Текст книги "Жизнь животных. Большая иллюстрированная энциклопедия"

Третьим видом азиатских собак нужно считать горного волка (С. alpinus), которого буряты называют зубри, а тунгузы – джеркуль и который водится в Восточной и Средней Азии, между прочим в горах Сибири. Этот вид похож на очень большую овчарку, имеет большую голову с тупой мордой, не очень большие глаза и средние уши, наверху закругленные; хвост длинный, пушистый; шерсть сверху бледно-рыжеватая, снизу – бледно-чалая. В Амурской области охотники очень боятся горного волка, считая его очень опасным животным. Эти быстрые, ловкие животные часто загоняют оленей и горных баранов; во время преследования собаки отказываются преследовать горных волков и возвращаются назад к хозяину со взъерошенной от страха шерстью. Мех горного волка не имеет цены в России.

Последний вид волков представляет бразильский лесной волк, имеющий всего 36 зубов и похожий по внешнему виду, скорее, на куницу: у него толстая, короткая голова, с широкой мордой, приземистое (до 2 фут. в длину) туловище на низких ногах и короткий хвост. Довольно длинная шерсть почти везде бурого цвета, а темная морда напоминает морду росомахи.

Собака. Что наши домашние собаки не были созданы домашними, а произошли от диких путем приручения их человеком, это теперь не подлежит никакому сомнению. Но когда и где совершилось это, можно сказать, великое событие, с которого начинается новая эра в жизни первобытного человечества, – об этом мы ровно ничего не знаем. История приручения собаки кроется в мраке самой седой древности.

Еще от того времени, когда в Европе водились мамонты, попадаются черепа собак с ясными признаками одомашнения; стало быть, доисторический человек эпохи кремневых орудий, бывший современником мамонта, знал собаку уже в виде домашнего животного. До сего времени не найдено никаких остатков, которые можно было бы приписать дикому родичу ее. Откуда она взялась, какие животные были ее предками, – над этой задачей безуспешно трудилась целая плеяда ученых. Одни считают родоначальником ее волка; другие полагают, что в жилах многих нынешних пород течет шакалья кровь; третьи производят собак от одного хищника, живущего в Африке; но всего правдоподобнее кажется предположение, что многочисленные породы собак произошли от помеси волка, шакала, лисицы, а главным образом какого-то неизвестного, вымершего дикого родича, жившего в Старом Свете.

Гиеновая собака

Почти наверное можно сказать, что собака была первым по времени другом человека, т. е. она была первым животным, которое ему удалось приручить. Дикарь отдаленнейших времен, не знавший еще ни одного домашнего животного, мог жить только в лесах тропических стран, где плоды, орехи и ягоды обеспечивали его существование и где на деревьях он мог спасаться от хищных зверей. Кроме растительной пищи он добывал себе птичьи яйца, молодых птиц, гадов, моллюсков и прочую живность, которую можно было промыслить голыми руками или каменной булавой. Жаркий климат его родины давал ему возможность обходиться безо всякой одежды. Из страха перед крупными хищниками человек со своими каменными орудиями не решался уходить далеко от своей берлоги. Степи, горы, а также леса умеренного пояса, где зимой он не мог ходить в своем природном костюме и где в холодное время пищи было недостаточно, были для него совершенно недоступны. Приручение собаки в корне изменяет быт дикаря. В ней он нашел друга, который по своей привязанности к хозяину, смелости, по своему чутью и силе вскоре сделался незаменимым для первобытного человека. Собака прежде всего была для него надежным защитником от врагов. При первых признаках опасности ему уже не было необходимости взбираться на дерево – он всегда мог рассчитывать на помощь своих четвероногих друзей, способных одолеть и крупного хищника; к тому же, при своем остром чутье, собака предупреждала своего хозяина об опасности настолько заблаговременно, что тот успевал принять надлежащие меры, а это было очень важно: никакой самый ловкий хищник, хотя бы барс, не мог застать человека врасплох.

