Текст книги "Великолепный джентльмен"

Глава 2

Это был малоизвестный факт – мисс Анна Райз не знала своего истинного возраста.

По словам миссис Рейберн, ее единственной дочери в апреле исполнится девятнадцать. Однако Анна прекрасно помнила, что ей дважды исполнялось семь и девять, а пятнадцатилетие отмечалось три раза – дважды летом и один раз осенью. Значит, ей должно было исполниться как минимум двадцать четыре, а день рождения приходился на некую дату, затерявшуюся между июлем и ноябрем.

Как-то раз она спросила матушку, когда же у нее настоящий день рождения, и услышала в ответ, что дата рождения не имеет никакого значения, важно лишь то, на сколько лет ты выглядишь.

– Я не смогу производить впечатление молодой женщины, если все будут знать, что у меня взрослая дочь, – сказала миссис Рейберн. – Будь умницей и подыграй мне.

Анна, конечно же, уступила, хотя в глубине души сомневалась, что им удастся кого-то одурачить. Потом, после некоторого размышления, она решила, что матушка просто забыла дату рождения дочери.

«Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения», – подумала Анна. Будь ей двадцать один или двадцать четыре – в любом случае она уже взрослая. И не просто взрослая, она уже балансировала на грани перехода в категорию старых дев. Хуже того – в категорию тех старых дев, которые, имея самую неприглядную репутацию, в то же время считались самыми занудными во всех отношениях.

Она была вполне взрослой леди, которой довелось жить в Андовер-Хаусе, где имеющие определенную репутацию дамы полусвета, в основном вдовы, устраивали самые развратные вечера в Лондоне. Вот только до сегодняшнего вечера ей не доводилось так долго разговаривать ни с одним джентльменом. Она вообще мало с кем разговаривала, кроме матушки, своей гувернантки и слуг.

Посещение ею светских вечеров – как справедливо заметил мистер Дейн – носило случайный характер и, как правило, было весьма кратким. Дважды за свою жизнь она была в театре и оба вечера просидела, спрятавшись в глубине ложи, причем так хорошо спрятавшись, что со своего места видела лишь половину сцены. Она никогда не бывала на балах, которые устраивали знакомые, да и на званые вечера ее никогда не приглашали. На вечерах, устраиваемых ее матерью, она, одетая в шикарный наряд, по полчаса, а то и больше стояла на балконе зала, наблюдая за танцующими парами. Собственно, этим и ограничивалось ее участие в светской жизни Андовер-Хауса, отвращение к которой не имело границ.

Господи, как же она ненавидела этот балкон, где стояла в молчаливом одиночестве, пока гости вечера разглядывали ее, словно диковинный музейный экспонат. Некоторые откровенно глазели, кто-то бросал деланно мимолетный взгляд, проходя к столу с напитками и закусками, остальные, изображая полное безразличие, тайком посматривали на нее, прикрывшись веером или из-за плеча.

Казалось, все внизу шептались, обсуждая ее.

И на фоне всего этого раздавался голос миссис Рейберн, которая вовсю нахваливала дочь:

– Ну разве она не красавица? Разве моя дорогая девочка – это не самая шикарная драгоценность?

Анна понимала, что, не будучи красавицей, она тем не менее довольно привлекательна. Но благодаря умной матери она казалась недосягаемой, а ведь нет ничего более пленительного и более соблазнительного, чем недосягаемый плод.

Время от времени, если какой-то важный гость настаивал на представлении или ее матушка, испытывая приступ фривольной щедрости, позволяла избранному джентльмену короткий визит на балкон, она встречала гостя ничего не значащим обменом любезностями, а любая попытка вовлечь ее в разговор немедленно пресекалась матушкой, невзирая на пол собеседника.

Несмотря на склонность матери изобретать отговорки, которые нередко представляли Анну в самом невыгодном свете: «Моя дорогая девочка настояла на том, чтобы остаться в стороне от сегодняшнего праздника. Я уверена, вы простите ее эксцентричность», – Анну еще совсем недавно устраивало подобное вмешательство, поскольку она совершенно не была заинтересована в знакомстве с приятелями ее матери.

