Текст книги "Дорога пыльной смерти"

– Возможно, и нет, но Траккиа, Джекобсон и Рори подтверждают то же.

– Ну и нашли беспристрастных свидетелей. Если Джонни заставят уйти, кто выдвинется в команде «Коронадо» в гонщики номер один с хорошими шансами вскоре выйти в чемпионы? Кто, как не наш Никки. Джекобсон и Джонни никогда не были приятелями и в хорошие времена, а нынче их отношения вообще ухудшились: Джекобсон недоволен поломками его машин, а еще более недоволен заявлениями Харлоу о том, что механик здесь ни при чем, потому что сразу возникает вопрос о его хорошем знании машин. Ну а что касается Рори, так он возненавидел Джонни, если говорить откровенно, потому, что злится на него из-за Мэри, из-за его отношения к ней, а больше оттого, что после всех событий она нисколько не изменила своего отношения к нему. Я подозреваю, Джеймс, что ваша дочь единственная из всех, кто безраздельно верит в Джонни Харлоу.

– Да, я знаю. – Мак-Элпайн помолчал и добавил проникновенно: – Мэри была первая из всех, кто заговорил со мной об этом.

– О, Иисус! – Даннет сокрушенно оглядел трек и опять повернулся к Мак-Элпайну. – Значит, выхода нет. Вам придется удалить его. И предпочтительно сегодня.

– Нет, Алексис. Разница между нами в том, что вы узнали все это только сегодня, а я уже какое-то время размышлял над этим. Так что имел время разобраться. Я дам ему еще одну попытку выступить на Гран При.

Станция машин в сумерках походила на последнее прибежище бегемотов доисторических времен. Огромные транспортеры для перевозки по всей Европе гоночных машин, запасных частей и передвижных ремонтных мастерских, будто фантастический образ всеобщей гибели техники, застыли во мгле. Безжизненное скопление неосвещенных машин. Таким был бы парк машин, если бы не одинокая фигура, бесшумно проскользнувшая в ворота.

Джонни Харлоу не скрывал бы своего присутствия от глаз случайно увидевшего его здесь, если таковой оказался бы. Помахивая маленькой парусиновой сумкой, он пересек автомобильную стоянку и остановился возле одного из огромных «бегемотов», на котором сзади и с боков было выведено слово «Феррари». Он даже не стал торкаться в дверь транспортера, а сразу извлек из сумки связку ключей самой причудливой формы и через несколько секунд отомкнул замок. Он влез внутрь, и дверь за ним мгновенно закрылась. Минут пять Джонни терпеливо наблюдал в одно и другое окошки, расположенные в боковых стенках транспортера, друг против друга, не видел ли кто-либо его незаконное вторжение. Судя по всему, его никто не видел. Убедившись в этом, Харлоу извлек плоский карманный фонарик из полотняной сумки, включил свет, остановился возле ближайшего к нему «феррари» и принялся внимательно его обследовать.

В тот вечер в вестибюле гостиницы собралось человек тридцать. Среди них были Мэри Мак-Элпайн и ее брат, Генри и двое рыжих близнецов Рэфферти. Все оживленно и громко обменивались мнениями.

Гостиницу отдали, на уик-энд командам – участникам международных гонок на Гран При, и гонщики особо не стеснялись в выражениях. Все уже – и гонщики, и механики – сняли свою рабочую одежду и переоделись в вечерние костюмы, – как и полагается к обеду, до которого было не так далеко. Генри среди них особо выделялся, наряженный в серый крапчатый костюм с красной розой в петлице. Даже его всегда торчащие усы были расчесаны. Мэри сидела рядом с ним и с Рори, который их несколько сторонился и читал или делал вид, что читает, журнал. Мэри сидела безмолвно, без улыбки, машинально сжимая и вертя одну из тростей, заменивших ей костыли. Неожиданно она повернулась к Генри.

– Куда исчезает Джонни вечерами? После обеда мы почти не видимся с ним.

– Джонни? – Генри поправил цветок в петлице. – Не представляю, мисс. Может быть, он завел себе другую компанию. Может быть, предпочитает есть в другом месте. Может быть, что другое.

