Текст книги "Полет длиною в жизнь"

Почитай мне книгу

Несется время

без спроса, без оглядки

на день вчерашний,

от вечности бросая нам

одно мгновенье жизни…

Из японской поэзии.

Автор неизвестен

– Почитай мне книгу!

С этой просьбы начинается каждый выходной день в нашем доме.

– Я занят!

Старший брат, к которому я обращаюсь, думает только о футболе, и его комната похожа на музей футбольной славы.

Он вырезает из газет и журналов фотографии любимых футболистов, прикрепляет кнопками на стены, знает наперечет игроков всех команд. У него есть полная футбольная форма. Маму все это раздражает, но Игорь не обращает внимания на ее недовольство. Он по-настоящему одержим футболом. А я одержима книгами, хотя читать еще не умею.

– Игоречек, почитай мне, пожалуйста, книгу, – прошу я, стоя у двери его комнаты и прислушиваюсь к тому, что там происходит. Громко работает радио, слышен голос комментатора. Я потихоньку приоткрываю дверь и обращаюсь к нему опять.

Брат делает вид, что не слышит. Конечно, почитать может и мама, но мне больше нравится, когда читает Игорь. Я его обожаю, как могут обожать старших братьев маленькие сестрички. Я хочу быть во всем на него похожей. Я даже хочу полюбить футбол, но пока не получается.

– Отложи свои дела и почитай сестре книгу, – доносится из кухни строгий голос мамы.

– Можно позже? – он злится. – Сейчас должен быть одиннадцатиметровый…

Дождавшись пенальти и вслед за тем победного крика Игоря, тихонько прошу:

– Игоречек, родненький, любименький, ну почитай мне, пожалуйста, – умоляюще смотрю на него, и Игорь, смеясь, сдается.

Мы устраиваемся на диване, и следующий час принадлежит только мне. Я прошу: «Еще, еще». «Волшебник Изумрудного города» – моя любимая сказка. И вот я уже Элли, попавшая в волшебную страну, где живут добрые и злые волшебницы, где даже соломенное чучело и дровосек, сделанный из железа, разговаривают человеческим языком.

В одно из воскресений, устав от моих постоянных просьб, брат показывает мне алфавит. Затем учит складывать слоги. Ура! У меня получается, и вскоре я читаю самостоятельно.

Мне – 5. Брату – 11.

Две тонкие белые косички с бантиками, серьезные умные глаза, вельветовая зеленая юбочка с большими карманами, в которых всегда есть что-то важное: фантики от конфет или кусочек фольги от шоколадки, разглаженный ногтем до блеска. Симпатичная, всегда улыбающаяся крепенькая девочка. Это я.

Мне 5 лет

Игорь и я

Летом нас отправляют погостить к бабушкам. Обе живут в небольшом поселке Одесской области.

Приехав, первым делом записываемся в библиотеку Дома культуры, который стоит в старом заросшем парке. Идти далеко. Мимо домов, где сидят старушки, продающие поджаренные семечки. Их вкус и запах, смешавшись с солнцем, ароматом созревших на грядке пряных помидоров, цветущих зарослей жасмина, поспевающих абрикосов и персиков, – навсегда останется в моей памяти запахом летних каникул.

Стакан стоит 10 копеек, семечки пересыпают в кулечек из старой газеты.

Игорь всегда покупает самые маленькие и подгоревшие.

– Почему ты выбираешь самые плохие? Их же никто не будет есть! – возмущается наша бабушка.

– Понимаешь, их продавала совсем старенькая и бедная бабуля, – помолчав, отвечает Игорь. – У нее никто не покупает. Жалко ее…

Бабушка вздыхает, выбрасывает семечки в мусорное ведро и ничего больше не говорит.

Летом поселок оживает.

На каникулы съезжаются внуки со всего Советского Союза. Одесских – почти не отличить от местных, а московские, ленинградские, ташкентские и горьковские – словно из других стран.

