Текст книги "A.S.U.L.Y.M., или Приключения начинаются"

– А кто это? – задорно блеснули глазки девушки.

– Матрёна Сергеевна Ариматова – это, уважаемая Фимочка, жена моя, чей образ я непрестанно ношу в сердце своём. Хоть и не видел я дорогую Матрёшечку уже более тринадцати лет, в моей душе она заняла определённые территории, где проживает совершенно автономно от моего сознания.

«Всё-таки и у такого есть человеческие привязанности. Приятно. Только на что ему Китай сдался? За шмотками дешёвыми, что ли решил сгонять?».

– Вы недоумеваете относительно моего выбора? Почему? Ведь Китай – страна с потрясающей культурой, удивительной природой. А премудрости государственного устройства! Чего стоит прекрасно известный вам, Серафимочка, старец Конфуций?

Всю пятитысячелетнюю историю Поднебесной Серафима могла бы обобщить в следующих словах: «Сидят там, небось, шьют свой ширпотреп, чтобы им весь мир заполонить, а потом управлять». Сторонний наблюдатель счёл бы эту мысль параноидальной, хотя и не лишённой здравого экономического подтекста. В Залесcке существовал свой кружок, включавший в себя пятёрку старейшин, любивших порассуждать за рюмочкой о глобальных проблемах мировой политики. Разумеется, все они уж точно знали, что нужно сделать, чтобы жизнь резко пошла в гору; также они были свято уверены, что во всём виноваты жиды. Серафима не входила в это элитное сборище, однако наличие отца, иногда проводившего собрания Пиквикского клуба Залесского разлива прямо у них дома, несколько расширило её знание географии и особенно геополитики.

– Вижу, Вы всё ещё думаете, почему я не попросил подкинуть меня до Штатов или куда-нибудь в старушку-Европу? Вы, несомненно, оцениваете достойность страны по уровню её благосостояния, по показателям ВВП и ИРЧП. Каюсь, образ жизни высокоразвитых стран пришёлся мне по вкусу, и когда моя работа закончится, я мечтаю поселиться где-нибудь в Дании, спокойной стране без резких перепадов температур и людских характеров, в которой можно тихо радоваться жизни, не боясь нищей старости. Но это позже… Не сейчас… – тут его взгляд весьма затуманился, а весь облик принял вид человека, одержимого целью.

Он резко подошёл к деревянной коробке, которую китайцы в самом начале повествования поставили в центр комнаты. Валентин Георгиевич совершил над ящиком ряд махинаций, отчего стены его упали сами собой, и перед Серафимой возник странный предмет.

Высотой он был около метра и столько же занимал в диаметре, напоминал пенёк, идеально ровный по краям и слегка приплюснутый сверху. Верхняя лицевая часть была разделена на 9 кругов, а в центре находилась выпуклая, как будто хрустальная полусфера. Кольца были исписаны странными иероглифами и символами, которые вместе образовывали единый рисунок. Впрочем, при повороте любого из кругов общий рисунок изменялся.

– Знаете ли Вы, дитя моё, что это?

– Плита какая-то?

– Да как Вы посмели! – воскликнул учёный, глаза которого метнули в Фиму несколько искр возмущения. – Это A.S.Y.L.U.M., или Automatic System of Creating and Loading Universe Model. Я сократил и несколько видоизменил аббревиатуру для простоты, и всегда произношу её не по принципам английской фонетики, а на русский манер, то есть асулýм, опять же для простоты.

Серафима приблизилась к странной штуке и потрогала её пальцем. Сначала ей показалось, что прибор сделан из камня какого-то странного, нежно-серого оттенка; однако подойдя поближе, она убедилась, что материал чем-то напоминал пластилин и был удивительно тёплым. Приложив к агрегату ухо, она почувствовала некое подобие вибрации. От аппарата исходил едва слышный гул. Он как-то незримо обволакивал девушку, и отходить от него совсем не хотелось.

Казалось, асулум погрузил Валентина Георгиевича в лёгкую степень безумия; почтенный Профессор расхаживал позади Серафимы чудовищно большими шагами, и вся его взволнованная фигура напоминала то ли принца датского, то ли тень отца его.

