Текст книги "Надежда Дурова"

Если дворянство «гусарского ротмистра Дурова» нуждалось в проверке и подтверждении, то дворянство «прекраснейшей девицы в Малороссии» было, так сказать, налицо. Первая встреча молодых людей произошла в имении ее отца Ивана Ильича Александровича, названном «Великая круча» и расположенном в Полтавской губернии на правом берегу реки Удай в семи верстах от города Пирятина. По свидетельствам современников, это было одно из красивейших мест во всем уезде. Время его основания неизвестно. Занятые с 1689 года земли принадлежали украинскому казачьему полковнику Леонтию Свечке. В середине XVIII столетия эта часть владений отошла Илье Андреевичу Александровичу (то есть прадеду Н.А. Дуровой), женившемуся на внучке полковника. Сын Ильи Андреевича – Иван Ильич (то есть дед Н.А. Дуровой, тот самый «гордый властолюбивый пан малороссийский») – построил в Великой Круче в 1757 году деревянную церковь в честь Иоанна Богослова. Был он лубенским подкоморием – полковым казначеем.

И.И. Александрович женился на Ефросинии Григорьевне Огронович (или Агранович). От этого брака родилось семеро детей: сыновья Варфоломей и Порфирий и пять дочерей, из которых старшая, Ульяна, умерла в девицах, а замужними были: Прасковья Остроградская, Александра Значко-Яворская, Ефросиния Бутовская и собственно мать «кавалерист-девицы».

Хотелось бы точно назвать ее имя. Но это не так просто. Согласно исповедным росписям Сарапульского Вознесенского собора за 1797 год, ее звали Анастасией Ивановной и было ей в это время 30 лет, то есть она была моложе своего мужа А.В. Дурова на десять лет (родилась в 1767 г.). В журнальных публикациях XIX века ее называли то «Марфа Тимофеевна» («Исторический вестник» за 1890 г., сентябрь, с. 585–612. Статья Е. Некрасовой «Надежда Андреевна Дурова»), то «Надежда Ивановна» («Киевская старина» за 1886 год, т. 14, № 3, с. 401. Статья без подписи «Из записной книжки»; Стороженко, Фамильный архив. Киев, 1910, т. II, с. 35–38. «О внучке И.И. и Е.Г. Александровичей Н.А. Дуровой»). Веское слово могла бы здесь сказать сама Надежда Андреевна, посвятившая матери немало страниц в книге, но, к удивлению читателей, она ни разу не упомянула там имени родительницы.

Александровичи были не только состоятельными людьми. Они принадлежали к древнему и родовитому малороссийскому дворянству. В «Общем гербовнике дворянских родов Всероссийской империи» описан их герб: на щите, разделенном диагональю на две части, на пурпурном поле – серебряная стрела, летящая вниз; на голубом поле – золотой крест на красном сердце, на верху креста – птица (часть 8-я, лист 138)…

Андрей Васильевич Дуров вышел в отставку летом 1788 года и поехал в Санкт-Петербург искать место на статской службе. Ему повезло. Он довольно быстро получил назначение на должность градоначальника в уездном городе Вятской губернии Сарапуле. Супруги Дуровы с дочерью Надеждой приехали туда осенью 1789 года. В Сарапуле у них родились дети: Евгения – в августе 1790 года, Клеопатра – в октябре 1791, Евгения – в июне 1793-го, Варвара – в январе 1795-го, Анна – в октябре 1796-го, Василий – в январе 1799-го, Евгения – в мае 1801 года. Четыре дочери Дуровых умерли во младенчестве. До зрелых лет дожили Надежда, Клеопатра, Василий и Евгения, родившаяся в 1801 году.

Надежда Андреевна Дурова в возрасте восемнадцати лет вышла замуж за чиновника четырнадцатого класса Василия Чернова и в январе 1803 года родила сына Ивана. Клеопатра Андреевна Дурова замужем никогда не была и умерла девицей. Евгения Андреевна Дурова, получив воспитание и образование в Институте благородных девиц имени св. Екатерины в Санкт-Петербурге, в августе 1825 года вышла замуж за чиновника четырнадцатого класса Михаила Пучкина. Впоследствии М.Ф. Пучкин сделал карьеру и стал вице-губернатором в Астраханской губернии. У них с Евгенией было четверо детей: две девочки и два мальчика.