К домам пристроены террасы, увитые виноградом. По вечерам там сидят взрослые. Пьют чай с душистым вареньем, обсуждают мировые проблемы. Днем террасы принадлежат нам – внукам. Карты, шашки, шахматы. В углу небольшого бабушкиного сада есть место, где, спрятавшись за разросшимися кустами сирени, мы играем в запрещенный старшим поколением «ножичек». Правила игры совсем простые – каждый игрок должен «отобрать» побольше «земли» у других. Кто-то быстро расчерчивает круг, по очереди бросаем нож и «отрезаем» кусочки территории. То и дело слышатся крики радости побеждающих и вопли отчаянья проигравших. Постоянно возникают споры, но спорь не спорь, правила игры таковы, что всю территорию получит победитель, остальные останутся ни с чем. Вероятно, тогда уже можно было понять, кто кем станет в будущем и сколько «отыграет земли» в жизни. Но мы об этом еще не догадываемся, наслаждаясь детством, каникулами, дружбой и запретностью момента.

Иногда отдыхающие устраивают концерты. На одной из террас завешивают простыней вход в дом, и на этой «сцене» желающие читают стихи, поют песни или танцуют. Москвичи и ленинградцы – ставят целые спектакли, где местным тоже достаются небольшие роли. Конечно, блистают столичные жители, но и мы стараемся не отставать.

Вторая бабушка живет ближе к Дому культуры, куда мы ходим в библиотеку и заниматься музыкой. На сцене стоит старое расстроенное пианино, и я представляю себя концертирующей пианисткой. Но это в мечтах, а пока я мучительно разучиваю новые произведения, заданные на лето, и периодически кланяюсь, представляя громкие аплодисменты в зале.

У бабушек мы гостим по очереди, чтобы не обидеть. Игорь случайно узнал, что в доме нашей второй бабули есть самогонный аппарат. От нас это скрывают, и мы делаем вид, что ничего не знаем, но как только Игоря принимают в пионеры, он берет клятву с бабушки выбросить аппарат. Бабушка торжественно клянется. Проходит несколько дней и сосед, дядя Вася, починив бабушке крышу, заходит к ней за расчетом. Бабушка накрывает стол, они обедают, и она идет провожать соседа до калитки. На столе остается пустой стакан. Понюхав его и надев пионерский галстук, Игорь с криками выбегает во двор.

Мама с Игорем

Игорь и я

– Ты же поклялась! Пионеры не должны обманывать! Я больше не могу терпеть и верить твоим обещаниям! Иду в милицию и все расскажу.

Почти у входа в милицию его с трудом остановили соседи, услышавшие крики бабушки.

В центре любого южного городка есть рынок, где протекает бурная жизнь. Каждое утро туда съезжаются на машинах, мотоциклах с коляской, но чаще на телегах, торговцы разным товаром из всех окрестных сел. Самый обильный – мясной ряд: он славится вкусными домашними колбасами, особенно кровяной – «кровянкой», как ее здесь называют. Ее готовят с гречневой крупой, кусочками печенки, сала, чеснока, специями. Перед подачей на стол чуть прожаривают – объедение!

К обеду торговля окончена и все разъезжаются, а вечером на базаре собирается местная молодежь. Здесь играют в футбол, пристенок, карты, тайком выпивают и курят, знакомятся с девушками. Это – местный «клуб». Стать членом этого клуба и получить звание «базарник» очень престижно. К нему стремятся и им гордятся. Но все это для взрослых, а младшие сестренки и братишки подглядывают за тем, что происходит в сказочной (по нашим тогдашним понятиям) стране «базарников».

Прошли годы, и я столкнулась с тем, что молодые люди, повзрослев и давно уехав в другие города и страны, при встрече по-прежнему с гордостью называют себя «базарниками».

У меня много подруг из разных городов.

У одной, местной, папа врач и дома много медицинских книг. Однажды Симочка потихоньку выносит из дому медицинскую энциклопедию и показывает нам картинки родов. Мне-то Игорь уже рассказал, откуда берутся дети, но картинки мы видим впервые. Вернувшись после летних каникул домой и услышав как-то слово «беременность», я объясняю маме, что это и как происходит. Мама растерянно интересуется, откуда у меня такие познания, Игорь в ужасе исчезает.

Я не выдаю источник информации, за что серьезно наказана. Но у нас с братом существует негласное правило – друг друга не сдаем ни при каких обстоятельствах.

Мне – 6. Брату – 12.

