Текст книги "Зона"

Глава 21

Влад

Влад не знал, сколько времени бежит. Просто бежал. Уже не надеялся, что когда-то увидит огни, сквозь деревья. Перестал надеяться, был близок к панике. Остановился отдышаться. Согнулся, уперев руки в колени, посмотрел на снег, освещаемый полной луной, и увидел, что стоит на лыжне. Он не верил своим глазам. Простоял какое-то время, не двигаясь, видя перед собой только лыжню. По лицу на снег стекали слезы. Неужели добежал? Выпрямился. Вытер слезы. Надо продолжать путь. Впереди деревья редели, просматривалось пространство опушки. Туда и пошел. В голове крутилась только одна мысль: «Значит, не заблудился, добежал, ай, да я!». Поднялся на пригорок и увидел внизу город, мерцающий ночными огнями. До него пешком не больше километра. «Сначала в баньку на окраине, чтобы смыть пот и привести себя в порядок.

«По одежке не определят, что ты зек, если задержат, а вот по запаху и небритости могут заподозрить», – сказал Хан, – это самое первое».

Он был прав, бани в пригороде, больше похожем на деревню, отстояли от дома на приличном расстоянии. Если учесть, что ветер от домов, собаки его не почуют. Не торопясь, перелез через изгородь, состоящую из горизонтально прибитых досок, и зашагал к бане. Хан говорил, что народ здесь живет открыто. Действительно, баня оказалась заперта только на щеколду. Влад осторожно, не производя шума, открыл дверь и вошел внутрь. Холод закрытого помещения, чуть меньше холода снаружи. «Естественно, к приходу баню не топили, потому что не ждали», – иронично, вслух, сказал Влад. На ощупь определил, что вода в бочке покрылась льдом. Решил расковырять его ручкой от ковша, который стоял на полке. Лед оказался не толстым, видимо в бане стирали или мылись прошлым вечером. Подошел к окну. Месяц освящал подоконник. Он увидел бритву и мыло. Очень осторожно, боясь порезаться, тщательно выбрился. Потом оторвал от сохраненной простыни кусок, намочил его и вытер тело, предварительно раздевшись до пояса. Затем оделся. Осмотрелся: никаких следов пребывания чужого человека, не оставил. Довольный собой, немного постояв у двери, прислушиваясь к внешнему миру, осторожно, оглядываясь, вышел из бани и направился в сторону, откуда пришел. Там за огородами по тропинке, дошел до железки, все, как говорил Хан, за ней начинался город. По окнам, в которых зажигались огни, Влад понял, было около шести часов.

Надо поторопиться. Хан сказал, до центра не менее часа. Лучше дойти до рассвета.

Влад шел по незнакомому ночному городу и вспоминал первые дни в тюрьме.

Их привезли поздно вечером, когда уже все спали. Караул торопил окриками: «Пошли, пошли, живее»! Он спрыгнул с машины и побежал. Зек, бежавший впереди, притормозил и Влад налетел на него. Тот, обернувшись, пнул его в пах. Влад согнулся от боли, но в следующий момент нагнал, развернул и дал ему в морду. Завязалась драка. Его скрутили и бросили в узкое помещение без окон. Все, что он увидел, за короткий момент, когда заводили, это тонкий матрас, брошенный на пол и унитаз, стоящий в углу. Дверь закрылась. Валерка оказался в полной темноте. Он слышал об этих камерах. Их называли изолятор. Зеки не любили рассказывать о них.

Влад на ощупь определил размеры камеры: от войлочного матраца до противоположной стенки, можно дотянуться рукой, и от матраса до унитаза такое же расстояние. От него страшно воняло, и Влад передвинулся на противоположный конец крохотного помещения, но это не спасло от запаха. Вся небольшая комната воняла зловонием. Свет пробивался через полоску под металлической дверью. От злости, стукнул кулаком по полу. «Он же не виноват, но именно его заперли в ШИЗО». Встал и больно ударился головой о потолок. Его затошнило от осознания, что закрыт в эту клетушку без света, где невозможно выпрямиться в полный рост. Никогда не страдавший клаустрофобией, запаниковал, начал задыхаться. Упал на колени, не понимая, что делает, подполз к щели двери, начал звать на помощь. К его счастью, все были заняты, и никто не услышал криков. А он, поняв, что никто не слышит, начал барабанить в дверь. Это была истерика. От двери переходил к стене и барабанил в нее тоже. Наконец, измотанный, упал на колени и заплакал, жалобно скуля, чтобы его выпустили отсюда. За дверями стояла тишина.