Так как в России признавали потомственное дворянство только по мужской линии, то наследником фамилии выступал один Василий Андреевич Дуров. Лишь его потомство следует рассматривать в качестве продолжателей этого рода. В 1833 году, будучи городничим в Елабуге, он посватался к Александре Михайловне Коротковой, которая была дочерью командира инвалидной команды города Сарапула, капитана Короткова, выслужившегося в офицеры из нижних чинов. Венчались молодые в Казани.

У Василия и Александры Дуровых было четверо детей: два сына и две дочери. Старший сын Андрей родился в ноябре 1833 года, старшая дочь Вера – в сентябре 1836 года, второй сын Николай – в августе 1839 года и вторая дочь Александра – в марте 1844 года. Все они были племянниками и племянницами Надежды Андреевны Дуровой, в воспитании которых она могла принимать участие.

Согласно формулярному списку городничего города Кунгура В.А. Дурова, составленному в августе 1851 года[17]17
  Государственный архив Пермской области. Ф. 36. Оп. 1. Д. 62. Здесь и далее все сведения о потомках А. В. Дурова в XIX и XX вв. были любезно предоставлены автору старшим научным сотрудником Музея-усадьбы Н. А. Дуровой в Елабуге Н. А. Крапоткиной.


[Закрыть], его дети учились в разных учебных заведениях: Андрей – в Оренбургском лицее, Вера – в Казанском родионовском институте, Николай – в пансионате при Пермской гимназии, а Александра по малолетству еще находилась при родителях. Впоследствии Вера Васильевна Дурова, закончив Казанский родионовский институт, вышла замуж за судью уездного города Кунгура, надворного советника Василия Верещагина. В семье В.В. и В.В. Верещагиных было шестеро детей, и все они жили до конца XIX века в городе Кунгуре. Николай Васильевич Дуров стал мировым судьей и умер холостым, не оставив после себя потомства. Сведений об Александре Васильевне Дуровой не имеется. Таким образом, потомками этого рода, унаследовавшими фамилию, остаются только дети, внуки и правнуки Андрея Васильевича, старшего сына В.А. Дурова.

Он после окончания лицея в Оренбурге поступил на военную службу. В возрасте 33 лет А.В. Дуров был штабс-капитаном и командовал 2-й стрелковой ротой в 6-м пехотном Либавском Его Королевского Высочества Принца Карла Прусского полку. К этому времени он имел орден Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, бронзовую медаль в память Восточной войны 1853–1856 годов и медаль за усмирение мятежа в Польше в 1863–1864 годах[18]18
  Памятная книжка Вятской губернии на 1866 и 1867 годы. – Вятка, 1866. С. 43.


[Закрыть].

Дуров вышел в отставку в чине полковника. Он был женат на Анастасии Емельяновне Шитовой (1850–1942 гг.), жительнице то ли города Сарапула, то ли города Елабуги. В семье А.В. и А.Е. Дуровых было пятеро детей: сыновья Василий, Владимир, Александр и Борис, дочь Людмила. Александр и Людмила умерли в детские годы. Владимир никогда женат не был. Василий женился на простолюдинке, никаких других сведений о нем и его семье не сохранилось. Жизнь и судьба младшего внука Василия Дурова и внучатого племянника «кавалерист-девицы» Бориса известны довольно хорошо.

Борис Андреевич Дуров (1879–1977 гг. в Париже) окончил военно-учебное заведение и стал офицером. Он участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов и в Первой мировой войне. Весной 1919 года он, будучи в чине майора, назначен военным комендантом города Архангельска и оттуда в составе русской межсоюзной делегации выехал во Францию, где и остался в эмиграции. Энергичный и деятельный, Борис Андреевич был одним из основателей в Париже лицея для детей русских эмигрантов. Средств для его содержания он не имел, но вложил свои знания, умения, организаторский талант.

