Текст книги "А и Б сидели на трубе…"

Глава 7. Дорога к дому

Путь к дому Бориса оказался знакомым. За несколько километров до ее дома Борис свернул, и они въехали в небольшой поселок, огороженный высоким забором из светлого кирпича. Дома в поселке были очень похожи друг на друга и отличались только размерами, вокруг каждого красовалась железная ограда из ажурных решеток.

«Тюремный дизайн», – подумалось Арине.

Борис объяснил, что здесь живут только сотрудники «Эола», топ-менеджеры и друзья, а эти дома – его подарки.

– Вот дом Гиты, ну я тебе говорил.

– Ты меня заинтриговал этой Гитой, я предчувствую соперницу и необыкновенную красавицу.

– Она вовсе не красавица, скорее наоборот, и не соперница, конечно, тем более тебе, но хитра – черта обманет. А вот и мой дом!

Полдома было не видно из-за высокой ограды. Железные ворота начали бесшумно и медленно открываться – и Арина наконец увидела дом целиком, и он оказался самым большим и красивым.

– А почему Гита? – не к месту спросила она.

– Был такой индийский фильм про разлученных близнецов, Зиту и Гиту. С Гитой я познакомился в провинции, оценил ее деловую хватку и предложил работать на меня, а уже она познакомила меня со своей сестрой-близнецом.

– И ты хочешь сказать, что у тебя ни с той, ни с другой не было романа?

– Какой роман, о чем ты?!…Я их сразу назвал Зита и Гита, теперь их все так зовут, и в глаза, и за глаза. Это очень близкие мне люди, я вас обязательно познакомлю. Кстати, муж Зиты, Карл, мой психолог. Он тоже из поволжских немцев, друг детства. Это я их познакомил и поженил.

– Как у вас все повязано! – Арина была огорчена, ей почудилось, что Борис слишком поспешно отмахнулся от ее вопроса. Может, ей только показалось, что он с ней откровенен?

– Без этого нельзя. Работать можно лишь с теми, кто от тебя зависит, с теми, чья подноготная досконально известна.

Они вошли в роскошный дом, который представлял собой что-то среднее между ханским дворцом и Эрмитажем. На потолках – лепнина, тяжелые люстры из венецианского стекла. На стенах – картины на классические сюжеты в барочных золоченых рамах.

– Оригиналы?

– Копий не держим!

– А в Караганде были дворцы? – спросила вдруг Арина.

– Ты о чем? – не понял он вопроса.

Борис водил ее по своему богатому пустынному дому, и она чувствовала, что он нуждается в поощрении. Этот яркий мир, по-восточному избыточный, лишенный чувства меры, был ей и чужим, и чуждым. Арине казалось, что здесь уместна не похвала, а калькуляция, но она хвалила вкус хозяина и оригинальность дизайнерских решений. Они еще долго бродили по дому, и все это время Арину не покидало ощущение, будто она находится то ли в музее, то ли в очень дорогой арабской гостинице.

– И зачем мне все это одному? – словно сам себе говорил Борис. И тут же отвечал: – Видишь, какое большое теперь у тебя хозяйство. И это лишь малая часть…

«Как странно, – думала Арина. – Почему у меня? Легко у него получается… А может, так и надо: если любишь – не думать, не рассуждать…»

– У нас с тобой… – словно услышав ее мысли, уточнил Борис.

– А как же дочь? Или, может, у тебя еще есть дети?

– Угадала, – неохотно согласился он, – есть. Еще одна дочь, от «вице-мисс Москвы».

– От кого? – не поняла Арина.

– Потом расскажу, – махнул он рукой.

«В самом деле, что я к нему пристала?» Арина по себе знала, что сразу всего не объяснишь и не расскажешь. Вот что, к примеру, она может сказать про Толика? Сказать как есть – значит выставить мужа на посмешище. Соврать? А что тут соврешь?

Наконец они оказались в той части дома, где был бассейн. Здесь Арине понравилось, словно кто-то наконец обуздал неуемную фантазию архитектора, потерявшего голову от Борисовых денег. И хотя интерьер бассейна не был минималистским, здесь буйство чужого воображения не мешало. Вода была чуть подсвечена снизу, словно под ногами плескалось перевернутое небо. На витражах играли отблески воды, а потолок представлялся сказочной пещерой с сокровищами. Звучала музыка Нино Рота из «Крестного отца».