Рори намеренно закрыл журналом лицо. По тому, как неподвижны были его глаза, можно было с уверенностью сказать, что он не читал его, весь превратившись в слух.

– Может быть, дело вовсе не в том, что где-то лучше готовят, – сказала Мэри.

– Девушка, мисс? Джонни Харлоу не интересуется девушками. – Генри хитровато глянул на нее и принял вид несколько манерный, какой, по его пониманию, и должен иметь джентльмен. – Исключая одну известную мне особу.

– Не прикидывайтесь дурачком. – Мэри Мак-Элпайн не всегда была розой без шипов. – Вы знаете, о чем я спрашиваю.

– Так о чем вы спрашиваете, мисс?

– Не хитрите со мной, Генри.

Генри принял скорбный вид непонятого человека.

– Я не так умен, чтобы хитрить с другими, мисс.

Мэри посмотрела на него проницательно и сразу отвернулась. Рори поспешно отвел глаза. Он смотрел очень сосредоточенно, но облачко задумчивости не скрывало того, что мысли у него не самые добрые.

Харлоу, чтобы не устраивать иллюминации, вынужден был пользоваться темно-красным светом фонаря, обследуя глубокие ящики с запасными деталями. Внезапно он выпрямился, поднял голову, прислушиваясь, выключил фонарик и, скользнув к окну, выглянул в него. Вечерние сумерки сменились непроглядной ночью, но желтоватый полумесяц, иногда появлявшийся из-за разрывов туч, позволял видеть окружающее. Два человека, пробираясь между транспортерами, направлялись к стоянке машин «Коронадо», расположенной в двадцати футах от места наблюдения Харлоу. В них легко можно было узнать Мак-Элпайна и Джекобсона. Харлоу осторожно приоткрыл дверь транспортера, так чтобы оставить себе путь к отступлению и чтобы в поле зрения была дверь транспортера «Коронадо». Мак-Элпайн вставлял в этот момент ключ в замочную скважину.

– Так, нет никакого сомнения, – сказал он. – Харлоу не придумал это. Четвертая скорость выведена из строя?

– Совершенно.

– Значит, он может быть оправдан? – спросил Мак-Элпайн почти умоляющим голосом.

– Это можно сделать разными способами. – Тон Джекобсона оставлял очень мало надежды.

– Это так. Я понимаю. Что же, пойдемте взглянем на эту чертову коробку.

Оба вошли внутрь, и сразу в транспортере зажегся свет. Харлоу с редкой на его лице полуулыбкой кивнул, прикрыл дверь и продолжил осмотр. Он действовал с той же предусмотрительностью, как и на станции обслуживания «Гальяри», аккуратно вскрывая ящики и коробки и с величайшей осторожностью все закрывая, не оставляя за собой никаких следов. Он работал быстро и внимательно и остановился лишь раз, когда снова услышал снаружи подозрительные звуки. Он убедился, что это Мак-Элпайн и Джекобсон вышли из транспортера «Коронадо» и направились прочь из парка машин, и снова возвратился к своему занятию.

Глава 4

Харлоу вошел в гостиницу, когда вестибюль, служивший одновременно и баром, был полон. Группа мужчин теснилась возле стойки. Мак-Элпайн и Джекобсон сидели за одним столом с Даннетом. Мэри, Генри и Рори по-прежнему оставались на своих местах. Харлоу закрыл дверь, и в это время прозвучавший гонг призвал всех к обеду. В старом отеле был заведен добрый обычай обедать всем одновременно в строго установленное время, либо не обедать вовсе. Это было громадным удобством для обслуживающего персонала и не слишком устраивало гостей.

Гости как раз поднимались со своих мест, когда Харлоу проходил через вестибюль к лестнице. Ни одна душа не поприветствовала его тепло в этот вечер, иные только холодно кивнули. Мак-Элпайн, Джекобсон и Даннет вообще не заметили его. А Мэри бросила короткий взгляд, прикусила губу и быстро опустила глаза. Два месяца назад Джонни Харлоу понадобилось бы не меньше пяти минут, чтобы добраться до первых ступенек лестницы. В этот вечер ему; никем не замеченному, понадобилось для этого всего десять секунд. Но если тревога и досада были у него на душе, то свое огорчение он умело скрывал. Лицо его оставалось бесстрастным, как у лесного индейца.