– Есть на Земле места силы. Мне не очень приятно в них находиться, потому что для жизни там нужно обладать мощным энергетическим полем. Знаете ли, я учёный… Вспышки эмоций производят на меня такое же впечатление, как песня «Тополиный пух» на аллергика. Для инопланетян же такие места – родная стихия; им там даже скучно. Мне приходилось в качестве рыбы-прилипалы таскаться с ними по самым энергетически мощным местам нашей планеты, от Гранд-Каньона до острова Пасхи. Ужас, я вам скажу! Терпеть эти энергетические шторма, перепады настроения местных жителей и постоянно находиться на грани между безграничным счастьем и совершенной, всё сметающей тоской! «Спокойствие, только спокойствие», – лишь мантра старины Карлсона меня и спасала… Плюс от моего пребывания в этом кошмаре состоял в том, что я чётко понял: для работы асулума лучше выбирать именно такие места. Поэтому я попросился в Китай, а точнее в Тибет, эту сокровищницу мировых знаний. Древние верили, что там располагаются врата в Рай. Охотно верю, хотя эти пять с небольшим лет дались мне не без труда. Конечно, я был вознаграждён с лихвой, ибо такое количество мудрых людей на квадратный метр я не встречал ни разу в жизни. Были, конечно, экземпляры с прескверным характером, зато я в любой момент имел доступ к советом местного старосты, старика Ляо Бао. Именно он предложил съездить в Россию и поискать нужную кандидатуру там; ведь на Родине мне было бы проще найти общий язык с нужным человеком и втолковать то, что я хочу. Тем более наша страна не совсем обделена местами силы, – сказал он с несколько плотоядной улыбкой.

– Это, – продолжил он, театрально указывая пальцем на асулум, – прибор, который можно использовать для входа в ноосферу. Я уже говорил Вам, что ноосфера существует в параллельном измерении, однако человеческий разум не изобрёл пока способа туда пробраться. Я знаю, как это сделать.

Тут уж Профессор совсем стал похож на Рафики, демонстрирующего Симбу зверятам.

– Конечно, – принялся семенить Валентин Георгиевич, – я сделал это не совсем честным, не совсем научным, а скорее даже криминальным путём. Перед моей высадкой все инопланетяне собрались в главном зале и запустили окно транспортации. Открывается оно очень медленно, дня три по нашим меркам. Пользуясь моментом, я отправился в самый нижний отсек, некое подобие склада, и начал озираться по сторонам, прикидывая, что можно взять с собой без ущерба для корабля, однако с громадной пользой для человечества. Вдруг мой взгляд упал на жидкий шар из какого-то странного металла, бьющего по глазам. Он парил в углу, как-то трогательно и совершенно одиноко; я подумал, что это никому ненужная вещь, мусор, который скоро выкинут. А сколько в нём могло оказаться полезного инопланетного материала! Я вспомнил, что в этом же отсеке находилась дверь для экстренной телепортации на Землю, которой пользовались лишь в крайних случаях. Технология эта устарела и часто давала сбои; пользоваться ею было очень опасно. Сам не понимаю, что на меня нашло. Теперь мне очень стыдно перед своими друзьями. В пол был вмонтирован прозрачный люк, состоящий из какого-то рыхлого вещества кристаллообразной формы. Я знал, что нужно было делать. Сердце моё колотилось, а уровень адреналина превышал все допустимые лимиты. Я встал на люк и, чтобы ввести координаты местности, начал поворачивать маленькие камешки, обрамлявшие его. Ох, и нелегко это было! Почва под моими ногами ходила ходуном, и свободной рукой мне пришлось что есть мочи вцепиться в шар, который так и норовил выскользнуть из рук. Наконец, камешки загорелись жёлтым, раздался дикий свист, и через каких-то пару мгновений я очутился в Китае, весь растрёпанный, взъерошенный, еле переводивший дух.

– Да не такие они уж и дураки, – сказала просунувшаяся из-за двери голова Пашки. – Если инопланетяне дали вам сбежать с шаром, значит, и не нужен он им был особо. Можно подумать, они ваших мыслей не читали.