Б.А. Дуров был женат на Людмиле Александровне Свиньиной (1883–1983 гг. в Париже), дочери генерала и члена Государственного совета А.Д. Свиньина, семья которого проживала в Санкт-Петербурге. У Б.А. и Л.А. Дуровых было четверо детей: три дочери – Анастасия (1908–1999 гг.), Надежда (1915, до сих пор живет во Франции), Татьяна (1915, до сих пор живет во Франции) и сын Андрей (1912–1913 гг.). Татьяна Борисовна Дурова вышла замуж за гражданина Франции Филиппа Муже, у них родилось двое детей. Надежда Борисовна Дурова вышла замуж за В.П. Шведера, тоже русского эмигранта, офицера Белой армии, у них родилось трое детей. Анастасия Борисовна Дурова фамилию не меняла, она перешла в католичество и в молодости была монахиней в папской общине Сен-Франсуа-Ксавье.

Литературный дар Надежды Андревны передался только ее правнучатой племяннице Анастасии Борисовне Дуровой, которая, став гражданкой Франции, тем не менее много лет провела на родине своих предков. Первое ее путешествие в Россию состоялось в 1959 году в составе христианской группы. Она посетила Ленинград и Москву, где встречалась с поэтом Борисом Пастернаком и передала ему гонорар за книгу «Доктор Живаго», опубликованную во Франции. С 1964 по 1979 год А.Б. Дурова работала в посольстве Франции в Москве. Она занимала должность шефа бюро по связям с общественностью. В числе ее знакомых были такие известные люди, как священник Александр Мень и писатель Александр Солженицын.

Вернувшись во Францию, Анастасия Борисовна несколько лет работала над книгой своих воспоминаний, которую она назвала «Россия в горниле». Эта книга вышла в Париже в 1995 году на французском языке. «Книга моя, – писала А.Б. Дурова в предисловии, – это передача наблюдения и опыта девочки, родившейся на русской земле, долгая жизнь которой совпала с пришествием и падением советского коммунизма, которая глубоко верит в Бога и отказалась в него не верить…». Дурова до последних дней своей жизни поддерживала связь с Музеем-усадьбой Н.А. Дуровой в Елабуге и передала музею немало семейных реликвий, писем и документов, рассказывающих об истории ее семьи в России и во Франции.

Последнее десятилетие у нас в стране ознаменовалось бурным всплеском интереса к отечественной истории. Потомками и родственниками «кавалерист-девицы» стали называть себя некоторые известные люди. Например, в газете «Известия» 13 февраля 1998 года (с. 7) актер Театра на Малой Бронной (г. Москва) Л.К. Дуров сообщил, что его «родственницей была кавалерист-девица Надежда Дурова, Пушкин вспоминал об одном из моих предков, сарапульском городничем Дурове, обставившем его в карты». В газете «Комсомольская правда» 26 декабря 1997 года (с. 18–19) было опубликовано интервью «Наталья Дурова – повелительница зверей» с директором Театра зверей (г. Москва) ныне покойной дрессировщицей Н.Ю. Дуровой, в котором она сказала: «За этим яшмовым столом… когда-то сидел Пушкин. Правил заметки Надежды Андреевны. Ведь в отставке моя прапрабабушка стала писательницей, встречалась с Александром Сергеевичем…»

Однако известно, что основателями знаменитой цирковой династии были Анатолий и Владимир Дуровы, представители старинного рода дворян Дуровых из Московской губернии. В этих же публикациях уважаемые артисты как раз и приводят факт, подтверждающий их принадлежность именно к этой фамилии.

«Лев Дуров: Театр – заведение странное»: «Род Дуровых известен с 1540 года – мы занимаем шестую часть всех геральдических книг…»

«Наталья Дурова – повелительница зверей»: Дуровы – старый дворянский военный род. Первое упоминание относится к 1540 году: как о «служилых людях Ивана Грозного…»

Настоящими прямыми потомками «кавалерист-девицы» могли быть только дети ее сына Ивана Васильевича Чернова. Как указывают некоторые исследователи, он просил у матери разрешения на брак где-то между 1830-м и 1840-м годами. Но кто была его невеста, где они проживали, родились ли в этом браке дети? – все это пока узнать не удалось.

