Текст книги "Чего не знала Алиса"

Глава 6

За 3 дня до моей смерти

Представьте, что вы дали обещание. Вам очень не хотелось на это соглашаться и тем более что-то обещать, но так получилось. Что на вас нашло? Черт дернул, ретроградный меркурий, луна не в той фазе, да неважно. Главное то, что вы уже дали свое согласие и назад пути нет.

– Как мне воспринимать твое поведение? – Стас говорит сердито, и я инстинктивно втягиваю голову. – Нет, ты ответь, я хочу слышать твои мысли.

– Стас… – жалобно пищу я.

– Алиса! – он не поддается на жалость, он очень зол. И я его понимаю.

– Я не знаю, как так вышло, – тоном побитой собаки говорю я. – Я не думала, что так…

– Алиса! – еще немного, и он начнет кричать. И будет в полном праве. – Ты взрослая! Прекрати вести себя как ребенок!

Я хочу плакать. Но если я начну, это будет действительно очень по-детски.

– Ты же понимаешь, что самое ужасное в этой ситуации? – мне так не хочется, чтобы он смотрел на меня таким взглядом. Но он смотрит.

– Алиса, ты понимаешь?! – Стас начинает повышать голос.

– То, что ты узнал это от него, – бормочу я.

Стас очень странно смотрит на меня.

– Это неправильно, – киваю я. – Абсолютно неправильно.

– Да! – глаза Стаса горят яростным огнем. – Ты не собиралась поделиться со мной? Алиса, это же такая радость! Странно, я думал, близким людям доверяют такие новости. Но, видимо, я тебе совсем не близкий.

Ярость Стаса тут же угасла, в его глазах мерцают оттенки глубокой меланхолии.

– Ты ошибаешься, – шепчу я. Мой голос совсем теряется на фоне посторонних шумов.

– Да ну? – он отворачивается к окну и наблюдает за прохожими. Мне бы так хотелось залезть к нему в голову и увидеть образы, блуждающие в его воображении. Однажды он сказал, что если вскрыть его черепную коробку, то на извилинах можно увидеть следы моих пальцев.

– Это не я, это Брэдбери, – развел он тогда руками, и я даже не смогла на него обидеться.

А сейчас он не смотрит на меня. И, наверное, больше не захочет смотреть вообще.

– Стас, – начинаю я. Мне страшно об этом говорить, я хочу убежать.

Он поворачивается ко мне, но я боюсь заглянуть ему в глаза. Я боюсь увидеть там ненависть.

– Ты мне очень близок, – продолжаю я. – Я виновата в том, что не сказала тебе.

Он приподнимает бровь.

– Не только в этом, – соглашаюсь я. – Я должна была давно прекратить метаться, так не могло продолжаться. Я запуталась, и от этого страдали другие.

Стас молчит. Я неуверенно продолжаю:

– Это я заставила тебя молчать. Виновата только я. Я не могла определиться, – не знаю, что сказать дальше.

– Зато я определился, – холодным тоном произносит Стас. Я в ужасе смотрю на него. До меня доносятся обрывки фраз.

– Алиса…

Нет!

– Я все решил…

Нет!!! Не говори!!!

– Мне было сложно об этом думать…

Пожалуйста, не говори этого!!!

– И уж тем более об этом говорить…

Я прошу тебя, молчи!!!

– Так не может больше продолжаться…

Умоляю, хватит!!!

– Прощай, Алиса…

НЕТ!!!

– Надеюсь, ты сможешь стать хорошей женой…

Мир разлетается прямо на кусочки на моих глазах.

* * *

За 4 месяца до моей смерти

Его пронзительно синие глаза, так напоминающие прибрежные волны ласкающего океана, – это не самое первое, что по-настоящему удивило меня.

Это произошло на пятый день нашего знакомства. Да, я считала эти дни, неосознанно, но внутри словно поставили секундомер.

А может, это был таймер с обратным отсчетом?

Кажется, он сам не понимал, что происходит. Мы не говорили о будущем, не говорили о прошлом. Как будто ничего этого не существовало и не будет существовать. Есть только настоящее, мы находимся здесь и сейчас, и остальное не имеет значения.