В номере он быстро умылся, причесался, извлек из шкафа бутылку шотландского виски, прошел с нею в ванную, отхлебнув, прополоскал с гримасой отвращения рот и выплюнул. Оставив почти полный стакан на умывальнике, он вернул бутылку в шкаф и спустился вниз, в столовую.

Он пришел последним. Но любому постороннему уделили бы здесь больше внимания, чем Харлоу. Он был личностью, которой теперь сторонились. В маленькой столовой оказалось людно, если не сказать тесно. За столом сидели по четверо, одна компания кое-как разместилась за двухместным столиком. Только возле одного двухместного столика было свободное место. Там сидел Генри. Губы Харлоу невольно дрогнули, но это осталось никем незамеченным, он уверенно прошел через зал к столику Генри.

– Разрешите, Генри? – спросил он.

– Буду рад, мистер Харлоу. – Генри просиял от удовольствия. Он оставался радушным на протяжении всего обеда, болтая о разных пустяках и малозначащих предметах. Харлоу почти не слушал его. Генри был не ахти каким интеллектуалом, скорее наоборот, натурой посредственной, поэтому скупые односложные ответы Харлоу вполне его устраивали. Говоря по правде, самое лучшее, чего хотел бы Харлоу сейчас, – так это чтобы Генри находился где-нибудь на расстоянии нескольких ярдов от него, но вместо этого тот, придвинувшись к нему почти вплотную, вдохновенно делился своими проблемами. Генри придавал этой встрече особое, только ему понятное значение. Он знал, что особенно презентабелен и фотогеничен именно в таком ракурсе.

Благочестивая тишина кафедрального собора, пожалуй, не могла бы соперничать с полным безмолвием, воцарившимся в столовой после появления Харлоу. Генри с удовольствием вслушивался в свой голос, когда жаловался, что его подарки жене никак не способствуют восстановлению нормальных с нею отношений. Так что с окончанием обеда Харлоу облегченно вздохнул про себя, никак не проявив этого внешне.

Он встал последним из-за стола и с безразличным видом послонялся по вестибюлю. Остановился в нерешительности посреди зала, с полным равнодушием, ленивым взглядом окинул все вокруг. Увидел Мэри и Рори, потом его взгляд задержался на Мак-Элпайне, который о чем-то переговаривался с Генри.

– Итак? – спросил Мак-Элпайн.

– Запах как от винной бочки, сэр, – убежденно заявил Генри.

– Как уроженец Глазго, вы, должно быть, хорошо разбираетесь в подобных вещах. Я присоединяюсь к вашему мнению, Генри, – кисло улыбнулся Мак-Элпайн.

Генри кивнул удовлетворенно.

Харлоу отвернулся от этих двоих. Он не слышал произносимых ими слов, но ему и не нужно было их слышать, чтобы понять, о чем шла речь. Внезапно приняв решение, он направился к выходу. Мэри видела, как он уходил; оглядевшись, она проверила, не наблюдает ли кто за ней, поднялась из-за стола и, опираясь на трости, направилась вслед за ним. Рори, в свою очередь, выждал секунд десять после ухода сестры и с безразличным видом вышел.

Пять минут спустя Харлоу уже входил в кафе, он выбрал свободный столик и сел так, чтобы видеть дверь и улицу перед ним. Подошла молодая официантка, сразу восторженно распахнула глаза и обаятельно улыбнулась. Молодежь узнавала пятикратного чемпиона Европы, где бы он ни появлялся.

– Тоник и воду, пожалуйста, – улыбнулся в ответ Харлоу.

– Прошу прощения, сэр. – Глаза ее еще больше раскрылись.

– Тоник и воду.