Глава вторая. Детство и отрочество Надежды Дуровой

«С этого достопамятного дня жизни моей отец вверил меня промыслу Божию и смотрению флангового гусара АСТАХОВА, находившемуся неотлучно при батюшке, как на квартире, так и в походе. Я только ночью была в комнате матери моей; но как только батюшка вставал и уходил, тотчас уносили меня. Воспитатель мой Астахов по целым дням носил меня на руках, ходил со мною на эскадронную конюшню, сажал на лошадей, давал поиграть пистолетом, махал саблею, и я хлопала руками и хохотала при виде сыплющихся искр и блестящей стали; вечером он приносил меня к музыкантам, игравшим пред зорею разные штучки; я слушала и, наконец, засыпала. Только сонную и можно было отнесть меня в горницу; но когда я не спала, то при одном виде материной комнаты я обмирала от страха и с воплем хваталась обеими руками за шею Астахова… Взяв меня из рук Астахова, мать моя не могла уже ни одной минуты быть ни покойна, ни весела; всякий день я сердила ее странными выходками и рыцарским духом своим; я знала твердо все командные слова, любила до безумия лошадей. И когда матушка хотела заставить меня вязать шнурок, то я с плачем просила, чтоб она дала мне пистолет, как я говорила, пощелкать; одним словом, я воспользовалась как нельзя лучше воспитанием, данным мне Астаховым! С каждым днем воинственные мои наклонности усиливались, и с каждым днем более мать не любила меня. Я ничего не забыла из того, чему научилась, находясь беспрестанно с гусарами; бегала и скакала по горнице во всех направлениях, кричала во весь голос: „Эскадрон! Направо заезжай! С места марш-марш!“ Тетки мои хохотали, а матушка, которую все это приводило в отчаяние, не знала границ своей досаде, брала меня в свою горницу, ставила в угол и бранью и угрозами заставляла горько плакать.

Отец мой получил место городничего в одном из уездных городов и отправился туда со всем своим семейством; мать моя, от всей души меня не любившая кажется, как нарочно делала все, что могло усилить и утвердить и без того необоримую страсть мою к свободе и военной жизни: она не позволяла мне гулять в саду, не позволяла отлучаться от нее ни на полчаса; я должна была целый день сидеть в ее горнице и плесть кружева; она сама учила меня шить и вязать, и видя, что все в руках моих и рвется и ломается, она сердилась, выходила из себя и била меня очень больно по рукам…»

Н. Дурова. «Кавалерист-девица. Происшествие в России».

Как свидетельствуют документы, отец героини А.В. Дуров в гусарах никогда не служил. В рядах армии он провел двадцать с половиной лет и значительную часть этого срока был обер-офицером в пехоте, а только полтора года: с марта 1787-го по июль 1788-го – являлся ротмистром Полтавского легкоконного полка.

По реформе, которую в 1783–1786 годах провел светлейший князь генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин-Таврический, президент Военной коллегии, поселенные гусарские и пикинерные полки были преобразованы в регулярные легкоконные. Состав русской кавалерии стал следующим: 13 легкоконных полков, 4 конноегерских, 4 драгунских, 17 карабинерных в 5 кирасирских[19]19
  Иванов П. А. Состав и устройство регулярной русской кавалерии с 1700 по 1864 год. – СПб., 1864. С. 105–106.


[Закрыть]. По штатному расписанию кирасирские, карабинерные и легкоконные полки имели шесть эскадронов: 35 офицеров, 72 унтер-офицера, 828 рядовых, 12 трубачей и 2 литаврщика, 33 мастеровых, 31 нестроевого и 30 извозщиков. Всего в эскадроне – 159 человек и 151 строевая лошадь, в полку – 1105 человек, 907 строевых лошадей. На вооружении в легкоконных полках состояли сабли, пистолеты (каждому строевому чину – по паре, при седле в ольстрах) и карабины (только у рядовых). Из амуниции были портупея из белой яловой кожи, на которой носили саблю, и патронная сума (лядунка) из черной кожи и на перевязи – также из белой яловой кожи. Ее надевали через левое плечо.

В 1786 году Потемкин осуществил коренную реформу обмундирования, замахнувшись на святая святых – тогдашний европейский военный мундир. Вместо длиннополых кафтанов легкоконники получили короткие куртки из синего сукна с красными отложными воротниками, обшлагами и лацканами на груди; вместо треугольных шляп – каски, сделанные из поярка, с козырьками спереди и гребнями из белой шерсти наверху; вместо лосин и ботфортов – красные шаровары поверх коротких сапог с привинтными шпорами. Летом нижние чины надевали вместо суконных курток и штанов вещи того же покроя, но из белого фламского полотна. Зимой – белый суконный плащ[20]20
  Звегинцев В. В. Русская армия. – Париж, 1968. Ч. II. С. 119–120.


