кто горел, кто тонул. Только эти две бестии ходили, как будто ничего не происходит, и только дакали и неткали. А однажды утром они исчезли, будто сквозь землю провалились. Обыскали все, камеры смотрели с начальником охраны, но ответа так и не нашли.

– А что на камерах? – поинтересовался Хава, бывший заместитель начальника службы безопасности Ликерки.

– На камерах видно, как они ложатся спать, гаснет свет, а когда свет загорается, никого нет. Я тогда понял, что нужно бежать и, забрав Диану, дал деру. А через неделю узнал, что «Лунный свет», так нас прозвали местные выжившие, затопило водой из водохранилища. И что спастись удалось только двум маленьким девочкам, Да и Нет.

– Красивая сказочка, – пробурчал Хава, – только мы, Георгий, не дети уже.

– Кто же они такие? – перебил его Герман.

– Не знаю. Но там, где они, всегда смерть, – с этими словами Георгий, как подкошенный, рухнул на пол, и по старенькому линолеуму потекла красная винная струйка. Как кровь.

– Опять судорога! Хава, помоги! – Лучник бросился к ученому и усадил его на стул.

Несколько минут тот просто глубоко дышал, а когда снова собрался с силами, продолжил.

– Герман, Хава, похоже, мне пора, – он извлек из внутреннего кармана две ампулы. – Вколоть их нужно сразу обе, шприцы в том ящике. Коли смело Герман, хуже твоему сыну уже не будет! Не забудь шприцы.

Он указал на коробку за спиной Лучника. Герман быстро повернулся и сразу переложил шприцы себе во внутренний карман камуфляжа.

– Ох, кушать-то как хочется, вы даже не представляете! – Георгий потер подбородок. – Собирайте оружие, лекарства, все, что нужно.

Герман посмотрел на Хаву, наполняющего здоровенную спортивную сумку консервами, оружием и патронами. Рядом валялся АК-47. А в окно уже пробивались первые лучи молодого солнца.

– Давай без фанатизма. Возьмем самое необходимое, остольное оставим здесь. Здесь ведь надежное место? – Герман взглянул на Георгия.

– Пока надежное, – ответил Георгий глухим голосом и протянул связку ключей.

Он стал быстро меняться. Его взгляд стал жестким, почти нечеловеческим, а движения резкими и дерганными. Когда они спустились к могиле Дианы, он и вовсе изменился. Дойдя до выкопанной им же могилы, он опустился на четвереньки и, задрав вверх голову, неистово захохотал. Остатки разума покидали его. Придя в себя, он заорал:

– Твари! Что вы ждете! Убейте меня! Диана, я иду к тебе, девочка моя!

Он прыгнул в могилу и тут же выскочил из нее. Его глаза подернулись белой поволокой, рот приоткрылся и из него потекла густая желтая слизь.

– ЖРАТЬ! – прорычало существо, которое минуту назад еще было Георгием.

– Спать! – ответил Хава и дал очередь. Затем, осторожно заглянув в могилу, перекинул автомат за спину.

– Можно закапывать.

Герман взял лопату и, прежде чем приступить к выполнению долга, сделал то, что не делал никогда раньше. Просто перекрестился.

Когда дело было сделано, Герман выпрямился и сказал:

– Мне вновь кажется, Хава, будто живем мы по придуманному кем-то страшному сценарию. Будто все, что мы сделаем, уже кто-то знает наперед.

– Да какая теперь разница, опасности на каждом шагу. Вот стоит сейчас только подумать о юми, а они тут как тут.

Вдруг Хава дико заорал. Лучник схватил лопату наперевес и начал озираться по сторонам. Но Хава уже неистово ржал, глядя на своего встревоженного друга.

– Да пошутил я, нет тут никого, одни трупы. Пошли винца хряпнем да спать!

Лучник недовольно покачал головой, усмехнулся дурацкой выходке и направился к дому Данетти. И уже через час, как в кинотеатре, он смотрел свои странные, не поддающиеся разуму, сны.

Глава 7. Блеск и нищета Нововоронежа

Платон Андреевич с важностью выхаживал по голубой городской стене города атомщиков. В его взгляде, мимике, положении рук и позе чувствовалась гордость за те события, в которых он принимал самое непосредственное участие.

