Текст книги "Реквием по Эрику. Стихи, вдохновлённые Призраком Оперы"

Рассказ мадам Жири

 
Призрак – не выдумка! с ним говорила
Так же, как с вами сейчас, господа.
Я вам скажу – он достаточно милый,
Просто не злите его никогда!
 
 
Помню – впервые его услыхала
В ложе простой, что под номером пять.
Так испугалась я! Красная стала,
Как помидор, Бог не даст мне соврать!
 
 
Хоть и никто не был мной обнаружен,
Слышу, едва лишь вступив за порог:
«О, мадам Жуль (то фамилия мужа)!
Не принесёте ль скамейку для ног?»
 
 
Голос красивый, такой деликатный,
Словно то ангел явился во сне!…
Страшно мне было, но всё же приятно —
Вежливо он обратился ко мне!
 
 
Он мне сказал, что бояться не надо,
Мне он, мол, Оперы Призрак – не враг.
Что ж, услужить я ему была рада —
Очень уж вежлив был Призрак. Вот так.
 
 
Ох, он не любит, когда его в суе
Я вспоминаю, но всё ж об одном
Так, господа, вам поведать хочу я!
Ну не могу промолчать я о том,
 
 
Что не один он является в ложу —
С дамой своею! Я вот что скажу:
То он скамейку попросит для ножек
Дамских, то розу я вдруг нахожу,
 
 
То она веер обронит случайно,
Но не слыхала её никогда…
А ещё – щедр он необычайно,
Призрак, и добр, мои господа!
 
 
Он оставляет мне вознагражденье —
Деньги, коробку любимых конфет…
Но не тревожьте, мсьё, привиденье —
Будет несчастье. Вот мой вам ответ.
 
 
Верите ль в потусторонние силы,
Нет ли – но в будущем ждёт вас беда.
Призрак – не выдумка! С ним говорила
Так же, как с вами сейчас, господа!
 

Ложа №5

 
Всё здесь может казаться обычным,
Без особенностей и примет.
Бархат, красный как кровь – столь привычный
Для придирчивых зрителей цвет.
 
 
Не вульгарней ничуть и не строже,
Чем другие. Ну что тут сказать —
С виду мирная, тихая ложа,
Просто ложа под номером пять.
 
 
Только вот что скажу я – войдите
Вы без гида в неё. И рукой
По колонне большой постучите.
Той, что слева сей ложи простой.
 
 
Вы тот час же услышите призвук,
Словно полость внутри, пустота…
Обитал одинокий в ней призрак,
И манила его красота —
 
 
Он внимал белокурой певице,
Он, играючи, судьбы крушил…
Было ль истиной то, небылицей —
Но как он – так никто не любил!
 
 
От того – и мурашки по коже,
И едва ль я осмелюсь ступать
По ковру этой маленькой ложи,
Просто ложи под номером пять!
 

Рауль. Воспоминания о детстве

 
Мальчишкой я очень любил приключения.
Ах, детство! Счастливых иллюзий пора!
То время историй, и счастья, и пения,
Что мне не забыть, пока память остра.
 
 
Я так был пленён удивительным голосом,
Девчонки, чей робок, невинен был взор,
Чьи вились колечками светлые волосы,
Что видел в ней ангела я, фантазёр!
 
 
Случилось, что шарф обронила прелестная
В пучину морскую. Я сразу – за ним!
Моя гувернантка – ох, злючая бестия,
Чей скучный надзор мне был невыносим,
 
 
Мне что-то кричала. Ругалась, наверное.
Её я не слушал. Я быстро подплыл.
И, чувствуя радость и гордость безмерную,
Промокший, дрожа – фее шарфик вручил.
 
 
О, что мне укор гувернантки? Простудные
И хрипы, и кашель – мне всё ни по чём!
С тех пор милый ангел – та девочка чудная,
Была со мной рядом, и ночью, и днём!
 
 
Я помню рассказы отца её странные,
Об Ангеле Музыки, и домовых..
И пение скрипки, её постоянную,
Тревожную повесть о судьбах других.
 