Официантка, мнение которой о чемпионе мира среди гонщиков, само собой, сразу же изменилось, принесла напиток. Харлоу так и сидел с ним, изредка поднимая глаза на входную дверь. Он нахмурился, когда она открылась и Мэри с выражением явной тревоги вошла в кафе. Она заметила Харлоу сразу, хромая, прошла через зал и присела к столику.

– Хэлло, Джонни, – сказала она неуверенным голосом.

– Я рассчитывал увидеть кое-кого другого.

– Ты… что?

– Ждал кое-кого другого.

– Я не понимаю. Кого?..

– Не имеет значения. – Тон Харлоу был резок, как и его слова. – Кто поручил тебе шпионить за мной?

Харлоу терял остатки выдержки.

– Ты ведь уже должна знать, что означает слово «шпион».

– Ох, Джонни! – В больших карих глазах Мэри отразилось чувство обиды, и в ее голосе тоже. – Ты же знаешь: я никогда не буду шпионить за тобой.

– Тогда как ты оказалась здесь? – Харлоу несколько смягчился.

– Тебе неприятно видеть меня?

– Я не об этом. Чего тебе понадобилось в этом кафе?

– Я просто шла мимо и…

– …и ты увидела меня и вошла. – Он внезапно отодвинул стул и встал. – Кто здесь еще?

Харлоу направился прямо к двери, открыв ее, вышел наружу и несколько секунд глядел на дорогу, по которой пришел. Потом повернулся и посмотрел вдоль улицы. Однако заинтересовало его совсем другое направление – парадное через улицу, где он заметил фигуру, скрывающуюся в глубине подъезда. Сделав вид, что ничего не увидел, Харлоу вернулся в кафе, закрыл дверь и занял свое место.

– У тебя глаза как рентгеновские лучи, – сказал он. – Всюду матовые стекла, но ты видишь меня даже сквозь них.

– Ладно, Джонни. -Девушка выглядела очень усталой. -Я шла за тобой. Я беспокоюсь. Я очень беспокоюсь.

– С кем не бывает. Посмотрела бы ты на меня во время гонки. – Он помолчал. А потом вдруг спросил без всякой связи с предыдущим разговором: – Рори был в гостинице, когда ты уходила?

– Да. Я видела его. – Она озадаченно нахмурилась, взглянув на Джонни.

– Он видел тебя?

– Что за странный вопрос!

– Я вообще странный человек. Спроси любого гонщика на треке. Так он видел тебя?

– Конечно. Почему… почему ты так настойчиво спрашиваешь про Рори?

– Я просто беспокоюсь: не хотелось бы, чтобы парнишка таскался ночью по улице и подхватил простуду. К тому же его вполне могут и ограбить. – Харлоу, задумавшись, умолк. – А впрочем, ерунда! Пришло на ум.

– Остановись, Джонни! Остановись! Я знаю, да, знаю, что он с ненавистью смотрит на тебя с тех пор… с тех пор…

– С тех пор, как я покалечил тебя.

– Ох, Боже мой! – По ее лицу было видно, как сильно она взволнована. – Он мой брат, Джонни, но ведь он не я. Что я могу сделать… Ты и сам понимаешь, чем вызвано его недоброжелательство, ведь ты же самый добрый человек в мире, Джонни Харлоу…

– Добротой ни за что не расплатишься, Мэри.

– И все же это так. Я знаю, ты таков. Можешь ты его простить? Можешь так поступить с ним? В тебе так много доброты, больше, чем нужно. Он еще совсем мальчик. А ты мужчина. Разве он может навредить тебе?

– Ты бы видела, как опасен мог быть девятилетний мальчишка во Вьетнаме, когда в его руках оказывалось оружие.

Мэри попыталась подняться со стула. В голосе ее были слезы, слезы блестели и в глазах.

– Пожалуйста, прости меня, – сказала она. – Я не собираюсь тебе мешать. Доброй ночи, Джонни.

Он нежно взял ее руку в свою, и она так и замерла с застывшим в отчаянии лицом.

– Не уходи, – попросил он. – Я просто хотел убедиться.

– В чем?

– Странно, но это уже не важно. Забудем о Рори. Поговорим о тебе. – Он подозвал официантку. – Повторите то же, пожалуйста.

