Текст книги "Надежда Дурова"

Глава третья. Василий Чернов – муж Надежды Дуровой и Иван Чернов – ее сын

«…К чему торопиться, друг мой? Дом наш, как полная чаша: всем обилен, всего довольно: серебра, жемчугу, образов в дорогих окладах, шуб, платьев. Лене не прожить всего этого и во сто лет; к чему ж так спешить выдавать ее?» – «Какой ты чудак! Пока мы живы, так и надобно пристроить ее! Как она будет уже замужем, тогда мы можем ожидать спокойно конца: долг свой исполнили». – «Да неужели нельзя подождать хоть год, по крайности? Ведь ей нет еще полных четырнадцати лет». – «А знаешь ли ты, что нынче девица в осьмнадцать лет считается уже невестою зрелою, а в двадцать ее и обходят, говоря: ну она уже не молода, ей двадцать лет!» – «Но нашей Елене не будет ни двадцать, ни осьмнадцать через год: ей минет только пятнадцать». – «А разве за ничто считаешь упустить жениха? Разве думаешь, что жених для нее сейчас готов, как мы только вздумаем отдать ее?» – «А почему бы и не так?» – «Право? А не хочешь ли пересчитать по пальцам, сколько у нас в городе старых девок? Тоже были когда-то хороши собой». – «Но достаток-то наш, матушка, сочти за что-нибудь; наша Елена богатая невеста, так женихи всегда будут». – «Видно, ты не знаешь нынешних женихов!.. Да и что тебе так не хочется отдать ее за Лидина?» – «А тебе отчего такая охота непременно отдать за него?» – «Имею свои причины, мой друг». – «Нельзя ли и мне знать их?» – «Очень можно и даже должно: Леля любит Лидина». – «Только-то? Это еще не беда! Полюбит да и перестанет». – «Какой вздорный ответ! Я не ожидала услышать его от пятидесятилетнего мужчины-отца!» – «Это почему?» – «Потому, сударь, что я ведь не сказала вам: Лидин Нравится Леле! Леля имеет склонность к Лидину. Я говорю: Елена ЛЮБИТ Лидина! Поймите это: любит, итак, судя по ее характеру, способному к сильной привязанности, от этой любви может зависеть счастье и несчастье всей жизни ее!» – «Ну, ну, Бог с тобой! Ты настращала меня; делай, что хочешь! Не знаток я в ваших раздроблениях любви на такую, сякую, десятую. По-моему – так любовь все одна! – „Ну! Так прикажешь готовить все к помолвке?“ – „Пожалуй! Если уже это у тебя решено“.

Через месяц после этого разговора старого Г*** с его женою прекрасная головка Елены красовалась в блондовом чепчике с розовыми атласными лентами, и ее пленительное личико, сделавшись теперь еще пленительнее, сводило всех с ума; она уже была госпожа Лидина…»

Н. Дурова. «Игра судьбы, или Противозаконная любовь».

Скорее всего, эти описания имеют непосредственное отношение к самой Надежде Андреевне, к истории ее собственного замужества. Повесть, опубликованную в 1839 году, она снабдила подзаголовком: «Истинное происшествие, случившееся на родине автора» – и тексте ее неоднократно указывала, что лично знакома с главной героиней, ее отцом, матерью, мужем. Более того, о работе над этим произведением она написала в своем рассказе «Литературные затеи», тем самым отведя ему особое место среди своих книг. Интересно и то, что именно повесть «Игра судьбы…», а не «Кавалерист-девица…» стала для нее пробой пера, первой попыткой создать литературное произведение, используя свой жизненный опыт.

Произошло это еще во время ее военной службы. Видимо, в 1814–1815 годах в Литовском уланском полку возник кружок офицеров из восьми человек, занимающихся литературным творчеством. Нескольких участников этого кружка Дурова назвала, правда, только под инициалами: «С», «Лип.», «Р-з», «Ч-й», «Ар-й», «Гру…в».

