Текст книги "Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга первая"

Судьба всегда представлялась ей перекрестком дорог, открывающим несколько вариантов пути. Она вспомнила так любимые ею в детстве русские народные сказки: «Налево пойдешь – смерть найдешь, направо пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – счастье найдешь». Неужели она, не заметив указателя, выбрала не тот вариант судьбы, и, пройдя мимо «счастье найдешь», пошла по тропинке «жизнь потеряешь»? Судьба… играет людьми, как марионетками, или оставляет выбор? Выбирала она, или все было предрешено?

И неожиданно Вера подумала: а ведь у судьбы есть имена. Нет, не так: у судьбы безусловно есть имена. Своя судьба и имена к ней – удел любого смертного. Она представила, как Мойры вписывают в страничку судьбы имена – у каждого рокового момента жизни возникает имя – так, подобно главам книги, по порядку выстраиваются они – отчасти архитекторы наших судеб, наши демоны, наши ангелы, наше счастье, наше горе, наши победы, наши поражения… Вьетнам – тюрьма – борьба… Первый судьбоносный поворот – чье имя он носит? Лия, Таль, Моран, Ирит, Ноам, Шели???

Глава 3. «Следствие» закончено. Перевернем страницу?!

Если дашь волю баобабам, беды не миновать.

Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

24 августа, Тель-Авив, Израиль.

Начальник службы безопасности авиакомпании «Isra Airlines» Ариэль Ротман, устало откинувшись в кресле, закурил. С момента шокирующего инцидента в аэропорту Ханоя прошли две недели. Когда не осталось сомнений в том, что, набирая обороты, история окрашивается в драматические тона, и без вмешательства консульства и, возможно, самого посла не обойтись, произошедшее неизбежно просочилось в прессу, а компания оказалась в эпицентре скандала. В заголовках к многочисленным статьям имя авиакомпании соседствовало со словами «наркотики» и «героин», что не могло не вызвать беспокойства руководства, опасавшегося стойкой ассоциации Isra Airlines с этой грязной историей в будущем. Тот факт, что с этими словами отныне тесно связано имя арестованной девушки, а словосочетания «смертная казнь» и «пожизненное заключение» звучат все чаще, мало заботило руководство, которое, как и следовало ожидать, дабы обелить доброе имя авиагиганта, сочло необходимым занять жесткую позицию. Генеральный директор сделал официальное заявление: «Isra Airlines» осуждает наркоторговлю и сожалеет, что подобный инцидент бросает тень на безупречную репутацию, заработанную в течение почти шести десятков лет. Авиакомпания является, по сути, пострадавшей стороной. Руководство крайне обеспокоено тем, что должность сотрудника компании послужила прикрытием для преступных махинаций. Он добавлял, что подозреваемая никогда не имела проблем с законом, справлялась со служебными обязанностями. «Расследованием преступления занимаются правоохранительные органы Вьетнама, – подчеркивал он, и – главное: – Если вина нашей сотрудницы будет доказана, она, как любой преступник, обязана понести наказание. Ни о каком снисхождении по отношению к людям, добровольно связавшимся с миром наркоторговли, не может быть речи».

Желая исключить малейшую вероятность повторения подобной истории в будущем, личные дела всех стюардов компании перепроверялись отделом безопасности. Под увеличительным стеклом изучали вернувшихся из Ханоя. Дело самой Веры в течение двух недель исследовали досконально, пытаясь составить детальный психологический портрет. На беседы вызывались кураторы, инструкторы курсов и все, кто был распределен с ней на дальние полеты. Начальник службы безопасности с первой минуты осознал: сомнения в ее вине не только не облегчили, а наоборот, усложнили бы ситуацию, ведь это означало, что наркокурьер, разоблачить которого будет крайне сложно, продолжает работать в компании. Бомба замедленного действия… кто знает, как скажется на репутации повторный наркоскандал? Этого категорически нельзя допустить, потому руководство надеялось убедиться в том, что арестованная – и есть та самая паршивая овца, по нелепой случайности затесавшаяся в безупречные ряды сотрудников их империи, и, с облегчением вздохнув, перевернуть страницу.