– Музыка с намеком? – съехидничала Арина.

– Не знаю, не я выбирал.

Ей было странно, что они не встретили в доме ни единого человека. Ведь есть же кто-то, кто включает музыку, чистит бассейн, наводит порядок в этих бесчисленных комнатах…

Борис разделся и бросился в воду. Арина снова удивилась, как быстро, по-военному он раздевается. С такой скоростью раздеваются по приказу, а в обычной жизни человек, который так раздевается, кажется каким-то… отважным, мужественным… Но дальше она не стала размышлять, а тоже разделась и бросилась в воду.

Вода была теплой. Мокрая кожа мягко отсвечивала, и ей казалось, что они могут смотреться друг в друга как в зеркало. Арина вспомнила, как ребенком ее возили в Каролину-Бугаз под Одессу и как однажды ночью она голая купалась с подружками в теплой воде залива. Когда вышли из воды, девочки обнаружили, что их тела светятся холодными синими искорками водных светлячков. И вот теперь, в эту ноябрьскую ночь, в чужом доме, с человеком, которого она знала всего несколько дней, на нее вдруг накатило состояние детского счастья и предчувствие чуда, будто именно оно было обещано ей той ночью со светлячками. Правда, тогда все кончилось ссорой с мамой, которая категорически запрещала купаться по ночам и которую она в тот раз ослушалась…

Так они плавали и не могли оторваться друг от друга, и мягкий свет со дна бассейна освещал их счастливые лица. А потом были шампанское и любовь. И снова вода, и снова любовь, и снова шампанское.

– А как же голос? – беспокоился он. – Как же твой волшебный голос?

– Голос? – переспрашивала она, не понимая.

– Ну ты же сама сказала, от шампанского он становится… каким же он становится?..

– Ах да, тусклым! – смеялась она. – Мне почему-то кажется, что с тобой мне можно все, даже шампанское. И потом, у меня целых пять дней не будет спектаклей…

Когда читала в книжках о том, как кто-то забыл обо всем на свете, она была уверена: это лишь фигура речи. Как же можно забыть о родителях, например, или о своем ребенке? И вот она действительно ни разу не вспомнила, что ее ждут дома. Казалось, все это происходит с кем-то другим, а ей просто показывают старый голливудский фильм, который непременно закончится всеобщим счастьем.

Вдруг Борис произнес:

– Но я еще не все рассказал тебе про свою жизнь…

Арина замерла: кино вот-вот закончится, и она отправится одна в холодную ноябрьскую ночь. Сейчас возникнут жены, любовницы, дети, обязательства…

– Я не сказал тебе самого главного: дело в том, что спустя много лет я разыскал своего отца.

Арина не смогла сдержать вздоха облегчения.

– Ты в порядке? – заботливо спросил Борис.

– Да.

– Мне очень хотелось показать отцу, чего я добился. Я всю жизнь пытался доказать, какой я хороший, хотел, чтобы он пожалел, что отказался от меня и бросил маму. Я нашел его, привез в Москву, купил ему квартиру. Отец был одинок, детей, кроме меня, у него не было, а жена умерла. Я привез его в большую красивую квартиру и сказал: «Вот, Франц Вильгельмович, ваш дом». А он мне: «Боречка, сынок, прошу тебя, зови меня папой!» Я ему: «Простите, Франц Вильгельмович, я пока не готов, может, когда-нибудь…» – сказал и ушел. А той же ночью отец умер от разрыва сердца.

Каково это, жить без отца? Знать, что он от тебя отрекся. Слушать рассказы мальчишек о семейных праздниках и отцовских нагоняях. Смотреть, как надрывается мать, чтобы обеспечить тебя всем необходимым. Арина раньше никогда об этом не задумывалась. И еще она не знала, что большой и сильный мужчина может носить в себе такую тяжелую детскую обиду, такую глухую боль.

Борис замолчал, а Арина нежно прижалась к нему и стала его баюкать как ребенка.

