Текст книги "Территория нелюбви"

Глава 10

Кирилл

Изящно и почти невидимо порхают нунчаки в руках мастера, а я невольно вспоминаю Айку. Или осознанно…

Она спрыгивает со стены и оступается… А я ловлю. Девчонка резко отшатывается от моих целомудренных объятий и ощетинивается. Выставляю вперёд ладони – спокойно, я просто подстраховал… Она прищуривается и разглядывает меня… Как-то странно разглядывает. «Я Вам нравлюсь, Кирилл Андреевич?» Конечно, она мне нравится – ловкая, отчаянно бесстрашная и нелюдимая девочка. Только, кажется, она о другом… Ну, нет, Айка, только не ты! «Ты отличная спортсменка, труженица…» Она ухмыляется чему-то понятному только ей. К черту! Пора завязывать с благотворительностью – первый звоночек уже есть. И неизвестно что ещё она втемяшит себе в голову. Ребёнок же совсем!.. Больше и близко не подойду!

Уже позднее, покидая скалодром и садясь в машину, заметил её удаляющуюся худенькую фигурку. Видел, как она продемонстрировала фак что-то крикнувшим ей вслед троим ушлепкам и рванул было спасать, когда они устремились к ней… И застыл на месте, глядя с неверием и восторгом, как порхают в маленьких ручках нунчаки, не позволяя приблизиться, предупреждая, что колючки этого ёжика очень больно жалят. Я так и не подошёл. Стоял за деревом и наблюдал, пока неудачливое трио не свалило прочь, матерясь и крутя пальцами у безмозглых голов. А потом провожал девчонку до остановки, держась на расстоянии. Если бы оглянулась – заметила бы. Но Айка не оглянулась ни разу. Бесстрашная и совершенно безбашенная. А я?.. По правде говоря, мне нравилось быть для такой серьёзной и самостоятельной девочки авторитетом и нравилось, когда она обращалась ко мне за помощью. Теперь я для неё трус… Неприятно, но всё лучше, чем отважный педофил.

– Кирюш, может, хватит уже смотреть эту гадость? – Алёна загораживает собой экран, и я ставлю фильм на паузу. – Ты же видишь, как я нервничаю!

– Почему? – теперь я разглядываю Алёну. Со спокойным и сытым удовлетворением.

– А ты не понимаешь, да? Вот это что? – она стучит ногтем по своему кольцу.

К слову, кроме этого огромного кольца, закрывающего всю фалангу её пальца, на Алёне больше ничего нет.

– А сколько у меня попыток для правильного ответа? – Я прекрасно понимаю, к чему она ведёт, и предпочитаю отшутиться.

– Издеваешься? О нашей помолвке знаем только мы с тобой. Словно это ничего не значит! Просто подарок…

– Но ведь это и есть подарок.

Но, конечно, не просто… Ведь ты выпрашивала его четыре месяца! Но мне действительно не жалко. Ведь наша… помолвка не ограничена сроками.

– Ты прекрасно понимаешь, о чём я! Для всех мы так и остались… сожителями, – последнее слово Алёна выплёвывает с яростью.

Она нервно передёргивает плечами, отчего её полная красивая грудь подпрыгивает – провокационно и призывно. Но я не призвался… уже третий раз за сегодняшнее утро. Не-не, я не импотент! Когда мы познакомились, меня сперва даже восхитила Алёнкина милая привычка ходить обнажённой дома. Тогда я даже отпуск взял и целую неделю волочился за ней по квартире, как хвост. Который сильно трубой. И был готов двадцать четыре на семь. Потом пять… потом на пять…

Я вообще очень мало понимаю в искусстве, но почему-то меня всегда восхищала картина Крамского «Незнакомка». Я мог часами пялиться на неё в музее. А повесил бы у себя дома, и вскоре перестал бы её замечать.

Наверное, дурацкая аналогия… Но у меня так. Мне нравится, когда у моей женщины случайно распахнулся халатик на груди… Или в разрезе юбки промелькнула кружевная резинка чулка… Я люблю разгадывать и каждый раз нетерпеливо разворачивать, как ценный подарок. Стискивать зубы, прикасаясь к обнажённой коже, захлебываться слюной, снимая бельё…

Сейчас же я спокоен и расслаблен. Мне кажется, что Алёнкино тело я знаю гораздо лучше, чем собственное отражение в зеркале.