Очнулся от звука. В маленькое отверстие внизу двери протолкнули кружку. Безразлично посмотрел на нее. Свернулся калачиком и снова уснул. Когда проснулся, решил не думать о том, где находится, чтобы не сойти с ума. Лежал и вспоминал: о жене, отце с матерью, институте. В воспоминания врезались мысли о камере – этом маленьком замкнутом пространстве, очень напоминающем могилу, только что не заваленную землей, где разрешают дышать зловонным воздухом. Несколько раз в отчаянии порывался встать с матраса и барабанить в дверь, но всякий раз удерживал себя, боясь наказания, а еще хуже продления срока отсидки в изоляторе. Решил, что его мысли надо систематизировать и не вспоминать о помещении, которое должно сломать тебя.

В школе Влад был крепким троечником. Это не отражало его истинных знаний, но укрепило позицию лидера среди мальчишек. Отличники, как правило, в их компанию не входили, считались занудливыми и заносчивыми. Отличников были единицы, а троечников – большинство. Все друзья Влада – троечники. Однако, дома он много читал, интересовался философией, поэзией. Умел многое делать своими руками – отец учил. Заменить перегоревшую лампу, прибить гвоздь, починить утюг – делал запросто. В компании парней это считалось мужским делом.

Сейчас, в изоляторе, решил вспомнить стихи, которые когда-то учил наизусть. Сначала, читал про себя, а потом вслух. Когда ему надоедало, вставал на колени и ползал по полу камеры, размеры которой не удовлетворяли ни одним санитарным нормам. «Поэтому, наверное, название этим страшным камерам – ШИЗО», – думал про себя Влад. «А еще эти камеры должны раздавить, чтобы ты чувствовал себя ничтожным и боялся сделать неверный шаг: шаг влево, шаг вправо и уже в ней». «Я выдержу: «Уж, лето осенью дышало», Я выдержу: «Как упоительны в России вечера», Я выдержу: «Добрый доктор Айболит он под деревом сидит…»

Когда дверь открыли, он зажмурился от света и философски подумал: «Свет, тоже может навредить». Было безразлично, что срок подошел к концу и его выпускают. Он выиграл этот бой – он «не боится карцера».

Дорога, как и говорил Хан, привела на площадь, где стоял, уцелевший Ленин. Рукой он показывал направление, в котором предстояло идти. В нужном ему доме горел свет – видимо, хозяева любили вставать рано. Он обернулся, осмотрелся кругом – вокруг никого не было. Подошел, позвонил. Дверь автоматически открылась. Вошел в дом, никто не встретил. Постучался в косяк двери, ответом была тишина. Из прихожей по коридору, прошел в зал. Там было тепло и уютно. Уселся в кресло напротив растопленного камина и не заметил, как уснул. Часы показывали без четверти восемь.

междуглавие

Владимир Иванович посмотрел на часы – без четверти восемь. Он почувствовал усталость – еще бы не спать целую ночь. Думать ни о чем не хотелось, а надо принять серьезное решение, но прежде обдумать его. Позвал личную охрану, они возвращались в дом, стоящий в тайге на расстоянии десяти километров от тюрьмы. Возвращались туда, откуда начали охоту.

Хан, пытался хоть немного поспать, но боль не отпускала. Он, молча, бродил по пустой камере, обдумывая свое положение, и моля Бога о Владе.

Владимир Иванович легко, бегом, поднялся на второй этаж в свою комнату. Лег на белоснежные крахмальные простыни, укрылся пуховым одеяло, повернулся набок, в надежде уснуть, но сон, как испарился. Ему больше не хотелось спать. Он готов действовать – бежать, догонять, бить, если надо убивать. «Адреналин», – мелькнуло в голове.