Чем больше он узнавал о Вере, тем очевиднее становилось: речь идет об особе нестандартной, где-то даже неудобной компании. Первое, что незамедлительно привлекло его внимание при изучении ее дела, был любопытный факт: Вера попала на курс, пройдя дополнительную комиссию, которую назначали в спорных случаях. При отборе кандидатов завершающий этап включал собеседование с психологом и разработку симуляций в группе, к нему допускались претенденты, прошедшие первые три этапа – собеседование, экзамен по английскому языку и компьютерный тест логических задач. Утвержденные психологом зачислялись на курс. В Верином случае психолог колебалась: она не сочла ее неподходящей, но и утвердить не решилась. Сомневаясь и не желая принимать окончательное решение, она оставила за девушкой право пройти комиссию. В заключении экзаменирующего психолога указывались причины: Вера произвела впечатление немного отстраненной и даже высокомерной, она умела управлять эмоциями, становясь в такие моменты непроницаемой, да и в целом ее тяжело было «прочесть». Вместе с тем она была прекрасно воспитанна, очаровательна и мила. Читая заключение, Ротман отметил, что «высокомерная и немного отстраненная» странно сочетаются с «очаровательной и милой». Возможно, она умела быть такой, когда ей это казалось необходимым? К заключению психолога прилагались рекомендации представительницы отдела обслуживания, руководящей отбором стюардесс: она была от кандидатки в восторге, считая ее умение держаться редкостью и отмечая, что «это девушка для работы в first и business класс». Вероятно, это мнение разделили проводившие дополнительное собеседование-комиссию начальники отделов компании, поспешившие зачислить на курс будущую стюардессу. Но психолог не ошиблась, и в эти дни чувствовала себя весьма комфортно, не преминув напомнить о том, как с самого начала обратила внимание на подозрительные моменты. А между тем, начальник безопасности с удивлением обнаружил, что проблемами при поступлении Вера не ограничилась: почти весь период обучения прошел для нее под угрозой отчисления. Она легко усваивала материал, получала высокие оценки, но… Опять «но» носило весьма субъективный характер: ее невзлюбили инструкторы курса обслуживания полетов, в особенности, инструктор – старший стюард. Внятно объяснить причину неприязни он не мог и указывал, что Вера не соответствует должности, так как не успевает разогреть булочки в назначенное время. Это объяснение полковник прочел дважды. Когда перед ним предстал тот самый инструктор Мики – хиленький, утопающий в широких штанах, и принялся горячо вещать о курсистке, забывшей сделать дырочки в пакете с булками, Ротман поймал себя на мысли, что курсистка Елински с ее «булочной» промашкой стала самым значимым событием в карьере инструктора – стюарда за последний год.

– Помимо булочек, какие у вас еще были претензии? – наконец прервал он.

– Она не помнила, что булочки разогреваются первыми!!! – продолжал бушевать Мики. – А кухня – это очень важно! В самолете все начинается с кухни!

– Понятно. Кроме кухни? Вы наблюдали за ней два месяца…

– Кухня это очень важно… А в остальном… она холодная, высокомерная.

«Все ясно», – отметил Ротман. И чем дальше он изучал историю взаимоотношений Веры с коллегами, тем больше к нарастающему своему удивлению обнаруживал, что большинство негативных мнений удивительно похожи: избыток эмоций и отсутствие конкретики.

Еще один любопытный факт из дела Веры наглядно демонстрировал ее отношения с сокурсниками и чуть не стоил ей исключения – социометрический тест. На каждом курсе этот тест проводился в обязательном порядке: все курсисты получали опрос, в котором напротив имени каждого стояли стандартные вопросы: хотели бы вы быть распределенным на рейс с Х? Как вы оцениваете умения Х ладить с людьми? Обратитесь ли вы к Х при необходимости за помощью? На каждый из них ответом была оценка – от 1 до 6. Результаты Веры впечатляли: никто из учащихся не мог похвастаться подобным количеством как высоких, так и низких оценок. Из 21 ответивших, трое, соблюдая нейтралитет, поставили средние баллы, остальные 18, разделившись на две группы, наградили ее либо самыми низкими в группе, либо самыми высокими баллами. «Да, – отметил начальник службы безопасности, – девушка вызывает неоднозначные эмоции».

