Текст книги "Территория нелюбви"

Алиса Перова
Территория нелюбви

Глава 1

Nirvana своим бессмертным хитом внезапно разрушила тишину в маленьком помещении. С экрана мобильника призывно улыбается моя Алёна… В этой женщине мне нравится всё…

– Кирочка… – вкрадчиво произносит она, на корню гася моё благодушие.

В этой женщине мне нравится… почти всё. Вот это сладкое «Кирочка» меня категорически не устраивает. Но я подавляю раздражение привычным способом – пропускаю её томное воркование мимо ушей. Помогает… ровно до того момента, когда непривычное слово цепляет слух…

«Австралия».

Я отключаю слуховой фильтр и внимаю каждому слову.

Вот чёрт! А ведь полгода назад это казалось чистейшей авантюрой, я даже не предполагал, что может выгореть…

– Нехило, Лен, поздравляю. Но сейчас у меня полно работы, всё только наладилось…

– Надеюсь, ты шутишь?! Ты набрал почти девяносто баллов! Кир, это же уникальный шанс – это Сидней!.. Да почему я вообще тебя уговариваю, если мы уже давно всё решили!..

Мне хочется сказать, что решила именно она, но это было бы несправедливо – я ведь позволил, подыграл… Мне так нравилось делать её счастливой. Идиот недальновидный!

– И я уже просила не называть меня Леной! – прилетает запоздалое возмущение. Но, даже прозвучавшее в самое ухо, оно не в силах заглушить истеричный фальцет моего администратора Алика, доносящийся из-за двери.

Почему-то я уже догадываюсь, какая неумолимая беда грозит расшатать моё и без того неустойчивое жизнелюбие.

– Прости, Лен, давай вечером обсудим… – я сбрасываю вызов прежде, чем услышу очередное: «Я не Лена!» Плевать, сейчас из двух зол я выбираю большее и уже готов взглянуть в лицо опасности. Дверь резко распахнулась…

Вот же чёртова девка!

Она ворвалась в мой кабинет с той же бесцеремонностью, с какой привыкла топать по жизни – игнорируя любые препятствия. Алик, неосторожно попытавшийся остановить нарушительницу, с визгом отдёрнул руку и пронзительно взвыл, отрезанный от нас тяжёлой дверью. Судя по звукам, отрезало его жёстко.

– Кирилл Андреевич, добрый день! – наглая бестия широко улыбнулась.

Был добрый… Пока на него не обрушилась чудовищная напасть…

Маленькая и изящная, как фарфоровая куколка. Только мне, её бывшему инструктору, уже известно, как бывает обманчива внешность. Трогательная хрупкая фигурка неожиданно может оказаться выносливой и крепкой, как стальной трос. Я хорошо помню, сколько силы и ловкости в этих тонких девичьих руках. Сейчас эти маленькие ручки торопливо одёргивают совершенно нелепое и вызывающе открытое платье и небрежно отбрасывают за спину тяжёлую блестящую гриву чёрных в синеву волос. Умничка – всё поправила и угомонилась, трогательно прижимая к животу маленькую сумочку.

В нежном ангельском облике кротость и смирение, а в чернющих бесстыжих глазах черти отжигают рок-н-ролл.

– Айя, кажется, я запретил тебе здесь появляться, – напоминаю тоном строгого дядюшки.

– Вам не показалось, Кирилл Андреевич, – в голосе покорность и сожаление, – но с момента Вашего запрета кое-что изменилось.

Я даже не рискую строить предположения и терпеливо жду хреновых новостей.

– Месяц назад я достигла возраста согласия, – она делает многозначительную паузу и сбрасывает заготовленную бомбу: – И я выбрала Вас.

Мои смутные подозрения резко обрели ясные очертания и с каждой секундой во мне крепнет желание схватить обнаглевшую мелкую фитюльку за шиворот и вышвырнуть из своего… – я с недовольством осматриваюсь по сторонам – ну пусть будет… кабинета. Но я не умею воевать с детьми и наивно надеюсь разрешить щекотливую ситуацию миром. Я смотрю ей в глаза и даю шанс опомниться, но моя попытка избежать неловкости хромает на обе ноги:

– Я не буду тебя тренировать, Айя. Извини.