[Закрыть].

Такую форменную одежду имел «фланговый гусар Астахов», то есть тот солдат Полтавского легкоконного полка, которому и было, вероятно, поручено в 1778–1788 годах смотреть за малолетней дочерью ротмистра Дурова. Как видно из описания, Надежда Андреевна сохранила к своему «усатому няню» самые теплые чувства на всю жизнь.

Офицеры российской армии при реформе Потемкина удержали прежнюю униформу. Таким образом, девочка Надя могла видеть своего отца в длиннополом синем кафтане с серебряными пуговицами, в белом камзоле и узких штанах с высокими сапогами, в черной шляпе из фетра. Уставная прическа офицеров также не претерпела изменений: букли, завитые над ушами, и коса сзади, заплетаемая с черной лентой. На парады и смотры волосы пудрили.

Фельдмаршал, светлейший князь Потемкин-Таврический, уделял большое внимание боевой подготовке легкой конницы. В приказе от 27 января 1789 года он писал: «Господа полковые командиры должны употребить все старание поставить свои полки соответственно званию легкоконных; для сего убегать должны неги, употребляемой для лошадей в коннице так называемой тяжелой, которая тяжела только сама по себе, а не ударом по неприятелю. Лошадей заводских отнюдь не иметь, людям сидеть вольно, действовать саблей хорошо, оборачиваться частями и поодиночке проворно… Иметь о людях большее попечение, нежели о лошадях, и для того меньше мучить чишением лошадей, ибо не в сем состоит краса полка, но в приведении его в исправность, нужную к бою…» В других приказах светлейший князь внушал офицерам, что «солдаты должны сидеть на лошади крепко, со свободою, какую казаки имеют, а не по манежному принуждению, и стремена чтоб были недлинны…».

«Исправность, нужная к бою», достигалась тогда на общих полковых и эскадронных учениях, которые проводились летом, когда конница выходила в лагеря на шесть-восемь недель. Весной, осенью и зимой полки стояли по квартирам в городах и селах. На постое, как правило, занимались только одиночными учениями, взводными и эскадронными, если в городе или поселке мог разместиться целый эскадрон. Судя по рассказу «кавалерист-девицы», она наблюдала именно общие полковые и эскадронные учения, что имело место лишь в лагерях. В лагерь она могла попасть только два раза: летом 1787 и 1788 года, когда ей было четыре года и пять лет.

Офицерам разрешалось брать своих детей в военные лагеря, и об этом свидетельствует Денис Васильевич Давыдов (1784–1839 гг.) в рассказе «Встреча с великим Суворовым. 1793»: «С семилетнего возраста моего я жил под солдатской палаткой, при отце моем, командовавшем тогда Полтавским легкоконным полком, – об этом где-то уже было сказано. Забавы детства моего состояли в метании ружьем и в маршировке, а верх блаженства – в езде на казачьей лошади с покойным Филиппом Михайловичем Ежовым, сотником Донского войска. Как резвому ребенку не полюбить всего военного при всечасном зрелище солдат и лагеря? А тип всего военного, русского, родного военного, не был ли тогда Суворов?… Четыре кавалерийских полка, входившие в состав корпуса: Переяславский конноегерский, Стародубский и Черниговский карабинерные и Полтавский легкоконный – стояли лагерем близ Днепра, в разных пунктах, но близких один к другому… В одну ночь я услышал шум и сумятицу. Выскочив из палатки, я увидел весь полк на конях и на лагерном месте одну только нашу палатку неснятою… До рассвета войска выступили из лагеря, и мы, спустя час по их выступлении, поехали за ними в коляске. Но угонишься ли за конницею, ведомою Суворовым? Бурные разливы ее всеминутно уходили от нас из виду, оставляя за собою один гул. Иногда между эскадронами, в облаках пыли, показывался кто-то скачущий в белой рубашке, и в любопытном народе, высыпавшем на поле для одного с нами предмета, вырывались крики: „Вот он, вот он! Это наш батюшка, граф Александр Васильевич!..“»[21]21
  Давыдов Д. В. Военные записки. – М.: Воениздат, 1982. С. 21, 30–31.