– Какие у вас были претензии к курсистке? – спросил он ассистента инструкторов.

– Никаких, – тот выпучил глаза. – Но я слышал, что она не прошла проверку на кухне. Булочки…

– Я в курсе! – перебил начальник службы безопасности. – Какое впечатление она произвела на вас?

– На меня? – он заерзал на стуле. – Ну, она… красивая…

– Понятно, – кивнул Ротман. – Идите, я позову, если понадобитесь.

Наконец подошла очередь второго инструктора – тезки Мики – немолодой желчной дамы с нервным, скрипучим голосом.

– Была бы моя воля, она бы не закончила курс. Было в ней что-то… даже не знаю, как определить…

– Вы попытайтесь. Чем она вас не устраивала? В ваших отчетах одна единственная претензия – кухня. Она не могла вынуть железный ящик?

– Да! – с готовностью подтвердила та. – Он тяжелый, у нее не хватило сил.

– А разве это не ясно было заранее? Девушка хрупкая…

– Это была проблема. И потом, она не выглядела… ну, подходящей для тяжелой работы.

– Но в будущем она с ней отлично справлялась. Что вас смущало?

– Не знаю, как поточнее… амбиции. Она пришла не работать, а устраивать личную жизнь. Да и с профессиональной точки зрения, она немного высокомерна… вы видели, какая у нее осанка? По восемь часов сидела с идеально прямой спиной. Ее по осанке узнавали новые инструкторы…

– Причем тут осанка???

– Мне казалось, пассажирам будет неудобно ее лишний раз о чем-то просить…

– Психолог говорила, что она приветливая.

– Очень приветливая! Просто держится надменно, как аристократка.

– Как она окончила ваш курс с такими претензиями?

– А вы спросите своих ребят с курса экстренных ситуаций. Они дали ей высокие оценки и такие характеристики, что ее стало сложно исключить. Если бы это зависело от нас…

…Ему все чаще казалось, что он купил билет в театр абсурда: булочки, осанка, высокомерие… Кто набирает и продвигает людей, которые не в состоянии обосновать негативное мнение? Первым адекватным человеком, вошедшим в его кабинет, была Ольга – девушка училась с Верой на курсе и, как выяснилось, стала ее хорошей подругой. Она была заметно расстроена происходящим.

– Могу представить, что вам приходится выслушивать, – сказала она, переступив порог, – и даже рассказать, о чем услышите в ближайшие дни.

– Вы познакомились на курсах?

Ольга кивнула.

– Вам должны быть известны проблемы…

– Кухня, булочки, опрос? – перебила девушка. – Они к ней цеплялись с самого начала, не зная к чему придраться, из ничего раздували проблемы… это выглядело нелепо… Вера еле дождалась начала курса экстренных ситуаций… эти три недели стали для нее отдыхом.

– Чем объясняется такое отношение? Ведь дыма без огня не бывает.

– Не знаю… – ответила Ольга. – Ей не повезло, она попала на не самых удачных инструкторов. Вера объективно не просто подходила, а украшала компанию. Я не преувеличиваю. В девушках такого уровня они должны быть заинтересованы, а тут, наоборот, пытались от нее избавиться.

– А с группой тоже не повезло? Вам ведь дали нормальные баллы.

– Ну, у Веры талант вызывать бурю даже в стакане воды. Мне кажется, она была для них чужой, непонятной. Вы с ней знакомы?

Он отрицательно покачал головой.