Глава 8. Театр

Как только начался их роман, окружающие стали донимать Арину расспросами. Всем хотелось знать, что она делает, чтобы так чудесно выглядеть. Сначала она просто смеялась и пожимала плечами, потом отшучивалась и наконец начала совершенно серьезно рассказывать страждущим про волшебные спа-салоны и модного диетолога. Ей так много пришлось об этом говорить, что она и сама готова была поверить, что ее летящая походка и сияющие глаза возникли благодаря методичной и ответственной работе профессионалов-косметологов. Но эта, казалось бы, невинная ложь утомляла ее, и временами у Арины отчаянно портился характер. Особенно горько ей было сознавать, как легко она обманывает ничего не подозревающего Толика. «Это чудовищно!» – говорила она себе, въезжая во двор своего дома. Чудовищной была ложь, которую ей приходилось придумывать, чтобы в очередной раз отлучиться, чудовищным было напряженное молчание, в котором они теперь проводили вечера, да и сама она тоже представлялась себе чудовищем – хотя из зеркала на нее смотрела очаровательная женщина с сияющими глазами. Придя домой, Арина садилась рядом с Толиком за стол, пыталась рассказывать какие-то истории, которые должны были его позабавить, спрашивала о его делах, не слушая ответа, ловила себя на том, что говорит неестественно громко, и очень скоро уходила наверх, шептаться с Борисом, назначать новые встречи, ждать их и мучиться своим невероятным, фантастическим счастьем. Временами чудовищем ей представлялся Толик, ее начинали бесить его шутки, его вопросы и даже то, как он ест или говорит по телефону, и она раздражалась, кричала на него, сурово отчитывала за маленькие шалости сына, а видя их растерянные глаза, уходила к себе и снова шепталась, а иногда все-таки плакала и потом, всхлипывая, засыпала – счастливая.

Как ни странно, бурная личная жизнь и переживания, связанные с мужем и сыном, никак не сказались на голосе. Голос – был, он даже стал более глубоким, обрел новые обертона, что незамедлительно подметила публика, особенно поклонники, из тех, кто не пропускал ни одного ее спектакля.

В театре на нее теперь смотрели особенно пристально. Сначала она уверяла себя, что ей это только кажется из-за нервов и мнительности, но однажды в фойе, на доске объявлений, среди рецензий и приказов, она вдруг увидела фотографию Бориса. Это было заботливо вырезанное кем-то и приклеенное на видном месте интервью одному глянцевому журналу. Оглянувшись и увидев, что вокруг никого, Арина жадно его прочла. Несколько раз она прерывалась, пораженная тем, что рассказ о бедном карагандинском детстве и занятиях спортом чуть ли не дословно совпадал с тем, который она уже слышала. Еще он говорил здесь о своем одиночестве и о том, как бизнес ломает людей, заставляя их проститься с мечтой о семейном счастье.

На одном из свиданий она спросила его об интервью.

– Ты не должна удивляться, – ответил Борис. – Ты верно подметила, этот текст я заучил наизусть. Что молчишь? Так надо. Я – публичный человек и не должен делать оговорок, которые пресса может как угодно толковать. Я не имею права оставлять журналистам зацепки, с помощью которых они способны выудить что-нибудь такое, что не стоит предавать огласке. Черноус профессионал, он знает, что делает, и я ему целиком доверяю. Кстати, я видел парочку твоих интервью, служба безопасности собрала… – И видя, что Арина неприятно поражена его словами, миролюбиво добавил: – Не волнуйся, ничего страшного, да я и не об этом… У тебя, например, получается на одни и те же вопросы отвечать по-разному, в зависимости от настроения, от того, какой журнал берет интервью. А я… Я не люблю неожиданные вопросы – точно так же, как и избитые. И вообще, все эти журналистские штучки не по моему характеру.

История с повешенным кем-то на доске объявлений интервью имела продолжение. Однажды в театре при Арине зашла речь о ремонте артистических гримерных, и управляющий директор сказал, что денег выделили очень мало и надеяться театру можно только на меценатов-олигархов, которые из любви к искусству – и присутствующие дружно посмотрели на Арину – помогут решить вопрос. Ее неприятно поразило выражение досады и раздражения на лицах коллег. Даже Женечка, с которой – единственной! – она поддерживала подобие неформальных отношений, выглядела по меньшей мере недружелюбной. Эта история оставила на Аринином сердце глубокую царапину. Арина поняла, что отныне, как бы ни сложились ее отношения с Борисом, в театре она не может рассчитывать даже на дружелюбный нейтралитет.