Мы не говорили о Вадиме. Он всегда незримо присутствовал вместе с нами. Во взглядах, жестах, фразах. Но если бы один из нас осмелился упомянуть о нем – это означало бы крах той хрупкой гармонии, что успела образоваться между нами за такой короткий срок. Стас принял эти правила, ни разу не попробовав их изменить. И так было правильно.

Я не знаю, кто больше из нас мучился чувством вины. Я, предавшая того, кто окружил меня заботой и любовью, которая так чужда мне и даже враждебна. Или он, предавший своего друга и…

И вообще-то я ничего не знаю об их взаимоотношениях. О том, насколько они близки, что их связывает, как давно они знакомы. По понятным причинам, я не могу уточнить это у Вадима. А со Стасом мы не должны обсуждать эту тему, иначе все разрушится.

Думаю, это не столь важно. Факт остается фактом – мы наслаждаемся друг другом за спиной человека, который косвенно соединил наши жизни.

На пятый день нашего знакомства мы были в ботаническом саду. Это я пригласила его сюда. Говорят, что девушкам не следует приглашать парней на свидание, но я ведь и так уже нарушила все возможные нормы приличия. Какая разница.

– Никогда не бывал здесь, – сообщает он, и мне кажется, что он чем-то напуган.

– Они не кусаются, – насмешливо говорю я. Стас не обижается.

Здесь я чувствую себя свободней. Замечаю, что с каждой минутой и парню становится комфортней. Волшебное место. Дурманящий цветочный запах перебивает негативные мысли. Я ни о чем не думаю.

Мы еще ни разу не прикоснулись друг к другу за эти пять дней.

Какие прекрасные пионы. Нежно-розовые бутоны притягиваю к себе взгляд, и этому невозможно сопротивляться. Их сказочный запах доносит до меня легкий весенний ветерок. Я наклоняюсь к ним ближе, погружаясь в сладковатый цветочный шлейф. В греческой легенде рассказывается, что под пионами прятались прекрасные нимфы, чтобы юноши не смогли увидеть и влюбиться в них. В детстве я часто искала в пионовых кустах на бабушкиных клумбах маленьких прекрасных нимф.

Я даже не замечаю, как Стас фотографирует меня.

– Не удержался, – с виноватой улыбкой говорит он. – Это выглядело слишком красивым.

Я чувствую, как краснота предательски заливает мои щеки. В синеве его радужки томно разливается нежность. Он смотрит на меня как художник на свою музу.

Стас подходит ко мне ближе. Теперь мы стоим слишком близко друг к другу. Я ощущаю его неровное дыхание, обдающее прохладным ментолом мое разгоряченное лицо. Он волнуется.

Его рука мягко и ненавязчиво прикасается к моей. Я сжимаю ее аккуратно, боясь испортить этот волнующий момент.

И вот что удивило меня в нем.

Как моя ладонь идеально подходит к его ладони.

* * *

За 2 месяца до моей смерти

Очень страшно.

Я не могу сфокусироваться ни на чем, все вокруг размыто и темно, не хватает резкости. Я хочу разглядеть, но в то же время мне страшно узнать, что там.

Нечеткие образы, но, словно если начну в них вглядываться, они поглотят меня навсегда.

Я чувствую чье-то дыхание. Дыхание боли. Кто-то рядом со мной. Он болен безумием.

Запах сырости. Порой я задыхаюсь. Мне холодно. Слышен противный крысиный писк, он режет мне уши. Я хочу плакать, но мне нельзя. Он что-то сделает со мной, если я заплачу. Он уже делал это с другими.

Но больше всего мне страшно. Он рядом. Я не знаю, чего он хочет. Я не должна здесь находиться. Я думаю о маме. Мама далеко.

Он совсем близко. Он что-то протягивает мне, но я не хочу это брать. Это что-то ужасное, мерзкое, пугающее.

Он злится. Он кричит. Кричит на меня. Я не понимаю почему.

Мне часто снится один и тот же сон. Сегодняшняя ночь не стала исключением.

Я резко просыпаюсь и чувствую, что мне не хватает воздуха. Липкий холодный пот струится по моему телу. Ощущение, будто я побывала в каком-то реалистичном фильме ужасов.