По формулярным спискам офицеров Литовского уланского полка за 1815 год расшифровать можно только одного из них. Это Ираклий Николаевич Грузинцов, поручик, 33-х лет от роду, из дворян Саратовской губернии, где за отцом его числилось 99 крепостных крестьян, холостой, получивший домашнее образование (однако умел говорить, писать и читать по-французски). Грузинцов служил в уланах с 1808 года, участвовал с полком в боевых действиях против французов и имел награду – Золотую саблю с надписью «За храбрость»[49]49
  РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2659. Л. 48, оборот – 49. Формулярные списки штаб– и обер-офицеров Литовского уланского полка на Генваря 12-го дня 1815 года.


[Закрыть]. Судя по рассказу Дуровой, Грузинцов, который сам писал стихи, и стал инициатором создания кружка, или, как они себя называли, «восьмичленного братства». Из всех «братьев» поручик Александров, признанный наиболее молодым (по внешности), и должен был первым подготовить сочинение в прозе и прочитать его на очередном собрании кружка у «Арго» за вечерним чаем.

«Такое требование не слишком затрудняло меня, – пишет Дурова в рассказе „Литературные затеи“, – в чемодане моем лежало множество исписанных листов бумаги. Я решилась посвятить часа три на то, чтобы пересмотреть их; выбрать, составить что-нибудь похожее на целое и завтра переписать набело. В этом намерении я вытащила чемодан из-под кровати, уселась подле него на пол, расшнуровала и, захватив рукой кипу бумаг, вынула ее на свет Божий, и как не обрадовалась увидя, что это из происшествий нашего дикого лесного края: это – злоключения Елены Г***!.. Хотя глаза мои были закрыты, но я видела ее; она являлась во всех изменениях: ребенком, девицею, молодою женщиною, красавицею, страшным уродом и, наконец, хладным посиневшим трупом, лохмотьями прикрытым… Я потеряла терпение, встала, велела подать огня и села рисовать с натуры… Вот передо мною описание жизни несчастной Елены Г***, и вот она сама в моем воображении переходит очевидно из возраста в возраст, из одного положения в другое; я слышу ее голос… Товарищам моим и в голову не приходит, как страшно для меня мое полночное занятие!..»[50]50
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 303.


[Закрыть]

Страшно Надежде Андреевне в то время было перебирать в памяти события ее неудачного брака, вспоминать отношения с мужем, которые, вероятно, продолжались более двух лет. Именно два года Елена Г*** пылко любила Лидина и была рабски предана ему, терпеливо снося измены своего супруга, его попойки, а иногда и пощечины от него. Далее, чтобы устрашить и читателей повести, Дурова в соответствии с канонами романтической литературы проводит свою героиню по всем кругам ада. Елену соблазняет лучший друг ее мужа Атолин. Когда любовник бросает ее, она становится содержанкой мусульманина, богатого татарского князя. Еще одно приключение – и Елена уже изгнанная из общества падшая женщина, в 20 лет – законченная алкоголичка, затем – нищенка и, наконец, – мучимая неизлечимым недугом (возможно, сифилисом) умершая на улице страдалица.

Но не Елена, по мысли автора, была виновата в своих злоключениях, а те мужчины, которых она любила, которым безгранично доверяла и слепо повиновалась, никогда не думая ни о собственных интересах, ни о цели своей жизни. В отличие от провинциальной барышни Елены её знакомая барышня Надежда находит в себе силы уйти от мужа-пьяницы и выбирает другой путь. «Я выступила из своей сферы, чтоб стать под развившуюся тогда нашу орифламму[51]51
  Орифламма – «Aereum flamma» (золотое знамя – лат.) – древний военный стяг французских королей.


[Закрыть] и через то года на три потеряла Елену из виду; а она между тем цвела в тиши и глуши нашего маленького городка…»[52]52
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 308.


[Закрыть], – пишет она о себе в начале этой книги. Так, сдвинув события во времени, Надежда Андреевна получает возможность строить сюжет повести, сравнивая перипетии выдуманной ею героини со своими, совершенно реальными.

Если Елена Г*** только ждёт жениха, то Надежда, вкусив прелестей семейной жизни, уже бежит из дома в армию и в звании рядового конного Польского полка воюет с французами в Восточной Пруссии. Увенчанная наградой, офицером гусарского полка Надежда приезжает в родной город: «Во второй мой приезд в отпуск я увидела Елену Г*** уже невестою…» Гремят сражения Отечественной войны 1812 года. Надежда, ординарец Кутузова, выполняет важное поручение Главнокомандующего в Казани. От Казани до Сарапула – 200 вёрст, и она решает навестить отца. Теперь ей сообщают, что Елену больше не принимают в домах городской знати, так как ею «овладел злой дух». Последняя встреча происходит на улице Сарапула: Надежда – штаб-ротмистр в отставке, с правом ношения мундира и пенсией, Елена – изуродованная страшной болезнью нищенка; и Надежда подаёт ей милостыню.