Концертмейстер Татьяна Винер, с которой Арина когда-то вместе пришла в театр и теперь продолжала регулярно заниматься, вернувшись из дальней поездки, вначале встретила ее сурово.

– В чем дело, скажи, пожалуйста? Меня неделю не было, а ты еще и занятие пропускаешь! Что с тобой?! Ты на себя не похожа! – И только тут внимательно посмотрела на Арину. – Ой, да ты, похоже, влюбилась! Кто он, рассказывай! Или нет, хочешь – я сделаю тебе прогноз?

Татьяна Арине нравилась. Она была привлекательной женщиной средних лет, умной, образованной и обеспеченной. Несколько лет назад Татьяна увлеклась астрологией и поначалу делала прогнозы только друзьям, потом круг людей, которые прибегали к ее помощи, разросся, а времени стало катастрофически не хватать. Между тем прогнозы получались такими достоверными, что из желающих получить Танины рекомендации выстрои-лась длинная очередь. И тогда Таня решилась: сказала в театре, что уходит – фактически в никуда. Муж ее обеспечивал, к тому же со временем нашлась работа на телевидении, которая увлекла ее не меньше, чем поначалу астрология. Так что к инструменту она подходила лишь трижды в неделю, когда занималась с Ариной, – и еще ездила с подругой на сборные концерты и корпоративы. Арина считала, что у Тани легкая рука; возможно, так оно и было. А может быть, при всей разности характеров и темпераментов, они просто очень подходили друг другу.

Таня несколько раз предлагала Арине сделать ей прогноз, но та всегда отмахивалась: «Я и так все про себя знаю, что нового ты мне скажешь?» Вот и теперь Арина только пожала плечами:

– Да, влюбилась. Какие тут могут быть прогнозы? То, что он любит меня, я и сама вижу… Только вот с мужем… Но звезды тут ни при чем. Меня мучает совесть, что я его обманываю, а сказать правду язык не поворачивается.

– Неужели ты думаешь, что ему нужна твоя правда?! Если бы это было так, он бы и сам тебя спросил, что происходит. А он ведь не спросил, не так ли?

– Нет, он ничего не замечает.

– Не замечает или не хочет замечать? Ты подумай сама, он живет в уютном мирке, который ты для него создала, ему ни о чем не надо заботиться. Разве от такого добровольно отказываются?!

– То, что я делаю, – предательство. И не имеет значения, какой человек мой муж и зарабатывает он деньги или нет.

– Знаешь, главное в таких делах – не горячиться. Можно все сломав, ничего не построить. Не понимаю, почему ты не хочешь знать, что тебя ждет в новых отношениях, с другим человеком?

– Не надо. Не хочу. Может, потому, что боюсь…

Глава 9. Новые друзья

Арина приезжала к Борису почти каждый день. Ворота медленно открывались, едва она приближалась к поселку, но людей она здесь никогда не видела. Казалось, обитателям поселка строго-настрого запрещено показываться ей на глаза. Арина входила в пустынный дом, хранивший слабые запахи человеческого присутствия: еды, стирального порошка, резкого мужского одеколона. Женских запахов в доме не было, хотя здесь явно работали женщины. Арина даже не успевала снять шубу, как оказывалась в объятиях Бориса. Упавшая шуба, бассейн, кровать, кресло в каминной – время останавливалось…

Было непонятно, как два взрослых, занятых человека, привычно окруженных людьми, могут ежедневно оказываться без свидетелей. Голод – вот слово, которым точнее всего можно описать их состояние. Настоящий неутолимый голод. Поздно вечером Арина одевалась и уезжала. Она видела, как в домах поселка загорался свет, стало быть, люди там все-таки жили.

Борис все настойчивее просил ее, чтобы она осталась. Объяснений, что дома ждут муж и ребенок, он не принимал и возмущался: «Как это так, я люблю женщину, а она от меня уезжает к другому!» Он постоянно дарил ей цветы, душистые розы на длинных стеблях. Арина уже не отдавала их Ибрагиму, а привозила домой, и ее комната напоминала теперь гримерную после премьеры.

Однажды Толик в очередной раз отправился в Италию. Приятель предложил связать его с фабрикой, где можно почти даром приобрести костюмы от известной фирмы. Арина хорошо знала это «даром», но спорить не стала: узнав о намечающемся отъезде мужа, она сразу договорилась с Борисом о встрече, пообещав ему, что останется на ночь. Она была преступницей, и, как ни ужасно, ей это нравилось.