– Я надеялась, что мы устроим праздник, позовём друзей…

– Алён, но это же не свадьба. И разве это не дело только нас двоих? Ну, если хочешь, я могу пацанам сегодня сказать… Думаю, они обрадуются!

На самом деле я так не думаю и Алёна тоже.

– Кир, ну о чём ты говоришь?! Твой раздолбай Женька первым же начнёт тебя отговаривать! Можешь ты хотя бы сегодня не встречаться с ними?

– А когда, Алён? – я начинаю злиться. – Завтра мы улетаем… Предлагаешь перенести встречу на год-два? Тебе, кстати, не холодно, может, оденешься? – и в качестве примера я сам начинаю одеваться. Правда, меня уже ждут.

Прямо сейчас наш мальчишник кажется мне просто замечательной идеей.

– Кирюш, мне кажется, что ты меня больше не любишь…

Иногда мне тоже так кажется…

Но в голосе Алёнки столько горечи, что я говорю совершенно другое:

– Тебе кажется, Алён. Это нервы…

– Ты правда так думаешь?

Моё «да» застревает на выходе, но я молча киваю, давая нам шанс ещё на одну попытку.

♥

– Ну, ты давай там, Кирюх, не посрами державу! – в прихожей отчим крепко пожимает мне руку на прощание и хлопает по плечу. – Про мать ток не забывай… Э, Валюх, ну ты чего расклеилась, не на войну же провожаем.

Мама быстро утирает слёзы и виновато мне улыбается.

– Прости, Кирюш, оно как-то само.

– Всё будет отлично, мам, не волнуйся, – я прижимаю её к себе, ощущая, как режет глаза. – Мы будем с тобой почти каждый день созваниваться. Вот увидишь, я ещё тебе надоем.

– Надоедай, любимый, обязательно надоедай, – мама бормочет мне в грудь, гладит по спине, целует через футболку. – Сынок, ты только… ты сейчас не спеши с женитьбой, ладно? Нет, ты не подумай, Алёна мне очень нравится, но… Ты в себе сперва разберись, Кирюш. Чтобы всё по-человечески и по-божески… чтобы потом не повторять отцовских подвигов. Ты слушай своё сердце, сыночек…

Сердце… Отец почему-то не послушал…

Сколько себя помню, отец в моей жизни был всегда. Мы проводили с ним почти каждые выходные, когда он был в стране, вместе летали к морю и в горы, путешествовали по разным странам. Подаркам, полученным от моего отца, завидовали все пацаны. Впервые я задался вопросом, почему же он не живёт с нами лишь годам к шести. Мама наверняка ждала и боялась моих расспросов, но не отмахнулась, не обманула – обняла меня крепко и сказала: «Иногда так бывает, Кирюш, что папа и мама не живут вместе… Но зато у тебя самый лучший папа! Ты ведь знаешь это?» На тот момент в моей голове всплыл самый памятный пример для сравнения – наши шумные соседи – регулярно и нещадно битые главой семейства. И я безоговорочно согласился с мамой – однозначно мой папа самый лучший!

Позднее, конечно, всплыли и другие примеры, и самый яркий – старший брат отца, Женькин батя. В детстве я даже завидовал Жеке, ведь в отличие от моего, его отец всегда был рядом со своей семьёй и уходить никуда не думал. Впрочем, мой – тоже не уходил. Он никогда и не приходил к нам. Просто, будучи женатым на другой женщине, встретил мою маму и, как водится, потерял голову. Позднее нашёл, конечно, и на место водрузил, и с холодным разумом вернулся в семью. Но осадочек остался. И прижился. И вот он я – продукт случайной встречи. Ненарочно зачатый в безумстве страстей.

Невыносимо было жаль маму. Как же я злился и мечтал бросить отцу в лицо, что он мне на хрен не нужен со своими подарками, со своим грёбаным альпинизмом, со своей скалолазкой женой – дурой набитой. И мечтал, чтобы она замёрзла где-нибудь в горах. И дочь их ненавидел. Долгожданный поздний ребёнок – маленькая отвратительная пиявка Маргоша!

