Текст книги "The Game. Игра"

Мы сможем опознать ее, если поближе присмотримся к ее первым следам – археологическим данным – и изучим их: в этих жестах есть нечто, все время повторяющееся, почти что общие соматические черты, иногда навязчивый тик. Признаки произошедшей мутации. Люди оставляют странные, невиданные следы.

Хотите узнать больше, прочтите Комментарии, которые следуют ниже: это завораживает. Немного сбивает ритм нашей реконструкции цифрового спинного хребта, но также и помогает понять эту революцию по-настоящему.

Хотя, если подумать, можете захлопнуть книгу и кинуть ее в печь: с вашей стороны вполне возможный выбор. Я это понимаю и без всякой задней мысли перехожу к Комментариям. Обожаю это слово, немного винтажное.

Комментарии к классической эпохе

ЗАКАТ ПОСРЕДНИЧЕСТВА

Польза от реконструкции спинного хребта цифровой революции состоит в том, что после, среди гор, ты можешь ходить и раскапывать. Как геолог, как археолог. Что станешь искать?

Ископаемые останки. Следы, оставленные теми людьми. Знаки.

Первый ты найдешь почти сразу, его даже ребенок заметит: ВСЕ ЭТИ ОРГАНИЗМЫ МИНОВАЛИ ПЕРЕХОДЫ И СТРЕМИЛИСЬ НЕПОСРЕДСТВЕННО ОВЛАДЕВАТЬ ВЕЩАМИ. Так они и двигались: минуя переходы.

НЕПОСРЕДСТВЕННО ОВЛАДЕВАТЬ ВЕЩАМИ. Взгляните на товары, это проще: продавая книги online, Amazon миновал переход, выводил из игры книжный магазин [на самом деле не только его, но остановимся на том, что видится наиболее ясно]. eBay и того пуще: миновал все переходы, аннулировал все магазины, в теории уничтожил даже и Amazon: товар непосредственно передается от одного человека к другому: никаких посредников, купцы исключаются.

Столь же линейна дорога электронной почты, от того, кто пишет, к тому, кто читает: куда подевались почтальоны, марки, мифическая почтовая система? Похоже, растворились в небытии. Конверты, почтовая бумага? Пф-ф. Даже Google, да еще в такой зрелищной манере, уничтожил переходы и посредников: нет больше касты мудрецов, которые знают, где добыть знание; это знает некий алгоритм, он включается незаметно и приводит тебя непосредственно к тому, что ты искал.

Перед нами совершенно новый феномен. Пропуска хода не предусматривает ни один классический дебют. Значит, стоит пристальнее в него вглядеться.

ПРИЛИВЫ. Интересно понять, что останется на доске, если убрать с нее все виды посредничества. На первый взгляд кажется, будто остается некий РАСПОРЯДИТЕЛЬ ИГРЫ, далекий, почти легендарный: он облегчает игрокам ходы по клеточкам, которые находятся у них перед глазами, следит за тем, чтобы система функционировала, управляет трафиком и забирает себе какую-то часть дохода – eBay, например, или Yahoo!. Это существо скорее безличное, или по крайней мере суперличное (не конкретный индивидуум, а некая туманность, состоящая из индивидуумов). Часто это вообще алгоритм, как в случае Google, или сетевой протокол, как в случае e-mail. Это – немногим более чем система правил, организованное пространство, чистая доска, открытое поле, слегка контролируемое неким весьма отдаленным существом. Возникает отчетливое впечатление свободы, бесполезно это отрицать.