– Она производила очень сильное впечатление: осанка и пластика, как многие говорили, «танцовщицы», прекрасно воспитанна, уверена в себе, неизменно вежлива, но при этом слегка отстранена – сохраняла дистанцию, была весьма избирательна в общении. И потом, знаете, Вера напрочь лишена склочности, лицемерия, мелочности… опускаться до разборок считала ниже своего достоинства, нападки равнодушно игнорировала, казалось, что она как бы «над всеми»… Ошибочно перечисленное принимали за снобизм. Некоторым было рядом с ней некомфортно, вот и все. Ну и внешность, в конце концов. Половина девушек на нашем курсе могут похвастаться мозгами подростков и их же комплексами. А когда стало ясно, что кому-то нужно поставить низкие оценки, половина дур поставили ей. Она знала, что так будет.

– Что значит «нужно»? – уточнил он.

– Прозрачно намекнули, что не все должны получить нормальные баллы, – вздохнула Ольга. – Так и сказали: «Мы ждем от вас объективной картины, это никак не повлияет на тех, кому вы поставите невысокий балл. Если не хотите переделывать тест, отвечайте с первого раза». Короче, ясно дали понять: стучать не просто можно, а необходимо. Все с облегчением вздохнули и свели счеты.

– Не слишком простое объяснение – зависть?

– А вы не поленитесь и вызовите тех, кто наставил ей единицы и двойки, и сами полюбуетесь. Что они вам могут сказать? Что она сноб, больше ничего. Такой же маразм, как булочки.

– Там еще был железный контейнер…

– Еще больший бред, чем булочки, – усмехнулась Ольга. – Спросите у любого: никогда девушки не достают его полным! Это нереально. А чаще всего это мужская обязанность на борту. Веру, единственную на курсе, заставляли вынуть контейнер весом в 10—15 кг. – это было небезопасно. Кстати, он находился так высоко, что ей пришлось встать на цыпочки. А про то, что менее высокие стюардессы до него вообще не дотягиваются, вам не сказали? И ничего! Вот вам и объективность. Весь этот спектакль устраивался с целью доказать ее профнепригодность. Ее сложно было исключить, она не давала поводов, поэтому они искали их сами. Вера даже думала бросить все это, но решила не делать ненормальным подарки. Лучше бы ушла…

– Вы подруги? Что можете о ней сказать? Я часто слышу, что она амбициозна…

– Здоровые амбиции, – подчеркнула Ольга. – Это можно назвать самоуважением. И нет, не голддигерша, об этом вы еще не раз услышите.

– Как-то слишком много про вашу подругу небылиц ходят. Бомбят по всем направлениям.

– Люди не любят ярких личностей, а Вера – личность. У нее не самый простой характер, не карамель – карамель. Она приветлива, но для большинства закрыта, имеет четко очерченные личные границы, но в свою очередь старается никогда не нарушать чужих. Тактичная, чуткая, тонко чувствующая… – Помолчав, Ольга сдавленно проговорила: – Она очень хороший человек и неспособна совершить то, в чем ее обвиняют, понимаете?

– Почему вы так уверены?

– Потому, что я ее знаю! – убежденно произнесла она. – От нее сейчас поспешат откреститься, а ей нужна помощь. Она никогда не бросила бы камень, как поспешат бросить в нее. Не поддерживайте всю эту грязь, не участвуйте в этом.

Когда Ольга вышла, Ротман закурил, испытывая дискомфорт. Он начинал понимать, что ничем не сможет помочь этой переживающей ад девушке, а слушать сплетни ее коллег становилось все неприятнее. Инструкторы службы безопасности, его ребята, проводившие курс экстренных ситуаций, отзывались о Вере с симпатией и даже восхищением.

– У нее молниеносная реакция, – рассказывал один из них, – она не суетится, моментально собирается и начинает действовать. Быстро запоминает кучу данных, азартная, упорная. Вера рассказывала, как ее убеждали в том, что физически она не потянет работу, это глупости. Я так и написал в отчете. Она без проблем открывала двери самолетов, вынимала аварийные окна, она не слабая физически девушка. По каким-то причинам ее хотели слить, это бросалось в глаза.

– А так, какая она? Высокомерная?