– Мы – строители новой жизни, – повторял Платон Андреевич, – мы победители!

Он бросал полный достоинства взгляд со стены на город и продолжал размеренное плавное движение. Он чувствовал, что ровные улочки внизу, ухоженные дома, зеленые скверы и даже цветофонтан на площади Ленина живут благодаря ему, человеку с Доски почета! Проходя мимо Олега, он старался не показывать свою важность, но, удаляясь от него, снова превращался в старого надменного павлина.

На Доске почета он висел вторым номером, и это его явно не устраивало. Он всегда хотел стать первым. Поэтому и старался не тратить драгоценное время. Поэтому всегда гладко брился – а вдруг завтра на ту же Доску, только первым номером!? Совершая шаги по голубому бетону, Платон Андреевич то и дело припадал к бойницам и пытался найти несуществующие цели. Даже понимая, что установленные на стене тепловизоры в случае чего смогут заблаговременно предупредить посты о приближающей опасности, он продолжал тренироваться, используя выдуманный самим собой прием – «ведение несуществующего врага».

Наконец, он остановился возле своего напарника.

– Олег, вот я все время думаю, к чему ты стремишься в жизни? – Платон Андреевич поправил капюшон комбинезона, такого же голубого, как стена Нововоронежа.

– Я не стремлюсь, я просто живу, – спокойно ответил Олег и продолжил рассматривать свой рукав.

– Нет, просто жить – это не по мне! Я пятьдесят лет прожил не просто так…

– Ну, мне двадцать пять пока еще, – ответил Олег.

– Двадцать пять – это уже ого-го. В двадцать пять ты уже должен быть в лучшей тысячи, ну, или как минимум в пяти лучших тысячах, – Платон Андреевич хитро прищурился.

– Ну, Платон, ты ведь знаешь, это невозможно!

– Во-первых, Платон Андреевич, а во-вторых, почему невозможно? Наверное, ты слабак!

– Я не слабак, если бы я входил в твою золотую тысячу, где сейчас был бы ты? Явно не в тройке лучших горожан.

– Тут ты прав, – согласился Платон Андреевич, – без тебя, без твоей помощи я бы не достиг таких высот, как сейчас…

Платон Андреевич гордо посмотрел с городской стены на золотые окрестности. Вот-вот пшеницу убирать будут! И трупы, наконец, уберут. И ров, что под стеной, отчистят от ила и разложившихся животных. Хорошо – стена высокая, запах редко доходит, а то бы с ума от тошноты сходили!

Над пшеничным полем, изрезанным параллельными черными дорожками, кружили редкие падальщики в ожидании новой жертвы, но ее все не было и не было. Платон Андреевич тоже, подобно диким птицам, соскучился по «мишеням», которые все чаще обходили неприступный Нововоронеж стороной. Даже Красные Октябри, похоже, перестали мечтать о захвате города атомщиков, а их конные разведчики топтали другие дороги…

Сорок… Ровно сорок человек, пытавшихся подойти к стене, отправил на тот свет передовик Платон Андреевич. И в этой связи не давала ему покоя одна единственная мысль. Но начал он издалека.

– Так к чему ты в жизни стремишься? – повторил он свой вопрос.

Олег покачал головой.

– Эх, темный ты гражданин, Олег! Ты вот хоть знаешь, что было у нас в сорок первом году?

– Так сорок первый только через год будет! – не понял Олег.

– В тысяча девятьсот сорок первом, – по слогам проговорил Платон Андреевич.

– Нет, конечно.

– Эх ты! В сорок первом наши деды и прадеды, а в моем случае и отец, разбили здесь, под Нововоронежем, фашистов… Всех перебили, извергов!

– Я не слышал про фашистов…

– Я и говорю, темнота! Фашисты – типа живоглотов, идут на нас, смеются, им даже женщин не нужно, земель наших не нужно, им только мясо наше давай. А мы их из пулеметов!.. А кто был сорок первым президентом США?

– Ну, об этом я что-то слышал, дай вспомнить. Брюс Виллис вроде?

– Ничего ты не вспомнишь. Буш-старший!

– Фашист?

– Ну, брат, этого никто не знает… А кто был сорок первым римским папой?

Олег расхохотался.

– Платон, не смеши… Папа… Пунктик у тебя на сорок первом!