Глава 23

Валерка

Ему шел семнадцатый. Еще год и он закончит школу, но в другой стране, не в той, которой начинал учиться. Советскую стабильность заменил полный разгром и развал, когда-то огромного и дружного союза. То там, то здесь слышал и видел полную безнаказанность и произвол. Существовала ли страна в это время? Валерка не мыслил такими категориями. Его интересовало собственное благополучие, деньги. Он смотрел телевизор и видел, как создаются и рушатся финансовый пирамиды, как люди, присвоив чужие деньги, сматывались на Запад. Страна, жившая по законам, превратилась в анархическое государство, в которой за преступления не наказывали. Чем чудовищнее по своей жестокости преступления, тем дальше прятали улики сами правоохранительные органы. Экономические преступления в особо крупных размерах не рассматривались в судах вообще. Наживались на государственных деньгах все, кто стоял ближе к ним. Старики жили на свою нищенскую пенсию, умудряясь кормить своих детей, для которых не нашлось работы. Страна опустилась во мрак, а, как известно, в «мутной воде хорошо ловится рыбка».

Шел 1992 год.

Весь год десятого класса, он прислушивался к разговорам одноклассников и узнал много полезного для себя. Например, где работают родители, сколько получают, у кого мама сидит дома, а кто живет с бабушкой. Вся собранная информация заинтересовала его и пошла на пользу, как думал он. Все услышанное записал и проанализировал. Оказалось, что из всего класса только пять семей жили на широкую ногу. Они разъезжали на крутых тачках, имели дома цифровики – компы, технику и, естественно, деньги. Ему показалось странным, что Влад и его подружка, не входили в это число, но думать о материальном положении их семей не хотелось. Именно, эти пять человек заинтересовали Валерку. Слепки с ключей решил сделать на уроках физкультуры. Раздевалка общая. Одноклассники убегали, разбросав вещи, поэтому не стоило беспокоиться, если чей-то портфель, вдруг окажется открытым, или окажется не на своем месте. Одно слово – бардак в раздевалке. Слепки сделал очень быстро, в течение недели. Так, из любопытства, открыл ранец Влада, но ключей там не оказалось. «Бабушка дома, – подумал Валерка, – любимого внучка ждут дома с горячим обедом». Обида резанула по сердцу. «Ничего, он отомстит им всем напоследок за их нелюбовь и презрение к нему «безродному».

Наметил дни посещения их квартир, чтобы определить, ценные вещи, которые можно взять. Еще лучше, понять, где лежат деньги.

Какие же они все доверчивые оказались. Валерке ничего не стоило осмотреть намеченные пять квартир. Все, как будто, ждали его. Кормили, интересовались, как он живет, сочувствовали, давали сладкое на прощание. Еще бы, он же полный сирота остался. Валерка очень хорошо запомнил детские уроки – люди жалостливы.

К лету закончил свою подготовку. Оставалось сделать ключи. В своем городе он не решился на это, да и лучше не светиться самому, а попросить, за деньги, кого-нибудь из незнакомых людей.

Он поехал в Москву, на площадь трех вокзалов. Сел напротив Ленинградского и стал наблюдать.

Что может увидеть человек, который в спешке, два раза в день проходит по этому, грязному криминальному месту – ничего. А, если посидеть день другой, увидишь жизнь, которая не сегодня сформировалась здесь. Девчонки, прилично одетые, стоящие в ожидании, когда их окликнет сутенер. Парень в бейсболке, с улыбкой на лице и распростертыми объятиями, подходивший, вероятно, к постоянным клиентам. После недолгого разговора, он провожал их к стоянке машин. Клиент садился в крутую тачку, а парень возвращался выполнять свою работу дальше. Приезжие работяги, в надежде найти хоть какую-то работу, стояли напротив метро, не смешиваясь с остальными. Бомжи, бродившие тут же, просящие у каждого на хлеб, а реально на спиртное. «Дозорные» отслеживавшие зазевавшихся пассажиров и взглядом направлявшие воров к оставленному багажу. Милиция, лениво реагировавшая на кражи. В общем, как понял Валерка, здесь существует не стихийная, а вполне сформированная годами, жизнь.