По крайней мере до сих пор.

Анна внимательно посмотрела на мужчину, сидящего перед ней. Она и представить не могла, насколько приятно проводить время, беседуя с джентльменом. Конечно, глупо было поддаваться сомнительному шарму этого нетрезвого ловеласа, но она не смогла удержаться.

Она была очарована Максом Дейном. И не только потому, что он был красив, хотя и это было немаловажным. Казалось, он был ее полной противоположностью – одновременно игривым и опасным.

Его озорное обаяние восхитило ее. Его глубоко посаженные глаза цвета лесного ореха говорили о легком и веселом характере, а завитки взъерошенных волос насыщенного каштанового цвета придавали ему подкупающе милый мальчишеский вид. Хотя, Анна полагала, он не слишком обрадовался бы подобному сравнению.

Макс Дейн был совсем не мальчик. Трудно было определить его рост, когда он сидел, но он был выше, чем ее необычайно высокая гувернантка, миссис Кулпеппер, пожалуй, в нем было как минимум шесть футов. И хотя в своем нынешнем состоянии он казался вполне безобидным, официальный вечерний костюм не скрывал широких плеч и развитой мускулатуры.

Макс Дейн был взрослым мужчиной.

Анна наклонилась чуть ближе и в мерцающем свете свечи любовалась игрой теней на его красивом лице.

И несмотря на то что она действительно находила его привлекательным, этот джентльмен казался недосягаемым во всех смыслах слова.

Она подумала, что бы он сказал, если бы она заявила ему, что сегодняшний вечер складывается как удивительный, самый захватывающий и очаровательный в ее жизни. Вероятно, он назвал бы ее бессердечной, поскольку именно в этот вечер Макс оплакивал своего брата.

Без всякой потаенной мысли она подалась вперед и отвела прядь волос с его лба. Анна никогда не испытывала подобного сочувствия.

Осознав, что она сделала, мисс Райз отдернула руку, и напряглась в ожидании колкого замечания по поводу своего развязного поведения. Что ж, она его заслужила. Господи, о чем она только думала?

Но Макс не пошевелился, его глаза оставались закрытыми, а дыхание было глубоким и ровным.

Она тяжело сглотнула.

– Мистер Дейн?

Никакой реакции. Максимилиан Дейн крепко спал.

Анна перевела взгляд со своего гостя на дверь. Сейчас она может или уйти, или позвать на помощь.

Ее взгляд вновь вернулся к Максу. Впрочем, если захочет, она может сидеть и любоваться красивым лицом, причем столько, сколько захочется.

Ее взгляд медленно опустился на его рот.

На самом деле она могла бы сделать почти все, что захочет.

То, о чем она подумала, было глупостью. Если бы днем кто-то сказал ей, что несколько часов спустя она будет намереваться воспользоваться тем, что джентльмен спит, она бы без колебаний назвала такое предположение смехотворным и оскорбительным.

И вот теперь она наклоняется чуть ниже… еще ниже.

Ощущение было необычайно странным, словно она наблюдала за собой со стороны и наслаждалась тем, что открывалось ее взору.

Мечты о свободе и о коттедже в деревне были, конечно, хороши, но, наверное, нереальны. Скорее всего у нее никогда не будет домика, никогда она не будет счастлива. И почти наверняка ей никогда больше не представится такой шанс, как этот. «Пусть меня называют Ледяной Девой Андовер-Хауса», – думала она. Она-то знала, что это не так.

Просто чтобы удостовериться, она прошептала: «Мистер Дейн, вы?..»

Ответа не было, ни малейшего намека на то, что он слышал ее.

И неожиданно комната обрела почти мистические качества. Запах свечей стал сильнее, а скрип ее стула, когда она нагнулась над ним, прозвучал неожиданно громко.

И вот она уже целует его. Точнее, крепко прижимает губы к его губам. Был ли это настоящий поцелуй, она не знала.