Финал ужасный для первой бывшей красавицы, и наблюдает его женщина, отдавшая молодые годы государственной службе и независимая ни от кого. Наблюдает с большим сочувствием и болью в сердце, ведь начало жизненного пути было и у той и у другой одинаковым: добрые родители вознамерились выдать любимую дочь за приглянувшегося им молодого человека. Здесь всё обычно, всё стандартно для дворянской семьи начала XIX века. Муж и жена Г*** в «Игре судьбы…» спокойно обсуждают эту ситуацию между собой: «…надобно пристроить её! Как она будет уже замужем, тогда мы можем ожидать покойно конца: долг свой исполнили…»

Нашим современникам даже трудно представить себе ту степень дискриминации, которой подвергались женщины в эту эпоху. Например, женщина не могла получить ни общего (девочек не принимали в школы), ни тем более специального образования; не могла занимать должности на государственной службе, не могла избирать и быть избранной, не могла свидетельствовать в суде. По семейному праву при дележе наследства (если не имелось специального завещания) сын получал десять его долей, а дочь умершего лишь одну – одиннадцатую. Положение женщин в обществе определялось её ролью по отношению к мужчине. Она могла быть только «девицей» (за неё отвечали и ею распоряжались родители или её опекуны); «женой» (все имущественные и иные права переходили к мужу); «вдовой» (женщина получала относительную свободу и независимость, и недаром императрица Екатерина Великая любила называть себя «бедной вдовой»).

Особенно тяжёлым было положение «девицы». Пользуясь современным термином, его можно назвать «подконвойным содержанием». Незамужняя девушка или женщина не имела права без сопровождения родственников, знакомых или слуг даже покидать пределы дома или усадьбы. Это угнетение Надежде Андреевне казалось более жестоким, чем солдатская служба в рядах императорской армии. Она сравнивает одно с другим в своей «Кавалерист-девице…» и пишет:

«Сколько не бываю я утомлена, размахивая целое утро пикою – сестрою сабли, маршируя и прыгая на лошади через барьер, но в полчаса отдохновения усталость моя проходит, и я от двух до шести часов хожу по полям, горам, лесам бесстрашно, беззаботно и безустанно! Свобода, драгоценный дар неба, сделалась уделом моим навсегда! Я ею дышу, наслаждаюсь, её чувствую в душе, в сердце! Ею проникнуто мое существование, ею оживлено оно! Вам, молодые мои сверстницы, вам одним понятно мое восхищение! Одни только вы можете знать цену моего счастия! Вы, которых всякий шаг на счету, которым нельзя пройти двух сажен без надзора и охранения! которые от колыбели и до могилы в вечной зависимости и под вечной защитою Бог знает от кого и от чего! Вы, повторяю, одни только можете понять, каким радостным ощущением полно мое сердце при виде обширных лесов, необозримых полей, гор, долин, ручьев, и при мысли, что по всем этим местам я могу ходить, не давая никому отчета и не опасаясь ни от кого запрещения, я прыгаю от радости, воображая, что во всю жизнь мою не услышу более слов: ТЫ ДЕВКА, СИДИ, ТЕБЕ НЕПРИЛИЧНО ХОДИТЬ ОДНОЙ ПРОГУЛИВАТЬСЯ! Увы, сколько прекрасных ясных дней началось и кончилось, на которые я могла только смотреть заплаканными глазами сквозь окно, у которого матушка приказывала мне плесть кружево…»[53]53
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 56–57.


[Закрыть]

Избавиться от родительской опеки и строгого надзора можно было одним способом – выйти замуж. Тогда женщина становилась хозяйкой дома, и, хотя юридически власть в этом доме принадлежала хозяину-мужчине, фактически управлять всем, так сказать, вести дом могла и одна женщина. Потому девушки из благородных семейств стремились выйти замуж пораньше. В руки юных, порой 16-18-летних жен попадало довольно сложное хозяйство: многокомнатные особняки, наполненные, как бы теперь сказали, антикварной мебелью и предметами роскоши, прилегающие к поместью или усадьбе сады, оранжереи, огороды, всевозможные подсобные службы и целый штат крепостной прислуги, которую надо было одевать, кормить и организовывать ее работу.