 
Поведал он нам старины вдохновение:
То маленькой Лотты мы слышали зов,
То Лазарь в мучительным миг воскрешения
Стал гостем ночным наших красочных снов.
 
 
А девочка – пела. И тихая, сладкая,
Порой по щеке вдруг скользила слеза.
И я всё смотрел – осторожно, украдкою
В её голубые озёра-глаза.
 
 
Она отвечала улыбкой застенчивой…
О, что это было? Любовь ли? Игра?
Ах, женский характер – такой переменчивый!…
Ах, детство! Счастливых иллюзий пора!…
 

Крошка Лотта

 
Как обычно малышке Лотте
Снятся самые дивные сны —
То снежинки в беззвучном полёте,
То дыхание тёплой весны,
 
 
Или призвуки яркого лета,
Или осени мир золотой…
Каждый сон её соткан из света,
И царит в нём безмерный покой.
 
 
Крошка Лотта во сне – летает,
Только тень облаков – вокруг,
Ведь всегда её сон охраняет
Ангел Музыки – вечный друг.
 
 
Как всегда он поёт ей песни,
Её добрый хранитель грёз.
В нём – источник святой, небесной
Чистой музыки, сладких слёз.
 
 
Ей так нравится слушать пенье,
И сама поднебесная гладь
Дарит Лотте своё вдохновеннье,
Учит Лотту на скрипке играть.
 
 
И так сладко становится крошке —
Не до кукол, не до башмачков.
Ведь земли не касаются ножки,
И парит она средь облаков,
 
 
И звучит её скрипка в полёте,
В вихре звуков, в объятьях мечты…
Как обычно малышке Лотте
Снятся сны неземной красоты.
 

Кристина. Мысли об отце

 
Живший, полагаясь на Создателя,
От своей судьбы бежавший прочь,
Жил-был человек с душой мечтателя.
Он любил лишь музыку и дочь.
 
 
Всё, чем он владел – лохмотья чёрные.
Не был он успешен и богат,
Но в руках волшебника, покорная,
Оживала скрипка, говорят.
 
 
И как из священного источника,
Лился голос в солнечных лучах —
Пела его маленькая доченька,
Словно нежный ангел в небесах.
 
 
И взмывали звуки вереницею,
Сладостной гармонией дыша,
Будто бы у скрипочки с певицею
На двоих одна была душа.
 
 
Как был тот дуэт очарователен!..
Годы шли – того не превозмочь…
Где же человек с душой мечтателя,
Что любил лишь музыку и дочь?
 
 
Он ушёл, но молвил на прощание,
Дочери, что Ангел будет с ней..
Сбудется ли это обещание?
Если суждено – то поскорей…
 

Кладбище на Перросе. Экстаз Кристины

 
В мрачном царстве покоя и тления
В эту ночь всё дышало, жило.
Тишина… Как остры ощущения!
Слишком холодно, слишком светло,
 
 
И могила, где он, мой единственный,
Мой отец, друг, которого нет —
Излучала какой-то таинственный,
Слишком мягкий и трепетный свет.
 
 
И, упав на колени, тревожная,
Я читала молитву, как вдруг
Прикоснулась к душе осторожная
Тема скрипки… Пленительный звук,
 
 
Наполняя безмерной истомою,
Усыпляя мой ум, воспарил,
И мелодия, с детства знакомая,
Возносилась над сомном могил.
 
 
Я внимала, безумная, жадная —
Сердце музыке подчинено…
О, я знала – всё ложь беспощадная!
Но в тот миг было мне всё равно.
 
 
Скрипка пела – так горько, так сладостно,
Словно Лазарь, познавший покой,
Вдруг с безмерною болью, но радостно
Голос Бога воспринял живой!
 
 
Скрипка пела – темно и отчаянно,
Словно сердца касаясь смычком,
Словно горестный дух неприкаянный
Затаился в беззвучье ночном.
 