Анна знала, что нужно было шевелить губами, но она понятия не имела как это делать. По какой-то причине ей показалось, что прижать губы к его губам, пока он спит, – естественный, хотя и безусловно порочный поступок. Но движение губ казалось скорее порочным, чем естественным, словно оно могло увести ее за грань, отделявшую непростительно дерзкое от распутного.

Анна задержалась еще на мгновение, впитывая новый опыт. Если этот поцелуй должен стать ее единственным, то он по крайней мере должен быть достаточно долгим.

Закрыв глаза, она сосредоточилась на каждой детали. Губы Макса были нежными, но твердыми. Она ощущала его легкое и сладкое дыхание, а терпкий запах выпитого приятно щекотал нос. Ей хотелось протянуть руку и погрузить пальцы в его волосы, но, решив, что это уже слишком, Анна прервала поцелуй.

Вдруг Макс зашевелился, и его теплая рука, скользнув по шее Анны, мягко, но настойчиво вернула девушку в прежнее положение.

Широко раскрыв глаза, Анна уперлась ладонями в накрахмаленную манишку мужчины. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и на какое-то время она даже перестала дышать.

Но Макса это, похоже, не волновало. Он удерживал Анну, неторопливо исследуя губами ее губы. Через мгновение Анна поняла, что его объятие было скорее уговаривающим, чем удерживающим, а губы скользили по ее губам, приглашая, а не требуя.

«Твой единственный шанс. Твой единственный поцелуй».

Она расслабилась, подалась к нему и ответила на поцелуй.

И Небеса, как же она была глупа, решив, что минуту назад целовала его. То было касание губ, не более. А это… это было…

Это было великолепно. Фантастически. Слова не могли в достаточной мере описать ощущения, которые нахлынули на нее. Казалось, все вокруг закружилось в невообразимом вальсе, а на земле остались только они вдвоем. Когда он нежно поцеловал ее в уголок рта, Анна почувствовала просыпающееся возбуждение, а когда кончик его языка проскользнул между ее губами, горячее нетерпение охватило ее. Она хотела большего, гораздо большего. И она хотела этого как можно скорее. Однако Анна готова была удовлетвориться и тем, что уже получила, и была счастлива.

Первым ощущением было возбуждение. И скажи ей кто-нибудь, что это будет такое волшебное ощущение, она, возможно, еще раньше отыскала бы красивого и слегка захмелевшего джентльмена.

Только вот ощущение было бы иным. Руки другого человека обнимали бы ее, губы другого человека целовали бы. Возможно, именно поэтому она не хотела ничего менять, потому что была в объятиях Макса Дейна.

Но Анна знала, что скорее всего у нее никогда больше не будет возможности испытать подобное. И поэтому она запоминала каждую секунду касания губ и возбужденного дыхания, каждый удар своего сердца, каждую искру желания, каждое вихрем проносящееся ощущение. Она не хотела, чтобы из ее памяти ускользнуло хоть одно мгновение этого опыта.

Но вдруг все прекратилось. Макс мягко разомкнул губы и приоткрыл глаза.

– Я сплю? – тихо спросил он, и ей потребовалось время, чтобы прийти в себя. На его губах появилась легкая озорная улыбка. – Нет.

– Я… – Анна не могла найти слов. Она, словно падшая женщина, сидела, низко склонившись над почти незнакомым мужчиной, и ничего не могла сказать в свое оправдание.

Перехватив ее взгляд, он произнес:

– Это был приятный сюрприз.

– Я не знаю… Я не знаю, что на меня нашло, – наконец выдавила она.

Она коснулась дрожащими пальцами его губ, увидела, как расширились его зрачки, и опустила руку.

– Прошу прощения.

– Полагаю, это я должен просить прощения.

– Вы должны? Что ж… я понимаю.

Еще мгновение мисс Райз помедлила, затем взяла себя в руки. Она быстро выпрямилась и кивнула:

– Что ж, вы прощены. Простите и вы меня.

– Что?.. Подождите. – Анна порывисто встала и метнулась было к двери, но он схватил ее за руку. – Не уходите.

– Лорд Дейн, прошу вас…

– Мистер Дейн. – Он нетерпеливо покачал головой. – А лучше называйте меня Макс. Тогда нам не придется путаться в этих «мистерах» и «лордах».

