Текст книги "Юми"

– Или твои мозги запаздывают? – хихикнул Платон Андреевич и позвал уборщицу. Подумал немного и добавил шепотом. – Вообще-то, убить тебя иногда хочется, Олег. Был бы моим сорок первым, а?

Олег не успел ответить. К ним подошла пухловатая уборщица Клава. От нее несло каким-то противным запахом и, кажется селедкой. Она тщательно вытерла пол и подсела к Платону Андреевичу.

– Слыхал, что сегодня в новостях-то было? – зашептала она. – Ишь ты, гости в городе. Это ж уму непостижимо! За каким хером пустили их, что думаешь, Платон?

– Кого пустили? – чуть не подавился старший охранник.

– Да девок этих! В платьишках. По всем новостям сегодня крутили… Не видал что ли? Совсем заработался…

Платон Андреевич непонимающе уставился на собеседницу, пытаясь сопоставить увиденное лично, услышанное от Олега и только что сказанное уборщицей.

– Вы спятили что ли все? – он вскочил из-за стола и бросился вон из столовки, только его и видели.

– Что это с ним? – удивилась Клава.

Олег в недоумении почесал затылок.

– А можно поподробнее? – спросил он.

– Еще один! – недовольно хмыкнула уборщица и посмотрела на часы, висящие над столиками в углу. – Двадцать сорок, новости через пять минут уже. Подождем.

Она подошла к телевизору и включила его. Вскоре на экране возникла та самая красивая дикторша, которую Олег имел счастье наблюдать сегодня, и поставленным глубоким голосом заговорила:

«Впервые в новой истории города атомщиков случилось небывалое – власти пустили на нашу суверенную территорию двух незваных гостей. Ими оказались немые девочки младшего школьного возраста. Внимание на экран…»

Заиграла музыка и на экране появились два ангельских создания – платья в горошек, белые туфельки, обезоруживающие улыбки. Они держались за руки и подергивали плечиками в такт мелодии. За кадром заговорила дикторша:

«Кто они, пока выяснить не удалось. Комментарии властей ждем чуть позже. Переходим к другим новостям… Сегодня на городской стене на уровне с доступом „ИКС“, а это самый высокий уровень доступа, были обнаружены тела главного инженера атомной станции и представителя охраны…»

Картинка сбилась, динамики закряхтели, за кадром прозвучало зловещее Mereana Mordegard Glesgorv…

Глава 8. Сон. Сын. Дочь

Маленький мальчик с кожей чернее самой черноты подкрался к спящему Герману и острым ножиком выколол ему один глаз. Герман открыл второй:

– Зачем ты сделал это, сын? И почему я не чувствую боли?

– Я тебе больше не сын. Ты мне больше не папа. А боль – это лишь игра фантазии. У тебя с ней проблемы.

– Зачем ты сделал это? – спросил Герман, рассматривая мальчика одним глазом. – И почему ты такой черный?

– Слишком много вопросов, – маленький мальчик забрался на книжную полку между Пушкиным и Набоковым, залез в фоторамку и замер.

– Один для сына, второй для дочери. Но сына у тебя больше нет, – услышал Герман его мысли.

– У меня только ты, Антон. У меня нет никакой дочери!

– Пока еще есть…

Глава 9. Возвращение Енота

В мире, в котором каждую минуту кто-то умирает, где сильный отбирает еду у слабого, чтобы выжить, а слабый думает, как бы стащить корку хлеба у ребенка, ничто так не ценится, как огнестрельное оружие. Оружие, которое защищает и убивает. Без него никак. Без него – смерть. С ним тоже смерть, но уже не так страшно.

– Герман, ты так орал сегодня утром, – вооруженный до зубов Хава замедлил шаг. – Ты кричал, что у тебя нет дочери.

– Странно, я не помню, что снилась. Абсолютно ничего не помню.

– А про Нововоронеж что помнишь? Ты вроде оттуда…

Лучник остановил груженую оружием садовую тачку, переводя дух.

– Временами что-то всплывает, но не получается пока вспомнить. Иногда возникают какие-то смутные картинки про типографию, вроде работал там. Но Воронеж это или Нововоронеж – не помню. И жену не помню… Хотя, видишь, брата ее на стадионе сразу узнал. Толчок нужен сильный. Но дочери у меня точно нет, только Антон.