– Нет. Может, со стороны создается такое впечатление, но, пообщавшись с ней минуту, понимаешь, что это не так. – Он улыбнулся и тихо добавил: – Она очаровательная девушка.

– На курсе многие придерживались другого мнения…

– Вера красивая. Женская зависть. Спроси остальных, мы это почти месяц наблюдали. Она, кстати, никогда не велась на провокации. Умела держать себя в руках.

После этого разговора начальник службы безопасности вынул очередную сигарету. Ротман курил редко и мало, но в эти дни, знакомясь таким странным образом с несчастной девушкой, курил, как в лучшие годы. Спецназовец, полковник запаса, человек крепкой закалки и сильной интуиции, он все больше убеждался, что в этом деле все далеко не так просто, как это желают представить. Силясь оставаться безучастным, он сам того не желая, наблюдал, как безразличие потеснила иррациональная симпатия к этой необычной девушке, и ловил себя на мысли, что не вызывай она столь сильных противоречивых эмоций, ему было бы легче собирать информацию по этому делу. А теперь? К сожалению, его возможности в этой истории весьма ограничены…

Театр абсурда между тем набирал обороты.

– Она любит красивую жизнь! – обличала стюардесса, побывавшая с Верой в Нью-Йорке. – Никогда не покупает фейки, принципиально. Так и говорит: мне нужен или оригинал, или ничего. В тот наш приезд купила сумку от Прада. Теперь понятно, откуда у нее деньги.

– Не спешите с выводами, – резко прервал он.

Другая рассказывала:

– Она какие-то парфюмы покупала эксклюзивные… Обычные ее не устраивали. Снобка та еще. Месяц назад мы вместе были в Нью-Йорке, она при мне в Barneys 500 долларов потратила на несколько маленьких баночек с кремами. Там какие-то грибы редкие…

– Какие грибы??? – определенно дикая жара начинает сказываться на некоторых сотрудницах.

И все же, он не мог не отметить, что эти факты – нескрываемая любовь к дорогим вещам, покупки, – с легкостью будут использованы против нее. Но будь она наркокурьером, стала бы афишировать траты? Всплыл еще один настораживающий момент: очень часто во время остановок Вера проводила время в одиночестве. Она могла пропадать целыми днями, и никто не знал, где она находится. После «откровений» коллег Ротману становилось все более очевидным, чем было продиктовано ее поведение, но, учитывая случившееся, этот, казалось, безобидный факт мог быть с легкостью выставлен в негативном ключе. Создавалось впечатление, что для большинства девушка оставалась незнакомкой: о ней судачили, но не знали, что происходит в ее жизни, и, по сути, мало кто был знаком с ней по-настоящему. В каком-то смысле, она, возможно, не осознавая, сама удобряла почву, на которой плодились слухи, сплетни. Он отметил, что Вера с ее независимостью, закрытостью, неординарностью являлась идеальным кандидатом для подобной аферы.

Готовясь к беседам с членами экипажа злосчастного рейса, Ротман не сомневался, что столкнется с уже привычно противоречивой информацией:

– Она серый кардинал, – хихикая, говорил Таль, придя в восторг от подобранного определения. – Никогда не ясно, что у нее на уме. Сноб с теми, кто ей не полезен, а с теми, кто полезен, совсем другое дело! Это очень, очень бросается в глаза.

– Не знаю, что и думать, – вздохнула Ирит. – В день прилета она неважно себя чувствовала и сказала, что хочет побыть одна, отдохнуть. Позже, как выяснилось, неожиданно ожила и побежала за покупками. Сейчас, учитывая случившееся, это кажется подозрительным. Я зашла к ней вечером поинтересоваться как дела, она показала покупки, в том числе статуэтку.

– Она мне очень понравилась, – тихо сказала Шели, – с ней было приятно работать.

– Такое самомнение, – вещала Моран, – осанка, манеры, вся из себя… И кем оказалась?