Того, кого он искал, увидел во второй день. Парень лет четырнадцати, ждал толпы, идущей с электрички, вливался в нее, а потом выныривал в другом конце вокзала. К нему никто не подходил и Валерка, по наивности подумал: «Если тырит, то мелочь. Такой, шустрый мне и нужен».

В полдень, когда жизнь вокруг вокзала замирает, а народ рассасывается, Валерка подошел к нему. Тот жевал вкусно пахнущий бутерброд. Он сглотнул слюну и решил, что купит такой же, но сначала дело. Показал ему слепок и спросил, может ли тот сделать с него ключ. Парень хитро прищурился, помолчал, а потом спросил: «Сколько дашь?» Валерка показал остальные четыре и пообещал парню пятьсот. Тот, молча, взял их, сказал, чтобы приходил завтра в это же время с деньгами и ушел в сторону метро. Назавтра, как он и обещал, отдал готовые ключи, взял деньги и снова ушел в сторону метро.

Валерка посмотрел ему в след и отправился к электричкам.

Дома, разложил их на тетрадные листы с написанными адресами и номерами очередности. Осталось определить дни. Еще раз взял свои записи и решил, что после первой квартиры, сделает перерыв. Понаблюдает, что последует дальше.

Итак, день настал. На душе у Валерки было неспокойно. Вспомнил, как он боролся со страхом, перед первым делом. Да, все повторялось. Неизвестное всегда пугало его. Первое крупное дело – это не тырить мелочь в раздевалке, это настоящее дело. Приказал себе не думать о предстоящем, но сердце заходилось. Мог ли он послушать себя? Нет. Был слишком мал и самонадеян.

Взял ключи с тетрадного листа, на котором крупно написана цифра один, и вышел из квартиры. Спрятал свои собственные ключи в надежное место в подъезде и вышел на улицу. Бейсболка, футболка, трико, кроссовки: одет, как все. «Если описывать будут, кого видели около дома, ничего конкретного не вспомнят», – подумал Валерка.

Всю полезную информацию, брал из крутых детективов, которые шли по телику. Школа неплохая, есть чему поучиться. Ненавидел заумные детективы: типа Пуаро, считал, что все должно быть очень просто, как и сам главный герой.

Подошел к дому, где находилась квартира. Сел на детской площадке в ожидании.

Консьержка ушла на обед в два. В два ноль пять он поднимался по запасной лестнице. На миг, показалось, что кто-то идет за ним. Остановился, прислушался: сердце бешено билось в груди. Показалось. Успокоился. Подошел к двери, вставил первый ключ, прокрутил два раза, потом второй ключ, снова два раза, толкнул дверь – она открылась. Вынул ключи и положил в карман. Шагнул в квартиру и тут его кто-то одной рукой обхватил за талию, второй закрыл рот и втолкнул в квартиру. Он повалился на пол. Мимо пробежали два мужика, третий стоял над ним и делал знак молчать. «Что, сученыш, решил в одну харю, а немного ли?» – сказал мужик тихо на ухо. Потом поторопил сообщников, чтобы те «шевелились». Вынул из сумки мобильник, позвонил и коротко скомандовал: «Машину!», затем, крикнул в комнату, чтобы «поторапливались, через минуту надо уходить». Вероятно, минута уже прошла, потому что сообщники вышли в прихожую со словами: «Сделано». «Где деньги?» – спросил мужик, который держал Валерку, скорее всего, это был главарь. Ему протянули пакет. Он хмыкнув, сунул его Валерке: «Держи!» Затем подошел к двери, прислушался, коротко скомандовал: «Пошли!» Напротив подъезда стояла машина с фургоном. Все наворованное, мигом сгрузили внутрь, сели сами. Мужик контролировал Валерку, и ему ничего не оставалось, как тоже запрыгнуть в фургон.