– Платон Андреевич я! – он тоже залился смехом. – Расслабься, про папу это уж совсем сложно для вас, молодежи. А фильм «Сорок первый» случаем не смотрел? Советский еще фильм был, хороший… Ладно, я вот к чему веду. Мне сорок первый покоя не дает. Кто будет моим сорок первым, я ж ровно сорок прикончил!? А его все нет и нет. А так меня почти все в этой жизни сейчас устраивает. Ты – мой верный напарник, моя работа – охрана города, возможность жениться – несколько раз, и даже эта стена со сторожевой башней, на которой мы проводим большую часть своей жизни… В общем – все. Вспоминая жизнь до Давления, я прихожу к выводу, что сейчас мы живем однозначно лучше.

– Лучше? Почему? – удивился Олег.

– Ну, раньше нам одежду приходилось покупать, а сейчас ее нам выдают. Да, пусть одинаковую, но теплую и бесплатную. Раньше нам еду нужно было покупать, а сейчас нас кормят, и кормят неплохо. Раньше наркоманов и алкоголиков было просто пруд пруди, а сейчас ни одного – и это прекрасно!

– Это спорный момент, – возразил Олег. – Я вот не помню, как было раньше, а почти с уверенность могу сказать, что если бы в старое время за пьянство людей казнили, алкашей сейчас бы тоже не было.

– Согласен, хотя это немного жестко… Посмотри, как мы сейчас живем – какие у нас школы, какие у нас дети, инженеры у нас какие трудятся на станции!

– Платон Андреевич, а вы уверены, что жизни за пределами этих стен уже нет? – задал Олег вопрос, на который уже сотню раз слышал разные ответы.

– Что жизни нет, я не говорил, вот что человеческой жизни нет, уверен. Ты ведь знаешь: все, ушедшие от нас, погибали. Никто ведь не вернулся. Помнишь Германа, сына его… Где они сейчас?

– Так ведь все, кто ушли, знают, что на стене сидим мы, призванные убивать любого, кто приближается к нашему городу. Никто не пойдет обратно. Да и раз жизни нет, почему мы коня прошлый раз пустили, когда Октябри к стене подошли. Может, конь инфицированный какой?

– Олег, конь это конь, он на развод нужен. Ты что, приказ про живность забыл? Свиней, лошадей, коз, баранов, коров – всех дезинфекторы проверят. Да и не наше это дело…

– А зачем, скажи, они нам нужны? У нас ведь все есть: и куры, и лошади, и коровы?

– Ну, не знаю я, – задумался Платон Андреевич, – может, для разведения, чтобы мутаций не было, а может, вид новый вывести хотим, это не наше дело.

– Так почему тогда людей не берем? – не успокаивался Олег.

– А людей на что? Какой толк в чужаках!?

– Ну, хотя бы на развод, как лошадей?

– Я бы женщин на развод пускал, – согласился Платон Андреевич.

– Ага, пускал бы ты… Я вот помню ту бабу тридцатидвухлетнюю, которая к тебе руки свои снизу тянула… Получила от тебя помощи? Нет!

– Она не тридцатидвухлетняя была, а просто тридцать вторая! По счету. Да я смотрю, ты памятливый больно, ничего забыть не можешь! – Платон Андреевич снова хитро прищурился.

– Забыл я уже, не переживай, – ответил Олег. – Нам прием бы не пропустить, сколько сейчас?

Платон Андреевич одернул рукав комбинезона и взглянул на громадные электронные часы.

– Да, ты прав, пора принимать.

Он достал пузырек с синими капсулами и, высыпав содержимое на ладонь, взял две.

– Тебе какую, синюю или синюю? – усмехнулся Платон Андреевич и протянул капсулу Олегу.

Олег молча проглотил ее, запив водой из пластиковой бутылки. Через несколько минут, как это бывало обычно, он почувствовал легкое головокружение, а чуть позже позывы рвоты. Сдержав себя, он сделал еще несколько глотков воды.

– Не понимаю, зачем нас пичкают этой дрянью!? Это же как мини-скачок, только каждый день. Не проще бы было болеть сильнее, но раз в несколько недель или даже месяцев? – спросил Олег.