Со своим новым помощником дикарь, вооруженный только кремневыми орудиями, отваживался уходить далеко от своей берлоги и нападать на крупных зверей. Олени, козы, медведи, которые раньше были ему недоступны, при содействии собаки сделались предметом его охоты. Она отыскивала ему дичь, преследовала раненых животных, а в случае неудачи выручала из беды своего хозяина. Словом, благодаря собаке, из оседлого лесника человек превратился в бродячего охотника-зверолова. Подвижный образ жизни расширил умственный кругозор дикаря, из глубины лесов он стал выходить на опушку, новые неизведанные страны открылись перед его боязливым взором, они манили его к себе, и человек проник туда и освоился там с помощью собаки. В горах он приручил диких коз, баранов, и все та же собака защищала его стада от хищных зверей. Спускаясь на зиму со своими стадами к подножью гор, он познакомился со степями. Обилие корма для скота, простор и отсутствие крупных хищников влекли первобытного человека в эти травянистые равнины. Здесь он встретил новых животных оказавшихся пригодными для приручения. Это были дикие родичи лошадей и быков, с одомашнением которых в жизни дикаря началась новая эра. На просторе степи его стада овец, коз и коров быстро размножились; лошади сокращали ему расстояния; все это внесло довольство в жизнь человека, и у него появился досуг, которым он прекрасно воспользовался, придумывая всевозможные улучшения своего простого хозяйства. Он научился делать из глины горшки, ткать из шерсти материи и открыл способ приготовлять хлеб из семян диких злаков; затем он выучился разводить их искусственно и превратился в земледельца, не оставляя своих прежних друзей – домашних животных. Медленно и постепенно человек покорял стихии, расселялся во все страны и сделался царем земли. Всем этим он больше всего обязан не кому иному, как собаке, так как без нее он долго и бесплодно боролся бы в тщетных попытках выйти из своего глухого тропического леса и на долгое время остался бы дикарем. По справедливому замечанию покойного проф. М. Богданова, «собака вывела человека в люди». Впоследствии, на границе исторического периода, когда собака уже сослужила свою главную службу, человек стал заботиться об улучшении первобытной природы этого животного. Сообразно многоразличным потребностям он вырабатывал и разводил самые разнообразные породы собак – мелких, крупных, собак с превосходным чутьем, с быстрым бегом и проч. Датский дог, болонка, пудель, бульдог могут служить примером, до какой степени разнообразны эти породы.

Разница в складе тела и величине у различных собак настолько велика, что если бы главнейшие породы собак встречались в диком состоянии, мы относили бы их к разным родам животных и каждому из них давали бы особое родовое название. По крайней мере, такса от сенбернардской собаки или болонка от дога отличаются больше, чем волк от лисицы или шакал от песца. Взгляните, например, на датского дога и стоящую у его ног комнатную собачку. С трудом верится, что это – два животных общего происхождения, одной и той же крови, как все волки, все лисицы и т. д. Сравните, далее, таксу с сенбернардской собакой: помимо разницы в величине, эти две породы совершенно непохожи друг на друга и по общему складу тела. С одной стороны, вы видите длинное туловище на коротких выгнутых ножках, острую морду и гладкую шерсть, с другой – внушительную фигуру пропорционально сложенного животного, с косматой шерстью и длинным, еще более косматым хвостом.

Но как ни разнообразны собаки по складу тела, а еще большее разнообразие существует в их характере, умственных способностях и вообще во всем том, что можно назвать психическим складом животного. Одни породы злы, другие, наоборот, – добродушны; многие отличаются понятливостью, зато известны и очень тупые породы; одни любят бродить по полям и лесам, другие предпочитают сидеть дома; словом, среди собак можно встретить почти столько же разнообразных характеров, как и среди людей.

Другой обширный род семейства Canidae образуют лисицы (Vulpes). Они имеют такие же зубы, как собаки и волки, но отличаются от них более длинным туловищем, очень острой мордой, немного вкось расположенными глазами с продолговатым зрачком, короткими ногами и длинным, пушистым хвостом. Типом этих животных может служить наша обыкновенная лисица.

Едва ли какое-нибудь животное может похвастаться такой известностью и такой дурной славой, как лисица, которую обыкновенно считают олицетворением лукавства, хитрости, коварства и даже некоторого удальства. В народе ходит о ней множество рассказов; баснописцы отводят ей почетные места в своих произведениях. В итоге это животное является так хорошо описанным и изображенным, что даже ребенок, никогда не видевший живого зверя, сразу узнает его на картине или по описанию. «Лисья физиономия» вошла даже в поговорку.