 
И металась душа моя бедная,
В этой музыке, в этом огне…
Скрипка пела. А я свои бледные
Руки робко простёрла к луне,
 
 
Синий свет заключая с объятия,
Погрузившись в обман с головой,
Я внимала любви и проклятиям,
Я парила над грешной Землёй!
 
 
Голос скрипки – крик боли, рыдание,
Сердце музыке подчинено…
Подарю только смерть и страдание
За блаженство. Но мне – всё равно…
 

Рассказ Рауля о происшествии на кладбище

 
Господа! Каждый, кто меня ранее знал
Хоть немного совсем, хоть чуть-чуть,
Тот трусливым меня б никогда не назвал
Да и нынче – кто смеет дерзнуть?
 
 
То, что видел тогда я на кладбище —
Ад, Смерть сама, Сатана во плоти!
О, поверьте, мсьё – я и сам был не рад,
Когда встал у него на пути.
 
 
Да, признаюсь. Я вёл себя глупо, следив
За певицей Кристиной Дае!..
О, как странно был снег освещён! Как красив
Был тот старый погост в полутьме!
 
 
Как светила луна! Я тогда в первый раз
Был на кладбище ночью… Она
Прошла мимо, вся в облаке мыслей и фраз —
Шла, молитвою поглощена.
 
 
И склонилась она у могилы отца,
И в тот миг показалось мне вдруг —
Из холодной могилы Дае-мертвеца
Слышен скрипки чарующий звук.
 
 
О, я знал эту музыку! О, как сейчас —
Лазарь, Лазарь восставший.. И мне
Показалось, что, вроде как, впала в экстаз,
Трепетала Кристина Дае.
 
 
Подняла свои руки наверх, к небесам,
И казалась едва ль не святой,
В упоеньи внимала она голосам,
Что слышны были ей лишь одной.
 
 
А потом… О мой бог… Сам не знаю, зачем —
Я разглядывал кучу костей.
Ухмылялся мне череп, уродлив и нем,
Безобразной улыбкой своей.
 
 
Миг один – и скатился к моим он ногам,
Словно злобно со мною шутил…
Смолкла скрипка. Лишь тени снуют – тут и там,
За одной из них я поспешил.
 
 
Она – в церковь, решив от меня ускользнуть,
Я – за нею. Да как бы не так…
Ну зачем преградить я пытался ей путь,
Да за плащ прихватил? Ох, дурак!
 
 
Боже мой, господа… Верьте чести моей,
О, не ждал я такого конца!
Пред собою узрел в ярком свете свечей
Я – о ужас! – лицо мертвеца!!!
 
 
О, я видел его, как сейчас вижу вас —
Носа нет… Боже мой, что за взгляд!
Что за демон сидит в глубине этих глаз!
Что за страшный, пылающий Ад!
 
 
Это всё, что я помню. Я трус ли? О, да!
А смогли бы себя превзойти,
Если б вам вдруг явился кошмар, господа,
Смерть сама, Сатана во плоти??
 

П. О. Второе письмо директорам

 
Мои Господа!
 
 
Мне б хотелось понять —
Грядёт между нами война?
Но видите ль, гнев мой потом не унять,
Лиха моя злоба. Черна.
 
 
Но если желаете мира ещё —
Все пункты, что в этом письме —
Вот мой ультиматум. Исполните всё.
А нет – тогда быть уж войне.
 
 
Итак. Пункт один. Я прошу, господа,
Мне ложу вернуть, номер пять.
И чтобы никто на неё, никогда,
Не смел больше претендовать.
 
 
Пункт два. Маргариту сегодня должна
Исполнить Кристина Дае.
Карлотта в порядке – Карлотта больна,
И пусть отдыхает себе.
 
 
Мои импресарио! Как вы могли
Меня билетёрши лишить?!
Пункт три. Что касается доброй Жири —
Прошу её восстановить.
 
 
Чуть позже вам будут преподнесены
Отчёты о деле простом —
О сумме, которую вы мне должны
За месяц. Но это – потом.
 