– Раз не помнишь, нельзя утверждать наверняка. Я вот порой задумываюсь, а вдруг все не так со мной было, вдруг я и взаправду маньяк, – Хава хитро прищурился и заржал. – Как тебе такой расклад?

– Да какая мне разница, Хава! Ты друг мне, а это главное. И потом – маньяк не может так долго скрывать свое нутро. Людоед тем более. Ты вот когда человечинку последний раз ел?

Далекий гром не дал Хаве ответить. Друзья посмотрели в темно-циановое небо и без лишних слов припустили в сторону Динамо.

Вернулись они из недолгого похода настоящими героями – обвешанные карабинами, обрезами и калашами, да еще с садовой тележкой, в которой были даже гранаты вперемешку с тушенкой и консервированной «Сайрой». В тот же вечер, несмотря на начавшийся дождь, по такому случаю на Динамо был устроен пир. Каган распорядился забить сразу двух свиней, и не для того, чтобы сварганить очередные запасы тушенки, а для того, чтобы до отвала накормить своих. На радость детишкам и Мухомору, Хава взахлеб рассказывал, как они с Лучником повстречали двухметровое чудовище, живущее в канализации. Как ловко, в последнюю секунду, смог уберечь Лучника от внезапно обезумевшего ученого.

Вечерние посиделки у костра продолжались еще несколько дней.

Хава был интересным рассказчиком. Его трогательные, наполненные подвигами речи каждый раз собирали вокруг костра не менее двух десятков динамовцев, и, несмотря на то, что некоторые байки Хава рассказывал уже в сотый раз, его все так же просили рассказать их снова и снова.

В награду за доблесть и отвагу Хаве предложили посмотреть на Воронеж с Чертова колеса, на котором Лучник уже бывал. Хава почему-то долго сопротивлялся, но потом согласился. Увидев страшные развалины родного города, он всерьез пожалел о добровольном решении передать динамовцам оружие. Под восторженное улюлюканье толпы, оружие отправили в укрепление-ловушку, находящуюся в горе. Туда, где когда-то Каганович обнаружил исправный телескоп. После долгих возражений Хавы, ему оставили его АК-47 и два рожка патронов к нему. Лучник не стал брать оружие, зато в распоряжение получил собственную бытовку, утепленную пенопластом. Снаружи бытовка была обшита металлом и находилась неподалеку от той самой баньки, где он когда-то парился с Герой. Бытовка состояла из двух комнат, разделенных маленьким коридорчиком, и когда-то принадлежала Бивню, покойному другу Кагана. Тому самому Бивню, которого отправил к праотцам Сарацин.

– Я в этой бытовке жить с тобой не буду, – сказал Хава Лучнику, уминая добрый кусок свинины.

– Что так? – спросил Лучник.

– Мешать буду по ночам! – подмигнул Хава, кивая в сторону сидящей рядом с Каганом и главным пауком Геры. – Я к Мухомору пойду, супчик грибной уж больно по вкусу пришелся! А там еще и Зойка по соседству живет…

Лучник невесело посмотрел в сторону Геры:

– Уходить нам уже пора, Хава. Переночуем – и уходим. Ты со мной?

– С тобой! И ещё народу с собой прихватим, сколько захочешь!

– Какого еще народу? – удивился Лучник.

– Ну, ты только не обижайся, ладно? Я тут настолько круто живописал наши похождения, что с нами половина динамовских готова идти. Хоть завтра! Хоть на край света…

– Мы уже на краю света… Да не нужны они нам, погибнут зря, – пробурчал Лучник.

– Ну, может, не всех, а некоторых надо взять, – настаивал Хава.

– Что-то ты, друг, странно себя ведешь, все нукаешь, небось, пообещал кому-то? Рассказывай.

– Ну, обещал… А что, если у человека с нашим приходом смысл в этой жизни появился, так чего ему здесь оставаться? Пусть с нами идет, все помощь.

– Только не бабы, Хава, только не бабы!!! – напрягся Лучник.

– Да успокойся, Димыч это, помнишь? Дмитрий Сергеевич Кретов.

Лучника отпустило.

– Ладно. И никого больше!

– Тогда до завтра! – обрадовано протянул большую ладонь Хава.

– Ты к деду?

– К деду, – улыбнулся Хава и, согнув руки в локтях, проговорил, – вот с такими сиськами мой дед сегодня!