Упс – не прокатило!..

– Да тренируйте Вы кого хотите, плевать мне на это, – она раздражённо передёргивает плечами и с подозрением прищуривается. – Вы специально дурачком прикидываетесь, да? Я Вам говорю о согласии на…

– Стоп! Я понял! – выставляю руки ладонями вперёд. – Я смекалистый…мм… дядя.

На самом деле я растерян и зол. Борюсь с искушением выдернуть ремень из своих брюк и всыпать хорошенько по заднице искательнице приключений. Но, во-первых, это непедагогично, а во-вторых, ещё неизвестно, какой подтекст в моих действиях разглядит эта сопливая акселератка. С неё станется…

– Послушай меня, девочка, – включаю терпеливого и умудрённого опытом двадцатитрехлетнего старца, – я надеюсь, что твоё… эм… мероприятие предполагает согласие обеих сторон? Так вот – я против, потому что предпочитаю дружить с взрослыми тётями. А ты, кстати, почему не в школе? Прогуливаешь?

– Я окончила школу! – Айка улыбается и старается говорить ровно, и лишь по её сжатым кулачкам я понимаю, что девчонка в ярости.

Хм, а до скольких лет у нас в школе учатся?

Я с недоверием рассматриваю эту пигалицу. Не удивлюсь, если её и оттуда выгнали. Айка насмешливо встречает мой взгляд и вызывающе вскидывает подбородок. Но вдруг вздрагивает от неожиданности, когда в её сумочке начинает звонить мобильник.

– Я уже давно взрослая и самостоятельная, Кирилл Андреевич! – произносит она с достоинством в голосе, а тонкие пальчики слегка подрагивают, пытаясь добраться до телефона. – И мне Вас искренне жаль…

Хочу сказать, что мне тоже, и пожелать доброго пути… Но любопытство сгубило не одного осла:

– Почему это?

Айка, наконец, добралась до своего мобильника и, решительно сбросив вызов, подняла на меня свои чёрные, как ночь, глаза.

– Вы же предпочитаете старух! – она брезгливо сморщила маленький носик.

Телефон в её ладони снова ожил, но Айка, не глядя, заглушила звук и продолжила:

– Но когда-нибудь Вы непременно опомнитесь и откопаете в себе мужество взглянуть правде в глаза, только увы – для Вас уже будет слишком поздно. Ведь мы, женщины, такие непредсказуемые…

Непредсказуемая женщина раздражённо заглушила очередной вызов и, отбросив церемонии, припечатала:

– Ты просто трус, Кирилл. Жаль, что когда окрепнет твоё согласие, это уже будет совсем другая история, в которой ты мне неинтересен.

Мудрый и опытный наставник во мне немилосердно размазан по обшарпанному директорскому креслу. А мелкая зараза, выплеснув тонну презрения, всё же обратила свой взгляд на экран мобильника. Судя по звуку, ей туда прилетело сообщение. И теперь с беспокойством и удивлением я наблюдаю, как на хорошеньком личике юной воительницы появляются растерянность и… страх?

– К-как это? – едва слышно бормочет дрожащими губами.

А мне уже хочется сорваться с места, чтобы пожалеть, погладить по черноволосой голове – не каменный же я! Но я, скорее, руку себе отгрызу, чем приближусь к этой чертовке!

– Почему? – её голос звучит сипло и горестно, а длиннющие ресницы порхают часто-часто.

Заплачет?

– Айя, что случилось?! – громыхая креслом, я стремительно выбираюсь из засады на помощь несчастному ребёнку, но тут же спотыкаюсь о злой взгляд.

Айка подняла на меня совершенно сухие глаза и, отчаянно сжав крошечные кулачки, бросила ожесточённо:

– Не твоё дело! Понял?

От яростного хлопка двери на пол осыпалась штукатурка и сорвалась с гвоздя сувенирная подкова, висевшая над входом.

Понял, не дурак. А как же, наверное, хорошо сейчас в Австралии!..

Глава 2

Аика

Паршивая осень!..