Но если вглядеться еще лучше, можно заметить, что в кажущейся пустоте открытого поля проступают узнаваемые очертания новой силы, настолько новой, что в первый момент трудно сосредоточить на ней взгляд: это как бы течения, едва заметные. Приливы, отливы. Их порождают движения пользователей, циркулирующих в этом пространстве. Тех, скажем, кто покупает на Amazon. Или тех, кто пользуется Google как поисковиком. Они движутся, странствуют и оставляют следы. С самой первой минуты распорядители открытых пространств отдавали себе отчет в важности этих следов и ни в коем случае их не уничтожали, наоборот, научились их регистрировать и оформлять так, чтобы они могли быть прочитаны, – и стали их использовать, придавать им значение. Самый красноречивый пример – это Google. Они хотели индексировать, выстроить в иерархическом порядке веб-страницы, где вы могли бы найти то, что ищете, такая задача по логике вещей почти очевидна. Только трудно было выбрать, какие страницы поставить во главе списка, индексировать их как лучшие. Согласно традиционной логике, следовало привлечь экспертов, которые каждый раз указывали бы, какие сайты лучше других: но Google работал с такими числами, что это было нереально, а главное, он уже вышел за пределы подобной логики, инстинктивно стремясь миновать переходы и посредничества, чтобы овладеть миром просто так, непосредственно. Стало быть, никаких экспертов. И что тогда? А тогда они совершили один из тех революционных ходов, какие определяют мутацию, которой мы занимаемся: решили, что выбор различных пользователей определит, что лучше, а что хуже; прослеживая в сети путь каждого пользователя, фиксировали течения более мощные и более слабые, и это становилось, с минимальными коррективами, географией знания. КУДА ИДЕТ БОЛЬШЕ ЛЮДЕЙ, ТАМ И ЛУЧШЕЕ МЕСТО. В итоге: сегодня к Google, который сам по себе, строго говоря, не является экспертом ни в одной области знания, обращаются как к оракулу, ибо он скрупулезно передает мнения и суждения миллионов. Мы видим, как здесь устанавливается принцип, который впоследствии станет определяющим: мнение миллионов невежд больше заслуживает доверия, ежели правильно его прочесть, чем мнение эксперта.

Можно, следовательно, сказать, что там, где исчезают книготорговцы, почтальоны, купцы, эксперты, то есть какие бы то ни было служители культа, остается неусыпное присутствие отдаленной системы, и время от времени возникают течения, порождаемые массовыми флуктуациями невероятных размеров. Возникает нечто вроде ЭФФЕКТА ПРИЛИВОВ: отдельный индивидуум свободно плавает в море, защищенном, упорядоченном, где не осталось уже служителей культа, которые морочат голову, но где он вовлекается, даже не замечая того, в течения, созданные колоссальными массовыми приливами. Муха, радостно летающая по купе несущегося поезда, проделывает примерно такой же путь. Можем ли мы утверждать, что она летает свободно? Насчет мухи не знаю, откровенно говоря, но, если вернуться к людям этой новой цивилизации и к их стремлению миновать посредничество и впрямую овладевать миром, думаю, можно сказать, что они худо-бедно летают, с некоторой долей свободы, во всяком случае, по сравнению с той, какой располагали они до цифровой революции. Тогда, в аналоговые времена, приливы состояли из массовых флуктуаций идеологии, противостоять которым было невозможно по определению (возьмем, к примеру, Церковь или Партию); в классическую эпоху цифровой революции приливы состоят из движений масс, регулярно регистрируемых ведущими игроками этой революции, – что предпочтительнее, трудно сказать. Но в свое время мы сделаем этот завораживающий выбор. На данный момент ограничимся результатом, имеющим далекоидущие последствия, а именно тем, что желание впрямую овладевать миром привело к закату культа и его служителей.