Правильно, хорошо вести дом умели далеко не все, и об этом особенном искусстве писал один из современников: «Английский лорд или просто богатый джентльмен женился в Париже на балетной фигурантке – fille de ballet. У него большое поместье в Ирландии, вот они и переселились сюда на житье… Кажись богатый, большой дом – а все как-то у них не клеится. Он больше походит на жилище студента с гризеткою в шестом этаже, чем на семейную обитель джентльмена. Во всем какой-то беспорядок, распущенность, неряшество. Знаешь, в доме, где есть благовоспитанная умная женщина, добрая мать семейства, слышишь какое-то благоухание семейной жизни, везде виден порядок, чистота, изящный вкус; а тут, напротив, везде видна гризетка. Что ни говори, а эти неравные браки никуда не годятся…»[54]54
  Сборник «Русское общество 30-х годов XIX века. Мемуары современников». Печерин В. С. Замогильные записки. – М.: изд-во МГУ, 1989. С. 287–288.


[Закрыть]

Девушек-дворянок с детства готовили к роли, прививая им мысль, что единственное предназначение женщины в мире – быть женой, матерью, хозяйкой дома. С этой точки зрения, брак, замужество – тем более по выбору родителей – представлялись юным прелестницам чем-то вроде суровой обязанности, службы, которую они должны выполнять добросовестно и с полной отдачей сил.

Младшая современница Н.А. Дуровой Анна Алексеевна Оленина (в замужестве – Андро, 1808–1888) в годы своей юности вела дневник. Он стал достоянием истории потому, что за Олениной в 1827–1828 годах ухаживал А.С. Пушкин и даже сделал ей предложение руки и сердца. Но родители девушки, принадлежавшие к высшему петербургскому обществу, не дали своего согласия на этот брак. «Он был велтопаух (вертопрах), не имел никакого положения в обществе и не был богат» – так много лет спустя объяснила этот отказ сама А.А. Оленина. Но в 20 лет, размышляя о предстоящем замужестве, Аннет (так она себя называла) записала в своём дневнике следующее: «Буду ли я любить своего мужа? Да, потому что перед престолом Божьим я поклянусь любить его и повиноваться ему. Но по страсти ли я выйду? Нет!.. Никогда уже не будет во мне девственной Любови, и ежели я выйду замуж, то будет любовь супружественная. И так как супружество есть вещь прозаическая, без всякого идеализма, то рассудок и ПОВИНОВЕНИЕ мужу заменят ту пылкость воображения и то презрение, которым я отвечаю теперь мужчинам на их высокомерие и МНИМОЕ их преимущество над нами. Бедные твари, как вы ослеплены! Вы воображаете, что управляете нами, а мы… не говоря ни слова, водим вас по своей власти – она существует и окружает вас… Ум женщины слаб, говорите вы? Пусть так, но рассудок её сильнее. Да ежели на то и пошло, то, оставив в стороне повиновение, отчего не признаться, что ум женщины так же обширен, как и ваш, но что только слабость телесного сложения не дозволяет ей выказывать его…»[55]55
  Сборник «А. С. Пушкин в воспоминаниях современников». А. А. Оленина. Из дневника. – М.: Художественная литература, 1974. С. 67.


[Закрыть]

Вероятно, оставив в стороне чувства и думая лишь о повиновении сначала – родителям, затем – мужу, выходили замуж в 1800-е годы многие сверстницы и погодки Надежды Андреевны. Судьбы некоторых из них хорошо известны. Отношения с мужьями, которые, как правило, были на 10–15 лет старше их, у девушек складывались по-разному.

Например, Маргарита Нарышкина (1781–1852) в 16 лет вышла замуж за известного в Петербурге красавца и богача П.М. Ласунского. Брак оказался неудачным. Легко получив развод, она вернулась в родительский дом и в 1806 году вторично вышла замуж – теперь за генерал-майора Алексея Алексеевича Тучкова (1777–1812), который погиб в Бородинском сражении. На месте его гибели Маргарита Михайловна на свои средства построила храм, и это был первый памятник, установленный там в память воинов, «убиенных на поле брани». Затем, приняв монашеский постриг под именем Марии, она стала первой настоятельницей Спасо-Бородинского монастыря и завещала похоронить себя рядом с мужем.