По соседству живут одни мальчишки. Я единственная девочка на нашей небольшой улице.

На старом заброшенном кладбище, недалеко от дома, мальчишки играют в войнушку. Я ною, чтобы Игорь взял меня с собой. Он сопротивляется, но мама, не имеющая понятия, куда собрался Игорь, строго говорит:

– Ты можешь пойти, только если возьмешь с собой Аллочку!

Мальчишки недовольны и договариваются меня напугать. Меня оставляют на одной из заброшенных старых могил, приказывая не двигаться. Вдруг вдалеке появляется фигура в белом и движется ко мне с криками. Домой я бегу очень быстро, и на вопрос мамы, где Игорь, отвечаю, что мне неинтересно с ним играть. И неважно, что кто-то из мальчишек просто набросил на себя старую простыню – эффект оказался достаточным, чтобы у меня больше никогда не возникало желания играть с ними в войну, и еще много лет спустя, проходя мимо кладбища, я автоматически втягивала голову в плечи.

Мне – 7. Игорю – 13.

Я ученица первого класса. В 7:40 утра по радио начинается «Пионерская зорька». Это сигнал, что пора в школу. Она далеко, надо идти через железнодорожный мост. Дружные брат и сестра отправляются на учебу вместе, а мама с умилением наблюдает из окна спальни, как старший держит младшую за руку и несет ее портфель.

Как только мы поворачиваем за угол и мама теряет нас из виду, все резко меняется. Там ждет влюбленная в Игоря одноклассница, и он тут же всучивает наши с ним портфели мне и добавляет еще один – ее. Полусогнутая от тяжести двух портфелей и ранца на спине, я бреду за ними, соблюдая дистанцию в пять шагов, не имея права приближаться. Обычно в школу я еле вползаю, и первый урок отдыхаю от дороги. Но не жалуюсь. Это же мой старший брат! И я его обожаю!

Учусь я легко. Читаю так хорошо, что в первом классе меня показывают старшеклассникам, как некое чудо. Обычно первоклассники читают от 60 до 80 слов в минуту, а я – 120, иногда 130. Приводили меня и в класс Игоря. Я произвела фурор, и он меня всерьез зауважал.

Правда, немного мешало то, что я шепелявлю. При быстром чтении язык словно не помещался во рту, я пришепетываю и присвистываю на шипящих. Плюс ко всему выпали передние зубы, и Игорь все время дразнит меня: «Тереза, Тереза – два зуба, четыре протеза».

Обижаюсь, но недолго. Я вообще не могу на него обижаться.

По знакомству меня отводят к московскому логопеду, который гостит у своей мамы. Дверь открывает его шестилетний сын с игрушечным автоматом в руках. Он целится в нас, и вдруг звучит громкое «тга-та-та-та», мальчишка совершенно не выговаривает букву «р»! Он грассирует так, что слюна разлетается в разные стороны. Занятие с логопедом оказалось первым и последним. Вечером я подслушала разговор мамы с папой:

– Если его сын так картавит, чем он сможет помочь Аллочке? – спрашивает мама папу, рассказывая о визите к логопеду.

– Не мучай ее, – отвечает папа, – смотри, а то она еще и картавить вдобавок начнет.

Я шепелявлю и по сей день. Но теперь это называют моей изюминкой.

Мне – 8. Игорю – 14.

На зимних каникулах он учит меня курить. На сэкономленные от завтрака деньги мы покупаем сигареты «Бородино» в хозяйственном магазине на рынке. Они длинные, в желтоватой пачке с голубой полоской по центру и четкой черной надписью «Бородино».

Утром родители уходят на работу, оставив нам обычное задание – застелить кровати, помыть посуду, пропылесосить. Решили вначале поучиться курить. На улице морозно, выходить не хочется. Стоя у открытой форточки, Игорь предупреждает, что нужно втягивать в себя дым и, не выпуская его, испуганно, на одном дыхании сказать: «Иии… мама идет!» Потом выпустить дым и вдохнуть новую порцию. Я кашляю, задыхаюсь, меня тошнит, освоить курение не могу. Решаем прерваться. Игорь предлагает сыграть пять раз в шашки – кто проиграет, тот и моет посуду. Проигрывает Игорь. Потом играем в шахматы. Тут он король, и, конечно, меня разгромил. Нужен решающий бой, но на часах почти полдень – время обеденного перерыва у родителей, они должны вот-вот прийти. Я быстро мою посуду и убираю кухню. Игорь размахивает мокрым полотенцем, выгоняя дым из комнаты. Фу… кажется, пронесло, и родители ничего не заметили!