РАЗРУШЕНИЕ ЭЛИТЫ. Если ты обходишься без посредничества, то выводишь из игры касту посредников, а следовательно, уничтожаешь всю старую элиту. Почтальон, книготорговец, доцент университета: все они служители культа, хотя каждый на свой манер, все принадлежат к элите, за которой обычно признавали какую-то особую компетенцию, некий авторитет, а значит, определенную власть. Организовав систему, выводящую их из игры, заменяющую их защищенной средой, где люди и вещи вступают в прямой контакт и качаются на волнах прилива, порожденного неисповедимым массовым разумом, я осуществляю эпохальную перемену: создаю мир, на первый взгляд лишенный элиты, планету прямого взаимодействия, где коллективные намерения и понятия не должны проходить через посредничество какой бы то ни было власти, а прямо воплощаются в действие. Из чего неизбежно следует, что значительное число человеческих особей укрепляется в убеждении, будто можно обойтись без посредничества, без экспертов, без служителей культа: многие приходят к выводу, что их веками водили за нос. Они оглядываются вокруг и, движимые вполне понятной обидой, ищут, где бы разрушить очередную посредническую структуру, через какую бы ступень перескочить, какую бы касту служителей культа объявить бесполезной. Если ты обнаружил, что можешь радостно исключить из обихода сотрудника бюро путешествий, почему не задуматься о том, чтобы истребить заодно и семейного доктора? В отрасли, значение которой сильно переоценивают, то есть в политике, тот факт, что избиратели ныне склоняются в пользу любого популистского лидера, стремящегося обойтись без посредничества традиционных партий, а по сути, и без определенной программы, дает особенно ясное представление о данном феномене. Но это, как я уже сказал, всего лишь пример, и не самый важный.

ВЫВОД. С самой эпохи основания, с классической эпохи спинной хребет цифровой революции свидетельствует о том, что перед нами организм, в котором ярко выражен инстинкт, велящий установить мир прямых взаимосвязей, минуя все возможные переходы и сводя к минимуму всякое посредничество между человеком и вещами и между человеком и человеком. Индивидуум, практически свободный в выборе пути, почти лишенный направляющих ориентиров, в конце концов руководствуется миллионами следов, оставленных другими индивидуумами, постольку-поскольку он в состоянии прочесть их, проработать, перевести в формат неопровержимых данных. Это порождает приливы, уносящие каждого отдельного человека, который думает, будто плывет свободно. Под конец такого процесса человек наслаждается жизнью, из которой удалось исключить служителей культа, экспертов, отцов. Он такую жизнь находит прекрасной. ПИТАЕТ ЭТИМ СУГУБУЮ УВЕРЕННОСТЬ В СЕБЕ.

ДЕМАТЕРИАЛИЗАЦИЯ

Вернемся на минутку к «Космическим пришельцам». К последовательности настольный футбол/флиппер/видеоигра. В ней наблюдалась тенденция к неудержимому проскальзыванию в реальность, лишенную трения, к растворению жестов; неуклонное стремление к чему-то все менее и менее материальному. Сейчас мы можем сказать, что то же ощущение периодически возникает при пристальном взгляде на каждое из ребер классической эпохи.

Перевод в цифру растворял данные, лишал их весомости, материальности. Тексты, звуки и образы обращались в ничто, и их можно было вызвать из небытия с помощью инструментов, которые уменьшались на глазах, словно стремились уйти от реальности, занимая как можно меньше места в физическом мире. Тем временем компьютеры практически дематериализовали мир, целиком вогнав его в монитор, которым можно управлять, нажимая на клавиши или двигая мышь (и она со временем показалась слишком материальной и исчезла из обихода). Написать и отправить письмо стало очень простым, доступным жестом: сидишь себе и барабанишь по клавишам. Покупка книги через Amazon или подержанного велосипеда через eBay – процесс, который только при вручении приобретенного оборачивается подлинной реальностью, материальной, осязаемой: до этого момента все настолько нематериально, что легко может быть чистым вымыслом, представлением предметов, которые у предметов заимствовали только их образ, приятный глазу. Я не говорю уже о Play Station: здесь осуществилась провидческая мечта «марсианской» эпохи, когда жест, позволяющий вести гоночную машину (или стрелять в голову старушке, или забивать пенальти), превращается почти что в реальный опыт, никогда таковым не становясь. И напоследок, разумеется, сама Паутина, как ранее Интернет, была и остается структурой, ощущаемой как сущностно НЕМАТЕРИАЛЬНАЯ: она, разумеется, «реальна», но не так, как железные дороги или даже морские пути, – она что-то весит? Занимает место в пространстве? Имеет протяженность? Можно ее сломать? Есть у нее границы? На все эти вопросы по определению невозможно ответить. Из чего были сделаны те марсиане? Кто-то из нас это знал? Нет.