Пробегав некоторое время вокруг озера, парень в конце концов понял, что его разводят качественно, как кроликов в голодные времена, и с паническим воплем поспешил обратно. Вся радость Валентина Георгиевича мгновенно отразилась на его перекошенном лице.

– Не рано ли вы к нам нагрянули, Павел Анатольевич?

– Боюсь, моя энергия крамбабини давно перехлестнула точку Джоуль, – отрезал Кравчук, самовольно заходя в помещение и резко отряхивая снег с куртки.

– Что ж, если вы так считаете… – смирился Профессор, осознав, что выпроводить нахала сможет только отряд полиции.

– А почему вы говорите, что асулум был металлическим и жидким?

– При переходе из реальности в реальность предметы могут слегка видоизменяться. Чтобы сохранить свои функции, асулум преобразовался именно таким образом.

Пашке, конечно, очень сильно хотелось врезать Профессору за трюк с озером, но он каким-то чудом осознал, что ничего этим не добьётся. Парень понял, что нужно действовать осторожнее и хитрее. Впрочем, эта наука давалась ему с трудом: он аж привскакивал от нетерпения. Парню хотелось побыстрей поменять Береснёво на какой-нибудь Роканнон, где он будет не обычным школьником, а супергероем, вершителем судеб. И лизали дражайшие одноклассники подножие его космического корабля! О родителях и друзьях Пашка не думал. Он их, конечно, любил, но куда до родителей, когда на кону судьбы галактик!

– Ух ты! А как эта штука работает? – приступил Кравчук к штурму.

– В этом и вопрос, дорогой мой друг!

– Вы что, – грозно спросил Пашка, приступая к ментальной корриде, – сами не знаете?

«Только голову зря дурит. Припёр какую-то штуку – может, она и полезная, а вот поди разберись! А вдруг это бракованный межкосмический драндулет, нам-то что с ним делать?» – с горечью подумал парень.

– Не волнуйтесь, мой нетерпеливый коллега. Кое-что знаю. Однако это инопланетная технология, и овладеть ею полностью за пять лет, пусть даже проведённых в Тибете, было бы недоступной мне роскошью.

Вы видите тут девять колёс. Каждое отвечает за свой параметр. Например, вот это, самое большое, меняет время. И при этом меняет очень странным способом. Нулевой градус – это, образно говоря, отметка настоящего. Когда вы начинаете крутить колесо по часовой стрелке, то медленно проникаете вглубь прошлого – максимальная глубина погружения в историю составляет 180°. На этой отметке раздаётся странный щелчок, и время начинает течь от обратного: 181° – самое отдалённое будущее, 359° – почти настоящее. При этом мне трудно сказать, какие именно года соответствуют 179° и 181° – вся сложность в том, что на один и тот же градус могут приходиться совершенно разные временные промежутки. Скажем, иногда колесо начинает сразу вращаться против часовой стрелки, по направлению в будущее. Во время одного эксперимента -5°(или 355°, как вам удобнее) у меня соответствовали семнадцати годам, во время другого – трём…

У Пашки закружилась голова от умопомрачительных перспектив.

– Так что, это так можно на триста миллионов лет вперёд попасть? – восхитился парень.

– Сложно сказать, – пожал плечами Профессор. – Я до сих пор не могу понять, как много времени заложено в 360° девятого колеса. Четыре с половиной миллиарда лет существования Земли? Двести тысяч лет существования человека разумного?

– Может быть, всё время, которое отведено Вселенной? – вторил Пашка.

– Нет, – махнул рукой Профессор. – Вселенная будет существовать всегда. Но если время бесконечно, то функционирование девятого колеса в принципе невозможно: должна быть начальная и конечная точки отсчёта.

– А вдруг в этом колесе асулума время спрессовывается, уплотняется с каждой новой секундой?

– Не говорите ерунды, – раздражённо махнул рукой Профессор. – Это очень маловероятно. Продолжая мои изыскания: главная сложность заключается в том, что я до сих пор не смог рассчитать, сколько времени заключено в одном градусе девятого колеса. И на это имеется несколько соображений. Прежде всего, здесь мы имеем дело с плотностью времени.