Мне – 10. Игорю – 16.

Он студент музыкального училища. Общежития у музучилища нет, и родители снимают ему квартиру на улице Дзержинского, 116. Бывшие одноклассники брата почти каждый день подходят ко мне на большой перемене и с завидной настойчивостью спрашивают его адрес. Я, чувствуя себя востребованной взрослыми друзьями Игоря, каждый день гордо повторяю заученный адрес. Спустя годы оказалось, что я настолько шепелявила, произнося фамилию Дзержинский, да и номер дома – 116, что ребята каждый раз долго хохотали, услышав мое произношение, потому вопрос повторялся снова и снова.

Игорь студент музыкального училища

Игорь. Летние каникулы

Мне – 15. Игорю – 21.

Летние каникулы.

Игорь ухаживает за красавицей Валюшей, у которой нет мужа, но уже есть ребенок. Мы каждый вечер уходим из дома вдвоем с Игорем погулять. Я всегда беру с собой книгу.

– А книга-то тебе зачем, – удивляется мама, – вы же гулять идете?

– Да осталось всего несколько страниц. Невозможно оторваться, – отвечаю я.

Мама в восторге от того, что я не расстаюсь с книгой даже на прогулке. А я сижу в парке со спящей в коляске дочкой Валентины и читаю, пока у Игоря свидание.

Мне – 16. Игорю – 22.

Я окончила первый курс музыкального училища и еду в гости к брату в Николаев. У меня итальянские туфли на высоком каблуке. Я впервые надеваю их, когда мы идем в яхт-клуб, где поет Александр Серов. Не верю своим глазам – передо мной актер Гойко Митич, сыгравший в фильме «Чингачгук – Большой Змей»! Ну просто вылитый Гойко Митич! А как он поет!

Я в восторге, впрочем, как и беснующаяся толпа поклонниц. Чуть позже Игорь знакомит нас, и я мгновенно влюбляюсь. Саша провожает нас какими-то дворами домой. Они говорят о чем-то своем, строят планы на будущее. Я ничего не слышу. В голове бьется одна мысль: «Как не опозориться и идти не хромая». Отекшие в новых туфлях на высоких каблуках ноги отказываются подчиняться. Ковыляя, я еле бреду, но рядом идет Гойко Митич, и я собираюсь с силами.

Саша все же видит мои страдания и берет меня за руку. Я боюсь потерять сознание от счастья. Но я еще совсем юная и, к сожалению, не вызываю у Саши никакого интереса. Игорь искоса поглядывает на одуревшую от счастья сестру и молчит. На следующий день, увидев мое поплывшее от влюбленности лицо, строго предупреждает: «Даже не думай! В него влюблены все девушки города».

Совсем скоро Саша прославится на всю страну. И уже не только местные девушки будут влюблены в него – десятки и сотни тысяч женщин будут сходить с ума по любимому певцу. А я буду гордо рассказывать подругам, как он однажды держал мою руку в своей.

Мы с Сашей останемся друзьями на всю жизнь, и однажды, много лет спустя, он мне скажет: «И чего я на тебе не женился!»

Мне – 17. Игорю – 23.

Больше всего на свете я мечтаю о джинсах в обтяжечку, расклешенных книзу. Они мне необходимы, потому что джинсы – это успех! Можно совершенно ничего не представлять из себя, но если у тебя есть джинсы – только непременно «фирменные», как тогда говорили – «фирма́», ты, без особых усилий, королева, и все поклонники – твои.

У Игоря первые заграничные гастроли в Польшу. Весь гонорар он тратит на мою мечту, и в придачу к ней я получаю еще и джинсовую сумку с американским флагом, и джинсовые сабо – шлепанцы на деревянной танкетке. Они несгибаемы и стучат, как колодки, но я модная и счастливая, с ног до головы одетая во все, что привез мне брат из Польши! Джинсы мне немного малы, их можно застегнуть только лежа, втянув живот. Но это не беда. Весь мир мне завидует, во всяком случае, мне так кажется.