В тот вечер у нее был спектакль, она пела Ольгу в «Онегине». Толика дома не было, Алеша оставался с няней, и после спектакля Арина сразу же отправилась к Борису. Она ехала по Кутузовскому, думала о том, что ее ожидает самая прекрасная, самая романтическая ночь в ее жизни, и волновалась.

Ворота медленно поплыли в стороны, едва она свернула с большой дороги. У забора, окружающего дом Бориса, Арина увидела две машины, дверь была незаперта, но Борис ее не встречал. Арина вошла и услышала шум голосов. Повесив шубу, она пошла на звук, и в каминной обнаружила большую компанию. Кого-то из присутствующих она видела прежде в «Эоле», но большинство лиц были ей незнакомы. Борис медленно и, как ей показалось, нехотя, поднялся с кресла и начал представлять ей гостей: коллег, друзей-спортсменов и соседей. Все были милы и доброжелательны, однако очень скоро Арина перехватила настороженный взгляд: из дальнего угла зала на нее цепко смотрела невысокая темноволосая женщина с темными глазами и очень короткой шеей. Борис подвел к ней Арину:

– Это мой ангел-хранитель Гита. А где Зита? Зита где? – настойчиво переспросил он.

– В туалете, – ответил кто-то.

Через несколько минут в дверях показалась Зита, действительно как две капли воды похожая на Гиту, только более раскованная и даже, пожалуй, легкомысленная. Она подошла к Арине, протянула ей руку и сказала:

– Я много о вас слышала и даже как-то была на вашем спектакле. Я ваша поклонница, у вас чудесный голос! Вы поете волшебно, а в жизни вы еще красивее, чем на сцене.

– Спасибо, – поблагодарила Арина и вежливо поинтересовалась: – А что вы слушали?

Зита смутилась:

– Сказать по правде, не помню, это было так давно!

– Да врет она! – произнес мужской голос. – В опере она не была ни разу. Ни в Верхней Жмеринке, ни в Нижней Флориде оперного театра нет.

– Виктор, ты пьян! – ничуть не обидевшись, откликнулась Зита. – Оперного театра там нет, но я и в самом деле несколько раз слушала вас. Вы ведь в Немировича-Данченкова, да?

– Да-да, мне очень приятно, спасибо, – поблагодарила Арина и решила, что незнакомый Виктор наверняка прав: Зита была милой, но ничуть не походила на любительницу оперы.

Ждали ужина, заказанного в хорошем японском ресторане. Одновременно с едой появился Жеребцов: «Вот он я, ваш десерт!» Застолье было долгим, и Арина уже посматривала на часы, наблюдая, как, подобострастно изогнувшись, Жеребцов говорил с Борисом. Видно было, что Жеребцов чем-то угодил шефу. Потом они удалились в другую комнату, а когда вернулись и к ним подошла Арина, их разговор прервался.

– Ну, как моя кобылка? – после паузы спросил Жеребцов Бориса и чмокнул Арину в щеку.

Она отпрянула и поняла, что он пьян.

К ночи напился и Борис. Во втором часу, когда некоторые гости испарились, а остальные похрапывали в многочисленных комнатах дома, Арина и Борис ушли в спальню. Здесь она оказалась впервые. Кроме входной, в спальне было еще две двери. За одной Арина обнаружила круглую ванную. Другая, ведшая в туалет, была абсолютно прозрачной, но Арина поняла это только когда включила там свет. Борис стоял под дверью. Увидев его, Арина от неожиданности вскрикнула, и он исчез. Выйдя из туалета, она обнаружила, что комната пуста. Арина вышла в темный коридор. Не найдя выключатель, стала звать Бориса, но никто не отзывался. Из дальней комнаты раздавался громкий храп. Она попыталась на ощупь пройти к лестнице, как вдруг наткнулась на что-то, лежавшее на полу. Это был Борис.

– Что с тобой? Что ты здесь делаешь?! – вскрикнула она.

Борис не ответил. По его дыханию Арина поняла, что он не спит. «Обиделся», – догадалась она, а вслух сказала:

– Извини, дверь стеклянная, я не ожидала.

– У тебя есть от меня тайны? – спросил он, поднимаясь.