– Нет, я не могу.

– Отчего же? – Его губы изогнулись в дразнящей улыбке. – Вы уже поцеловали меня. По сравнению с этим неформальное обращение кажется совсем незначительным нарушением этикета.

– Мне не следовало этого делать. Обычно я не позволяю своему любопытству взять верх, но сегодняшний вечер стал исключением…

– Любопытству? – Он отпустил ее руку. – Только поэтому вы меня поцеловали?

Эта и еще тысяча причин, которые джентльмен, подобный ему, либо истолкует неправильно, либо просто не поймет.

– Да. Почему же еще?

Он улыбнулся:

– В самом деле, почему же еще? Я хотя бы удовлетворил ваше любопытство?

– Да, вполне, спасибо.

– Всегда к вашим услугам, – ответил он так сухо, что внутри у нее все похолодело.

Анна чувствовала себя очень неловко. Ну почему, почему она решила, что это хорошая идея? Ну что позволило ей думать, что такое возмутительное поведение сойдет ей с рук? Конечно же, он не мог не проснуться. Впрочем, скорее всего этот хитрец вообще не спал. И теперь у нее не было ни малейшего представления, как выйти из этой щекотливой, если не сказать скандальной, ситуации. Как распрощаться с мистером Дейном?

Она бросила на дверь исполненный тоски взгляд.

– Я обидела вас. Мне очень жаль. Я пойду…

– Нет, нет, – перебил ее Макс с досадой. – Вы меня не обидели. Я просто не привык к такой открытости, вот и все. Присядьте, милая.

Она понимала, что каким-то образом задела его гордость, подозревала, что, возможно, он слегка подшучивает над ней, но в этом поддразнивании не было никакого зла, было лишь приглашение вступить в некую игру, позволявшую считать это небольшое происшествие безобидной шуткой. Все это больше помогало избавиться от смущения и желания провалиться сквозь землю, чем сотни вежливых заверений.

Возможно, ей не следовало целовать его, но воспоминание об этом поцелуе теперь уже не толкало ее бежать из комнаты с чувством досады и унижения.

– Вы… Вам нужно завести новых друзей, – осторожно произнесла она. – Не следует привыкать выслушивать ложь. – Она подумала о собственной жизни и поняла, что немного лицемерит. – По крайней мере не следует этому потворствовать.

– А я потворствую. Я предпочитаю, чтобы мои друзья были нечестными. Таким образом, мне не приходится гадать, когда можно доверять им, а когда нет.

– Может, было бы лучше, если бы они всегда были честными?

– Никто не бывает всегда честным. Даже мой святой братец. Черт его подери.

– Не стоит так говорить, – мягко возразила она и вновь села. – Он все-таки был вашим братом.

– Он чертов негодник.

Анна отметила, что Макс говорит о брате в настоящем времени, и сердце ее защемило от сочувствия. Трудно привыкнуть говорить о близком человеке в прошедшем времени. Наверное, это очень больно.

– Но вы ведь любили его.

Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза, как делал это раньше, но теперь он уже казался ей не галантным кавалером, а убитым горем мальчишкой.

– Да, – согласился он. – Боже, да. Я любил его.

Анна подумала о том, как бы могла утешить его, но не знала, как к этому подступиться. У нее не было опыта в таких делах. Она уже сказала, что ей очень жаль. Что теперь?

Макс зло дернул плечом.

– Оказывается, мы не всегда можем помочь тем, кого любим.

– Как и не можем выбирать тех, кого мы любим, – добавила она, чувствуя, что просто должна что-нибудь сказать.

– Верно. – Он чуть наклонил голову и внимательно посмотрел на нее. – Вы любите свою матушку?

«Нисколько», – подумала она, но ответила:

– Мы достаточно неплохо ладим.

Что в общем-то было недалеко от истины, особенно если учесть, что Анна старалась держаться подальше от матери, благо размеры Андовер-Хауса позволяли делать это, а неутолимое желание матушки постоянно находиться в центре всеобщего внимания этому лишь способствовало.