Мне – 20. Игорю – 26.

Он лежит в больнице с двусторонним воспалением легких. Ранним утром стою под окнами больничной палаты и плачу. Полчаса назад умер папа и я, прибежав к Игорю в больницу, не знаю, как ему об этом сказать. Его будит медсестра и говорит, что под окном плачет девочка. Игорь все понимает, выходит, и мы молча идем домой. Почти у дома он тихо спрашивает: «Папа умер?» Я опускаю голову. Мы долго стоим, обнявшись, и плачем, не решаясь войти.

Игорь и я

Жизнь для нас разделилась на две части – с папой и без него. Для Игоря она изменилась еще и в том, что будучи еще вчера сыном, сегодня он стал главой семьи и добровольно взвалил на себя ответственность за нас с мамой. Оставшись мне братом, близким другом, он как бы становится еще и отчасти отцом.

«Игоречек, миленький, любименький! Почитай мне, пожалуйста», – проносится в голове…

И никто еще не догадывается, что впереди брата ждет успех, заполненные многотысячными поклонниками залы, совместная работа с мировыми звездами, с восторгом исполняющими его произведения, радости побед, настоящая сила и выдержка в тяжелые моменты испытаний, которых пришлось немало на его долю.

Я стараюсь всегда быть рядом с ним, как, впрочем, и он со мной! Я по-прежнему многому у него учусь и стараюсь быть похожей на него в работе, отношениях с друзьями, в преданности и ответственности за близких. Для меня важно ощущать его поддержку, и я надеюсь, что он знает, что я буду преданна ему до последнего вздоха.

Вот так мы и идем по жизни, понимая всё без лишних слов, принимая всё, что происходит с каждым без вопросов и осуждений. Это и стало основой нашей дружбы, уважения и любви друг к другу.

Кожаное пальто

Души предков живут в нашей памяти,

души потомков живут в наших мечтах.

Стас Янковский

Все кругосветные экспедиции русского флота начинались в Кронштадте, небольшом городке, расположенном на острове Котлин к западу от Санкт-Петербурга.

Здесь, у капитана второго ранга, служил денщиком мой прадед Константин Першогуба, родившийся в небольшой деревушке на Украине. Был он высокого роста, широкоплечий, по-крестьянски крепкий парень. Служба оказалась несложной: чистил форму и обувь, выполнял поручения и всегда находился рядом с капитаном.

В семье капитана подрастали две дочки, гувернанткой у которых служила девушка из местных. Звали ее Василиса. Она, как и прадед, была из бедной семьи, но грамотная. В то время хорошо успевающих учениц из бедных семей освобождали от платы за обучение. Так Василиса поступила в гимназию.

Для девиц, желавших приобрести звание домашних наставниц и учительниц, в гимназиях существовал дополнительный восьмой класс. Закончив его, Василисе удалось получить работу гувернантки сразу после окончания гимназии.

Со своим будущим мужем они впервые столкнулись в коридоре дома, где оба служили. Василиса, небольшого роста, с русыми волосами и большими голубыми глазами, была одета в скромное закрытое платье синего цвета с длинными рукавами и кружевным белым воротничком.

– Костя, денщик, – представился он

– Василиса, гувернантка, – смущаясь ответила она и, зардевшись, опустила глаза.

Он внимательно смотрел на нее. Хрупкая, белокурая, светлокожая, она казалась совсем другой, чем яркие темноглазые дивчины в родных краях.

Оба несколько мгновений молчали, потом заторопились по своим делам. С того дня Костя стал потихоньку наблюдать за Василисой. Она очень мило сердилась, когда хозяйские девочки баловались на лужайке и дразнили ее. Раскрасневшаяся Василиса не выдерживала и начинала хохотать вместе с ними. Была она девушкой образованной, городской, и это очень смущало Костю, но не помешало в первый же совместный выходной пригласить ее на прогулку. Василиса с радостью согласилась. Первым делом она привела его к Итальянскому дворцу, любимому месту в городе. В восьмом классе гимназии, наряду с Законом Божиим, грамматикой, литературой, географией и педагогикой, изучали историю и даже основы архитектуры. Все это сегодня пригодилось.