– То есть?

– Это же инопланетный прибор, не забывайте! Его не интересует та математически правильная, но абсолютно неестественная система летоисчисления, которую мы, люди, придумали. Вообразите: вы сидите в школе и скучаете, не зная, чем себя занять. Хотя урок длится сорок пять минут, у вас ощущение, что прошёл целый день. И представьте себя на празднике у лучшего друга: вам весело, вы только что засунули яйца в микроволновку и покрошили винегрет на голову заснувшей даме. День пролетит моментально. Женщины говорят, что с любимым человеком время вообще останавливается.

– Это да, – решила поддержать разговор Фимочка. – Но по мне так наоборот. Когда счастлива, время медленно течёт, а когда нет, так галопом скачет.

– Вот видите, – пожал плечами Валентин Георгиевич. – В этом вся сложность. Ничего нельзя утверждать наверняка.

– Но ведь тогда и рассчитать ничего нельзя! – огорчился Пашка.

– А это даже не самая главная сложность, друг мой, – радостно добавил Профессор. – Есть ведь наглецы, которые считают, что времени вообще не существует и всё протекает одномоментно.

– Вообще дураки какие-то! – авторитетно заявила Серафима.

– Вам, разумеется, виднее, друг мой, – сдержанно улыбнулся учёный. – Лично я строго убежден, что время – это спрессованный эмоционально-каузальный поток. И вот какое соображение особенно осложняет наши изыскания. Бытует мнение, что в эпоху перемен, когда в жизненном котле человечества бурлят события, будь то революции, войны или неожиданные радости, время сужается и уплотняется. Наоборот же, когда жизнь спокойна и размеренна, время становится редким и жидким.

– Это вы с какого потолка взяли? – буркнул парень.

– Мой потолок – Вселенная. Но даже и это не самое сложное. Например, конец XVIII – начало XIX веков для Европы было временем потрясений, вспомнить хотя бы события Французской революции, Наполеоновских войн и научного прогресса. Люди испытывали самые сильные эмоции, как положительные, так и отрицательные. В Китае же или в изолированной от внешнего мира Японии ничего сверхъестественного не происходило. В итоге берём массу эмоций жителей европейского континента, добавляем относительно низкий эмоциональный накал азиатов, приплюсовываем другие страны (я уже не буду вдаваться в исторические подробности, вы их и сами отлично знаете), и в знаменателе получаем нечто среднее. Потом получившуюся массу равномерно размазываем по девятому кругу. Или не размазываем? Может, что в наиболее плотные по времени моменты колесо просто труднее двигать, а периоды, когда ничего не происходило, оно летит вхолостую?

– Охренеть из вас учёный, – пробормотал Пашка.

– Друг мой, – обиженно насупился Валентин Георгиевич. – Время и пространство таят в себе массу загадок, и кто я такой, чтобы разгадать их все до единой? Да, я до сих пор не могу точно сказать, куда попадёт человек, крутя то или иное колесо. Однако всё это было бы полбеды, если бы не проклятые личные настройки.

– То есть?

– Понимаете, существует две опции, две возможности существования в асулуме. Вы можете быть сторонним наблюдателем, а можете эмоционально вовлекаться в реальность. В первом случае вы сохраните свою память и сознание, но не сможете влиять на происходящее. Во втором случае вы постепенно забудете, кто вы и откуда, однако будете жить полной жизнью, взаимодействовать с героями и в какой-то мере менять реальность.

– Это как? – сразу заинтересовался Пашка.

– Своими эмоциями. Когда реальность поглотит вас, ваши подсознательные программы сольются с ней, так что пространство неизбежно изменится. Очень сильное преображение реальности может даже немного сдвинуть настройки колёс! Это я выяснил на взаимодействии с восьмым колесом. Сейчас объясню.

Асулум позволяет жёстко фиксировать настройки: когда мой подопечный находится внутри, я могу сделать так, чтобы все колёса оставались на своих местах, и только одно крутилось, меняя тот или иной параметр реальности. Конечно, проворачивать такие вещи – довольно опасно, лучше отдаться на волю аппарата, чтобы всё протекало естественно. Так вот, экспериментальным путём я выяснил, что восьмое колесо отвечает за эмоции. Если вы закрепляете настройки и изменяете лишь его, у вас просто меняется эмоциональный фон – конечно, более чем на 90° я не смещал отметку: страшно представить, в кого может превратиться человек.