Герман хмыкнул и по-дружески ударил Хаву в плечо кулаком.

– Давай, герой-любовник.

Лучник проводил Хаву взглядом и прилег на скрипучую кровать. Только закрыл глаза, в дверь постучались. Хава бы вернулся без стука…

– Да?

На пороге появилась Гера. Кровь застучала в висках Германа. Он остро ощутил ее запах, почувствовал ее тепло, охватившее возбуждение заставило его немедленно действовать. Герман шагнул в Гере, взял ее под локоть и резко привлек к себе, накрывая ее губы своими губами и не давая сказать ни слова. Он развернул женщину к себе спиной.

– Давай уже, – зашептала она, приподнимая подол юбки и упираясь руками о стену. Выгнула спину, слегка повернула голову, приоткрыв рот. Секунда, и он вошел в нее, Гера застонала.

– На кровать, – выдохнула она, – пойдем на кровать…

Гера покорно легла на грудь и, рассыпав по подушке роскошные каштановые волосы, застонала. Лучник в изнеможении упал ей на спину, и, придавив собой, сделал еще несколько медленных толчков. С минуту они так и лежали, молча, друг на друге, не говоря ни о чем. Встав с кровати, Герман помог подняться обессилевшей Гере.

Вскоре она засобиралась куда-то.

– Я скоро вернусь, она поцеловала Лучника и вышла.

Тут же, оглядываясь, в бытовке появился Хава. Герман прикрылся.

– Стучаться надо, верзила! Что, к Зойке своей не попал?

– Почему не попал? Попал, я же не ты – по полчаса бабу трахать, я быстренько, раз и свободен. Кстати, ты рассказал ей о том, что уходим утром?

– Не успел. С ней же нужно так попрощаться, что б запомнила!

– Да и так все запомнит, ты же ей жизнь спас.

Лучник вспомнил свое первое появление на Динамо, удары колокола, крадущегося Сарацина, Геру, распластавшуюся на полу вагончика, Кагана, пробитую метко пущенной стрелой голову непрошенного гостя…

– Завтра уходите!? – нарушила его мысли внезапно появившаяся в дверях красавица. – Я что-то не поняла…

Лучник рассерженно взглянул на Хаву. Тот развел руками:

– Ну, бывает… Пойду, погуляю, – и «квадратный» мгновенно исчез.

– Ничего не хочешь мне сказать? – спросила Гера, сверля Лучника зелеными кошачьими глазами.

– Да, хотел. Мы завтра уходим, мне нужно найти сына, ты знаешь. Так что, идем к юми…

– Это верная погибель! Поход в их логово – не воскресная прогулка. Ты правда думаешь, что придешь в лес и спокойно сможешь забрать у них сына? Может, он уже зверем стал…

– Может, и зверем. Но я должен знать это точно. Я должен попытаться вернуть его.

– Они быстро перерождаются в животных, я слышала, без боли, без страха, без сомнений. Они превращаются в оружие для убийства человечества, так Мухомор говорил. Они лошадей убивают одним ударом, и ты им не противник. Никто не противник!

– Знаю.

Слезы потекли по щекам Геры.

– Останься, пожалуйста, останься. Не надо искать смерти. Ты все время ее ищешь, играешь с ней. Но тебе везет, пока ты среди людей. Неужели думаешь, что я не понимаю этого!?

Лучник не ответил.

– Когда вы ушли на Березку, я была у Эльзы, она предупредила меня о том, что в лесу ты смерть найдешь свою. Об этом я и хотела поговорить, но ты не дал мне этого сделать. Я спрашивала, вернешься ли ты ко мне? Эльза ответила, что вернешься на одну ночь, а когда уйдешь к юми, смерть будет идти за тобой по пятам, преследовать тебя, издеваться над тобой, и придет в самый неожиданный момент от руки того, кто близок тебе. Эльза сказала, что смерть видит твои сны, читает их. Сказала, что тебя убьет твой друг, да, так и сказала: однажды он тебя убьет. Сказала, что смерть, читая твои сны, переставит все слова. Потом Эльза просто кричала: стреляй в него… не стреляй не в него… стреляй в него… не стреляй… не в него стреляй… не стреляй… Я ничего не поняла, но мне сейчас так плохо!..

– Бред старой женщины, – Лучник неумело попытался успокоить Геру, но та отстранилась от него.