– Это здание было построено для Александра Меншикова, сподвижника Петра Первого и первого губернатора Кронштадта, – учительским тоном начала она экскурсию. Он молчал, внимательно слушая ее.

– Посмотри на дворец, – она продолжала с восторгом рассказывать, – его украсили пилястрами, барельефами и вазами. А на крыше – балюстрада и скульптуры.

Костя совсем потерялся в незнакомых словах.

– Кхм, да, – произнес он задумчиво, точно пробуя слово на вкус. – Пилястры…

Она вдруг улыбнулась.

– Ты что же не знаешь, что такое пилястры?

– Я, нет… то есть, да. Не знаю.

– Ну, это ничего, всегда можно узнать что-то новое, правда?

Он кивнул.

– Видишь, это такие выступы, очень красивые – архитектура!

И он повторил за ней, как ученик:

– Архитектура… – а потом, подумав немного, добавил, вроде бы не к месту, – я ведь всю жизнь служил.

Она понимающе кивнула и продолжила экскурсию.

– А вот здесь, перед зданием, вырыли пруд с фонтанами. Посмотри, какая красота! Знаешь, как этот бортик называется? – она заглядывала ему в глаза и ждала такого же восхищения.

– Верно, тоже что-то мудреное? Наверное, балюстрада? – И он, улыбнувшись, посмотрел на нее как-то по-особенному. Теперь пришла ее очередь смущаться.

– Нет, ты не знаешь?

– Не знаю, – подтвердил он и взял ее за руку.

– Ну, тогда давай просто любоваться красотой. Ты когда-нибудь видел такое?

Конечно, ничего подобного он не видел и любовался вместе с ней. Но еще больше он любовался раскрасневшейся голубоглазой Василисой.

Симпатия, возникшая в коридоре, где они столкнулись в первый раз, превратилась во влюбленность. С каждой встречей она нравилась ему все больше. Теперь, когда выпадали совместные выходные, гуляли вместе, и Василиса знакомила его с городом, потихоньку рассказывая о себе.

Служба подходила к концу, и Константин сделал ей предложение. Василиса с радостью его приняла. Они поженились и уехали жить к нему на родину, где и родился впоследствии мой дедушка – Семен Константинович Першогуба.

Семья прадеда была большой – три сына и дочка.

Жили бедно. Старший сын Семен, мой дед, был рабочим на заводе, потом пошел по комсомольской линии и его назначили освобожденным секретарем комсомольской организации. Рабочие его любили. Девушки заглядывались. Он хорошо пел, был веселым компанейским парнем и в женихах не задержался. Через год после женитьбы у него родился сын. Взлет по служебной лестнице оказался настолько стремительным, что его отправили на учебу в Москву.

Спустя полгода по возвращении его ждали две новости – назначение на пост секретаря райкома комсомола и уход жены к другому. Об измене и уходе жены он узнал в поезде, подъезжая к родным местам. Соседом оказался Петро, односельчанин, живший по соседству.

– Ты к ней пойдешь? – с любопытством спросил он.

– К кому? – недоуменно спросил дед.

– Ну, к твоей Зинке!

Дед вопросительно посмотрел на Петра, которого знал с детства.

– А к кому, по-твоему, я должен идти?

– Ты что, ничего не знаешь? – тихо спросил сосед. Та она ж ушла к Николаю, пасечнику, – помнишь его?

Дед ошеломленно молчал. Потом вздохнул и пробормотал что-то невнятное.

– Что? – переспросил Петро.

– Ничего, – ответил Семен. – Теперь уже ничего.

Он встал и вышел в тамбур. Петька побрел за ним.

– Семен, ты прости меня! Черт дернул, – оправдывался он, пока дед закуривал. – я думал, ты все знаешь. И чего этой Зинке не хватало? Не пойму.

Дед молчал. Затянувшись еще раз, спокойно сказал:

– Ты, Петро, иди. Мне нужно побыть одному. Теперь уж все равно.

И молчал до конца дороги.