Как-то неправильно всё устроено в этом мире… В крупных прогалах между высокими полулысыми соснами расплескалось по-летнему яркое небо. Ослепительное солнце прокралось даже сюда, на траурную церемонию, исполосовав золотыми лучами тёмные одежды на кучке кисломордых лицемеров. И птицы разорались, как безумные! Разве им не пора в тёплые края? Стефания наверняка знает, когда они мигрируют… Мне бы сейчас рогатку – я бы придала горластым птахам ускорения!

Целую неделю Бабаня лежала в больнице и смотрела в окно на серое хмурое небо, рыдающее проливным дождём. И птицы попрятали клювы в задницы – мокро же! Зато сегодня им весело – лето вернулось! А только Бабане, лежащей в гробу, уже пофиг на эту свистопляску. А копачам пофиг на Бабаню – они изрядно вспотели и теперь с нецензурным выражением на рожах нетерпеливо подгоняют: «Давайте, прощайтесь уже!» Вон, их главный, Геракл засушенный, уже лопатой поигрывает.

А ну, дядя, врежь-ка вон той бабке по загривку, она у меня уже давно на ласку напрашивается.

Прощаться никто не торопится – не наговорились ещё, не всех обмусолили. У-у, стервятники! Сейчас ещё и жрать пойдут на халяву. Но сперва горячие новости! Острые любопытные взгляды сосредоточились на моей мамочке, горестно понурившей голову. И зашуршали ядовитые шепотки. Вот же тварюги говнодушные! Так хочется выхватить у копача лопату и каждой твари по тупой брехливой харе – на-ка!

Марь Васильна, моя бывшая училка, неожиданно дёрнулась, как будто ей и правда прилетело, оглянулась и уставилась на меня злым взглядом. И остальные тут же выкатили свои бельма. Сейчас бы закурить, чтобы у этих куриц клювы поотваливались, но Бабаня очень не одобряла это дело, и пусть она уже ничего не видит, почему-то я чувствую – сейчас не надо. А я всегда себе доверяю. Поэтому я приветственно подмигнула любопытствующей публике и кивнула – что, мол, надо? У нас тут похороны, а не смотрины! Все клуши, как по команде, отвернулись, но школьная директриса оказалась самой отважной и двинулась ко мне. Ну, давай-давай…

– Айя, ты почему опоздала? – шипит таким строгим тоном, будто имеет право предъявлять мне претензии.

– Машина не завелась, – смотрю на неё с вызовом. Что-то ещё?

– Ты что, приехала на машине?

Я закатила глаза.

– Я же говорю – не завелась у меня ещё машина. Мне так-то шестнадцать, Вы не забыли?

– Ты совсем не меняешься, Скрипка! Хоть бы платок чёрный надела, бабушку ведь хоронишь.

– Пф-ф! А это чем-то ей поможет? – я киваю в сторону гроба. – Пообещайте мне, что Бабаня встанет из этого ящика – так я хоть ночной горшок на голову напялю!

– Ничего святого, – она сокрушённо качает головой. – И выглядишь, как… прости, господи!

– Убедили, Ирин Санна, на Ваши похороны я прибуду вовремя и вся в чёрном. Обещаю.

Директрису словно ураганом отшвырнуло. Так-то лучше.

В заднем кармане завибрировал мобильник – очередное сообщение. Читаю и злюсь – пятихатка сегодня сорвалась. Вот уроды, не могли раньше сообщить! Изучаю расписание и ищу, кем бы заполнить это окно…

А когда возвращаюсь к мрачной действительности, с удивлением слышу зычный голос директрисы. Расположившись у ног покойницы, она эмоционально жестикулирует и толкает проникновенную речь. Ну, прямо Ленин на броневике – я аж заслушалась. Жаль, Бабаня не слышит. Правда, когда ораторша начала вспоминать, каким чутким и отзывчивым человеком была безвременно ушедшая и как она самоотверженно любила детей, я даже на цыпочки привстала, чтобы удостовериться – а в гробу точно Бабаня?