Дематериализация.

Попытаюсь перевести. [Этим я не хочу сказать, будто собираюсь что-то перевести на простейший язык, чтобы поняли даже вы, дурачки несчастные: я пытаюсь перевести для себя самого, пытаюсь обратить базу данных в фигуру, которой можно найти какое-то применение, округлить, придать законченный смысл.] Попытаюсь, как я сказал, перевести. Начиная с классической эпохи цифровой революции все более обширные области реального мира становятся доступными, переживаются через нематериальный опыт. Скажем так, через опыт, материальные составляющие которого сведены к минимуму. Как будто инстинкт тех первых организмов заставляет ограничивать контакт с физической реальностью, делая более текучими, очищенными, приятными отношения с миром, с вещами и с людьми. Будто они задались целью собрать с реальности урожай, сложить его в закрома, где он потеряет в весе, станет более простым в потреблении и сохранит питательную ценность на случай суровой зимы или вражеской осады. Будто стремились каждый раз выделить сущность из конкретного жизненного опыта и перевести ее на искусственный язык, ограждая тем самым от превратностей, какие сулит столкновение с материальной реальностью. Будто спешили переплавить все свое богатство в легчайшее золото, которое нетрудно спрятать, нетрудно перенести: оно такое податливое, что примет любую форму, куда ни положишь его, чтобы скрыть; такое несокрушимое, что переживет любой взрыв.

Сам собой возникает вопрос: чего они боялись? От чего бежали? Готовились ли к кочевой цивилизации? И если так, то почему?

ДОБАВЛЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Если существовала тенденция дематериализовать опыт и растворить мир, придав ему более легкие, кочевые формы, то Паутина воплощает в себе наивысший, самый яркий и самый провидческий момент этой тенденции. В самом деле, стоит рассмотреть ее поближе, чтобы лучше понять.

Неплохо будет зайти на первую в истории веб-страницу: ту самую, на которой профессор Бернерс-Ли объяснял, что такое Паутина. Великолепная археологическая находка. Чтобы рассмотреть ее, перейдите сюда: info.cern.ch/hypertext/www/TheProject.html.

Определение того, что такое Паутина (не для нас, а для мира, который не имел ни малейшего понятия о том, что это такое), состоит из ДВАДЦАТИ ОДНОГО СЛОВА. Во всей первой странице нет и двух сотен слов (легкость, сжатость: от поля настольного футбола к двум клавишам «Космических пришельцев»). Зато уже на шестом слове (гипермедиа) цвет шрифта меняется, буквы становятся синими, слово подчеркивается. Если кликнешь по нему, попадешь на другую страницу, тоже весьма краткую. В первой строке восемью словами определяется гипертекст: гипертекст – это текст, который не обязан быть линейным. Фантастика. Текст, освобожденный от оков линейности. Текст в виде паутины, дерева, листа, черта в стуле. Текст, который взрывается в пространстве, а не скользит слева направо, сверху вниз. Пока ты уясняешь себе, что это такое, ты уже сам попадаешь внутрь, движешься вместе с ним: продолжаешь кликать по синим словам, и это придает твоему движению странную траекторию: окольную, нечеткую, с быстрыми переходами, почти замыкающуюся в кольцо, – ощущение, тебе неведомое прежде. Блуждая таким образом, ощущая никогда ранее не испытанную легкость, ты натыкаешься на фразы, дающие название тому, что ты ощущаешь. Вот прекрасный образец. Нет верха в Паутине. Ты можешь глядеть на нее с разных точек зрения. Цивилизации, которая за долгие века привыкла структурировать мир сверху вниз или решать проблемы, выстраивая их по ранжиру, от самой большой до самой маленькой, этот человек говорил, что Паутина – мир без начала и конца, прежде и после, верха и низа – в него можно войти с любой стороны, и все равно войдешь через главную дверь, причем эта главная дверь не будет единственной. Различаете здесь отражение грандиозной духовной революции? Тут дело не в технике, не в расположении материала: речь идет о ментальной структуре, о движении мысли, работе мозга. Еще одна фраза в ее блистательной лаконичности мне кажется решающей: Гипертексты и гипермедиа – концепты, а не продукты. Сосчитал своих цыплят профессор Бернерс-Ли, понял, что нужно выразить это открытым текстом, в точных терминах: то, что тебе предлагается, – образ мыслей, а не инструмент, который ты купишь и потом используешь, продолжая мыслить как прежде. Это способ движения мысли, и ты волен выбрать его как твой способ движения мысли.