Мэри посмотрела на его наполненный стакан.

– Что это? Джин? Водка? – спросила она.

– Тоник с водой.

– Ох, Джонни!

– Что это ты заладила: «Ох, Джонни, Джонни». – Невозможно было понять по его голосу, было это сказано с раздражением или нет. – Ладно. Ты просишь не беспокоиться, а сама все делаешь, чтобы вывести меня из себя. Хочешь, я угадаю причину твоего беспокойства, Мэри? У тебя есть пять поводов волноваться: Рори, ты сама, твой отец, твоя мать и я. – Она хотела возразить, но он остановил ее жестом. – Можешь забыть о Рори и его ненависти. Через месяц ему все это покажется дурным сном. Теперь о тебе… Только не вздумай отрицать, что тебя не беспокоят наши взаимоотношения: со временем и в них все встанет на свои места. Затем о твоих отце и матери и, конечно, здесь опять речь идет обо мне. Как, все правильно?

– Ты со мной давно так не говорил.

– Ну так что, я прав?

Вместо ответа она молча кивнула.

– Твой отец. Я знаю, он выглядит не очень хорошо, даже похудел. Предполагаю, что это от беспокойства о твоей матери и обо мне, именно в таком порядке.

– Моя мама? – прошептала она. – Откуда ты знаешь об этом? Никто не знает об этом, кроме эксперта Дадди и нас с отцом.

– Предполагаю, что Алексис Даннет тоже знает об этом, ведь он верный друг, но я сомневаюсь, что он слишком уж верен. Мне рассказал об этом твой отец всего два месяца назад. Он доверял мне в те дни, тогда мы были еще дружны.

– Пожалуйста, Джонни…

– Это уже немного лучше, чем «Ох, Джонни». Он доверяет мне и сейчас, несмотря на все происшедшее. Только, пожалуйста, ни слова ему о нашем разговоре. Я ведь обещал ему никому ничего не рассказывать. Обещаешь?

– Обещаю.

– Твой отец не очень-то общителен последние два месяца. Причина ясна. В моем положении я не могу задавать ему вопросы. А тебе задам. Что вы знаете о ней с тех пор, как она уехала домой в Марсель три месяца назад?

– Ничего. Ничегошеньки, – проговорила Мэри, положив свою руку на его. – А ведь раньше она звонила по телефону ежедневно, писала каждую неделю…

– И твой отец уже все испробовал?

– Папа миллионер. Неужели ты думаешь, что он не использовал все возможности?

– Я тоже так думаю. Что я могу для вас сделать?

Мэри побарабанила пальцами по столу и, взглянув на него, тихо произнесла:

– В твоих силах устранить другую причину его беспокойства.

– В моих?

Мэри кивнула.

Мак-Элпайн в этот момент очень энергично изучал другую причину своего беспокойства. Он и Даннет остановились перед дверью гостиничного номера, Мак-Элпайн вставил ключ в замочную скважину. Даннет с опаской огляделся и сказал:

– Не думаю, что дежурный администратор поверил хоть одному вашему слову.

– Ну и что? – Мак-Элпайн повернул ключ в замке. – Я хотел получить ключ от номера Джонни, и я его получил, не так ли?

– А если бы вам его не дали?

– Я бы взломал эту чертову дверь. Я уже однажды это сделал, помните?

Они вошли в номер, заперли за собой дверь и оглядели все сначала с порога. Потом безмолвно и методично принялись осматривать комнату Харлоу, заглядывая во все мыслимые и немыслимые места, которых в гостиничных номерах, как известно, не так уж много. Три минуты, и осмотр закончился, он был настолько же успешным, насколько и малоутешительным. Двое мужчин удрученно разглядывали находки, принадлежавшие Харлоу, – четыре полные бутылки шотландского виски и пятую, наполовину пустую. Они обменялись взглядами, и Даннет выразил коротко чувства, общие для обоих.

– Иисус! – сказал он.

Мак-Элпайн только кивнул. Он вообще не смог произнести ни слова, и все это из-за обстоятельств, в которые сам себя поставил. Он сам принял решение дать Харлоу последний шанс, и в то же время сейчас перед ним были все доказательства необходимости немедленного увольнения Харлоу.