На суде шестилетний Толя – сынок, сказал, что хочет остаться жить с отцом. Бывшая жена не возражала.

А Семен Константинович, так его теперь все называли, с головой окунулся в работу и вступил в партию. Работал много, с отдачей, и вскоре его назначили освобожденным парторгом большого завода. Жил он с сыном и ни на кого не заглядывался.

На этом же заводе работала библиотекарем только что окончившая библиотечный техникум моя будущая бабушка. Ей исполнилось всего 17. Дед влюбился сразу, увидев ее в первый раз, когда пришел туда за книгами.

– Вам какие книги интересны? – смущаясь, спросила моя будущая бабуля. – У нас новый завоз недавно был.

Вблизи он оказался еще симпатичнее, чем на сцене – улыбчивый, светлоглазый…

– А песенники есть у вас? Я петь люблю, – он, улыбаясь, смотрел на нее.

– Есть! – она давно приметила молодого парторга, который потрясающе пел на каждом заводском концерте русские и украинские народные песни. Особенно ей полюбилась «Степь да степь кругом».

На заводе работало много незамужних женщин, заглядывающихся на молодого парторга, а он выбрал молодую девчушку и вскоре позвал ее замуж. Влюбленная бабуля согласилась выйти за деда не раздумывая, не испугавшись того, что он уже был женат, есть маленький сын, да и большая разница в возрасте. Конечно, было не легко принять и полюбить чужого ребенка, но забегая вперед, могу сказать, что она сумела стать настоящей мамой для маленького Толи и он, став впоследствии директором крупного завода, всегда гордился и обожал ее всю жизнь.

Свадьба была веселой! Дед пел, играл на балалайке. В заводской столовой накрыли столы, в центре зала стояли две бочки пива, подаренные друзьями с пивзавода. За этот подарок на следующее утро его арестовали. Грозил срок, но рабочие завода настолько любили и уважали парторга, что добились его освобождения и возвращения на должность. Бабушке было 19, когда родилась моя мама, а еще через три года родилась моя тетя – Майя, мамина младшая сестра. Дедушка занимал всё более высокие посты, и все, кто помнили его, рассказывали, каким веселым, щедрым и гостеприимным человеком он был. Сколько бы людей не собиралось, – дед всегда был центром любой компании.

В конце сентября 1939 года был подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. В том же году, вернувшись с финской войны, дедушка получил назначение на должность заведующего земельным отделом горисполкома города Перемышль. Это был один из старейших городов Польши, половина которого отошла Украине.

Квартиру дед получил в знаменитом доме комсостава, в центре, на площади, где Старый рынок. Квартира была большой и светлой. Жили они в достатке. Бабушка, стройная, фигуристая всегда была красиво одета. Ее обшивала собственная модистка-полька. По утрам приходила молочница, приносила свежее молоко, творог и сметану. Бабушка хорошо готовила, в доме всегда было много гостей. Подросший Толик тоже хорошо пел, и они вдвоем с отцом выступали в офицерском клубе, где часто проводились мероприятия. За успехи в работе дедушку наградили поездкой на недавно открывшуюся в Москве Всесоюзную сельскохозяйственную выставку (ВСХВ), где ему торжественно вручили подарок – кожаное пальто. Подарком дед очень гордился и не снимал его даже в теплую погоду.

О войне заговаривали все чаще.

В подвале дома, где они жили, оборудовали бомбоубежище с кроватями и всем необходимым на первое время.

Река Сан, протекающая в центре Перемышля, разделяла город на две части. Самым большим развлечением для детей были походы в кино и на Замковую гору, откуда виднелся другой берег реки, где дислоцировались немцы. Мама вспоминала, как часами они наблюдали за немецкими построениями.

Немцы готовились к войне.

А русские наивно верили в подписанный Договор о ненападении.

За неделю до начала войны молочница вдруг потребовала полный расчет. Она уверяла, что на днях начнутся бои. Верить этой информации никто не хотел.

Было еще совсем темно, когда бабушка, внезапно открыв глаза, увидела за окном отблески зарева.

– Семен, проснись, что это? – испуганно спросила она деда.