[Закрыть] По случайному совпадению отец Д.В. Давыдова в 1793–1796 годах командовал тем Полтавским легкоконным полком, в котором пятью годами раньше служил отец Н.А. Дуровой. В период с 1776 по 1788 год в российской императорской армии насчитывались две воинские части с таким названием. Первый – Полтавский пикинерный полк – был сформирован из бывших запорожских казаков на положении поселения в 1774 году. Через десять лет этот полк был слит с Луганским пикинерным и утратил свое историческое наименование. Второй – Полтавский легкоконный полк – появился в том же 1784 году. До этого времени он был казачьим, иррегулярным[22]22
  Иванов П. А. Состав и устройство регулярной русской кавалерии с 1700 по 1864 год. – СПб., 1864. С. 114–115.


[Закрыть]. Для того чтобы быстрее обучить казаков правилам постоянной военной службы, в полк переводили офицеров регулярной армии. Одним из таких откомандированных и был капитан Белевского пехотного полка А.В. Дуров.

Полтавский легкоконный полк участвовал в Русско-турецкой войне 1787–1791 годов (осада Очакова). При воцарении императора Павла I его расформировали. Ротмистр Дуров покинул эту воинскую часть гораздо раньше, еще до похода к Очакову. Его опыт службы в кавалерии был сугубо мирным. Но жизнь в лагере Полтавского легкоконного полка, пусть даже краткая, оставила глубокий след в душе Надежды Дуровой. Эти впечатления, полученные в раннем детстве, определили сферу ее интересов на всю дальнейшую жизнь.

Денис Давыдов справедливо писал: «Как резвому ребенку не полюбить всего военного при всечасном зрелище солдат и лагеря?» Надя была таким же резвым ребенком, как и будущий «поэт, гусар и партизан», ее погодок. Похоже, она была запрограммирована на постоянное движение. Необузданная энергия толкала ее на разные шалости. Вот перечень ее детских забав, описанных в книге:

В лесу «влезала на тоненькие березки и, схватясь за верхушку руками, соскакивала вниз, и молодое деревце легонько ставило меня на землю!»[23]23
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 32.


[Закрыть];

«…Разбегалась с горы и перескакивала кусты вереса, по нескольку, один за другим. Подруги мои не могли и подумать сравниться со мною в этом удальстве. Чтоб позабавиться их страхом, я прибегала на самый край стремнины, становилась на нем одною ногою, держа другую на воздухе…»[24]24
  Там же. С. 260.


[Закрыть];

«…Случалось мне иногда находить змею, на которую я в ту же секунду наступала ногою, наклонялась, брала ее осторожно рукою за шею, близ самой головы, и держала, но не так крепко, чтоб она задохлась, и не так слабо, чтоб могла выскочить. С этим завидным приобретением я возвращалась в комнаты бабушки и когда ее не было дома, то бегала за ГАПКОЮ, ХИВРЕЮ, МАРТОЮ и еще несколькими, таких же странных имен, девками, которые все были гораздо старше меня, но с неистовым воплем старались укрыться куда попало от протянутой вперед руки моей, в которой рисовалась черная змея!.. В настоящем смысле рисовалась, потому что она то яростно шипела, выставляя что-то изо рта, то очень картинно обвивала хвостом мою руку, обнаженную до локтя, то опять развивала и махала им в воздухе. Избегав весь дом по всем углам, заставя всех кричать столько, сколько у кого было голоса, я уходила в сад и в ту минуту, как хвост змеи, оставляя мою руку, колебался в воздухе, бросала ее вмиг на землю и убегала»[25]25
  Там же. С. 261.


[Закрыть].

«В один теплый весенний вечер, когда батюшки не было дома и нельзя было ожидать, чтоб он скоро возвратился, рассудила я заняться составлением фейерверка своего изобретения… Я велела принесть пороху, сажи и желтого воску, растопила, столкла порох и смешала его с серою, потому что я видела как-то, что сера очень красиво горит. Я очень жалела, что пороху было у меня немного, не более, как на один заряд… Василиса (горничная Надежды. – А. Б.) побежала и через пять минут принесла большую горсть селитры; я принялась за работу: смешала вместе сажу, порох, селитру: все это было уж очень мелко истолчено, истерто и просеяно; эту смесь всыпала в растопленный воск и сделала род теста, из которого наделала маленьких фигур, похожих на сахарную голову. Фигурок этих было около двухсот; я установила их очень симметрически на большом железном подносе… Я зажгла нижний ряд; пламя охватило не вдруг, потому что воск препятствовал селитре гореть скоро, также и порох потерял от него много своей силы; итак, пирамида моя горела разного цвета огнями, светло, ярко и долго. Я была в восторге!..»[26]26
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 271.