– Так что же делать? – спросил Даннет.

– Мы заберем эту чертову отраву с собой – вот что мы сделаем. – Глаза Мак-Элпайна сузились, голос звучал напряженно.

– Но он сразу заметит их отсутствие. Насколько нам известно, вернувшись, он первым делом наведается к своим бутылочкам.

– Ну так и что? Даже если он обнаружит их отсутствие? Не бросится же он к администратору и не завопит: «Я Джонни Харлоу. И у меня только что украли пять бутылок шотландского виски из номера». Он ничего не сделает и ничего не скажет.

– Конечно, он ничего не скажет. Только что он подумает при этом?

– А кого интересуют мысли начинающего алкоголика? К тому же на нас уж точно никто не подумает. Ведь если бы это сделали мы, то на него сразу должны были бы посыпаться наказания. Так что же нам делать дальше? Пока мы не скажем ему ни слова. Поэтому он будет считать, что кражу совершил случайный вор. Может, даже кто-то из команды, где найдется кое-кто, способный на мелкую кражу.

– Значит, ему уже нельзя помочь ни в малой степени?

– Маленькие поблажки закончились. Будь он трижды проклят!

– Поздно уже, милая Мэри, – сказал Харлоу. – Я больше не могу быть гонщиком. Джонни Харлоу сошел. Спросите любого.

– Я не об этом прошу. Ты знаешь. Я о твоем пьянстве.

– Моем пьянстве? – Лицо Харлоу оставалось бесстрастным. – Кто это говорит?

– Все.

– Все лгут.

С этой репликой задушевный разговор был окончен. С ресниц Мэри сорвалась слеза, упала прямо на ее ручные часы, но Харлоу не произнес ни слова. Мэри попыталась взять себя в руки.

– Я сдаюсь. Глупо было стараться, – сказала она. – Джонни, ты идешь на прием к мэру?

– Нет.

– Я рассчитывала, что ты пойдешь со мной. Пожалуйста.

– И выставить тебя страдалицей? Нет.

– Почему ты не ходишь ни на какие приемы? Ведь там встретишь каждого третьего гонщика.

– Я не каждый третий гонщик. Я Джонни Харлоу. Я изгой, отверженный. У меня деликатная и утонченная натура, и я не люблю, когда делают вид, что не замечают меня.

Мэри положила обе руки на его ладонь.

– Я буду разговаривать с тобой, Джонни. Ты знаешь, я буду с тобой всегда.

– Знаю. – Харлоу сказал это без горечи и без иронии. – Я искалечил тебе жизнь, а ты будешь со мной всегда разговаривать. Лучше быть от меня подальше, юная Мэри. Я бомба.

– Некоторые взрывы я с удовольствием принимаю.

– Нам пора уходить. Тебе уже нужно переодеваться к вечернему приему. Я провожу тебя в гостиницу. – Харлоу сжал ее руку и покраснел.

Они вышли из кафе под руку. Другой рукой Мэри опиралась на трость. Харлоу нес вторую, приноравливая свои шаги к походке девушки. Они еще медленно шли по улице, когда Рори Мак-Элпайн выскочил из своего укрытия в неосвещенном парадном напротив кафе. Он посинел и дрожал от холодного ночного воздуха. Но, судя по выражению его лица, был вполне удовлетворен: мысли его были заняты чем-то более приятным, нежели размышления о температуре. Он последовал по другой стороне улицы за удаляющимися Харлоу и Мэри, держась на почтительном расстоянии от них. У первого перекрестка свернул направо и побежал в обход.

Он вернулся в гостиницу мокрым от пота и страшно запыхавшимся, потому что ни разу не остановился за всю дорогу. Бегом миновав вестибюль, он поднялся по лестнице в свой номер, умылся, причесал волосы, поправил галстук, какое-то время постоял у зеркала, примеряя выражение покорности и печали, и, когда -удовлетворился результатом тренировки, отправился в номер отца. Он постучал, услышал что-то вроде разрешения и вошел.