Вадим зажигает ночник.

– Ты в порядке? – его сонные глаза встревоженно ищут на моем лице признаки чего-то плохого. Судя по всему, они там видны четко и ясно.

– Алиса! – он проводит рукой по моей щеке. – Ты плачешь?

Я даже не заметила.

– Девочка моя, что случилось?

Мне хочется ему ответить и рассказать о своих кошмарах, но я не могу произнести ни слова. Я даже не знаю, что именно происходило в моем сне, но это до жути напугало меня. Почему-то возникло ощущение дежавю. Но совершенно точно я не переживала это наяву.

Во сне я была в каком-то холодном и темном месте, кто-то рядом создавал угрозу для моей жизни, он хотел мне навредить. Но разве это было возможно с маминой гиперопекой? Ее бы инфаркт хватил, окажись я хоть на секунду в этом ужасе. Она не оставляла меня ни на минуту. Только в своей комнате я могла насладиться одиночеством. Мама перебарщивала.

Но все же… Почему у меня ощущение, что я что-то забыла?

– Сон плохой? – участливо спрашивает Вадим.

Я киваю. Ледяная хватка, сдавившая мое горло, не разжимается, я продолжаю часто дышать.

– Всего лишь сон, – рука Вадима осторожно скользит по моим волосам. Они спутались от метания головы по подушке.

– Э-это непохоже на сон, – ко мне наконец-то возвращается речь.

– А на что?

– На воспоминание, – я качаю головой, осознавая невозможность этой мысли. Но мне сложно думать иначе.

– Что-то из прошлого?

– Да, но не из моего… – говорю я и замолкаю.

Вадим о чем-то думает.

– Я знаю, что это звучит бредово, – буквально за секунду меня охватывает раздражение.

– Успокойся, Алиса, – рука Вадима теперь ласкает мои плечи. Наверное, это должно было успокоить меня, но получилось ровно наоборот.

Я нервно сбрасываю с себя его ладонь. Вадим в замешательстве.

– Ты знаешь, сны – это всего лишь проделки нашего воображения, – наконец произносит он. – И не всегда то, что снится, имеет значение…

– Я не нуждаюсь в лекциях, Вадим, – довольно грубо прерываю я его.

– Я просто хочу тебя успокоить, – Вадим не обижается. Вадим вообще никогда не обижается, как бы я ему ни грубила. Это, кстати, раздражает.

– Мне не нужно успокоение! Мне приснился кошмар, да, но это был не сон, как ты не поймешь?!

– Я понимаю, – тон его голоса миролюбив до невозможности. Меня это бесит.

– Тогда твое подсознание что-то хочет тебе сказать.

– А я его ни черта не понимаю, – зло бросаю я и с шумом выключаю ночник.

– Я знаю, – с ноткой печали говорит Вадим в полной темноте.

Что за реакция?

– Я и тебя не понимаю, – раздраженно откликаюсь я, поворачиваясь к нему спиной. Мои глаза тут же слипаются, и я начинаю проваливаться в сон. Сквозь пелену доносится до меня голос Вадима.

– А это одно и то же, Алиса.

Глава 7

Спустя 35 минут после моей смерти

Представьте, что вы попали в зеркальный лабиринт. Везде вы видите только свое отражение, куда бы ни взглянули. Сначала это весело, можно рассмотреть себя с любого ракурса. А что, если не хочется смотреть на себя?

– Что это? – еле слышно спрашиваю я у Стефана.

– А на что похоже? – незамедлительно отвечает он.

– А вы всегда вопросом на вопрос отвечаете? – я начинаю раздражаться.

– А ты?

Меня утомляет эта игра, и я знаю, что не выиграю ее никогда.

– Это похоже на зеркала, – с сомнением говорю я.

– Это действительно именно они, – Стефан смотрит на то же, на что и я.

– Вообще-то вы мне сказали, что я получу ответы на свои вопросы, – с укором говорю я.

– Зачем тебе мои ответы? – Стефан пожимает плечами. – Ты и так прекрасно все видишь и понимаешь.

– Я не понимаю, зачем в чистилище зеркала.