– Большинство людей находят ее достаточно привлекательной, – заметил Макс.

– Большинству людей не приходится жить с ней.

– Семья, – произнес он и, не открывая глаз, резко мотнул головой. – Членов семьи любить труднее всего… или не любить… Так о чем мы говорили? – Тонкая складка легла между бровей Макса. – Похоже, я потерял нить разговора.

Анна не потеряла, но разговор о ее матери, которую многие находят привлекательной, вдруг навел ее на неожиданную и ужасающую мысль.

Она облизнула вдруг ставшие сухими губы.

– Мистер Дейн…

– Макс, – поправил он ее.

– Хорошо, Макс. Вы ведь… не с мадам?

Он приоткрыл глаза и все еще немного затуманенным взглядом посмотрел на Анну.

– Я не с кем?

– Моя матушка. У вас ведь нет… Э… – Она не могла это произнести. Просто не могла. Ей неприятно было даже думать об этом. – Вы, часом, не ухаживаете за ней? Или…

– Боже! – Он широко раскрыл глаза. – Боже правый, конечно, нет. – Он предпринял неловкую попытку выпрямиться на стуле. – Прелестная женщина ваша мать. Красивая, умная и все такое, но… Нет. Исключено. – Он одарил Анну самой чарующей улыбкой. – Я предпочитаю женщин, в которых больше тепла. Ну, скажем, похожих на вас.

Ее окатила волна удовольствия.

– Вы очень любезны.

– Ничего подобного, – возразил он, вновь оседая на стуле. – Любезно было бы переделать вашу мебель. Кто такой лорд Хикк? Должно быть, он был к вам сильно привязан.

– Лорд Хаззард, – поправила она его с улыбкой. – Я не очень хорошо его помню. Он скончался вскоре после того, как подарил мне этот мебельный гарнитур. Миссис Кулпеппер говорит, что он был другом капитана Рейберна.

Которого она едва помнила, а от своей матушки смогла узнать только то, что после несвоевременной кончины он оставил неприлично жалкое наследство.

Анне хотелось хорошо думать об этом человеке, поскольку не каждый джентльмен готов жениться на падшей женщине, к тому же имеющей незаконнорожденного ребенка.

– Значит, капитан Рейберн, – пробормотал он, зевнув, – не ваш отец. Должно быть, это был мистер Райз?

– Райз – имя моей бабушки по материнской линии, – ответила она и сделала попытку быстро сменить тему. Анне очень не хотелось обсуждать вопрос ее незаконного рождения. – Мистер Дейн, вы сейчас свалитесь со стула. Могу я все-таки позвонить?

– Нет.

Анна открыла было рот, но не произнесла ни слова, услышав за дверью скрип рассохшегося паркета, – кто-то проходил мимо детской.

Еще один заблудившийся гость, а может, горничная или лакей с поручением.

«А возможно, это миссис Кулпеппер отправилась на мои поиски, – подумала Анна с легким чувством вины. – Наставница расстроится, если обнаружит, что ее подопечная отсутствует в такое позднее время».

– Я должна идти, мистер Дейн.

– Макс.

– Я должна идти, Макс. В конце концов мое столь долгое отсутствие будет замечено.

А если откроется его роль в этом авантюрном приключении, то скандал может завершиться тем, что миссис Рейберн откажет ему от дома.

Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

– Да, я понимаю. Завтра нанесу вам визит.

– На следующей неделе, – тихо напомнила Анна.

Глаза его оставались закрыты, но губы изогнулись:

– На следующей неделе.

Мгновение Анна молчала в раздумье. Он пьян. Он часть того мира, который она презирала и всегда старалась избегать. Он был таким же, как ее мать, более того, именно о таких людях предупреждала ее миссис Кулпеппер.

Но сейчас больше всего ей хотелось быть именно с ним.

– Вы обещаете? – шепотом спросила она.

– Обещаю, – пробормотал он. – На следующей неделе.

Мгновение спустя раздался негромкий храп. Анна еще несколько секунд вглядывалась в красивое лицо и прислушивалась к ровному, глубокому дыханию. Когда она наконец вышла из комнаты, на ее лице блуждала хитрая улыбка и читалась надежда, которой она никогда не испытывала раньше.