И замечательно, что лиса сохраняет свою типичную физиономию на всем громадном пространстве, обитаемом ею. Уже обыкновенная лисица (Vulpes vulgaris) живет в большинстве стран Северного полушария, именно во всей Европе, Северной Африке и Западной и Северной Азии. Если же сюда присоединить полярную лисицу, или песца (V. lagopus), живущего на Крайнем Севере Старого и Нового Света; степную лисицу, или корсака (V. corsac), населяющую азиатские степи, начиная от Каспийского моря до Монголии; луговую лисицу Северной Америки; североафриканскую лисичку, фенека (V. zerdo); если, далее, прибавить американскую серую лисицу (V. cinereoargentatus); наконец, если упомянуть еще о широконосой лисице (Otocion lalandii), обитающей на юге Африки, – если, повторяем, собрать всех лисиц, то окажется, что они населяют весь свет, от полюсов до тропиков. Все эти виды настолько сходны между собой по наружности, что во всех их сразу признаешь лисиц. Различие, вообще говоря, заключается лишь в окраске меха, которая приспособлена у них к цвету окружающей местности. Так, наша обыкновенная лисица покрыта серовато-рыжим, несколько впадающим в чалый цвет мехом, который прекрасно подходит к разнообразным местностям, где живет она: к лесу, вересковым полянам, скалам и хлебным полям; полярная лисица покрыта белым мехом; африканские фенеки имеют мех, подходящий к цвету песка, и т. д. Есть, конечно, некоторая разница и в организации, но она несущественна (напр., большие уши фенеков). Сходство всех лисиц проявляется также в образе их жизни, привычках и нравах. Ввиду этого мы опишем прежде всего обыкновенную лисицу как характерного представителя своего семейства.

Домашняя собака

Наша лисица устраивает свое логовище с замечательной осторожностью. Обыкновенно оно состоит из глубокой норы с несколькими выходами, которая помещается между корнями, под камнями, под кучами хвороста, в дуплах деревьев и пр. Здесь она проводит свое время при ненастной погоде, здесь же выкармливает своих детенышей. В случае же хорошей погоды лисицы целыми днями пропадают из своих логовищ в поисках добычи. Последняя состоит из всевозможных животных, начиная с молодой косули и кончая майским жуком, чаще же всего лисица питается полевыми мышами, домашними и дикими птицами, но не брезгует и дождевыми червями; наконец, с большим удовольствием лакомится сладкими грушами, сливами, виноградом и другими ягодами. В поисках пищи она проявляет такую хитрость, такое уменье сообразоваться с обстоятельствами, что вполне оправдывает сложившуюся свою репутацию.

«Лисица – хитрое, злое, осторожное и вонючее животное, – говорит Геснер, – она хитро и неторопливо переворачивает ежа и мочит ему голову, отчего тот сразу задыхается. С зайцем она долго хитрит, чтобы вдоволь позабавиться над ним. А птиц она легко ловит на следующую удочку: притворившись мертвой, она растягивается на траве, а когда глупые пернатые, движимые любопытством, слетаются к ней, она ловко вцепляется в них. Маленьких рыбок она ловит при помощи хвоста, который опускает в воду, наподобие удочки; когда рыбки запутаются в его длинных волосах, она вытаскивает его на берег и, отряхнувшись, подбирает добычу…»

И это совершенно справедливо: про ум лисицы ходит бесчисленное множество рассказов, так что сомневаться в их достоверности невозможно.

Некто С. Джон рассказывает про такой случай. Однажды рано утром он вышел в поле и заметил большую лисицу, спокойно пробиравшуюся вдоль изгороди хлебного поля, где паслось несколько зайцев, привлекших ее внимание. Поразмыслив немного, хитрый зверь остановился на следующем плане. Осмотрев дыры в изгороди, он выбрал как раз ту именно, через которую, видимо, чаще всего входили и выходили зайцы, и улегся как раз подле нее в позе кошки, подстерегающей мышь. Мало того, лисица осторожно принялась рыть яму, откидывая песок по одну сторону засады, как бы желая загородить себя от зайцев. Это дело, видимо, так занимало ее, что она и не заметила постороннего свидетеля этой сцены, стоявшего наготове с ружьем. Все внимание ее было устремлено на поле, куда она беспрестанно заглядывала, словно желая убедиться, тут ли еще зайцы. Наконец, ямка была выкопана. Она залегла в нее и принялась терпеливо ждать… Прошло некоторое время. Солнце стало подниматься над горизонтом; зайцы начали покидать поле. Несколько их прошло довольно далеко от засады: лисица и не пошевелилась. Но вот двое косых бросились как раз в ту дыру, около которой лежала лисица. Она моментально выскочила, с быстротой молнии поймала и придушила одного зайца, но тут выстрел из ружья уложил ее на месте.