– Она сказала, ты не вернешься из этого леса, и друг твой Хава тоже не вернется. Не ходи туда, я очень прошу!

– Нет, – сухо ответил Герман.

Гера поменялась в лице. Она посмотрела на Лучника так, будто прощалась с ним навсегда, стараясь запомнить его таким, какой он есть.

– Я, кажется, беременна, – просто сказал она и вышла в темноту.

Лучник не стал ее задерживать. Он прилег и мгновенно провалился в тяжелый сон. Песчаная пустыня, усыпанная костьми людей и животных. Кости, кости, кости… Хава несет Лучника на себе, а дорогу ему указывает мальчик с узкими глазами. Он выводит их на лужайку с травой, к подножию раскидистых деревьев.

– Спасибо, – говорит ему Лучник.

– Это не мне, это другу твоему спасибо, – отвечает мальчик и указывает в пустоту, где ничего нет.

Лучник проснулся и сел. Сон, который только что прервался, был настолько реальным, что казалось, будто он все еще на лужайке и чувствует дыхание пустыни за спиной. И на этот раз кожа мальчика не была черной, как ему снилось обычно.

– «Каламбия пикчерз»! Или «Лост»? – услышал он чей-то голос.

Повернул голову – Димыч и Хава с рюкзаками стояли у входа:

– Солнце уже в зените, начальник! Нам пора…

– Всю ночь дежурили? – улыбнулся Лучник, потягиваясь. – Думали, без вас уйду?

В бытовку вошел Газ, старый знакомый, у которого Лучник когда-то отобрал замечательный нож, которым тот угрожал ему при первой встрече.

– Уже уходите? – поинтересовался парень.

Лучник кивнул.

– Там, на улице, тебя сюрприз ждет, – сказал Газ и вышел.

– Еще что ли один нож, – Лучник поднялся, легко вскинул собранный накануне тяжеленный рюкзак и поспешил за Газом.

У вагончика стояло нечто, накрытое брезентом. Стояло прямо на земле.

– Поймал кого? – заинтересованно спросил Хава.

– Да-а, – радостно протянул Газ, – обед вам поймал! С собой заберете…

В клетке что-то зафыркало, из-под брезента появился мокрый нос и лапки-ручки.

– Сеня!? – воскликнул Лучник, отбрасывая брезент. – Это ж Сеня!!!

Енот начал стараться дотянуться до Лучника любой ценой, шаркая когтями на лапках и безуспешно раздвигая острые прутья мордочкой.

– Какой к черту Сеня!? – не понял Газ. – Это же мой пойманный енот. Их тут пруд пруди, всех кур наших потаскали.

– Газ, вспомни, мне Эльза этого енота подарила…

– Не помню я твоего енота, они ж все на одно лицо! Не может здесь твой енот сбежавший снова очутиться… Он что, по пятам твоим шел, на стадионе Живые шахматы смотрел? От людоедов улепетывал? – Газ схватил клетку и в ту же секунду Семен больно укусил его за палец.

– Вот зараза! – зашипел Газ, роняя клетку.

Димыч протянул ему платок. Лучник подошел к своему рюкзаку:

– Газ, хочу вернуть тебе нож. Мне он так и не пригодился, да и твой он все-таки. Мне трофеи от друзей не нужны.

Нож сверкнул в руках Лучника и перекочевал в руки Газа. Тот улыбнулся благодарно, и мужчины обменялись крепким рукопожатием.

– Только клетку не отдам, идет? – спросил Газ.

– Идет.

Газ убрал нож, присел и принялся открывать клетку. Енот, улучив момент, цапнул Газа еще раз.

– Ух ты, зараза усатая! – выругался Газ и повернулся к Лучнику. – Сам доставай своего енота.

Оказавшись на свободе, Семен ловко забрался сначала на колено Лучника, а после, обнюхав его, полез на руки.

– Цирк, блин! – вырвалось у Хавы. – А ко мне пойдет?

Енот, как будто понимая «квадратного», отрицательно покрутил головой.

– Ха, цирк! – заржал Хава.

– Ты с нами или здесь останешься? – ласково спросил Лучник, поглаживая енота, тот от удовольствия едва не мурлыкал. – Ладно, хватит кошачьих нежностей. Так ты с нами?

Семен сначала посмотрел на Газа, потирающего платком палец, потом на Лучника и, опустив умную мордочку, посеменил по дороге в сторону Березовой рощи.