– Мы не в чистилище.

– Ну а где же мы? – я совсем его не боюсь, когда он не смотрит на меня.

– Но ты же уже догадалась?

Я нерешительно рассматриваю зеркала.

– Нет.

– Мне показалось, что ты умнее.

Я хочу возмутиться, но замечаю его взгляд – насмешливый и ехидный.

– Вы кто? – смотрю прямо в его глаза и пытаюсь уловить хоть что-то, кроме насмешки.

– По-моему, мы уже это обсуждали.

– Нет, я хочу четкий и конкретный ответ.

– Меня зовут Стефан.

– Я знаю, как вас зовут, – терпеливо говорю я, хотя готова взорваться. – Кто вы, Стефан?

– Я – твой проводник.

Он говорит только это и сразу замолкает. Но я хочу знать больше.

– Проводник куда?

Он переводит взгляд на зеркала, а потом снова на меня.

– Туда, куда ты сама захочешь.

– Подождите… – я сбита с толку. – Что это значит?

– Это означает то, что я сказал только что, и ничего более.

– Стефан, объясните мне…

– Алиса, ты задаешь не те вопросы. Я начинаю разочаровываться.

– Просто скажите мне, где мы и что будет дальше!

– Но я не знаю того, что будет дальше, – он склоняет голову набок, и этот жест, кажется, выражает усталость.

– Как это?

– Очень просто. Ты знаешь, что будет с тобой через пять минут?

– Это угроза? – кажется, я начинаю паниковать. Стефан с изумлением смотрит на меня. Похоже, что я не очень-то я ему нравлюсь. Впрочем, как и всем остальным.

– Это вопрос. Ты задаешь мне свои вопросы, я задаю свои.

– Я не знаю, что произойдет через пять минут. И через десять.

– Я тоже. Но мы это узнаем.

– Как? – немного требовательно спрашиваю я. Я уверена, что он меня испытывает, он знает гораздо больше о моем будущем, чем хочет показать.

– Через пять минут увидим, – Стефан улыбается одним уголком рта. – И через десять.

Я не нахожу что ответить. И вообще, меня начинает раздражать его манера общения. Но все же он мой единственный собеседник, и я в глубине души рада, что он со мной. Одной здесь было гораздо страшнее. И скучнее, если честно.

– Проводник, – продолжаю я. А он даже не смотрит в мою сторону, его взгляд направлен на одно из этих зеркал. Всматриваюсь и не нахожу ничего такого, за чем можно бы было наблюдать. Немножко покашливаю, чтобы привлечь его внимание, но это не помогает. Снова всматриваюсь, но не вижу там никого, кроме себя. Удивлена ли я, что Стефан не отражается в зеркале? Возможно, что это плод моего воображения? Мой бедный мозг страдает от кислородного голодания, и я представляю себя в каком-то чистилище. Тогда, получается, что я не умерла?

Может, я в коме? Лежу сейчас с кучей трубок на больничной постели, вокруг суетятся врачи, звук бьющегося сердца на плоских мониторах…

– Итак, я умерла, – говорю я Стефану, надеясь, что он это опровергнет. Хотя, скорее всего, он опять задаст мне какой-нибудь вопрос.

– Думаю, да, – отвечает он, чем шокирует меня. В первую очередь, тем, что ответил прямо, без дурацких встречных вопросов.

– Как? – мне сложно в это поверить, несмотря на то, что я знаю это, как никто другой.

– Довольно быстро и, по-моему, безболезненно, – он произносит это таким будничным тоном, как будто мы говорим о погоде или курсе доллара, но никак не о том, что я, вообще-то, УМЕРЛА.

– Ты же так и хотела? – он наконец-то позволяет себе отвернуться от этих загадочных зеркал и снова смотрит на меня.

– Я… Ну да… – мне уже достаточно сложно представить, что я хотела именно этого.

– Теперь все, по-твоему, не так ли? – Стефан на долю секунды переводит взгляд на свою трубку, и она тут же начинает дымить.

– Я не уверена.

– Именно поэтому ты здесь, – удовлетворительно кивает он. Мне кажется, даже с облегчением.