Тому, кто выбирал этот способ, Паутина дарила ощущение, которое ныне осознается как определяющее и, возможно, проводит самую четкую границу между Интернетом и Паутиной. В какой-то степени Интернет, хотя и казался чем-то из области научной фантастики, возвращал нас к схеме скорее традиционного опыта: я нахожусь здесь, загружаю некую информацию или товар на средство перемещения, и они мгновенно доставляются другому человеку, находящемуся в другой части света. Прекрасно, однако, пользуясь телеграфом, при всех его ограничениях, ты переживал примерно такой же опыт. Все изменяется самым решительным образом, когда ты пускаешься странствовать по Паутине. Что бы в действительности ни происходило во внутренней технологии Паутины, у тебя, когда ты бродишь по ней, складывается впечатление, будто это ТЫ движешься, а не предметы; это ты в единый миг можешь очутиться в другой части света, оглядеться, прихватить что понравится, двинуться в другом направлении, взять и там что душа пожелает и вернуться домой к ужину. В самом деле, ведь говорят: отправить письмо по Интернету (я сижу здесь, оно едет), но бродить по Паутине (это я двигаюсь, а мир незыблем). Такая разница значит чрезвычайно много в плане ментальных моделей и самосознания. Вся цифровая революция, как мы уже усвоили, имела целью разбить мир на невесомые, движимые, кочевые фрагменты, но нетрудно понять, насколько высоко подняла Паутина ставки в этой игре: не ограничиваясь дематериализацией предметов, она дематериализовала человека! С технической точки зрения она всего лишь переносит пакеты цифровых данных, но на уровне ощущений, впечатлений это нас она делает невесомыми, движимыми, кочевыми – как те данные, оцифрованными. Стоит выключить компьютер, как мы становимся теми же толстокожими увальнями, что и прежде, но, пребывая в Паутине, мы превращаемся в животных того же дизайна, что и наши цифровые продукты, и охотимся с той же сноровкой.

Все это приводит к последствию, которое может показаться зловещим, но в данный момент я призываю отнестись к нему с должным спокойствием. Странствуя от гипертекста к гипертексту, пользователь в конце концов мог ощутить себя ГИПЕРЧЕЛОВЕКОМ. Не следует думать, будто в этом присутствует некий привкус нацизма или что-то от комикса компании Marvel: не то чтобы ты чувствовал себя земным божеством или супермогучим супергероем. Нет: ты себя чувствуешь гиперчеловеком – ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ НЕ ОБЯЗАН БЫТЬ ЛИНЕЙНЫМ. Быть мысленно пригвожденным к месту. Позволять, чтобы мир диктовал ему образ мыслей и движения ума. Всегда входить через главную дверь.

Новый человек, скажете вы. И вот здесь, именно здесь начинает раскрываться тот факт, что цифровая революция – плод революции духовной. Здесь впервые явственно проступает догадка, что ЧЕЛОВЕК, МЫСЛЯЩИЙ ПО-ДРУГОМУ, стоял у истоков цифровых технологий и что ЧЕЛОВЕК, МЫСЛЯЩИЙ ПО-ДРУГОМУ, явится, скорее всего, итогом процесса.

Переход эпохальной важности.