Первая пара часов пути прошла в споре: Хава с пеной у рта доказывал, что Семен для них – самая настоящая обуза, Лучник немногословно парировал нападки Хавы. Еще через час Лучник стал замечать, как наболтавшийся Хава начал резко сдавать, говорить стал меньше и не так напористо, появилась одышка.

– Все, привал! – выдохнул Хава и грохнулся в высокую траву, Димыч уселся рядом. – Заметьте, друзья, сколько уже прошли, и ни одного живоглота не встретили. Никого не встретили, это ли не красотища!

– Ага, – подсел к ним Лучник, любуясь на играющего енота, – еще я заметил, кто для нас обуза.

– И кто же? – Хава напрягся.

– Тот, кто первым устал. Без сомнения…

– Не-ет! – Хава почесал лоб. – От меня пользы больше, чем вреда. А вот это четверолапое существо, ничего не умеющее, как может нам пригодиться?

– В качестве ходячего провианта? – хохотнул рыжебородый Димыч.

Енот подбежал к сидящим и смешно зафыркал.

– Да ладно, – засмеялся и Хава, – не съест тебя Димыч, он хороший. А я могу, я ж маньяк!

– Тише вы, – Лучник достал арбалет. – Не помню, говорил или нет, но Сеня всяких непрошенных гостей за версту чует. Он мне однажды на набережной жизнь спас…

– Ну, расскажи пока сидим.

Лучник осмотрелся. Место для перекура вроде нормальное, спокойное, почти не просматривалось с дороги. Рядом небольшая возвышенность, поросшая кустарником, посредине, разломившись пополам, лежали две бетонные плиты. Чуть дальше, метрах в восьмидесяти, лежал перевернутый плитовоз. Видимо, в момент скачка водитель погиб, а машина с плитами, проделав в ограждении дороги пробоину, съехала в низину. На сильно помятой кабине МАЗа еще читалась надпись «Строим будущее вместе». И никого вокруг!

– Я однажды на набережной уже путешествовал с Семеном, только тогда я его в клетке нес. Остановился на ночлег под мостом, уснул, пока Семен не разбудил. Просыпаюсь, а он у меня на груди сидит и фыркает, тычется своей усатой мордой, точно так же как сейчас. Смотрю – какие-то бродяги с копьями. В общем, предупредил он меня о них вовремя…

– Людоеды? – спросил Димыч.

– Да, скорее всего, худые все, страшные, засаду устроили. Вроде как Завал сам среди них был. Висельники… Но Семена им обмануть не удалось, нюх у него поразительный.

– Он же вроде в клетке был? – перебил Хава.

Семен тревожно зафыркал.

– Поразительный, говоришь? – Хава поднялся и, немного пригнувшись, спрятался за плиту. К нему тут же присоединился Димыч:

– Ну что там?

– Ничего вроде, – ответил Хава. – Показалось.

Семен принюхался еще и еще, затем засеменил к Лучнику, залез к нему на колени. Тот тихо сказал:

– Сидеть, – и обернулся к товарищам. – Там человек…

Одетый в лохмотья, вооруженный биноклем и куском трубы, непрошенный гость медленно двигался по дороге. Остановился, поднял бинокль, вгляделся вдаль. Потом опустился на четвереньки и дернул прикованную к ноге металлическую струну. Двинулся дальше…

– Что это? – почти неслышно спросил пораженный зрелищем Хава, когда человек стал исчезать из поля зрения.

– Это поводырь, – со знанием дела ответил Димыч, – смотрите.

На дороге появилась нелепая процессия – восемь мужчин, две женщины и ребенок. Они шли по обе стороны большой четырехколесной телеги, на которой, как на троне, сидел мужик с винтовкой. Сзади телеги было закреплено что-то, похожее на пулемет.

– Ни хера себе тачанка! – шепнул Хава. – А этот, как Буденный!

– Какой Буденный? – не понял Димыч. – Ваш что ли, с Ликерки?

Хава хихикнул.

– Наш!

– Тише вы, – огрызнулся на них Лучник, приглядываясь.

Странные люди не просто шли, они толкали эту чертову телегу, упираясь в поручни. К телеге была прикована цепь, которая тащила прикованных к ней троих пленников – двух мужчин с бабой.

– А это кто? – уже без улыбки спросил Хава Димыча.