– Не проще, – отрезал Платон Андреевич. – Помнишь, сколько человек погибало в этих скачках, а сейчас мы не умираем, и то, что нам больно во время скачков – это для меня не аргумент, тем более я его каждый прием слышу от тебя.

– Ладно, – ответил Олег и посмотрел вниз. – Похоже, смена приехала.

К голубой бетонной стене со стороны энергоблока подъехала серебристая машина на электроприводе. Дверца машины медленно поползла вверх и через мгновенье зафиксировалась. Кряхтя и кашляя, из машины вышел подтянутый мужчина лет сорока пяти и молодой парень лет девятнадцати, оба в темных очках и голубых безшовных комбинезонах на молнии. На головах – капюшоны, из-под которых чуть торчали синие вязаные шапочки. За спинами – модифицированные автоматы Калашникова с оптическим прицелом. На ногах – первоклассные военные ботинки с высоким берцем. На груди того, что постарше, была нарисована крупная единица.

– Пойдем, покажем этим педикам, кто здесь лузер, – сказал он.

– Пойдем, – кивнул парень и пошел следом за поднимающимся по лестнице напарником.

Путь на самый верх стены обычно проходил в три этапа и занимал около часа. Подъем приходилось делать по большой лестнице, которая крепилась крупными металлическими уголками. Преодолев тяжелое восхождение, охрана остановилась перевести дух. Лифт почему-то здесь предусмотрен не был.

Олег взглянул на Платона Андреевича:

– Ну что, сегодня нормально пост сдадим или опять будем собачиться?

– Только пусть попробуют назвать нас лузерами, я рапорт на них напишу!

– Рапорт, мне кажется, не пойдет нам на пользу, вдруг нам закроют доступ на стену!? Тогда зверей в клетках сторожить будем да вой их слушать.

– Мы и так зверей охраняем, – Платон Андреевич философски хмыкнул, радуясь своему остроумию.

– Не совсем так, сейчас мы охраняем объекты в строгой очередности: стена, зверинец, больница, смертельная, спортзал. А то будет: смертельная и зверинец, что, в принципе, одно и тоже…

– Да не смертельная, а смирительная, неуч! – поправил Платон Андреевич, направляясь к смене.

Олег невесело посмотрел ему вслед:

– Насколько я понял за свою короткую жизнь, после смирительной, как ни крути, будет смерть, а не смирение, так что смертельная она, а не смирительная.

Пост был принят без обычных пререканий. Олег и Платон Андреевич начали спускаться вниз. Пройдя две трети пути, они остановились отдышаться.

– Платон Андреевич, может со мной в спортзал сегодня? – предложил Олег.

– Нет, в спортзал не пойду, нечего там делать, я лучше высплюсь и в тир, все пользы будет больше. На стене ведь меткость нужна, а не мускулы! А ты иди, это тебе на пользу, вдруг бежать нужно будет куда, патроны принести, провизию, так ты махом по лестнице, что вверх, что вниз, – сказал Платон Андреевич и схватился за грудь.

– Сходили бы к врачу да в спортзал потом, вам бы лучше было!

– Ладно, к врачу схожу, – ответил Платон Андреевич и продолжил путь.

Вскоре они оказались возле машины. Нажав на кнопку серебристого брелка, Платон Андреевич запустил машину и разблокировал двери.

– Ну, все вроде на месте, можно ехать! – торжественно произнес он.

– Как всегда, – Олег устроился поудобнее. – Только от кого мы все время двери-то ступорим?

Платон Андреевич хитро прищурился и схватился за руль.

Машина тронулась и неспешно поехала по привычному маршруту. Олег вновь задумался о ненужности сигнализации и замков на дверях машины, попытался вспомнить, когда последний раз в Нововоронеже говорили о воровстве. И не смог. Краж в городе просто не было, не было больше десятка лет. В воровстве пропала надобность после возведения стены и повсеместной установки камер. Неминуемое разоблачение и мучительное наказание были очень весомым аргументом, поэтому в городе не воровали. Или почти не воровали.

– Ну все, подъезжаем, – довольно сказал Платон Андреевич.