[Закрыть]

«…Посчастливилось мне найти на улице гусарскую круглую пуговицу (то есть полую внутри. – А. Б.), и первая мысль моя была начинить ее порохом и бросить в печь к старой Прасковье, готовившей обед для людей. Я не могла не знать, что порох вспыхивает в секунду, итак, чтоб это свойство его не лишило меня удовольствия видеть испуг и удивление старой поварихи, я растерла порох с каплею воды и, смешав мокрый с сухим, хотя с большим трудом, но успела, однако ж, начинить пуговицу плотно до самого отверстия… но успех превзошел мое ожидание и заставил меня усмириться на целый месяц… Через минуту после того, как я бросила пуговицу в печь, она вылетела из нее со свистом, летала по избе, щелкала по стенам и наконец лопнула близ моей головы и взрыла мне кожу на самой ее верхушке; капли крови вмиг разбрызнулись по всем локонам. Я, однако ж, не вскрикнула, но поспешно убежала в свою горницу и заперлась. Платье мое все уже было испещрено кровавыми каплями; сбросив его поскорее, я надела темное, вымыла голову вином и, вытерев полотенцем, засыпала ссадины углем; от этого средства кровь тотчас перестала…»[27]27
  Там же. С. 272.


[Закрыть]

«…Мне принесли из леса молодого филина, но уже большого; я посадила его в сад и кормила дня три или четыре; но в один вечер вдруг пришла мне мысль принесть его в горницу к матушке!.. Я взяла чудовищную птицу на руки, отворила тихонько дверь в спальню матери, и, увидя в зеркале, что она сидит на лежанке, я протянула обе руки вперед, и, выставив из-за печи одну только голову птицы, едва было этою фарсою не перепугала насмерть свою мать…»[28]28
  Там же. С. 265.


[Закрыть]

С немалой долей самоиронии рассказывает Надежда Андреевна в книге о своих детских «подвигах». Часто вторым по значению персонажем в этих историях выступает ее мать. Но воспоминания о ней полны горечи и неприязни. Если отец смотрел на выходки Нади сквозь пальцы, то мать не прощала старшей дочери шалости и проказы и пыталась наказаниями исправить ее буйный нрав. Результат при этом оказывался прямо противоположным.

«Хотя я чрезвычайно боялась моей матери, – пишет „кавалерист-девица“, – но непомерная резвость одолевала меня и увлекала вопреки страха наказания; мне кажется, я вымышляла разные глупости невольно, par fatalite…» (франц.: «фатально, по воле рока»).

Однако порою трудно осуждать молодую женщину, в возрасте 22-х лет ставшую хозяйкой дома градоначальника города Сарапула Дурова. В это время (с 1789 по 1796 г.) она имела пять беременностей и рожала каждый год-полтора. Дети ее умирали во младенчестве. Из пяти дочерей выжила лишь Клеопатра, рожденная в октябре 1791 года. Частые роды подорвали ее здоровье: «Мать моя постепенно угасала: ее чудная красота от всего, что имела в себе чарующего, сохранила одну только необычайную белизну лица и томность прекрасных глаз. Теперь она была ничем более, как тенью той красавицы Дуровой, которою некогда все восхищались…»[29]29
  Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 265.