– Северяне, а эти, на цепи – провиант. Их ходячая жратва! А вот ребенок и те, что толкают, они рабы. Северяне так на вылазку ходят – за оружием и вещами. Сейчас СХИ будут шерстить. Ребенок – это форточник. Скорее всего, пошли по квартирам скарб искать. Еще у них замыкающий должен быть…

– Димыч, откуда все это знаешь? – тихо спросил Лучник.

– Когда-то я был северянином, – ответил он.

На дороге показался замыкающий процессию. Это был лысый громила метра под два ростом. Он был одет в кожаный черный плащ без рукавов и черные брюки, которые подпоясывала военная портупея. На портупее висел большой охотничий нож. В огромных волосатых руках он держал помповое ружье.

– Чем же они его кормят, такого огромного? – спросил Хава.

– Людоеды они, я же говорил, провиант на цепи…

– А ты? – Хава сурово посмотрел на Димыча.

– Что я?

– Людей ел?

– Приходилось, – без лишних эмоций ответил Димыч и вызывающе взглянул на Хаву. – Мы же все, чтобы выжить, делали не только хорошие вещи…

– Ладно, идти надо, – перебил их Лучник. – Потом договорите.

Когда замыкающий исчез из виду, Хава достал из своего рюкзака кусок курицы и протянул его Семену:

– На, пожуй, проголодался, поди?

– Он же обуза у нас!? – издевательский проговорил Лучник.

– Вот именно! Поэтому я ему свой кусок и отдаю, сам-то он себе не найдет…

Семен схватил кусок лапками и, то и дело недоверчиво поглядывая на Хаву, принялся быстро поглощать мясо. Вскоре от курицы не осталось и следа. Хава, видя довольную мордочку Сени, попытался взять его на руки, за что чуть было не поплатился.

– Вот, блин, своенравный какой! Чуть палец мне не отхватил! Ладно, попляшешь еще…

Лучник подмигнул Хаве:

– Чем же ты ему не понравился?

– Чем это я ему не понравился? Может, это не я, а обстановка напряженная, людоеды вокруг, вот он и переволновался.

– Людоеды, Хава, они людей жрут, не енотов.

– Да всех они жрут, – сказал Димыч. – А енот… Он у Эльзы всякого люда насмотрелся, та что «разволновался» – это не о нем. К Эльзе лечиться кто только не захаживал. Однажды друзья Когана попросили посмотреть одного припадочного…

– Пойдем, в дороге расскажешь, – Лучник спрятал арбалет и поднялся из-за плиты.

Семен засеменил впереди.

– Ну и что за припадочный? – спросил Хава.

– Все думали, у него эпилепсия, а оказалось, он одержим. Бесы в нем буйствовали!

– А енот тут причем?

– А енот, когда Эльза общалась с этим припадочным, преспокойно смотрел из клетки. Вся локация несколько дней заснуть не могла, а еноту хоть бы что! А орал он страшно, разными голосами. Так что Сеня закаленный боец!

Вскоре среди деревьев показались дома, разрушенный магазин, впереди – небольшой стадион.

– Нужно в обход, – уверенно сказал Димыч, – опасно здесь. Через старые сады идти надо. И на Московский проспект выходить за городом. Жопой чувствую, что не надо вдоль водохранилища!

– Это дольше, – недовольно пробурчал Хава.

– Согласен, – ответил Димыч. – Но раз уж здесь северяне, лучше обойти.

Семен снова попытался залезть к Лучнику на руки, зацепившись коготками за штанину, но тот аккуратно скинул его.

– Спокойно, Сеня, вдруг мне стрелять придется, – пояснил Лучник и на этот раз пошел первым, держа арбалет наготове.

К вечеру они добрались до Московского проспекта, благополучно выйдя к шестиполосному шоссе в районе «Олимпика». Все здания в спортивном парке были разрушены полностью, поэтому поживиться сюда давно никто не хаживал. Да и желающих прокатиться на скейте и роликах здесь давненько не было.

– Внешне здесь вроде спокойно все, но черт его знает, – сказал Димыч и добавил, – я помню эти места, нехорошие они. Хотя, где сейчас спокойно? Разве что в Семилуках. Вон, говорят, юми уже почти все Левобережье захватили, в Собачьих Джунглях и собак не осталось, а Кочегар дельтапланы строит, чтоб сбежать с Октябрями к нам.