Попробуем пока принять его за переход невинный: он таким был. В перспективе рисовалось нечто вроде ДОБАВЛЕННОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Забудем на время о Twitter, Facebook, WhatsApp, даже об искусственном разуме: мы до этого еще доберемся, но пока забудем. В те времена ничего такого не существовало: в те времена рождалось ощущение добавленного человека, больше не обреченного на скованные, неуклюжие, медлительные движения. Представьте себе, что мир внезапно стал текучим и напрочь исчезло трение. Сладостная нега «Космических пришельцев». Вот только тут речь не шла об игре. Тут речь шла о жизни.

От какой смерти убегали они, решив проживать жизнь таким доселе невиданным образом?

ИНОМИР

Паутина не только намекала на появление своего рода НОВОГО ЧЕЛОВЕКА, она к тому же и предоставляла ему его естественную среду обитания. И тут мы подходим к самой сердцевине вопроса.

Чем занималась Паутина, если сказать это такими простыми словами, чтобы даже ребенок понял их? СОЗДАВАЛА ЦИФРОВУЮ КОПИЮ МИРА. Даже не создавала в какой-то элитарной лаборатории, но получала, суммируя бесконечное количество мелких жестов всех своих пользователей: то был своего рода ИНОМИР, хлынувший мощным потоком, соединив в себе все мелкие ручейки. Если он и мог показаться чуть-чуть искусственным, зато был БЕСКОНЕЧНО БОЛЕЕ ДОСТУПНЫМ. Чтобы войти в него, почти ничего не требовалось: если человек был в состоянии приобрести компьютер, с этого момента и далее перед ним вроде бы не вставало никаких препятствий, ни экономического, ни культурного характера: двигаться в иномире можно было свободно и бесплатно. С ума сойти.

Кроме того, копия мира, изготовленная Паутиной, предлагала такую реальность, которая была куда более smart, чем ежедневно встречаемая нами: можно было путешествовать в любом направлении, передвигаться совершенно свободно, осмыслять полученный опыт согласно бесчисленным критериям, и все это в невероятно быстром темпе. Наоборот, мир первого порядка, подлинная реальность, был замедленным, неуклюжим, полным трения и подчиненным глухим, непрозрачным правилам. Настольный футбол рядом с видеоигрой.

Как бы это ни было рискованно, думаю, что следует продвинуться дальше и признать, что в предлагаемой им ментальной модели иномир Паутины обещал нечто более созвучное нашим способностям, осмелюсь сказать, более ЕСТЕСТВЕННОЕ. Если всмотреться, система ссылок повторяет гениальное устройство механизма, который нам очень хорошо знаком: НАШЕГО УМА. Ему часто приходится работать линейно, но он, возможно, создан не для такого движения. Если отпустить его на свободу, он именно движется, бесконечно кликая по ссылкам, открывая одновременно множество окон, ни к чему конкретному не приходя, поскольку постоянно норовит отклониться к чему-то другому, и сохраняя на каком-нибудь жестком диске память и карту путешествия. Подумайте, как устает ребенок, выполняя задание, решая пример по математике, усваивая страницу учебника, и вы непременно поймете, что, если бы наш мыслительный аппарат не принуждали работать линейно, он бы двигался способом, очень похожим на тот, который предлагает Паутина. В прошлом такой способ движения мысли клеймили как непригодный, неспособный к решению проблем и накоплению знаний; но вот Паутина самим своим существованием утверждала – нет, наоборот: именно двигаясь так, нелинейно, мы решим множество проблем и накопим особенные, но очень значимые знания о мире. И не только утверждала: стоило поддаться искушению и немного побродить по ней, как она это доказывала. Такое не могло оставаться незамеченным: тебя уверяли, что не признающий правил, недисциплинированный, поддающийся наитию придурок, который живет в тебе, ничем не хуже как первооткрыватель, чем офицерик флота, которого школа исторгала из тебя каждое утро. При условии – в этом-то все и дело, – что ты примешь существование других океанов, где реальность дублирована и представлена в другом формате, более приспособленном к нашему уму: по ним ты и должен плавать. По водам инобытия.