 
Но если решите со мной вы шутить —
Поверьте мне – грянет война.
Не стоило Призрака Оперы злить.
И ваша в том будет вина,
 
 
Что тёмных кошмаров поднимется рать,
И бедный шедевр Гуно
На проклятой сцене не будет звучать
Сегодня.
Всегда ваш, П.О.
 

Реакция Карлотты на письмо от П.О.

 
В свой адрес частенько я слышу угрозы,
Но это письмо отличается…
Но я – примадонна, и это – мой козырь,
Пусть это кому-то не нравится!
 
 
Меня запугать – не легко вам, мужчины,
Интриг да девчонок любители!
Друзья непростые у этой Кристины,
Но кто же её покровители?..
 
 
Ах, гнев и предчувствие сводят мне плечи,
В тревоге читаю послание:
«Посмеете петь, госпожа, в этот вечер —
Несчастья вас ждут и страдания!
 
 
Откроете рот – примадонна, поверьте —
Тот час же о том пожалеете.
О, то, что случится, для вас – хуже смерти…»
Да кто вы такой?! Как вы смеете
 
 
Указывать мне, знаменитой певице?
Но я не девчонка забитая!
Нет! Буду я петь! Ничего не случится!
Умру – но спою Маргариту я!
 
 
О да, всё я помню, и я не простила
Кристины триумф, этой бестии!
О нет, приложу все старанья, все силы,
Чтоб образ мой не обесчестили!
 
 
У публики вызову сладкие слёзы,
С тревогой не сложно мне справиться…
Ведь я – примадонна, и это – мой козырь!
Пусть это кому-то не нравится!
 

Карлотта. «Жаба»

 
Карлотта великой певицей слыла,
Обласканной славой, успехом.
Теперь вспоминают о ней без тепла —
А с нервным, безрадостным смехом.
 
 
Что стало с блистательной в тот роковой,
В тот Призраком проклятый вечер,
Когда распрощались навек с головой
Консьержки дородные плечи,
 
 
Когда на неё – на консьержку – звеня,
Свалилась огромная люстра?
Но голос Карлотты, сей дар соловья —
И – так облажаться!… Как грустно.
 
 
Такое возможно, пожалуй сравнить
С падением метеорита…
О, пела она – невозможно забыть! —
На сцене тогда Маргариту.
 
 
Божественный голос так дивно звучал!
Вот, главную арию спела,
И был очарован весь зрительский зал
Её обаянием смелым.
 
 
И Фауст, упав на колени пред ней,
Столь робким казался и слабым…
Но вдруг, закулисных всех слухов грязней,
Из губ её выползла «жаба»!
 
 
Нет-нет, не живая и скользкая мразь,
(О, Боже, храни земноводных!)
А мерзостный призвук, вокальная грязь —
Не пения звук благородный.
 
 
И в ужасе – зал. Освистали бы в миг
За «жабу» любую певицу,
Но это – Карлотта, чей голос – родник!
О, что с ней могло приключиться?!
 
 
А дива стоит, ни жива, ни мертва,
Но – волю в кулак, пусть не сразу —
Вновь петь начала. Но кошмарное «ква» —
Опять окончание фразы!
 
 
Казалось ей, голос – уродлив и мал,
Не пение – призвуков сгусток…
И дьявольский хохот Карлотту прервал:
«Не выдержит даже и люстра,
 
 
Того, как Карлотта сегодня поёт!»
Лишившись креплений-поддержки,
Отправилась люстра в свой страшный полёт
На голову бедной консьержки.
 
 
Да что там консьержка… Ну жаль, что конец
Такой её ждал несчастливый…
Истома другая у сотен сердец —
Что стало с блистательной дивой?
 
 
Что сделалось с той, что прекрасной была,
Капризной, чуть-чуть эпатажной?
Карлотта великой певицей слыла…
Так что же?.. А, в прочем – не важно!
 

Леди Лин – Гастону Леру по поводу беспочвенных оскорблений в адрес Карлотты

 
Мсье Леру! Благодарна безмерно я
За роман ваш, за вашу работу…
Только мысль одна чёрная, скверная
Разум гложет – за что так с Карлоттой?
 