Обыкновенная лисица

Еще хитрее лисица вытаскивает приманку из капкана, не попадаясь при этом в сам капкан. Приведем выдержки из Коуча.

«Если случится, что кошка польстится на приманку и попадет в лисий капкан, то лиса непременно съест и кошку, и приманку: она бесстрашно приближается к капкану, потому что хорошо знает, что теперь он безвреден для нее. Сравните с этой смелостью ту невероятную осторожность, с какой подходит животное к расставленному капкану с нетронутой приманкой. Дитриху фон Винкелю посчастливилось однажды ранним вечером наблюдать одну лисицу. Несколько дней перед тем эту лисицу подманивали в капкан приманками, и всякий раз, как лисица съедала приманку, она садилась и махала от удовольствия хвостом. Чем ближе она подходила к капкану, тем дольше не решалась брать приманки и тем чаще описывала круги вокруг капкана. Дойдя до самого капкана, она прилегла к земле и минут десять, по крайней мере, смотрела на приманку; потом раза 3–4 обежала ее кругом, остановилась, вытянула переднюю лапу, но не тронула приманки; затем настала новая пауза, в течение которой лиса неподвижно рассматривала приманку. Наконец, как бы в отчаянии, она бросилась на соблазнительный кусок и была поймана за ше ю».

Ромэнс со своей стороны прибавляет следующее: «Один охотник поставил для лисиц ловушку, состоявшую из заряженного ружья, которое было укреплено на стойке и направлено на приманку. От курка к приманке был проведен шнурок, так что, взявшись за приманку, животное само спускало курок и совершало самоубийство. Шнурок, соединявший приманку с курком, покрывался снегом. Тем не менее на такую ловушку попалась только одна лисица, все же прочие вполне благополучно для себя съедали приманку. После оказалось, что они, подходя к ловушке, или перекусывали шнурок подле самого курка, или прокапывали в снегу ход к приманке, под прямыми углами к линии огня, так что ружье хотя и стреляло, но заряд летел мимо».

Благодаря своей хитрости, а также уменью быстро бегать, влезать на деревья и легко плавать, лисица счастливо избегает своих четвероногих врагов и пернатых (волка, собак, орлов и т. д.), но от человека ее не спасает ничто. Высоко ценя теплый красивый мех, особенно полярных лисиц, человек неустанно охотится на бедного зверя всеми средствами. Тут идут в ход и капканы, и ружья, и сети, и отрава… Словом, человек не пренебрегает ничем, чтобы овладеть лисицей.

Иногда лисиц ловят и живьем, но они отличаются вообще необщительным характером, нелегко делаются ручными и плохо уживаются с другими зверями, хотя, пойманные молодыми, они могут немного привыкнуть к человеку.

Егерь, бывший смотритель Венского зоологического сада, рассказывает такую историю об одной лисице.

«Кума-лиса, героиня басен и сказок, в зоологических садах играет довольно жалкую роль. Так как этот хищник нелегко поддается правильному воспитанию и ему невозможно предоставить известного простора, то его запирают в отдельную клетку, что, конечно, тяжело отзывается на нем. После нескольких неудачных попыток вырваться на свободу лисица равнодушно мирится со своей судьбой. Она целыми часами сидит, погруженная в глубокую задумчивость, и с философским стоицизмом переносит неволю… Желая несколько поразвлечь ее, я раз пустил ее в клетку с медведями. В первые минуты она, по всей вероятности, чувствовала себя так же неловко, как изысканно одетый городской франт среди деревенщины. Но, решив про себя, что трусить нечего, она, с кокетством франта, оправляющего галстук, отряхнула свой пушистый мех и, за неимением монокля, уставилась собственными глазами на четырех неуклюжих пентюхов, в обществе которых она очутилась. Между тем хозяева клетки, движимые естественным любопытством, стали по очереди подходить к гостю и обнюхивать его. Пока дело ограничивалось этим, лисица с невозмутимым спокойствием выдержала этот осмотр. Но когда медведи пошли дальше и с подозрительным видом приближались к ее морде, она проводила им зубами по носу, давая этим знать, что с ней нельзя шутить. И чудакам хотелось, видно, убедиться в этом, чтобы всем уйти с расцарапанными носами. Такой урок образумил их. С сердитым ворчанием они удалились от храброго гостя и предались другим занятиям… Через несколько дней, оставленная своими хозяевами в покое, лисица совершенно освоилась со своим новым помещением и чувствовала себя совершенно как дома. При своей степенности она не считала нужным вступать с медведями в более близкое сношение, а эти последние и подавно заблагорассудили оставить гостя в покое. Мало того, лисица как бы относилась презрительно к своим косматым товарищам. Не стесняясь их присутствием, она залезала на их дерево, а когда туда поднимался медведь, она хладнокровно прыгала ему на спину, а оттуда на пол. Зимой, когда морозы стали давать себя чувствовать, она преспокойно забиралась среди храпевших мишек, словно это были меховые мешки, и те, не желая заводить ссоры, беспрекословно переносили это…»