Дочь орловского предводителя дворянства Елизавета Егоровна Цурикова (1786–1847) в 16 лет вышла замуж за 33-летнего генерал-адъютанта Евграфа Федотовича Комаровского. До свадьбы жених видел невесту всего лишь несколько раз, но браком остался очень доволен: Елизавета Егоровна принесла ему в приданое несколько деревень с крепостными крестьянами. Дело в том, что Комаровский, входя в круг лиц, приближенных к императору Александру I, сам не имел значительного состояния. Чувство признательности к супруге он сохранил на всю жизнь и впоследствии писал: «Меня несказанно утешила неожиданным своим приездом ко мне жена моя, графиня Елизавета Егоровна, в Житомир в ноябре месяце, едва оправившись после родов сына Павла; она мне оказала в сем случае знак примерной привязанности, пренебрегая все опасности в дороге, где проходили беспрестанно войска, и по следам почти неприятельских мародёров, претерпевая ужасный недостаток в пище…»[56]56
  Записки графа Е. Ф. Комаровского. – М., 1990. С. 126.


[Закрыть].

Татьяна Васильевна Васильчикова (1783–1844) в 17 лет вышла замуж за 29-летнего генерал-майора князя Дмитрия Владимировича Голицына (1771–1844). Молодые, уехав из столицы, поселились в имении князя Рождественно. Татьяна Васильевна увлечённо занялась приведением в порядок старого поместья. Её стараниями там был разбит великолепный сад, устроена оранжерея, отремонтирован дом и с большим вкусом обставлен мебелью. С начала 1805-го до 1809 года, когда Голицын находился в походе со своим полком, а потом со своей дивизией, Татьяна Васильевна оставалась в поместье одна и рачительно вела все хозяйственные дела, умножив семейное состояние. У Голицыных было четверо детей, образованием и воспитанием которых княгиня также занималась сама. «Когда в семействе бывают дочери и сыновья, – говорила она, – воспитание одних мешает, обыкновенно, воспитанию других; я в этом была особенно счастлива; когда воспитание моих дочерей окончилось, я отдала их замуж, тогда началось воспитание сыновей, и я могла исключительно ими заняться…»[57]57
  Рассказ бабушки. – Л., 1989. С. 185.


[Закрыть]

Графиня Екатерина Павловна Скавронская(1782–1857) в 18 лет вышла замуж за 35-летнего генерал-майора князя Петра Ивановича Багратиона (1765–1812). Согласно легенде, этот брак устроил сам император Павел I. Он хотел улучшить материальное положение Багратиона, принадлежавшего к старинному, но небогатому грузинскому княжескому роду и уже прославившегося в итало-швейцарском походе А.В. Суворова. Скавронские имели не только огромное состояние, но ещё и приходились родственниками царской семье, ведя свой род от Марты Скавронской, жены Петра Великого, более известной как императрица Екатерина I.

Но в отличие от княгини Т.В. Голицыной княгиня Е.П. Багратион никогда не интересовалась ни домом, ни хозяйством. Она хотела блистать в высшем свете и довольно быстро растратила собственное приданое. Багратион был вынужден постоянно занимать деньги, так как его генеральского жалованья – 2280 рублей в год – для роскошной жизни в столице не хватало. В конце концов, он заложил в казну орловское имение жены, что вызвало негодование его родственников.

В 1805 году супруги Багратион расстались: генерал уехал на войну с французами, его жена – в Вену, на отдых. Здесь Екатерина Павловна нашла себе новое поприще: завела салон, в котором стали собираться аристократические представители «антифранцузской партии», вступила в связь с князем К.Н. Меттернихом. В 1815 году её уже прямо называли тайным дипломатическим агентом России в Австрии.

Венчание самой Н.А. Дуровой состоялось 25 октября 1801 года в Вознесенском соборе города Сарапула. Невесте было 18 лет, жениху – 25. Его звали Василий Степанович Чернов. Он являлся чиновником низшего в Табели о рангах класса.