 
Не сюжет возмутил – уверения,
Что души нет у этой певицы,
Оскорбления и обвинения
Её в жизни распутной девицы…
 
 
Обвинения эти беспочвенны —
Ведь у каждого есть недостатки.
В каждом сердце – свои червоточины —
Всё от жизни недоброй, несладкой.
 
 
Та, кого вы, мьсе, унижаете —
Себе в жизни была властелином.
Почему же вы предпочитаете
Тихих, нежных убийц – как Кристина?
 
 
Как считаете, что благороднее —
Друга ли довести до могилы,
Иль самою бороться с невзгодами,
На свои полагаясь лишь силы?
 
 
Что честнее – двух верных поклонников
Извести своей детской игрою,
Иль иметь – да хоть сотню! – любовников —
Не пытаясь казаться святою?
 
 
Быть себе лишь подругой – но верною,
На других ли взвалить все заботы?..
За роман благодарна безмерно я.
Только зря вы так с бедной Карлоттой…
 

Падение люстры

 
Под великой Карлотты ужасное «Ква»
Трепетал этот проклятый вечер.
Волновалась толпа, как живая канва
И безумные слышались речи.
 
 
От дыханья холодного – иль сквозняка —
Пробежали мурашки по коже
Тех, чья роль в этом театре была велика —
Двух серьёзных господ в пятой ложе.
 
 
Не до смеха, увы. Страшным звоном в ушах —
Примадонны кошмарное пенье,
И внушает теперь им панический страх
То, что раньше слыло наважденьем.
 
 
И твердил им, смеясь, неприкаянный дух
Несуразные, страшные вещи…
И казался жужжанием мерзостных мух
Оглушительный скрежет зловещий.
 
 
Они подняли головы. Сдавленный крик
Был синхронен, пугающе краток.
А над ними в сей миг, полный ужаса миг
Словно щупальца, вились канаты.
 
 
Там, внизу, захлебнулась живая канва
В диком визге стеклянного хруста…
В головах двух господ трепетали слова,
Словно эхо: «О, Господи… Люстра…»
 

Граф Филипп о влюблённости Рауля

 
Из Рауля угрюмый сейчас компаньон —
Ох уж эти мальчишкины страсти!
Он увлёкся певицей! Всерьёз! Я взбешён!
Не хватало нам этого «счастья»!
 
 
Что за страшный устроила переворот
В голове его эта Кристина!
Говорят, чистый ангел она, только вот
Её видели в парке – с мужчиной!
 
 
Что же хочет она, этот призрак ночной,
От мальчишки из высшего света?
Ведь не станет Раулю бродяжка – женой!
Не посмеет обманщица эта!
 
 
Как легко эта девушка водит за нос
Моего неразумного брата! Он так бледен…
Глаза сильно вспухли от слёз,
Он ей верит наивно и свято…
 
 
Ничего. Сколько раз ещё влюбится он!
Слишком молод он – жизни не знает…
Из Рауля угрюмый сейчас компаньон —
Он расстроен… Ну, пусть отдыхает!
 

Визит Рауля к мадам Валериус

 
Рауль так страдал! Он любил, но не верилось,
Что близился славный союз двух сердец —
Его и Кристины… К старушке Валериус
Терзанья его привели наконец.
 
 
В глаза ей глядел, голубые и ясные,
Что были по детски наивно-чисты.
А вдруг она знает – в какую опасную
Игру увлекли его деву мечты?…
 
 
Старушка светилась улыбкою благостной,
Такой лучезарной, почти что святой.
Звучал её голос спокойно и радостно:
«Подсядьте поближе-ка, мой дорогой!
 
 
Мой мальчик! Позвольте же взять мне вас за руки!
О, как же давно я не видела вас!
Какой же вы были хорошенький, маленький!
Какой же вы взрослый, серьёзный сейчас!»
 
 
И вся погружённая в воспоминания,
Не ведая тяжести мыслей и бед,
Твердила старушка свои причитания,
Порою похожие больше на бред.
 