По мне так «безвременно ушедшая» – единственные правдивые слова из всего, что я успела услышать, хотя «безвременно» – совершенно дурацкое слово. И да – всё же Бабане стоило это послушать – вместе посмеялись бы. Ни для кого не секрет, что моя бабушка Аня была на редкость чёрствой старушенцией, а детей она ненавидела даже больше, чем работу и своих лицемерных коллег. Да и плевать на них всех! Нам с Бабаней было хорошо вместе. Ну-у, во всяком случае, не скучно. Теперь так уже больше не будет… Никогда…

Я поднимаю взгляд в небо… такое ярко-голубое – аж режет глаза. Бабаня любила лето… И оно пришло её проводить.

Кто все эти люди? Зачем они здесь? Коллеги, соседи, какая-то восьмиюродная сестра, притащившая свои пухлые телеса из Белгорода. Вот пожрёт после похорон, получит слюнявчик на память и пусть мотает обратно – у меня не ночлежка. Они ведь даже не знают Бабаню, не представляют, какой она была! Даже мама не знает…

А моя Бабаня так любила солнце! И арбузы!.. А ещё – «Трое из Простоквашино»! Я всегда знала, в какой момент поставить этот мультфильм, чтобы она подобрела. И ещё Бабаня очень любила птиц! Ох, она бы мне и всыпала по первое число только за одну мимолётную мысль о рогатке. Мне так жаль, что она не знала других своих внучек!.. Я уверена, она бы тоже их полюбила. Особенно Стефанию, ведь малышка Стеф тоже любит птиц… и зверей… Она у нас вообще всех любит.

Моя пятая точка снова ощущает вибрацию придавленного карманом телефона, и на сей раз долгую – кто-то звонит. Номер незнакомый, но я принимаю вызов.

– Добрый день, – сухой мужской голос.

Да ни хрена он не добрый, дядь…

– Здравствуйте, – моё ласковое приветствие можно на хлеб намазывать.

– Э-э… да! Я Вам звоню по объявлению насчёт квартиры на Боровской…

– И почему я не удивлена! – у меня выходит несколько громче, чем приличествует обстановке, но я продолжаю заигрывать с потенциальным клиентом: – Почему-то все вдруг захотели на Боровскую! Кажется, я чего-то не знаю…

Я, например, не знаю, какой идиот, наконец, купит эту чёртову квартиру!

Мужик, очарованный то ли информацией, то ли интонацией начинает забрасывать меня вопросами. Но заинтересовала я не только его. Вся траурная компания дружно и укоризненно вытаращилась на меня.

Что уставились? Усопшая мне денег в наследство не оставила! И работа сама не сделается!

Даже мамочка меня заметила и округлила заплаканные глаза. Кажется, она в шоке… Машу ей рукой на случай, если вдруг не признала. Всё же за два с половиной года я немного изменилась. И теперь мама стремительно пробирается ко мне, чтобы… Что? Разглядеть, пощупать?

Я прерываю разговорчивого дядьку на полуслове:

– Извините, пожалуйста, у меня сейчас небольшое собрание… Можно я Вам минут через пять перезвоню на этот номер?

Ну, естественно, он не против!

– Аика, что ты творишь? – это мне вместо «Здравствуй, дочка» и нежных материнских объятий.

– Привет, мам, отлично выглядишь! – я прячу телефон в задний карман джинсов и руки придерживаю там же, за спиной, чтобы они невзначай не потянулись к родительнице. – А ты почему без девчонок приехала?

– Они учатся, – мама на мгновение теряется, но, спохватившись, цепляется за своё негодование: – Ты забыла, где находишься? Что ты меня позоришь?

– Перед кем, мам? Разве ты хоть кого-нибудь знаешь из этого сброда?

Я вглядываюсь в такие родные и совершенно чужие глаза.

Мам, это же я! Обними меня… Я даже не буду сопротивляться. Сейчас не буду…

Но старый хрен с лопатой вдруг громко командует:

– Так, прощаемся по-быстрому! Сначала родные!

– Пойдём прощаться, потом поговорим, – шепчет мама и прикасается… к моему рукаву. Тянет за него и напутствует: – Поцелуешь сначала иконку…

Я резко вырываюсь и отрицательно качаю головой.

Нет! Я не буду! Она… Она совсем другая была!