И при этом восьмое колесо – крайне важно. Если вы изначально не задаёте параметры времени и пространства, то происходит так: человек попадает в асулум, вносит в него свой эмоциональный заряд, при этом полностью вливаясь в реальность, а далее колесо останавливается на определённой, максимальной для этого человека отметке. Скажу по секрету, что на моей памяти эта отметка не превышала 30°. Что происходит дальше? Восьмое колесо цепляет соседние, девятое и седьмое. Теперь вы понимаете, надеюсь, почему я предъявляю такие повышенные требования к эмоциональной компоненте. Рассказываю дальше.

Седьмое колесо меняет пространство. Именно географическое пространство нашей планеты. То есть в Аргентину или Антарктиду с его помощью попасть можно, а в космос или Средиземье нельзя. Его загадку было разгадать легче всего.

Эмпирическим путём я вычислил, что аппарат нужно ставить строго по направлению на север. Иначе он просто отказывается работать. Когда человек попадает в асулум и кольца прибора сдвигаются с начальной точки, что вы можете легко отслеживать по наблюдению за движением желоба, то в седьмом колесе происходит одна забавная особенность. Оно быстро крутится, и когда желоб проходит через определённый градус, раздается щелчок, после которого колесо моментально проворачивается до конца, к своей начальной точки. Дальше оно делает ещё один круг, на сей раз останавливаясь уже окончательно.

– И чё это значит? – с недоумением лосося на нересте спросил Пашка.

– Всё очень просто, друзья мои, – победоносно выпятил грудь Валентин Георгиевич. – Аппарат должен послать вас в определённую точку земного шара, но как ему понять, куда именно? Первым делом определяется направление. Положение, при котором желоба всех колец асулума смотрят строго на Северный полюс, считается за 0°. Колесо вращается по часовой стрелке; соответственно, чтобы попасть из нашего местоположения в Дели, нужно прокрутить его приблизительно на 180°, в Стокгольм – что-то около 270°.

После выбора направления асулуму требуется точное расстояние до конечной точки. Тут я вычислил легко, – гордо блеснул глазами учёный, взяв руки свою тетрадь и быстро отыскав нужную страницу. – Мой мыслительный путь начался с того соображения, что аппарат должен охватывать самое максимальное расстояние, которое только может проделать путешественник. Берём длину экватора – она составляет, как я в точности помню, 40 075 696 метров. Разделим её на 360°, и мы получим, что в один градус асулума подразумевает 111 321,37777 метра, или около 111 километров. Конечно, форма Земли представляет не круг, а геоид, так что точные данные о самой большой окружности, которая опоясывает нашу планету, получить затруднительно, но, зная хотя бы примерные сведения, мы легко можем расшифровывать послания асулума.

– Эх, красота! – с воодушевлением воскликнул Пашка. Голова его всё более кружилась от захватывающих перспектив. – А что с шестым?

– Шестое колесо я крутить боюсь. Почему-то я питаю к нему подсознательный страх. Оно не двигается у меня в руках. То же могу сказать и про пятое. Помнится, я сдвинул его совсем чуть-чуть, но результат меня шокировал. Больше экспериментов с ним я не проводил.

Очень забавное четвёртое колесо. Думаю, оно придётся вам по вкусу. Загадываете нужную книгу или фильм – и вперёд, догоняйте экспресс на Хогвартс или спасайте рядового Райана.

Третье… Не берусь утверждать точно. Я пробовал крутить его, однако результат получился практически идентичный с четвёртым.

Второе и первое. Как видите, эти колеса самые маленькие и вплотную примыкают к динамическому центру асулума – да, я имею в виду эту полусферу – а значит, обладают сверхценной важностью. Я не рискну их крутить, пока не получу твёрдые сведения обо всех остальных. Чем меньше колесо, чем значительнее могут быть последствия ошибки.