Ее подруга Лия пошла еще дальше:

– Ха! Неудивительно. Девица нехилого десятка. Лицемерка и лгунья. Амбиции ее погубили! Решила заработать, пока не подцепит кого побогаче. Не повезло.

– Слишком много эмоций. По делу есть что сказать?

– Что конкретно? Ни для кого не секрет, что она обычная голддигерша. Строит из себя возвышенную, утонченную особу, не от мира сего, а на самом деле амбициозная, беспринципная. О ней говорят, что она недоступна и знает себе цену, – Лия презрительно поморщилась. – Цену она себе знает, и для тех, кто может заплатить, вполне доступна, спросите Дана.

– Вы перегибаете палку, – в этот момент ему почему-то стало особенно жаль Веру.

– Перегибаю? – она засмеялась. – Спросите остальных, она от Дана не отлипала с первого вечера. Узнала о нем во время полета, кто-то упомянул его семью, вот и подсуетилась. Недоступная Вера вернулась в последний день в номер под утро. Вот так.

– А вы к ней явно неравнодушны, – спокойно отметил он. – Откуда такая осведомленность?

– Терпеть не могу таких выскочек, – она вздохнула. – Никакой особой осведомленности, об этом знают все.

– Под дверью караулили?

– Слышно было, как она возвращалась, – Лия занервничала. – Мы с Моран слышали, Ирит тоже. Поинтересуйтесь у Дана, это его очередная интрижка. А для нее, возможно, последняя… надеюсь, она оторвалась напоследок.

– За что вы ее ненавидите? – он чувствовал, что начинает испытывать отвращение к этому мелочному жестокому существу.

– Ненавижу? Слишком громко сказано… она мне просто неприятна.

– Настолько неприятна, что вы готовы сплясать на ее похоронах.

Лия ушла, а мерзкий осадок от ее слов словно отравил комнату. Он не мог отделаться от мысли, что в экипаже есть несколько скользких личностей. Потом зашел летчик – Орен, жутко расстроенный и подавленный. С болью он вспоминал реакцию Веры во время ареста и ее прощальный взгляд:

– Она невиновна, – с грустью повторял он. – Ты бы видел, как она смотрела! Так притворяться невозможно.

– Кажется, ты к ней неравнодушен, – отметил Ротман.

– Неравнодушен, – кивнул Орен. – Разве это сейчас имеет значение?

– Не имеет, но скорее всего влияет на твою объективность.

– Не влияет. Это не взаимно, если что.

– Я слышал, она с Даном…?

– Да, – он отвернулся. – Нужно ей помочь…

«Девушка – магнит эта Вера, – подумал Ротман, – магнитит все подряд: мужчин, зависть, любовь, даже несчастья».

***

Необходимо было сохранять хладнокровие, но начальник службы безопасности чувствовал, как начинает поддаваться эмоциям. Все сильнее угнетало его ненавистное бессилие, растущее вместе с осознанием декоративности своей роли, при исполнении которой он был не в силах повлиять на трагический ход событий. В нем росла симпатия к вырисовывающемуся портрету несчастной девушки, яркой, как бабочка, и такой же беззащитной. С интересом он наблюдал, как подобно рентгену, рассказы о ней высвечивают подлинную сущность окружающих. Повидавший многое, он был неприятно поражен тем, как адекватные, на первый взгляд, люди, вспоминая не причинившую им ни малейшего вреда Веру, раскрывались в эти моменты: такой концентрации злорадства, готовности бросить камень, жестокости ему не приходилось встречать прежде. Как многим оказалось незнакомо сострадание! А ведь речь шла о молодой девушке, которой, возможно, грозит высшая мера наказания, и даже если допустить, что она действительно совершила преступление, столь варварской расплаты она не заслуживала. Мысль об этом приводила в ужас нормальных людей, но оказалось слишком много тех, кто, в эти дни без конца упоминая прады, парфюмы и грибы, спешили открыто признать ее виновной… На их фоне желающие просто отвернуться от вчерашней знакомой выглядели невинными детьми.