– Что я должна делать?

– Что пожелаешь. Я не вправе указывать тебе. Я могу только проводить.

– Хорошо, – говорю я, хотя ничего не хорошо. Наверное, мне не удастся добиться от него какого-то ответа, который прояснит происходящее.

Стефан затягивается ароматным дымом, а потом снова поворачивается к зеркалам.

– Что ты видишь в них?

Я с утроенным вниманием пытаюсь увидеть в них хоть что-то, но отражение остается таким же. Как же мне идет это платье, невольно отмечаю я.

– Почему я одета вот так… – пытаюсь подобрать слово. – Вычурно?

Я знаю, что он снова улыбнется, и он это делает.

– Этот вопрос нужно задать тебе.

– Я была одета не так, – снова подбираю правильное слово. – Не так празднично.

– Важный день все-таки. Видимо, ты решила нарядиться на такое событие. Не каждый день приходится умирать.

Я даже не хочу видеть его ехидную улыбку, но ощущаю ее всей кожей.

– Как я могла нарядиться? Я лежала в ванной. В купальнике, – смущенно говорю я. Черт, теперь это кажется очень глупым. Смерть в купальнике – очень нелепо. Но в чем еще лежать в ванной? Умирать голой тоже как-то странно. Знаете ли, достаточно сложно выбрать подходящий наряд для собственной смерти.

– Это было там, – Стефан пожимает плечами, дым из его трубки плавно стелется по ним. – А теперь ты здесь.

– А там меня больше нет? – мой голос дрожит.

– В каком-то смысле. Признаться, довольно тяжело находиться сразу в двух местах. На это может не хватить времени.

Времени! Он снова говорит о времени. Ускользнувшая было мысль снова начинает крутиться в моей голове.

– Это может показаться странным… – начинаю я и замолкаю.

– Здесь не может быть странным ничего, – твердо говорит Стефан, я приободряюсь.

– Вы постоянно говорите о времени. А я в последние месяцы перестала его замечать. Это как-то связано?

Стефан немного задумывается.

– Время – вообще очень сложное понятие. Иногда его кажется слишком много, а порой трудно уловить то, как оно исчезает. Зависит от того, кто им распоряжается.

– Я своим распорядилась? – все еще лелею надежду на кому, из которой меня обязательно выведут.

Стефан бросает быстрый взгляд в сторону одного из зеркал, но смотрит куда-то выше. Я поспешно смотрю туда же.

Черт. Там часы.

* * *

За 10 лет до моей смерти

Снимая ботинки в прихожей Антона, я чувствую подсознательное желание надеть их обратно и пулей выбежать из квартиры. Но я ругаю себя за трусость, отмахиваясь от советов внутреннего голоса.

Мы проходим в его комнату, в квартире нет никого, кроме нас. Я робко присаживаюсь на кресло, пока Антон делает чай на кухне.

У меня еще есть время сбежать. Но я продолжаю сидеть.

– Чувствуй себя как дома, – Антон подает мне чашку с горячим чаем.

– У меня дома не так, – качаю я головой, прихлебывая обжигающий напиток.

– А как?

– Мама слишком лезет в мою жизнь, я постоянно отчитываюсь, где я и что делаю, в то время как отцу вообще фиолетово, что я существую.

– Меня тоже предки достают, – говорит Антон. О Боже, наконец-то кто-то меня понял!

– Две недели назад умер мой кот, – зачем-то говорю я. Тоска захлестывает меня каждый раз, как я думаю о нем. Я не могу не думать о нем.

– Это тот, что разорвал мой фен? – вспоминает парень.

– Да, – он как живой все еще стоит у меня перед глазами.

– Хотел уберечь детишек от наркотиков.

Я ничего не отвечаю.

– Ты такая красивая, Алиса, – без перехода говорит он, и я смущенно улыбаюсь, опуская глаза на кружку. – Ты нравишься всем парням в компании. Но никому не отвечаешь взаимностью, почему?

– Ну… мне никто не нравится.

– Никто? – усмехается Антон. – А я?

– А ты нравишься, – краснея, признаю я.