– И что, прямо вот куда угодно можно залезть и делать, что хочу? – не в силах перебороть недоверие, спросила девушка.

– Не совсем, – замялся Профессор. – Видите ли, асулум… Как бы так объяснить. Попробую на бытовом примере, Фимочка. Вот у Вас есть тысяча долларов стартового капитала, на которые нужно купить экипировку к выпускному вечеру. Положим, имеется четыре статьи расходов: платье, туфли, аксессуары и сумочка. Можно распределить их примерно одинаково, тогда наряд ничем не будет выделяться. А можно по-другому.

– Я бы платье купила супер-пупер!

– Вот, отлично. Допустим, Вы купили бы ослепительное платье за восемьсот долларов, хорошие туфли за сто пятьдесят, тогда почти не осталось бы денег на хорошую бижутерию и сумочку. А могли бы сделать так: купить дешёвенькое платьице за 50 условных и добавить к нему таких умопомрачительных аксессуаров и всего прочего, что явились бы истинной королевой вечера.

– А, понятно, – прояснилось лицо Серафимы, стаж просмотра программы «Модный приговор» которой приближался к угрожающей отметке.

– Да. Стартовый капитал – это ваша душа, а статьи расхода – параметры асулума. Конечно, вашей энергии не может хватить на всё сразу, чем-то придётся пожертвовать. Если вы захотите повернуть колесо времени максимально далеко, то придётся остаться на этом же месте, и наоборот. Если вы подниметесь в духовном плане, станете энергетически сильнее, то сможете лучше исследовать асулум. Это как если бы ваш стартовый капитал увеличился с тысячи долларов до двух.

– Как сложно-то всё! Нельзя ли просто украсть у них приборчик, выдающий световые мечи всем желающим? – спросила Серафима, с нежностью посмотрев на Пашку.

– И ключи от корабля, где космическая валюта лежат, – прицокнул языком Валентин Георгиевич.

– Это… Это просто замечательно. – опомнился Пашка, взволнованно вскакивая с места. – Какие возможности открываются! Можно вопрос, Профессор? Вы путешествовали в восьмом колесе, но ничего не менялось? Как это?

– Я крутил колесо, но оставался сидеть в той же комнате. Какие-то тонкие нити незримо пронизывали пространство, слегка меняя моё эмоциональное состояние. Вот и всё, что я заметил.

– Понятно, – безапелляционно заметил парень, напоминающий следователя на допросе. – А почему это вам не хочется крутить шестое колесо? И что вас так поразило в пятом?

– Почему не хочется? Думаю, это причинит мне вред. В пятом?.. Всё происходило очень быстро. Я увидел перед собой брызжущий свет, очень яркую, ослепляющую вспышку. Свет возник из точки и распространялся по комнате очень быстро, образовывая воронку с голубыми краями. Я почувствовал, как меня засасывает туда. Поэтому я быстро прокрутил колесо асулума обратно. Больше я таких экспериментов не проводил.

«Слабак», – подумал Пашка.

– Но послушайте, если бы меня засосало туда, возможно, я не стоял бы перед вами! Не надо думать обо мне так плохо.

– Вы сказали, что четвёртое и третье колёса похожи. Неужели между ними нет никакой разницы?

– По-моему, нет.

– Опишите.

– Понимаете ли, я давно не читал художественной литературы. А проникать в «Происхождение видов» – как-то несуразно. Я решил почувствовать себя ребёнком и почитать Гарри Поттера. Я не боялся быть поглощённым, потому что сказки не имеют над моим воображением той власти, которую имели в детстве. Могу сказать вам, что в четвёртом колесе я увидел паровоз на Хогвартс, который едва успевал догнать; в третьем же я стоял и слушал спор Рона и Гермионы по какому-то поводу, уже не помню, какому именно. Так что, как видите, разница невелика33
  Нет, всё-таки разница была. В четвёртом колесе мы переносимся в пространство книги, её атмосферу. Третье медленно превращает нас в героя произведения: чем сильнее его поворачиваешь, тем больше черт перенимаешь. Конечно, чем больше внутреннего сходства с героем, тем легче крутится колесо и тем меньше энергетические затраты на превращение. В четвёртом колесе Валентин Георгиевич был обычным школьником, боящимся опоздать на поезд. Если бы он не боялся включения, его энергии хватило бы, чтобы доехать до Хогвартса и проучиться там пару дней. Учёный не догадывался, что в седьмом колесе он был Гарри Поттером, и забыл, что принимал участие в разговоре наравне с Гермионой и Роном и что разговор этот касался очень важных моментов в жизни троицы. Поэтому герои разговаривали на простой лужайке. Если в первом случае энергия ушла на проектирование окружающей действительности, то во втором – на создание главных действующих лиц.