Глава 24

Они не пощадили его. Ограбили за последующие два дня еще три квартиры. А чего ждать – ключи малец подготовил, да и адреса все сразу выложил, только припугнули. На последней, пятой квартире они погорели. На ней бы и Валерка погорел. Не знал, что она таила сюрприз для воров – сигнализация находилась в потайном месте. Хозяин с выдумкой оказался. Сигнализация, завыла на весь дом, а выходивший из подъезда жилец, закрыл входную дверь, подперев ее палкой. Так их повязали.

В СИЗО сидел отдельно от мужиков. Перепуганный, шокированный, всем произошедшим, рассказал следователям все, вспомнив и про «щипача». Мужики подтвердили его слова, но за «щипача» обещали отомстить. «Не разевай варежку, когда тебя об этом не просят, – бери вину только на себя, и забудь про остальных» – сказал главный, при короткой встрече в суде.

Получалось, что организовал и приготовил все он, а их попросил «подсобить». Срок дали на всю катушку, но войдя в его положение: жил один без матери, срок «скостили» до четырех лет. За то, что прилепил к этому делу «щипача», по полной катушке получил в зоне.

Он долго не мог прийти в себя. Все случилось очень быстро. Как только выдержал все это?

Сидя в камере предварительного заключения, часто думал о случившемся. Был уверен, что все просчитал. Не мог и не хотел понять, что в одиночку взялся не за свое дело. «Щипача» не принял всерьез, думая, что тот работает только на себя.

Впрочем, все попадают первый раз по неопытности и излишней уверенности в себя. На «домушничестве» и воры со стажем горят. При его подходе к делу, кропотливой разработке всех деталей, будущее сулило превосходные результаты. Из произошедшего сделал вывод – от начала и до конца все делать самому, никому не доверяя.

Глава 25

Тюрьма приняла его жестоко.

Ночью, крепкий сон прервали насильно. Накрыли одеялом и поволокли. Валерка дергался, пытаясь освободиться от навалившихся парней. Его подтащили к унитазу и сняли штаны. Поняв, что хотят с ним сделать, собрал все силы, попытался освободиться. Силы оказались не равны, не смог вырваться из цепких рук, державших его. Парней, для его силенок, оказалось слишком много. Кто-то со всей силы треснул по голове и Валерка подбородком ударился о край унитаза. Кровь потекла вниз по шее на грудь, но он не чувствовал боли, потому что ее перекрыла другая, обжигающая боль. Его насиловали жестоко все и не по одному разу. Потом просто оставили здесь же, около унитаза, всего окровавленного. Когда пришел в себя, дополз до кровати, но на второй ярус подняться не было сил. Впал в беспокойный сон, пробуждаясь при каждом скрипе пружин. Утром никто не смотрел ему в глаза. Парни вели себя, как ни в чем не бывало. К нему подошел один из них и сказал коротко: «Это тебе привет от «щипача»! Так началась его тюремная жизнь.

Пришлось жить со всем этим и он жил, затаив злобу. На всю жизнь запомнил их лица и не сотрет из памяти, пока не убьет всех. Такого Валерка не мог простить. Потихоньку собирал о них сведения. Это он умеет делать, будьте спокойны. «Никто не должен остаться живым» – дал себе обет Валерка. С этой злобой и жил. Эта злоба помогла выжить в тюрьме.

Его еще раз пытались изнасиловать, не в камере, на работе. Страх парализовал Валерку так, что он начал задыхаться и синеть. От него отстали. После этого случая начались приступы в виде спазматического сжатия горла, его реакция на страх.

Кроме работы они ходили на кружки. Он выбрал театральный. Почему? Потому что там работала женщина очень похожая на ту, которую увидел однажды в шестом классе и влюбился в нее наивной мальчишеской любовью. Все, шло с детсва.