– Аика! – мама злится, но мы привлекаем к себе слишком много внимания. В конце концов, она машет на меня рукой и спешит к гробу.

Бабань, тебе ведь не нужны мои поцелуи, правда? Ты и живая меня никогда не целовала… А я … лучше потом приду, ладно? Когда здесь не будет чужих… Никого, кроме нас, не будет…

Я отступаю назад, натыкаясь на могильную оградку, быстро огибаю её и, петляя между соснами, тороплюсь скрыться от назойливых липких взглядов. Мой верный «Зверь», мощный скутер, покладисто ждёт меня, опершись на сосну. Нежно глажу оплётку руля…

Соскучился? Сейчас рванём…

Ой! Я же мужику не позвонила, вот дура!

– И снова здравствуйте! Да, это я, прошу прощения за ожидание… Так на чём мы остановились?..

Как же меня вымотал этот дотошный козёл! Пришлось прибегнуть к военной хитрости, чтобы нудный дядя Вася, наконец, перестал меня допрашивать и растопырил уши.

– Василий, а может всё же другой вариант? Неудобно перед людьми, они задаток готовят… Хорошо-хорошо, уговорили! Да, через час буду, – с облегчением нажимаю отбой.

А то ишь – третий этаж – ему низко. Зато падать невысоко!

– Аика! – ко мне пробирается заплаканная мама, заставляя меня вновь вернуться в реальность. В пугающую действительность, в которой меня покидают все, кого я пытаюсь любить.

– Уже закопали? – звучу очень буднично.

Как же быстро…

– Тебе всё равно? – мама всхлипывает. – А ведь это твоя родная бабушка!

– Нет, мне не всё равно, – отвечаю честно, глядя в несчастные зелёные глаза. Но мама делает собственный вывод:

– Я не понимаю, как можно быть такой бездушной?! Ты даже слезинки не проронила! Почему ты такая?

– Извини, мам, мне пора… – седлаю «Зверя».

– Ты что, поедешь в кафе вот на этом драндулете? – мама в ужасе.

– Нет, сегодня ужинайте без меня. Организатора зовут Жанна и она полностью в теме, а у меня дела.

– Господи, да какие у тебя могут быть дела?! Помины же… Ты с ума сошла? – мама цепляется за руль, но тут же отдёргивает руку от урчащего «Зверя». – Айя, ты не посмеешь уехать!

– А кто мне сможет запретить? – я улыбаюсь, но на самом деле мне грустно.

Ну, скажи, мам, что ты боишься за меня… Спроси, где мой шлем?

– Я тебе запрещаю, – мама повышает голос. – Я твой единственный опекун!

– А я думала, ты моя мама…

Мои слова вряд ли достигли цели. Подхваченные тёплым ветром, они заблудились в огромных соснах и осели на тихом лесном кладбище. Чтобы больше не думала…

Глава 3

Кирилл

Зачётная осень!..

Запрокинув голову, я разглядываю ясное, пронзительно синее небо. Очумевшие от счастья птицы с радостным криком «Ю-ху-у!» стремительно разрезают воздух, и я разделяю их восторг. После недели затяжных дождей и по-настоящему осенней прохлады лето будто опомнилось и вернулось – внезапно обрушилось на город – обласкало, отогрело, раскрасило…

– У-ух! Спасибо, Кирюх! Вот это я знатно размялся, – на моё плечо опустилась тяжёлая ладонь, будто мешок с цементом взвалили. – Твой скалодром, я скажу тебе, это чистый кайф!

– Не вопрос, обращайся, – я отрываю взгляд от стайки оголтелых пернатых и разворачиваюсь к другу.

Несмотря на свои двадцать Геныч обладает очень развитой и внушающей уважение мускулатурой. Хотя боец его уровня и не мог бы выглядеть доходягой.

– Даже не сомневайся, брат, теперь я твой постоянный клиент, – Геныч наградил меня зубастой улыбкой и заиграл бесцветными бровями, – к тому же у тебя здесь такой выпуклый контингент зависает… О, кстати, всё спросить забываю – как там твой Бахчифонтанский сарай? Загорел, смотрю, как чёрт! Надеюсь, ты привёз нам с Жекой магнитики?