В таком своем утопическом проекте – предложить роду человеческому игровое поле, более соответствующее его способностям и инстинктам и более доступное любому, кто захочет играть, – Паутина осуществляла то, к чему уже давно стремились: подобные порывы мы узнаем в процессах, ничего общего не имеющих с информатикой, но нацеленных на тот же результат, что и Паутина, то есть изменить обыкновения мира, но мира подлинного, а не его копии. Я назову четыре, просто чтобы вы поняли: им мы обязаны появлением фантастической Паутины, докомпьютерной, доцифровой. Вот они (данные относятся к Европе, Соединенные Штаты – это особая статья):

– супермаркеты пятидесятых годов,

– телевидение с начала шестидесятых,

– голландский тотальный футбол в семидесятые годы,

– полеты low cost в восьмидесятые.

Нетрудно заметить, что Паутина многому научилась от всех четырех. Было в этих моделях сочетание доступности, свободы, быстроты, порывавшее с царившими на протяжении десятилетий неповоротливыми, медлительными, селективными системами. Мир избавлялся от некоторой скованности, и целые участки опыта (делать покупки, проводить время, получать информацию, играть в футбол, путешествовать) вдруг отрешились от оков, бесполезных и пагубных. Уже и в этих случаях некая потеря качества и даже подлинности имела место: в билетах на самолеты Ryanair даже не указывались места; идя в супермаркет Esselunga, ты можешь не рассчитывать, что продавец спросит, как дела в школе у твоего сына; голландская сборная по футболу ни разу не выиграла и ржавой трубы, а телевидение по сравнению с театром, оперой, даже кинозалом – опыт явно вторичный. Тем не менее ко всему этому неудержимо влекло: открывались новые горизонты, рассыпались в прах ветхие правила, изживали себя глупые запреты, и утверждалось новоявленное равенство. Паутина невольно стала наследницей, продолжила этот идеальный порыв и добилась триумфа, использовав стратегию столь же гениальную, сколь и рискованную: вместо того чтобы пытаться впрямую изменить мир, умудрилась обойти его с тыла, застигнуть врасплох и жестом, имевшим ни с чем не сравнимые последствия, предложила продублировать его, представить в мириадах цифровых страниц, произведя такими образом копию, где возможно летать за две лиры, как на самолетах Ryanair, играть на всех частях поля, как то делал Кройф, приводить всю планету к нам в гостиную, как то удавалось телевидению, и гоняться за товарами по всему миру, толкая тележку Esselunga до последних земных пределов. Ход, конечно же, неотразимый. Шах и мат.

Можно сказать, что, применив хитроумный прием МР3 к живой, добела раскаленной материи опыта, Паутина предложила человечеству сжатую версию мира: переписав творение на языке, более приспособленном к тому, чтобы его прочли живущие, она перевела все сущее в формат, где рушатся стены, ограждавшие жизненный опыт от большинства, делавшие его предметом роскоши. Тем самым она необратимо изменила формат мира, и тут я просто умоляю вас отключить сотовый телефон, слезть с мопеда, забыть на секунду о любимой девушке и сосредоточиться на том, что я скажу. Итак: тем самым она необратимо изменила формат мира.

Вдумайтесь в это хорошенько.

Что представляют собой миллионы веб-страниц, которые находятся в виртуальном непространстве, но рядом с реальным миром? Это – второе сердце, бьющееся рядом с первым, перекачивающее кровь реальности. Гениальный жест, осуществленный Паутиной:

▶ снабдить мир второй движущей силой, вообразив, будто реальность может войти в кровеносную систему, где два сердца бьются в унисон, одно рядом с другим, причем одно поправляет другое, подменяет его, повинуясь их общему ритму. ◀

Поймите меня правильно: я не хочу сказать, будто средой обитания цифрового гиперчеловека является Паутина. Все гораздо хитрее. Его среда обитания – система реальности, снабженная двойной движущей силой, где различие между миром подлинным и миром виртуальным отходит на второй план, поскольку тот и другой сливаются в едином движении, оно же, взятое в целом, и порождает реальность. Вот где игровое поле нового человека, среда обитания, выстроенная по его мерке, цивилизация, которую он выкристаллизовал вокруг себя: система, в которой мир и иномир вращаются, один внутри другого, производя опыт в некоем акте бесконечного, постоянного творения.