Апартаменты Джеймса Мак-Элпайна были самыми комфортабельными в гостинице. Будучи миллионером, Мак-Элпайн не видел резона стеснять себя в чем-либо. Но сейчас он не мог позволить себе расслабиться. Откинувшись в удобном и мягком кресле, символе комфорта, он сидел, углубившись в одному ему ведомые размышления, и оторвался от них, когда его сын закрыл дверь за собой.

– Так в чем дело, мой мальчик? Неужели нельзя было подождать до завтра?

– Нет, папа, нельзя.

– Тогда выкладывай побыстрее. Как видишь, я занят.

– Да, папа, я понимаю. – Вид Рори был печальный и покорный. – Но я должен кое-что сообщить тебе срочно. – Он нерешительно умолк, будто собираясь с духом. – Это о Джонни, папа.

– Свои мысли о Джонни Харлоу всегда держи глубоко при себе. – За внешней строгостью в словах отца промелькнул интерес и любопытство. – Мы все знаем, что ты думаешь о Харлоу и как относишься к нему.

– Да, папа. Я об этом подумал, прежде чем решил повидаться с тобой. – Рори опять нерешительно умолк. – Ты знаешь, что говорят о Харлоу? Всякие истории о том, как он пьет, о его пьянстве.

– Так что? – Голос Мак-Элпайна никак не изменился.

Рори с трудом удавалось сохранять на лице выражение смирения: его посещение оказывалось не таким уж и легким делом, как он рассчитывал.

– Это действительно так. Он пьет, я думаю. Я видел его пьющим в пабе.

– Спасибо, Рори, можешь идти. – Мак-Элпайн помолчал. – Выходит, ты тоже был в пабе?

– Я? Шел мимо, папа. Я был снаружи. Я видел все через стекло.

– Шпионил, малыш?

– Я проходил мимо. – В голосе сына зазвучала обида. Мак-Элпайн махнул рукой. Рори повернулся, чтобы уйти, но, посмотрев отцу в лицо, не удержавшись, сказал:

– Может быть, я и не люблю Джонни Харлоу. Но зато я люблю Мэри. Я люблю ее, может, больше всех в мире. – Мак-Элпайн кивнул, он знал, что это так. – Я не хочу видеть, как ее обижают. Она тоже была в пабе с Харлоу.

– Что? – Лицо Мак-Элпайна потемнело от гнева.

– Даю голову на отсечение.

– Ты уверен?

– Я уверен, отец. Совершенно уверен. У меня хорошие глаза.

– А я не очень уверен, – машинально сказал Мак-Элпайн. Понемногу он начинал успокаиваться, гневный блеск исчез из глаз. – Ничего не хочу об этом слушать. И запомни: я терпеть не могу, когда шпионят.

– Это не шпионство, отец. – Сознание собственной правоты порой выходило у Рори за обычные рамки. – Я поступил, как настоящий детектив. Когда доброе имя команды «Коронадо» ставится на карту…

Мак-Элпайн поднял руку, обрывая поток слов, и тяжко вздохнул.

– Хорошо, хорошо, благородный маленький монстр. Скажи Мэри, что я хочу ее видеть. Но не говори для чего.

Пять минут спустя на месте Рори уже стояла Мэри. В предчувствии неприятностей вид у нее был настороженный, взгляд строптивый.

– Кто тебе сообщил об этом? – сразу спросила она.

– Это как раз и неважно. Важно, так это или нет?

– Мне двадцать лет, папочка. – Она была спокойна. – Я бы могла не отвечать на такие вопросы. Я вполне уже могу сама за собой приглядеть.

– Ты можешь? Ты можешь? А если я выброшу тебя из команды «Коронадо»? У тебя нет денег, и, пока я жив, они не появятся. У тебя нет жилья. У тебя нет матери, по крайней мере ты ничего о ней не знаешь. У тебя нет квалификации. Кто возьмет на себя такую ответственность – брать на работу калеку без квалификации?

– Хотелось бы мне, чтобы ты повторил все эти ужасные слова, сказанные в мой адрес, при Джонни Харлоу.