Я не замечаю, как он садится на подлокотник кресла, в котором сижу я. А когда понимаю, насколько он близок, чувствую, как немеют ноги. Нас разделяет пара сантиметров. Он слышит мое сбивчивое дыхание и внезапно обнимает меня. Я забываю, как дышать.

Антон ведет меня за собой, увлекая на широкую кровать. Мне страшно, но я не сопротивляюсь. Он гладит меня по спине, талии, его руки настойчивы.

– Подожди, – пытаюсь сказать я, но он закрывает мне рот поцелуем. До этого я никогда не целовалась. Страх и желание почувствовать себя взрослой сцепились в яростной схватке, вызывая во мне взрывную эмоциональную бурю.

Когда он расстегивает пуговицы на моей кофте, я хочу его остановить, но меня будто парализует. Он стягивает ее с меня, его движения тверды, ладони исследуют мое тело. Я хочу крикнуть, но не могу, я лишь моргаю, не в силах оттолкнуть его.

Глаза Антона горят нехорошим огнем, меня сковывает животный страх и предчувствие непоправимого.

– Расслабься, – шепчет он, по моей спине бегут болезненные мурашки.

– Не надо…

– Прекрати, я все сделаю аккуратно.

– Я не хочу…

– Ты хочешь, просто не знаешь. Тебе понравится.

– Нет! – последние силы уходят на этот протест, физически я в полном ступоре.

Он, не обращая внимания на мой возглас, мягко, но настойчиво толкает меня на подушку, я больно ударяюсь о спинку кровати, но не издаю ни звука. Он трогает меня там, где никто не касался, целует, причиняя мне боль, покусывает зубами, оставляя следы на тонкой коже. Оставляет шрамы на моей душе.

Наматывает мои волосы, грубо сжимает безвольные руки. Лишает меня последней защиты, которую давала одежда.

Я знаю, что произойдет дальше. И я не хочу, но почему-то даю этому произойти. Наверное, это шок. Впоследствии я буду укорять себя за то, что не смогла бороться.

Боль, ужасная боль. Я отключила свое тело, я притворяюсь, что это не я, но я не могу игнорировать душераздирающую эмоциональную боль. Внутри я рассыпаюсь на кусочки. Мне все равно, что он делает с моим телом, но он убивает меня ментально.

Из парня, который два месяца назад завладел моим воображением, он превращается в чудовище. Его голос, в котором разливался тающий на солнце мед, обещал мне счастье, но принес только горечь, сжигающую мои внутренности.

Мне кажется, что это никогда не кончится. И все же этот момент наступает.

– Я не знал, что ты девственница, – говорит Антон, наблюдая за тем, как я надеваю ботинки. Я не говорю ни слова. Страх, парализовавший мое тело, отступил, теперь я не чувствую вообще ничего. Ни одной эмоции, ни одной мысли. Я делаю все механически, не ощущая даже боли, что не так давно почти дала мне задохнуться.

– Я позвоню тебе? – спрашивает он, когда я молча открываю дверь. Не оборачиваясь, я произношу сквозь зубы:

– Я хочу забыть, как звучит твой голос.

* * *

За 2 дня до моей смерти

Мне так хочется пожаловаться хоть кому-то, не притворяясь, что я в порядке. Разрыдаться настоящими слезами, размазывать тушь по лицу и охрипнуть от горького плача. Не думать, как это воспримет слушатель, не думать о том, как я выгляжу со стороны.

Я так устала притворяться, что все нормально. Ничего не нормально, вообще ничего. Я устала носить фальшивую маску, я не хочу казаться сильной. Я слабая. Мне больно. Я нуждаюсь в поддержке, в простой искренней поддержке. Чтобы все поняли – я сломалась.

Но знаете, в чем проблема? Никто не слушает. Мне скажут: «Просто расслабься». Или еще лучше: «Не грусти».

Я не думаю, что чем-то лучше их. Я такая же. По-другому в этом мире не продержаться.

В какой момент эмпатия превратилась в нечто стыдное? Почему мы отвергаем это в себе, боясь показаться хрупкими? Я не знаю. Но знаю, что все могло быть лучше, если бы над слабыми не смеялись, а подарили им частицу света.