– А где здесь Москва? – перебил его Хава.

– Там, – серьезно ответил Димыч и указал рукой направо.

– Москва, Хава, она везде, – добавил Лучник, – интересно, что от нее осталось? Генерал Че говорил, что жива Москва. И вроде как у них там похожая ситуация… Я вот, хоть и мало что помню, но Москву себе представляю. Видимо, бывал там часто. Красная площадь, Кремль, музей исторический, мавзолей, вокзалы всякие, еще какая-то штука из воды торчит. Ладно, идем дальше… Кстати, Димыч, что про эти места еще скажешь? К чему готовиться?

Димыч осмотрелся.

– Поначалу здесь все олимпийцы контролировали, пацаны-спортсмены. «Олимпик» был когда-то хорошей, сильной базой. На колесах все! Перебили их, видно, северяне… В былые времена с ними никто не решался тягаться, нейтралитет о ненападении держали. А вот мы решили повоевать с ними однажды, большую баррикаду возвели на памятнике Славы, перекрыли им, так сказать, передвижение к центру Воронежа. Как раз тогда я с северянами был…

– И что с баррикадой стало? Удержали? – спросил Хава.

– Нет. Банда отморозка Завала подошла с другой стороны, откуда не ждали. Все разнесли!

– А как тебе удалось спастись? – поинтересовался Лучник, вспоминая набережную и напавших на него висельников.

– Я на Динамо бежал, приняли меня динамовцы.

– А Завал?

– А Завал, сука, сжег баррикаду, наших всех поимел и договорился с Гончаком по разделу всего Северного. Кладбище и кусок от Хользунова до спортивной базы «Олимпик» – владения олимпийцев, а все остальное Завалу тогда досталось. Хотя потом и его, мудилу, поимели. Сейчас его банда слабенькая совсем, но извращенцы еще те. Всюду шарятся, все их стороной обходят, связываться не хотят. Завал нынче в городе – как «Летучий голландец», везде есть и везде его нет, призрак гребаный! Пидор, одним словом!

– Точно, – поддержал Димыча Лучник. – Мне говорили на «Мелодии», Завал людей любит подвешивать, выжимать из них все соки и внутренности и жрать это.

– Химус называется, – пояснил Димыч, – запомнил я это словечко. Но самое интересное другое: когда-то Завал был врачом скорой помощи, людей спасал.

– Вот это да! – Хава подсел к Димычу и начал палкой ковырять в земле. – Интересно все это, но не пора ли нам в путь? Какой план-то?

Димыч перехватил у него палку и принялся рисовать линии, квадратики, галочки и кружочки.

– Свернем к реке, не доходя аэропорта, я еще не забыл здесь все тропинки, смотрите, – Димыч ткнул палкой в свои каракули. – Если отправимся в ночь, засветло должны успеть к конечной точке. А там как повезет, там мой план заканчивается. Да и у Лучника он едва ли есть.

Димыч и Хава взглянули на Лучника, тот задумчиво посмотрел на спящего енота.

– Зря мы его с собой взяли, не выживет он. Может, вернетесь? И Сеню с собой прихватите…

– Нет! – твердо ответил Хава. – Поздно теперь карты тасовать. Идем все вместе.

– Вместе! – подтвердил Димыч. – Так что, ночлег будем устраивать или в путь?

– В путь! – недолго думая, Лучник подхватил Семена подмышку и пошел вперед. Зверек проснулся и, словно в знак благодарности, дотянулся до лица Лучника своей мордочкой и ткнулся мокрым носом в его небритую щеку.

– Стоп! – Хава что-то вспомнил. – Я никогда не летал в самолете. Может, через аэропорт пойдем? Хоть посижу в кабине пилота.

– Не рекомендую, – ответил Димыч. – Мы не знаем, что там. По слухам, вроде ученые какие-то, рисковать не стоит. Хотя…

– Вот нравится мне твое «хотя», Димыч! – воспрянул Хава. – Если что, Сеня унюхает врага. Да, Сень?

Енот благодушно заурчал. Но Герман, вспомнивший рассказ Данетти об ужасных опытах, сказал свое решительное «нет»:

– В аэропорт мы не пойдем. Лишние приключения нам ни к чему! Давай-ка, Димыч, веди нас самой безопасной дорогой.

Тот кивнул, и мужчины продолжили свой путь.