Когда в его кабинет вошел Дан, он испытал неконтролируемое желание поскорее разобраться с этим делом – оно начинало его все больше тяготить. Ротман не был знаком с Верой, но очень симпатизировал Дану, одного взгляда на которого было более чем достаточно, чтобы понять, как отражалось на нем происходящее.

– Вижу, эта история затрагивает тебя больше, чем я мог представить, – недовольно констатировал он.

Дан не ответил и, на минуту опустив голову, уставился в пол. Наконец, посмотрев в глаза начальнику, абсолютно спокойным тоном, без тени сомнения, проговорил:

– Она не могла этого сделать, понимаешь? Не могла.

– Не знаю, можно ли рассчитывать на твою объективность… – Ротман испытывал неловкость. – Не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но…

– Все равно вмешаешься. Что тебя интересует? – он закурил.

– Ого! Ты же вроде не курил? – удивился начальник.

– Давно не курил… просто сейчас период такой… никотиновый.

– Хорошо, что не героиновый, – грустно усмехнулся он. – Никотиновый период у нас совпал, – и, вынув сигарету, неожиданно спросил: – Скажи, у тебя было что-то с Лией?

– С Лией? – Дан не скрывал удивления. – Нет конечно… к чему этот вопрос?

– К тому, что она слишком озабочена твоей личной жизнью и не скрывает неприязни к Вере…

– Мы с ней просто знакомые, вместе учимся, не более. Она мне всегда была малоинтересна, а сейчас просто омерзительна. Веру она терпеть не могла до того, как я с ней познакомился.

– По ее словам, Вера – твоя очередная интрижка.

– Вера не может быть интрижкой по определению. Другого уровня девушка.

– С девушкой другого уровня у вас что-то было?

– У нас что-то будет, – подчеркнул он.

– Значит, это для тебя серьезно?

– Очень.

– Дан, – ему стало жаль молодого человека, и, отметив, что объективность начинает ускользать из этой истории, он ощутил необходимость взять себя в руки, – как долго ты с ней знаком? Два дня?

– И …? – спокойно ответил тот.

– Давай оставим эмоции и постараемся рассуждать здраво: почему ты убежден в ее невиновности? Что ты о ней знаешь?

– За два дня можно узнать о человеке больше, чем тебе кажется.

– Ты явно не мозгами думаешь, Дан. Может, ты видел только то, что хотел? – предположил начальник. – Если она умна и амбициозна, вполне могла воспользоваться твоей увлеченностью.

– Это была бы не Вера. Она очень непосредственна, в ней нет ни грамма фальши, она очень искренний человек.

– Да, – вздохнул Ротман, – на твою объективность рассчитывать не приходится. Ты себя слышишь? О какой искренности можно утверждать через два дня знакомства? Сильно она тебя…

– Кто тогда по твоему объективен? – насмешливо спросил он. – Незнакомые с ней, но прекрасно «осведомленные» коллеги? Неадекватная Лия, дегенеративный Таль, кто?

– Возьмем, к примеру, мнение психолога: твоя «непосредственная» девушка, часто полностью контролируя эмоции, становится непроницаемой, возводит стену между собой и окружающими. Мнение инструкторов: умеет держать себя в руках, быстро собирается в сложных ситуациях, тщательно подбирает слова… Особой непосредственности не замечено.

– Это скорее плюсы, а не минусы. Понятно, что в подобной ситуации можно перевернуть все с ног на голову. Это в любой ситуации сделать несложно, были бы навыки. Перечисленными качествами обладает каждый летчик, каждый ответственный за безопасность полета и что? Это делает нас потенциальными наркокурьерами?

– Ты передергиваешь.

– Нет, – он покачал головой. – Вера – сложная девушка, очень многоплановая. Ее не поймешь ни с первого взгляда, ни со второго, но поверь мне, она действительно очень настоящая, это подтвердит любой, кто с ней близко знаком. А ее отношение со случайными людьми… к ней можно приблизиться настолько, насколько она сама позволит, что она и дает понять.