Хорошо, что не успел всё это высказать – дурной был, мелкий ещё. Мама тогда меня быстро остудила и всё терпеливо объяснила, как взрослому. Я не сразу понял – доходил постепенно, продолжая злиться и ненавидеть жену отца. Пока не познакомился с ней. Отличная тётка – добрая, весёлая и очень мудрая. Она приняла меня с такой искренней добротой, что мне стало стыдно и за мою ненависть, и за мысли недостойные. И как-то сразу мозги на место встали – никто не виноват. И отец мой реально лучший!.. И мама самая замечательная!.. Просто так бывает.

* * *

Рёв Геныча из динамика едва не лишает меня слуха:

– Эй, укротитель дикобразов, ты где там потерялся?! Или Жека и с тобой лечебным бальзамом поделился?

– Каким бальзамом? – не понимаю я.

– О! Так ты не знаешь?! Хо-хо! Тогда советую поторопиться, чтобы почерпнуть информацию из первых честных уст, как говорится! А то нашему Максимке обидно, знаешь ли – он к нам спешил, как мог, а друзья в пассивном рассосе. Кстати, брат, мы в «Колокольчике».

– Еду уже.

Глава 11

Кирилл

Сейчас я даже не вспомню, в какой момент детское кафе «Колокольчик» превратилось в излюбленное место отдыха отвязной молодёжи. Интерьер, меню и график работы перестроили, а название оставили неизменным. Мои пацаны уже здесь. Максу я очень рад и понимаю, что мне действительно его не хватало. Несмотря на то что мне по-настоящему дороги все мои друзья, по духу Макс оказался ближе остальных. И дело даже не в том, что он тоже альпинист… Малыш – самый молодой из нашей четвёрки, но в отличие от безбашенных Жеки и Геныча, давно знает цену деньгам и умеет грамотно расставлять приоритеты. Жека пока научился только тратить. Зато Геныч, хотя и зарабатывает с малолетства, легко может просадить огромный гонорар за один день, в том числе и на своих друзей. А вообще, мне повезло с ними со всеми. НО… по закону подлости в тот самый момент, когда нас снова четверо, кто-то непременно должен выбыть. На сей раз это я. Но сегодня мы вместе, а впереди у нас вечер и целая ночь. А отоспаться я успею и в самолёте.

– Так что с Жекой-то случилось, где он? – спрашиваю Геныча, когда с приветствиями покончено.

– Беда случилась с Жекой, – хохотнул Макс.

– Вот ни хрена не смешно! – рявкнул на Малыша Геныч и повернулся ко мне. – Есть предположение, что Жека сейчас сидит в тазике со льдом. Он же мышцы на ноге потянул… помнишь?

Я киваю, но пока не вижу связи с тазиком.

– Во-от! А эта его сучка пучеглазая мазь посоветовала – «Финалгон» называется. Ну, Жека и возрадовался! Ногу-то он намазал… И даже руки помыл!.. А потом писать пошёл… Ну и всё! – припечатал Геныч. – Теперь он свой нефритовый столб замораживает. Так я ж ему говорю – ты к нему курицу замороженную привяжи и давай к нам. Но чтоб по пути к этой марамойке заскочил и отблагодарил как следует за совет. Как зовут-то её, Кир?

– Света?

– Вот да – Света! Звезда… японского балета! – лютует Геныч. – Ишь, чего удумала, советчица!

В это же время я с удовольствием наблюдаю, как мой брат входит в «Колокольчик» и, облизанный плотоядными женскими взглядами, пробирается к нам. Прихрамывает, морщится слегка, но живой. И улыбается.

– Здорово, бандиты! Макс, ну ты лысый, как урод!

– Жека, сокол мой! – радуется Геныч, бросаясь ему навстречу. – Ты как, детомёт себе не отморозил?

– Ну ты ещё пощупай, придурок! Разберёмся лет через… дцать… – отмахивается Жека. – Ну что, за встречу и за проводы? Предлагаю начать здесь, а догонимся потом в «Саламандре».

– А это где? – интересуется Макс.

– А это, Малыш, – загадочно вещает Жека, – то, что доктор прописал от мозолей на руках! Там самое щедрое крейзи-меню – можно всех!