Глава 3

Четыре года спустя

Миссис Рейберн не тратила жизнь на обретение приличной репутации. И она скорее еще больше замарала ее, гоняясь за мистером Ричардом Темплтоном, который, выпив слишком много лишнего, предложил в полночь конную игру в прятки по улицам Лондона. Пойдя на поводу у молодого, богатого и глупого повесы, а может, в силу каких-то соображений желая угодить ему, столь же нетрезвая миссис Рейберн выехала из конюшни, но тут же упала с лошади и сломала ногу.

По мнению доктора, травма должна была зажить через несколько месяцев. По мнению миссис Рейберн, жизнь была кончена.

– Я погибла, Анна. Погибла.

Анна, сидевшая в кресле у кровати матушки, коротко вздохнула и сделала еще один стежок в шитье.

– Это вы так считаете, мадам.

Да, миссис Рейберн считала именно так, более того, вот уже сорок восемь часов она, плача и стеная, говорила только об этом. Через сутки после визита доктора даже у преданных хозяйке экономки, дворецкого и горничной нашлись срочные дела вне дома. И Анна не могла винить их в этом. К счастью, доктор оставил для миссис Рейберн настойку опия, которую, впрочем, мадам категорически отказывалась принимать и уступила только после долгих увещеваний дочери.

Да, убедить матушку принять лекарство оказалось делом нелегким. Мадам терпеть не могла опиаты. Она редко принимала подобные препараты, считая их слишком дорогими и опасными. Но Анна знала, что истина заключалась в ином. В тех редких случаях, когда мадам в медицинских целях принимала настойку опия, она почти сразу приходила в нервное возбуждение, становясь слишком шумной и несдержанной на язык, только спустя приблизительно полчаса миссис Рейберн проваливалась в долгий сон, во время которого храпела так, что могла и мертвого поднять.

Анна не могла дождаться, когда раздастся спасительный храп. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Последняя порция лекарства была принята двадцать минут назад. Должны пройти еще долгие десять минут.

– Недели! – запричитала ее матушка. – Месяцы! Сезон закончится, а это все, что я смогу показать… – Она с отвращением махнула рукой в сторону перебинтованной ноги. – Черт побери этого мистера Темплтона!

– Сегодня утром он прислал розы.

Мадам бросила на нее сердитый взгляд.

– Розами с мясником не расплатишься.

– Можно продать бриллиантовое ожерелье или пару колец, – предложила Анна, прекрасно понимая, что матушка никогда не согласится на столь радикальные меры. Мадам не расстанется со своим личным имуществом ни при каких обстоятельствах. Никогда. Даже пришедшие в негодность вещи слуги убирали на хранение, а если некая вещь не нравилась мадам изначально, то ее все равно бережно хранили, ведь она принадлежала госпоже. Не успеет день подойти к концу, как розы Темплтона будут отправлены на засушку. Мадам бросила на дочь раздраженный взгляд.

– Не могу поверить, что ты решила предложить подобное.

– А как еще вы сможете разобраться со своими счетами?

– Ты упускаешь самое главное, девочка. Речь идет не о том, что я должна делать сейчас. Я говорю о своем будущем.

– Речь идет всего лишь о небольшом перерыве, мадам. Скоро вы снова будете в состоянии танцевать. Несколько недель…

– «Недели», говорит она, – прервала мать, с раздражением взмахнув рукой, – словно это такой пустяк – исчезнуть из общества на такое время. Словно эта хищница, миссис Морхаус, не строит ежедневно козни, чтобы лишить меня с таким трудом завоеванной популярности, и при этом я не имею ни малейшей возможности воспрепятствовать ей. Как ты полагаешь, что станет со мной, если она добьется успеха?

– Полагаю, вы станете второй в состязании скандальных репутаций. – Анна сделала очередной стежок. – Несмотря на этот позор, я постараюсь высоко держать голову.