[Закрыть]

Чтобы подлечиться, она уехала к отцу на Украину, и тут удар ей нанес Андрей Васильевич. В отсутствие жены он завел себе любовницу: «взял на содержание прекрасную девочку, дочь одного мещанина». Вернувшись в Сарапул, Анастасия Ивановна (Надежда Ивановна?) узнала об этом случайно, и жестокие муки ревности отравили ей жизнь. Правда, Дуров покаялся. Супруги помирились, и результатом примирения стало рождение еще двоих детей: долгожданного наследника – сына Василия в январе 1799 года и дочери Евгении в мае 1801 года. Болезнь после этого прогрессировала. Анастасия Ивановна ездила на лечение в Вятку к известному тогда врачевателю и лекарю Аппелю и в Пермь к доктору Гралю. Возможно, теперь болезнь мешала ей исполнять супружеские обязанности. «Батюшка переходил от одной привязанности к другой, – пишет „кавалерист-девица“, – и никогда уже более не возвращался к матери моей!..» Умерла А.И. Дурова в имении своего отца летом 1807 года в возрасте 40 лет.

В завершение истории «гусарского ротмистра Дурова» и «урожденной Александровичевой, одной из прекраснейших девиц в Малороссии» надо сказать, что после ее смерти Андрей Васильевич горевал недолго. В 1808 году он сочетался законным браком с 17-летней девицей Евгенией, дочерью своих крепостных Степана и Марины Васильевых. Через год она родила ему дочь Елизавету, которая от рождения была глухонемой. Само собой разумеется, что в книге Надежды Андреевны нет об этом ни слова. Но метрические записи Вознесенского собора в Сарапуле подтверждают данный факт. Годы раннего детства героини прошли на Украине, в Киевской, Херсонской и Полтавской губерниях, где квартировали полки Белевский пехотный и Полтавский легкоконный. Затем, как уже говорилось ранее, семья Дуровых отправилась далеко на север Российской империи, в Вятскую губернию, образованную в составе десяти уездов в 1780 году.

Полагают, что название города Сарапул произошло от слияния двух чувашских слов: «сара» – желтая и «пуль» – рыба. Сначала на этом месте располагалось большое торговое село Вознесенское, возникшее в начале XVIII века. «Новый полный географический словарь Российского государства», изданный в Москве в 1789 году, сообщает о Сарапуле: «Сей город был построен в 1707 году, в пору тогдашнего башкирского бунта. В городе две церкви деревянные и немного обывательских домов. Большая же часть поселян живет под горой, на берегу Камы, имеют они пропитание от земледелия и от приходящих судов по Каме с дровами, солью и железом. Есть также нефтяные и мыльные заводы».

Согласно переписи 1780 года, в Сарапуле имелось 533 дома и 3 церкви: две каменные и одна деревянная. В городе проживали 128 купцов, 51 мещанин и 1047 дворцовых крестьян (считали только мужчин). Купцы объявили капиталы в 85 188 рублей. Всего же в Сарапульском уезде проживало дворцовых крестьян 13 591 человек мужского пола и 15 096 женского пола; государственных, черносошных и ясачных крестьян -17 867 (мужского пола) и экономических крестьян – 255 человек[30]30
  Столетие Вятской губернии. 1780–1880 годы. Сборник материалов к истории Вятского края. – Вятка, 1880. Т. 1. С. 267.


[Закрыть].

В 1781 году был утвержден план регулярной застройки города. По этому плану три прямые улицы шли параллельно реке Каме и десять улиц – перпендикулярно к ней. Первым каменным строением в городе стал Вознесенский собор – пятиглавый, с полукруглой апсидой и отдельно стоящей высокой колокольней.

А.В. Дуров был вторым по счету градоначальником Сарапула. Он занимал эту должность в течение 35 лет и вышел в отставку летом 1825 года, передав ее сыну Василию, служившему тогда обер-офицером в Ямбургском уланском полку. Дуров-младший пребывал в должности городничего до 1829 года, затем был смещен, переведен в Елабугу, но вновь вернулся в Сарапул в 1839 году, где и прослужил до 1847 года. В общей сложности отец и сын Дуровы были здесь градоначальниками почти полвека.

Семья Андрея Васильевича Дурова жила недалеко от реки Юрманки, впадавшей в Каму, на пересечении улиц Большая Покровская и Владимирская (совр. ул. Труда и ул. Седельникова). После 1812 года центр города подвергся значительной перестройке. Был расширен Вознесенский собор, под ним возведены торговые ряды из камня. Вокруг Соборной площади расположились здания окружного суда и других присутственных мест, а также каменный особняк городничего и дома других уездных чиновников. До нашего времени этот особняк не сохранился. Есть лишь стела с надписью, удостоверяющей, что Дурова жила здесь в конце XVIII – начале XIX века.