Вот и серый кирпичный дом, вот и дверь старого подъезда. Дом Олега, как и многие другие, был построен задолго до его рождения. В Нововоронеже все дома делились на «новострой» и старый жилфонд. Причем первый идентифицировался очень просто, по материалу изготовления. После изобретения голубого бетона, который обладал отличными защитными свойствами, из него начали строить стену и параллельно возводили дома. Голубой бетон обладал великолепными показателями задержки радиационного излучения, а открытие месторождения голубого известняка неподалеку от атомной станции предопределило его использование на многие годы вперед. Экономика оказалась настолько выгодной, что в городе перестали использовать асфальт и начали строить голубые дороги и тротуары. По такой дорожке и шагал Олег к двери своего старенького подъезда.

– Добрый вечер! – покосились на него женщины, сидевшие на лавочке.

– Добрый! – кивнул им Олег.

– Сегодня без угроз? – спросила та, что помладше.

– Без угроз, – ответил Олег и юркнул в подъезд.

Один поворот ключа, и он, наконец, оказался в своей квартире. Быстро прошел на кухню и, достав пакет молока, сделал несколько глотков. Умывшись, он шлепнулся на кровать. Поспать немного и в спортзал – его желания на этом заканчивались. Он завел наручный электронный будильник и отключился на четыре часа…

Четыре часа. Именно столько привыкли спать в этом городе. В городе, где на один квадратный метр светит тысяча ватт искусственного освещения. Никто кроме «верхушки» Нововоронежа точно не знал, зачем было необходимо расходовать столько электричества. Свет отключался попеременно на крупных улицах и их ответвлениях, ровно на четыре часа. Это время люди назвали «тихим часом».

Легкая вибрация на левом запястье заставила Олега открыть глаза. На улице кто-то тихо вел странный разговор. Еще сквозь сон Олег сумел уловить тревожные нотки перешептывания. Поднявшись с кровати, он понял, что голоса слышатся не с улицы. Они шли откуда-то снизу, через вентиляционную решетку, расположенную недалеко от кровати. Олег прислушался.

– Тихо, я тебе говорю, вернется она, ничего страшного не происходит, – говорил пожилой мужской голос.

– Как не происходит? Она ушла на смену в котельную и уже больше суток не возвращается, – отвечала женщина.

– Вернется, я тебе говорю, прошлый раз ее забрали в больницу, взяли анализы и все, ничего ведь страшного не произошло, просто хотели определить ей правильный рацион.

– Да какой рацион!? Гроб под нее сделать решили, вот и все.

– Если ты про похищения, то лучше бы тебе заткнуться, иначе, не ровен час, сгинем всей семьей в какой-нибудь котельной, и искать никто не будет…

Женщина тихо заплакала, входная дверь скрипнула, послышались чьи-то шаги. Олег еще плотнее прислонился к вентиляционному отверстию, защитная сетка больно врезалась в ухо.

– Пришла… Слава богу, все в порядке! – тихо проговорил старик.

– Мама, где ты была?

– Была, не была… Домой-то пришла, – послышался пьяный голос.

– Вы там что в котельной обалдели!? Пить ведь запрещено! Тебя ж заберут!

– Заберут, не заберут, мне все равно… – монотонно ответила пришедшая женщина. – Вчера была в больнице, опять, думала, анализы возьмут, но, оказалось, им мое говно не нужно больше, им не нужны ни кровь моя, ни моча. Им меня всю подавай – на благо жителей целого города.

– Мама, ты что такое говоришь?! Как заберут, за что? – девушка заплакала.

– Сказали – заберут, – пробурчала женщина, – и спирта налили. Сказали, на несколько часов домой, а потом заберут…

– Когда они с тобой говорили? Ты ж на работе была!

– А на работе и говорили, они прямо на стене в котельной появились и заговорили, – женщина хмыкнула, – как в старом кинотеатре.

– Выдумываешь? Странно, если они тебя собираются забрать, зачем им тебя поить, зачем домой отпускать? Мы ведь остаемся, вокруг нас соседи, да и городок у нас небольшой, – мужчина был слышен то лучше, то хуже, видимо, мерил комнату шагами.

– Вот ты дурак! Они меня и отпустили тебе и дочке сказать, чтоб вы молчали, и список всех, с кем я когда-либо говорила, показали. Они всех знают… Всех… Тьфу, блин, сбил меня, черт старый… Не молчать… А когда вас допрашивать будут, чтобы сказали, что я систематически пила на работе и частенько возвращалась пьяной. Да, и это тоже… Не важно, я, небось, уже на всех мониторах города… Нас никто не подслушивает часом?