– Но есть же какие-то вещи, интимные…

– А знаешь, я твоему Жеребцову заплатил за тебя кругленькую сумму. Ты теперь моя! – перебил он.

– Ты о чем?! – До Арины не сразу дошел смысл сказанного.

Борис включил свет. «Он абсолютно пьян, – подумала она, – и не понимает, что говорит. А я хочу домой».

Она спокойно сказала, что больше не может здесь оставаться, что, должно быть, он не готов к постоянному присутствию женщины, слишком долго жил один, вернулась в спальню, собралась и уехала. Борис ее не удерживал.

На улице было холодно, дул острый северный ветер, который гнал последние листья перед машиной. Так закончилась ночь любви.

«Теперь, надеюсь, ты расстанешься с опасным принцем?» – спросила разумная Арина Арину безрассудную. И та, конечно, согласилась.

На следующий день Борис улетел в Германию, а вернувшись, как ни в чем не бывало попросил Арину приехать, предупредив, что уже выслал за ней машину.

– Откуда ты знаешь, что я дома и могу приехать?

– Это не я, это мои люди знают. Я жду тебя, очень жду, – добавил он.

Ее встречали внизу, и когда она поднялась на лифте, Борис стоял на пороге. Он пригласил Арину в кабинет и протянул ей темно-синюю коробочку с золотой надписью: «Patek Philippе». Там были изящные часы белого золота с бриллиантами. Подарок Арину испугал. Она верила в приметы и знала, что часы дарят к расставанию, а потому, уходя, как бы невзначай оставила их в кабинете.

Потом они долго ехали в ресторан. Днем выпал первый снег и быстро растаял, на улице было мокро и грязно, Москва стояла. Борис сидел за рулем, Арина – рядом. Разговор не клеился, и оба молчали. Наконец Борис протянул руку и что-то взял с заднего сиденья.

– Вот, ты забыла. – Это была оставленная ею коробка.

В ресторане Арина сказала, что скоро улетает на халтуру в Сочи.

– Можно, я тебя отвезу? Мы сможем еще два дня провести вдвоем, у меня там тоже дом.

«Толик обрадуется, что не надо тащиться со мной в аэропорт», – подумала Арина и тут же решила: она скажет мужу, что фирма, пригласившая на концерт, пришлет за ней машину.

Когда Арина вернулась домой, Толик возился с костюмами, привезенными из Италии. Рядом стояла злополучная сумка с венецианскими свиньями. Из сказанного Ариной он, кажется, понял только то, что машина на три дня остается в его распоряжении и что ему не придется дважды тащиться в пробках в аэропорт. Арина испытала двойственное чувство: равнодушие Толика позволяло легко исчезать из дома и в то же время было каким-то обидным. Может быть, Арина давно ему безразлична, просто она этого не замечала?

– Халтура будет у солидных людей? – спросил Толик.

– Да, очень солидных.

– Тогда возьми свиней, вдруг получится! Или костюмы…

– Ну куда я с этой сумкой в самолет, еще разобьются!

– Ты права, я не подумал!

Утром она проснулась, позавтракала, собрала вещи и увидела, что у ворот уже разворачивается подъехавшая за ней машина.

Арину привезли во Внуково, но это был другой терминал, не тот, из которого она обычно улетала, а «Внуково-3». Какие-то люди подхватили ее, провели через контроль и на небольшой машине повезли по летному полю к самолету Бориса. На борту белого «Имбраера» синими буквами было написано «Эол». По небольшому трапу Арина вошла в самолет. Борис еще не приехал.

Внутри было очень светло: салон из бежевой кожи, мягкие ковры коричневых оттенков, несколько кресел – в центре и сбоку. В центре, видимо, были основные места: здесь стояли блюдо с фруктами и коньяк. Арина предпочла скромно сесть с краю. Раньше она летала на таких джетах, когда ее приглашали на корпоративные мероприятия, но сейчас все было по-другому, она даже чувствовала какую-то свою причастность и к этой огромной машине, и к людям, которые готовились поднять ее в небо. Когда наконец появился Борис, он был подтянут и деловит. Быстро, почти не глядя, поцеловал ее в щеку, заметил:

– Почему ты там села? Твое место здесь, в центре. Ты должна быть рядом со мной. Ты всегда должна быть рядом со мной. И вообще, это твой самолет!

И пока он это говорил, самолет разбежался и плавно взмыл в серое московское небо.