– Она насмехается надо мной. Моя дочь смеется над моим горем. – Мадам указала на нее дрожащим, увешанным кольцами пальцем. – У тебя такое же холодное сердце, как и у твоего отца.

– И такие же невыразительные глаза, – закончила за нее Анна. Мадам была просто в отчаянии из-за того, что у единственной дочери были такие, по ее мнению, бесцветные глаза.

– Ничего подобного, – не слишком отчетливо пробормотала мадам. – У Эспли были красивые глаза. Конечно, не такие яркие, как у меня, но по-своему притягательные и к тому же прелестного голубого цвета. Я не знаю, откуда у тебя, черт возьми, этот ужасный серый цвет глаз.

– Так теперь это Эспли, не так ли? – слегка улыбнувшись, спросила Анна. Ее мать бессчетное количество раз называла имя отца Анны. И насколько Анна могла припомнить, ни одно имя не повторялось дважды. Теперь некий Эспли пополнил длинный список ее отцов. – Похоже, я настоящее биологическое чудо.

– Ты неблагодарное маленькое чудовище – вот кто ты!

Привычная к резким выражениям своей матери и ее непредсказуемому характеру, Анна никак не отреагировала на язвительные слова, лишь спокойно заметила:

– Тебе следовало бы отослать меня к отцу. Пусть он меня терпит. А еще лучше – выдели мне приданое, которое ты обещала, и будешь свободна от меня…

– Приданое? – Мадам округлила глаза и посмотрела на Анну так, словно у той выросла вторая голова. – Я тебе ничего подобного не обещала.

– Пятьсот фунтов, – напомнила ей дочь, как напоминала по меньшей мере раз в месяц, с тех пор как ей исполнилось, по приблизительным подсчетам, шестнадцать лет.

– Чепуха! Что бы ты стала делать с такой суммой? Спряталась бы в деревне? Боже, что бы сказали люди, если бы дочь миссис Рейберн постигла такая судьба?

Для женщины, которая всю свою сознательную жизнь только и делала, что нарушала общепринятые правила поведения, мадам была чрезмерно чувствительна к мнению окружающих. А для женщины, стремящейся завоевать расположение окружающих, она была прискорбно упряма в своем поведении. Анна знала, что шансов убедить мать выделить ей пятьсот фунтов столько же, сколько и уговорить ее продать одно из украшений. Что, собственно говоря, означало полное отсутствие шансов.

Она бросила взгляд на часы. Пять минут.

– Расскажите мне об этом мистере Эспли. Он джентльмен, торговец или…

– Ты об этом? – Мадам бросила на нее раздраженный взгляд. – Это не мистер Эспли. Это лорд Эспли. Филипп Майкл Хаверстон, пятый маркиз Эспли. Не старайся казаться глупее, чем ты есть, девочка.

– Прошу прощения, мадам, – спокойно ответила Анна. – В будущем я приложу усилия, чтобы отделять мою глупость от моей легковерности.

– Ты попытаешься что сделать? Что, черт возьми, это значит?!

– Ничего.

Изящная бровь матери упрямо изогнулась.

– Ты что, не веришь мне?

«Ни единому слову».

– Разумеется, я верю вам, мадам. С чего бы вам лгать?

– О, я лгу по самым различным причинам, – ответила мадам, слегка взмахнув рукой. – По большей части, чтобы развлечься.

– Этому я могу поверить, – пробормотала Анна.

Ее матушка, похоже, не расслышала этих слов.

– Но Эспли… Я лгала относительно Эспли ради твоего же блага. – Она театрально вздохнула и драматически всплеснула руками. – Я не такая ужасная мать и совсем не хотела причинить тебе боль.

– Уверена, что не хотели.

– Ты попыталась бы его найти, – объяснила мадам. – Я этого опасалась.

– А почему бы этого не сделать? – спросила Анна, не испытывая ни малейшего интереса к тому, что ответит ей матушка. Лорд Эспли не был ее отцом, и была только одна причина, по которой мадам могла не желать, чтобы Анна попыталась встретиться со своей другой семьей… Она не хотела ни с кем делить дочь.

– Бессердечный! Он попытался бы причинить тебе боль.