К сожалению, никаких подробных сведений о биографии мужа «кавалерист-девицы» пока не найдено. Известно лишь, что служил он в Сарапульском Нижнем Земском суде. Его фамилия есть в списке чиновников Российской империи за 1802 год:

«Сарапул… Нижний Земской суд.

Комиссар:

коллежский асессор Тихон Михайлович Шарыгин.

Заседатели:

титулярные советники: Василий Васильевич Васильев, Фёдор Иванович Яковлев; губернский секретарь Василий Иванович Яковлев, коллежский регистратор Василий Степанович Чернов.

Секретарь:

коллежский регистратор Пётр Попов…»[58]58
  Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве на лето от Рождества Христова 1802-е. – СПб. С. 285.


[Закрыть]

Однако муж Елены Г*** в повести «Игра судьбы…» тоже находился на статской службе: «Лидин только что определился на службу в том городе, где отец Елены был чиновником…» Далее о служебных обязанностях Лидина Дурова упоминает вскользь: «Одно, что он мог ещё и что было в его воле, – это носиться вихрем по уезду на тройке коней вороных; но как он теперь ездил не для того, чтоб бросать деньги, а СОБИРАТЬ их, то и приём ему был не так радушен; излишества всех родов, ослабляя крепость сил, сделали его ленивым и неспособным к той неусыпной деятельности, какой требовала его должность…»[59]59
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 328.


[Закрыть]

Нижние земские суды, где служил В.С. Чернов, появились в России в результате закона Екатерины Великой «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи» (принят 7 ноября 1775 года) и представляли собой не суды в современном понимании этого слова, а скорее полицейские управления. Они находились под началом земского капитана-исправника (комиссара) и должны были следить «за охранением благочиния, добронравия и порядка»[60]60
  Полное собрание законов Российской империи. Т. 20. С. 251–252.


[Закрыть], выполнением законов империи и постановлений губернатора всеми проживающими в губерниях и уездах лицами.

На чиновников Нижних Земских судов возлагались самые разные обязанности: контроль за торговлей, за правильностью применяющихся в лавках мер и весов, поимка всякого рода беглых (крепостных крестьян, солдат, арестантов), содержание и исправность мостов, дорог, паромных переправ и т. д. и т. п.

Все должности в Нижнем Земском суде были выборными. Выбирали кандидатов на них только дворяне и из числа дворян же сроком на три года. Губернатор утверждал списки, и тогда выбранные становились чиновниками. Они получали жалованье: капитан-исправник – 250 рублей в год, дворянские заседатели и секретарь суда – по 200 рублей. Также они должны были носить форменную одежду.

Как видно из всего вышесказанного, работа у Василия Чернова была хлопотная, связанная с разъездами по всему Сарапульскому уезду. Об этом – о частых командировках, отлучках Лидина из дома – Надежда Андреевна не раз упоминает в своей повести. Затем она пишет, что чета Лидиных переехала в другой город, где Лидин получил новое назначение. Некоторые исследователи считают, что Василий Чернов с женой тоже покинул Сарапул и какое-то время служил в Ирбите, но никаких документов, подтверждающих этот факт, в краеведческом музее и в государственном архиве города Ирбита не имеется.

Супружеские отношения Елены Г*** и Лидина прервались внезапно: «…он уехал, как только получил отставку… уезжая, он оставил ей письмо, в котором пишет, что не возвратится к ней во всю жизнь, чтоб она считала себя свободною и поступала, как хотела…» Точно так же пропал и Василий Степанович Чернов. Ещё 7 января 1803 года он присутствовал в Вознесенском соборе при крещении своего сына Иоанна, что и было отмечено в регистрационной книге этого храма. Но в «Месяцеслове с росписью чиновных особ…» за 1803, 1804, 1805, 1806 годы среди чиновников российских губерний его фамилии уже не значится.

Косвенное упоминание о семейном положении Надежды Андреевны есть в формулярном списке её отца, составленном в 1825 году. В нём говорится, что А.В. Дуров «женат, имеет сына Василия, который служит в Ямбургском уланском полку штабс-ротмистром, и при себе двух дочерей, одну – вдову, другую – девицу». Девицей была младшая сестра Дуровой Клеопатра 1791 года рождения. Следовательно, вдовой названа Надежда Андреевна. Но когда и от чего скончался её муж, где он похоронен, – всё это доселе остаётся неизвестным.