Я улыбаюсь, поскольку воспоминания свежи и впечатлений до хрена, и киваю.

– Отлично отдохнули.

По жизни я не слишком многословен, и Геныч понимающе хмыкает.

– Ладно, Цицерон, вечером расскажешь, – он снова хлопает меня по плечу и, отойдя на пару метров, оглядывается. – Кир, сегодня футбол, не забыл? Уделаем этих жопоногих долгоносиков!

– Я буду, – взмахиваю рукой и провожаю взглядом коренастую фигуру.

Щебет неугомонных птиц снова привлекает моё внимание, и отчего-то в голове опять звучит рассерженный голос: «Вы же предпочитаете старух!»

Ну, уж точно не малолетних хулиганок!

Уже столько дней пошло, но осадочек всё же остался. Надо было как-то помягче с ней, что ли… Сам же виноват, придурок! Приручил к себе девчонку. Но ведь я помочь хотел… Когда пару лет назад я впервые встретил Айку, она была такая маленькая, худенькая и трогательная… И такая упрямая! Среди начинающих альпинистов она оказалась самой способной и любознательной – настоящая труженица. Ну, как ей было не помогать? А ведь мне следовало предвидеть подобный исход. Тренировать девчонок – то ещё удовольствие!.. Вон они, писюхи, все как одна – губы выпятят и таращатся коровьими глазами. И только малышке Айке было не до кокетства… Не понимаю, в какой момент всё изменилось-то? Как я проглядел?

– Кирилл Андреевич, – писклявый голос моего администратора Алика заставляет поморщиться, – там в Вашем кабинете телефон надрывается.

«В кабинете!» – усмехаюсь про себя. Мой кабинет представляет собой тесную каморку без окон, заваленную альпинистским снаряжением, но директорский стол и компьютер имеются, поэтому как ни крути – кабинет. И ещё мне нравится, как звучит – Кирилл Андреевич.

– Иду, – разворачиваюсь и неохотно возвращаюсь в свой ангар, лишённый солнечного тепла.

От Алёны три пропущенных звонка. Улыбаюсь, представляя, как она психует – у Алёнки всё всегда срочно и мегаважно. Яркая блондинка с сочной фигурой и умница, каких поискать, она как нельзя кстати появилась в моей жизни полгода назад – прокралась тихой поступью, как шпионка. А я впустил, не захотел сопротивляться. Охотно позволил себя увлечь, очаровать… Стал добровольным трофеем для моей роскошной охотницы.

Выдвигаю верхний ящик стола – мою сокровищницу, загруженную карабинами, и извлекаю синюю бархатную коробочку. Ставлю перед собой на стол, раскрываю и таращусь на кольцо, выбранное по Алёнкиному принципу – «Разглядеть за версту и удавиться от зависти». Этому девизу моя красавица старается не изменять. Интересно, чем она руководствовалась полгода назад, когда, разглядев за версту меня и моего брата Женьку, остановила свой выбор на мне? Жека, вожделенная мечта всех зрячих женщин, тогда чуть из штанов не выпрыгнул навстречу моей Алёнке. А она будто никого, кроме меня, и не замечала. И по сей день ничего не изменилось.

Я равнодушно разглядываю дорогущее кольцо. Алёне наверняка понравится. Не мне. До сих пор остаётся загадкой, как нам, настолько разным, удалось не только не разбежаться, но и сохранить остроту в отношениях. Но в этом совершенно точно нет моей заслуги. И я ценю старания моей женщины, балую её в силу возможностей, и даже как будто счастлив… На этой, вполне устойчивой базе, кажется логичным и последовательным – сделать Алёне предложение. Но… разве я не должен испытывать что-то вроде радостного возбуждения? Или оно потом появится?..

На проснувшемся экране мобильника снова проявилась Алёна. Я приглушаю звук входящего звонка и любуюсь на фото. Потрясная красотка – повезло же мне! Вызов прервался и, не давая телефону передохнуть, я набираю номер.

– Привет, мам, я соскучился. Ты как себя чувствуешь?

♥

– Куда-а? – ревёт Геныч, падая рядом со мной на скамью. – Кирюх, ты серьёзно?