 
Смеялась она над любовью неопытной,
Юнца доводя своим смехом до слёз.
Потом рассказала о той, что безропотно
Себя предала на алтарь вечных грёз.
 
 
Но замерло вдруг его сердце тревожное,
Лицо загорелось – от ярости – вдруг
В ответ на слова её неосторожные:
«С ней – Музыки Ангел, мой маленький друг!
 
 
Он послан Кристине почившим родителем,
Он был ей обещан. Свершилось! И вот
Ей Ангел стал другом, Рауль, и учителем.
Ах, наша Кристина теперь ТАК поёт!»
 
 
Сияли глаза удивительной ясностью —
Увы, ничего он не смог в них прочесть.
Какой ещё Ангел?? Кристина – в опасности!
Иль лгунья она, позабывшая честь!!!
 
 
Ах, зря он явился к старушке Валериус,
Старушка – безумна. И это – конец…
В невинность любимой – не очень и верилось,
Но кто этот странный учитель-певец?…
 

Рауль. Загадочная карета

 
Как холодно, зябко… Какое безумье!
О, что я здесь делаю?… Ночь
Меня погружает в такое раздумье,
Что мчатся надежды все прочь.
 
 
Чего же в сиянии лунного света
Я жду, когда ночь так страшна?…
Но что это? Боже, карета! Карета!!!
Я знаю, в карете – она!
 
 
Всё ближе. Я словно у адовой бездны,
Как будто на самом краю…
Ах, все утешенья сейчас бесполезны!
О Господи, как я люблю!
 
 
Соперник, соперник… Он с ней пребывает!
Да кто он, в конце-то концов?…
Но близко карета! Луна освещает
Знакомое с детства лицо…
 
 
Она, то она! С ней – какой-то мужчина,
Весь в чёрном, едва различим…
Ах, то – этот «Ангел»! – Кристина, Кристина!! —
Куда она ночью – и с ним?!
 
 
– Кристина!!! – Увы, никакого ответа,
Лишь только закрылось окно,
И быстро, как в сказке, умчалась карета,
И вот – я один. И темно…
 
 
Темно на душе, от того, что девица,
Которую я полюбил,
Нечистой душой оказалась, блудницей…
О, Господи, нет больше сил!
 
 
Увы, куртизанка с глазами ребёнка,
С улыбкою нежной… А стать…
Зачем же ей быть такой хрупкой и тонкой,
Чтоб враг её смел обнимать?
 
 
Быть словно из звёзд, из небесного света,
Казаться едва ль не святой,
Чтоб вместе с мужчиной промчаться в карете —
Да позднею ночью глухой?!..
 
 
Меня так изводят все эти раздумья,
Так давит холодная ночь…
И что я здесь делаю? Боже, безумье!
Ах прочь же, отверженный, прочь!
 

Рауль. «Кто этот Эрик?!»

 
До чего же она холодна!
Ах, у нимфы – железная стать!
Но я здесь, и я всё должен знать —
Чашу боли я выпью до дна!
 
 
О, смогу ль ей простить этот миг,
Эту горечь простить ей – смогу ль?
Когда рядом несчастный Рауль,
Она шепчет: «Несчастный Эрик!»
 
 
Беспощадная! Наш разговор
Будто выжег мне сердце огнём!
А она – всё о нём и о нём…
Я рабом стал певицы! Позор!
 
 
Что-то пишет… Мгновенья бегут,
Я замучился ждать. Я устал!
От любви я зачах и увял…
Но мне чудится… стены поют??
 
 
Всё отчётливей пенье, нежней,
Мягче голос за этой стеной,
Звук пленительной, светлой волной
Согревает сердца всё сильней.
 
 
Ах, и вновь она шепчет: «Эрик!
Это вы опоздали, мой друг!
Я ждала вас!». Не вынести мук!
Трудно сдерживать горестный крик…
 
 
Она здесь, она с ним – подлецом,
Как ей верить теперь? Ведь она
Так ведёт себя, будто пьяна,
И сияет от счастья лицо…
 
 
Что за голос! То нежность, то мощь,
То погибель в нём, то благодать…
Совершенство… Я должен признать —
Трудно чары его превозмочь!
 