[Закрыть].

– Эх, крутотень! – с восторгом потёр руки парень. – А как процесс погружения в ноосферу происходит? Показывайте быстрей, я хочу уже туда!

– Это мы обсудим позже, – отводя глаза в сторону, промямлил учёный. – Давайте другие вопросы.

– Нет, подождите, это же важно. Тело остаётся в комнате, а душа себе блуждает, так?

– Вы знаете, я поначалу думал так же. Но оказалось, что поглощается и тело. Видимо, в ноосфере оно расщепляется и частично конструирует реальность, а затем, при возвращении домой, собирается обратно.

Тут Серафима окончательно пожалела о том, что не убралась подобру – поздорову ещё часа два назад. Видя, что сумасшествие Валентина Георгиевича только разжигает безумие Пашки, Фима решила покориться и во избежание неприятных инцидентов изображать живейший интерес.

– А почему вы решили всё это рассказать именно нам? – спросила она.

Валентин Георгиевич тяжело вздохнул.

– Помните, дорогой друг, я рассказывал Вам о двух режимах асулума?

– Включённости и невключённости. Помню, – заметил Пашка.

– Так вот. Я исследовал асулум только в режиме наблюдателя. Я пока единственный, кто причастен к секретам этого инструмента. И я не могу рисковать жизнью. Кто знает, вдруг я включусь в реальность слишком сильно? Вдруг я сойду с ума, захочу там остаться, меня убьют, в конце концов? Я не знаю, к чему это приведёт! Кто тогда продолжит моё дело?

– Поэтому, – блеснул глазами Пашка, – вам нужны подельники. Ясно.

Восторг его нарастал с каждой минутой.

– Да, мне нужны коллеги, которых я мог бы послать в пятое, шестое колесо, наблюдая за ними со стороны. С каждым таким полётом в асулум, с каждым новым перемещением я узнавал бы всё больше, пока не научился бы полностью предугадывать вращение колец и, может быть, даже приступил бы к первому и второму.

– А почему бы, Профессор, вам не слетать туда самому, а мы с Пашкой постоим да посмотрим?

Единственный раз в жизни Павлу Анатольевичу захотелось вырвать язык из рта своей благоверной.

– Дитя моё, я уже слишком стар. Разум мой закостенел, душа стала чёрствой. Нет; мне нужны люди с текучим умом. Люди, обладающие большой энергией, люди, умеющие чувствовать сердцем. Я тяжело расстаюсь со сложившимся мировоззрением. Соответственно, моя психика имеет меньшую лабильность. Я мало что увижу в асулуме. Голова моя забита, знаете ли, объективными знаниями. Я уже не в том возрасте, когда плачут из-за книжки и всеми фибрами души мечтают о прекрасной любви. Поэтому мне нужны дети. Хотя нет, не дети, подростки: детям сложнее втолковать, чего вы от них хотите.

– Отлично, – потёр руки Пашка.

– Второе моё архиважное требование – это чистота помыслов. Я не могу позволить человеку с грязными мыслями вторгнуться в асулум. Помню, в Тибете мне пришло в голову взять ребёнка одного из старейшин. Только я не учёл, что мальчиком он был злым и агрессивным. В той реальности его чуть не разорвали на куски волки; месяца два после этого он не мог прийти в себя и, по-моему, был близок к сумасшествию. К тому же, я должен быть полностью уверен, что в любой ситуации подопытный сохранит чистоту помыслов. Мало ли, где у него потаённая агрессия спряталась! Поди вылезет в самый неподходящий момент! Вы ведь не перестаёте зависеть от мыслей других людей. Например, в асулуме вы путешествуете по Африканскому континенту. Допустим, в мире произошла Третья мировая война: ЮАР нападает на Америку. Соответственно, мысли об Африке окрасятся у большинства населения в кровавые тона, и вы начнёте улавливать, что пространство вокруг вас изменилось, стало более агрессивным.