– Спи! Все в порядке, – сонно ответил он. Вдруг совсем рядом прогремела канонада. Схватив с тумбочки телефон, он молча накручивал диск. Сказав всего несколько слов, повернулся к перепуганной жене и растеряно сказал:

– Это война, Маня. Война. Буди детей, и бегите в бомбоубежище.

И быстро одевшись, ушел.

Бабушка – Мария Ильинична

Семен Константинович и Мария Ильинична – бабушка и дедушка, когда поженились

Бомбить Перемышль стали сразу же, на рассвете. Как только бабуля с детьми спряталась в бомбоубежище, одна из первых бомб попала в дом и завалила подвал. Дед, вернувшись со своим водителем, раскапывал груды камней, обломки мебели, пытаясь найти их тела. Каково же было счастье, когда он нашел их живыми и невредимыми. Не раздумывая, он отвез их на железнодорожную станцию и благодаря офицерской брони отправил первым же поездом в родные места. По дороге на вокзал они с ужасом смотрели на город, превратившийся в руины. В машине у деда всегда лежало любимое кожаное пальто. Он накинул его бабушке на плечи и крепко ее обнял.

– Береги детей и себя. Скоро будем вместе. Спасибо тебе за все.

Это был их последний разговор. Бабушке было двадцать пять.

Добирались они в родные места мучительно долго, но наконец были дома. Временная передышка была недолгой. В тех местах начали хозяйничать румыны, славившиеся особой жестокостью. Бабушке, как жене офицера и политработника, нужно было немедленно собираться в эвакуацию. Измученные и изголодавшиеся, к лету 42-го они добрались до Средней Азии.

Краски Самарканда ошеломили. После долгой изнурительной дороги они оказались в раю. Открытые лавочки ломились от фруктов, отовсюду доносился запах жареного мяса, плова и свежеиспеченных лепешек. Рис, орехи, изюм, грудами лежащие на прилавках, толстые узбеки в разноцветных халатах, раскаленное солнце и синее небо, превращающееся в сумерки в фиолетовое, – все это был Самарканд. Холодные ночи, девять человек в крошечной комнате, отсутствие работы, еды – это тоже был Самарканд.

Каждое утро бабушка уходила на базар, пытаясь обменять что-то из вещей на еду. Поначалу «кормили» платья, ее красивые платья, сшитые модисткой в Перемышле.

Вскоре продавать стало нечего, и однажды моя восьмилетняя мама продала самое ценное из оставшегося у них – дедушкин кожаный плащ, за 300 рублей, то есть за буханку хлеба. Она была так горда совершенной сделкой, что никак не могла понять, почему бабушка расплакалась, узнав об этом.

Вторым по значимости местом в городе, после базара, был железнодорожный вокзал. Там останавливались поезда, можно было узнать новости и даже случайно встретить знакомых. Это и произошло однажды с бабушкой. На вокзале остановился санитарный поезд. Начальником поезда оказался дедушкин ближайший друг – врач Иван Антоненко. Столкнувшись на привокзальной площади, оба вскрикнули от неожиданности и радости.

– Где Семен? Как он?

Антоненко расспрашивал ее обо всем, рассказывал, что потерялся с женой и даже не знает, жива ли она. Вспоминали как собирались вместе, каким компанейским и веселым был Семен и какие пироги пекла Аня – жена Ивана. Как ездили вместе на рыбалку, как встречали последний Новый год перед войной. Казалось бы, совсем недавно, но была прожита целая жизнь. Совсем другая и уже такая далекая… Промелькнула мысль, а была ли та, довоенная, счастливая…

Узнав, как тяжело приходится Марии в Самарканде, Иван предложил перевезти их в Чкалов (сегодняшний Оренбург), где на руководящей должности работал его друг и куда направлялся санитарный поезд. На сборы Иван отвел совсем мало времени, но особо и собирать было нечего. Через час они уже были в пути. Работа в санитарном поезде нашлась для всех: стирали бинты, одежду раненых, разносили еду и воду, помогали чем могли. Наконец прибыли на место. Антоненко, как и обещал, устроил бабушку на работу и, разгрузив раненых, должен был возвращаться на фронт. Бабушка проводила Ивана и, как только отошел поезд, вдруг столкнулась с Аней – женой Ивана, с которой они потерялись.