Я настолько устала притворяться, что хочу выбежать на улицу и упасть на колени, кричать во все горло от невыносимой тоски, у которой я даже не могу объяснить причину. Кричать так, чтобы увидели все, чтобы услышали, чтобы не затыкали уши и не отводили от смущения глаза.

Но я молчу. Каждый сам борется со своими демонами.

Вадим… Он мог бы меня выслушать, точно мог. Но он бы не понял. Он другой. Иногда я ощущаю в нем что-то родственное мне, как будто он важная часть меня, которую я потеряла. Но я гоню эти мысли от себя, он слишком хорош для меня, чтобы быть чем-то похожим для моей больной души.

Стас… Да, и он бы мог. Но я противлюсь этому. Он нравится мне, но я отрицаю любой возможный намек, что между нами что-то большее, чем просто симпатия. Какое страшное слово – любовь. Кажется, он хотел его произнести, я не позволила. В этом слове очень много обещаний, а я перестала во что-либо верить. Мне понадобилось достаточно много времени для принятия реальности, и знаете что? В ней нет места чуду.

Как только бы он сказал, что любит меня, – все бы разрушилось безвозвратно. Та легкость, та гармония, что царила между нами. И я делала вид, что ничего не происходит, лишь бы не принимать решения.

Но вот парадокс, я так хотела убежать от необходимости сделать выбор, что в итоге сделала его. Подтолкнула Стаса к тому, что рано или поздно должно было произойти. Он ушел. А теперь уйду я.

Лера бы точно поняла меня. Она бы дала хороший совет и была бы рядом. Но я сама все разрушила.

В этом мире я чувствую себя чужой. Я не принадлежу ни ему, ни себе. Никому.

В этом мире я ощущаю себя ненужной. Здесь нет места для меня, я не смогла его найти.

И мне даже не хочется притворяться, что я сильно старалась, что я хотела приносить пользу.

«А что ты сделала, Алиса, чтобы быть нужной?» Да ничего. В какой-то момент ты пытаешься барахтаться, как жучок, упавший на спину, отчаянно перебирая лапками. Но, потратив всю свою энергию, остаешься в том же месте, приняв то, что так устроен этот мир. Один жучок сможет перевернуться, просто потому что ему помогут неравнодушные, просто потому что у него другое строение тела, просто потому что в этот час солнце светило ярче. А второй жучок окажется раздавленным под крупным ботинком проходящего человека, навсегда оставшись на спине, просто потому что его не заметили, просто потому что он отличался от других жучков, просто потому что в этот час с неба обрушился дождь.

Я уже привыкла к своей никчемности, но до сих пор не могу привыкнуть к этому миру. Он не для меня, а я не для него. Меня давно греет мысль о том, что я в любой момент могу взять и все закончить. Эта мысль утешает меня каждый вечер, только благодаря ей удается пережить еще один день.

В любой момент я могу уйти.

Почему я его оттягиваю?..

Иногда я чувствую невыносимо давящую пустоту внутри себя. Мне не хочется что-либо делать и даже о чем-то думать, я просто ложусь и смотрю в стену. В эти моменты я не чувствую ничего – ни боли, ни радости, ни тяжести, ни легкости. И это повторяется все чаще.

Я стала заложницей своей внутренней пустоты, и мне нечем ее наполнить.

Очень страшно жить в постоянном опустошении, не понимая свое собственное состояние. Да, я хочу высказаться – но я не знаю, что сказать.

Что со мной? Я не знаю.

От чего мне больно? Я не знаю.

Как мне можно помочь? Я не знаю.

Тогда чего ты хочешь?

Не знаю.

Может, меня бы понял врач? Психолог, психотерапевт, психиатр? Депрессия, ангедония, психологическая травма, навязчивые состояния?

А может, бабка-знахарка определила бы во мне кучу бесов? Лярвы, сущности, подселенцы, порча?

В любом случае это станет борьбой. Неважно, с собственным мозгом или рогатыми чертями – везде мне придется отстаивать свое право на нормальную жизнь. А у меня нет сил, чтобы бороться. Я слаба. И я устала.

Пусть это будет проигрышем, неважно. В моей истории не может быть хорошей концовки.