Геныч радостно кивает и добавляет:

– И в «Саламандре» ты точно не встретишь вот такие тонкие и кривые чулочки, – он кивает на приближающуюся стайку девчонок, среди которых в тонконогой юной брюнеточке я узнаю свою двоюродную сестрёнку Наташку. И, между прочим, родную сестру Жеки…

Шестнадцатилетняя Наташка со своими огромными синими глазами и тоненькими ножками похожа на трогательного оленёнка. Когда-то я был предметом вовсе не тайных грёз моей маленькой сестрёнки, но однажды в её изменчивое сердечко ворвался брутальный и громкоголосый Геныч и вытеснил всех конкурентов.

– Геныч, ты за базаром следи иногда! – недовольно рычит Женёк.

– Жек, да клянусь, я её не узнал! – виновато гудит Геныч. – Я ж на ножки смотрел… Хорошие такие ножки, перспективные… А мясо успеет ещё нарасти… Кирюх, правильно я говорю?

Макс тихо ржёт, спрятав лицо в ладонях, а я киваю с усмешкой. Понятно, что Геныч не планировал обижать нашу девочку, просто его язык частенько опережает мыслительный процесс. И сейчас он, радушно раскинув ручищи, привстал из-за стола и «Колокольчик» наполнился его трубным басом:

– Натали, свет очей моих! Да ты ли это, моя дивная краса?! Я ослеплён!..

– Геныч, сука, заткни свой мегафон! – лютует Женька и переводит свирепый взгляд на приблизившуюся сестру.

– Ой, привет, ребят, – радостно и немного смущённо зачирикала наша дива. – Максик, ты уже вернулся? Какой ты лысенький! Прикольно!..

– Да? Спасибо, – это осклабился Макс.

– Ты какого хрена тут забыла, краса сопливая? – рявкает Жека и с раздражением отмахивается от моего предостерегающего жеста.

Наташка обиженно вспыхнула и сразу надула губки. Одна из её подружек глупо захихикала, но зато вторая…

– Прошу прощения, мальчики, это моя вина, – красивая блондиночка прошлась по нашей четвёрке заинтересованным взглядом и кокетливо накрутила на пальчик локон. – Это я пригласила сюда девочек. Кстати, меня зовут Виктория, – и она протянула Жеке узкую ладошку для приветствия, на которую тот уставился, как на пупырчатую жабу.

– Да хоть Даздраперма! Мне по хрену. Брысь отсюда все трое, пока я не придал вам ускорение.

Готов поспорить, блондинка подобных речей в свой адрес отродясь не слыхивала. Но лицо удержать сумела.

– Хамло! – фыркнула она и, одарив меня очаровательной улыбкой, скомандовала: – Пойдём отсюда, девочки.

И девочки гордо удалились, выражая своими затылками высшую степень презрения.

– Жек, ну чего ты детишек застращал? – сокрушается Геныч.

– Вот именно, что детишек! А свои отстойные комплименты прибереги для своих шмар!

– А ты чё, поллюция нравов, что ли? – взревел Геныч. – Чего я неприличного сказал?

– Сегодня она свет твоих зажравшихся очей, а завтра снова сопли на кулак мотает!

– Не, Жек, ну а что мне прикажешь, игнорить её?

– Женька, какой же ты урод! – взвизгнула неожиданно вернувшаяся Наташка и мгновенно отпрыгнула мне за спину.

– Вот! Устами младенца! – поддержал её Геныч, чем окончательно испортил нашей малышке настроение.

Я укрываю от Женька расстроенную, едва не плачущую сестрёнку, шучу, утешаю… и почему-то снова вспоминаю Айку…

А ведь она так и не вернулась на скалодром… Неужели послушалась меня? На неё это совсем не похоже. Может, ей помощь была нужна?.. Неприятное чувство вины фонит в подсознании уже целую неделю…

– Кир, ты меня совсем не слышишь? – капризно пищит Наташка. – Поздравляю тебя с помолвкой, говорю. Видела сегодня в инсте кольцо на пальчике твоей Алёнки – отпад! И когда свадьба?

– Ты узнаешь об этом в числе первых, – я обнимаю её за плечи и спешу проводить к выходу. А судя по вытянутым физиономиям друзей, понимаю, что расспросов мне не избежать.