Пашка присвистнул.

– Именно поэтому, дорогая Серафимочка, я выбрал именно Вас. Вы будете первым человеком в истории России, которому предстоит честь полёта в асулум под моим наблюдением.

Даже Айвазовский не мог бы со всей глубиной передать ту атмосферу затишья перед грозой, которая повисла в комнате.

– То есть как – Фиму? – медленно, отчётливо выговаривая каждую букву, произнёс Паша. Глаза его угрожающие сузились. Серафима растерянно захлопала ресницами.

– То есть так, – с достоинством ответил Профессор. – Я приехал на Родину, однако найти чистого и искреннего человека оказалось сложнее, чем я думал. Широко известно, что русских людей широчайшей, добрейшей души – очень много, но вот где искать их – непонятно. В родном Санкт-Петербурге я не показывался, потому что попадись я на глаза Матрёне Сергеевне или нашим общим знакомым – не сдобровать мне. Вы не представляете, насколько хищные лапки у этой женщины. Если она попадёт в Ад, то непременно отберёт у святого Петра ключ от ворот, чтобы заявиться в райские кущи и требовать с меня соболиную шубку. У неё даже передние резцы чуть выступают; не удивлюсь, если в её роду были вампиры. Поэтому, как вы понимаете, я решил поселиться в Москве. Казалось бы – одиннадцать миллионов жителей, в триста раз больше, чем во всём княжестве Монако! Однако найти доброго, искреннего, честного человека оказалось непосильной задачей. К кому бы я ни обращался на улице просто для того чтобы заговорить, в ответ я слышал лишь звуки, напоминающие рычание львов или молчание медуз, но никак не нормальную человеческую речь. Впрочем, большая часть тех, кто пришлись мне по душе, неслись по своим делам, вовсе не обращая на меня ни малейшего внимания. Быть может, внутри своих домов, для друзей и семьи это совершенно другие люди – любящие, преданные, но не могу же я ходить по квартирам или набиваться каждому встречному-поперечному в гости! Жизни не хватило бы.

«Ну и слава Богу», – подумал Пашка. – «Какой чудесный город – Москва».

– Я не раз слышал, – продолжал Валентин Георгиевич, – что жители именно небольших городов и сёл отличаются в лучшую сторону по показателям душевности, что для меня гораздо важнее, чем параметры духовности. Однако я был в некоторой растерянности. Городов и сёл у нас – бесчисленное множество, расположены они на больших расстояниях. Не знаю, сколько населённых пунктов пришлось бы мне объездить, чтобы найти нужного человека. А длительного путешествия по российским дорогам я не пережил бы. Пробыв в Москве полгода, я начинал понемногу отчаиваться. Куда податься дальше? Я решил прождать ещё три дня, потом открыть справочник и наугад тыкнуть пальцем в название города. Наверняка это были бы Гагры. У меня, знаете ли, все пути ведут в Гагры. Однако на второй день моего обратного отсчёта, в 16:45, буквально случайно, я встретил вас, Фимочка! Я сразу понял, что вы человек чистый, добрый, неиспорченный. К тому же девушка, что подразумевает внушаемость, и достаточно молодая, что подразумевает бурление жизненных сил. Как мог я пройти мимо вас! Оставалось нанять сыщика, а с деньгами после инопланетян у меня проблем не было.

– НО КАК ЖЕ Я, ПРОФЕССОР? – повысил голос Пашка, изо всех сил сдерживаясь, чтобы в припадке яростного отчаяния не разнести дом на мелкие кусочки.

– А что – вы? Я вас не знаю. Вы человек впечатлительный, восприимчивый, наверняка успели накопить много негативных программ. Уж очень страстное желание в вас кипит, мне это не нравится. Страстное желание – губитель любого начинания.