Это – сценарий, по которому мы живем в настоящий момент. Составленный начерно в начале девяностых, он дошел до нас вместе с многими мелкими усовершенствованиями, которые мы еще обнаружим. В эту игру мы включаемся каждое утро; незнание ее правил может привести к катастрофическим поражениям.

БРОДИМ ПО ПАУТИНЕ

Изготовить иномир и запустить его вместе с первозданным миром, пока не заработает единая система реальности, основанная на двойной движущей силе. Научившись этой уловке от Паутины, мы ее переняли в самых разных формах, многие из которых имели с Паутиной очень мало общего. Скажем так: мы не входим в Паутину, когда играем в «ФИФА 2018», или когда отправляем сообщение в WhatsApp, тем более когда читаем книгу в Kindle; мы не находимся в Паутине, когда ищем в Tinder, c кем бы поужинать [эвфемизм], или открываем Spotify у себя в смартфоне. И все-таки все эти жесты всего лишь варьируют тот единственный, революционный, который изобрела Паутина: снуя между миром и оцифрованным иномиром, выделывать ткань, которую с полным правом можно называть РЕАЛЬНОСТЬЮ. В этом смысле знаменательная ошибка, заставляющая нас во всем видеть Паутину, и даже пренебрегать разницей, существующей между Паутиной и Интернетом, выдает наш младенческий, неопытный взгляд, который по сути попадает в цель: мы чувствуем, что все окружающее в какой-то степени ПАУТИНА; что бы мы ни делали, мы БРОДИМ ПО ПАУТИНЕ; когда мы воспроизводим реальность, приводя в действие два сердца мира, мы все равно БРОДИМ ПО ПАУТИНЕ; даже когда используем мир мобильных приложений, чтобы лучше устроить нашу материальную жизнь. Мы бродим по Паутине постоянно, таков наш образ жизни, так мы производим смысл, накапливаем опыт. В этом плане мы – доселе невиданное человечество и были таковым уже на заре революции, когда в первых лучах классической эпохи закладывали основы движения.

Если мы пожелаем свести этот наш образ жизни к простому, решающему определению, которое мы могли бы держать в кармане на всякий непредвиденный случай, нам будет крайне полезно вернуться к признаку, который мы уже подметили в «Космических пришельцах», невинной игрушке. Помните ту позу? Человек/клавиатура/экран. Не более чем способ физически располагаться в пространстве, но способ революционный. Теперь мы знаем, что здесь совершался совсем непростой жест: вступали во взаимодействие реальный мир и иномир цифровой, утверждая таким образом, через позу человек/клавиатура/экран, новую систему реальности, подчиненной двум движущим силам. Она, эта поза, казалась удобным способом располагаться в пространстве, но на самом деле была гениальным способом существовать. Нашим способом. Мы – этот человек. Человек/клавиатура/экран – фирменный знак нашей цивилизации. Он так же прекрасно выражает самую суть, как и образ, который за долгие века вобрал в себя другой тип цивилизации: человек/меч/конь. То была воинственная цивилизация, и такая поза обобщала все ее понятия о жизни: ее игровое поле находилось в материальном мире, а конь и меч были орудиями, с помощью которых можно было его преобразить. Мы – другие, наш образ – человек/клавиатура/экран. Наше игровое поле сложнее, ибо располагает двумя сердцами, двумя генераторами реальности: миром и иномиром. Наш фирменный знак нас запечатлевает в тот момент, когда мы, сидя в первом, бродим по второму. Бродим по Паутине.