В конце шестого класса, назначили родительское собрание, посвященное итогам года и проведению планового ремонта в классе. Мать обычно не ходила на них, ссылаясь на свою усталость. И в этот раз Валерка думал, что она не пойдет, но поставил ее в известность. Настал назначенный день и мать засобиралась. Валерка удивился, но не отговаривал ее. Они оделись в чистые праздничные вещи и вдвоем пошли на собрание. Именно вдвоем, такое условие проведения собрания, чтобы все участвовали в жизни класса. Они сели за Валеркину предпоследнюю парту, в ожидании начала. Родители входили в класс со своими детьми и, перебросившись парой приятных фраз с классным руководителем, садились за парту своего ребенка. Валерка внимательно следил за входившими родителями. Они очень походили друг на друга – родители и дети. Он тоже походил на мать. Она часто ему говорила: «Валерка, а ты вылитый я в детстве, глянь фотокарточку, – она вытаскивала старую школьную фотографию, на которой сфотографирован ее класс, тыкала пальцем на девочку с косичками, – видишь, ну я, копия».

Наблюдая за родителями, он сравнивал женщин со своей матерью. Конечно же, они оказались не в ее пользу. Одета плохо, да и выглядит, как старуха. Валерке стало неловко за нее. Он отодвинулся на край парты. В очередной раз, когда дверь открылась, в класс вошла молодая красивая женщина. Валерка не мог понять, что в ней так притягивало? Она вся светилась. Валерка еще не знал, что такой свет может исходить только изнутри. Она улыбалась, когда разговаривала, улыбалась, когда мимолетно взглянула на Валерку. Ее чувства казались искренними. Валерка завороженно смотрел на нее. Не понимая, что делает, встал, подошел и понюхал, как нюхают цветы. Она пахла свежестью и чем-то сладким, напоминающим конфеты. Присутствовало еще что-то, но Валерка не мог понять «что»? Около нее хотелось стоять, не отпуская от себя ни на миг. Он глядел на нее широко раскрытыми влюбленными глазами, пока она разговаривала с классным руководителем. Кто-то ее позвал: «Мама»! Валерка опомнился и посмотрел на девчонку, взявшую за руку эту необыкновенную женщину. Девчонка Влада – ее дочь. В сравнении со своей матерью она смотрелась гадким утенком. «Что только нашел в ней Влад»? – зло подумал Валерка – она нарушила его идиллию. Потом в течение всего собрания, не сводил с нее глаз. Он влюбился. В первый раз. Что происходило потом? Ходил под окнами, заглядывая, в надежде увидеть ее, и, конечно же, всем сердцем ненавидел мужа. Ненавидел или ревновал? Вряд ли он разбирался в этом. На всю жизнь она осталась эталоном его женщины.

В колонии, увидев знакомые черты в руководителе театрального кружка, не задумываясь, записался. Все смеялись и говорили, что такому, как он, играть только Кощея или вампира. К счастью Валерки, все ошибались. Именно артистический талант спас его, когда пришло время перевода из детской колонии в тюрьму. Его оставили за талант изменяться до неузнаваемости. На концертах с удовольствием пародировал знаменитостей, не стесняясь, переодевался в женское платье, копировал походки своих сокамерников. В общем, на сцене он нравился больше, нежели в жизни.

Вела кружок вольная наемница, жена офицера. Часть, где служил ее муж, находилась в городе, недалеко от него располагалась и колония для несовершеннолетних, куда она устроилась работать.

В нее влюблялись все, кто ходил на кружок. Мальчишки таскали ей в подарок конфеты, печенье, вафли. Откуда брали? Она все подарки, складывала в шкафчик. Наивные, думали, что, принимая подарки, она оказывает им особое расположение. В конце недели, в пятницу, она вытаскивала из этого самого шкафчика вазу, полную печенья и конфет. Прибавляла торт, принесенный ею, и все, вместо занятий, пили чай. Первый раз, мальчишки, увидев свои подарки на столе, покраснели, а потом весело болтали, подливая каждый себе в кружку заварку индийского чая.

Чай пили по-домашнему. Они много разговаривали о жизни, но не в колонии, а о той, настоящей. Рассказывали о родных, письмах, приходивших от них и о будущем. Каждый мечтал выйти отсюда и никогда не попадать в подобные заведения. Эти разговоры – мечты, согревали, растапливали лед, накопившийся в душах мальчишек.

Они не перестали носить конфеты своей «любимой училке», напротив, каждый стол, накрываемый на чаепитие в пятницу, становился роскошнее предыдущего, где еще можно попить чай в компании красивой молодой женщины?