– Замечу, между прочим, что я не стану реагировать на все это. Я тоже был независимым в свои молодые годы и так же, как ты, не ценил авторитет родителей. – Мак-Элпайн помолчал и спросил с ничем не прикрытым любопытством: – У тебя что, любовь с этим парнем?

– Он не просто парень. Он Джонни Харлоу. – Мак-Элпайн удивленно поднял брови, услышав страстную силу ее голоса. – А на.твой вопрос я бы в свою очередь спросила: имею ли я право хотя бы на малую толику свободы, на личную жизнь?

– Хорошо, хорошо, – вздохнул Мак-Элпайн. – Согласен. Ты ответишь на мои вопросы, а я скажу, почему спрашиваю тебя. О'кей?

Она кивнула.

– Одним словом: верно это или нет?

– Если твои шпионы считают это фактом, папа, то зачем еще спрашивать меня?

– Придержи свой язык. – Напоминание о шпионах задело Мак-Элпайна за живое.

– Извинись за выражение «придержи свой язык».

– Иисус! – Мак-Элпайн с удивлением глядел на дочь, решительную и одновременно раздраженную и восторженную. – А ты, как я посмотрю, вся в меня. Я извиняюсь. Он пил?

– Да.

– Что именно?

– Не знаю. Что-то прозрачное. Он сказал, что тоник с водой.

– И ты еще водишь компанию с этим лгуном. Тоник и чертова вода! Держись от него подальше, Мэри. Если не будешь слушаться, то отправлю тебя обратно домой, в Марсель.

– Почему, папа? Почему?

– Потому, видит Бог, что у меня достаточно неприятностей, а тут еще единственная дочь связывается с алкоголиком, который обречен на верную гибель.

– Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, он пьет совсем немного…

Мак-Элпайн жестом оборвал ее речь и схватил телефонную трубку.

– Говорит Мак-Элпайн. Не могли бы вы попросить мистера Даннета зайти ко мне? Да. Ладно. – Он повесил трубку. -Я обещал тебе объяснить, почему я задаю тебе эти вопросы. Я сделаю это. Я вынужден это сделать.

Вошел Даннет, плотно прикрыл за собою дверь. Он выглядел так, будто несколько минут назад был на королевском приеме. Когда Даннет уселся, Мак-Элпайн попросил холодно, даже неприязненно:

– Расскажи ей, Алексис, о нем, пожалуйста.

– Почему это должен сделать я, Джеймс? – Даннету было явно не по себе, вид у него в одну минуту стал недовольный.

– Так будет покороче. Она не поверит мне, поэтому я прошу тебя рассказать, что мы обнаружили в номере у Джонни.

Мэри с недоумением переводила взгляд с одного на другого.

– Вы посмели обыскивать номер Джонни? – догадалась она.

– С лучшими намерениями, Мэри, – ответил Даннет, глубоко вздыхая, – и слава Богу, что мы так сделали. До сих пор я сам себе не могу поверить. Мы нашли пять бутылок шотландского виски в его комнате. Одна наполовину пустая.

Мэри подавленно смотрела на него. Ясно было. она поверила. Когда Мак-Элпайн заговорил вновь, голос его звучал очень проникновенно.

– Сожалею. Мы все знаем о твоем отношении к нему, Мэри. Мы, между прочим, забрали и унесли эти проклятые бутылки.

– Вы унесли бутылки? – В безжизненном голосе ее слышалось недоумение. – Но вы тем самым выдали себя? Там появится полиция. Найдут отпечатки пальцев – ваши отпечатки пальцев. Тогда…

– Неужели ты предполагаешь, – перебил ее Мак-Элпайн, – что Джонни Харлоу скажет хотя бы одной живой душе хоть слово о том, что держал у себя в номере пять бутылок виски? Иди-ка, детка, переодеваться. Нам пора на этот чертов прием, через двадцать минут выходим и, кажется, без твоего бесценного Джонни.

Мэри продолжала оцепенело сидеть, лицо ее будто окаменело, глаза не мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей.

– Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, – сказал он.

Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее взглядами, полными сочувствия.