Вышеупомянутая полярная лисица, песец, или каменная лисица (Vulpes lagopus) (до 95 см в длину), отличается короткими кругловатыми ушами, низкими ногами, очень пушистым, густым хвостом и, наконец, особенной окраской меха, который летом бывает землисто-серого, а зимой – чисто белоснежного цвета. Встречается и голубоватая разновидность, мех которой особенно ценен. Местом обитания их служат страны дальнего севера Старого и Нового Света; пищей же главным образом мыши и пеструшки; однако полярные лисицы не гнушаются и другой пищи, какая подвернется, напр. куропаток, морских птиц и т. п. Живут эти животные местами в норах, местами – просто в расщелинах скал. Европейский песец, должно быть наученный горьким опытом, всячески избегает человека; напротив, гренландский всюду следует за ним в надежде поживиться чем-нибудь от него. Иногда эти животные становятся так нахальны и неотвязчивы, что забираются в жилища и буквально рвут из его рук мясо. Чтобы сохранить от них съестные припасы, последние нужно зарывать глубоко в землю или снег, да еще придавить камнями это место; иначе песцы тотчас отроют его. Так ведут себя песцы до тех пор, пока не успеют достаточно ознакомиться с коварством человека; тогда, напротив, они делаются крайне пугливы и бегут при одном виде его. Пойманные молодыми, они скоро приручаются.

Песец, или полярная лисица. Белая арктическая и голубая тихоокеанская формы

Степная лисица, или корсак (V. corsac), живущая по степям, на пространстве от Каспийского моря до Монголии, немного выше обыкновенной, имеет более короткий хвост и кругловатые зрачки; длина его – до 60 см, а хвост – 35.

Пустынная лисица, или фенек (V. zerdo), отличающаяся своими большими ушами, самая маленькая из всех лисиц: длина ее не превышает 65 см, а хвост длиной около 20 см. Днем это красивое животное прячется в своей подземной норке, а с закатом солнца отправляется на добычу; ест оно все: и яйца, и птиц, и насекомых, и тушканчиков. Живет на севере Африки.

Оба вида легко приручаются, конечно, в молодом возрасте.

В Сев. Америке, в южных штатах, водятся свои виды лисиц: серая лисица (V. cinereoargentatus), отличающаяся от обыкновенной более короткими ногами и соразмерно длинным хвостом; длина ее тела доходит до 1 м, из которого до 40 см приходится на хвост. Цвет ее шерсти серый, со своеобразным налетом, зависящим от серебристо-серых и черных волос. В противоположность своим сородичам серая лисица не имеет неприятного запаха.

Наконец, последний вид – широконосая лисица (Otocyon caffer), живущая в Южной и частью в Восточной Африке, отличается от других лисиц большим количеством зубов (до 48), короткой головой с острой мордочкой и очень длинным хвостом (при длине туловища в 60 см, хвост ее – 30 см); мех ее темный или бурый, с зеленоватым налетом. Питается не только мелкими животными, но и медом, а также сладкими плодами; запаха точно так же не выделяет. По своему нраву это – очень ловкое и хитрое животное; к приручению также способна.