Представление о характере и нравственных качествах этого человека, вероятно, можно почерпнуть из повести «Игра судьбы, или Противозаконная любовь», хотя тут автор явно пристрастен и не жалеет чёрных красок для своего персонажа:

«…Он был собою молодец, довольно ловкий с дамами, довольно вежливый со старухами, довольно образованный, довольно сведущий по тамошнему месту, довольно буйный, довольно развратный… Мать Елены, не имевшая никакого понятия о двух последних его качествах, потому что он тщательно скрывал их, и пленяясь только видимыми достоинствами, в душе нарекла его своим зятем… На Елену смотрел он равнодушно, любовь была для него чувством вымышленным; никогда ни малейший отголосок её не отзывался в его чугунном сердце… Дело пошло обычной чередой: жених сделался мужем, и прекраснейшая девица… неусыпным старанием родной матери отдана во власть человеку развратному, пьяному и картёжнику; благоразумная матушка, до сего времени терзавшаяся страхом, чтоб дочь её не осталась в девках, теперь успокоилась: ЛЕНОЧКА ЗАМУЖЕМ! ЛЕНОЧКА ПРИСТРОЕНА!..»[61]61
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 310–311.


[Закрыть]

В этих словах слышится горький упрёк. Скорее всего, так это и было в жизни Надежды Андреевны. Инициатором её брака, по-видимому, выступала Анастасия Ивановна, а вовсе не Андрей Васильевич. Мать и дочь всегда не ладили между собой, и раннее замужество служило удобным выходом из непростой ситуации.

Наверное, это Дурова-старшая боялась «упустить жениха» и настаивала на бракосочетании со всем упрямством, свойственном её крутому нраву. Впрочем, опасения матери имели под собой некоторую почву.

Вопрос о женихах для девиц из благородных семей в Вятской губернии в конце XVIII – начале XIX века стоял остро. Дело в том, что дворян здесь было очень мало. В 1785 году, когда по указанию Екатерины Великой здесь составляли дворянскую родословную книгу, то записать в неё смогли всего 127 персон. Причём это были не только столбовые дворяне (как Дуровы), но и лица, состоявшие там на военной службе от прапорщика и выше; лица, состоявшие на статской службе и имевшие чины от 8-го класса и выше. Дворян, владеющих поместьями на довольно значительной территории Вятской губернии, насчитывалось тогда около 30 семей, а их крепостных – около 8,5 тысячи. Они составляли весьма небольшую часть от всего населения губернии (примерно 415 тысяч человек в 1780–1785 гг.), которое делилось на крестьян экономических, дворцовых, государственных, черносошных, ясачных[62]62
  Столетие Вятской губернии. 1780–1880. Сборник материалов к истории Вятского края. – Вятка, 1880. Т. 1. С. 232.


[Закрыть].

Трудности с выбором женихов у молодых дворянок в Вятском крае были. Об этом свидетельствует тот факт, что одна сестра Надежды Андреевны – Клеопатра – замуж так и не вышла, умерла в девушках. Вторая её сестра – Евгения – в 1825 году вышла замуж, но не за столбового дворянина, а за чиновника М.Ф. Пучкина. Он в юности служил писарем в городской управе в Сарапуле под началом А.В. Дурова, затем был с повышением переведён в Вятку, в канцелярию губернатора, затем стал стряпчим в городе Малмыже, а кончил свои дни в должности вице-губернатора в Астрахани…

Если для истории своего замужества Н.А. Дурова нашла литературную форму и портрет человека, с которым свела её жизнь в юные годы, более или менее полно нарисовала, то о сыне она не писала нигде и никогда. Это дало повод исследователям позднейшего времени – особенно в советский период – обвинять её в ужасных поступках: оставила своего ребёнка у пьяницы-мужа, впоследствии не встречалась с ним, его судьбой не интересовалась и даже не переписывалась, а если он писал ей, то требовала, чтобы обращался официально: «Ваше благородие штабс-ротмистр».