– Более чем, – я лениво стягиваю с себя насквозь пропотевшую футболку и осенний ветер тут же высушивает и охлаждает тело.

– Да на хрена тебе?.. Это ж даже на другом континенте!

Невысокий и мощный, с тяжёлым квадратным подбородком, бритоголовый Геныч напоминает пса бойцовской породы и на первый взгляд производит устрашающее впечатление. И сейчас своим рычащим басом он старается объяснить мне, как я заблудился:

– Охренеть, да как так?! Забомбить такой скалодром и свалить в самый момент, когда пора косить бабосы! Да что ты там делать-то будешь, в этой Австралии? Утконосов пасти? – он оглянулся в поиске поддержки, но Женька, подволакивая правую ногу, ещё не преодолел футбольное поле.

– А Жека уже знает? – Геныч выглядит реально озадаченным и хмурым.

Я усмехаюсь и качаю головой, а Геныч трубит ещё громче:

– Да ускорься ты, чёртов инвалид! У нас тут беда! – и уже себе под нос: – Э-эх, голкипер жопоногий! Говорил же, разминаться надо! Вон, всех болельщиц распугал, костыль двухметровый.

Женька, мой друг и брат по совместительству, действительно ускорился. Но в противовес словам Геныча болельщицы никуда не делись – три фанатки замедляют процесс, продолжая виснуть на Жеке.

– Кирыч, вот скажи, что в нём бабы находят? Играет, как лох, да ещё и хромой теперь…

– Может, он красивый? – выдвигаю предположения, глядя как шаловливые руки одной из девчонок шарят у Жеки под футболкой.

– М-мда? А я вот думаю, что важнее внутренняя красота – вот, как у нас с тобой.

– Согласен, – даю пять Генычу, и он, хлопнув по протянутой ладони, горланит:

– Эй, почём Вы, дЭвушки, красивых любите? Да бросьте уже хромого, весь блеск внутри! А Жека унылый, когда без трусов!

Геныч встал в полный рост и расправил могучие плечи.

– Чё ты ржёшь, Кир? Вот как их убедить, что я красивше? Не при людях же…

Женька, наконец, стряхнул с себя группу поддержки и, подойдя, недовольно рявкнул на Геныча:

– Заглохни, центнер! Я за победу пострадал!..

– За какую победу, сынок? 7:6 – стрём! Это вообще футбол или бадминтон? Не говори никому, что я с вами был. С кем мне теперь играть? Ты – ногу потерял, Кирюха – в Кенгуряндию эмигрирует, а Макс, похоже, на сверхсрочную службу решил остаться. Вот как так получается?.. Призвали нас в одно время, его даже на неделю раньше! Так я-то уже откинулся… а он? В армии-то – оно, конечно, веселее, чем с нами. Как мне жить эту горькую жизнь?

– Геныч, да захлопнись ты! Что за бред из задних уст? – Жека перевёл взгляд на меня. – Кир, чего он там про Кенгуряндию лепит? Вам что, подтверждение пришло?

Я киваю утвердительно и ощущаю себя почти предателем.

– Прости, Женёк, сразу не сказал, потому что взвешивал…

– И что, Австралия перевесила? – я вижу, что Жека реально расстроился, но киваю. – А твой бизнес, Кир? У тебя же только попёрло…

– Отец со скалодромом обещал подстраховать, я же не навсегда. Да дело не только в бабках, пацаны… Мне реально интересно.

– И когда, Кирюх?

– Через шесть дней нас ждут в Сиднее.

– Как через шесть?! Почему? – взревел Геныч и очень резко разволновался. – А ты мне не сказал, что уже вот… А как же… А виза? Это ж всё долго! Жек, а что мы с тобой знаем об Австралии? Кирюх, а как ты там без нас, без поддержки? А что там за народ? Или там в основном звери? Нам это… надо всё выяснить и перетереть на этом самом… Жек, ну скажи! Когда правильные пацаны хоронят холостую свободу…

– Мальчишник, что ли? – подсказывает Жека и переводит ошалелый взгляд на меня: – Кирыч, только не говори, что ты женишься!