Последнее семейство отряда хищных представляют медведи (Ursinae), оригинальные животные, которые можно узнать с первого взгляда. У больших представителей этого семейства туловище короткое и толстое, у маленьких – иногда стройное; голова овальная, сидящая на короткой и толстой шее; уши короткие, глаза сравнительно маленькие; ноги не очень длинны; почти голые ступни на всех ногах имеют по 5 пальцев, снабженных невтяжными и потому притупленными когтями; зубов 36–40, причем резцы довольно мелки, а плотоядный зуб слаб и у некоторых видов даже отсутствует, настоящие коренные – очень тупы. Язык у медведей гладкий, желудок – в виде простого мешка; толстая и тонкая кишки почти не отличаются одна от другой; слепой кишки нет.

Водятся медведи во всей Европе, Азии и Америке, а также сев.-зап. Африке, как в холодных, так и в жарких странах, как на высоких горах, так и на берегу Ледовитого океана. Одни виды предпочитают сырые места, другие – сухие, а северные медведи совершают далекие путешествия на льдинах. Большая часть медведей живут одиноко, но некоторые соединяются в общества. Одни роют себе норы в земле, другие живут в пещерах или дуплах, полярные же не имеют постоянных пристанищ. Почти все медведи – ночные животные и выходят на добычу лишь после заката солнца. По способу питания медведей смело можно назвать всеядными, однако они более всех остальных хищников способны питаться исключительно растительной пищей: они едят не только плоды и ягоды, но и зерна хлебных злаков, сочные травы, древесные почки и пр.; из животных же потребляют всех, кто попадается им, начиная с насекомых и рыб и кончая птицами и мелкими млекопитающими. Иногда, мучимые городом, они причиняют большой ущерб человеку, нападая на его домашний скот; против самого же человека они идут только тогда, когда их раздражат, испугают или ранят.

Движения медведей ошибочно считают медленными и неуклюжими; большие виды, действительно, двигаются не особенно быстро и ловко, но зато могут долго бежать, маленькие же – очень проворны. При ходьбе они обыкновенно опираются на всю ступню; почти все хорошо лазают, а некоторые и отлично плавают.

Из внешних чувств у медведей лучше всего развито обоняние; напротив, осязание почти совсем не развито; прочие же чувства довольно хороши. Что касается умственного развития этих животных, то его нельзя считать особенно высоким, хотя некоторые виды и понятливы, и умны. К приручению медведи вполне способны, но в старости делаются злыми и раздражительными, так что держать у себя дома взрослых медведей всегда опасно. Свое расположение духа медведь выражает различными интонациями голоса, глухим ворчанием, фырканьем или мурлыканьем, а иногда – звуками, похожими на хрюканье, свист и даже лай.

Живущие на севере виды, за исключением, впрочем, белого медведя – вечного бродяги, с наступлением зимы удаляются в свои берлоги и почти ничего не едят, однако не впадают в непробудную «спячку», а, скорее, дремлют в полусознательном состоянии.

Все довольно богатое видами семейство медведей (Ursinae) можно разделить на 3 группы. К первой группе, заключающей в себе 2 рода – собственно медведей и губачей, относятся самые крупные виды, с длинной, заостренной мордой, маленькими глазами, сравнительно длинными ногами, пятью пальцами на лапах, вооруженных тупыми, невтяжными когтями, голыми ступнями, обрубленным коротким хвостом и густой косматой шерстью; зубов у них 42. Вторая группа, так называемые кошковидные медведи, составляющие переход от больших медведей к виверрам, имеют лапы, похожие на кошачьи, с покрытыми шерстью ступнями и отчасти втяжными когтями; зубов 3–40. Наконец, третья группа заключает в себе маленьких американских медведей; зубов у них 36–40.

Самый известный из первой группы, да, пожалуй, и из всего семейства, – обыкновенный бурый медведь (Ursus arctos). В самом деле, кто из нас не увлекался в детстве рассказами про этого добродушного, простоватого зверя, кто не смеялся от души над его недогадливостью и неловкостью?! Благодаря этим рассказам, все настолько ознакомились с типичной наружностью медведя, что описывать ее значило бы повторять давно всем известное. Мы и не станем описывать наружность медведя, а заметим только, что он сохраняет свою типичную физиономию во всей обширной области своего распространения – от Испании до Камчатки и от Лапландии и Сибири до Атласских гор, Ливана и восточной части Гималаев. Встречаются, конечно, небольшие уклонения от общего типа (рыжий медведь, чалый – сирийский, атласский и др.), но они – несущественны.