Такую версию неоднократно излагал в своих работах Б.В. Смиренский. «Вскоре В.С. Чернов уехал в служебную командировку в Ирбит вместе с женой и сыном. Однако согласия между супругами не было, и Надежда покинула мужа, оставив ему сына. Эта краткая страница жизни полностью забыта в воспоминаниях Дуровой, как недостойная памяти», – писал он во вступительной статье к изданию «Записки кавалерист-девицы» в 1960 году и в 1966 году (Казань, Татарское книжное издательство, тираж 40 тысяч экз. и 100 тысяч экз.). Примерно такая же оценка: ушла от мужа, оставила ему сына, больше отношений с ним не поддерживала – дана и во вступительной статье А. Ерохина к изданию «Записки кавалерист-девицы» в 1962 году (Москва, Советская Россия, тираж 100 тысяч экз.), и во вступительной статье Вл. Муравьева к изданию «Избранные сочинения кавалерист-девицы Н.А. Дуровой» в 1983 году (Москва, изд-во «Московский рабочий», тираж 200 тысяч экз.).

Уважаемые историки и литераторы почему-то не обратили внимания на один документ, опубликованный ещё в 1912 году в известной исследователям жизни и творчества Н.А. Дуровой книге А. Сакса. Это – копия, полученная полковым музеем 5-го уланского Литовского полка из Канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошений. Канцелярия по запросу из полка сделала выписку из своей регистрационной книги за 1808 год. Эта копия выглядит так:

Из Вятской губернии

Дуров, коллежский Советник Вятской губернии города Сарапуля городничий просит определить 9-летнего сына его и внука – сына дочери его, отличившейся в прошедшую с французами войну под именем Соколова, – в какой-нибудь корпус, а 8-летнюю дочь – в Смольный Монастырь, и доставить их сюда на казенный счет.

7081

Докладывано 1 Ав. 1808 г.

Высочайше повелено внука просителя и дочь привезти сюда на казенный счет и определить первого – в военно-сиротское отделение, а последнюю – в таковое же отделение под управлением Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны находящееся.

Вятскому Гражданскому Губернатору

и Военному Министру

сообщ. 28 Августа.

Писано г. Вилламову 31 Августа

(Подписал) Статс-Секретарь Молчанов.

С подлинным верно (подписал) С. Писарев. Настоящая копия выдана из канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошения 26 января 1902 года. С. – Петербург.

М.П.

Управляющий делами канцелярии (подписал) Барон Аккурт

и И. о. Секретаря Канцелярии (подписал) С. Писарев[63]63
  Воспроизведено по книге А. Сакса «Кавалерист-девица Штаб-ротмистр Александр Александрович Александров (Надежда Андреевна Дурова)». – СПб., 1912. С. 7.


[Закрыть].

Из выписки совершенно ясно, что Иван Чернов в это время жил у своего деда в Сарапуле, а не у отца. Также ясно, что император Александр I был в курсе семейных дел Н.А. Дуровой. По крайней мере он знал, что она ушла от мужа с ребёнком, и, как показывают найденные документы, обещал об этом ребёнке позаботиться. Своё обещание государь выполнил.

Записи в регистрационной книге Канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошений предшествовало обращение на высочайшее имя самого Андрея Васильевича Дурова. Он послал его в Санкт-Петербург в июне 1808 года.

«С кончиною жены моей, – говорилось в прошении, – не имея никаких способов доставить приличное воспитание остающимся в семействе моём малолетним детям моим сыну Василию 9-ти лет и дочери Евгении 8-ми лет да внуку моему рожденному от означенной дочери моей под именем Соколова Ивана (по отцу Чернов) 7-ми лет. Я повергаюсь к стопам Твоим Всемилостивейший Государь! Прошу милосердно на судьбу сих малолетних воззрения…»

Как видно из выписки и других документов, на это прошение был дан в целом положительный ответ. Александр I распорядился поместить Ивана Чернова в Императорский военно-сиротский дом, Евгению Дурову – в женское отделение этого Дома. Василия же Дурова в список облагодетельствованных не внесли. Зато было разрешено детей вместе с сопровождающим доставить в столицу на казенный счёт. Деньги на это путешествие -147 рублей 61,5 копейки – выделили из Государственного казначейства, чему предшествовала ведомственная переписка в течение трёх месяцев: с декабря 1808 года по февраль 1809 года. Видимо, дети выехали из Сарапула в Санкт-Петербург в феврале 1809 года.