* * *

– Кир, охренел, какая свадьба? Ты же сказал, что в необозримом будущем, – возмущается Жека. – Кирюх, да эта твоя… Алёна… она вообще не твой пассажир!

– А тебе, я смотрю, понравилось фильтровать моих пассажирок? – я неожиданно завожусь. – Это не тебе решать, Жек!

Мы оба понимаем, о чём я говорю, а Жека вдруг затыкается и озадаченно ерошит пятернёй свои волосы. И я уже жалею о дурацкой вспышке. Глупо вспоминать об этом спустя столько лет.

– Так, братцы, а чего я не знаю? – горланит Геныч, а к нашему столику подваливает охранник.

– Ребят, вы потише, ладно? И без драки, пожалуйста…

– Да о чём ты, командир? – Геныч дружеским похлопыванием осушил парню плечо и успокоил: – Когда в товарищах согласья нет, в табло всегда получит кто-то справа. Так что лучше иди, братан, не стой от меня справа. – Геныч возвращает внимание к нам:

– Так что там у нас с женитьбой?

– Да всё, проехали, пацаны, пока это просто кольцо в подарок, – пытаюсь соскочить с темы.

– Помолвочное, – осторожно напоминает Жека.

– А это что-то значит? – волнуется Геныч.

– Геныч, вот ты лох! – развеселился Малыш. – Это значит, что наш Кир просит руки своей избранницы.

– Кир, а на хрена тебе её рука? Или твоя уже устала? Так мы сейчас завалим в «Саламандру», там столько свободных шаловливых ручек! – Геныч скалится подошедшей официантке и помогает ей расставить блюда.

– Девушка, – вклинивается Макс, – а я просил рыбу под майонезом… А где тут моя рыба?

– Малыш, ищи под майонезом и не приставай к девушке. Милая девушка, а вот скажите, пожалуйста, Вы верите в любовь с первым встречным? Вот у меня так бывало… Моя первая любовь пришла ко мне в пятнадцать, а вот к Жеке…

– В пятнадцать тридцать! – рявкает Женёк. – Геныч, да помолчи хоть минуту, от твоего рёва уже башка трещит.

– Жек, но у меня совсем нет времени на помолчать. Кирюха ведь завтра улетит, а я тут кое-что разведал о родине утконосов и должен поделиться информацией и предостеречь нашего друга. Девушка, а что Вы ждёте? Мы ещё не покушали.

Следующие полчаса Геныч взахлёб рассказывает о климате, флоре и фауне Австралии, пугает ядовитыми змеями и собаками динго, просит не нырять в водоём с крокодилами… И в финале слёзно умоляет не уподобляться австралийским варварам и не есть мясо бедных и таких милых кенгуру.

– Тихо, пацаны! – прошу я, когда на экране высвечивается Алёнка.

И с неожиданным раздражением и жалостью выслушиваю такое непривычное нытьё о том, что она дважды не смогла мне дозвониться, что чувствует себя одинокой и брошенной, что ей очень плохо и она умоляет меня вернуться. Я уже знаю, что мой мальчишник закончен, что не смогу спокойно развлекаться, когда моей девушке плохо… И ненавижу себя за это. И её… за то, что она моя девушка…

– Э, ты куда собрался, Кир? – разволновался Геныч. – Да что тебе там наговорила твоя Елена Прекрасная?

– Да я телефон не слышал, а она потеряла меня, уже второй час ищет…

– Ну, понятное дело – нынче хорошего мужика найти непросто… А как же «Саламандра», Кир? А крейзи-меню?..

– Сегодня без меня, пацаны…

И ещё очень долго без меня…

Глава 12

Аика

Австралия? Бред какой-то! Почему Австралия? Что там такого? А как же скалодром?..

Длинный и худой, как жердь, администратор Алик в ответ на моё удивление мстительно усмехнулся. Не забыл, гадёныш злопамятный, как я ему нос прищемила.

– Если Кирилл Андреевич не посчитал нужным поставить тебя в известность, то я вряд ли смогу быть полезным. Но полагаю, Айя, тебе следует знать, что в отсутствие Кирилла Андреевича обязанности директора исполняю я, – Алика прямо на глазах распирает чувство собственной значимости.