В общем бурый медведь представляет солидную фигуру – около сажени и больше длиной, при полутора аршинах высоты; весит он иногда до 20 пудов. При первом взгляде на эту грузную тушу кажется, что видишь перед собой самое неуклюжее и косолапое животное. Однако такое заключение было бы крайне ошибочно. Несмотря на свою кажущуюся неловкость, медведь выказывает в случае нужды замечательное проворство и прыткость. Он отлично бегает, так что только быстроногие косули, олени и серны могут избежать его когтей. Далее, он превосходно взбирается на гору, чему способствует длина его задних ног; с горы же спускается медленно, так как иначе может легко перекувырнуться через голову. Кроме того, он недурно плавает, искусно лазает на деревья и, наконец, несмотря на грузность своего тела, легко может делать огромные, двухсаженные прыжки. При такой ловкости лесной богатырь обладает и соответствующей силой. Один медведь взял в передние лапы еще трепещущую корову и перенес ее через ручей в лес; другой – вытащил из ямы, в которую свалился, еще живого взрослого лося, весом около 20 пудов, и протащил его с полверсты. Нужно прибавить ко всему этому необыкновенную остроту обоняния и слуха, и мы поймем, что медведь является для человека довольно опасным противником.

Он был бы и еще опаснее будь он кровожаден и хитер. К счастью, наш богатырь отличается рыцарским характером, чуждым всякого коварства и лжи. Не умея лукавить, он добивается своего открытой силой и не прибегает к бесполезной жестокости, подобно волкам. В основе медвежьего характера лежит полная флегматичность и любовь к покою. Только выведенный из себя, он приходит в сильное бешенство; обыкновенно же, при встрече с человеком, он или не обращает никакого внимания на слабосильного обладателя земли, или сам спешит убежать от него.

Одна крестьянка несла обед своему мужу, занятому в лесу работой. Вдруг навстречу ей попался косолапый богатырь. Крестьянка в ужасе бросила бывшую у нее в руках корзинку и с криком бросилась назад, в деревню. А медведи – это была медведица с двумя медвежатами – со свойственным им любопытством сейчас же стали обнюхивать и осматривать незнакомый им предмет. Наконец, почуяв съедобное, они запустили свои лохматые лапы внутрь и потащили пироги, хлеб и горшки с кушаньем, приготовленным для дровосека… Очистив все, они флегматично отбросили корзину, а сами не торопясь поплелись в лес, не обратив ни малейшего внимания на перепуганную женщину, которая в это время во всю мочь неслась к опушке леса…

Случается и так, что медведь натыкается на какую-нибудь собирательницу грибов или ягод. Но и тут все дело ограничивается тем, что он отнимает собранное, а человека оставит в покое.

Такое миролюбие нашего медведя объясняется исключительно его питанием. Из всех медведей это он больше других заслуживает названия всеядного. Целыми месяцами он довольствуется растительной пищей: всходами ржи и овса, почками деревьев, желудями, ягодами, грибами. Но больше всего он любит мед, из-за которого ему приходится переносить большие страдания: ужаленный пчелами, он ревет от боли, катается по земле, старается лапами сорвать мучителей, но убегает только тогда, когда ему становится окончательно невтерпеж. Однако полученные уроки никогда не отбивают у него охоты к любимому лакомству, ради которого медведь готов на все.

Пока растительная пища в изобилии попадается медведю, он довольствуется ею. Но в случае ее недостатка и раз попробовав мяса животных, он становится хищником в полном смысле этого слова, особенно страшным для домашних животных. Его вполне основательно считают злейшим врагом лошадей, коров и т. п.

Один охотник, Бекман, рассказывает, как медведь нападал на пасущихся лошадей. Раз несколько лошадей паслись в болотистой чаще, на глазах у сидевшего в засаде охотника. Вдруг из чащи выскочил медведь и стал осторожно подкрадываться к лошадям. Те, почуяв его, поспешно пустились в бегство. Тогда он, отбросив всякую осторожность, могучими прыжками бросился вдогонку, догнал одну, ударом лапы повалил ее на землю и растерзал грудь. Потом, заметив, что другая лошадь хромает и потому не может быстро бежать, он побежал за ней, бросив свою добычу, скоро настиг ее и умертвил так же, как и первую.

Отведав мяса, медведь теряет свой добродушный нрав и делается очень кровожадным. Один медведь в Киевской губернии, пробираясь в июле 1871 г. С юга на север, зарезал в течение дня до 23 штук рогатого скота, причем не пользовался мясом ни одной своей жертвы.