Олег отпрянул от вентиляции. Бред какой-то, за всю свою недолгую жизнь ничего более странного Олегу слышать не приходилось. Да и пьяных Олег никогда не видел и не слышал. С соседями он не общался – кроме «здравствуйте» у подъезда. Он попытался вспомнить лица соседей снизу, но не смог.

– Тьфу! – выругался Олег, склонившись над умывальником.

На мгновенье ему показалось, что вся его жизнь, идущая в строгом порядке, именно так кем-то и устроена, что, проживая очередной день, ты не можешь вспомнить, что ты делал, с кем встречался, как выглядят лица соседей. Эти бесконечные сны по четыре часа и длиннющие смены по двадцать часов, эти походы в столовую, спортзал, больницу, на работу и домой… Все это сделано для того, чтобы ты не мог остановиться и подумать. Вспомнить все. Проанализировать. Понять. И стать другим!

Войдя в комнату, он включил телек, на экране которого хорошо одетая красивая женщина читала новости последнего часа. Она говорила о птицах, которые станут переносчиками нового вируса, об охранниках, которые почему-то слышат детскую песенку возле стены, про женщину, которая напилась на дежурстве и была задержана в собственной квартире, в доме, в котором он живет… Олег вздрогнул, в его голове пулей пролетел сегодняшний разговор, подслушанный в полудреме. Подойдя к окну, он резко одернул штору и увидел, как большой электромобиль отъезжает от его подъезда. Бред все это! Совпадение… Кто-то поехал на работу, вот и все, ничего не произошло, все как и прежде. Он постарался отогнать от себя серые мысли, быстро оделся и пошел в спортзал.

Все тело Олега безумно болело после тренировки, мышцы как будто были заполнены горячим металлом, который при каждом прикосновении заставлял гореть клетки.

– Ну что, снова тренировался? – поинтересовался Платон Андреевич у столовой.

– Да, – безразлично ответил Олег.

– А новости смотрел?

– Про женщину?

– Да про какую женщину!? Про наших сменщиков на стене… Говорят, они умом тронулись на дежурстве.

– Как это? – удивился Олег. – Что-то не помню такого в репортажах.

– Да вот так, говорят, пришли их менять, а они трясутся от страха, держатся за руки и песню странную поют про голубое небо, – Платон Андреевич попытался что-то пропеть. – Говорил я ему, не бери много на себя, лучше будет. Вот теперь сидит наш первый номер в больничке и песни поет.

– А другой, другой парень что говорит?

– Перестал разговаривать он вроде как.

Платон Андреевич протянул руку к аккуратно сложенным серебристым брикетам в фольге. Один из брикетов надулся, и на его поверхности появилась надпись «Суп рисовый». На следующей раздаче все повторилось снова, только брикеты были меньшего размера – «Картофель курица».

– Слушай, а что же с ними случилось? – спросил Олег, поедая суп.

Платон Андреевич подул на ложку и сказал:

– Если честно, что-то странное происходит…

– Что?

– Ну, вот ты, из сегодняшних новостей что узнал? – ответил вопросом на вопрос Платон Андреевич.

– Я… Ну, о птицах, которые, возможно, станут переносчиками нового вируса, об охранниках, которые почему-то слышат детскую песню возле стены, и про женщину, которая напилась на дежурстве и была задержана за пьянство…

– Ты другие новости смотрел!? – зло ухмыльнулся Платон Андреевич. – Птицы из города улетели, причем все, даже вороны. Женщина, которая напилась, спирт она где взяла? Ну а про охранников я и вовсе молчу!

Платон Андреевич вскрыл брикет «Картофель курица».

– Я вот сегодня на улицу вышел, вроде все как прежде, только чувствую, меняется что-то, и меняется не в лучшую сторону.

– В городе? – спросил Олег.

– Везде, – ответил Платон Андреевич, неосторожно взмахнув рукой.

Словно в подтверждение его слов со стола на пол упал стакан клюквенного сока, и по голубому кафелю потекла ярко-красная струйка. Как кровь…

– Нам что, разные новости показывают? – пробормотал Олег, глядя, как струйка сока течет к его ботинкам. – Или мои новости запаздывают…