– М-м… Приятно, наверное, возомнить себя полезным и важным… Но как бы ещё убедить в этом окружающих, да, Алик? Вряд ли твой неуёмный энтузиазм способен компенсировать дефицит ума, но… всё равно я желаю тебе удачи, дирехтор.

– А ну, вон отсюда! И чтоб здесь я тебя больше не видел, сопля малолетняя! – яростно пропищал мне в спину уязвлённый «директор».

Да плевать! Мне и без вашего сраного скалодрома есть чем заняться.

Сегодня ещё четыре показа и… Чёрт! Ещё один потенциальный висяк. За время работы в нашем агентстве я снискала себе сомнительную славу специалистки по палёным квартиркам. И добрые коллеги регулярно и беззастенчиво подкидывают мне свои проблемные объекты. Но я никогда не отказываюсь и впрягаюсь в любую авантюру. И даже самый отстойный сарай в короткий срок довожу до сделки. А за мою якобы удачливость в коллективе меня терпеть не могут – какая-то мелкая выскочка на птичьих правах, а сделок всегда больше, чем у кого-либо. Завидуют, придурки… Но какая там удача, если я домой каждый день ползком возвращаюсь. Просто рабочий день у меня ненормированный и подход к клиентам очень гибкий. Зато шеф меня любит и, в отличие от прежнего начальника, никогда не обманывает. И даже закрывает глаза на мои леваки. А я в благодарность не наглею.

* * *

В квартире темно и тихо… Странно, а где все? Тревога закралась лишь на мгновение, но исчезла, как только я щёлкнула выключателем. Рюкзачок с сокровищами младшей сестрёнки на месте, значит, загулялись немного.

– Айка! Айка-шаболда! – доносится из моей комнаты, едва я прикрываю изнутри входную дверь.

Я улыбаюсь – мой главный член семьи дома и, как всегда, меня ждёт.

Волоком тащу в кухню оттянувший руки пакет с продуктами и забиваю холодильник. Желание побаловать своих девчонок деликатесами борется во мне с нежеланием будить мамину алчность. Она по-прежнему считает, что Бабаня зарплату из своей гимназии на тележке привозила, а на пенсию ушла, потому что накопила уже достаточно. Я с ней даже не спорю, и если мама найдёт у меня дома сундук с сокровищами – только порадуюсь за неё.

– Айка, добрый вечер! – нетерпеливо горланит Ричи, когда я вхожу в свою комнату.

– Привет! – машу ему рукой.

– Устала?

– Очень.

– Устала?

– Очень устала, Ричи, – повторяю терпеливо. – Пожалеешь меня?

Он пытливо смотрит на меня одним глазом, словно размышляет, стоит ли мне верить…

Следующие несколько минут, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза, я рассказываю Ричарду, как прошёл мой день, а он своим мощным клювом пытается создать из моих волос воронье гнездо.

– Ричи, но почему Австралия? Или там горы какие-то особенные? Хотя… как оно там?.. Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал?.. Вот-вот – у него горы… А мне что теперь делать? Я же целый год ждала шестнадцатилетия! И где мне ещё найти такого, как Кирилл Андреевич?

Таких я больше не встречала. Это именно он – тот мужчина, который поможет потому что вам нужна помощь, а не потому что вы сексуальная красотка… Он – тот, кто снимет с дерева вашего орущего котёнка или сиганёт за вами с моста в реку, даже если вы нарочно туда свалились… поздней осенью.

Вот после случая с мостом, которому я однажды совершенно случайно оказалась свидетельницей, я и начала присматриваться к Кириллу Андреевичу. И уверена – с ним бы у меня обязательно всё получилось. Наверное, попроси я его проникновенно, то он бы и трогать меня не стал… В смысле, руками. В смысле, лапать. Ну а что? Разве для этого дела обязательно нужны объятия?

Я даже вздрогнула, вспомнив, как планировала порепетировать с Вадиком. Получилось, как в той шутке – он держал меня за задницу, а я его за идиота… Вот так сидели и болтали – он о сексе, а я ногами. С Вадиком в тот раз дальше травматичного поцелуя дело не зашло. И он сказал, что больше не прикоснется ко мне, даже если я останусь единственной женщиной на этой планете. Испугал, дурень!