Анна дернула нитку, завершая прочный французский узел.

– В таком случае я должна поблагодарить вас за заботу.

Матушка издала какой-то горловой звук, который, как надеялась Анна, означал, что она вот-вот заснет.

– Не верь мне. Мне никто никогда не верит.

«Только те, кто обладает здравым смыслом».

– Это не…

– Знаешь, у меня ведь есть доказательства.

Анна замерла.

Это было что-то новое.

В течение многих лет ее мать называла множество имен и рассказывала самые разные истории, связанные с этими именами. Ее отцом был Роберт Хенри, отважный офицер, павший, защищая самого Веллингтона. Потом был Чарли Фигг, милый сын викария, которого постигла трагическая участь – он был застрелен разбойником с большой дороги. Еще знаменитый Рафаэль Мур, лихой разбойник с большой дороги, которого постигла несколько менее героическая участь – его повесили.

Анна воспринимала все эти истории с большим или меньшим скепсисом, ведь никогда ранее матушка не упоминала о доказательствах.

С любопытством, смешанным с недоверием, Анна, прищурившись, взглянула на мать.

– Доказательства какого рода?

– Контракт, – ответила мадам с легкомысленным самодовольством. – Заставила его подписать один контракт, как и другие.

– Вы с отцом подписали контракт?

Анна этого и предположить не могла. Она родилась до того, как ее мать вышла замуж за капитана Рейберна, вскоре после смерти которого стала скандально известной миссис Рейберн. Анну в общем-то никогда не интересовало, какие официальные договоренности связывали матушку с ее мужчинами, тем более в далеком прошлом.

– Впрочем, толку от этого контракта… – пробормотала мадам уже заплетающимся языком. Взгляд женщины становился все более стеклянным.

– И где же он? – спросила Анна, но мать лишь посмотрела на нее совершенно невидящими глазами. Анна отбросила шитье и слегка потрясла мать за плечо. – Maman, где этот документ?

– Что? – Мадам моргнула, словно потревоженная сова. – Какой документ?

– Контракт с моим отцом, где вы его храните?

– Вместе с другими документами, разумеется. Разве обязательно говорить так громко? – Она оттолкнула руку Анны. – Оставь меня.

Анна перевела взгляд на потолок. Бумаги, без сомнения, находились в запертом кабинете, разместившемся возле спальни хозяйки. Мадам любила держать наиболее ценные вещи под рукой.

– Я хочу его увидеть. Я хочу… Maman? – Но глаза матери уже закрылись, Анна разочарованно вздохнула. – Мама!

Настойка опия наконец подействовала на миссис Рейберн.

«Проклятие».

Признавая свое поражение, Анна бросила на спящую недовольный взгляд.

«Проклятие, проклятие, проклятие».

– Я тоже хочу увидеть этот контракт.

Анна вздрогнула, хотя раздавшийся за спиной хриплый голос был давно ей знаком. Обернувшись, она сердито взглянула на свою компаньонку, в прошлом бывшую гувернантку, которая стояла в дверях, почти полностью закрывая дверной проем.

Необычайно крупная женщина преклонных лет была выше Анны больше чем на полфута. Своими руками миссис Кулпеппер, казалось, без труда могла бы давить грецкие орехи, а такими широкими плечами мог бы гордиться любой атлет. Ее великолепные густые черные волосы мало кто видел, так как обычно она надежно прятала их под отделанным кружевом чепцом.

Услышав однажды, как какой-то джентльмен прошептал ей вслед: «Великанша-людоедка», – Анна в первый и последний раз попросила матушку отказать гостю от дома. В просьбе, конечно же, было отказано, но Анна почувствовала себя лучше, потому что хотя бы попыталась защитить свою возрастную подругу.

Миссис Кулпеппер была ей другом и наперсницей необычайного ума и восхитительного характера. Если бы оскорбивший ее наглец попытался абстрагироваться от внешности миссис Кулпеппер и взглянул на нее повнимательнее, то увидел бы, что она довольно мила. Пропорциональные черты лица, крупные карие глаза и пухлые губы, которые довольно часто растягивались в улыбке.