– В этом-то проблема: необычная девушка, о жизни которой мало известно. Амбициозная. Падкая на дорогие безделушки.

– Не настолько падкая. Уверяю тебя, в готовых удовлетворять ее прихоти недостатка не было, а она работала и училась. Вот тебе объективный факт. Заработанные деньги, надеюсь, не запрещается тратить по собственному усмотрению?

– А если допустить, что она могла податься соблазну? Ее желание заработать существенные для нее суммы можно понять. Вера ведь выросла в семье эмигрантов… знает, что такое отсутствие денег.

– Вот это явно лишнее! – резко оборвал его Дан. – Ты себя слышишь? Еще минута, и ты всех эмигрантов в потенциальных наркокурьеров зачислишь. Знаешь, как это называется?

– Не нападай. Я говорю о том, как эта история выглядит со стороны…

– «Выросла в семье эмигрантов» – это нормальный аргумент? Вера, к твоему сведению, выросла в очень хорошей семье, ее родители тяжело работали, чтобы она никогда не нуждалась в необходимом. А ты пытаешься за уши притянуть стереотипы.

– Не я, Дан… – Ротман озадаченно покачал головой. – Ты не можешь не понимать, что об этом будут писать. Будь на ее месте израильтянка – стереотипы остались бы в стороне, а тут русская, молодая, красивая… сразу всплывают бренды, любовь к деньгам, голддигерство… кстати, в документах твоей Веры в графе национальность – пропуск… Скоро непременно услышишь о том, что в страну кого только не пустили…

– Определенный контингент будет рассуждать в подобном ключе, – перебил его Дан, – это неизбежно, но по большому счету ничего не изменит. Пусть пишут про сумки, ничего не поделаешь.

– Мне эти факты необходимо упомянуть в заключении, понимаешь? О ее покупках и амбициях слишком много говорят. Как и о том, что она часто оставалась одна в командировках. Не отрицай, что это не совсем типично.

– Предпочитала одиночество плохой компании, это похоже на Веру. – Он устало добавил: – В Ханое она не стремилась уединиться, ей нравились Ноам и Шели. Уверен, так было в каждой поездке – она с удовольствием общалась, если люди казались ей интересными.

– Веру в день прилета никто не видел до вечера, так? Чисто теоретически время у нее было.

– Чисто теоретически, время было у всех, включая меня.

– Но нашли героин в ее чемодане.

– К несчастью, – он помолчал немного и продолжил: – Это мог сделать любой. Да элементарно, заплатить горничной за ключ и войти, когда ее не было в номере.

– Кстати, про отсутствие в номере… – Ротман медлил. – Cудя по всему, времени было достаточно в ночь перед отлетом. По словам Лии, Вера вернулась под утро. Странная осведомленность, не находишь?

– Более чем… – он пристально посмотрел в глаза начальнику. – В этом разговоре есть смысл? Мне все это непросто дается, если начистоту. Можно поставить галочки и разойтись.

– Дан, я не против помочь…

– Только не знаешь как, – он горько усмехнулся. – Не забывай, я без пяти минут адвокат, понимаю, что к чему. Свобода Веры не особо волнует начальство, им главное поскорее замять скандал. Они больше озабочены уроном репутации, чем какой-то стюардессой. Через пару дней от нее поспешат откреститься, напомнив, что расследованием уголовных дел занимается правосудие, и будут наблюдать: выплывет, не выплывет. Пойдет ко дну, скажут, что сама встала на этот путь, выплывет, станут утверждать, что очень рады и не сомневались в ее невиновности. От тебя они хотят получить подтверждение тому, что остальные шестеро – чистенькие. Вот и весь расклад.

– Что я могу для тебя сделать? – он испытал бессилие и вместе с тем облегчение от того, что Дан, прекрасно улавливая ситуацию, не ждет от него невозможного.

– Ты можешь проверить дела всех членов экипажа через полицию? Тщательно проверить?

– Конечно. Может удастся найти зацепку.

– Спасибо, – он кивнул. – И еще, мне необходим отпуск.