Входная дверь громко хлопнула, заставив Ричи принять боевую стойку, а из коридора раздался радостный голосок Стеф:

– Ай, ты дома?

– Нет ещё! А ты?

Слышу весёлый смех, а в следующую секунду в мою комнату заглядывает раскрасневшаяся и счастливая Стеф.

– Айка, нас твой Вадик куда только не возил! Сначала мы заехали в школу, а потом в ресторан, а потом были в зоосаде! Слушай, как там здорово! А ты со мной сходишь туда? Я просто не успела всё сфотографировать.

Я успеваю только кивнуть и тут же получаю ошеломляющую новость:

– Ай, а ты в к-курсе, что паук тарантул способен п-прожить без пищи два года?

– Тогда наша основная задача – спустя два года не встретиться у него на пути, – быстро нашлась я и поспешила с вопросом: – А где Алекс?

– А она внизу с Вадимом разговаривает, – Стеф хихикнула. – К-кажется, твой друг на неё с-серьёзно запал.

И я даже догадываюсь, на какую именно часть нашей Алекс он запал, но мои предположения не для нежных ушек сестрёнки.

– А мама где?

– Мама?.. – мордашка Стеф стремительно краснеет, а взгляд упирается в напольное покрытие.

* * *

– Хоть бы ребёнка постеснялась, шалава престарелая! – негодует Алекс, яростно расчесывая свои непослушные рыжие кудри.

– Я н-не ребёнок! И я всё с-слышу, – укоризненно произнесла Стеф, входя в комнату. Она поставила перед нами блюдо с горячими ароматными бутербродами и жалобно попросила: – Аль, не говори так про маму, п-пожалуйста, мы же не знаем, п-почему она…

– Шалава! – безапелляционно припечатывает Ричард.

– Грубиян, – опасливо шепнула в его сторону Стеф.

И смех и грех!.. И так позорно! Особенно перед Вадиком. Дядя Паша, его отец, сегодня специально подъехал в школу, чтобы самолично проконтролировать зачисление Стефании. А мама, как обеспокоенная родительница, засуетилась, стала сыпать вопросами, впёрлась даже в качество образовательного процесса, что бы она в нём понимала!.. Короче, пыталась держать руку на пульсе. И дядя Паша, воодушевлённый вниманием белогривой красавицы, охотно и пылко запульсировал. Так они и исчезли незаметно – Вадькин папа и наша мама. И до сих пор не объявились…

Вадик, конечно, остался спокойным и невозмутимым. Ну а ему-то чего дёргаться – он же у нас герой! Папеньку подключил, Стефанию к школе приладили, девчонок моих накормил, выгулял и ничего взамен не просил. И не его вина, что наша мама оказалась такой щедрой на отдачу. Так ведь вроде и мы не виноваты, но… отчего же так противно на душе?

И понимаю, что Алекс права, и сама злюсь… И всё же ей стоит выбирать выражения при Стеф, тем более, когда речь идёт о маме. Раньше Алекс никогда не была настолько агрессивной… И прямо сейчас, глядя на Стефанию, я вижу маленькую трогательную Стешу, которая любит мамочку безо всяких условий, просто потому, что она мама. И кто мы такие, чтобы марать своими злыми языками её искренние светлые чувства?

К счастью, Алекс тут же смягчается, притягивает к себе нашу малышку и целует её в покрасневший носик. Я отхожу в сторону и смотрю на них с умилением и… с такой болезненной завистью!.. И, не выдержав, прикрываю глаза. Как же непривычно и мучительно чувствовать вот так… пронзительно остро. Так сильно бояться потерять их снова… и мечтать, чтобы их никогда не было в моей жизни. Чтобы больше не было так больно.

Сейчас уже трудно вспомнить, в какой момент своей жизни я осознала, что не такая, как мои сёстры… Может, в тот день, когда меня забыли забрать из детского сада? Или ещё раньше… когда я поняла, что в отличие от сестёр и даже брата, мои слёзы вызывают у взрослых не жалость и волнение, а раздражение и злость. Но даже научившись не плакать, я так и не смогла стать своей…