 
Но что вижу?? Она – что за бред?! —
Рядом, в зеркале, слабым огнём
В отражении гаснет своём…
Вот Кристина – а вот её нет!!!
 
 
Я метнулся к ней – поздно… Стекло,
Отражение, и – тишина…
Неизвестность – до боли страшна…
Ум отчаяньем заволокло,
 
 
Как чужой – слышу собственный крик.
Захочу ли простить? И – смогу ль?
Ах, несчастный, несчастный Рауль!…
…Кто же этот проклятый Эрик?!…
 

Маскарад. Красная Смерть

 
О, какой маскарад! Царство света и лжи,
Бледный призрак пленительной сказки —
Всё возможно, достигнуты все рубежи —
Если истина скрыта за маской.
 
 
Как оркестр ревёт! Вальс дурманит юнцов,
Кружит головы страстным девицам…
Ах, каков маскарад, этот праздник глупцов,
Праздник жизни! Изволь веселиться!
 
 
Не по мне, не по мне эта вся круговерть,
Всё безумие масок и грима!
Не касайтесь меня. Я – лишь Красная Смерть,
Просто Смерть, проходящая мимо!
 
 
В этот день каждый может без страха, тайком,
Стать рабом своих тайных желаний,
Чтоб потом предаваться в тиши, вечерком,
Буре сладостных воспоминаний.
 
 
Может честный, святейший отец-семьянин
Очутиться в объятьях блудницы,
Или, в тайне от брата, юнец-дворянин
Заручится любовью певицы…
 
 
Не по мне, не по мне эта вся круговерть,
Всё безумие масок и грима!
Не касайтесь меня. Я – лишь Красная Смерть,
Просто Смерть, проходящая мимо!
 
 
Кто-то встал на пути. И смеётся. Ну что ж.
Раз уж так – я начну представленье:
Ощутите весь ужас, смертельную дрожь —
Моё мёртвое прикосновенье.
 
 
Ощущая весь холод, всю мощь моих рук,
Вы в лицо мне глядите с опаской.
Приглядитесь внимательно, смелый мой друг.
Да, мсьё. Это вовсе не маска.
 
 
Не по мне, не по мне эта вся круговерть,
Всё безумие масок и грима!
Не касайтесь меня. Я – лишь Красная Смерть,
Просто Смерть, проходящая мимо!…
 

Маскарад. Чёрное, белое, красное

 
Гремел шумный бал. И смешались все краски
В неистовом танце в единую муть.
Мелькали повсюду забавные маски,
Скрывавшие самую разную суть.
 
 
Здесь дамы вели себя бойко и смело,
Само безрассудство здесь правило бал.
И только застенчивый юноша в белом
В толпе маскарадной кого-то искал.
 
 
Он ловко примерил личину страдальца —
Любовный терзал его сердце недуг.
Но в чёрной перчатке дрожащие пальцы
Легонько коснулись руки его вдруг.
 
 
И он поспешил за пленительной тенью,
Он знал, что под тканью атласной – она,
Отрада его, и его наважденье,
Что свету подобной была рождена.
 
 
И только сейчас он заметил, что дивом
Роскошным и ярким была эта ночь.
Но дева, порой озираясь пугливо,
Влекла за собой от гостей его прочь.
 
 
От алых одежд ужасающей Смерти,
Что взором горящим глядела им вслед,
От жаркого танца хмельной круговерти,
Манила туда, где кончается свет,
 
 
В ночной полумрак, ближе к небу, на крышу,
Туда, где покой да ночные огни,
Туда, где никто их, никто не услышит…
Ну, может быть – тени, да звёзды одни.
 
 
И юный любовник предался надеждам,
И что до того, что за ним в этот миг
Следил страшный призрак в кровавых одеждах,
Когда он, влюблённый, блаженство постиг —
 
 
Любви неразумной невинные ласки? Да,
Смерть им грозила – но в этом ли суть?…
А где-то внизу чьи-то лживые маски,
Все краски смешались в единую муть.